Ветер, кровь и серебро

Счастье застило Игорю глаза, домой в ту ночь он вернулся чуть ли не с первой зорькой, ещё долго блуждая меж заснувших дворов. Лёшка, тихонько посапывая, даже носом не повёл, когда мужчина ненадолго остановился около него, поправив покрывало и удостоверившись, что места тому достаточно. Начеркав записку с указанием разбудить его попозже и сбегать к Дмитрию, он оставил её на столе в горнице, где по утру точно найдут Матвей Ефимович или Прохор, а сам отправился спать, ещё долго проворочавшись с боку на бок, но не от тёмных мыслей и отчаяния, а от безудержного чувства чего-то большего, распирающего грудь. Даже пробуждение, состоявшееся всего через пару часов, не омрачило прекрасного настроя Грома. Наскоро умывшись и причесав слежавшиеся вихры, Игорь вышел во двор, хозяйским взглядом окинув дом. Если серьёзно подходить к той затее, что сейчас рождалась у него в голове, хозяйством нужно было заняться плотно. Купеческую дочку, привыкшую к хоромам и роскоши, абы куда не посватаешь, да и выкуп за неё отцу надо будет предоставить знатный. К тому же хотелось покрасоваться перед честным народом, чтобы не думали, что Гром совсем хватку потерял и спился окончательно от горя. Пока он прикидывал, чем стоит заняться в первую очередь, и наскоро провёл ревизию погреба и кладовых, прибежал парнишка с ответом от Дмитрия, что тот с радостью навестит Грома и совсем скоро явится пред очи старшего друга. В доме и на дворе царило какое-то приятное оживление, будто вместе с самим Игорем из забвения вернулись и все его окружающие. Спальное место Лёшкино оказалось пустым, но Прохор заверил, что видел мальца только что на кухне, выпрашивающим у строгой Третьяны уже который пирожок, тогда как предыдущие тот умял с молниеносной скоростью. Расслабившись, Игорь и сам понял, что уже не прочь перекусить, да только начинать трапезу без гостя было невежливо. Дождавшись, пока накроют на стол, Гром пошёл искать запропастившегося Лёшу, чтобы усадить за стол и накормить уже по-человечески, а не утянутыми из-под чужого носа кусками. Долго искать не пришлось, он нашёлся сам, выскочив из-за угла и чуть не ломанувшись с низенькой лестницы, будто за ним тысяча чертей гналась, когда наступил на слишком длинный для него подол чужой рубахи. В последний миг ухватив того за шкирку, Игорь поставил Лёшу на ноги и удостоверился, что курносый нос в целости и сохранности. — Прохор! — позвал Гром служку для нового поручения. — Раздобудь ему одежку по размеру. Не хватало, чтобы убился ещё, негодник. И в столовую потом его приведи, гостя вместе встречать будем. — Будет сделано, — кивнул Прохор, уводя мальца за собой куда-то вглубь дома. Долго ждать Диму не пришлось, за домашними хлопотами Игорь и не заметил, как забрехали во дворе собаки, приветствуя давнего знакомца. Гром тут же направился во двор встречать гостя, застав того с интересом разглядывающим Лешку, улепëтывающего от индюка. Птица, истошно горланящая на всю округу, неслась за мальцом, который нашëл единственный способ спрятаться от неë, прикрывшись Игорем. Индюк, осознав, видимо, что такой противник ему не по зубам, удалился, важно покачивая красной кожистой головой. — Весело у вас тут, — заметил Дима, подходя ближе. — Не жалуемся, — ответил с улыбкой Гром. — Лëша, поздоровайся, это Дмитрий… — Просто Дима, я хороший друг Игоря, — Дубин присел на корточки перед мальчиком и протянул ему ладонь для рукопожатия. — А ты давно тут живёшь? — лукаво прищурившись, поинтересовался Дима и заметил, как Гром закатил глаза, уверенный в том, что эту сплетню уж точно разнесли все кому не лень. — Здравы будьте, — выглядывая из-за чужих ног, за которыми спрятался, Лешка чуть наступил веснушчатый нос и протянул руку в ответ. — Неа, одну ночь только. — Не смущай мне мальца. Пошлите, стол уже стынет, нас только ждет. Только заслышав об угощениях, Лёша сорвался с места, прогрохотав по лестнице, он влетел в дом и, Игорь был уверен, уже занял лучшее место за столом поближе к кулебяке и каше. — Ты меня знатно удивил приглашением, думал, и не вспомнишь уже, — подчёркнуто скупо подчеркнул Дима, когда они последовали вслед за ребёнком. — Что ж ты из меня изверга тоже делаешь? Извиняюсь, я, Дим, как никогда не винился перед тобой. За грубость, за то, что от помощи твоей отказывался… — И рычал… — встрял Дубин, и тут Игорь понял, что друг над ним просто издевается. Простит его Димка, давно простил, но самолюбие его задето было страшно, потому и не появлялся он больше на Громовском подворье. — И рычал почем зря, — согласно кивнул Гром, усаживаясь за стол. — Поздно уже голову пеплом посыпать, да и не люблю я этого. Осталось только делами благими пред тобой провинность загладить. Я правда скучал по тебе. Дима глянул на него исподлобья, подвигая ближе к себе стакан с компотом. Еда пахла невообразимо аппетитно, что даже у позавтракавшего вроде с утра Дубина голодно загорелись глаза. На Лёшку без улыбки смотреть было невозможно, тот ел так жадно, будто не умял буквально полчаса назад несколько пирожков. — Мне казалось, что тебе тут скучать не дают, — задумчиво протянул Дима, но столько ехидства было в его голосе, что Игорь не сомневался, тот следил за его жизнью внимательнее прочих. — Полнятся разговорами княжеские палаты, я туда в последнее время вхож, так что много чего интересного слышал. Уплетающий кашу за обе щёки Леша вдруг как-то притих, насторожившись и приготовившись слушать последние сплетни, подтверждая одну известную всем истину — мужики сплетники хуже баб. — А ты чего уши развесил? — заметив это, поддел мальчишку Игорь. — Сбегай-ка в Прохору, скажи, пусть запрягают коней, прогуляемся после. Дождавшись, пока насупившийся от обиды мальчишка скроется с глаз, Дима продолжил разговор: — Извини за наглость, но раскрою тебе небольшой секрет — князь с княгиней поспорили, мол, что Громы с Пчёлкиными породнятся в ближайшем времени, не знаю даже. То, как вы прогуливаетесь, ни от кого не скрылось, но насколько далеко у вас всё зашло, я уж не знаю. — Хитёр князюшка наш, ой и хитёр. Спорить с тобой не буду и прямо первому среди остальных скажу, любо мне с Юленькой, страшно как хочу, что она в этом доме стала полноправной хозяйкой. Да только рано пока об этом думать, вот праздник скоро будет, объясниться с ней хочу. А там уже и сватов засылать можно, — довольно улыбнувшись, Игорь закинул руки себе за голову и шумно почесал затылок. — Хочу, чтобы этонаше с ней решение было. Рано вы меня все хоронить начали, меня ещё невеста ждёт. — Право слово, князь у нас не только правитель, так и ещё и сваха, — поражённо хмыкнул Дмитрий, потирая жиденькие светлые усы и бородку. — А дальше как? Ты, может, в дружину вернёшься? — Не дождётесь, — ответил Игорь, посмеиваясь. — Такой радости Сергею я точно не доставлю. И так он слишком большое влияние в моей жизни имеет, чтобы я ему её полностью в руки доверял. Снова. — Я всё хранил на это надежду, — откровенно показывая собственную грусть, ответил Дима. — Без тебя совсем от рук все отбились. — А кто тебе запрещает ко мне за советом в гости заглянуть да уму-разуму командирскому научиться? Вот то-то же. Ты всегда был и остаёшься в этом доме желанным гостем, несмотря на всё, что было. — Я-то понятно, ты от меня не избавишься так просто. Но ты мне другое скажи, малец тебе зачем? Девица понятно — над сердцем никто не властен, влюбилось, и всё тут. Ты его как котёнка на улице подобрал, и вот я всё не понимаю, реально пожалел или перед Юлей показаться лучше захотел? Если последнее, то это дело брось, такие, как он, на ласку и доброе слово падкие, привяжется малец, а ты наиграешься и выкинешь байстрюка нерОдного на улицу, как только у вас с Юлей свои пойдут… Игорь от такой наглости даже дар речи потерял, мало от кого он мог выслушать нападки, и Дима относился к этим немногим, но у всего есть предел. — Стоять, вороные! — Игорь тяжеловесно ударил ладонью по столу, прерывая друга на полуслове и не давая продолжить безосновательные обвинения. — Ты на меня напраслину не наводи. Перед девушками я ещё не красовался, — фыркнув, поражённо продолжал Гром, не понимая, как такое у него в голове вообще сложилось, чтобы такими обвинениями сыпать. — Как ты всё просчитал. Не знаю я, как всё дальше сложится, хоть руку на отсечение бери, не знаю. Может, он сам сбежит через пару дней, а может, я его перед всем честным народом родным сыном признаю. Я когда вой его услышал, сам себя не помнил. А вечером смотрел на него и всё с Костиком сравнивал, мол, тот в его возрасте не такой, а этакий был и смотрел, и говорил по-другому, будто сам себя убеждал, что это не он, не вместо него мне послан. Из дому выгонять я его не буду, меня и сама Юля в жизнь за такое не простит. — Не горячись ты так, — мирно улыбнувшись, произнёс Дима. — У самого сердце за таких болит. Ты в городе редко бываешь, не замечаешь, наверное, сколько таких беспризорников попрошайничают. — Вот за них и переживай, а за этого не надо. Всё, забрали с улицы, будет теперь досыта есть и спокойно спать, коли сам дурость не сделает. А князь куда смотрит, если всё так плохо? — Да куда он смотреть может, — махнул рукой Димка. — Благо, княгинюшка, свет наш, нет-нет, да и заведёт об этом разговор. Её молитвами да речами сладкими несколько домов сиротам отдали и смотрителей назначили из шаманов, чтобы те произвола не допускали и грамоте учили, а там чуть подрастут и в подмастерья принимать можно. — Кто бы сомневался, — Игорь вздохнул, будто другого ответа о Сергее и не ожидал. — Ему земли новые да подвиги подавай, а про последствия думать не царское дело. — Ну-ну, мы вот с княгиней здесь и встретились, вдвоём думы думать легче. — Ох не заревнуют вас? — Да брось ты, ещё я в полюбовники Ольге не набивался, у меня супружница любимая имеется. — Вот и ладненько. И всё же, совет нужен будет — хоть днём хоть ночью приходи, подумаем и обсудим. Закончив с поздним завтраком, они вышли из дома и направились к конюшням, где между лошадьми вертлявой юлой уже крутился Лёшка. Каждому животному он подсовывал по яблочку, каждому пытался сказать ласковое слово и всячески лез под руку тем, кто готовил лошадей для Игоря и Димы. Серый в яблоках Громовский жеребец нервно перебирал ногами, застоявшись в стойле. Подойдя ближе, Игорь ласково шикнул ему, прижимаясь лбом к широкой шее и успокаивающе похлопывая того по спине. — Не обижайся, Добрынь, — цыкнул Гром, забирая у конюха поводья и выводя жеребца из стойла. Не успел Лёшка и глазом моргнуть, как оказался усажен в седло. Вцепившись в луку ручонками, он с особым интересом поглядывал на взрослых с недосягаемой раньше высоты и играючи махал ногами, недотягивающимися до стремян. Дима, благодарно кивнув, принял поводья невысокого, но крепко сбитого коня гнедой масти и одним махом взлетел в седло, отказавшись от помощи. Игорь последовал его примеру, усаживаясь поудобнее и устраивая перед собой мальчонку. Плавное покачивание расслабляло Игоря, ощущения были точно в колыбели, чувствовал он себя в седле привычно и комфортно. Мягко придерживая поводья, он направил коня в сторону выезда из города, туда, где широким разливом светлели поля. Дима не отставал, нагнав старшего товарища, и тихонько ехал рядом, рассматривая абсолютный детский восторг. — Дома у тебя как дела? Как благоверная твоя? — поинтересовался Игорь, искренне переживая за домашние дела Дубина. Ответом ему было молчание и настолько счастливая, абсолютно глупая улыбка, что Гром догадался сразу — в семье скоро будет пополнение. — Неужто супружнцица понесла? — Игорь, тише, — Дима заозирался, чтобы никто вокруг не услышал, будто в пустом поле мог кто посторонний специально хорониться, только бы подслушать разговор. — Неточно всё это ещё, а к знахарю идти боится, дурная, будто он ей плохое что сделать может. — Ты её не стращай и насильно к нему не веди. Не знаю, посуди ей приятность какую за это и поласковей будь, будто сам не знаешь. Нервничает она больше тебя, — хмыкнул Игорь, вспоминая, как к нему с этой новостью пришла его жена. — Поздравляю, Димка. Да и повышение по службе вовремя подвернулось, верно говорю? — Гром подмигнул другу. Не настолько он ещё ум и внимательностью растерял, чтобы не приметить добротные новенькие сапоги и кафтан, не шибко дорогой, но всё же лучше тех, в которых раньше ходил Дима. Видно, жалование повысили знатно, оно и верно, князь нужных людей задабривать умел, к каждому свой ключик подбирал. — Ничего от тебя не скроешь, — вздохнул Дима, соглашаясь. Глубокой ночью, когда погашены уже были все свечи, и вдвоём лежали они в тёплой постели, она вдруг совсем тихо, робко произнесла заветные слова, что кровь всё не приходит, задерживается сильно, а это один из верных знаков. Чувство это было несравнимо ни с чем, радостное, но такое пугливое, что он готов был супругу тут же под замок дома посадить, только бы на неё косо никто не глянул и не чихнул в её сторону — нельзя было разрушить надежду, такую хрупкую и одновременно сильную, уже успевшую укорениться в душе. О том, что было дальше, Игорь вспоминал редко, будто пытаясь забыть, стереть из памяти ночь, давшую сына и забравшую жену. Из дурных мыслей о прошлом его вырвал лёгкий ветерок, растрепавший отросшие волосы. Лёшке впереди него прямо-таки не терпелось, он крутился и вертелся, пытаясь подогнать коня. — Крепче держись, — наклонившись к вихрастой макушке, прошептал Игорь и, легонько поддав пятками, пустил коня в галоп легко и непринужденно. — Догоняй, — развернув голову, успел крикнуть Гром Диме. Конь только того и ждал, сорвавшись на бег и полетев по тропинке, поднимая за собой клубы пыли. Впервые за долгое время Игорь вдохнул полной грудью, отдаваясь на волю Добрыне, Лёшка вжался в него спиной и радостно визжал, вцепившись в луку седла до побелевших костяшек. Топот копыт и абсолютное ощущение полёта разгоняли застоявшуюся кровь. Голова была пустая, лёгкая и звонкая, все проблемы будто разом испарились, не могли никак догнать его в этом безудержном скаче. Он привычно двигался в седле, чуть придерживая поводья, чтобы Добрыня не свернул на какую-нибудь крохотную тропинку, уводящую от главной дороги. Димка где-то позади нагонял, понукая своего коня и низко-низко склонившись к холке. Игорь искренне соскучился по таким прогулкам, в голове мелькнула шальная мысль обязательно вывести Юленьку покататься. Где-то на задворках сознания уже начинали мелькать мысли, как бы сделать для девушки праздник летнего солнцестояния незабываемым. Если всё пройдёт так, как ему хотелось, то чуть ли не на следующий день можно засылать сватов. Игорь настолько был окрылён этой мыслью и надеждой на лучшее, что просто не мог даже другого варианта рассмотреть — он пугал до безумия и оцепенения, будто если всё сложится не так, как задумано, то жизнь закончится. Из грустных мыслей Грома вырвал заливистый детский смех, он звенел колокольчиком, беззаботный и самозабвенный, Игорь прижал к себе Лешку крепче, чтобы тот не вылетел из седла. Нет, не закончится теперь его жизнь. Будет больно, он сам себя переломает, если придётся тушить в себе это окрыляющее чувство влюблённости, но не сломается, если малец останется рядом и сможет принять всю ту нерастраченную любовь, ту заботу, что так и осталась внутри. Который раз за последний неполный год жизнь Игоря вставала с ног на голову, но, хоть и с чужой помощью, он выбирался, выдерживал удар судьбы, значит, сможет повторить это снова. Бока коня ходили ходуном, тяжело ему было с непривычки долго держать такой ритм, да и сам Игорь стал замедляться, уставший от такого бега. — Димка, ты там где? — Нечего орать, тут я, — обогнув замедляющегося Игоря с другой стороны, ответил Дима. Домой возвращались долго, солнце уже начало клониться к закату, когда Игорь, чуть покачнувшись, спешился и повёл Добрыню под уздцы, оставляя Лёшу полноправным наездником. Мужчины вспоминали радостное и горькое, походы и возвращения из них. Гром наконец-то смог рассказать сам хоть кому-то, как было больно и пусто, когда узнал, что семьи не стало, как повстречал мать и бился в горячке. Всё это смешалось в голове, а этот разговор будто помогал отделить зёрна от плевел, подвести некий итог всему произошедшему и ещё раз самому себе объяснить, что жизнь продолжается, и только от них самих зависит, какой она дальше будет. Мальчонка, уставший за наполненный эмоциями день, сидел тихо и внимательно слушал чужой разговор, ему было искренне интересно узнать больше об этих людях, которые казались очень хорошими и добрыми. Игорь же думал, что тому будет полезно знать и хоть немного понимать, кто именно приютил его. В дом Лёша поднялся с трудом, ноги и спину, непривычные к седлу, ломило нещадно. Вернув конюху подопечных, Игорь и Дима ещё долго прощались и никак разойтись не могли, пока их не оторвал от разговор подошедший Прохор. — Игорь Константиныч, тут записку для вас оставили, — он протянул ему запечатанную сургучом крохотный свёрток. Домашние дела совсем закрутили-завертели, передавайте сердечное приветствие Дмитрию и Лёшеньке. Послезавтра вас обязательно навещу. Расплывшись в довольной и абсолютно сытой улыбке, Игорь показательно прижался губами к исписанной округлым девичьим почерком бумажке. Диме оставалось только понимающе закатить глаза и отправиться домой к своей зазнобе.

***

Жизнь полетела приятной круговертью, наполненной мелкими домашними хлопотами и тихими вечерами. Шахматные баталии с Юлей приобрели особое очарование, когда рядом сидел Лёша и, прикусив кончик языка от усердия, выводил кривенькие, но всё же неплохие буквы. Игорь всерьёз взялся самостоятельно учить мальца грамоте, так что совсем скоро Леша мог похвастаться аккуратным и правильным написанием полного своего имени. Время от времени заглядывал Вадим. Новому жильцу в доме Грома он был только рад, потому с удовольствием позволял ребенку кататься у себя на плечах и устраивать шуточные бои, после которых оставался нещадно бит детскими крохотными кулачками. Меньше месяца понадобилось Лёше на то, чтобы освоиться в новом доме и уже без стеснения виснуть на Игоре и доставать с расспросами не только его, но и всякого, кто попадался ему на пути, пока он совал свой любопытный нос во все углы и щели, выбираясь оттуда растрепанным и замухрышным домовёнком. Осознав, что даже за шалости его не ругают, поркой или горохом никто не угрожает, мальчонка совсем осмелел и почувствовал себя на самом деле как дома. Не пускали его только в две комнаты, всегда закрытые на ключ, но когда он поинтересовался, почему, лицо у Игоря стало такое грустное и сложное, что мальчишка отступил, решив, что поинтересуется потом у Прохора или Матвея Ефимовича. Лёшка сейчас своей жизнью был абсолютно доволен. Нет, по родителям он скучал, очень скучал, но после голодных и холодных ночей на улице такая жизнь казалась ему прекрасной. С Игорем ему было интересно, на Грома он смотрел огромными, очарованными глазами, потому потихоньку привыкал к новым порядкам. Игорь и сам не отказывал Лёше в ласке и заботе, как и Юля, навещающая их время от времени. Гром всецело наслаждался такими моментами и грешным делом думал, что со стороны они похожи на семью. По крайней мере очень на это надеялся. Однажды ночью, проводив Юлю, он возвращался домой. Привычно тихонько забрехали собаки, не признав Игоря с первого взгляда. Только парочка из них высунули носы из будок, остальные же даже не вылезли, а ещё защитнички называются, — добродушно подумал Гром. Дом спал спокойно, абсолютно точно зная, что ничего страшного не случился, праздник наконец-то заглянул и на их улицу. Тихонько насвистывая весёлый мотивчик, Игорь мягко взлетел по лестнице и направился к собственной спальне, не забыв заглянуть в горницу, где спал Лёшка. Оглядев мальца, он хотел уже уходить к себе, но его насторожил совсем тихий, на грани слышимости скулёж. С таким кутята ищут материнского тепла, тыкаясь мокрыми носами в пустоту, отчаянно и жалобно. Гром в этой пелене радостей уже и позабыл, как сам был измучен кошмарами, его выводили из себя то бессонница, то дурные сны, где быль, явь и страх смешивались в ужасное варево, выхода из которого не было никакого. Спящий на низеньком топчане Лёша метался, видимо, не в силах вырваться из лап ночных страхов. Игорь, подойдя ближе, замер в нерешительности, боясь напугать его ещё больше резким пробуждением, если прямо сейчас попытается что-то сделать. Мальчонка плакал сквозь сон, а внутри Грома ширилось какое-то сложное, казалось бы, уже позабытое чувство — отцовская любовь и сострадание. Попытавшись сделать всё как можно аккуратнее, Игорь заключил его в объятия и подхватил на руки, прижимая к себе. — Тише, Лёшенька, — прошептал Гром, плавно прохаживаясь по комнате и укачивая ребёнка так же, как делал это много лет назад, когда Костик не мог уснуть. Плечо тут же промокло, Лёша хлюпнул носом, но, кажется, не проснулся, только крепче прижался к мужчине, свернувшись у него на груди клубочком. Эта картина убивала Игоря, он настолько привязался к этому мальчишке, что просто не мог выносить его рыдания, такие горькие, что у самого неприятно увлажнились глаза. На ум пришла только старая-старая колыбельная. Её ему пела мать, когда от самого Игоря ещё пахло молоком и детством, её пели уставшие воины у костра, когда только частичка дома и могла подбодрить их и убаюкать, изгнать бурю тяжёлых мыслей, её пел сам Гром крохотному Костику, когда не было печалей и тоски, из-за которых очерствело сердце. Всё это пеленой встало перед глазами, и Игорь вполголоса, почти шёпотом затянул своим хриплым голосом: — Лисы, волки помнят долго, кто им дал тепла Ночью тёмной нету волку места у огня. Ветры, войте! Где ты? Вот я С сердцем полным льда Лисы, волки смотрят в окна, мёрзнут — не до сна Голос нещадно дрожал и ломался, Гром мягко покачивался, будто сам впал в транс, встал на защиту Лёшкиного сна, который затих у него на груди, вцепившись кулачком в ворот рубахи. Вся та боль и тоска хлынули, вырываясь наружу, видимо, где-то внутри всё же прорвало плотину, которую он строил прутик за прутиком, брёвнышко за брёвнышком. Всё, что его окружало, напоминало о Костике, ни дня не проходило без мыслей о нём, Игорь отдал бы всё что угодно, лишь бы сын снова оказался рядом. Но чудес не бывает, а мёртвые не возвращаются, и жизнь эта ему, Игорю, осталась для того, чтобы он мог сделать что-то хорошее, изменить к лучшему. —Только знаю, ночь устала, ночь грустит одна, Только знаю, нам осталось выждать до утра, — закончил он, усаживаясь на лавку и откидываясь на стену. Лёша приятным тёплым грузом пригрелся на руках, чувствовалось, что уже успел кое-что наесть, да и рёбра сквозь рубаху не прощупывались стиральной доской. Он больше не скулил, затих и провалился в безмятежный, исцеляющий сон. Игорь, умаянный за целый день, тоже не стал сопротивляться, проваливаясь в приятную дрёму, хотя понимал, что с утра об этом пожалеет — ему не двадцать лет, чтобы засыпать в невообразимой позе и просыпаться будто ни в чём не бывало. Игорь больше любил ночи, когда ему не снилось ничего вовсе, но сегодня сновидения были особенными, наполненными одновременно радостью и печалью, тоской и облегчением. Солнце светило яркими, особенно приятными утренними лучами, расцвечивая пылинки, витающие в воздухе. Кто-то загрохотал по лестнице, и Игорь уже хотел прикрикнуть, но побоялся разбудить Лёшку, всё ещё спящего на руках. — Костик, — изумлённо и будто бы даже напуганно произнёс Игорь, завидя на пороге сына. Вот теперь на глаза правда навернулись слёзы, катясь по щекам и теряясь в бороде и усах. — Не начинай, если надо будет, я сам инструмент возьму и лестницу подлатаю, — хрустнув сочным наливным яблочком, отмахнулся Костя, подходя ближе и поправляя тоненькое покрывальце, в которое был завёрнут Лёша. Гром и слова произнести не мог, всё пытался насмотреться, поймать родной взгляд и дорогие сердцу непослушные вихры. Плутоватая улыбка застыла на тонких губах, Костя присел рядом, облокачиваясь на отца. — Бать, ты б ему игрушки мои отдал, что ли. Чего ты его за грамоту сразу посадил? Вон, сабельки мои деревянные без дела лежат, пылятся, мне-то всё равно не нужны, вырос я из таких игрушек, а ему в самый раз, — кивнул Костик, снова вгрызаясь в многострадальное яблоко. — Конечно отдам, слово тебе даю, все игрульки твои, свистульки и дудочки, всё отдам, — Игорь чуть повернулся, прижимаясь губами к чужому виску и еле сдерживаясь, чтобы не заскулить, как совсем недавно Лёшка. Он глотал жгучие слёзы и молился, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось, длилось и длилось. — Всё хорошо будет, — ярко и солнечно улыбнулся вдруг Костя, и тут Игорь вздрогнул, проснулся, ощутив как пекло от солёных и высохших слёз щёки. Солнце светило так, как во сне, но только никто не спешил нарушать сонного умиротворения. Просидев так совсем недолго, Игорь разогнул многострадальную спину и переложил всё ещё спящего Лёшку на топчан. День обещал быть полным разными заботами и хлопотами, но в одном он был уверен точно — спать в горнице Лёша точно больше не будет. Зачем, когда имеется своя комната?