Ветер, кровь и серебро

Два дня прошло с вечера инициации, а из его головы всё не выходил Игорь. Вырисовывался интереснейший план, и князь просто не мог не поиграть в сваху, надеясь, что этим шагом убьёт сразу двух зайцев. Для начала вернёт себе Грома, надёжную опору, одного из нескольких самых доверенных лиц, ответственного за отряд отборнейших воинов. Выучка его славилась далеко за пределами княжества и была предметом зависти старшего брата, Петра, потому такого человека терять нельзя было ни в коем случае. А во-вторых, можно было спросить должок с беглого боярина, одного из тех, кто на юге должен был порядок поддерживать, да видно сильно много в свой карман клал да лиходействовал почем зря. — Прокопий Фёдорович, — кликнул он дьяка, пока сам головы не поднимал от целой кучи расписок. Накопились прошения за несколько дней празднования инициации. — А найдите мне Пчëлкина, что-то я его давно не видел. Седенький мужичок, помогавший ему с бумагами, тут же встал, поклонился и побежал исполнять приказ. Налаживается жизнь, думал князь, потирая руки, всем естеством чувствовал, что нужно лишь хитро закрутить бежавшего боярина, и тогда точно всё сложится идеально. В горницу зашла княгиня, удерживая на руках сына. За ней семенила служанка, но ту отослали за ненадобностью. — А Лера где? — отвлекшись от бумаг, Сергей забрал угукающего Владимира к себе. — Волчком где-то по окрестностям бегает, — вздохнула Ольга, оправив складки расшитого лентами сарафана. — Ты бы за ней присматривала лучше. Найдет себе женишка какого-нибудь, а мне тут пташки нашептали, что у Петиного воеводы сыну невесту подыскивают и на Лерочку смотрят пристально. Начинай думать, кого себе в сватья хочешь, — многозначительно произнес он, давая понять, что намерен заняться этим вопросом в ближайшее время. — И скажи мне, что о Пчёлкиных думаешь? — За воеводу? — недоверчиво глянула Ольга на мужа, тихонько вздохнув. — Да не бывать этому, — отмахнулась княгиня с лëгким сердцем, аукаясь со смеющимся сыном. — Не для этого мы радость нашу растили, холили и лелеяли, чтобы на чужнюю сторону отдавать. Ничего, найдëм ей жениха, не горит это дело, вон, взрослой пару дней как стала. Поверь мне, лучше брака по любви ничего быть не может. Ольга нахмурилась, перекинула через плечо толстую чёрную косу и задумчиво начала перевязывать сбившуюся на конце ленту. Любила она мужа крепко, но иногда не менее крепкую затрещину ему хотелось отвесить за то, что слишком заигрывался во власть. Холёная ручка Ольги хоть и была по-девичьи тонкой и по-княжески нежной, но всё равно опускалась то на макушку, то на плечо князя тяжело. — А что о них думать? Приехали люди, живут, за несколько месяцев проблем с ними не было. Дочь у них. Хорошенькая и, к стати сказать, несколько лет уже как на выданье, а всё женихов отваживает. Надеюсь, повезëт кому-то из наших парней, а может, вот её и стоило бы за воеводиного сына отдать. — Радость моя, Оленька, ты хоть понимаешь, насколько это важный вопрос? — Серёженька, свет мой, тебе напомнить, кого из нас женили на приглянувшейся девушке, а кого увозили из родного дома с одной служкой и несколькими сундуками приданого? — Нет, ну кому-то же ведь нужно позаботиться о том, как устроить будущее Леры, — возмутился он. — Тем более я и хочу сделать так, чтобы уж точно быть уверенным в том, что с ней ничего плохого не случится. Я же за неё волнуюсь, чтоб как лучше всё было, но и не в халупу какую её отдать. — Не гони коней. Тебе в сваху захотелось поиграть? Мало у тебя мужиков холостыми ходят? Так жени кого-то из них, а Лерочку не трогай, — Ольга забрала захныкавшего сына, мягко чмокнув в пухлую щечку. — Я об этом и говорю, Игоря женить хочу. На инициации Юля когда песню завела, Гром от неë взгляда не отвëл, как зачарованный сидел. Поверь мне, на тех, кто в самую душу с первого взгляда не забирается, так не смотрят. А что глазоньки закатываешь? Будто не помнишь, как я на тебя глядел. — Никак ты на меня не смотрел. Почти до самой опочивальни. — Неправда, и наш с тобой многолетний брак и двое детей этому подтверждение, — улыбнулся счастливо князь, но всё же вернулся к животрепещущей теме. — А по поводу Грома вот что. Хочу Пчëлкина вызвать да условие ему поставить. Мы его приютили? Приютили, приголубили, он вон уже лавку свою открыл, торговать начал, скоро богаче меня будет. Так пусть и мне ответную услугу окажет — дочка его должна будет за Громом присмотреть да человека снова из него сделать. А откажется — жизни не дам, пусть куда хотят бегут, хоть на юг обратно, хоть к Петру под крылышко, не нужны мне такие люди. — Ну-ну, не горячись. Придумал ты, конечно, занимательно всё, вот только уверена, что не согласится. Девка вольная, в любви и богатстве воспитанная, — покачала головой княгиня, тяжело вздыхая. — Если бы из прислуги или обычная какая была, уверена, родители бы даже порадовались, Гром давно уже холостяк завидный. Еë муж был человеком образованным, умным, но иногда сильно оторванным от реальной жизни, даром что князь. Люди для него зачастую превращались в фигурки на доске из заморской игры, что привезли какой-то давно купцы. Он двигал их, жертвовал ими и возвышал, чтобы потом посмотреть, а что же они сделают. — В конце концов, я князь? Или я не князь? Как скажу, так и будет! — Юлька с норовом девка. Отец-то, может, и согласится, но она взъерепенится, всё равно как полагается не сделает. — Спорим? — азартно глянул на жену Сергей и подал ей руку. — А спорим. Яхонтов да самоцветов хочу, ожерелье чтобы жемчужное, с ноготок мой каждая, серьги золотые, браслеты с самой Византии и колечек с перстнями целую россыпь, и венец новый, — перечисляла Ольга, загибая тонкие пальчики с несколькими колечками и перстеньками на левой руке. Давно он её ничем не баловал, а летом как раз большую ярмарку они устраивают. — Очелье ещё тоже неплохо было бы. — Коли я выиграю и выгорит это дельце, а Пчелкины с Громом породнятся, или хотя бы она его в чувства приведет, Лерочке женихов начнем подыскивать, хотя бы присматриваться, — ухмыльнулся Сергей. — Нечестно, Серёжа, — всплеснула княгиня руками. — Князюшка, неравноценный обмен получается. — Честно, радость моя, всё честно, а Володенька этому свидетель.

***

В тот вечер семья Пчëлкиных держала совет, отпустив немногочисленную прислугу. При свете лучин обсуждалось, что делать с невыполнимым заданием князя, и затея эта не нравилась никому. Виктор, зло играя желваками, буквально выплюнул заявление Сергея про Грома и его дочь, пересказывая их разговор. — И делать что теперь, куда бежать, Витенька? — плакала тихонько Светлана, стянув с головы дорогой платок и вытирая его краешком слезы. Ей не так страшно было оставлять отчий дом, гнездо родовое, когда они бежали, спасались от грабежей и разбоя, как сейчас — бежать было уже некуда. Только-только смогли обосноваться, на ноги встать. О былом богатстве и говорить было нечего, благо, нашлась пустующая изба, которую им разрешили занять. Осталось всё в воспоминаниях, нескольких дорогих платьях-сарафанах да парочке украшений. Только недавно с плесенью по углам расправились, избу новую, свою собственную заложили — денег совсем не осталось. Конечно, былое положение не давало выти в люди абы в чем, потому со стороны казалось, что у них все в бархате и позолоте. На самом же деле, они были в долгах как в шелках. Дочку, кровинушку родную, нужно было отдать какому-то пьянице, шатающемуся по селению просто потому что так князь приказал. Что они, люди подневольные, чтобы их жизнями так распоряжаться? Даже молва, гуляющая о Громе, разговоры кумушек о несчастной судьбе его, не успокаивали материнского сердца. Он человек жесткий, к тому же сейчас пьющий. Люди меняются, и чаще всего не в лучшую сторону. А вдруг обидит, а вдруг обесчестит? Женщина заплакала только горше, не сдерживая страха, засевшего в груди. Юля, забравшись с ногами на лавку, бесстрастно наблюдала за колеблющимся пламенем лучины. Отец рядом ругался, мать не скрывала страха, сама же девушка чувствовала, как рассыпается надежда на будущее. Только ноги унесли, только она подружек новых завела, к жизни вернулась — и снова куда-то бежать. Нет уж. Внутри вдруг разгорелась такая злость на всех вокруг, на жизнь, на князей с их амбициями и властью. Как он может позволять себе так легко распоряжаться чужими жизнями? Слышала она об этом Громе. Родовитый и близкий к князю раньше человек был, а теперь что? Пьяница и отшельник, за которым глаз да глаз нужен. И вот ей, взрослой девушке на выданье, нужно будет сидеть взаперти с этим мужланом, развлекать его, потом скорее всего замуж за него выйти, вместо того, чтобы по девичьим гулять, отцу с будущей ярмаркой помогать и хорошего жениха на гуляньях искать? Ничего-ничего, она всё успеет, а Гром этот ещё не рад будет, что князь ему такую службу сослужил. — Тять, — подвинулась она ближе к отцу, погладив того по руке и уложив ему на плечо голову. — А срок он какой-то поставил? — До осени, — зло ответил Виктор, но потом будто опомнился, что гнев его не на семью должен быть направлен. — Иначе… — Я этого Грома даже не видела, как он себе это вообще представляет? — Не знаю, Юленька, — мужчина тяжело осел. — Вы не кручиньтесь, — девушка вдруг встала, расправила платок на плечах и приобняла мать. — Я его так в чувства приведу, он у меня завоет, сам к князю на поклон побежит, лишь бы я от него отстала, — она широко улыбнулась, осклабилась почти, и улыбка эта была не доброй и согревающей, а полной яда. — Змеючка моя, — усмехнулся Виктор. — Не переусердствуй только, иначе нам всем несдобровать.

***

Князь не поскупился, в помощь дал несколько человек из своей прислуги: расторопную девчушку и мужика на черную тяжелую работу. Юля же не преминула похвастать лучшей дубленкой, самым расписным сарафаном, который только у себя нашла, и драгоценным очельем, что папенька преподнёс на инициацию. Заходить на чужой двор было откровенно боязно, но пристальным хозяйским взглядом она всё же осмотрела дом, несколько хозяйственных построек — работы было выше крыши. — Барышня, а вам чего надобно? — на крылечке появился коренастый мужичок, чуть прихрамывающий и оттого нерасторопно спускающийся по лестнице. — Али вы по делу какому насущному? — От князя я, — она передала небольшую записку, присланную с утра гонцом вместе с наказом передать некому Матвею Ефимовичу. — Ох ты… — мужчина скоро пробежался глазами по острому почерку князя. Не думал он, что до такого дойдет, но может, тем лучше. Крепко Сергей за Грома взялся, ничего не скажешь. — Вы проходите, а мы сейчас на стол соберем. Чем богаты, красавица, тем и рады. — Не беспокойтесь, — мягко улыбнулась Юля. — Мне бы Игоря Константиновича повидать. — Так нет его, сударыня, — потупился Матвей Ефимович. — Опять в лесу, как вчера ещё перед закатом убёг, так и не вернулся. Видно было, как стыдно ему за непутевого хозяина, но оба они теперь были людьми подневольными, так что засучив рукава, Юля отправилась осматривать чужие хоромы, чтобы понять, на что её обрёк князь. Она не сомневалась, прислугу свою он с нею отправил и для помощи, но и для пригляду за ней самой. Хорошо ли выполняет обязанности самозванной хозяйки? Пытается ли вразумить Грома? Выполняет ли в точности княжеские указы? Дел же оказалось невпроворот. Буянивший Игорь разнёс много чего из нехитрого убранства, так что всерьез нужно было заняться созданием уюта, при этом не тронув то, что принадлежало почившим хозяевам дома. Сам терем тоже требовал восстановления после тяжёлой зимы: кое-где прохудилась крыша, подгнили из-за сырости переборки в подвале. Да и людьми, принадлежавшими Грому, тоже нужно было заниматься, чтобы земля его не простаивала и совсем травой не поросла. Вместе с Матвеем Ефимычев оценив работу, Юля сама не поняла, как день начал клониться к закату. Хозяин дома так и не появился, так что она со спокойной душой отправилась домой, так его и не увидев. Иначе для одного дня впечатлений оказалось бы слишком много. Но ни на следующий, ни ещё через день Пчёлкиной так Грома поймать и не удалось. Он будто специально её избегал, по словам Матвея Ефимовича, тот уходил из дому чуть раньше её обычного прихода, возвращался почти сразу после того, как она выходила за ворота, будто ждал, когда незваные гости уйдут восвояси, и сразу укладывался спать. Такое положение дел Юлю тоже не устраивало — как она его в чувства будет приводить, если он бегает от неё, как белоручка от работы. На седьмой день подневольного своего существования она встала даже раньше отца и первых петухов — только-только первая зорька начинала брезжить над горизонтом, а Юля уже собиралась и одевалась, ловя собственную недобрую ухмылку в крохотном зеркальце. Служанка, сонно потирая глаза, плелась за ней, но и слова поперёк барышне не сказала, только удивленно глянула, когда та приказала принести ведро колодезной воды, как только они зашли на чужой двор. Собаки глухо забрехали, но быстро узнали Пчёлкину, ласково ткнувшись мокрыми носами в девичью ладошку, трепавшую их по холкам. Где находится хозяйская спальня, Юля знала прекрасно. Разбудив Матвея Ефимовича и поделившись своей идеей, она увидела неподдельный ужас на испещренном морщинами лице. — Зашибет со сна, Юлия Викторовна. Не пущу, — прошептал мужчина, встав поперёк двери в хозяйскую спальню, куда рвалась девушка, несмотря на все мыслимые и немыслимые нормы приличия. — Ему встряска нужна. Вы же тут склеп сделали, сюда не ходи, это не трогай. А у меня приказ княжеский в чувства его привести. Ослушаюсь или не получится — хуже будет всем нам, — ответила серьёзно Юля. — Вы же хотите, чтобы Гром вернулся, чтобы как раньше всё стало? Но вы его жалеете, не даёте гнойник вскрыть, больно сделать, чтобы потом только лучше стало. Мне его жалеть незачем. — Окончательно только не сломайте его, не отбейте желание сюда возвращаться. Такая жизнь всяко лучше, чем волком в лесу, — вздохнул он, отходя от двери. Тихонько проскользнув в комнату, Юля поманила за собой служанку, крохотными шажками двигающуюся за ней. На кровати в ворохе не первой свежести простыней лежал крупный волк, подергивающий во сне огромными лапами. Он всхрапывал кратко, и нужно было спешить, пока не проснулся, не почувствовал посторонних так близко. Собственная идея вдруг показалась не такой уж и блестящей — Гром не разберёт ведь и правда зашибёт, но отступать было поздно. Коснувшись пальчиками воды, Юля вздрогнула — вода была колодезная, ледяная, в самый раз, чтобы варварски будить того, кто уже целую седмицу её избегает. — Давай, — коротко кивнула она. Но девчонка застыла со страху, не в силах даже взгляда отвести от чужой бурой шерсти, высоко вздымающихся боков и больших, больше её головы, лап с время от времени вытягивающимися когтями. Если хочешь сделать что-то хорошо, делай сама, подумала Юля, подхватила ведерко с водой и с размаху вылила доброю его часть на чужую морду. Ошалело взвыв от ледяной воды, волк забил лапами, зарычал так, что уши заложило, гулко скатился на пол, грузно завалившись всем телом. Через мгновение отфыркивался от воды и осоловело оглядывался уже сам Игорь, едва прикрытый теми самыми простынями. — Вы что, ополоумели?! — заорал он и, яростно сверкая глазами, будто и правда сейчас перекинется обратно, оскалился даже в человечьем обличие, не совсем понимая, кто перед ним. — С ума посходили? Разорву! Он попытался встать, шатко заваливаясь к кровати, и выпутаться из полотен, но тут подбежал Матвей Ефимович, Юля только и успела расслышать: срам-то какой… Дядька попытался переключить всё внимание не себя, отвлечь от незваных гостей, но тяжелый взгляд темных глаз девушка ощущала на себе физически. — Доброго утра, Игорь Константинович, — растягивая губы в ядовитой, немного мстительной улыбке, Юля нарочито вежливо поклонилась ему в пояс и вышла из комнаты с гордо поднятой головой и такой прямой спиной, будто жердь проглотила. Внутри плескался юношеский задор, всё оказалось сыграно идеально. Первый шаг к тому, чтобы Гром её возненавидел, сделан, и пути назад уже нет.

***

Игорю понадобилось несколько минут, чтобы утихомирить рвущегося изнутри волка, отчаянно желающего разорвать каждого, кто посмел проникнуть на его территорию и таким крайне жестоким способом прервать его и без того плохой сон. Он сидел на полу, тяжело дыша и вперившись взглядом в одну точку, только бы не ринуться за махнувшей юбкой девушкой и не объяснить ей по-плохому, что в чужом доме так себя не ведут. — Вот же сучка, — выдохнул он, наконец-то поднявшись и оглядывая мокрую постель. В его голосе слышалась злость вперемешку с некоторым восхищением. Он прекрасно знал, кто уже несколько дней наводит свои порядки в его доме, чьим таким манящим запахом начинала пропитываться горница и особенно местечко у окошка, выходящего на двор. Игорь тихарился, возвращаясь домой, чтобы не попасться ей на глаза, но всё же устоять и не подглядеть не мог. Как тать, он следил за ней из-за угла дома, ловля каждое слово и неосторожный жест, неуклюжие попытки вести себя по-хозяйски в чужом и неуютном доме. Сердце замирало каждый раз. Ну зачем, зачем князь это сделал? Не оценить его игру Игорь просто не мог. Это же нужно из всего поселения выбрать именно ту, при виде которой сердце заходится и волк внутри начинает скучить. Надо отдать Сергею должное: так одновременно насолить и умаслить это еще надо постараться. — А ты как это допустил? — устало обернулся к дядьке Игорь, копаясь в сундуке у изножья кровати в поисках исподнего и одежды поприличнее. — Такой разве откажешь? — вздохнул Матвей Ефимович. — Ведьма, истинно говорю. — И тебя околдовала? — уже веселее поинтересовался Гром, раздумывая, стоит ли принимать подобающий вид или всё же выйти совсем по-домашнему и не подпоясываться, пойти к столу в простой рубахе и штанах. Всё равно скрывать ему было уже почти нечего. — Волнуемся все за вас, Игорь Константинович. Да и против князя не попрешь, он на расправу скорый стал. — Ладно уж, — затягивая потуже пояс, Гром сам поразился, до чего исхудал за последнее время. — Вели постель просушить и перестелить, да на стол накрывать. Утомилась, небось, девица наша. С самого утра на ногах, — хмыкнул Игорь и вышел из комнаты. Матвей Ефимович только и успел робко улыбнуться, заметив появившийся в чужих глазах живой огонёк, которого не видел вот уже несколько месяцев.