Виргинский кардинал

– Кто здесь? – Мэри осторожно приподнимает масляную лампу на уровень глаз, чтобы увидеть хоть что-то. Сердце бешено стучит в груди, но, спустя мгновение, волнение отступает, заприметив знакомые светлые кудри. – Грейс? Что Вы здесь делаете? – Ничего!– бесцеремонно вытирает рукавом рот и отворачивается. – Что-то случилось? Мэри ставит на стол тусклую лампу и пододвигает ягодные пирожные ближе к расстроенной девушке. – Ничего не случилось! Оставьте меня в покое! – Знаете, а с горячим чаем есть сладости гораздо вкуснее! Сейчас я Вам сделаю. Через секунду Мэри уже кружит около плиты, достаёт из верхнего ящика многочисленные коробочки и со знанием дела нюхает соцветия трав. – Эх, была бы у меня такая фигура, то тоже бы с удовольствием уплетала сладости в ночи! – Да кому нужна эта фигура... Грейс впервые поворачивается к кухарке и больше не может сдержать поток слез. Последний защитный механизм перестал сдерживать пожирающие изнутри мысли и эмоции. Плечи судорожно дергаются, пальцы с болью впиваются в ладони, а в груди образуется незыблемая дыра. – Ну же, моя девочка! – Мэри подходит и обнимает девушку, крепко прижимая к своей груди,– Поплачь, поплачь! Станет легче. – Не станет! – едва ли не воет и хватается за талию Мэри, словно за единственную спасительную ветку в водовороте из отчаяния и боли. – Время действительно лечит, моя дорогая. Всё проходит, и это пройдёт. Обязательно пройдёт. – Он бросил меня! Я не смогу без него! – Значит, он глупец! – аккуратно поднимает за подбородок лицо девушки и вытирает слезы с красных щёк,– Раз не смог разглядеть удивительную девушку, которая ради его любви была готова на все. – Вы все знаете? – поднимает заплаканные глаза. Мэри ничего не отвечает, лишь сильнее обнимает девушку и тихонько раскачивает в своих руках, словно маленького несмышленого ребенка. Потихоньку и плач прекращается, дыхание постепенно выравнивается. – Все? Отпустило? – Мэри продолжает гладить по светлым волосам. – Да, спасибо... Смущение и стыд новой волной захлестывают девушку. Она знает, что не заслуживает такого отношения, не после того, что устраивала в первые дни. Теодор был прав, и это осознание очередной болью отзывается в сердце. – Простите меня... – Мне не за что тебя прощать, дорогая. – А как же мои слова и поведение в первые дни... – Ты не виновата в том, в каком обществе родилась и воспитывалась,– строго перебивает женщина,– Главное – уметь во время признать, что был неправ. И суметь сформировать свое собственное мнение, а не поддаваться влиянию большинства. – Я такая дура! Я считала, что лучше вас всех, что способна обмануть Теодора, что способна жить вместе с Генри лишь потому, что я этого хочу... Истерика заходит на новый круг. Мэри смотрит на глупышку как на свое дитя. Нежно, снисходительно улыбается и снова притягивает к своей груди, излучая небывалое тепло, материнскую любовь и поддержку. – Все будет хорошо, моя милая, все будет хорошо... *** Тем временем Теодор едва держит глаза открытыми у себя в кабинете. На часах уже давно заполночь, но у Чонгука будто совершенно отсутствует понятие усталости. Он сидит и бесконечно что-то считает, что-то помечает и исправляет. – Вот скажи мне, птенчик, откуда столько прыти? – В смысле? – даже не поднимает голову от очередной сметы, с хмурым лицом внося изменения. – Там же все в порядке. Что ты хочешь там найти? Может, пойдём уже спать? – Нет, не все в порядке. Тэхён удивлённо вскидывает брови и тушит почти дотлевшую до конца сигару. – И что же там не в порядке? – Как бы объяснить...– Чонгук откидывается на кресле и с силой потирает глаза, которые безумно ломит от такого количества мелких символов, – Все слишком хорошо сходится... – Вот теперь я совершенно ничего не понял. Если сходится, то это же хорошо. – Вроде и да, а вроде и нет... Это как будто ты решил очень сложную задачу с первого раза. А теперь думаешь: либо где-то допущена ошибка, либо ты невнимательно прочитал условия. Ну или одно из условий просто напросто скрыто. – А может ты просто умный парень, и придумываешь себе сложности там, где их нет вовсе? Чонгук складывает руки на груди и пристально смотрит на альфу. – Что? – усмехается Тэхён,– Что такое? – Ты от меня что-то скрываешь? – Нет. Холодный пот пробегает по спине альфы. Врать Чонгуку сложно, противно, но необходимо. Чем меньше он будет знать про темную сторону их дела, тем проще им будет двоим. – Врёшь же. – Скажем так: малость недоговариваю. Тэхён усмехается и подходит к креслу Чонгука, протягивая ему руку. – Недоговариваешь, значит? – Чонгук смотрит на мужчину снизу вверх и тихо спрашивает, но голос пропитан такой язвительностью, что у Тэхёна шумит в ушах. – Самую малость, птенчик. Тебе не стоит переживать. Лучше потанцуй со мной. – Что, прости? Потанцевать? – Если ты можешь продолжать искать в документах то, чего там нет, то и силы на один танец у тебя наверняка найдутся. – Я не собираюсь заниматься этой глупостью. Чонгук фыркает и едва хочет отвернуться, как сильные мужские руки хватают его за предплечья. – Ну же, птенчик! Всего один танец! – Я не умею танцевать. – Доверься мне. – Сложно довериться, когда тебе недоговаривают. – Не фырчи. Тэхён наклоняется и нежно целует в самый кончик носа. И, пока Чонгук не знает, как на это реагировать, альфа одним движением поднимает омегу на ноги, заключает в свои объятия и начинает медленно покачиваться. – Вы со всеми танцуете столь близко? – А как давно мы опять перешли на "Вы"? Тэхён прижимает Чонгука ещё ближе, чувствуя практически каждый сантиметр тела и дыхание у своей шеи. – Мы всегда так общались... – Думаешь? Горячее дыхание обжигает мочку уха Чонгука. Тэхён затягивает нежную кожу, без капли стеснения оставляя багряные отметки на белоснежной шее. – Тэхён, прекрати! Что скажут люди? – Ты говоришь мне прекратить, но вот тело твоё реагирует совершенно иначе. Тэхён бедром надавливает на столь явное чужое возбуждение, как из груди Чонгука вырывается громкий стон. Этот звук – самое сладкое и желанное, что он когда-нибудь слышал. Тэхён повторяет движение и в этот раз ловит желанный звук своим ртом, со всей животной страстью впиваясь в мягкие губы. – Тебе нравится? – Я не люблю врать, в отличие от тебя,– Чонгук поднимает затуманенный взгляд,– Но и никогда не скажу тебе то, что ты хочешь услышать. Тэхён усмехается, кружа Чонгука в незатейливом танце. Им не нужна музыка, не нужны зрители, не нужно что-либо ещё. Только они вдвоём. – И не говори. Я и так все знаю. Теплая рука аккуратно забирается под рубашку, и, игриво перебирая пальцами, изучает стройное тело. Проводит по впалому животу, который резко вздрагивает от прикосновения, и спускается ниже, останавливаясь у самой кромки брюк. – Мне продолжить, птенчик? – Тэхён оттягивает немного пояс брюк своего любимого помощника. А в глазах Чонгука смесь чувств: начиная от безумного желания, заканчивая первобытным страхом. И именно его замечает Тэхён, сразу же прерывая столь явную ласку. Рука вновь поднимается выше, слегка щекочет выпирающие рёбра и вовсе покидает столь желанное место. Тэхён кладёт ладонь поверх рубашки, крепко удерживая за талию. – Почему ты промолчал, когда я задал тебе вопрос? – Я не знал, что ответить. – До тех пор, пока у тебя есть сомнения, это означает твёрдое "нет", Чонгук. Запомни данное правило. – Ты же не любишь играть по правилам. – Не в этом случае, птенчик. Иначе все потеряет свой смысл. Чонгук довольно улыбается и прижимается к груди Тэхёна, едва заметно целуя в яремную впадину. – Тогда продолжаем игру, сэр? – Язва. Тэхён закатывает глаза, хоть и знает, что его лица не видят. Целует в темную макушку и впервые ощущает столь явный кофейно-сливочный аромат. – Я чувствую твой запах. – нежно перебирает чёрные волосы, – Я всегда подозревал, чем именно ты пахнешь. – Как ты мог подозревать, если для тебя я практически все время был бетой? – Хорошо, подловил. Не всегда. Но я с самого начала знал, что дело здесь не только в шикарном умении варить кофе. Должно было быть что-то ещё. Чонгук привстаёт на носочки и прикасается губами к уху альфы, шёпотом произнося: – Вы слишком падкий на различного рода напитки, сэр. Омега резко отстраняется и с хитрой, самодовольной улыбкой снова садится за стол. – Я уже говорил, что ты язва? – закуривает очередную сигару и пускает дым в сторону Чонгука. – Мне гораздо больше нравится "птенчик". – Одно не исключает другого. – И то верно. Чонгук возвращается к документам, больше не обращая внимания на Тэхёна и его попытки отвлечь от работы. И чем дальше он проверяет очередной документ, тем больше понимает, что Тэхён ведёт свою игру, не раскрывая козыри никому, даже ему. *** – Господин Альберт, к Вам посетитель. Молодой темнокожий парнишка просовывает кудрявую голову в едва приоткрытую дверь, боясь сыскать гнев своего хозяина. – Я же сказал не беспокоить меня! Что именно было не понятно в этой фразе!? – Но тот человек... – Что!? Ты можешь не мямлить хоть раз в жизни? – Он сказал, что у него есть важная информация про Теодора Кэмпбэлла. – Про Теодора? – удивлённо переспрашивает вслух, явно не ожидавший подобного,– Что ж, это может быть интересно... Пригласи нашего гостя. Через несколько минут в комнату заходит мужчина не самой приятной наружности: порядком отросшая щетина, поношенная рабочая одежда и стойкий запах дешёвого алкоголя. Альберт в эту же секунду собирается прогнать посетителя, но первые его слова заставляют повременить с этим: – Я знаю, как заполучить все состояние этого самодовольного индюка. Этого проклятого Теодора! – на шее от гнева выступает крупная вена. Альберт ещё раз оценивающе смотрит на посетителя. – И что же ты такого знаешь, позволь поинтересоваться. Пожилой альфа достает с полки дорогой, выдержанный виски и наливает в бокал. Туда же идут несколько кубиков льда. Альберт вальяжно садится на мягкое кресло и слегка закручивает янтарную жидкость в водоворот. – С чего я должен сразу все рассказывать? – наглая улыбка появляется на лице Генри,– У любой информации должна быть цена. – И чего же ты хочешь? – Половину всего. – Половину? – смешок срывается с губ,– Я могу застрелить тебя в любой момент. Или даже не так...К чему тратить пули? Повешение – участь таких, как ты. Генри сжимает кулаки в карманах робы. Разговаривать с Альбертом совершенно не то же самое, что разговаривать с Грейс. Он допустил непростительную ошибку, будучи слишком самоуверенным и дерзким, он недооценил пожилого альфу. – Давай так,– продолжает Альберт и ставит бокал с виски на дубовый столик,– Ты рассказываешь мне все, что знаешь, а я уже сам решу, во сколько оценить данную информацию. Если там будет что-то стоящее, то получишь свои золотые, но если же нет...То попрощаешься с жизнью. Сегодня же. По спине Генри пробегает холодный пот. – Я знаю, кому будет принадлежать все имущество в случае смерти Теодора. – Тоже мне информация,– фыркает пожилой альфа и достаёт дорогую сигару,– В случае его смерти все переходит жене. Да и избавляться от Тео сильно рискованно. Больше мороки, чем того состояния. – А вот здесь Вы ошибаетесь. Генри подходит ближе и, под удивлённый взгляд Альберта, не стесняясь отпивает янтарный напиток из бокала хозяина. – И в чем же я ошибаюсь, позволь узнать? – густой дым все больше и больше заполняет комнату. – В его тавернах вовсю торгуют опиумом. Вот уж не знаю, откуда он его достал, но данный товар пользуется неслыханным спросом. Чем дольше Вы будете ждать, тем большим влиянием будет обладать этот выскочка. – Опиум, говоришь? Альберт слышал о данном веществе, и знает, к чему привело его распространение в Китае. Тысячи людей готовы отдать последнее за очередную дозу. Тот же, кто владеет опиумом, обладает нескончаемой и нерушимой властью. А там где власть, всегда очень большие деньги. – И что ты предлагаешь? Убить Теодора и связаться со старшим Купером? Этот старик наверняка не упустит свое. Будет действовать через свою дочь. – А вот здесь второй момент,– мерзкая ухмылка появляется на лице Генри,– Я узнал, что, согласно документам, Грейс получает лишь малую часть. А все остальное переходит вовсе не ей и её старику, а ничем не примечательному слуге. – Слуге? — низкий скрипучий смех разносится по комнате, – Это настолько в стиле Теодора, что даже подумать страшно. Альберт утирает слезу в уголке глаза, и вновь обращается к своему гостю: – Я внимательно слушаю твой план.