Виргинский кардинал

Солнце с трудом пробивается сквозь плотные тучи и густой туман. На часах едва доходит шесть утра, а Тэхён уже несколько часов на ногах. Курит в приоткрытое окно на кухне, в то время пока каша варится на плите. Спустя несколько суток болезнь потихоньку отступает. Эту ночь Чонгук спал, практически не просыпаясь, чего не скажешь о Тэхёне. Темные круги под глазами уже несколько дней являются неотъемлемой частью его образа, как измятая простая рубаха и растрепанные волосы, но альфе глубоко все равно на это. Единственное, о чем он может думать, так это о том, чтобы Чонгук скорее поправился. Внезапно каша бурлящим облаком сбегает из небольшой кастрюли. – Твою мать! – прикусывая сигару и используя собственную рубаху вместо прихваток, Тэхён снимает котелок с огня. – Пахнет вкусно! – раздаётся тихое из-за угла. – Чонгук? – спешно поворачивается на голос. – Ты зачем встал? Иди ложись! – Мне уже значительно лучше. Не могу больше лежать. Чонгук проходит и садится за небольшой деревянный столик. Обычно Джон любит сидеть на нем, пока Мэри что-то увлеченно стряпает на кухне. Сейчас же все иначе. Они совершенно одни. И если в комнате, в силу обстоятельств, это не вызывало никакого смущения, то теперь даже Тэхён чувствует, как ускоренно бьётся его сердце. – Уверен? А то я принесу тебе покушать наверх. – Уверен, сэр, – улыбается и принимает из рук альфы тарелку с горячей кашей. – Спасибо Вам. – Ты сначала попробуй, а то вдруг это есть невозможно! – нервно усмехается Тэхён. – А я не про кашу. Точнее, не только про неё. Чонгук поднимает открытый, искренний взгляд на хозяина дома. Он скинул все защиты – это больше не имеет смысла. Не с Тэхёном, не после того, что произошло. – Не надо меня благодарить. Это моя обязанность. Тэхён отворачивается к окну, чтобы не выдать весь ворох чувств, который сидит внутри. – Посмотрите на меня, пожалуйста, – едва касается ладони альфы. Тэхён откликается на просьбу и поворачивается, падая в пучину тёмных блестящих глаз. – Я прекрасно знаю, что Вы совершенно не обязаны были сидеть со мной несколько суток, что не обязаны были ухаживать, убирать за мной и всячески поддерживать, – заламывает от волнения пальцы, – я не знаю, чем заслужил такое, тем более после того, как несколько недель воротил от Вас нос и всячески избегал. Мне стыдно, простите меня. И если бы не Вы, я бы наверняка здесь уже не сидел, – виновато опускает голову. Тэхён встает со своего места и подходит к Чонгуку. Нежно поднимает его лицо пальцами, аккуратно держа за подбородок. Их глаза встречаются, и тяжело произнести хоть слово, но Тэхён все-таки делает это: – Птенчик, больше не смей говорить такие страшные вещи. И пообещай, что проживешь долгую и счастливую жизнь. – Моя жизнь зависит не только от меня, но и от Вас, сэр. – Со своей стороны я приложу максимум усилий, поверь. А от тебя же прошу, нет, требую лишь одно. – Что именно? Тэхён нервно сглатывает, предугадывая реакцию Чонгука на последующие слова. – Ты больше не будешь пить тот яд и травить собственный организм. Быть омегой – не стыдно, и этого не стоит стесняться. Глаза Чонгука опасно сужаются, а губы кривятся в презрении. Он выдергивает подбородок из ладоней альфы. – Откуда Вы знаете? Вы рылись в моих вещах? – Я не трогаю ничьи личные вещи, Чонгук. Мне врач сказал. – Мерзкий старикашка! – Полностью с тобой согласен! – специально поддакивает, чтобы направить весь гнев на врача. Однако это не срабатывает. Чонгук переключает внимание на альфу. – И что теперь Вы будете делать? – снова закрывается, скрещивая руки на груди. – А что я должен делать? – Ну, теперь Вы знаете, что я омега. Что будете делать дальше? – Чонгук, я совершенно не понимаю, чего ты от меня хочешь! Я слишком устал, чтобы играть с тобой в шарады! – снова начинает злиться, но тут же одергивает себя. Необходимо успокоиться, иначе этот бесконечный круговорот ссор никогда не прекратится. – Послушай меня внимательно, птенчик. Чонгук смотрит исподлобья, молча ожидая вердикта собственного палача. – Я не знаю, что с тобой произошло, раз у тебя такая реакция, но могу предположить. И от этого мне совершенно не легче, – тяжело выдыхает. – Чонгук, здесь ты в безопасности, тебе не надо мучить свой организм. Для меня ничего не поменялось, мне без разницы бета ты, омега или альфа. Только стали понятнее некоторые твои слова и поступки. Поэтому прошу, не губи себя. В этом нет совершенно никакого смысла. Одинокие злые слезы собираются в уголках глаз. Чонгук спешно отворачивается, чтобы не показать Тэхёну собственную слабость. И тихо-тихо произносит: – Я могу пойти в комнату? Мне стало хуже, необходимо лечь. – Конечно! Я помогу. – Нет. Позвольте мне самому. Тэхён поджимает губы и кивает. Смотрит вслед уходящему Чонгуку, который передвигается, оперевшись на стены, и с трудом сдерживает себя, чтобы не помочь. Но позволяет Чонгуку справиться с этим самостоятельно, понимая, насколько для него это важно. *** Чонгук лежит, свернувшись на кровати, и безэмоционально смотрит в стену. В голове проносятся воспоминания, и каждое из них приносит жгучую боль. Он ненавидит эти похотливые, оценивающие взгляды, мерзкие потные прикосновения и гнусные сальные слова. Ему казалось, что он давно пережил и принял этот период жизни, но прошлое не хочет отпускать, постоянно напоминая о себе. Он понимает, чувствует, что Тэхён не один из тех людей, но страх сидит где-то слишком глубоко. Закрываться и прятаться стало настолько привычным действием, что без этого сложно представить собственную жизнь. Чонгук нервно откидывает одеяло и переворачивается на спину. Слегка кривится от спазма в животе, но это уже совершенно не та боль, на которую он будет обращать внимание. В голове столько противоречивых мыслей, что просто лежать становится невозможно. Он берет с маленького столика свечу и идёт к единственному человеку, который в силах успокоить встревоженную душу. Только идя по тёмному коридору, Чонгук понимает, что прошёл ещё один день. Сумерки спустились на город. Омега останавливается напротив резной тёмной двери и несколько минут стоит с занесеным кулаком. – Входи, Чонгук, – доносится из-за двери. – Как вы узнали, что я стою там? – Тень, – указывает на просвет между полом и дверью. – Что-то случилось? Как ты себя чувствуешь? – Терпимо,– присаживается на стул около рабочего стола. – Вам надо поспать. – Чонгук смотрит на измученное лицо Тэхена и уже жалеет, что пришел сюда. Наверняка альфа уже хотел ложиться. – Что случилось, Чонгук? Ты бы не явился в такой час просто так. – Нет, ничего. Прошу прощения, я ухожу. Спокойной ночи! – Птенчик, – ловит Чонгука за руку, – говори, что случилось. – Я просто... просто хотел... – Давай так: ты сейчас прекращаешь обдумывать каждое свое слово и говоришь то, что у тебя на сердце. Мне надоели постоянные недомолвки и ссоры. – Хорошо, сэр. – Тэхён, – поправляет омегу. – Что, простите? – Называй меня по имени. – Я не могу! Мне не положено! Тэхён усмехается и качает головой. – Опять возвращаемся к разговору "что и кому положено"? Тебе не надоело? – Я не могу называть Вас по имени. – Оно не такое уж и сложное, но если хочешь, называй просто Тео. Только не Теодор, умоляю! Хватит одной Грейс. Чонгук приподнимает одну бровь и внимательно смотрит на Тэхёна, у которого на лице появляется едва заметная улыбка. – Просто Тэхён? Вы уверены? – на всякий случай уточняет. – Более чем, птенчик. – Хорошо, как скажете. – Так о чем ты хотел поговорить? – Я не знаю, с чего начать, от этого чувствую себя глупо, – смотрит исподлобья и заламывает за спиной пальцы. Быть откровенным – это совершенно не про него. – А давай так, – Тэхён широко зевает и ложится прямо на пол. – Ложись рядом. Помнишь нашу первую брачную ночь? Тогда мы впервые что-то узнали друг о друге. Предлагаю повторить. – Только это была ваша первая брачная ночь, а не наша, – зевает в ответ Чонгук и ложится рядом. – Не имеет значения. Несколько минут лежат в абсолютной тишине. Но это не вызывает неловкости и смущения, наоборот – становится легче. Чонгук полной грудью вдыхает терпкий феромон альфы, и начинает говорить: – Когда мне было девять, родителей казнили, а меня выкинули на рынок рабов. Около полугода я находился там, пока один старый извращенец не выкупил всех омег и детей. И если до этого момента я думал, что моя жизнь похожа на ад, то глубоко заблуждался, – тяжело выдыхает и прикрывает глаза. – У меня никогда не был сильно выражен феромон, а особенно в детстве, поэтому этот мудак подумал, что я никчёмный бета. И это спасло меня, пускай лишь отчасти. – Он надругался над тобой? – сквозь зубы спрашивает Тэхён. Сна больше ни в одном глазу. – Смотря что Вы понимаете под "надругался", Тэхён, – поворачивается на бок и смотрит на альфу. – Однажды одна из его любимых наложниц заболела, и этот ублюдок вызвал лекаря. Пожилой омега понял, что я омега, как только увидел меня. Он незаметно протянул мне настойку и сказал принимать раз месяц, чтобы совсем скрыть феромон. Я и не стал спорить, постоянно видя какие ужасы творят с омегами. Однако это совершенно не остановило хозяина и его дружков от прикосновений, мерзких слов и периодических избиений. Потом он, этот ублюдок, на моё нескончаемое счастье, проиграл меня в карты семейству Купер. – Эти старые ублюдки были знакомы? – Все старые ублюдки знакомы, – усмехается Чонгук. – В семействе Купер моя жизнь отчасти наладилась, если можно так сказать, но выдавать свой секрет я не собирался. Мало ли что могло прийти в голову этому старику – он отвратительный и скользкий человек, готовый продать даже собственную дочь, чтобы порченый товар не мозолил глаза. Чонгук заканчивает свой рассказ и ждёт, что скажет Тэхён, однако альфа молчит. Молчит довольно продолжительное время. – Вы мне ничего не скажете? Тэхён рывком поворачивается к омеге и произносит темным, густым голосом, смотря прямо в глаза: – Птенчик мой, больше никто не посмеет прикоснуться к тебе против твоей воли, я обещаю. Чонгук слышит бешеное биение сердце в груди альфы и частое, поверхностное дыхание. Тэхён явно в бешенстве. – Я знаю. — Чонгук впервые ловит себя на этой мысли. Он действительно знает. И это чувство безопасности столь непривычное, но столь необходимое каждому, буквально распространяется по каждой клеточке тела. Чонгук сам прижимается к Тэхёну, сокращая расстояние до минимума. – Я отпущу тебя, если ты хочешь, Чонгук, – незаметно вдыхает воздух с макушки в надежде, что хоть раз насладится природным ароматом омеги, но нет. Волосы пахнут лишь мылом. Тэхён продолжает: – Я куплю тебе дом, помогу деньгами, откроем тебе счёт... Речь прерывается от мимолетного ощущения горячих губ на собственной щеке. Будто нежное перышко на секунду затронуло лицо Тэхёна. Альфа изумленно опускает глаза на краснеющего Чонгука, который едва слышно произносит: – Но я не хочу, Тэхён. Я хочу быть помощником одного очень вредного, порой вспыльчивого, но вместе с тем, бесконечно заботливо и внимательного Господина, – утыкается лбом в грудь альфы, чтобы не видеть этого обжигающего взгляда. – Как скажешь, мой птенчик, – Тэхён притягивает Чонгука к себе, заключая в крепкие, защищающие от всего мира объятия. А свеча догорает, погружая комнату в темноту и даруя такой необходимый отдых для них двоих. *** Утром Тэхён просыпается от аромата кофе, который приятно будоражит чувствительное обоняние. Садится и разминает затекшую спину, в очередной раз говоря себе, что сон на полу в его возрасте уже совершенно не полезен. – Доброе утро, сэр, – слышится позади. – Я приготовил Вам кофе. Чонгук уже при параде, сидит на своём кресле за столом и что-то внимательно изучает. И как всегда: неизменный костюм, волосы зачесаны, идеально ровная спина и тихий безэмоциональный тон. Будто и не было вчерашнего разговора, не было мимолетного поцелуя, как и крепких объятий во сне. Тэхён скептически поднимает бровь и встречается взглядом с Чонгуком. – Что такое, сэр? – Несколько дней назад я боялся, что ты отправишься на тот свет, – Тэхён идёт к шкафу с одеждой. – А сейчас ты ведёшь себя, будто ничего не случилось. Как твоё самочувствие? Жар, тошнота есть? Тэхён скидывает на пол грязную рубаху и достаёт чистую белую сорочку. Если Чонгук хочет, они будут играть по его правилам и делать вид, что вчера не произошло ничего выходящего за рамки их отношений. – Все в полном порядке, сэр. Необходимо приступать к работе: за эти несколько дней скопилось немало писем и счетов, – Чонгук смотрит исключительно в документы, чтобы не повторить события того дня, когда он чуть не сломал нос своему хозяину. – Я даю тебе на работу не более двух часов. Потом вернёшься обратно в постель. И это не обсуждается, Чонгук. Тэхён встает напротив, оперевшись двумя руками на массивный стол, и смотрит на нахохлившегося помощника. Чонгук с вызовом поднимает чёрные глаза: видно, что хочет поспорить. Но потом взгляд омеги непроизвольно скользит вниз, по загорелым, развитым плечам, груди, прессу... – Тц! Как скажете, сэр. – Чонгук с трудом поднимает глаза и проговаривает каждую букву в лицо альфе. – Язва. – Тэхён, не разрывая зрительного контакта, наклоняется ближе и произносит практически в губы, чувствуя горячее дыхание омеги: – Мне нравится. Тебе явно легче. – Что Вы собираетесь сделать? – сердце Чонгука заходится в бешеном ритме, но при этом сам он не двигается, не отстраняется. – Ничего, птенчик. – Каждое слово эхом отдаётся в сознании Чонгука. – Я же говорил, что без твоего желания никто не притронется к тебе. И я в том числе. Как бы мне этого ни хотелось... Тэхён резко отстраняется, ловя разочарованный выдох Чонгука. И сразу отходит на несколько шагов. Эта игра на грани постепенно сводит с ума, но и в этом есть своя прелесть: чем дольше и сложнее ожидание, тем острее чувства. – Я приму ванну. – Альфа закидывает чистую рубашку на плечо. – Если что, ты знаешь, где меня найти. Ну и если захочешь присоединиться, то я буду только за. Чонгук закатывает глаза и звучно фыркает: невозможный человек! Когда дверь за Тэхёном закрывается, Чонгук нервно откидывает от себя стопку бумаг. Какая уж тут работа, когда сердце бешено стучит, а по вискам и спине стекает холодный пот. Ему безумно страшно, стыдно и неловко за собственное поведение вчера. Этого нельзя было допускать, это неправильно. Как им теперь работать вместе? Как находиться рядом едва ли не все время? И как скрывать собственные чувства? Раньше Чонгук думал, что любовь – удел слабых, что это его точно не коснётся, ведь в нем с детства воспитывали независимость и гордость. Он думал, что сильный, что не позволит себе полагаться на кого-то, открыть собственные чувства и позволить сердцу ускоренно стучать от одного лишь вида другого человека. Всё это точно не про него. Однако он, как и миллионы других людей, оказался слаб сам перед собой. Ведь как-то иначе собственную реакцию на Тэхёна он объяснить не может. Разум требует прекратить все, сделать вид, что ничего не произошло, но вот сердце не может так просто отпустить. Чонгук буквально стонет и падает на стол, больно ударяясь лбом. Вот зачем ему все это? Почему нельзя было просто сохранять отношения хозяин–слуга и не знать бед? Впервые, когда попался достойный человек, надо было все испортить. Особенно ему. Зачем он сам вчера поцеловал альфу? Зачем позволил обнять? – Дурак! Дурак! – безостановочно повторяет молодой слуга, продолжая пытаться через ушибленный лоб найти ответы на вопросы, которые этих ответов и не имеют вовсе. Тем временем Тэхён с довольной улыбкой, напоминающий холёного домашнего кота, идёт принимать ванну. Теплая вода обволакивает тело, расслабляя каждую клеточку в теле. Тэхён закуривает сигару и откидывает голову, выпуская терпкий дым ввысь. Это именно то, чего не хватало в эти дни: спокойствия. Волнение за Чонгука постепенно отступает. Он ещё явно не полностью здоров, хоть и пытается отрицать это, но хотя бы его жизни ничего не угрожает. Да и теперь альфа знает наверняка, что за ершистым, закрытым характером скрывается ранимая душа, которая жаждет внимания, заботы и любви. Тэхён делает ещё одну затяжку и прикрывает глаза. Расскажи ему раньше, что он будет за кого-то так переживать и волноваться о чувствах, то альфа бы просто отмахнулся. Для него всегда было чёткое разграничение: семья – Томас, Мэри, Джон, все остальные – люди, которые существуют лишь для получения собственной выгоды или удовольствия. Тэхён привык видеть в своей постели разных людей: для него совершенно не важен пол, цвет кожи, разрез глаз и социальный статус. Главное – животное желание и страсть. Все остальное не имело значения. Ведь утолять плотские утехи не равняется быть заинтересованным в ком-то. Альфа издаёт смешок и вспоминает вчерашний вечер с последующей ночью. Это явно не соответствует привычному порядку вещей, но от этого не становится плохо, а совсем наоборот. На лице появляется улыбка, а по сердцу разливается тепло. Видеть такого Чонгука в собственных объятиях – правильно. Так же правильно, как оберегать этого молодого мальчишку от жёстокого окружающего мира и дарить ему то, чего Чонгук был лишён на протяжении практически десяти лет.