Виргинский кардинал

Чонгук сидит за массивным дубовый столом и, внимательно изучая смету, вносит коррективы и правки. – Тебе бы пора сделать перерыв. Пирожное хочешь? Принести? – Тэхён делает глоток виски и улыбается Чонгуку, на что в ответ получает лишь взгляд исподлобья и тихое: – Нет, спасибо. Ещё несколько документов необходимо изучить. Тэхён подходит ближе и нависает над своим помощником, будто тоже что-то внимательно вычитывает в бумагах, которые же сам и подготовил, хотя на деле просто хочет быть ближе. Но пока на каждый его шаг вперёд Чонгук делает два назад. – Вы мне свет загораживаете, сэр. – Все, понял, не мешаю! – Тэхён понимает руки вверх и широко улыбается. – А за пирожным я все таки схожу. Вдруг ты надумаешь. Чонгук молча смотрит вслед уходящему довольному альфе и мотает головой. Невозможный человек! Хотя у самого на лице появляется едва заметная улыбка. Тэхён возвращается спустя несколько минут с полным подносом сладостей и чая. Ставит ближе к Чонгуку и пристально смотрит. – Я сегодня хочу съездить в наши трактиры, посмотреть, как идёт работа, – пододвигает пирожное ещё ближе, – поедешь со мной? – Конечно, – смотрит на предложенную сладость и слюна образовывается во рту. – Тогда поедем, как закончишь с документами и выпьешь чай. А я пока пойду, не буду тебя смущать, а то так глазами и прожжешь это бедное пирожное. Чонгук закатывает глаза и возвращается обратно к бумагам. Тэхён же спускается вниз и в гостиной встречается с Грейс, которая видимо тоже вышла на запах свежей выпечки. – Добрый день, Грейс! Какие планы на сегодняшний день? – Добрый, Теодор! – натянуто улыбается, а глаза бегают из стороны в сторону. – Никаких не было планов. – Если хотите, поедемте с нами к источнику. Не обещаю развлекать Вас, но зато побываете на свежем воздухе. Сегодня замечательная погода! – Ой, я себя неважно с утра чувствую. Мне, наверно, лучше остаться дома. Тэхен чувствует эту ложь в словах, но от этого самому становится легче. Хоть в чем то они с Грейс понимают друг друга: проводить вместе продолжительное время им противопоказано. – Что ж, тогда отдыхайте, конечно! Грейс возвращается обратно к себе в комнату, так и не утолив желание отведать вкуснейшей выпечки Мэри. Стряпня Мэри, пожалуй, то единственное, что действительно нравится девушке в этом поместье. Она привыкла к роскоши, в её доме всегда царила атмосфера богатства: дорогая мебель, вышитая тончайшими нитями, роскошные люстры и мягчайшие кровати. Здесь же все в корне иначе: тёмные стены, массивная деревянная мебель и совершенно нет никаких украшений, если не считать редких полотен с вышитыми шёлком птицами. Грейс никогда не понимала и не поймёт, что вообще может привлекать в птицах. Абсолютно бесполезные и противные существа, разносящие болезни и как правило обладающие мерзким высоким криком. Даже в этом они с Тэхёном совершенно разные. – Джон, – Тэхён смотрит вслед уходящей девушке, – отнеси пирожное Грейс. Она наверняка спускалась именно за ним, а моё присутствие смутило её. – Хорошо! Джон тут же подбегает к матери и берет из её рук тарелку с ароматным бисквитом, пропитанным сливками и ягодами. Через несколько секунд ребёнок уже покидает кухню, с удовольствием выполняя поручение хозяина. – Мэри, вот скажи мне, – Тэхён закуривает сигару и отрезает себе небольшой кусочек сладости, – почему с некоторыми людьми так тяжело общаться? – Это вы сейчас о ком?– женщина поворачивается к хозяину дома и ехидно улыбается. – О Госпоже Грейс? О себе? Или, может, о Чонгуке? – Твоя взяла, – вырывается усмешка, – о всех нас. Я не знаю, что мне делать, Мэри. Едва ли не впервые в жизни. Чонгук до сих пор на меня обижается. – Знаете, – садится за стол рядом с альфой, – Я, когда впервые встретила Томаса, точно не воспылала какими-то чувствами к нему. Он сильно старше, у него похабное чувство юмора и тоже довольно вредный характер. – Я думал сейчас пойдёт душещипательный рассказ о любви с первого взгляда. – Мы что, в глупом романе о любви? – Мэри закатывает глаза. – Нет, с первого взгляда может появиться лишь симпатия, не более. Любовь появилась лишь тогда, когда мы постепенно начали открываться друг другу. Начали узнавать положительные, а вместе с ними и отрицательные наши черты. Не могу сказать, что было легко. Да и сейчас он меня иногда жутко бесит! Но я люблю его такого, какой он есть: со всеми его дурацкими шуточками и нескончаемой нежностью по отношению ко мне и сыну. – И как это может мне помочь? – Ну, Вы продемонстрировали дерьмовую сторону характера, теперь покажите же его положительные черты. А они у вас есть, я знаю! – Как мне это сделать, если в ответ на каждую мою попытку сделать что-то приятное он воротит нос? – Просто будьте собой, Тэхён. Не надо изображать романтичного джентльмена, если таким не являетесь. Проявляйте любовь и заботу так, как подсказывает сердце. – Мэри поправляет складки на скатерти и поднимает взгляд на хозяина дома. – Я готов, сэр! – Доносится из гостиной. – Иду, Чонгук! – кричит бете, а во взгляде самый настоящий страх. Он смотрит на Мэри в поисках поддержки. – Вы как будто поменялись ролями. Теперь вы – девятнадцатилетний помощник, а он – господин,– шёпотом смеётся женщина. – Смелее! Возьмите себя в руки и вперёд – на зов сердца! Мэри подталкивает Тэхёна в сторону гостиной. – Но я не умею проявлять свои чувства по отношению к кому-то. Вы же вот знаете, что я вас люблю, этого же достаточно! – шипит Тэхён на ухо Мэри. – Тридцать лет, а ума нет! – шипит в ответ и сужает глаза. – Мы - ваша семья, которая с вами едва ли не с рождения. А это немного другое! Ишь, привыкли, чтобы все было просто, а в любовных делах так не бывает! Надо постараться! Тэхён кривится и выходит к Чонгуку. – Все в порядке, сэр? – внимательно осматривает альфу. Что-то в его поведении кажется странным, но что именно Чонгук не понимает. – Более чем,– прочищает горло. – Пойдем, а то скоро день подойдёт к концу. Тэхён выходит из поместья, незаметно поглядывая на Чонгука, который следует за ним. *** Работа в трактире кипит. Больше нет разломанных столов – их заменили аккуратные новые, – нет больше и грязи со зловонным запахом. Кругом чисто, опрятно. Тэхён подходит к рабочим, придирчиво оценивая их работу, и, когда остаётся доволен, вручает несколько купюр. Практически все готово, что очень хорошо, ведь каждый день прибывает все больше и больше желающих попытать счастье в поисках золотых самородков. Тэхён осматривается по-сторонам: Чонгука нет внутри. Альфа сводит брови и выходит из помещения, выискивая хмурого бету. Пока они ехали сюда, все попытки Тэхёна хоть как-то заговорить Чонгука потерпели неудачу: в ответ лишь короткие односложные и тихие фразы, а на лице – ни малейшего намёка на улыбку. Зато сейчас Тэхён взглядом находит бету, который о чем-то болтает с угловатым рыжим подростком. Смотрит издалека, не решаясь подойти, чтобы снова не вызвать волну недовольства. Чонгук заинтересованно слушает, изредка вставляя недолгую реплику. Рукой стирает пот со лба, а Тэхён кривится. Ох уж эта вредность: сколько раз было сказано, что в такую жару совершенно необязательно одеваться в костюм с пиджаком. Чонгук же изнывает от духоты, а его новый знакомый услужливо протягивает бутыль с прохладной водой. Чонгук делает несколько больших глотков: становится гораздо легче. Он благодарит парнишку и оглядывается, чувствуя на своей спине прожигающий взгляд. – Мне пора идти. Приятно было познакомиться! – кивает парню и идёт к своему хозяину. Подходит едва ли не вплотную, скрещивает руки на груди и готовится атаковать первым, потому что взгляд Тэхёна не обещает ничего хорошего. – Что, опять будете упрекать непонятно в чем? Или мне вообще ни с кем разговаривать нельзя? – Ты в курсе, что нельзя пить воду у непонятно кого? – строго спрашивает Тэхён у Чонгука, в то время как бета чувствует себя маленьким провинившимся ребёнком. – Что? Почему? – А вдруг он собрал её из сточной канавы, Чонгук? Ты же не знаешь этого. К горлу подступает ком, а по спине стекает холодный пот. О таком Чонгук совершенно не подумал. – Я переживаю за тебя, поэтому прошу больше так не делать. – Хорошо, сэр. – голос Чонгука сразу смягчается и становится более мелодичным. – Вы закончили с делами? Моя помощь потребуется? – Нет, все в порядке, – подходит и нависает над Чонгуком большой, мощной горой. Так и хочется прикоснуться, но он не станет. – Рабочие заканчивают с подготовкой заведения, через пару дней можно будет открывать. – Скорее бы. А то Адам сказал, что многие золотоискатели постоянно спрашивают о том, когда будет открыта эта таверна. Они готовы платить хорошие деньги за еду и ночлег поблизости с рудником, – смотрит снизу вверх на альфу, стараясь не пропасть в этих зелёных глазах. – Адам – это тот рыжий мальчишка? Чонгук кивает. – Что ж, надеюсь, что Адам не ошибся, а то было бы обидно. Столько вложенных сил, времени и денег должны здорово окупиться, птенчик. Сердце Чонгука пропускает удар: слишком уж он скучал по этому прозвищу. Хоть и боялся себе в этом признаться. – Поехали домой, а то скоро будет смеркаться. Тэхён не отводит глаз от едва покрасневших щёк и смущённого взгляда. Наконец этот застывший айсберг хоть немного, но начал таять. *** Утром следующего дня Тэхён, проснувшись от яркого солнца и закурив первую сигару, спускается вниз. Подошло время завтрака. Даже Грейс спустилась за общий стол, потихоньку свыкаясь с правилами этого странного дома. Нет лишь одного человека. – Где Чонгук? – голос Тэхёна настороженный и сдержанный. – Не знаю, Тео, – отвечает Томас, – не спускался ещё. Спит, видимо. – Спит? Вот уж не думаю. Начинайте завтракать без меня. Я пойду проверю, что случилось. Тэхён поднимается на второй этаж, надеясь на то, что внутреннее чувство его подводит. Открывает деревянную и недовольно поджимает губы. Конечно, не подвело, напрасно было на это надеяться. На кровати, согнувшись и подтянув под себя ноги, лежит нечто похожее на толстую гусеницу. Чонгук, завернутый в несколько одеял, обращает внимание на вошедшего Тэхён и даже тише, чем обычно, произносит: – Простите за опоздание, я сейчас спущусь. Тэхён недовольно машет головой и с шумом выдыхает. Ну что за наказание, этого ещё не хватало! Хозяин дома подходит к кровати и аккуратно убирает мокрые чёрные пряди со лба, прислоняется ладонью к горячущей коже. – Тошнота есть? Живот болит? – Тэхён спрашивает таким голосом, что Чонгуку кажется, будто его сейчас же отправят на плаху. Тэхён ещё строже повторяет вопрос, так и не дождавшись ответа. В этот раз Чонгук лишь кивает и сильно зажмуривает глаза. – Вот же баран! – по-настоящему злится Тэхён,– Вот надо было тебе пить ту проклятую воду! Вроде умный, а порой мозгов совсем нет! – Со мной все в порядке, сэр! – Чонгук пробует встать. – Ничего страшного! Я сейчас переоденусь и спущусь к вам. – Давай вот только по дому мы не будем разносить эту болячку! – аккуратно укладывает Чонгука обратно в постель. – Я скоро приду. Лежи и не вздумай изображать из себя героя! Понял, Чонгук!? – Понял. Тэхён открывает широко окно, чтобы свежий воздух поступил в душную комнату. Приносит большой таз, с коротким "Если будет тошнить", и спускается на первый этаж. Внизу Мэри мерила шагами гостиную, полностью обойдя её уже несколько раз. Коря себя за то, что не сообразила, что что-то явно не в порядке. – Ну, что? Что-то случилось? – сразу подбегает к Тэхёну, как только замечает его на лестнице. – Да, случилось, – альфа подходит к остальным жильцам дома, которые все ещё, притихнув, сидят за столом. – Ну, не тяните! – Мэри заметно нервничает и не пытается это скрывать. – Вам всем на некоторое время надо уехать из поместья. – Что? – голос Грейс срывается на истерику. – Это ещё почему!? – У Чонгука скорее всего дизентерия либо брюшной тиф. И то и другое – крайне опасная и заразная болезнь. – Так пусть он и уезжает! Почему мы все должны терпеть лишения из-за какого-то сопляка!? – Потому что должны! – терпение Тэхёна явно на исходе, он с силой сжимает резную спинку стула. – Я не отправлю его в госпиталь. Там подобное не лечат, а лишь позволяют дожить последние дни в мучениях и абсолютном ужасе. Мэри прикрывает рот, а по щеке катится слеза. – И что же Вы собираетесь делать, Теодор? – Грейс скрещивает руки на груди и высокомерно смотрит на альфу. – У меня есть небольшой домик недалеко от поместья. Томас, Мэри и Джон неделю поживут там. А Вам, Грейс, я могу предложить пожить в гостинном дворе, либо же попрошу семейство Митчетлл приютить вас в связи со сложившейся ситуацией. Миссис Роуз не откажет. – А как же Вы, Тео? – серьёзно спрашивает Томас. – Я буду здесь, ухаживать за своим горе-помощником. – А если тоже заболеете?– Мэри со страхом смотрит на Тэхёна. – Я достаточно проспиртован, чтобы наверняка не подцепить ни одну болячку, – усмехается альфа, хотя самому отнюдь не смешно. – Я так и не услышал Ваш ответ, Грейс. – Я думаю, гостиный двор мне подойдёт. Тэхён кривится. Ещё бы ей не подошёл этот вариант. – Все. Тогда у вас есть немного времени на сборы. И да, Томас, когда повезешь Грейс в город, заедь за лекарем. Пусть как можно скорее прибудет сюда. Томас кивает и вместе с семьёй уходит к себе. Тэхён же ловит за рукав воодушевленную девушку: – Грейс, я прекрасно понимаю, почему Вы выбрали именно этот вариант. Но сразу ставлю несколько условий. Первое – чтобы ни одна живая душа не видела вас с Генри. Иначе я не собираюсь отмывать ваше имя и с позором отправлю обратно к отцу. – А второе? – высокомерно смотрит на альфу. – Никаких чужих детей я воспитывать не собираюсь. Надеюсь, это понятно? – Понятно. – Отлично. Тогда передавайте привет Генри! Грейс выдергивает руку и спешно поднимается к себе. Впервые в жизни она готова благодарить Чонгука, ведь теперь у неё есть несколько дней свободы. Тэхён позволяет себе ненадолго выдохнуть, перед тем как на несколько дней полностью отдать себя одному человеку. Закуривает сигару и идёт на кухню. Кипятит много воды. Достаёт с верхней полки запасы лекарств и различных настроек. От болезни не поможет, но зато хоть собьёт жар. Берет все необходимое и поднимается в комнату к Чонгуку. Он все так же лежит в нескольких одеялах и трясётся от холода. Тэхён присаживается около кровати и ласково обращается: – Птенчик, тебе надо раскрыться. Необходимо сбить жар. Чонгук мотает головой и ещё больше закручивается в одеяло. – Давай ты будешь меня слушать, тогда и поправишься скорее! – Тэхён без капли стеснения сдергивает одеяло. – Что Вы делаете! Прекратите! – ещё больше сворачивается в клубок, ухватившись за собственные колени. – Снимай рубаху! Ты весь мокрый! – Нет! – Чонгук, веди себя, как взрослый, пожалуйста! Я здесь, чтобы помочь тебе. Если не будешь меня слушать, то болезнь сожжет тебя за несколько дней. Чонгук смотрит из-под мокрой чёлки и будто обдумывает план побега, но поняв, что выхода у него особо то и нет, медленно снимает широкую рубаху. – Штаны снимать не буду, даже ничего не говорите! Тэхён закатывает глаза и смачивает в прохладной воде чистую ткань, предпочитая не продолжать дальше этот бессмысленный диалог. – Ложись на спину, птенчик. Чонгук с трудом отрывает ноги от спазмирующего живота и переворачивается на спину. Закрывает глаза и сжимает кулаки. Тяжело быть в подобном состоянии. Он привык, со всеми болезнями всегда справляться самостоятельно, ведь рядом не было никого, кто мог бы помочь. Однако сейчас организм, будто на зло, совершенно не хочет ему помогать. Ночью, когда поднялась температура, Чонгук думал, что к утру будет лучше, что это обычная простуда. Но с каждым последующим часом болезнь лишь набирала обороты, появилась тошнота и ужасные рези в животе. Утром он уже был не в силах встать с постели, лихорадка измучила за ночь, но и попросить о помощи он тоже не мог. Сам – точно нет. Поэтому сейчас, когда Тэхён аккуратно протирает его лицо, шею, плечи, Чонгук, будучи даже в столь изнуренном состоянии, понимает, что безмерно благодарен альфе. Тэхён делает это без лишних комментариев, не вызывая какого-то дискомфорта или смущения. В каждом действии чувствуется лишь забота и поддержка. – Все, молодец, птенчик. А теперь сядь, тебе так удобнее будет, и повернись ко мне спиной. Тэхён помогает приподняться. Чонгук поджимает к себе ноги и кладёт голову на колени. То, что сейчас увидит Тэхён, навряд ли ему понравится. Чонгук кривится, когда мокрая ткань накрывает первый шрам. – Это было в поместье Купер? – голос Тэхёна пропитан сталью, в то время как прикосновения к исполосованной шрамами спине – нежные и едва ощутимые. – И там тоже, – тихо произносит, уткнувшись в колени. Тэхён молчит, чтобы не сказать ничего лишнего. Злость стучит в висках и хочется, чтобы все эти мрази испытали ровным счетом то же самое, на что обрекли Чонгука. Навряд ли Чонгук совершил что-то вопиющее, за что можно было бы наказывать столь жестоким образом. Скорее всего это лишь блажь и желание самоутвердиться за счёт человека, который не сможет ответить. – До сих пор болят? – Нет. Тэхён возвращается обратно к небольшому столику, кидая тряпку в таз с водой и подает Чонгуку настойку от жара. – Это должно помочь. Дрянь конечно горькая, но Джону всегда становилось после неё легче. Чонгук послушно выпивает лекарство, даже не скривившись, и обратно падает на кровать. Мокрую кожу приятно холодит лёгкий ветерок из окна, отчего становится немного легче. – Попробуй уснуть. Как проснёшься, тебе должно стать легче. – Тэхён зачесывает мокрые чёрные волосы Чонгука назад. И от этого жеста самому становится тепло в груди. – Спасибо... Тихо произносит Чонгук и проваливается в беспокойный, прерывистый сон. Сколько раз он просыпается, измученный тошнотой, уже и не сосчитать. День превращается в одно сплошное испытание для них двоих. Тэхён постоянно поглядывает на часы в ожидании врача. И с каждой минутой страх все больше и больше одолевает альфу: необходимо лекарство, Чонгуку явно становится хуже. Наконец раздаётся стук в дверь на первом этаже. Тэхён касается плеча Чонгука и тихо произносит: – Я сейчас вернусь, птенчик. Скоро все пройдёт. В ответ тишина. Тэхён не знает, услышал ли его вообще Чонгук, пребывающий уже где-то не здесь. Тэхён бегом спускается и открывает дверь мужчине лет пятидесяти с огромным чемоданом в руках. – Почему так долго!? – срывается Тэхён. – О, поверьте, Вы тут не одни такие! А я один! Где больной? – На втором этаже, быстрее! – Минутой раньше, минутой позже – значения не играет, – тяжело поднимается по крученой лестнице. – Тут уж кому помереть, тот помрет. В этот момент у Тэхёна буквально наливаются глаза кровью. Он резко одергивает старого лекаря, и произносит, рыча в лицо: – Если он помрет, то поверьте, Вам жизни тоже не будет! Сделайте все возможное и нет, чтобы мне не пришлось претворять угрозу в жизнь! – Сделаю все, что от меня зависит! – понимает, что с разъяренным альфой больше не стоит говорить подобных вещей. Они подходят к двери, и лекарь заходит внутрь. – Пожалуйста, подождите здесь. Я осмотрю пациента и сразу выйду к вам. Тэхён не успевает сказать ни слова, как пронырливый старикашка уже закрывает дверь изнутри. Осмотр занимает две подряд скуренные сигары. Тэхён шагами мерит небольшой коридор, пытаясь прислушаться к звукам из комнаты, но ничего не слышит. Поэтому, когда лекарь наконец выходит, Тэхён спешно подходит к нему, обрушивая шквал вопросов: – Ну, что? Как он? Что делать? Какое лекарство? Сколько? – Вы в курсе, сэр, кто он? – задаёт внезапный вопрос пожилой врач. – О чем это вы? – Тэхён хмурит брови, а у самого сердце набатом стучит, ожидая услышать что-то важное. – Альфа? Омега? Бета? – Не понимаю, к чему вопрос. Бета, конечно. – В этом вся и проблема, сэр. Он омега, который десятки лет травил собственный организм, чтобы никто не узнал об этом. Я не могу дать Вам никаких гарантий и прогнозов, – с грустью произносит, видя неподдельный ужас в глазах альфы напротив. – Вот вам лекарство. Жар сбивать, обильно давать кипячёную воду. И молиться. Продержится три дня – скорее всего, жить будет. Лекарь проходит мимо ошарашенного Тэхёна и спускается. У него на сегодня ещё слишком много пациентов. Тэхён же смотрит на бутылёк из коричневого стекла и пытается уложить у себя в голове обрывки фраз. В себя он приходит, лишь когда дверь в комнату открывается, а на пороге стоит Чонгук, покачиваясь и держась за косяк из последних сил. – Что он Вам сказал? – Ничего, птенчик, ничего. Лишь выписал лекарство. Пойдём, тебе надо отдыхать. Тэхён поддерживает Чонгука за талию, помогая вернуться обратно в кровать. Следующие несколько дней остались на памяти Тэхёна, как одни из самых страшных: когда он был абсолютно беспомощен, когда не мог забрать себе боль любимого человека, когда впервые в жизни обратился к Господу, вспомнив уже давно забытые молитвы.