Клубничная луна

      Они еле дотерпели до номера. Дейенерис находилась, как в тумане, пока Дрого платил за комнату, пока они шли туда — в самое дорогое здесь помещение с двухспальной кроватью и ванной, похожее на будуар королевы из прошлых веков. Как только двери за ними закрылись, Дрого поцеловал Дейенерис, прижав спиной к той самой двери и подхватив за бедра так, что она обвила ногами его талию. Не прекращая целовать, понес к кровати и уложил на спину — и вся его торопливость мгновенно куда-то исчезла.       Сняв туфли Дени, Дрого поднялся выше; она благословила небеса, что надела мини-юбку, снять которую было проще, чем брюки. Но Дрого не спешил, нарочито медленно снимая нижнюю часть ее делового костюма, и так же медленно снял трусики — будто распаковывал подарок. Дейенерис требовательно захныкала, но ее лона Дрого не дотронулся ни языком, ни пальцами. Он принялся снимать ее пиджак и блузку, а когда она попыталась сделать это сама, гортанным голосом почти приказал:       — Не двигайся.       Дени не двигалась, позволяя ему себя раздевать: только подняла руки, чтобы было удобнее. Наконец она осталась полностью обнаженной, а Дрого был все еще полностью одет, но, отстранившись от нее, начал раздеваться сам: сбросил пиджак, медленно расстегнул пуговицы рубашки и запонки, галстук попросту разорвал, бросив на пол, и взору Дейенерис открылась мускулистая грудь, покрытая узорами тату. Расстегнув ремень, Дрого избавился и от штанов, и от белья, стоя перед ней теперь полностью обнаженным. В приглушенном свете светильников и луны, сияющей в открытое окно, он казался не человеком, а каким-то магическим созданием.       — Иди ко мне, — позвала Дени. Дрого подошел, навис над ней, забравшись на кровать. Снова длинно поцеловал в губы, но когда она хотела обнять его, перехватил ее запястья и прижал к матрасу. Дейенерис заерзала: ощущение беспомощности заводило, хотелось большего, а большего Дрого, по своему обыкновению, не давал сразу, выцеловывая ее шею, ключицы и грудь.       — Я хочу тебя, — взмолилась Дейенерис. — Я хочу тебя в себе! По-настоящему!       Презерватива у нее не было, и последнее, о чем она думала — о презервативах. Дрого развел ее ноги, устраиваясь между, направляя член рукой, вошел, наполняя ее. Дени застонала от удовольствия; как же она хотела все это время, чтобы он взял ее вот так…              Все еще держа ее запястья, Дрого начал двигаться: сначала медленно и размеренно, а потом все быстрее и быстрее. Приподняв ее бедра, подсунул подушку, забросил ее ноги себе на плечи, лишая возможности двигаться вообще — только опираться на локти и двигать бедрами навстречу, принимая в себя. Так глубоко, насколько можно, так быстро, насколько можно, на грани грубости, на грани нежности, пока по телу Дейенерис не начали пробегать чувственные сокращения.       — Я сейчас, — выстонала она, — Дрого…       — Дени, — хрипло проговорил он, — Дени…       Его семя пролилось внутрь нее, но Дейенерис не обратила на это внимания. Ей хотелось еще, ей было мало; будто угадав ее мысли, Дрого повернулся на спину так, чтобы она его оседлала, оказавшись сверху. Лунный свет разливался по ее коже драгоценным сиянием.       Приподняв бедра, она медленно опустила их, как в танце. Еще раз, еще, а потом задвигалась быстрее. Дрого подался навстречу, придержал ее, впиваясь пальцами в ягодицы. Ее грудь подпрыгивала от каждого движения, каждое же движение вызывало у нее стон — чувствительная и пламенная, готовая брать и отдавать, лучшая из женщин. Она кончила первой, Дрого — почти сразу за ней, и снова внутрь.       Это продолжалось до утра. Дрого не уставал, Дейенерис не думала, почему — была, как в забытьи. Ей просто было хорошо. Ей никогда еще не было настолько хорошо, ни с одним из мужчин.

***

             Проснулась она, лежа головой на его плече. Дрого спал, и Дени залюбовалась его лицом: мужественный, во сне он выглядел… не беззащитным, но спокойным. Умиротворенным. И даже таким он умудрялся излучать силу, которая заставляла Дейенерис чувствовать себя защищенной рядом с ним.       Вчерашний день и прошедшая ночь вспоминались медленно, как фильм на замедленной прокрутке. Суд, который она выиграла… Оберин, за которого она отомстила… Рейенис, ее слова о дяде и шутки об устрицах… вкус тех самых устриц и белого вина… Дрого в строгом костюме, какие не носят ловцы жемчуга… Казино, ставки, выигрыши… отель, торопливые поцелуи, потом… Дени закрыла глаза, вновь переживая все, что случилось ночью — и тихо охнула.       Презервативы. Они не пользовались презервативами, а она была не на таблетках — даже не взяла их с собой, потому что не планировала заниматься сексом, а если секс и случился бы, существовали презервативы. Существовали, но Дейенерис о них забыла, и Дрого, очевидно, тоже.       Можно было принять таблетки, но они не были стопроцентной гарантией. Обычно Дени пользовалась всеми доступными ей методами контрацепции — и оральными, и барьерными, и собиралась поставить спираль или даже перевязать трубы, но никак не доходили руки; она терпеть не могла детей, ребенок бы испортил буквально все, сломав ей жизнь, и однажды она решила раз и навсегда: детей у нее не будет. Ей не нужно продолжать род, для этого есть братья, Рейегар уже справился с этой задачей, произведя на свет сына. Эстафета перешла пока еще маленькому Эйегону, который вырос бы, женился и в свою очередь родил сына. И Визерис мог обзавестись женой и детьми. Но не Дени.       Это было очень глупо, но она постаралась незаметно выбраться из постели и прошмыгнула в ванную, чтобы там, как старшеклассница, провести идиотские процедуры якобы для предотвращения беременности. Когда Дени принимала душ, ей полегчало — ничего страшного не случилось, она занималась потрясающим сексом, и таблетки обязательно подействуют. К чему портить все дурацкими страхами?       Когда она вышла из душа, Дрого уже был одет, но не в костюм, а в майку и шорты. Он сидел на кровати, и рядом с ним на переносном столике стоял поднос с завтраком.       — Доброе утро, — улыбнулся он.       — Доброе, — Дени села рядом, взяв с подноса маленький сандвич. — Как спалось?       — Восхитительно, — искренне сказал Дрого. — Ты великолепна.       Щеки Дейенерис покрылись нежным румянцем.       — Ты тоже.       Обычно после таких ночей следовало все прояснить. Спросить «что теперь между нами?» или «что дальше?». Или, если совсем не понравилось — «я тебе позвоню». Дени терпеть не могла такие разговоры, особенно — начинать их. В этом случае все было понятно и так: она уедет, а Дрого… если захочет, может поехать за ней. Мир не ограничивается одной Коста-Рикой или одними Соединенными Штатами. Если Дрого был больше, чем ловец жемчуга, у них даже могло получиться нечто… большее. Если их не разделяла пропасть социального статуса.       — Хочешь, сходим куда-нибудь после завтрака? — спросил он.       — Может, в музей золота? — как можно непринужденней предложила Дейенерис. — Я слышала, там есть на что посмотреть.       Дрого отпил кофе. Музей… если бы они были обычной парой двух духов, они могли бы отправиться куда угодно. Если бы они были обычной парой двух людей, они пошли бы в музей золота, потом — на пляж, потом — в ресторан, потом — снова в постель, и так по кругу… если бы. Но Дрого не был человеком, а Дени не была духом и должна была уехать. И должна была узнать.       Она забеременела. Конечно же, она забеременела. Иначе быть не могло. В ее лиловых глазах Дрого уже видел блеск новой жизни — жизни, которой не должно было существовать. Дети духов, испокон веков живущих на этих землях, не должны были рождаться от людей. Это были не дети. Это были чудовища, похожие скорее на крылатых змей, чем на человека, и они убивали мать, да и сами жили недолго.       Маго обещал, что Дени выживет, Маго поклялся, значит, она бы выжила, но «выжить» и «жить счастливо» — не одно и то же.       Но хотя бы немного… недолго… на один день… у них могло быть что-то… человеческое.       — Давай тогда в музей золота, — кивнул он.       — Я позвоню Рейни, — сказала Дейенерис, закончив с завтраком. Вышла из номера, прикрыла за собой дверь и набрала Рейенис.       — О-о, — голос племянницы звучал и весело, и страдальчески одновременно. — Вот и ты. Ты где? Барристан нервничает, я еле отговорила его начинать обзванивать полицейские участки и больницы.       Дени стало стыдно: Рейни она оставила на попечение телохранителя, а сама пропала из его поля зрения, тогда как Барристан заботился о них обеих в равной степени и волновался о них не как о своей работе, а скорее как о своих племянницах. Добрый друг Рейегара, он мог считаться дядюшкой его сестры и дочери, почти как Оберин.       — Скажи ему, что я в порядке и извинись за меня, пожалуйста. Я приду, наверное, к вечеру.       — К вечеру? — Дени не видела, но готова была поклясться, что Рейни довольно прищурилась. — И где ты будешь до вечера? Где-то со своим миллионером из трущоб?       — Да, — не стала спорить Дейенерис. Рейенис весело засмеялась.       — Я знала, что ты с ним переспишь. Я была уверена! Жаль, что ни с кем не спорила, могла бы выиграть неплохую сумму. Ладно, не смею тебя отвлекать, иди и получи максимум удовольствия от каникул!       На этом Рейни сбила вызов. Дейенерис улыбнулась телефону — Рейенис всегда была такой… Рейенис. Но она была права: нужно было получить максимум удовольствия… напоследок.

***

      Музей золота находился недалеко от площади Культуры и Кафедрального собора, рядом с центральным банком. Когда-то именно в банке хранились золотые артефакты, найденные археологами, но вскоре этих артефактов стало так много, что им потребовалось отдельное место, которым стал Museo Oro Precolombino, Золотой музей — подземное царство, скрытое среди шумных улиц и ярких тропических красок, где хранились бесценные сокровища древней цивилизации.       Его вход, неприметный на первый взгляд, вел вниз по широкой лестнице; стены коридоров были отделаны серым камнем, имитирующим скальные породы, а мягкое искусственное освещение создавало атмосферу таинственности — как и должно было быть в месте, где хранились вещи, созданные ранее, чем за 500 лет до начала новой эры.       В зале нумизматики история Коста-Рики представала в виде монет — от первых медных монет колониального периода до современных банкнот. В витринах были выложены монеты разных номиналов из различных металлов, что создавало своеобразную хронику событий. Кроме монет, здесь были старинные весы, кассовые аппараты и даже банковские чеки.       — Кроме обычных, здесь есть особенные монеты, — заговорил Дрого. — Например, с ошибками чеканки, или найденные археологами.       Его человеческие деньги интересовали мало, но Дейенерис любовалась этими кругляшками из меди, бронзы и золота — а Дрого любовался ею.       В зале керамики каждая глиняная чаша, каждый горшок и статуэтка говорили о жизни и культуре древних индейцев, некогда населявших эти земли. Гладкие поверхности сосудов, украшенные геометрическими узорами или изображениями животных, отражали свет, создавая игру теней и бликов. Горшки, чаши и кувшины различных форм и размеров, которые использовались для приготовления и хранения пищи и проведения ритуалов; фрагменты этих сосудов; статуэтки, изображающие людей, животных и богов; бусы, подвески и серьги из обожженной глины…       — Посуды здесь не так много, — сказал Дрого. — Только та, в которой готовили еду. Ели чаще из тыкв.       «Ты знаешь историю?» — хотела спросить Дейенерис, но сама себя мысленно выругала: конечно, он знает. Даже если бы он был простым бедным ловцом жемчуга, он знал бы историю своей страны.       — Расскажи, — попросила она.       — О чем?       — Обо всем. Об индейцах.       Дрого задумался.       — Здесь жило много народов. Майя строили свои города… думаю, около четырех тысяч лет назад. Они научились писать и считать время. Их календарь оказался таким точным, что его использовали и другие народы. Они часто воевали друг с другом, а пленных врагов приносили в жертву. Сапотеки на самом деле звали себя не сапотеками — так их называли мешика, это значило «жители места, где растет сапотовое дерево», и они так привыкли, что теперь истинное имя этого народа забылось. У них тоже была своя письменность. Народ пурепеча строил ступенчатые пирамиды в форме буквы «T», и делал мозаику из перьев колибри. Тотонаки были земледельцами, а не воинами, но когда мешика пытались завоевать их, они поднимали жестокие восстания. Нюу сави, народ дождя, были искусными ремесленниками…       Он рассказывал и рассказывал, называл имена индейских вождей и воинов, говоря о них так, как о своих знакомых. Из зала керамики они спустились ниже — туда, где в просторном зале хранились главные сокровища музея — изделия из золота: маски, украшенные замысловатыми орнаментами, фигурки животных, выполненные с поразительным реализмом, ажурные украшения и посуда.       — Золото было деньгами в основном для захватчиков, — печально сказал Дрого. — Для них золото олицетворяло не столько богатство, сколько солнце и божественную силу. Богатство тоже, конечно… Но не в первую очередь.       — Тебе их жаль? — понимающе спросила Дени. Ей самой было очень жаль эти народы — древние, кровожадные, но все равно не заслуживающие того, чтобы их разграбили и уничтожили в погоне за наживой. Они жили здесь испокон веков и не ждали конкистадоров, колонизаторов и миссионеров. У них была своя жизнь, свои войны и свои боги.       — Не очень, — усмехнулся Дрого. Они остановились перед золотой маской, изображающей какого-то бога. — Они были надоедливыми. Но когда пришли те, другие, из Европы — эти были еще хуже. Они принесли с собой и кровь, и чуму.       — Оспу, — поправила Дейенерис, и только тогда насторожилась — почему он говорил так, будто сам это видел и знал индейцев? Или ей казалось?       — Умирали, как от чумы. Кто-то из наших радовался, а я… я не питался кровью и душами.       — Что? — Дени широко распахнула глаза. — О чем ты?..       Первая мысль, промелькнувшая в голове: «псих». Дрого не походил на психа, но бывают же такие, почти нормальные… или не псих? Он управлял снами, он заглядывал в прошлое, он снимал опьянение… Местные болтали о духах, которые испокон веков жили бок-о-бок с людьми, но Дейенерис не обращала внимания на эти россказни. Когда-то давно их мир населяла магия, когда-то давно ее предки летали верхом на драконах, на Севере жили люди, способные переносить сознание в тела животных и видеть пророческие зеленые сны, а жрецы из Восточной Азии были способны воскрешать мертвых поцелуем огня. Все это было, и все это исчезло… или не исчезло?       — Кто ты? — шепнула Дени одними губами.       — Я Дрого, — сказал он. — Я дух природы, рожденный Великим Змеем и Богиней-Матерью. Прости меня.