Один за раз

      — Вот такими движениями вкручиваем, — мягко мурлыкал Куртисс, с очаровывающей улыбкой посматривая на собеседницу. — Ночка, я бы с радостью помог вам, но ваши няньки уж больно переживают за вашу неприкосновенность. Поэтому просто смотрите и повторяйте за мной. Конечно, было бы лучше, если б вы позволили мне взять это дело в свои руки — вместе с вашими чудесными пальчиками…       — Но к представителям долинской знати прикасаться нельзя, вы забыли? — наивно напомнила девушка, продолжая старательно копировать движения любезного наставника.       А вот их охранным шкафам дозволялось как угодно трогать и мелкого господина Фредерика, и Ночку, и Луню — даже отодвигать в сторонку, приобнимая за талию, и поднимать на руки.       — Ох, простите иноземца. Я только сегодня об этом узнал и никак не привыкну, — вздохнул принц. — Уж очень хочется коснуться вас хоть на миг…       — Вроде до конца вкрутилось, — Ночка наклонилась ниже, вглядываясь в стык, а затем смело нанесла слой смазки.       Куртисс протянул ей ближе банку с тёмным варом, чтоб было удобнее наносить следующий слой. От её решительных движений иссиня-черная коса упала с плеча и проехалась кончиком по руке, испачканной в смазке. Но девушку это ничуть не смутило, она привычным движением откинула косу на другое плечо, а на рукаве рабочей рубахи остался тёмный след. Принц удивлённо усмехнулся: его собеседница составляла столь разительный контраст его сестре и остальным дамам из высшего света аллилакского королевства…       — Так?       — Да, всё правильно, — кивнул Куртисс — Вы невероятная умница, Ночка! Я таких девушек никогда не встречал…       — Ну что вы, Луня разбирается в этом ещё лучше меня, — скромно кивнула та на подругу, помогавшую главе ремонтников.       Принц покачал головой: комплиментам Ночка ну никак не поддавалась. Внешне — из-за юной наивности, но не могло же быть всё так просто? Куртисс прищурился, но нежно-платиновая, ярчайшая из всех виденных им аур совершенно слепила внутренний взор и в её ровном сиянии каких-либо оттенков было просто не разобрать. Хотя если поразмыслить, был в этом и положительный момент.       Куртисс давно знал, что брак с ним будет достаточно тяжёлым испытанием для большинства женщин: видел это на примере семьи брата. Понятно, что не всякая сможет выдержать жизнь с мужем, который замечает малейшую фальшь в отношениях, а после недолгого времени научится видеть любые эмоции и даже различать их оттенки. Ранее, конечно, он думал, что женится лишь на женщине, чью ауру он сможет уверенно читать, но… в случае с Ночкой в жизни появлялся эдакий элемент новизны.       Он ласково улыбнулся долинке:       — Вот мы и проверили этот фонтан. Когда знакомые господина Фруктика всё пропаяют, поставим остальные форсунки на место и проведём контрольную проверку. Танцующая в солнечных лучах вода — чудесное зрелище, но его красота и не сравнится с вашей…       — Вы удивительно хорошо разбираетесь в водоснабжении, — восхищённо посмотрела на него Ночка.       — Князь не стал бы приглашать мастера по фонтанам, который разбирался бы в этом удивительно плохо, — тихо рассмеялся Куртисс, и собеседница к нему присоединилась.       Принц ею прямо залюбовался: девушка была ангельски красива, несмотря на странную смуглость кожи, испачканную тёмной смазкой щёку и растрепавшуюся косу, в которой застрял мелкий сор. Огромные серые глаза на точёном личике, изящный носик и чудесная улыбка — она определённо была самой красивой женщиной из всех, кого Куртисс встречал в своей жизни. Ещё она чутко чувствовала собеседника, очень мило шутила и неплохо разбиралась в техническом оборудовании. Удивительный набор для долинской принцессы. Но Куртисс давно уже морально приготовился к встрече с любой самодурствующей капризулей, поэтому сейчас просто радовался тому, что его опасения оказались напрасными.       — Красавица моя, вы не устали? — подпустил он в голос тревоги. — День в разгаре, вам голову не напечёт? У вас руки уже бледные…       …где не заляпаны тёмным варом.       — Не волнуйтесь, там просто стёрлась мазь от загара, — успокоила его долинка. — Сейчас закончим, отмою руки и заново намажусь.       О, вот и разгадка. Легендарную белокожесть принцессы замаскировали косметикой, чтобы не привлекать излишнего внимания. Хотя её красота всё равно не оставляла мужчин равнодушными, но на этот случай рядом с ней была толпа Фредериков и Пат.       — Хорошую работу следует отметить, — чарующе улыбнулся девушке Куртисс. — Позвольте пригласить вас на обед. — Он оглянулся в поисках своего помощника, и тот, словно почувствовав, мгновенно материализовался рядом. — Нип, вы в Готре ориентируетесь явно лучше, чем я. Подыщите нам столик в каком-нибудь тихом уютном местечке с хорошей кухней.       Раз уж князь приставил соглядатая, нужно использовать его себе на благо, а заодно проверить уровень предоставленной свободы и компетенцию цветочка. Куртисс невинно улыбнулся и выжидательно посмотрел на Нипа. Тот невозмутимо поклонился:       — Ни в одном заведении столицы нет поваров лучше, чем в княжеском дворце. А в нашем парке множество уютных уголков для пикника.       Значит, за пределы дворца хода нет? Принц прищурился, оглядывая ауру помощника. У того свозь сумеречную печаль начали пробиваться язычки любопытства и лёгкого недоумения.       — Ребята, — тем временем обрадованно позвала приятелей Ночка, — Курт приглашает нас пообедать! Пойдём на пикник?       Чуть озадаченный таким поворотом событий принц проводил взглядом порхнувшую к приятелям долинку и перевёл взгляд на своего помощника, чью ауру расцветили весёлые искорки:       — Нип, мне запрещено покидать территорию дворца?       — Нет, господин, если я буду вас сопровождать, — услужливо улыбнулся цветочек. — Со мной вы в городе не заблудитесь.       — Тогда я не понимаю, почему у нас так получилось с обедом, — Куртисс многозначительно посмотрел на слугу. — Давай попробуем ещё раз, и постарайся меня не разочаровать. Можешь устроить романтический ужин на двоих в каком-нибудь хорошем заведении, в которое не стыдно привести такую девушку, как Ночка?       — Во дворце князя лучшие повара, — вежливо повторил цветочек и понизил голос, — которые готовы бесплатно кормить княжеских гостей.       Ах ты ж, зараза! Хорошо хоть, он не опозорил принца при долинке… О такой мелочи, как деньги, Куртисс не подумал. Немного поразмыслив, он уточнил:       — Разве князь не предоставляет средства на содержание гостей?       — Предоставляет, — с едва заметной иронией подтвердил Нип. — Личные апартаменты, посещение трапезных, бань, лекарского крыла…       — А денежное содержание выделяется?       — На ваш счёт отдельных указаний не поступало.       Принц задумчиво вгляделся в невинные светлые глаза помощника. Золотистая радужка, золотистые кудри, золотистые насмешливые искры в ауре — цветочек почти сиял под ясным взором Небесного Отца, что должно было быть самой что ни на есть благоприятной приметой… Но почему-то не было: Нип его нагло обламывал. Куртисс решил зайти с другой стороны:       — По окончании ремонта князь заплатит мне хорошие деньги, — напомнил он. — Ты не мог бы одолжить десяток-два золотых? Отдам с процентом.       — Я попробую узнать, — аккуратно начал Нип, — кто из местных ростовщиков согласится…       — А сам? — прервал его Куртисс. — Ты-то знаешь, что я не посторонний, что меня ваш князь принимал…       — Откуда такие деньги у бедного слуги? — подчёркнуто грустно произнёс помощник, глядя на аллилакца с некоторым подозрением.       А-а, значит, решил попридуриваться? Думает, что его поднадзорный до сих пор не понял, что Нип не простой лакей, а сотрудник какой-то особой службы? Наивно надеется, что Куртисс не узнал того, кто подставил его у кухонных ворот? Конечно, цветочек помылся с дороги и сменил богатую одежду на лакейскую форму, но ауру так легко не поменяешь.       — Для бедного слуги у тебя неплохие сапожки, — не удержался от шпильки Куртисс, заметивший, что обувь Нип предпочёл оставить свою — явно сделанную на заказ и на вид очень удобную. — Дороже моих на порядок.       — Это могло бы говорить лишь о щедрости моего работодателя, с которой ваш мог бы брать пример, — мило улыбнувшись, уколол помощник в ответ, — если б сапоги не были подарком.       Вот же зараза!       — Какой роскошный подарок. За что это? Кому-то помог с проблемами — особо интимными? — мстительно ткнул Куртисс в подсмотренную ранее болевую точку, но полюбоваться, как это отразится на ауре, не успел: к ним подошла Ночка с одним из её сторожевых шкафов, который был побольше.       — Курт, нам подсказали, где найти уютный уголок в парке, как вы хотели, — радостно сообщила долинка. — И даже пообещали через полчаса принести туда обед — для всех нас. Здорово, да?       Аллилакец смог только молча покивать головой… потому что яркая почти как у Похонника рассветная аура Фредерика-который-сын бессовестно льнула и сливалась с аурой Ночки! Охранник и принцесса были невероятно близки духовно, но любовниками вроде не были — насколько Куртисс мог разобрать в слепящем платиновом мареве. Мелькнула мысль о том, что до свадьбы обязательно надо будет устроить один несчастный случай, и принц отложил её пока в сторонку, потому что осознавал ещё один факт: аура шкафа тесно переплеталась с Ниповой. Это что же получается, у цветочка были долгие сексуальные отношения и с этим сыном Стального Фолга? Какие интересные у Нипа критерии отбора любовников…       — ОМ-М-М! — раздалось невдалеке громкое и гулкое утробное мычание, от неожиданности которого Куртисс едва не подпрыгнул.       — О, Суслик дописа́л! — обрадовалась Ночка.       — Или опять потерял и ищет вдохновение, — ухмыльнулся шкаф Фредерик.       — Пойдёмте посмотрим, — предложила долинка, и аллилакец, слегка шокированный потоком навалившихся на него потрясений, молча поспешил за ними.       За густыми кустами обнаружилась солнечная полянка, у ближнего края которой стояли мольберт с холстом и знакомый блондин в голубом под присмотром неизвестного охранника. А в центре поляны возвышался голый и лысый матёрый кигги, подняв руки и лицо вверх, навстречу ярким лучам. Куртисс судорожно сглотнул комок в горле, потому что несмотря на невиданно огромный шрам на животе, несмотря на заметную вмятину над виском, которой раньше не было, несмотря на закрытые глаза, прятавшие характерную безуминку, он узнал этого Суслика. Того самого, который девятнадцать лет назад едва не выкинул Куртисса за борт в открытом море. С которым они провели несколько лет на одном корабле, занимаясь торговлей, контрабандой и иногда пиратством. Именно благодаря ему принц убедился в прямой зависимости милоты прозвища кигги от его безбашенности.       — Ом-м-м! — вновь гулко разнеслось над поляной.       Девушки с любопытством подбежали к мольберту. Фредерики-ремонтники со сторожевыми шкафами как привязанные следовали за ними.       — Что это? — с придыханием спросила светловолосая Луня, внимательно разглядывая холст и наклоняя голову в разные стороны.       — Голубки в соцветиях бурьяна, — весомо проронил Суслик, не открывая глаз.       Куртисс, чтобы не выделяться, тоже подошёл к мольберту. В центре холста бросалось в глаза абстрактное аквамариновое пятно на фоне салатово-зелёных росчерков с яркими пурпурными кляксами.       — А где голуби? — с ухмылкой уточнил Фредерик-который-родственник. — Если они голубки, их же должно быть много?       — Их два, — величественно сообщил Суслик, по-прежнему не отрываясь от принятия солнечной ванны.       Блондинчик в голубом, почтительно созерцавший цветной хаос на холсте, не выдержал:       — Ну вот же они, прямо в центре композиции — пара слившихся в экстазе голубков. Несомненно, они символизируют ясное небо и тяжёлую дорогу человека к чистым помыслам и светлому будущему! Посмотрите, как легко и воздушно они написаны — прямо чувствуется нежное дуновение ветерка. Нельзя не понять: столь уникальной непосредственностью манеры письма и самобытностью образов господин Суслэ открывает новую эпоху современного искусства! Кроме того, истинные ценители сразу заметят влияние мастеров старой школы: широкие плотные мазки создают невероятную фактуру, характерную для манеры того времени. А как искусно господин Суслэ владеет мастерством сочетания пятна и линии! А его внимательность к деталям: этот выразительный глаз будто смотрит в естество зрителя и показывает, как глубока и необъятна душа всего сущего вокруг нас. Что дух каждого существа — это целый космос. Этот блик — словно разгорающаяся звезда новой надежды!       Куртисс, поддавшись общему порыву, ещё раз вгляделся в одинокий воспалённо-алый глаз в голубом пятне на тот случай, если он не был достаточно внимателен при первом рассмотрении. На второй взгляд алый глаз показался ему ещё более безумным, чем его автор.       — А какая новаторская работа с цветом: краски для этого шедевра отобраны творцом явно не случайно! Заметьте, как притягивают взгляд зрителя контрастные цвета, захватывая внимание, помогая выделить главное на холсте, отринуть стороннее и лишнее, как бесполезный бурьян, который хочет поглотить личность рутиной повседневности. Пурпурные соцветия фаллических очертаний говорят о силе и власти, но также напоминают о неминуемых ранах, получаемых душой на тернистой и извилистой дороге жизни. Каждое соцветие связано с бренной землёй посредством опять же фаллически пронзительного ствола, который символизирует ложную простоту прямого пути телесной похоти. Но сильный духом, пройдя все запутанные испытания, в конце концов воссоединится со светом в себе в единое целое — как эта пара голубков, слившаяся в экстатическом порыве страсти! Очевидно, автор в своём послании человечеству предлагает выбор: оформить себя как цельную личность, приняв свои недостатки, или мещански поберечься от трудностей и остаться лишь сорной травой.       Зрители потрясённо разглядывали шедевр, пытаясь осознать замысел творца во всём его великолепии. На поляне воцарилось гробовое молчание, разбавляемое лишь пением птиц и жужжанием насекомых. С присущей кигги деликатностью Суслик промычал свой потусторонний «ом-м», чтобы его поклонники не потерялись в мире искусства и не забыли, на каком они свете.       Воспользовавшись паузой, блондинчик подошёл к принцу и тихо поинтересовался:       — А где господин Похонник? Он вроде собирался к этому фонтану?       Так симпатяжка здесь Похотника поджидал? Чтобы опять «неожиданно» с ним встретиться? Стоявший рядом с Ночкой и Куртиссом шкаф умудрился расслышать негромкий шёпот и прежде, чем аллилакец успел ответить, бесцеремонно влез в разговор:       — Он уже слился, — ухмыльнулся Фредерик-сын, — в экстазе. С караваном в Итилан.       Ночка хихикнула в кулачок. А Куртиссу очень захотелось устроить шкафу несчастный случай как можно скорее: столь близкая связь между мужчиной и женщиной бесследно не проходит, такая тяга обязательно заканчивается интимными отношениями. Кстати, почему Куртиссу запрещено даже пальцем касаться долинской принцессы, а этому ху… дожнику можно разгуливать при ней без одежды, размахивая своим… пурпурным соцветием?!       — Что ж вы не ограждаете представителей долинской знати от непотребств? — обратился аллилакец к шкафам с осуждением в голосе. — Может, уведём Ночку и Луню подальше от господина Суслэ?       — А что с ним не так? — заинтересовался Фредерик-сын.       — Он же голый!       — Но нас-то не касается, — с улыбкой отметила Ночка, догадавшись о причине куртиссова недовольства.       К сожалению, их разговор привлёк нежелательное внимание: Суслик наконец открыл глаза и его пылающий взор остановился на лице аллилакца.       — Какая необычная, экзотическая красота! Эти скулы, этот профиль, эти волосы! Какие цвета! — Творец голубей в экстазе оббежал вокруг Куртисса, у которого тревожно похолодело внутри. Ночка и Луня при этом, как приличные девушки, старались не опускать взгляд ниже пояса эксцентричного художника. Осмотрев потенциальную жертву со всех сторон, Суслик задумчиво уточнил: — Кажется, мы с вами знакомы?       — Нет! — обуздав панику, торопливо открестился принц. — Не знакомы! Я бы вас точно запомнил.       — Может, ты спутал его с другим аллилакцем? — неожиданно пришла на помощь Ночка, и Куртисс быстро с ней согласился:       — Наверняка. Мы, аллилакцы, все на одно лицо.       — Возможно, — с сомнением протянул Суслик. — Вы уж простите, если что не так. Я могу путаться в лицах — после того, как архины слегка проломили мне череп.       Ох, ничего себе! Принц покосился на заметную вмятину на лысой голове. Похоже, архины сотворили практически невозможное: буйный Суслик научился вежливости и деликатности. Или на него так благоприятно влияло присутствие девушек?       — Господин Кыай, — Суслик обратил своё внимание на ещё одного гостя, — благодарю за столь глубокий анализ и великодушное окультуривание менее просвещённых гостей из Долины. — Он небрежно кивнул в сторону остальных зрителей.       — Ну да, у нас всё не настолько культурно и просвещённо, — дружно закивала толпа Фредериков, сдерживая ухмылки.       — Как так?! — изумился блондинчик. — Ведь в Долине множество прекрасных художников! Например, семья Мэйленов — Шуона, Идэни, Чуози. Шуона Мэйлен — мать нашего светлейшего князя — из династии великих живописцев! Господин Суслэ, говорят, именно Мэйлены ввели вас в мир искусства?       — Угу, как раз после того, как архины мне по кумполу настучали и я сбежал из лазарета Западной крепости — по личным причинам, — Суслик содрогнулся, вспомнив что-то, видимо, очень жуткое. — Боги привели меня к имению Мэйленов. Я два дня наблюдал из кустов, как они втроём работали на пленэре…       Тут уже содрогнулся Куртисс, представляя, как пару дней чувствовали себя утонченные аристократы под пристальным надзором буйного амбала с пробитым черепом…       — На третий день они меня заметили, распорядились перевязать и накормить, а я вместо этого попросил холст и краски, — ностальгически улыбнулся Суслик.       Хм, похоже, родственники князя и сами были столь же… творческими личностями.       — В прошлом году я посещал выставку картин из Императорской галереи, — с придыханием сообщил блондинчик и экзальтически закатил глаза: — Ваш натюрморт «Сельдерей в фарфоровой вазе» произвёл на меня неизгладимое впечатление! Лаконичный одинокий стебель, мощный и сочный, в изящном тонкостенном фарфоре — какая глубокая метафора! Олицетворение самодостаточности: стебель один и он не потерпит других стеблей в этой вазе, дабы не треснуло тонкое горлышко…       На половину Фредериков — мелкого сына и сына-шкафа — напал приступ кашля. Ладно, господин ремонтник, но охрану принцессе могли бы и поздоровее найти…       — Хотя вашу галерею я посещаю гораздо чаще, — с гордостью сообщил Кыай. — Особенно мне нравится грандиозный портрет князя!       — Ещё бы — в два человеческих роста! — самодовольно напомнил Суслик. — Его хотел купить сам князь, чтобы повесить в личных покоях! Только господин Гиб успел первым и оказался настолько великодушен, что разрешил оставить портрет в общественной галерее. Он считает, что искусство должно принадлежать народу.       — Господин Гиб — прекрасный человек, — согласился блондинчик. — Но сам портрет не менее прекрасен: три карпокролика — потрясающий символизм триединства! Два золотых по краям — это изобилие и удача, а белый посередине — с молочной чешуёй, пушистыми ресницами и длинными ушами — персонификация бдительности и пожелание долгих лет жизни.       — Вы прекрасно разбираетесь в искусстве, — похвалил Суслик порозовевшего Кыая, даже отшагнувшего назад. — Но вы, наверное, пришли ко мне по какому-то делу?       «Кроме поисков «случайной встречи» с Похонником», — ехидно продолжил про себя Куртисс, но внешне постарался сохранить невозмутимость.       — Ну же, не стесняйтесь, — художник, непринуждённо покачивая своим пурпурным соцветием, последовал за блондином и, видя, что краска заливает Кыая всё сильнее, великодушно его подбодрил. — С удовольствием постараюсь вам помочь.       Ремонтники и охранники бесцеремонно подошли к ним ближе, с откровенным любопытством ожидая продолжения разговора. Блондинчик, видимо, отчаявшись избавиться от лишних ушей, но опасаясь упустить шанс, наконец решился:       — Я слышал, что вы ищете натурщика для нового портрета в вашем оригинальном стиле… И хотел бы узнать, каким вы видите меня.       Суслик задумчиво обозрел стройную фигурку в голубой форме лекаря:       — Вы же знаете, что я рисую природную суть, которую можно почувствовать только всем своим естеством. Именно поэтому я творю в полном единении со вселенной, без наносного влияния искусственной человеческой морали…       И без человеческой одежды, угу. Словно в ответ на мысли Куртисса остальные зрители дружно закивали, а Ночка даже вспомнила:       — Говорят, господин Мафэн, княжеский конюший, был так впечатлён, что даже плакал, когда покупал свой портрет…       — О да, лиловорогий леминголень — его внутренняя суть — особо хорошо мне удался, — скромно признал Суслик. — Брат господина Мафэна был так впечатлён, что устроил целый аукцион за право выкупа, но проиграл… Жаль, господин Мафэн увёз портрет в личное имение и никому не показывает. Господин Кыай, форму вашей сути я уже почти вижу, но ещё не могу определить, какого цвета она будет.       Фредерик-родственник ехидно, но очень тихо хмыкнул, намекая, видимо, не только на форму:       — Цвета «голубой кобель».       Однако Суслик всем своим естеством не только чувствовал, но и слышал хорошо. Он задумчиво и важно кивнул:       — В этот раз, Фредька, пожалуй, соглашусь с тобой: голубой кобальт очень подходит сути господина Кыая… Так и вижу: лазурно-голубой пингвин глубоко страдает на тающем айсберге…       У блондинчика удивлённо округлились глаза. Видимо, он ожидал чего-то совсем другого: прекрасного лебедя или игривого котика. Хотя после леминголеня Куртисс вообще бы поостерёгся обращаться к Суслику за портретами. Лиловорогими.       — Ой, я вспомнил, что до обеда должен обсудить с госпожой Найтэ план лечения одного пациента, — внезапно спохватился лекарь. — А в связи с осенним наплывом простудных заболеваний у нас вскоре намечаются внеочередные учения, так что, боюсь, позировать для портрета у меня не получится. Простите, господин Суслэ, что отнял ваше время…       — Я могу рисовать внутреннюю суть и без позирования, — прикинул Суслик. — Это будет лишь чуточку дороже.       — Не стоит утруждаться! — нервно заверил блондинчик, осторожно отступая назад на подгибающихся, видимо, от волнения ногах. — Я как раз беру кредит на поездку в Долину: хочу вновь полюбоваться на сельдерей в вазе. Поэтому пока не смогу заказать портрет, а кроме меня им вряд ли кто заинтересуется. Всех заботит лишь своя суть — или близких.       Суслик, тоже огорчённый людским несовершенством, сочувственно покивал головой, наблюдая за спотыкающимся отходом господина лекаря. А Фредерик-сын с ухмылкой посмотрел на Фредьку-родственника и светским тоном заметил:       — Я и не знал, что ты так хорошо разбираешься в оттенках внутренних сутей. Хотя согласен: господин Кыай — лазурно-голубой с головы до ног. И судя по походке — недавно у него была глубоко лазурная встреча с голубым кобелём. С тающими надеждами на продолжение. И страдали его во все места — длинной и толстой эмоцией.       Какие они злые. Бедная принцесса…