Один за раз

      Куртисс сонно приоткрыл глаза и расслабленно раскинулся на огромной кровати морской звездой. Уже бывший его любовник, очевидно, выбрал гостевые апартаменты по своему похотническому вкусу. И по своим размерам — к радости аллилакского принца. Рука лениво легла на возбуждённый по случаю утра член, и он закрыл глаза, представляя вместе Похонника и того милого симпатяжку с выразительными тёмными глазами и осветлёнными золотистыми волосами. Стройные блондины с умными глазками были слабостью Куртисса…       Они встретились вчера ночью, когда Похонник вёл уставшего аллилакца из бани в его новое обиталище. И если кигги был искренне удивлён и умеренно рад, то темноглазый стройняшка, наоборот, откровенно счастлив и на редкость фальшиво изумлён. Когда громила представил их друг другу, Куртисса, вполне разделившего мнение любовника о милоте задницы нового знакомца, насторожила старательно скрываемая неприязнь симпатяжки.       Тут даже не нужно было разглядывать ауру: эти двое когда-то были любовниками. И если милашка просто из штанишек выскакивал — так хотел продолжить общение, — то у Похонника он явно был одним из сотен бывших партнёров. Блондинчик очевидно имел отношение к местным врачевателям: судя по тому, как быстро он нашёл какую-то мелкую царапину на необъятном бицепсе кигги и внезапно настоял на срочном лечении. Окружающим на род его занятий, видимо, должна была намекать одежда нежно-голубого цвета: расшитая шёлком длинная рубашка с высоким воротом и широкие брюки.       Похонник, подмигнув Куртиссу, предложил полечиться у симпатяжки на пару, но взгляд того сверкнул таким возмущением и собственничеством, что Куртисс предпочёл обойтись без групповушки. Да ещё и сластолюбие кигги было просто беспредельным — аллилакский принц опасался во время секса с миленьким доктором обнаружить неутомимый похотнический член уже у себя в заднице. А она ещё от бани не отошла. И от обеденных развлечений… и от утренних, и от ночных. И хотелось быть подальше, когда мелкий поклонник громилы убедится, что тот, даже натрахавшись, не перестаёт заглядываться на другие задницы.       Ну вот такой Похонник человек — бессмысленно ждать от него постоянства и верности. Куртисс его вполне понимал, потому что сам таким был… по молодости. Но невнятная хандра, с возрастом всё чаще одолевавшая аллилакского принца, до жизнерадостного громилы ещё не добралась — если она вообще когда-нибудь осмелится на него напасть. Видимо, даже упомянутая жена для кигги не была тем человеком, из-за которого тот начал бы игнорировать чужие задницы. Куртисс иногда размышлял о том, что было бы, если б Солан согласился стать его постоянным партнёром, как принц ему неоднократно — хоть и в шутку — предлагал. И приходил к выводу, что ради такого он вполне мог бы стать верным однолюбом.       Отговорившись сильной усталостью, Куртисс заверил, что в одиночестве будет не скучать, а беспробудно спать, и практически благословил своего недолгого любовника провести ночь в компании другого. Взгляд блондинчика немного смягчился, и он от щедрот душевных предложил без стеснения забегать в лекарское крыло дворца в случае возникновения проблем со здоровьем — но только днём. Видимо, чтобы Куртисс чего-нибудь себе не надумал. А он мог: он уже представил, как замечательно симпатяжка выглядит без одежды — да ещё и на контрасте с утёсоподобным Похонником. Как с готовностью раздвигает стройные ножки, как требовательно смотрит большими тёмными глазками, как мило стонет, принимая в себя член…       Хотя тот же Гиб смотрелся бы гораздо горячее — особенно под Куртиссом… Внимательный взгляд, затуманенный страстью, острый ум, продумывающий не интриги, а необычные откровенные позы, распухшие от поцелуев и минетов губы, с которых срывается сладкий скулёж, а не насмешливые слова… Сдержав стон, Куртисс с прерывистым вздохом кончил. Эх, не был бы Гиб таким явным любителем женщин… хотя и тогда бы Куртисс хорошенько подумал, прежде чем к нему подкатывать — как минимум опасаясь обнаружить его старшего брата в опасной близости от своей задницы.       Чуть передохнув, Куртисс направился в уборную — пусть маленькую, зато отдельную и очень удобную. Он поймал себя на мысли, что после общения с увлечённым королевским фонтанщиком в Аллилаке он сам начал невольно присматриваться к разнообразным трубам: нижние явно были канализационными — сменёнными совсем недавно и приятно неожиданными в столь старом крыле дворца, — но верхние интересовали его гораздо больше. Чугунные водопроводные трубы давали отличный напор: Куртисс его вполне оценил, смывая с себя сонливость и последствия утреннего рукоблудия.       Одевшись и предусмотрительно перевязав щиколотку, аллилакец вышел на маленький балкончик, чтобы подышать свежим воздухом — и заодно сориентироваться. Похонник подобрал ему апартаменты в двухэтажном — низковатом относительно основного дворцового комплекса — здании старой, достаточно грубой постройки. Ровные ряды деревьев под окнами дарили приятную прохладу. Особо среди них выделялся мощный дуб в центре небольшого внутреннего дворика: или он рос здесь ещё до постройки здания, или это крыло дворца было гораздо древнее, чем казалось поначалу. Над дальними горами восходило солнце, и мягкий взгляд Небесного Отца пронизывал зелёную листву, в которой радостно щебетали птицы.       Конечно, здорово, что вчера ему пообещали предоставить сломанный фонтан, но будет ли он именно тем, что ему нужен? Куртисс не мог быть в этом уверен, пока сам не сломает… в смысле, не убедится. Он чуть перегнулся через перила. Балкончик второго этажа, на котором он стоял, всё равно был достаточно высоко над землёй из-за внушительных потолков первого этажа и здоровенного цоколя. Принц оценивающе посмотрел на дубовую ветку, нависавшую над краем балкона и хмыкнул. После жуткой ночи, проведённой на старом вязе, когда грубая кора, казалось, срослась с его задницей, готронские деревья должны были считать его уже практически родственником.       Соседние балкончики были пусты, голосов, кроме птичьих, слышно не было. Видимо, все обитатели гостевого крыла мирно спали в этот рассветный час. Куртисс забрался на перила балкона, подпрыгнул и уцепился за ветку, чуть спружинившую под его весом. Легко подтянувшись, он быстро добрался до ствола и полез по дереву выше. Если уж ориентироваться — так со всем старанием.       Насколько он помнил, мощные акведуки с чистейшей горной водой шли во дворец как раз с нагорий на востоке от столицы. Простолюдины, конечно, использовали воду из реки — Великана у Готра уже поражала своей шириной, — но знать, как всегда, требовала для себя особенного. Главное, что акведуки в изобилии снабжали водой дворец и садовые фонтаны — цель Куртисса. Старое крыло, в котором его поселили, судя по солнцу, находилось где-то в южной части дворцового комплекса, значит, ему нужно было на север — до акведуков или накопительных резервуаров, а там, следуя течению, он как-нибудь доберётся до фонтанов.       Заметив движение внизу, он прижался к стволу и застыл. Молодой кигги, вышедший из-за дальних деревьев, бесшумным охотничьим шагом обошёл маленький дворик, окидывая внимательным взглядом окна и балкончики. Видимо, не узрев ничего подозрительного, парень кивнул и показал несколько жестов кому-то, невидимому за деревьями. Дождавшись, пока кигги не скроется так же тихо, как появился, Куртисс выждал некоторое время и осторожно перебрался на другую ветку дуба. С нового наблюдательного места он рассмотрел охраняемую парой скучавших воинов арку в спрятавшемся за деревьями здании. Это двухэтажное строение логично замыкало квадрат вокруг внутреннего дворика с дубом, и значит, единственный выход из заросшего старыми деревьями садика был перекрыт.       Куртисс поднял взгляд, оценивая высоту дубовых веток. Пара из них, в принципе, подходила для его планов: поднималась над крышей квадратного строения. Аллилакец выбрал из двух ту, что была для него сподручней, а для кигги — незаметнее, и аккуратно дополз до нужного места. Ветка под его тяжестью даже наклонилась достаточно удобно, листвой касаясь черепицы, — ему не пришлось прыгать, что делать он ещё опасался, памятуя о подвёрнутой и не до конца долеченной ноге. Мгновение полюбовавшись на величественный дворцовый комплекс, освещённый лучами восходящего солнца, Куртисс осторожно направился на север, пригибаясь, чтобы его тень не падала за пределы крыши, и стараясь укрыться за коньком от случайных взглядов с более высоких дворцовых строений.       Крадучись, он добрался до северной стороны квадрата и, перебравшись на дальний скат, наконец разглядел среди зелени ажурный арочный водовод, тянувшийся с востока. Правда, здания перед Куртиссом были уже современнее и выше — разглядеть, куда идёт водовод на территории дворцового комплекса, не получилось. Ландшафты здесь тоже были современными: идеально круглый пруд и ровный газон вокруг, никаких деревьев. В пруду плавали стайки уток, хотя принц предпочёл бы вместо них увидеть там фонтан… Пространство прекрасно просматривалось даже издалека, а утки наверняка служили прекрасной сигнализацией.       Примерно прикинув, где должна быть невидимая ему точка пересечения идеально прямого акведука и извилистой дворцовой ограды, Куртисс понял, что придётся лезть на крышу соседнего трёхэтажного здания. Благо, фасад там был модный: с горельефами на широких карнизах, которые поддерживали извилистые кронштейны с растительным орнаментом.       После недолгого путешествия по крышам он добрался почти до дворцовой ограды с широкими каменными колоннами и толстенной частой решёткой, увитой зеленью. Между этой оградой и невзрачным зданием, на крыше которого распластался Куртисс, оставались только отдельно стоящие хозяйственные здания, и ему пришлось вернуться немного назад, к жилому корпусу, видимо, для слуг. Плюс его был в том, что здесь были балкончики с декоративными решётками, по которым можно было спуститься до самой земли, попав в безлюдный закуток меж трёх стен. Минус — в том, что этот закуток находился аккурат напротив небольших ворот в ограде, охраняемых парой стражей — молодым кигги и готронцем постарше.       Куртисс в досаде прищурился, пытаясь разглядеть их ауру, но не увидел ничего интересного или обнадёживающего. У старшего аура была обычная: блёклая и еле различимая, у младшего — почти такая же, только ещё и в тёмных искрах зависти и обиды. Из-за ограды раздался чей-то голос, и готронец исчез за воротами. Молодой кигги через какое-то время широко распахнул железные створки, пропуская повозку с высокими коробами, наполненными огурцами, кабачками и прочей капустой. Возница угодливо покивал охранникам на прощание и направил лошадь на мощёную дорожку, ведущую, видимо, к далёкой кухне или каким кладовым. У возницы ауры вообще не было видно — так, грязно-серый абрис слабого и не особо честного человека.       До прибытия очередного визитёра принц предавался скуке на крыше, а охранники, привалившись к стене, задумчиво грызли конфискованные огурцы. Потому к моменту явления следующей повозки доблестные стражи уже успели набраться сил для очень тщательного осмотра, а Куртисс за время их обыска успел спуститься по решеткам и вжаться в самый тёмный уголок закутка, чтобы его не заметили. Главное, чтобы охранники отвлеклись ещё хотя бы раз, чтобы он сумел добраться до ограды, а там, вдоль неё или поверх, он направится к акведуку: до него осталось совсем немного.       Готронец вновь вышел за ворота, Куртисс приготовился — и споткнулся на ровном месте, потому что такой ауры, как у очередного посетителя, он ещё не видел. Яркая почти как у Похонника, золотисто светящаяся у солнечного сплетения, но выше — у сердца — темнеющая мрачным печальным сиянием и увенчанная холодным серебряным нимбом над головой. Это как так? Как у одного человека могли быть настолько разными жизненные устои, сердечное влечение и разумное мышление?       Молодой кигги насмешливо хмыкнул и заступил посетителю дорогу:       — Это ж ты с Похонником тёрся? Он сейчас занят — давай я тебя займу?       — Иди к чёрту, — невежливо ответил гость очень усталым и злым голосом. Вот только когда он попытался решительно обойти приставучего кигги, тот грубо схватил его за руку:       — Не ломайся! У Похонника и без тебя очередь желающих, а я тоже из Фолгов — ничем не хуже него!       Очередной поклонник громилы? Интересное совпадение… Хотя учитывая таланты Похотника, у него таких поклонников — каждый сотый. И отчасти становились понятными странности в ауре: если сильный дух осознавал холодным ясным разумом безнадёжность любви к ветреному блядуну… Но как можно было, всё понимая и видя непостоянство дружка, настолько сильно прикипеть сердцем?       — Отвали! — дёрнулся гость, с неожиданной лёгкостью вырывая руку из хватки более высокого и мощного охранника. С его головы при этом сполз пыльный капюшон, открывая взору тёмные от пота и грязи вьющиеся вихры, серое от усталости лицо и красные от недосыпа глаза.       Интересный у Похотника вкус… Хотя в одном Куртисс мог быть уверен: задница у этого мужчины наверняка была отличной. Аура так точно была просто удивительной. И внешне он был хорош: милое лицо, стройная фигура, заказная обувь и дорогая одежда, хоть и пыльные явно после долгой дороги… Вернувшийся старший охранник тоже внимательно разглядывал визитёра, но в разговор не вмешивался, хотя прекрасно всё понимал — говорили те на готронском.       — Ну чего ты? — зло буркнул кигги. — Разок перепихнёмся — и побежишь к нему…       — Я не к нему! А ты, Осот, лучше за обстановкой следи! — властно рявкнул похотников поклонник. — Глянь, кто это у вас у стены прячется?       Ах ты ж зараза!!! Принц подпрыгнул и начал стремительно карабкаться вверх по решётке, но как выяснилось, молодой кигги и бегал быстро, и лазил как длиннорукая обезьяна. Куртисс взвыл, когда на его щиколотке сомкнулся капкан из сильных пальцев и резко дёрнул вниз.       — Не бейте! Я свой!       Кигги прижал пойманного аллилакца к земле и, надавив на горло огромным тесаком, ранее висевшим на поясе, зло оскалился:       — Свой, ха! Ты кто такой? Откуда здесь взялся?       — Я гость Гиба! — торопливо выдохнул Куртисс. — Вчера мы с ним в баню ходили!       Упоминать Похонника как своего любовника при этом нервном парне сейчас явно не стоило.       — С хрена ли драпал, если гость?!       — Испугался, — нервно сглотнул принц, глядя на кигги трагическим взглядом, который действовал даже на Похонника.       Охранник-готронец подошёл к ним ближе, внимательно разглядывая добычу напарника:       — Меднолицый, что ли? Я слышал, вчера посол аллилакский и ещё кто-то из меднолицых парились в бане с господином Гибом.       — Так он посольский? — напрягся кигги и вздёрнул свою жертву вверх, ставя на ноги: — Надо его отвести…       — К Гибу! — внушительно произнёс Куртисс. Хуже не было, чем попасть в руки лжепосла! — Посольских мои дела не касаются, я работаю с Гибом напрямую. Прежде всего надо рассказать обо мне Гибу и никому больше, тем более не аллилакцам! — Повторив для одарённых самое важное несколько раз, Куртисс посмотрел на охранников очень многозначительно: — Понимаете, это весьма деликатное дело… Сообщите Гибу или его вчерашней охране — эти двое меня помнят. А я прослежу, чтобы вас не ругали за грубое обращение со мной.       Кигги задумался и даже оглянулся на готронца. Куртисс тоже оглянулся, но того глазастого гада с разноцветной аурой не увидел. Очевидно, тот перенаправил внимание охранника на аллилакца, а сам радостно свалил по своим делам. Готронец в ответ на вопросительный взор напарника пожал плечами:       — Ну а вдруг? Отведи его в караулку на всякий случай. И пришли кого сюда, чтоб я один тут недолго: скоро возы с молочкой прибудут.       Кигги насупился, но причин для возражений не нашёл. Схватив Куртисса за шкирку, он не особо деликатно толкнул его вперёд:       — Топай давай! Но если ты наврал, я тебя так выебу — ходить не сможешь!       Силой воли отогнав фантомные боли пониже спины, Куртисс как можно искреннее возмутился:       — Я правда работаю с Гибом и вчера встречался с ним в бане! Ещё с нами там был Похонник, ты вроде его знаешь?       Грубый тычок в спину как бы намекнул: знает. И говорить не желает — ни о Похотнике, ни о чём-либо ещё. Ибо что бы он ни сказал, например, про еблю, это вообще никак бы не впечатлило кого-то, кто знаком с развратным амбалом. Куртисс, скрывая ехидную ухмылку, послушно шёл вперёд, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды слуг и охраны. Зашибенно у него получилось сориентироваться… А главное — в высшей степени незаметно, угу.       Совсем не по себе стало, когда они подошли к невзрачному серому зданию, где на Куртисса устремились взгляды собравшихся у входа кигги и готронцев в форме дворцовой стражи. И какому-то придурку пришло же в голову насмешливо хохотнуть:       — Что, Осот, опять объедки за родственничком подбираешь?       — Чо, бля?! — под общий ржач набычился молодой охранник и так толкнул Куртисса ко входу, что тот едва не упал, удержавшись на ногах лишь с грубоватой помощью двоих кигги, на которых налетел.       — Он парился с этим меднолицым ещё вчера, — ехидно пояснил языкастый придурок.       Идиоты! Куртисс резко развернулся и под удивлёнными взглядами устремился к болтуну, виляя бёдрами и стараясь как можно фальшивее изобразить распутную шлюху:       — Какой умный говорун! Я бы и с тобой попарился, — томно протянул он и, почти прижавшись к опешившему придурку, злобно прошипел: — Не ляпни, кто был с нами третьим!       Расчёт принца оправдался. Болтун, что-то всё же сообразив, резко захлопнул рот. Несколько кигги, стоявших с ним рядом и прекрасно расслышавших шёпот, тоже мигом утеряли интерес к разговору и разошлись в стороны. Остальные, немного поразмыслив или тупо следуя чужому примеру, перестали обращать внимание на аллилакца. Он не ошибся: Гиб здесь в большом авторитете.       Куртисс, удерживая на губах милую улыбку, продолжил шипеть:       — Передай ему или Похоннику — через кого-то другого, конечно, — что я жду в караулке.       Надеясь, что болтун достаточно сообразителен, чтобы уловить намёк на секретность предстоящей встречи, и в меру туп, чтобы забыть о том, что такие люди, как Гиб, обычно сами назначают место и время, Куртисс скромно подошёл к двери и остановился, ненавязчиво поджидая своего конвоира. Хотелось бы, конечно, чтобы кто-нибудь из братьев или их людей забрал ценного фонтанщика из караулки до того, как Осот выполнит свою угрозу или кто другой профилактически его допросит с применением физической силы. Принц не особо хорошо переносил квалифицированные пытки. Был у него печальный опыт.       Осот, не до конца уловивший происходящее и оттого ещё более смурной, подошёл ближе и, не дождавшись каких-либо действий от аллилакца, вынужден был самостоятельно открыть перед ним дверь. Сделав всё от него зависящее для создания приличного впечатления и своей безопасности, Куртисс со спокойной совестью проследовал внутрь. И практически сразу получил мощный удар под дых!       — Сука меднорожая! — прорычал Осот, толкая аллилакца в ближайшую дверь. — Делать из меня дурака?!       — Спятил?! — с трудом прохрипел аллилакец, отшатываясь от психа, но в маленькой комнатке со столом и парой стульев особо не побегаешь…       — Ты его подстилка! — рявкнул кигги, двинув Куртиссу по морде, но тот чудом успел прикрыться локтем. — Ты трахался с ним!       — Конечно! — взвыл от боли Куртисс. — И скажу это даже под пытками! Только тебе правду сказал! Думал, ты умнее: ты же родственник Фолгов…       — Чо? — в очередной раз затормозил Осот, и принц зачастил, пытаясь объясниться до следующего удара:       — Это же прикрытие! И я, и ты, и все должны говорить, что в бане я не с Гибом встречался, а с Похонником трахался. Все, кто его знает, легко в это поверят!       — Но ты… трахался с ним?! А мне сказал… — опять начал накручивать себя психанутый кигги, и Куртисс шарахнулся вглубь комнаты, отгораживаясь от того столом:       — Трахался, да! Только для этого в бани и пошёл! Я буду обо всём молчать, только не бей! Я всё понял — больше никому не скажу то, что говорил тебе!       — Чо?       Ну вот, классический кигги, к которым был привычен Куртисс. И как обращаться с такими, он прекрасно знал. Запудрить мозги, а потом…       Дверь распахнулась, пока Осот тупил, и в комнатку вошёл очередной кигги, заинтересованный, видимо, воплями аллилакца:       — Кого здесь бьют, а меня не позвали? — Новоприбывший с любопытством оглядел злого стражника и взопревшего Куртисса: — Здорово, Осот. Кого опять насиловать собрался?       К радости принца, его конвоир оставил попытки догнать и накостылять. Видимо, его старший товарищ таких поступков не одобрял.       — Здорово, Жвал. Этот меднорожий мутит что-то непонятное, — буркнул Осот, бросая угрожающий взгляд на жертву.       — Конечно, непонятное, — заговорщицки подмигнул ему Куртисс, — ведь я мучу с Похонником — и не только с ним… — Он многозначительно посмотрел на Жвала и прошептал: — Когда всё будет готово, меня отведут к Гибу. Он вчера обещал мне фонтан… — Полюбовавшись на откровенно охреневшее лицо кигги, принц заботливо пояснил: — У нас с ним дела, о которых остальным не надо знать. Думаю, мне лучше подождать тут — под охраной. Только вы меня в какую-нибудь одиночную камеру посади́те, чтобы все думали, что меня просто задержали.       — Я задержал его у кухонных ворот, — возмутился Осот. — Он пытался от меня удрать!       — Именно так, — одобрительно закивал ему Куртисс. — Поэтому ты доблестно меня поймал и привёл в караулку, молодец! Господин Жвал, думаю, за такую сообразительность Осоту и премию можно выписать?       — Сообразительность… Осота? — удивлённо запнувшись, повторил старший кигги.       Благо, его хоть звали нормально. Если бы у него было прозвище типа «Зайка» или «Бантик», Куртисс не стал бы с ним связываться. За пару лет общения с кигги он твёрдо уяснил: чем более безобидным и милым было прозвище, тем двинутей на голову был его обладатель. Принц встречал нескольких таких типов в бурной юности.       — Осота, — уверенно кивнул принц. — Я и не знал, что среди дворцовой охраны есть самородки, столь потрясающе имитирующие отсутствие интеллекта. А вы на всякий случай отправьте своих людей к Похоннику или его брату — напомнить, что я жду здесь. Я, конечно, уже послал к ним кое-кого, но к сожалению, не все такие сообразительные, как… хотелось бы.