Один за раз

      — Ох, чувствуешь, как двигается? Наружу и внутрь… так глубоко… Ты чувствуешь? — хрипло выдыхал Похотник, почти захлёбываясь воздухом под Куртиссом.       Было на удивление приятно смотреть, как судорожно вздымалась широкая грудь, как конвульсивно сокращались мышцы живота, как подрагивали мощные бицепсы… Видеть искреннее восхищение в карих глазах, понимать, что кигги от чистого сердца называл его потрясающим и невероятным, ощущать восторг и удовольствие партнёра от каждого его движения. От всего, происходившего между ними. Куртисс чувствовал, как в мякоть его ягодиц судорожно впивались сильные пальцы — едва не до боли на особо глубоких движениях, но кигги тут же ослаблял хватку, держа в руках не только задницу партнёра, но и самого себя.       — Чувствуешь, да? — продолжал блаженно пыхтеть Похонник.       Куртисс, уже весьма подуставший за время их банных развлечений, продолжил мерно раскачиваться, опираясь ладонями на мощную грудь, и соизволил отозваться:       — Сложно не чувствовать — хвост у тебя здоровенный.       Похонник рокочуще рассмеялся, и Куртисс даже замедлил движения, наслаждаясь вибрацией внутри. Крупный член уже не вселял в аллилакского принца прежний ужас, скорее наоборот: за прошедшее время эта часть похотникова тела приносила только удовольствие. Хотя сам Похонник до сих пор вызывал подсознательную опаску одними своими размерами и непривычной мощью. Поэтому Куртисс сразу понял, что имел в виду его недолгий любовник под предложением побыть сверху. Конечно, принц попытался изобразить непонимание и спешно заявил, что с удовольствием отымеет Похонника напоследок и даже приложит все усилия, чтобы тому понравилось снизу. Но кигги его беззлобно оборжал и пообещал подставить свою задницу только тогда, когда сам попадёт в сложное положение, а Куртисс его выручит.       — Всё. Не могу больше, — рычаще выдохнул Похонник, и Куртисс невольно замер в предвкушении.       Кигги смачно шлёпнул его по ягодицам, приподнимая бёдра своего наездника вверх и снимая с члена. Воспользовался уже изрядно опустевшей бутылочкой со смазкой и загнал пальцы с новой порцией глубоко в Куртисса. А после — не обманул ожиданий: упёрся пятками в доски, крепко обхватил талию широкими ладонями и с ходу взял такой энергичный темп, что тут уже взвыл и задохнулся аллилакец. Воздух в парной, чуть остывшей за время их развлечений, вновь словно раскалился от горячего дыхания, порывистых движений, пылающей в тёмных глазах похоти… Влажные шлепки потных тел наполнили небольшую комнатку, пошло чавкала смазка, глухие прерывистые стоны множились, отражаясь от гладких жадеитовых панелей на стенах.       Похонник, отвлёкшись на миг, поймал запястья любовника, завёл ему за спину и прижал его ладони к его же ягодицам, строго шепнув:       — Раздвинь и держи растянутой.       Вспыхнув, Куртисс всё же повиновался и, уткнувшись лицом в шею любовника, тихо заскулил. Несмотря на все усилия, сдержаться было просто невозможно: внутри жарким поршнем ходил крупный член, ягодицы до сих пор горели от шлепков, отвешенных тяжёлыми руками кигги, бёдра бились о бёдра — жгуче потные и волосатые у Похотника, но такое раздражение кожи сейчас только добавляло остроты ощущениям. Член Куртисса, тесно зажатый между телами, чувствительно тёрся головкой о живот Похонника — прямо по блядской дорожке, хотя у этого развратника с его темпераментом там был целый шлюший тракт.       На очередном рывке бёдер вверх Куртисс, глубоко нанизанный на здоровенный член, судорожно дёрнулся и со стонущим вздохом кончил — Похонник довольно хрипнул и ускорил темп, вбиваясь в дрожащее тело сильными глубокими толчками и кончая следом.       Дверь в парилку неслышно открылась, и Куртисс с Похонником мигом скатились с полки, хватаясь за всё, что под руку попалось, и ошарашенно глядя на посетителя — молодого мужчину с длинными светлыми волосами. Тот хоть и был одет по готронской моде — в расшитые понизу брюки и свободную длинную рубашку с высоким воротом, — внешне больше был похож на кигги, но стройнее, чуть ниже ростом и с утончёнными чертами лица.       — Закончили? — ядовито поинтересовался гость, впиваясь взглядом в Похонника, а тот в ответ отбросил тазик и радостно заулыбался:       — Привет, мелкий!       Видимо, ему был знаком ворвавшийся нахал. Ростом этот «мелкий» был вроде даже выше Куртисса, и принц про себя порадовался, что Похонник так увлёкся его задницей, что не особо насмешничал насчёт роста аллилакца. Куртисс постарался незаметно поставить обратно на лежак стеклянную бутылочку со смазкой, которую машинально схватил в оборонительных целях.       Непонятный гость как-то смог не поддаться мощнейшему похотническому очарованию и злобно прошипел:       — Думаешь, мне больше делать нечего, только под дверью ждать, когда ты натрахаешься?! Выходи — поговорим!       Куртисс даже удивился: этот странный тип, похоже, ни капли не опасался Похонника, наоборот, в его голосе слышалась нешуточная угроза. Очень хотелось надеяться, что это не обманутый любовник, заставший своего громилу за изменой… Хотя похоже, светловолосый наглец больше переживал из-за своего потерянного времени, чем из-за самого… акта. Похотник же, ничуть не смущаясь наготы и продолжая счастливо улыбаться, подошёл к гостю и широким жестом указал ему на Куртисса:       — Гиб, познакомься, это Курлык!       — Ты отымел… его?! — опешил уже гость. — Ты вообще нормальный?!!       — Курт, познакомься, — амбал повернулся уже к любовнику, продолжая сиять лучезарной улыбкой, — это Гиб, брательник мой.       — Очень приятно. Извините, не могу пожать вам руку, — язвительно отозвался Куртисс и выразительно опустил взгляд вниз, где только ладони прикрывали его пах.       — Постараюсь пережить такую потерю, — не менее ядовито ответствовал этот Гиб и ткнул пальцем в Похонника. — Выходи!       Дверь с грохотом захлопнулась. Громила непривычно торопливо подошёл к плошке с мыльным раствором и начал энергично натирать себе живот и волосатую грудь.       — Гиб клёвый и очень крутой! — радостно пояснил Похонник Куртиссу, до сих пор офигевавшему от произошедшего. — Сейчас он очень рад меня видеть, поэтому слегка смущается и нервничает. Иди ко мне, я тебя тоже помою. Просто у Гиба отличный нюх — и его слегка достало, что от меня иногда пахнет сексом.       — Иногда? — с издёвкой переспросил Куртисс, позволяя намылить себе живот.       Кигги даже спорить не стал: широко улыбнулся и подмигнул. Но когда его пальцы, развезя пену по куртиссову члену, полезли дальше и ниже, норовя вновь пробраться в задницу, аллилакец шагнул назад:       — Там я сам. А тебя вообще-то брат ждёт.       — Угу, — вздохнул Похонник. — Жаль, действительно некогда, а то бы я вымыл тебя хорошенечко — и снаружи, и внутри… несколько раз…       — Выходи немедленно! — раздался злобный рявк за дверью, и громила поспешно схватил ковшик у бочки с водой, громко прошептав:       — А слух у Гиба вообще офигенный! Ты мойся быстрее и присоединяйся к нам, он точно захочет с тобой поговорить.       Куртисс задумчиво проводил взглядом кигги, радостно поскакавшего к двери. Тот при брате назвал его Куртом — что ранее было позволено только Солану. Но сейчас это почему-то не вызвало отторжения или злости на Похонника, горечь и боль были связаны с потерей друга и на жизнерадостного амбала подсознательно, как раньше, уже не переносились. Похотник умел отвлекать от мыслей о других, и методы его были действенными…       Что до его брата, так насколько Куртисс помнил, Стальной Фолг пристроил одного из своих сыновей помощником к готронскому князю и звали его как раз Гибом. Интересно, это опять так подфартило со знакомством с очередным сыном Стального — или наоборот, очень сильно не повезло, потому что слухи о хитроумии этого Гиба дошли даже до Аллилака. А уж о том, какое прекрасное впечатление на гипотетического помощника князя произвёл Куртисс — голый и качественно оттраханный его братом, — даже думать не хотелось…       Тщательно вымывшись — во всех местах, дабы не тревожить выдающееся обоняние Гиба запахами его брата, — Куртисс осторожно и слегка напряжённо сунулся за дверь. В просторном предбаннике Похонник ласково и успокаивающе поглаживал бесцеремонного родственничка по плечам, а тот, задрав голову и едва не на цыпочки привстав, агрессивно шептал в лицо громиле:       — …тащить в постель всех, кто не успел убежать?!       Если бы Куртисс не знал, что они братья, сейчас это стало бы для него очевидным. Пусть Похотник был выше, пусть он был шире в плечах раза в полтора, пусть черты лица Гиба были заметно тоньше и изящнее — профили у них были практически одинаковыми.       — Курлык не против был. Вообще-то он сам предложил, — тихо и мягко рокотал громила, делая самые честные в мире глаза.       — Предложил как? Имел дерзновение пошевелиться при тебе?!       Куртисс мстительно ухмыльнулся: похоже, Гиб реально был очень умным.       — Ну не нервничай ты так. Он нормальный мужик, мне понравился.       — У тебя таких нормальных в каждом городе под сотню! Его-то зачем было трогать?!       Конечно, забота возможного помощника князя о его скромной персоне, с одной стороны, была приятна, но с другой — с чего такая честь?       — Надо было… — Похонник даже возвёл очи горе, очевидно, в поисках вдохновения для придумывания причины. — Я занимался просветительской деятельностью!       — Угу, миссионерской, — мрачно съязвил Гиб, а его брат радостно закивал:       — Не только в миссионерской, в других — тоже! Курт продвинутый в этом плане — и вообще офигенный!       Гиб повернул голову, встречаясь взглядом с офигенно продвинутым партнёром брата, и протянул ему чистую простынку. Такая же была обёрнута вокруг бёдер Похонника, живописно контрастируя белизной с загорелой кожей. Куртисс с благодарностью кивнул, принимая великодушное пожертвование, и завернулся в простыню с головой, чтобы промокнуть влажные волосы.       — Красавчик, да? — Похонник смотрел на Куртисса с откровенным восхищением, но Гиб на это только глаза закатил и отошёл к столу, уставленному лёгкими закусками и запотевшими кувшинчиками.       Повинуясь его приглашающему жесту, Куртисс присел на тёплую лавку напротив гипотетического княжеского помощника, а Похонник, недолго порывшись в кучке своих вещей, торжественно водрузил на стол баночку с мазью и чистые бинты, а сам радостно плюхнулся на лавку рядом с любовником и ласково погладил его по ноге, задирая простыню до колена.       — Кожа такого необычного цвета, просто потрясная, — благодушно мурлыкал громила, — особенно на заднице. Но тебе мы не покажем: ты сегодня психанутый.       — А ты, спокойный мой, объясни мне, почему по городу продолжаешь верхом ездить? Ты же вроде не должен привлекать внимания, а наоборот… Даже я позволяю себе такое только в княжеской свите.       После этих слов Гиба аллилакец едва сдержал довольную улыбку: похоже, должность помощника становилась всё менее гипотетичной и его догадка была верной.       — У Курлыка ножка болит — нельзя ему её перетруждать, — очень заботливо вздохнул Похонник. — Кареты он не любит. Я предлагал, но он такой скромный…       — Ты-то причём? Почему ты́ был верхом? — Гиб очень разумно не позволил брату свалить вину на другого, но тот в ответ лучезарно улыбнулся:       — А я за компанию.       Громила аккуратно, но непреклонно потянул ногу Куртисса себе на колени, и тот лишь молча вздохнул: когда на Похонника нападала жажда врачевательства, его не могла остановить, видимо, даже летящая в голову кувалда. Гиб скептически посмотрел на увлечённого брата и перевёл взгляд на аллилакца:       — Он с детства помогал дяде — тот врач.       — Помогал держать пациентов? — с невозмутимой вежливостью предположил Куртисс и даже успел заметить тень лёгкой улыбки, мелькнувшей на губах Гиба:       — Конечно. Чтобы никто не ушёл недолеченным. У меня к вам несколько вопросов, Курт. Удовлетворите моё любопытство?       Оба брата звали его фактически по реальному имени, что достаточно напрягало. Ну хоть не Курлыком. Конечно, для миссии ему было подобрано имя, схожее с настоящим, чтобы Куртисс реагировал на него даже сонным или пьяным, но то, что эти двое так удачно сокращали его имя до реальной части, казалось подозрительным. Он прищурился, убеждаясь, что аура у братьев тоже очень похожая — ясная и светлая как летний восход. Он доверился одному брату — и не пожалел, можно попробовать и со вторым.       Аллилакский принц пристально вгляделся в карие глаза Гиба — серьёзные, внимательные, умные — и понял, что разговор предстоит тяжёлый. Помощник князя явно был из тех людей, кого не стоило даже пытаться обмануть. Но так даже лучше. Куртисс ещё возле посольства подумывал рассказать Похоннику, что новым послом Аллилака в Долине был Солан и что история с прибывшим в Готр каким-то «другим послом» очень мутная. Очевидно, ему не помешает помощь местных влиятельных лиц в расследовании происходящего… и для мести. Правда, Куртисса в очередной раз обуяли подозрения и он упустил подходящий момент для беседы, когда двое путников на лошадях спокойно проехали к целому комплексу величественных зданий на самом высоком холме столицы, без каких-либо вопросов миновав толпы охраны. Очень уж странным показалось то, что обещанная баня оказалась в таком важном месте, и то, что их так легко пропустили.       — Меня зовут Куртэс Лоэр ан Лык. Я готов ответить на любой ваш вопрос, — вежливо склонил голову Куртисс.       — У вас есть какие-либо документы, которые могут подтвердить вашу личность? — мягко поинтересовался Гиб. — Какие-то доказательства? Может, хорошие знакомые в Готре?       — На наш отряд напали, и, спасаясь от смерти, я не успел захватить свои вещи, — Куртисс понял, что его слова, даже сказанные спокойным вежливым тоном, звучат слишком агрессивно, когда Похонник успокаивающе погладил его по коленке. Действительно, не стоило настраивать против себя целого помощника князя. Он глубоко вздохнул и искренне признал: — В Готре из знакомых, оставшихся в живых, у меня только ваш брат.       — То есть здесь и сейчас — никаких доказательств, — словно самому себе кивнул Гиб.       — Здесь и сейчас — да, но вы можете послать запрос в Аллилак, там подтвердят мою личность и то, что я приехал в Готрон по приглашению вашего князя. О, в Тулуме мы общались с господином Туйсэ из караванной службы, он даже записал наши имена. Райчик Туйсэ, насколько помню.       Гиб осуждающе посмотрел на Похонника. Куртисс тоже осуждающе посмотрел на Похонника и убрал с него свою помазанную и перевязанную ногу, потому что тот, не обращая внимания на серьёзность разговора, успокаивающе поглаживал коленку всё выше и выше по внутренней стороне бедра и уже почти подобрался к яйцам.       — Господин Раонэ Туйсэ добавлял их в предварительный список, — спохватившись, подтвердил слова Куртисса Похонник.       Оу, так симпатяжку зовут Раонэ, а не Райчик? Но откуда он мог знать?.. Надо поблагодарить Похонника: в таком свете заявление Куртисса о знакомстве с «Райчиком» выглядело, оказывается, весьма неприличным. Н-да, впечатление Гиба об аллилакце явно складывалось всё хуже…       — Мы же говорили о том, что не стоит фамильярничать с государственными служащими? — мрачно посмотрел на брата Гиб и, дождавшись виноватого кивка, перевёл взгляд на второго своего собеседника: — Господин Туйсэ видел ваши документы?       Куртисс нервно сглотнул, но честно ответил:       — Документы ему мы не показывали, потому что не заключали договор. Мы торопились и поэтому решили выехать раньше, не дожидаясь утреннего каравана.       — Куда и почему вы торопились?       — Прибытие нашего судна задержали шторма — почти на неделю. А у моего друга были договорённости, намечалась важная встреча в аллилакском посольстве. Кстати, среди моих соотечественников вполне могут найтись люди, которые меня знают и смогут поручиться. Можно попросить их задержаться в Тулуме.       Куртисс старался отвечать честно и не думать о своей личной миссии. Хотя ему показалось, что при словах о посольстве в глазах Гиба промелькнула явная усмешка.       — Их непременно об этом попросят, — мягко улыбнулся Гиб.       — А в связи с чем? — не удержался Куртисс. — У вас на дороге в столицу убили одиннадцать аллилакцев — может вам лучше заняться этим делом? И этот наш разговор… Я, конечно, всегда рад пойти навстречу, но… вы в чём-то меня подозреваете?       Братья коротко переглянулись, и Похонник внезапно обнял Куртисса за плечи — эдаким покровительственным жестом. Гиб чуть помедлил, глядя на это, и укоризненно покачал головой:       — У нас интересная ситуация: позавчера после полудня двенадцать гостей из Аллилака наняли в Тулуме проводников, арендовали лошадей и выехали в Готр. Вчера ночью они в Готр благополучно прибыли, а сегодня вечером приезжаете вы и заявляете, что их убили на дороге в столицу. — Внимательно вглядываясь в лицо собеседника, Гиб спокойно произнёс: — Вы уже второй Куртэс Лоэр ан Лык, прибывший в Готр за последние сутки. Но у первого Куртэса, в отличие от вас, имеются все документы и поручительные письма, а также десяток знакомых, готовых подтвердить его личность, не считая целого посла.       Что?!       — Это какой-то заговор, — Куртисс сжал кулаки, стараясь сохранить спокойствие — хотя бы внешне. — Эти люди — убийцы и воры. Они украли мои документы и документы моего друга, они убили моих спутников и пытались убить меня.       — Как думаете, что они говорят о вас? А они уже успели узнать о вашем приезде — видимо, от купцов, прибывших с караваном. Аллилакский посол требует выдачи клеветника.       Гиб пристально наблюдал за собеседником, и Куртисс не мог позволить себе показать растерянность и слабость. Он поднял глаза на Похонника, признаваясь:       — Солан — Соланэж Дэп Лоэр ан Лык — настоящий посол Аллилака в Долине. Я хотел бы надеяться, что он жив… но он умер у меня на руках — с арбалетными болтами в груди и животе. Ты же видел его тело?       — Видимо, вы лично его не видели, — мгновенно сделал правильный вывод Гиб. — Что видел мой брат, мы ещё обсудим. Сейчас я беседую с вами. Почему вы только сейчас рассказали об этом Соланэже? Я думал, вам было понятно, что в ваших же интересах рассказывать обо всём подробно и без утайки.       — Я расскажу, но это была тайна Солана: он хотел добраться до Готра без излишней огласки. — Куртисс и сам понял, что это прозвучало как-то наивно и глупо… Но он должен был доказать свою правоту, пусть кроме логики у него ничего не осталось. Начал он с самого очевидного: — Посторонние люди не могут так просто выдать себя за аллилакцев — они как минимум должны говорить по-аллилакски.       — Наш князь тоже говорит по-аллилакски, — пожал плечами Гиб. — Сегодня утром князь принял посла, и они прекрасно поговорили на вашем языке.       — Но они наверняка говорили с акцентом, а я — без, — упрямо произнёс Куртисс. — Любой аллилакец это подтвердит. Я готов съездить с вами в Тулум, чтобы встретиться с уехавшими работниками нашего посольства. Этот самозванец — лже-посол — наверняка отослал их из Готра, потому что боялся разоблачения. Ещё мы везли четырёх щенков — они меня тоже узнают.       — Собаки? Серьёзно?       — Но наши-то от готронцев даже внешне отличаются: хотя бы цветом кожи. И ещё волосы! Солан из знатного рода — у него шикарные чёрные волосы ниже пояса.       — Приехавшие вчера аллилакцы — меднокожие, трое — с длинными чёрными волосами. — Княжеский помощник продолжал с интересом смотреть на собеседника, видимо, ожидая новых идей.       — Они не могли так просто найти здесь дюжину аллилакцев, согласных на убийства сородичей и подлог. Чёрные волосы могут быть у готронцев, но кожа… Это краска! — внезапно озарило Куртисса. — Они покрасили себе кожу. Лица и руки, например, а остальное тело — светлое, вы проверьте.       — Вы предлагаете мне раздеть посла другого государства и его сопровождающих, руководствуясь лишь словами одной непонятной личности? — улыбнулся Гиб. — Мой брат сказал, что ваши с ним… отношения были вашей инициативой. Это правда?       Куртисс замер, посмотрев на ситуацию со стороны собеседника. А ведь реально: поймали кигги в кустах какого-то нищего бродягу, который сам предложил задницу их начальству в обмен на охрану, пищу, лечение… а потом начал наговаривать гадости на уважаемых людей. Как проще избавиться от проблемы?       — Правда, — тихо выдохнул он. — И что вы собираетесь делать с непонятной личностью? Выдать этим самозванцам, чтобы им удалось наконец убить меня?       — Они уже ляпнули, что это ты самозванец и вовсе не аллилакец, — успокаивающе пророкотал сверху Похонник. — С хрена ли выдавать аллилакцам неаллилакца? Тем более нездорового головой, — он фыркнул, заметив оттенок эмоций, всё же промелькнувший на старательно невозмутимом лице любовника, — слегка нездорового.       Гиб посмотрел на брата очень выразительно, но ничего не сказал. Не успел: в это время снаружи негромко поскреблись, и Похонник стремительным кабанчиком метнулся к двери предбанника. Из-за приоткрытой створки выглянул очередной кигги и, покосившись на Куртисса, изобразил ладонью несколько жестов. Братья кивнули, и гость исчез за закрытой дверью.       — Курт, нам понадобится небольшая помощь с вашей стороны, — вежливо произнёс Гиб. — Вы же не откажете?       — Как бы я мог? Особенно когда так настойчиво просят. Это, видимо, у вас семейное, — не менее вежливо ответствовал Куртисс.       На его ехидство, таки прорвавшееся через завесу почтительности, княжеский помощник ухмыльнулся — знакомо варварская кривая улыбка неожиданно и своеобразно выглядела на его лице с утончёнными чертами — и практически княжеским жестом указал на накрытый стол:       — Тогда придётся немного подождать. Угощайтесь.       Куртисс, чувствуя себя едва ли не преступником, которому отсрочили приговор, вцепился в кружку с прохладным напитком, подсунутую Похонником, и постарался не выхлебать её залпом, хотя очень хотелось. Амбал успокаивающе погладил его по укрытому простынёй плечу:       — Они скоро. Тут недалеко.       — Кто — они? — наоборот, напрягся аллилакец. И вдруг до него дошло: — Самозванцы?!       Гиб глянул на него со старательно сдерживаемой, но всё же заметной улыбкой, подтверждая:       — Посол со спутниками приняли моё приглашение попариться во дворцовой бане — это, понимаете ли, очень важная киггская традиция. Вас они не увидят, но вы смотри́те внимательно. Курт, я всё ещё жду от вас доказательств.