Один за раз

      Куртисс, прихрамывая на правую ногу, брёл по обочине, готовый при любом подозрительном звуке скрыться в придорожных кустах. Полдень уже миновал, и Небесный Отец взыскующе смотрел горячим ослепляющим взглядом прямо в лицо. Глаза слезились, голову туманило от утомления. Нога, хоть и туго перемотанная бывшей головной повязкой, болела немилосердно. Куртисс не ел уже сутки, не спал — ещё дольше, но его вела вперёд ненависть, заледеневшая за ночь, которую он провёл над стаей рыщущих волков. Он уже понял, что целью нападавших был именно посол Аллилака. Вчерашнее просветление в ауре Солана было связано не с соблазнением, а с попыткой увести его в укромное место — подальше от отряда и их предателя-проводника.       Приговор послу был вынесен не тогда, когда он ступил на землю Готрона, а когда кто-то узнал о его реальной роли в их миссии. И этого кого-то Куртисс уничтожит. И всех его приспешников. Если тайну Солана растрепала команда корабля, Куртисс найдёт и их. Он узна́ет, как с этим связан их пропавший агент и тот похотливый кигги. Хотя Похотник встретился им уже после угасания ауры Солана…       Подозрительный шорох впереди заставил Куртисса на миг замереть и, повинуясь интуиции, рвануть в ближайшие заросли. Пусть шорох и раздался впереди, со стороны Тулума, а убийцы Солана поехали дальше, в сторону Готра, Куртисс сейчас опасался всех.       Тихий шорох повторился уже чуть ближе, ветви дальнего куста на противоположной обочине едва заметно качнулись, словно их задел кто-то, крадущийся мимо. Засевший в зарослях Куртисс для надёжности прицела вытащил арбалет наружу, направив его в сторону подозрительного куста, и решил переместиться подальше от дороги — в более густой подлесок. И всё шло хорошо, пока он, осторожно отведя в сторону развесистую густолистую ветку, не узрел перед собой чуть удивлённую щербатую улыбку. Резко отшатнувшись, Куртисс вскинул арбалет — и взвыл, получив жестокий удар по запястью. Второй кигги, возникший позади и заломивший бессильную от боли руку, аккуратно подхватил арбалет. Его щербатый товарищ уже скользнул ближе и лапал пленного за бока, плечи, бёдра…       — У меня ещё засапожный нож. Больше ничего, — буркнул Куртисс, осознав, что это его так обыскивают. — Я здесь один.       — Шустрый, — одобрительно лыбился щербатый, вытащив изогнутый клинок в медных ножнах с простеньким узором. Он посмотрел на товарища: — Я ж говорил: отличные кусты для засады! Даже меднолицему понравились. Если б мы не влезли туда первыми…       Из зарослей бесшумно выскользнул третий кигги и вопросительно посмотрел на старших товарищей, которые связывали пленному руки за спиной, а Куртисс наконец перестал тупить:       — Отведите меня к главе охраны каравана!       Щербатый кивнул молодому:       — К Светику.       — Нет, к главе! — возмутился Куртисс. — К Похот… Похоннику!       Кигги, переглянувшись, заухмылялись:       — Ну, Похонник — это самый головистый глава, а мелкому шпику и Светика хватит.       — Я не шпик! Я хороший знакомый Похонника, он будет рад меня видеть! Может, и вас за это наградит.       — Угу, подзатыльником, — буркнул молодой кигги, сжимая локоть Куртисса. — Пойдём.       — Таких симпатяг — скорее своим особым головистым вниманием, — послышались тихие смешки позади.       Выйдя на дорогу, они очутились среди десятка верховых кигги, едущих перед караваном. Ведущий его кигги каким-то странным жестом то ли отмахнулся от ближайшего всадника, то ли подал ему какой-то знак — тот развернулся и галопом помчался по дороге в глубины каравана. Куртисс собирался было последовать за ним, но его потянули обратно на обочину. Усадив пленного на траву, сопровождающий с любопытством осмотрел оружие, переданное ему старшими товарищами.       — Самострел у тебя отличный, вблизи — вообще убойный. А чего такой прекрасный нож в херовых ножнах? Сталь-то отменная, а ножны — не родные?       — Родные потерял, — печально отозвался Куртисс, стараясь наладить контакт. — Нож — отцов подарок, он знал в них толк. А ты тоже, смотрю, в ножах отлично разбираешься. Наверное, с кузнецами дело имел?       — А как потерял? — с насмешкой покосился на него кигги. — Пропил или прос… реально потерял?       Куртисс даже немного растерялся. Конечно, чувствовал он себя не особо хорошо и понимал, что выглядеть может ещё хуже, но неужели он был похож на горького пропойцу? А надо было, чтобы Похотник его всё же узнал и по-прежнему хотел… помочь. Не поворачиваться же к нему задницей при встрече?       — Прос… то потерял, — чуть запнулся Куртисс. — Ты знаешь, где можно хорошие ножны раздобыть?       — Хорошие ножны стоят хороших денег, — ощерился в улыбке кигги. — У тебя есть?       Он хотел обобрать пленного, что ли? Но Куртиса уже обыскали с головы до пяток — и ничего не нашли. Или кигги сомневался в его платёжеспособности? Видимо, ночёвка на дереве над стаей волков очень плохо повлияла на его внешний вид, если выглядел он нищебродом, неспособным купить даже ножны для засапожника. Пусть сейчас денег у него не было, но стоит ему только добраться до посольства в Готре…       Едущий с караваном всадник остановил коня рядом с ними:       — Кто тут у нас?       — Меднолицый. Ждал караван в кустах — с самострелом, — исполнительно отчитался молодой кигги и протянул арбалет всаднику.       — Меня зовут Куртэс Лоэр ан Лык. Я мастер по фонтанам, вчера прибыл из Аллилака, — поднявшись на ноги, торопливо пояснил Куртисс. — Меня готронский князь пригласил. На наш отряд напали и всех убили! Ночью! Мы из Тулума выехали вчера после обеда, потому что к утреннему отъезду с караваном опоздали…       — Вблизи хорош… а издали из него шмалять — такое себе, — крепкий светловолосый кигги со шрамом на подбородке задумчиво разглядывал арбалет.       — Меня знает ваш глава охраны — Похонник. Мы вчера перед отъездом с ним разговаривали, — настойчиво повторил Куртисс. — Он предупреждал нас о недобитых готронских партизанах, а мы не послушали…       — Молодцы, чо, — хмыкнул кигги, потирая шрам на подбородке, и вскинул голову при приближении ещё одного блондинистого всадника на здоровенной светло-серой лошади, который знакомым голосом пророкотал:       — Светик, зачем я вам… О-о! Милашка с потрясной задницей!       — Кто о чём, а ты о задницах, — вздохнул Светик. — Он говорит, что вы знакомы.       — С Курлыком-то? — Амбал спешился и, сияя белозубым оскалом, фамильярно приобнял пленного за талию. Куртисс стоически улыбнулся в ответ, хотя широкая ладонь на его талии вся не уместилась и по большей части легла ниже. И сжимала пальцы. Вот же похотливая скотина… — Знакомы, конечно! Не так близко, как хотелось бы…       — Можешь развязать мне руки? — кротко попросил Куртисс, глядя на Похонника со страдальческим выражением лица.       — А может, не надо? — демонстративно задумался тот. — Так тебя за жопу лапать сподручнее.       Однако зашёл за спину и, в очередной раз игриво ущипнув, взялся за верёвку.       — Оставляю на тебя. Держи его самострел, — Светик кинул начальству арбалет и, свалив с себя ответственность за недошпиона, послал коня быстрой рысью в сторону передового отряда.       — Его нож, — скромно подошёл к Похотнику молодой кигги и, получив взамен верёвку с освобождённых рук Куртисса, умчался за Светиком.       Бывший пленный с надеждой протянул ладони, но амбал сунул нож себе за голенище, арбалет — в седельную сумку и повернулся к нему.       — Так что ты здесь делаешь? И где второй милашка? — За всё ещё протянутые руки Похотник дёрнул Куртисса к себе и начал умело растирать ему запястья. Пусть связанным пленник пробыл недолго, да и спутали его аккуратно, но после всего случившегося такая забота была… неожиданна и приятна. Правда, правой ладони было достаточно больно: запястье покраснело и опухло от удара кигги, который отобрал его арбалет. Рука уже немного немела: намечался здоровенный синяк.       — Солан… — несмотря на все усилия голос дрогнул. — Его убили. И весь наш отряд — вчера вечером. Думаю, это были готронские партизаны, о которых ты говорил. Ты был прав: нужно было ехать с вами.       — Я прав всегда, — самодовольно хмыкнул кигги. — Почти. Жаль твоего приятеля, красивый был мужик. Рассказывай.       — Прямо здесь?       — Ну да, по дороге. Готр ещё далеко. Или ты опять откажешься ехать с караваном и один попрёшься — на этот раз в Тулум?       — Нет, я с вами, — несколько нервно оглянулся Куртисс.       Оставаться одному очень не хотелось, но и скулить: «Возьмите меня с собой!» — тоже. Ему нужно было время и помощь других, чтобы прийти в себя. Голодный, хромой, обессилевший, с онемевшей правой рукой — без каравана он может просто не выжить… Да и честно говоря, рядом с этим громилой он впервые за последние сутки почувствовал себя в относительной безопасности. Он прищурился, вглядываясь в мощную и ровную нежно-рассветную ауру, прикидывая, что можно рассказать, а о чём лучше не упоминать.       — Ну так пошли быстрее, пока все не уехали, — Похотник нетерпеливо потянул Куртисса за руку и великодушно предложил: — Я с тобой пока пешочком пройдусь. Дам отдохнуть своему Сучку.       Конь у кигги был под стать ему самому: рослый, мощный и на вид не особо уставший — несмотря даже на габариты всадника. Куртисс стиснул зубы. У него не было ни лошади, ни денег на аренду лошади. Оружие у него уже отобрали, из одежды только рубаха, штаны да сапоги — достаточно простые, чтобы соответствовать легенде. Фамильные кольца и прочие приметные украшения он с собой из Аллилака не брал, остальные его вещи лежали в седельных сумках вчерашней кобылки. К сожалению, ненадолго отходя от лошади, Куртисс думал только о соблазнении Солана, а никак не о том, чтобы взять с собой кошель с деньгами или какие ценные мелочи. А кигги благотворительностью не занимаются — это известно всем. Хотя э́тот вчера предлагал скидку… в обмен на совместный вечер.       — Хренасе! Что у тебя с ногой?! — затормозил Похотник, наконец заметив проблему спутника.       — Подвернул, — тихо выдохнул Куртисс и наконец решился: — Можешь арендовать мне лошадь? И авансом зачесть арбалет и нож? В Готре у меня друзья — по приезде я займу у них и доплачу тебе.       От скептической гримасы на лице кигги внутри всё похолодело. Тот ещё и хохотнул:       — Лучше б натурой!       Понятно. Но Куртисс не мог не попробовать этот вариант, прежде чем пасть совсем низко:       — Как задаток я готов… Ты говорил о моей потрясающей заднице? Я готов расплатиться ею.       Похонник удивлённо, но достаточно довольно ухмыльнулся:       — Я не дурак, чтоб от такой красоты отказываться… А ну не балуй! — кигги явно привычным движением заблокировал локтем попытку коня, подошедшего ближе к Куртиссу, откусить от него кусочек.       Шагнув к аллилакцу, Похонник крепко сжал его бёдра, глубоко впиваясь пальцами в плоть ягодиц, и, пока Куртисс офигевал от такой прыти, легко приподнял его и подсадил на седло:       — Давай пока на Сучка. Только аккуратно: он хоть и мерин, но характер мерзейший. В мать и бабку. Дойдём до запасных, там тебя пересажу на нормальную лошадь.       — Ты знал бабку своего коня? — посмотрел на него сверху чуть опешивший от всего произошедшего Куртисс.       — Дымку? Эту скотину все знали. Я и Сучка-то смог урвать только из-за их семейного характера… А твоя лошадь где? Вы ж вчера арендовать собирались?       — Там осталась. С нашим проводником, который привёл нас на убой… Он намекал, кстати, что это ты его прислал.       Похонник задумался:       — Я б скорее прислал того, кто уговорил бы вас остаться на ночь и с утра ехать со мной.       Куртисс досадливо отвернулся и помотал затуманенной головой. У него были такие подозрения, но Солана они не впечатлили, да и его аура от такого варианта никак не посветлела. Видимо, останься они в Тулуме — их и там бы порешили. После долгих ночных раздумий Куртисс подозревал, что дело было в бумагах: в порту Солан держал самые важные документы при себе, а на привале он оставил папку в сумке на седле. Единственный выпавший шанс спасти Солана — увести его подальше от всех их вещей — Куртисс тупо упустил из-за своей эгоистичной похоти…       Глядя на помрачневшее лицо аллилакца, кигги ткнул его в бок пудовым кулачищем:       — Рассказывай давай. Всё, что помнишь.       * * *       — Вроде сюда, — Куртисс, немного сомневаясь, указал в сторону небольшой тропы, отходящей от торного тракта. Вчера он проезжал здесь практически ночью и сейчас не был уверен в правильности пути: под светлым взглядом Небесного Отца всё выглядело по-другому. — Если вон за теми деревьями, ближе к большой дороге, пара волков валяется, значит, точно сюда.       — И как ты их завалил из своего игрушечного самострела? — с показушным недоверием ухмыльнулся Похотник и словно невзначай помахал рукой в воздухе, выделывая ладонью какие-то жесты, — краем глаза Куртисс углядел, как трое кигги из их отряда, спешившись, незаметно исчезли в подлеске.       — Отдашь арбалет — смогу продемонстрировать, — колюче произнёс аллилакец, раздражённый неиссякаемой насмешливостью собеседника и своей при нём бесправностью.       — Да я ж тебе и так верю, сладкий, — мило улыбнулся Похотник.       При этих словах лицо Светика, державшегося рядом с ними, стало особо довольным и умиротворённым. Как и ещё у пары молодых воинов из их отряда, едущего в авангарде каравана. Эти двое, на вкус Куртисса, были самыми симпатичными среди здешних кигги… Видимо, не только на его вкус: он подозревал, что их радость и насмешливое, но благожелательное к нему отношение связаны с тем, что всё похотническое внимание теперь принадлежало только ему. Похоже, тяжело им было ходить под началом такого любвеобильного главы… В пояснице — и чуть ниже — нервно засвербело, и Куртисс повёл плечами, гордо выпрямляясь: хотя его задница на пару дней перешла во владение похотливого кигги, он всё же оставался аллилакским принцем… пусть немножко бесправным и нищим.       Из кустов выглянул один из кигги, почесался в разных местах и заодно типа незаметно что-то намахал в воздухе.       — Курлык, побудь со Светиком, — угрожающе-ласково улыбнулся ему Похотник, обернулся к помощнику и кивнул ему вперёд, а сам послал коня рысью в сторону деревьев, на которые ранее указывал Куртисс.       — Я не Курлык, — хмуро кинул ему в спину аллилакец, понимая, что дюжина кигги может направиться вслед за Похотником посмотреть на что-то интересное, а он не может: его оставили под присмотром тройки воинов — то ли сторожей, то ли охраны.       — Курлык, давай за Светиком, — один из сопровождающих, отвлекая от размышлений, настойчиво кивнул аллилакцу на тропу, по которой неторопливым шагом уже ехали двое их спутников.       — Сам ты Курлык, — высокомерно поморщился Куртисс, намереваясь ещё раз поговорить с Похотником на эту тему, но с вынужденным послушанием направил свою лошадь следом.       На лагерную поляну он выезжал со странным чувством нереальности происходящего. Сейчас здесь не было ни людей, ни животных, ни палаток, которые вчера начинали ставить аллилакцы. Только затоптанные кострища выделялись свежей чернотой.       — Весь хворост пожгли, гады, — злобно проворчал один из его спутников.       На него косо посмотрел Светик, который уже успел спешиться и неторопливо обходил поляну кругом. Ворчун заткнулся. Земля вокруг была перерыта следами копыт — словно лошадей специально гоняли по ней галопом. Поэтому следов крови с первого взгляда разглядеть не удалось. Тел не было — видимо, их где-то спрятали. Главное, чтоб кигги не решили, что он всё придумал.       Куртисс направил свою лошадку — высокую молодую кобылку — к ручью, напрямик в те кусты, куда он увлёк вчера Солана и где их… Заметив на нижней ветке длинную чёрную прядь, Куртисс спешно, позабыв про подвёрнутую ногу, слез с седла, едва не грохнувшись под конец. Торопливо дохромав до куста и опустившись на колени, он аккуратно выпутал волосы из колючек и вгляделся в землю: по ней недавно тащили… Со всей возможной скоростью он рванул по направлению движения — очертя голову, через кусты, — но уже на спуске кто-то быстрый и очень сильный перехватил его за талию:       — Ты меня искал? Соскучился? — промурчал в ухо знакомый голос, но очень быстро Похотник заметил, что именно брыкающийся Куртисс стискивал в ладони, и, аккуратным сильным движением надавив на запястье, разжал ему кулак. — Отдай.       Проходивший мимо воин спокойно принял от начальства прядь волос и послушно кивнул в ответ на приказ:       — Отнеси хозяину.       — Пусти! — наконец выдавил Куртисс из перехваченного нервным спазмом горла, но Похонник сжал его в медвежьих объятиях ещё сильнее и отрицательно качнул головой:       — Не надо. Помни, каким он был. Так легче, поверь.       Кигги потянул его обратно на лагерную поляну. Куртисс, как-то уже бездумно пытаясь вырваться и оглядываясь назад, в сторону вчерашней низинки, торопливо и рвано всё объяснял этому дуболому:       — Они же кинули его в отхожее место! Они…       — Закопали, — вновь качнул головой Похонник. — Всех. Но неглубоко.       — Но волки?! Его?.. — в ужасе прохрипел Куртисс.       Конечно, ночью он слышал рычание стаи со стороны лагеря, но чтобы они и Солана…       — Наши бойцы похоронят нормально, — с печальным пониманием смотрел на него кигги.       Солана? Его прекрасное лицо? Его улыбчивые губы? Его заботливые руки? Разумом Куртисс вроде всё понял ещё вчера, но поверить…       — Держи, — Похонник отпустил его и сунул ему в ладонь что-то небольшое и колючее.       Куртисс тупо посмотрел на три арбалетных болта.       — Пойдём. Покажешь, как заряжается твой игрушечный самострел, — кигги мягко обнял его за плечи.       Зачем?..       Только почувствовав в руке привычную тяжесть рукоятки, Куртисс усилием воли разогнал муть в голове и стал вновь потихоньку осознавать происходящее. Они стояли на лагерной поляне около рослого коняки Похонника — и тот опять исподтишка тянулся зубами к аллилакцу.       — Фу! — рявкнул кигги, резко подняв руку в блоке, — и тут не только Сучок, но и полполяны встало по стойке смирно.       Куртисс, вздрогнув, чуть встрепенулся, машинально осмотрел болты и начал аккуратно прилаживать их в желобки на арбалетном ложе.       — Я их почистил! — гордо похвалился Похотник, а на недоуменный взгляд аллилакца пояснил: — От волков. И от того огрызка. Увидев болт в глазнице, я сразу понял, что этот был твой — после волков-то. Кстати, отлично стреляешь!       После некоторых раздумий поняв наконец, что речь идёт о том готронце, которого он завалил выстрелом в глаз вместо минета, Куртисс впился пальцами в механизм, взводящий тетиву…       — Конечно, прикончишь. Всех, — шагнув ближе, мягко обнял его за плечи Похонник. — И они будут так мучиться, что пожалеют, что эта идея вообще пришла им в голову.       Куртисс озадаченно вскинул глаза: он, конечно, сегодня дико тупил, но сейчас вслух вроде бы ничего не говорил.       — По тебе видно, — негромко пояснил кигги в ответ на вопросительный взгляд и ещё тише добавил: — Отдохнёшь, подлечишься, обдумаешь всё, составишь план мести и всех их прикончишь. Позже. А пока постарайся об этом не думать — хотя бы пару дней. Так будет лучше.       Не думать?! Как?!!       Он явственно чувствовал, как внутри, раскаляясь под гнётом тяжёлой ненависти и дикой усталости, начала разгораться тупая, застилающая глаза и туманящая разум ярость. Поймав его взгляд, Похотник крепко — аж до боли — сжал его запястья:       — Думай о другом. Ты любишь большие члены?       Опомнившись, Куртисс спешно отвёл глаза, чтобы не ляпнуть что-нибудь оскорбительное своему — по факту — покровителю на ближайшие пару дней. Но тот ждал, и пришлось ответить, стараясь, чтобы хоть не сквозь зубы:       — В своей заднице никакие не люблю.       — Жаль. У меня реально большой — даже огромный, говорят. Подо мной ты будешь орать — и не факт, что от удовольствия. Так что подумай, что будешь делать, чтобы я остался довольным. А если мне не понравится, подумай, где ты окажешься, — Похонник растянул губы в угрожающем оскале.       Куртисс, застыв взглядом на чуть выступающих острых клыках, медленно кивнул. Стальные тиски на запястьях начали так же неторопливо разжиматься.       — Но тебе повезло, сладкий: ночевать мы будем на хорошем постоялом дворе, вместе, в комнатах главы каравана. Там личная уборная и ванная комнаты. Я люблю чистые попки — ты понимаешь, как тебе надо будет подготовиться? Там всё есть. Умеешь таким пользоваться?       Чувствуя, как начинают гореть щёки, Куртисс отвёл глаза. Но Похотник уже дал ему лошадь, накормил-напоил его, намазал мазью и перевязал ногу, а главное, ответственно пообещал доставить в Готр в целости и сохранности. Там, в Готре — цель его… Куртисс выдохнул сквозь стиснутые зубы:       — Понимаю. Я… подготовлюсь.       — То есть наш мастер по фонтанам уже не раз промывал себе задницу? Надо же, а на вид такой неприступный, — жестко ухмыльнулся кигги. — Я помочь хотел, но придётся только смотреть. Тебе нравится, когда на тебя смотрят?       — Нет!       — А ты пробовал? — Поймав смятённый жгуче-тёмный взгляд, Похотник хмыкнул: — Похоже, нет. Ничего, сегодня вечером проверим.       — Ты хочешь смотреть? На такое? — в животе похолодело, стоило только представить…       — На тебя я всегда с удовольствием посмотрю, — продолжал хищно скалиться кигги. — Тем более, когда ты сам будешь вставать в интересные позы и засовывать в свою потрясающую задницу разные… продолговатые предметы.       — Если тебе приятно смотреть на такое и ты останешься довольным… — как можно более покорно кивнул Куртисс своему покровителю, но утаить в словах всего яда не смог.       — Очень! — на удивление довольно согласился тот. — Можем ещё как-нибудь поиграть: из подручного у нас есть верёвки и свечи. Кстати, один мой знакомый обожает горячий воск на яйцах — может, и тебе понравится? Хотя, конечно, лучше связать тебя так, чтоб дырку пооткровенней выставить, засунуть в рот кляп и ебать всю ночь, чтобы твой визг было слышно на весь постоялый двор…       Куртисс смотрел на внешне спокойного, но на словах совершенно спятившего Похотника с ужасом и гневом, скрывать который было всё тяжелее.       — Сколько раз тебя ебли в жопу, сладкий? — тихий рокочущий голос бил почти реальными пощёчинами. — Ты ещё счёт не потерял?       — Не твоё дело! — огрызнулся, не сдержавшись, аллилакец — и застыл, когда его горло молниеносно обхватили сильные пальцы.       Похотник, не обращая внимания на тщетные попытки вырваться, неторопливо подтащил Куртисса к себе за шею и ужасно ласково прошептал на ухо:       — Эти два дня всё, что с тобой связано, это моё дело. И поэтому ты сейчас мне расскажешь про каждый свой раз — послушно и подробно.