В посмертии и после.

Бо Ми была так счастлива очнуться! Её радости не омрачали ни мамины немедленные требования как можно скорее вернуться к учёбе, ни такие же немедленные требования жениха… с мамиными они совпадали, правда, шли дальше, включая в себя свадьбу и дальнейшую жизнь. Бо Ми была рада уже тому, что может дышать, чувствует вкус и видит мир вокруг себя. Она совершенно уверена, что в коме были только пустота и тьма, а ещё — вопреки всем теориям о соулмейтах и в подтверждение её собственной диссертации — одиночество. Поэтому она прекрасно себя чувствовала, вновь оказавшись в мире людей. И заверяла врачей, что с ней всё прекрасно, стремясь как можно скорее оказаться дома, благо, жила она отдельно и от матери, и от жениха, что помогло бы снизить их давление. А ещё… то, что она никого не видела в коме (или не запомнила этого) давало ей крохотный шанс попытаться вырваться из помолвки. — Ты не мой соулмейт, — выпалила она. — Я в эту чушь не верю, — пожал жених плечами. — Да и разве ты не пытаешься развенчать этот миф в своей диссертации? — А я говорила, что нужно выбрать менее провокационное исследование, — тут же вмешалась мать. — Люди веками верят в явление соулмейта в посмертии, а ты решила в одиночку доказать всем. что это неправда?! Видишь, теперь и вовсе получается, что ты сама подсознательно верила, что кого-то да увидишь, раз готова из-за такой ерунды отложить свадьбу… Мать действительно была недовольна слишком «сложной для общественного принятия» темой её диссертации. Но недолго: сообразив, что, подняв столь острую тему, Бо Ми если и не прославится, то, по крайней мере, обратит на себя внимание, женщина перестала осуждать выбор дочери. И начала требовать как можно более полного освещения темы. …И она сказала «отложить свадьбу». Ни мать, ни жених даже и мысли не допускали, что Бо Ми и вовсе хочет её отменить. — Сначала — диссертация, потом — личная жизнь, — девушка ненавидела себя за то, что не может отстоять своё право распоряжаться собственной судьбой, понемногу снова, как и до комы, уступая натиску матери и жениха, малодушно надеясь, что за время отсрочки произойдёт что-то, способное ей помочь… «Вот бы обратно в кому», — тоскливо подумала она. Невсерьёз, конечно: лежать в больничной палате, в пустоте и тьме, когда мир вокруг продолжает жить без неё… Бо Ми этого не хотела. Но там хотя бы не приходилось подчиняться давлению матери и жениха. Тем не менее, она получила «отсрочку» от свадьбы, полностью уйдя в учёбу. Разумеется, свой личный опыт она тоже собиралась использовать в качестве доказательства, что легенда о соулмейтах — всего лишь сказка, на протяжении всей истории человечества калечащая и уносящая жизни молодых и излишне романтично настроенных людей. К счастью, в университете ей появляться уже не требовалось, но она всё равно получила и там небольшую отсрочку: слишком много времени упущено, какие-то данные надо перепроверить, какие-то восстановить, а какие-то даже заменить новыми. Разумеется, она старалась не допускать переутомления… Однако, видимо, что-то с неё в состоянии комы всё-таки происходило, пусть доктора и уверяли, что она в полном порядке и не пострадала ни умственно, ни физически. Бо Ми и сама чувствовала себя прекрасно… Только вот как объяснить время от времени звучащие в её голове голоса? Довольно молодой, рассуждающий о соулмейтах, обижающийся на кого-то, «опять пропустившего их при обходе» и, кажется, пересказывающий ей сюжет какой-то дорамы. Чуть постарше — ругающий руководство больницы, отчитывающий какого-то отлынивающего интерна, произносящий непонятные и неизвестные ей медицинские термины: Бо Ми, когда этот голос произносил что-то «на медицинском», обязательно лезла в интернет и убеждалась, что термин ей абсолютно незнаком, а значит, игрой подсознания это едва ли можно объяснить. И два голоса постарше: один из них рассуждал, что «молодёжь сейчас не та» и подбадривал её в желании пересмотреть свою жизнь после возвращения, а второй тосковал по семье и сокрушался, что не может угостить всех каким-то печеньем. Странно, однако Бо Ми сосем не боялась этих голосов и не считала их признаком надвигающегося сумасшествия. Наоборот, каждый вечер, засыпая от усталости из-за работы над диссертацией, она изо всех сил старалась вновь вызвать их в памяти. Иногда ей это не удавалось, но чаще получалось, и тогда они звучали так чётко, так ярко, что девушке казалось: вот сейчас, ещё немного, и она вспомнит, кому принадлежат эти голоса, увидит всех этих мужчин — а голоса были только мужские — назовёт их по именам, вновь разглядит их улыбки или, наоборот, нахмуренные брови, выражения лиц… Но голоса так и оставались просто голосами. Бо Ми пыталась вспомнить, слышала ли такие же в то время, пока лежала в палате, ожидая выписки… Чаще всего она общалась с доктором Чан, которая её и вылечила. Чуть реже — с интерном Ко Сын Таком, часто заходившим в её палату с какими-то надуманными поводами (кажется, он просто искал повода лишний раз увидеть… доктора Чан?) Бо Ми выкидывает из головы неподобающие мысли, тем более, второй голос, тот, который среднего возраста, словно возмущается на такое её предположение. Интонации одного из мужчин постарше она, кажется, прослеживала у словоохотливой уборщицы, госпожи Ким… Но она женщина! Мысль о том, что это как-то связано или даже подтверждает легенду о соулмейтах, Бо Ми, конечно же, отбрасывает: даже если принять за правду, что в посмертии люди узнают своих предназначенных… не может же у неё быть четырёх соулмейтов сразу! Тем более, что она так и не вспомнила ничью внешность, а искать свою истинную любовь по голосу… Сюжет европейской сказки про Русалочку она помнит, и чем там всё закончилось — тоже. По традиции, сказочка заканчивалась отсылкой к всё той же легенде о соулмейтах: после гибели Русалочки принц понял, что именно она была предназначена ему судьбой, и убил себя, чтобы соединиться с отвергнутой по ошибке возлюбленной после смерти. Множество экранизаций, невероятная популярность… Бо Ми терпеть не могла такие истории, с малых лет прививающие детям уверенность: у каждого в этом мире есть единственный предназначенный ему судьбой человек, но, пока не умрёте — не будете вместе. Лучше бы сказки заканчивались чем-то в духе «и жили они долго и счастливо, и умерли в один день»… Пусть даже после этого и добавится обязательное для проклятой легенды «и узнали, что и вправду являлись соулмейтами друг для друга»… И всё-таки ей немного жаль, что ни один из этих голосов ни разу не назвал имени. Ни своего, ни обладателя другого голоса… Ни даже не позвал по имени её саму. Услышав чьё-то имя, она могла бы избавиться, наконец, от навязанного и навязчивого жениха. Правда, это поставило бы под удар всю её диссертацию: наверное, сложно было бы продолжать доказывать, что никакого посмертного откровения о соулмейтах нет, когда лично убедишься, что оно есть. Бо Ми скучает по этим голосам, когда не получается вызвать воспоминания о них. И очень не хочет, чтобы они исчезли насовсем. Особенно самый молодой.