В посмертии и после.

Бо Ми вписалась в их компанию легко и непринуждённо. Она была серьёзной девушкой, ответственно подходящей к учёбе, увлекающейся европейской, а в частности, французской философией. Однако эти качества отнюдь не мешали ей смеяться над шутками Гук Чана и Тесса, мило улыбаться Хун Гилю, когда тот объясняет ей правила призрачного существования, и переживать за всех прочих попадающих в больницу пациентов. Она лежала в другой палате реанимации, но это не имело абсолютно никакого значения: Им Бо Ми с лёгкостью приняла тот факт, что вернётся в своё тело, где бы ни блуждала в момент, когда врачи вернут её к жизни. — Не сомневайся, — заверил её Тесс. — Я за те пару десятилетий, что проторчал здесь, видел такое много раз: блуждает себе какой-нибудь новый призрак, до людей докричаться пытается, с рыдающими родными поговорить, от меня шарахается… А потом — раз! — и исчезает. А в палате приходит в себя и ничего не помнит о своём посмертии. Сейчас других коматозников, кроме них двоих, в больнице нет. Вернее, имелся ещё один — старый, очень богатый и влиятельный глава какой-то корпорации, но он просиживал дни и ночи в своей вип-палате, а сдружившиеся между собой призраки не считали возможным нагло вламываться и требовать общения. Разве плохо им вчетвером, без новеньких? Однако спустя меньше трёх недель с появления Бо Ми, их размеренное существование нарушает сперва дикий вой сирен скорой, а за ним — поспешно ввозимые в приёмный покой отделения скорой помощи каталки… Всего восемь: пять парней и три девушки. — Они же совсем ещё дети, — вскрикнула Бо Ми. Тесс стоял молча, Гук Чан выругался сквозь зубы, а Хун Гиль почувствовал, как его захлёстывает ни с чем не сравнимая злость: на судьбу, которая заставила его вновь пережить уже испытанные однажды чувства бессилия и обречённости от невозможности помочь; на слишком живучую, не утратившую за десятки тысячелетий своей притягательности легенду; на глупых школьников, которые в очередной раз поверили в неё… — Наверняка опять снотворное, — мрачно отметил он. Романтичные детишки чаще всего выбирают именно отравление таблетками: всяких уродливых шрамов не остаётся. — Если бы мы только могли им сказать, что вся эта история о соулмейтах — чушь, — огорчённо продолжила Бо Ми. — Я вот вас троих встретила, но не можете ведь вы все трое… — Меня не впутывай, — тут же отскочил Гук Чан. — Я женатый человек! Да у меня сын того же возраста, что и эти… «романтики»! — последнее слово он выплюнул, словно мерзейшее ругательство. Призраки прижались к стене, чтобы лишний раз не попасться на пути кому-нибудь из суетящихся врачей и медсестёр. Неприятно ведь, когда сквозь тебя проходят. За дверями больницы собралась толпа: родители пострадавших, вездесущие репортёры, просто любопытные зеваки… Внутри — гул голосов врачей и медсестёр и писк всевозможных приборов. От всей этой какофонии звуков в ушах стоит непрерывный звон: словно стая комаров окружила и пищит… — Хун Гиль, — Бо Ми осторожно тронула его за плечо. — Пойдём. Они сделали всё, что могли. Лишь сейчас Хун Гиль обнаружил, что приёмный покой опустел: поступивших пациентов развезли по палатам. Всех, кроме троих: два парня и одна девушка, совсем юные, не старше пятнадцати, растерянно уставились на свои тела, едва ли осознавая, что дежурный доктор сейчас озвучивает дату и время их смерти. — Нет! — едва от неё начало исходить золотистое сияние, словно отделяющее частички кожи, унося их куда-то в небытие, закричала девушка. — Так не может быть! Не должно! Я просто хотела знать, кто мой соулмейт! Я не собиралась умирать по-настоящему! Хун Гиль верил ей. И затравленным взглядам пареньков, отчаянно пытающихся вернуться в свои тела. — Оно того стоило? — Хун Гиль и сам понимал, что ребята уже получили своё наказание за нелепое любопытство. Но и оставить всё как есть не мог: — «Соулмейта мы видим только после смерти. Это показывает нам, прожили мы свою жизнь как надо и с кем надо, или же бездарно растратили»… Вы так и не увидели никого, кроме друг друга и докторов, которые действительно сделали всю работу… И нас, вот только я не чувствую, что мог бы оказаться соулмейтом кого-то из вас. Неужели это, — кивнул он на уже вывозимые по направлению к моргу тела, — лучше, чем просто жить? И не думать о том, кто ваш соулмейт и где вы могли бы пересечься… Мальчишки промолчали. Девочка продолжала безнадёжно всхлипывать: — Я хотела жить! С любимым человеком! Навсегда!.. Золотистый свет вокруг них уносился куда-то ввысь всё быстрее. Минута, другая — и глупых подростков, отдавших свою жизнь за крохотную, никем и ничем, кроме древней легенды, не подтверждённую возможность узнать своего суженого, больше нет. Ни в больничном коридоре, ни в этом мире — они не живы и не призраки. Противный писк прямых линий на мониторах, отслеживающих сердечный ритм, отдавался в ушах ещё более противным звоном. Хун Гиль развернулся и вышел из приёмного отделения. Любимый уголок — стоящие напротив лифта стулья — встретил его понимающей тишиной. …Хун Гиль не знал, сколько прошло времени, прежде чем к нему подошла Бо Ми. — Пятеро спасённых против троих погибших, — задумчиво произнесла она. — Знаешь, а ведь это было темой моей диссертации. Легенда о соулмейтах и различия её трактования в западной и восточной философиях, — уточнила девушка. — Надеюсь, ты с блеском доказала, что всё это глупость, — фыркнул Хун Гиль. — Потому что я с примерно того же возраста, что и они, уже стремился донести до всех своё мнение: от этой теории больше вреда, чем пользы… и мне это почти удалось! — с гордостью добавил он. Сняться в одной из главных ролей в дораме, открыто идущей против традиционной романтизации легенды, Хун Гиль и правда считал большой удачей. Нетривиальный сюжет, едва ли не бросающий вызов обществу, дружная команда, разделяющая его взгляды и стремящаяся их продвигать… Авария, в которую он попал, перечеркнула всё: он даже первую серию не успел посмотреть… И, судя по случившемуся, ничего старания их команды не изменили в этом мире. — Расскажешь? — осторожно, словно о чём-то очень личном, попросила его Бо Ми. Хун Гиль посмотрел на неё. В глазах девушки были обеспокоенность, желание помочь и — никакого праздного любопытства. наверное, именно это и успокоило Хун Гиля. — Расскажу, — чуть улыбнулся он. И обнаружил, что противный звон в ушах от писка прерванных жизненных линий наконец-то оставил его.