Страницы сгоревшего дневника

Everyday

A sadder face,

New hiding place,

Something to chase.

Снова.

      Девушка видела этот сон снова и снова. Каждый раз перед глазами всплывало одно и тоже. Она понимала, что все вокруг ненастоящее. Шла по одному и тому же пути. Знала, куда идти. Знала, куда придет. И знала, чем все кончится.       Снег под ногами хрустит невыносимо громко. Он бьет по ушам противным, слегка скрипящим звуком, который заставляет сжать зубы до боли в деснах. Противное ощущение. Но развернуться и уйти она не могла. И проснуться тоже. Не просто не могла, но и не хотела.       Деревья по бокам тянулись к ней ветвями-лапами. Длинными, тонкими, когтистыми. Намереваясь зацепиться за одежду, потянуть обратно, поцарапать кожу до кровоточащих ран. Ее уже тошнило от запаха крови.       Вдруг ощущение под ногами становятся иными. Твердыми, неприятными. Хруст уже не тот, что прежде. И она знает, что увидит, если опустит глаза. И все же опускает. Темный взгляд пробегает по останкам под ногами. Окровавленные кости смотрят на нее в ответ, скрипят и хрустят под ногами, озвучивая каждый ее шаг. Шепчут что-то кому-то. Говорят ей о том, что было, есть и будет. Девушка знает чьи это кости.       Обернувшись, словно по сценарию, она замечает за собой знакомый кровавый след. Он тянется за ней напоминанием о прошлом. Ноги вновь встают на хрустящий, противный ей больше костей, снег. Она ненавидела снег. Зиму и холод тоже ненавидела. Лес уходил все дальше и дальше. Тропинка вела ее вперед, а кровь оставалась позади нее. Чья эта кровь? Девушка не знала. Уродливые ветви деревьев шепчут ей что-то на родном языке, но она слушать не желает. Она давно уже думает и говорит на другом языке.       Наконец лес заканчивается, и девушка выдыхает. Знает, что будет дальше. И все равно идет. Деревья вывели ее к родному дому. Она делает шаг и встает на каменные холодные ступени. Поднимает голову вверх, пытаясь увидеть в густых черных тучах конец высокого замка. Но конца, кажется, не было. Давно она не ощущала этого странного, давящего ощущения. Девушка поднимается выше, к массивным дверям, за которыми прячется ее жизнь. Двери открываются сами, словно в жесте приглашения. И она заходит.       Знает, что сон. И все равно улыбается, оглядываясь и вдыхая мираж в легкие посильнее. Призрачный аромат свечей, пыли, книг и бумаг. Она слышит, как трещит камин за закрытыми дверьми. Делая шаг к лестнице, девушка замечает, как возле нее тухнут свечи. Она провожает дым взглядом, следит за ним до последнего, пока тот не пропадает над высоким потолком.       Каждый шаг давался ей со странной тяжестью в сердце. Потому что она понимала, куда идет и для чего. И понимала, что вот-вот проснется. Девушка поднялась на нужный этаж и сделала несколько шагов, дабы остановиться у нужной двери. Словно по сценарию. Оглядевшись, она понимает, насколько все вокруг большое и массивное. Искривленное. Не понимает: это она уменьшилась или все вокруг так увеличилось? От ощущения того, что вокруг все такое массивное и опасное, по коже пробегает дрожь. Давно не ощущала нечто подобное.       Она не стучится, не просит разрешения, а просто входит. Потому что это ее комната. Девушка отчетливо ее помнит. Она помнит окно-розу, шкаф и стол за которым писала множество писем и делала сотни расчетов. Темные глаза пробегают по книгам на полу. Они разбросаны, помяты, некоторые страницы безжалостно вырваны. В тот день она их не жалела. Повернув голову, она пробегает взглядом по кровати. По кровати, которую когда-то она делила с любимым человеком, и с которой безжалостно сорвала одеяло, кинув его на пол к вспоротой подушке в порыве злости и истерики. Перья слегка колыхались из-за легкого ветерка, проникающего в комнату. Они лежали на книгах, бумагах и... виолончели.       Разбитая в щепки виолончель до сих пор тяжелым грузом лежала на ее сердце. Переломанный, выдернутый с мясом гриф был откинут в стену вместе с порванными струнами. Колки от сильного удара разлетелись по сторонам, сейчас они покрылись пылью даже во сне. Девушка аккуратно подошла к своему инструменту и впервые присела на корточки подле него. Рука неохотно поднялась и легла на разбитый корпус виолончели. Она провела по нему пальцами, словно в попытке пожалеть и извиниться. Но инструмент уже давно мертв. Извинения ему не нужны.       Она до сих пор помнила, как в порыве эмоций крушила комнату. И как, схватившись за виолончель, приподняла ее и ударила об пол. Один раз, второй, третий. До тех пор, пока инструмент наконец не сдался и не поддался на манипуляции.       Девушка приподнялась и отошла от инструмента, взглянув в сторону окна. И как по сценарию, услышала шаги за спиной. Медленные, до боли в сердце знакомые. Она узнает ее шаги где угодно. Даже в огромной толпе она найдет ее по шагам. В полном танцующем зале различит лишь ритм ее шагов. Это пугало и одновременно заставляло улыбаться. И девушка действительно бы улыбалась, если бы это не было сном. - Уэнсдей. - Голос... странный, словно удар молотком по сердцу. Его раздавило под силой удара. И девушка поджала губы от боли, сжав рубашку в области груди. Она видела, что за окном бушует метель. Прямо как в тот день, когда она впервые поняла, что не одна. - Д-да? - Голос казался призрачным. Он растворялся в мираже стен. Она так боялась развернуться. Боялась увидеть ее. Живую, с улыбкой на лице. С горящими любимым любопытством голубыми глазами. - Сыграй мне. - Шепчет девушка губами.       Уэнсдей оборачивается и смотрит на нее. Блондинка выглядит все так же. Ни старше, ни младше. За эти года в ее сознании она ни капли не изменилась. Лишь голос слегка изменился. Казался... не таким как раньше. Брюнетка забывала его. Это заставляло бояться лишь сильнее. Что, если однажды в этом сне она не сможет обернуться? Не сможет ее увидеть? Потому что забудет черты любимого лица. - Сыграй мне, Уэнс. - Повторяет девушка губами. Они не теплые как раньше. Холодные. Ледяные, как и пальцы, как шея и щеки. Как все остальное тело. - Я... - Ее голос дрожит. - Не могу, Э...       Больно. Очень-очень больно. Она боится произнести ее имя. - Почему? - Голубые глаза смотрят с родным любопытством. - Я никому больше не играю. - Но... это же я. - Нет. - Нет? - Тебя нет. - Срывается с губ. - И виолончели тоже больше... нет.       Ее словно выдергивают из холодной воды на берег. Аддамс бьет кулаком в грудь, словно в попытке выбить из легких несуществующую воду. Удар, второй, третий. Она закашливается, глотая воздух и обжигая легкие. Она щурится, сглатывая. Противный и неясно откуда взявшийся привкус на языке заставляет скривить лицо. Брюнетка вслепую тянется в сторону старой деревянной тумбы. Гуляет по пыльной поверхности пальцами пару секунд и находит баночку с таблетками. После чего вытряхивает две капсулы на ладонь и закидывает в рот. Точно так же вслепую находит бутылку с водой все на той же тумбе и запивает лекарство, выдыхая.       Неприятное ощущение. Странное и... нервное. Давно ей не снился этот сон. Ее жена снится ей периодически. И каждый раз она идет по одной и той же тропинке. Смотрит на те же кости и кровь. Заходит в свою старую комнату и... видит ее. Светловолосую, с нежной улыбкой и горящими, казалось бы, живыми голубыми глазами. Единственное, что изредка меняется, так это слова, которые говорит Энид. Сегодня, например, попросила ее сыграть на виолончели. В прошлый раз, года так три назад, звала погулять возле озера. Озера, которого уже давным-давно нет. Оно высохло.       Уэнсдей ложится на спину. Черная спальная футболка была ужасно мятой. Она пахла свежестью стирального порошка. Девушка не помнила, какой конкретно брала в последний раз, но пах он неплохо. Даже... приятно. Перебивал все ароматы свечей и пыльных книг в соседней комнате.       Темные стеклянные глаза остановились на странной вмятине в потолке. Раньше она ее не замечала. Возможно кинула однажды что-то, вот и осталась. А может... всегда тут была. Аддамс лениво поднимает руки к потолку, словно в попытке дотянуться до него, но быстро сдается, опуская их на живот.       За окном проехала шумная машина. Девушка нахмурилась. Неприятный звук шин. До сих пор непривычный. Она слишком долго жила среди деревянных и металлических колес. Она привыкла к их постукиванию и скрипу. А шуршание резиновых шин продолжало ее нервировать.       Уэнсдей сжимает в ладони баночку с таблетками и приподнимается. Тянется к небольшой лампе на тумбе, включает ее и следит за тем, как свет моргает. Пора сменить лампочку. Этой, кажется, недолго осталось. Переведя взгляд на пузырек в руках, все внутри словно исчезло. Пустота. Такая тяжелая, что противно. Потертая и побитая, пережившая десяток лет баночка, лежала в руке тяжелым грузом. Она словно напоминала ей каждый раз о том, что произошло и почему она до сих пор жива.       Жива.       Физически да. Морально... навряд ли. Ее уже тошнило от голубого неба и зеленой травы. От холодного дождя и ветра, что пробирал до самых костей, заставляя ежиться. Она боялась и одновременно с этим ненавидела снег. Девушку выворачивало наизнанку от солнечной погоды, клонило в сон от пасмурной. Ее раздражало то, как распускаются весной цветы и как они умирают к осени.       Сегодня умрут, к весне оживут. Быстро, словно и не умирали.       Уэнсдей раздражали ее таблетки и глупые врачи. Ей хотелось кричать, когда люди пытались быть с ней тошнотворно добрыми и хорошими. Брюнетка ненавидела людей, что гуляли с собаками по утрам. Ей каждый раз становилось страшно, когда на глаза попадались светлые волосы и голубые глаза. Она каждый раз замирала, а затем понимала, что это не к ней.       Сжав пузырек таблеток, она оскалилась, приподнялась на ноги и швырнула его в стену. Тот ударился о нее, упал на пол и укатился к ножке стула.       Через мгновенье в ее комнату вошли, не постучавшись. - Ты чего шум... шумишь? Все спят.       Все. Кто все? Люди в соседних квартирах? Те, что снизу? Которые шумят во время праздников так сильно, что невыносимо находиться в комнате. Или тот мужчина, что живет справа? Который курит так много, что, казалось, вокруг их старого пошарпанного четырехэтажного дома был непроглядный табачный туман. Или те подростки? Которые до самой темноты кричат под окнами, а затем шумят на лестничной площадке, разрисовывая и так непросыхающие от краски, клея и различных маркеров стены. И никто ничего с этим не делает. Потому что всем все равно. - Плевать. - Она подходит к столу и хватается за ручку ящика, выдвигая его с противным скрипом.       Красные глаза без особого интереса следили за тем, как девушка вынимает из ящика блистер таблеток, переворачивает, читает название и небрежно кидает его на дно ящика, задвигая. - Купила бы себе уже н-новый стол. - Девушка слегка запинается. - Этот скоро на щепки распадется. - Незваная гостья облокачивается о дверной косяк и выдыхает, складывая руки на груди. Она смотрит на то, как подруга бесшумно облокачивается руками на старый стол и смотрит в стену. - Зачем? Меня и этот устраивает. - Он с-скоро развалится, Уэнсдей. - Когда развалится, тогда и куплю. - Не обращая внимания на странную речь подруги, говорит девушка, слегка выдыхая. После сна было ужасное ощущение в голосе, груди и теле. Кости ломило, словно она пробиралась через снег к замку не одну ночь.       Брюнетка отрывает глаза от стены, выпрямляется и, слегка задевая подругу плечом, проходит мимо нее на кухню. Она ощущает от нежданной гостьи легкий запах алкоголя, но не обращает на этого внимания. Потому что в легкие тут же проникает другой аромат. В коридоре пахло приятно. Старыми обоями и небольшой сыростью с улицы. Слегка пылью, которая явно собралась на высоком шкафу с уличной одеждой внутри. Аддамс совсем не хотелось лезть туда и протирать ее. Ей вообще в последнее время не хотелось убираться. Она скользит взглядом по трости подруги, которая аккуратно покоилась в углу у двери и выдыхает. Хоть что-то остается неизменным.       Зайдя на кухню, она увидела на столе небольшую стеклянную бутылку с иероглифами и одинокую пустую пиалу. Хозяйка квартиры слегка нахмурилась. Значит подруга действительно пила. Только вот... с чего вдруг. - Йоко. - Негромко зовет Аддамс, зная, что вампирша услышит ее. - Да? - Только сейчас Уэнсдей замечает, что девушка одета во все черное. Аккуратно выглаженная темная рубашка и брюки смотрелись странно непривычно. Обычно Танака разбавляла свои наряды чем-то красным или хотя бы белым. Полностью темный наряд на этой девушке казался визуальным шумом. - Что происходит? - Ты о чем? - Она проходит к столу и опускается на стул. А затем следит за тем, куда кивает ей подруга. - Ну... сакэ, что не так? - И берет бутылку в руку, наливая немного в пиалу. - Что за повод? - Брови ее хмурятся еще сильнее, когда девушка выпивает только что налитый в посуду алкоголь.       Йоко сидит какое-то время молча, глядя на календарь на стене. Тело ее было непривычно напряженным, словно она ожидала какого-то нападения. Но в квартире кроме них двоих никого не было. - Ты с-с-бир... С-собираешься н-н-а учебе появляться? Тебя так и выкинуть могут. - Вдруг говорит девушка слегка заплетающимся языком, словно пропуская мимо ушей вопрос хозяйки квартиры. - Приду... завтра. Нужно будет из общежития кое-что забрать. - Она облокачивается о стену. - Ответь на мой вопрос. - Зачем те-тебе комната в общежитии? - Танака вновь тянется к бутылке. - Ты же... почти там не появляешься. - Квартира слишком далеко. - Девушка вдруг выпрямляется и подходит ближе к столу. - Ты почти... - Она слегка замолкает, словно в попытке проговорить слово сначала в голове, а затем попытаться и вслух. - Не-н-не ходишь на учебу, Аддамс. - Ты пришла меня жизни учить? Месяц не заявлялась, а тут пришла морали читать и пить в моем доме?! - Брюнетка тянется к бутылке, дабы убрать ее подальше от подруги, но та ей мешает.       Вампирша бьет девушку по руке и встает со стула. Красные глаза слегка затуманены алкоголем. Йоко не выглядела пьяной. Но вот заплетающийся язык выдавал ее с потрохами. Под глазами ее залегли темные тени, что было ей несвойственно. Танака хорошо спала. Часто опаздывала на учебу, если приходилось ложиться поздно, потому что она обязательно должна была выспаться. Потому сейчас синяки, точно так же, как и темное одеяние девушки, выглядели странной помехой. Несвойственным шумом. И это действительно раздражало. - Да п-потому что, если... если бы ты ходила на учебу, то с-с-следила бы за кал... к-календарем. - Она указывает на него пальцем. Голос слегка хрипловатый, взгляд пытается быть злым, но попытка проваливается. - А если бы хотя бы иногда заряжала телефон, то знала бы, от-т-ткуда я вернулась!       Темные глаза Уэнсдей останавливаются на календаре. А ведь действительно... какой сегодня день? Она знала, что на дворе осень. Ибо пару дней назад на улице еще лежали желтые листья. Но какой конкретно месяц... а уж тем более, какой день был сегодня, она понятия не имела. Увидев в глазах подруги нескрываемую растерянность, Танака молча кидает свой телефон на стол.       Взгляд девушки падает на загорающийся экран. На дворе ноябрь. Глаза Уэнсдей вдруг становятся стеклянными. Она поджимает губы, вспоминая, что такого могло случится, из-за чего ее подруга сейчас одиноко пила на ее кухне. - Так ты... летала к ней, да?       Вампирша выглядела печально и... слегка озлоблено. Но кажется, всю злость на подругу перекрывало противное ноющее ощущение несправедливости и печали в груди. - Летала. - Голос, в отличии от глаз, все же смог набраться злости. - И з-знаешь, я бы очень хотела, чтобы... ты тогда была со мной на с-с-связи. - Буква "С" никак не выходила у нее. Потому она шипела словно змея, глядя на подругу. - Но ты... как обычно закрылась в своей квартире и никому н-не отвечала! - Ты бы могла прийти ко мне перед отлетом. - Она отвела взгляд от подруги и сложила руки на груди, словно в попытке построить защитный барьер. - Я не хотела видеть т-тебя вживую. Мне прос-с-сто... нужен был ответ на со-с-сообщение. Начни уже пользоваться телефоном наконец.       Язык ее не поспевал за мыслями. Сейчас запах алкоголя почему-то, казалось, заполонил квартиру целиком. Хотя Танака, явно кроме рисового вина ничего не пила. Это глупое самовнушение раздражало брюнетку. - Ты могла связаться со мной вживую. Хотя бы попросить, чтобы я была на связи. - Если бы ты знала, какой на дворе мес-сяц, сама бы догадалась связаться со... с-с-со мной! - Крикнула Танака, уже и забыв, что на часах лишь пятый час утра.       Аддамс скалится, вновь тянется к бутылке и хватает ее, но подруга бьет ее по руке снова, заставляя отпустить. Противная волна боли проходится по ее руке. Йоко была сильной, в этом даже сомневаться было глупо. Все же... как никак несколько столетий назад она вела за собой народ. Но будучи пьяной она явно не могла контролировать силу удара. Брюнетка роняет бутылку, и та разбивается об пол. Стекло разлетается по кухне, а алкоголь остается под их ногами полупрозрачной лужей. - Хватит пить алкоголь в моем доме. - Злится Уэнсдей, поднимая глаза со стекла на подругу. Глаза Йоко были все такими же туманными. - Если тебе так нужно было мое присутствие, пришла бы с соком. - С-сок не поможет. - Небрежно роняет она. - А алкоголь поможет? - Она видит легкий кивок. - Чему поможет? - Пальцы неосознанно сжимаются в кулаки. - Он ее не вернет, ясно? То, что ты пьешь через каждый год после ее смерти, ее не вернет! Хоть захлебнись в своем алкоголе. Это не поможет.       Танака хмурится и приподнимает руку, кладя ее на плечо девушки, сжимая. - Заткнись. - Тихий, слегка рычащий приказной голос казался страшнее крика. Но не для брюнетки. - Я должна молча наблюдать за тем как ты из года в год пьешь все больше? - Темные глаза сверкают опасной искрой. - Двести лет назад это была одна пиала. Сто лет назад три. Затем пять. Сейчас ты вообще сидишь одна на кухне с бутылкой сакэ и пьешь в одиночестве. А дальше что?!       Двести, сто лет назад. Она говорит эти цифры так спокойно, словно это какие-то ничтожные значения. Словно каждый человек на земле мог это сказать. Мол, вот, помню лет сто назад...       Вот только это было не так. - Ты ни черта не-не понимаешь, ясно?! - Она толкает подругу в плечи с неконтролируемой силой и та пошатывается, хватается за стол, дабы не упасть. В груди ее растекается злость. Она не понимает? Она?! Пальцы вновь сжимаются в кулаки с такой силой, что ногти больно впиваются в собственные ладони. А костяшки белеют на глазах. - Я не понимаю?! - Аддамс указывает на себя большим пальцем, не сводя с опьяненной подруги глаз. Взгляд ее раздраженный и даже... слегка обиженный. - Если ты забыла... я тоже потеряла свою жену. - Слова даются ей тяжело. - Раньше чем ты.       Голос ее предательски дрогнул, но на вампиршу это никак не повлияло. Она подходит к ней ближе, абсолютно спокойно, не шатаясь. Хватает за грудки и встряхивает хорошенько. Аддамс хватается за ее кисти, сжимая их, дабы та отпустила ее. Но Йоко все равно, она лишь встряхивает девушку еще разок. - Я знала Дивину г-гораздо дольше, чем ты Энид! Я прожила с-с ней гораздо дол-льше, чем ты со своей двухлетней пас-с-ссией! - В мутных глазах загорается опасный блеск. Кажется, Танака не собирается мелочиться в словах или действиях. Не собирается выбирать, что сказать, и просто кидается словами. - И что от этого?! - Уэнсдей кричит, не обращая внимания на время. - Думаешь, только тебе плохо?! Я повторяю, не только ты здесь потеряла свою жену раньше времени, ясно? - Девушка приподнимает ногу и бьет ей в колено подруги, дабы та пошатнулась и наконец отпустила ее. И когда это случается, Аддамс делает шаг назад, дабы вампирша до нее не дотянулась. - И что ты м-мне предлагаешь? - Девушка делает шаг вперед, а хозяйка квартиры отступает назад вновь. - Как ты? То и дело х-х-дить по врачам и слушать диагнозы? Пить греб-баные таблетки? От которых толку ноль! - Могла бы обратить свою жену еще двести лет назад и жила бы с ней сейчас спокойно! А не летала каждый год к ее могиле! - Брюнетка тоже больше не собирается выбирать слов. Она никогда их особо не выбирала. Но когда дело касалось Йоко, девушка старалась следить за тем, что говорит. Но не сегодня. - Или сделала бы спокойно обряд как я! - И что?! - Вампирша усмехается, и, наконец, пошатывается. Кажется алкоголь полностью завладел ее телом и разумом. Она шагает вперед и вновь тянется к подруге, но та делает шаг в сторону. - Что дальше? Я дол-л-л... дол-ожитель, а не бес-с-смертная, как ты! - Она кричит. Слово "долгожитель" у нее так нормально и не выходит. - Д-думаешь, я бы в здравом уме обратила бы с-с-свою жену, зная, что я умру раньше нее?! Думаешь, я бы оставила ее?! - Танака все пытается добраться до уклоняющейся от нее, словно добыча от дикого зверя, брюнетки. - Она бы могла пере... пер-одится п-после меня! Н-ничего бы не изменилось!       В этом Йоко была права. Дивина действительно могла бы переродиться уже после того, как вампирша умрет. Она не бессмертна. И это было проблемой. А еще она слишком любила Дивину. Потому наотрез отказывалась обращать ее, потому что понимала, что куда старше своей жены и умрет раньше. И оставит Дивину одну еще на сотни лет. Завести друзей и привязаться к ним тоже было бы проблемой, ведь и их она бы тоже пережила.       Но при этом, Уэнсдей ненавидела видеть свою подругу... такой. Пьяной, морально убитой и помятой. Вампирша не соглашалась идти к врачу, потому что была уверена, что как и Аддамс не станет полностью проходить курс таблеток. В какой-то момент забудет выпить, затем просто начнет лениться. Танака считала, что выпить раз в год и забыться на пару дней куда легче. - Так ч-что хватит читать м-мне морали! - Вампирша складывает руки на груди и смотрит на пол. Они разнесли разлитый алкоголь по всей кухне. - Я не м-могу разбрасываться временем, в отличии от н-некоторых. Это ты можешь ждать Энид еще лет сто! Если с ума не сойдешь раньше времени! - Хватит.       Одно лишь упоминание о блондинке вызывало в ней странные эмоции. Ей хотелось злиться на свои действия в прошлом. И одновременно с этим упасть на колени и разрыдаться. Но ничего из этого она не сделала. Лишь убрала руки в карманы спальных штанов и нахмурилась, стиснув зубы. - Ты можешь еще с-с-сотни лет сидеть в своей квартире и ждать, пока Энид воскреснет! А знаешь ч-что? - Она вновь подходит ближе к подруге и смотрит на нее сверху вниз пьяным взглядом. - Я не удивлюсь, если Энид уже давно воскресла и уже умерла. Просто ты ее не встретила.       На секунду Аддамс испугалась, услышав пьяный бред. А затем вернула в голову здравый смысл. - Я делала ритуал. Мы должны встретится. Просто... еще не время. - Будешь сидеть в своей квартире - не встретишь. - Танака покачивается. - А затем не сдержишь обещание и вырвешь себе сердце!       Губы Уэнсдей сжались в тонкую линию. В памяти раздался призрачный голос блондинки. Она помнила до сих пор тот день, когда Энид умоляла ее не вырывать себе сердце, если вдруг с ней что-то случится. В тот день Аддамс и подумать не могла, что ей действительно придется сдержать обещание. - З-знаешь, я уверена, Энид бы сейчас упрекнула тебя в том, что ты мешаешь мне запивать горе! - Еще раз ты о ней что-то скажешь и я выкину тебя пьяную на улицу.             И дабы Йоко не испытывала судьбу, Уэнсдей подходит к ней и быстрым движением хватает девушку за шкирку, рывком таща ее в сторону ванной комнаты. Слегка покачивающаяся Йоко пытается выбраться из сильной хватки, но получается смешно. Она брыкалась, кричала, чтобы Аддамс ее не трогала, но та лишь молча открыла дверь и толкнула ее в сторону раковины. Включив кран, она небрежно стала умывать подругу, дабы та пришла в себя хоть немного. Вампирша скулила, бормотала что-то о Дивине в полупьяном бреду.       Брюнетка не любила, когда ее подруга пила. Она становилась либо агрессивной, либо слишком открытой. И ничего из этого Уэнсдей не нравилось.       Когда, не без помощи брюнетки, Йоко наконец упала на диван в гостиной, Аддамс выдохнула и повернула голову в сторону большой, стоящей на полу темной клетки. Рядом с ней стоял новый, пахнущий свежим деревом, комод. Хоть что-то новое в этой квартире. Мельком смотрит на Танаку, та лежит молча. Грудь ее слегка вздымается. Спит. Затем, сделав всего пару шагов, останавливается у клетки и присаживается на корточки. Глаза гуляют по черным перьям, встречаются с заинтересованным взглядом ворона, и девушка слегка усмехается. Птица сегодня вела себя тише обычного, она не любила гостей. А пьяная Йоко ее явно не впечатлила. Брюнетка открывает дверцу и протягивает руку, птица самостоятельно садится на нее и Уэнсдей встает на ноги. Слегка сгибает руку в локте, приближая ворона к себе. Тот смотрит заинтересованно, слегка наклоняет голову резким движением, затем в другую сторону и выпрямляет, щелкает клювом, а затем усаживается поудобнее и ждет последующих действий хозяйки.       Она заходит на кухню, не обращает внимание на разлитый по полу алкоголь. Подходит к холодильнику, открывает его, осматривает глазами все содержимое. Холодильник не славился большим количеством продуктов. Девушка аккуратно сажает питомца на плечо и вынимает из холодильника сок, открывает, делает пару глотков смачивая горло. Холодный. Горло замерзает вместе с мыслями на мгновенье. Дальше рука тянется к йогурту. Она ставит его на стол, вынимает ложку из скрипучего кухонного ящика и садится на стул. На крышечку Уэнсдей кладет пару ложек йогурта и слегка дергает плечом, дабы ворон спрыгнул на стол и принялся есть. Он ел дергано, пытался подцепить пищу как мог. А брюнетка медленно растягивала молочный завтрак глядя в окно. Город постепенно просыпался. Фонари еще горели и солнце дремало, но окна в соседнем доме уже горели. Люди собирались на учебу и работу.       Ей бы тоже стоило появиться в университете. Ее не было весь октябрь, в ноябре пора было хотя бы показаться. Она вовремя сдавала все важные работы, конспекты ее были в полном порядке, с зачетами проблем не возникало, отвечала она на все вопросы и даже дополнительные. Так что преподаватели не сильно ворчали по поводу посещаемости молодой умной девушки. Единственное, что ее действительно волновало - это потерять свою комнату в общежитии. Ей нужно было ночевать еще где-то, помимо своей квартиры. Просто чтобы не сойти с ума в одиночестве, а хоть иногда пересекаться со студентами в коридорах. Шумные соседи не особо помогали с одиночеством.       Ворон тихо каркает, возвращая ее к реальности. Она смотрит на птицу с немым вопросом, и тот, словно понимая, кивает.       Значит стоит сходить в университет.       На черную рубашку натягивается кофта. Такая же черная, с белыми шнурками и большим капюшоном. Убрав в карманы брюк руки, хозяйка квартиры оглядывается в поисках ключей. Куда могла закинуть в прошлый раз? Походив по коридору туда обратно около пяти минут, думая, что глаза зацепятся за потерянную вещь где-нибудь на старой полке, девушка наконец решает открыть шкаф с одеждой и почти моментально находит ключи в осенней куртке. Ну да, в последний раз, когда она была на улице, там шел дождь. Сегодня на улице было сухо, потому куртку она оставила дома. Положив ключи на полку, Аддамс зашла на кухню и сняла с зарядки мобильный телефон. За то время, пока она собиралась, он успел зарядиться на три палочки. Засунув мобильный поглубже в карман, она накинула на плечи рюкзак, завязала на кроссовках шнурки и покинула квартиру.       Спустившись по старым бетонными ступеням в самый низ, Уэнсдей замерла перед дверью. А затем, выдохнув, все же толкнула ее.       На улице было прохладно. Она тут же села на ступени возле двери и вынула телефон из кармана. Кругом еще полумрак. Фонарь освещает ее ноги и ветви дерева над головой. Оно стояло здесь одинокое, совершенно не к месту. И даже мешалось. Но спиливать его никто не собирался.       Включив телефон, брюнетка быстро находит в нем контакт Йоко и медленно набирает, нажимая по кнопкам несколько раз, дабы на небольшом черно-белом экранчике появилась нужная буква. Танака предлагала ей купить сенсорный, ведь у Аддамс были деньги, и она спокойно могла порадовать себя новым телефоном. Но девушка каждый раз отказывалась. И даже уговоры по типу: «На нем намного удобнее печатать». Не работали. Ведь брюнетка не то чтобы много кому писала. В ее кнопочном телефоне лишь один контакт. Ни у брата, ни у родителей телефонов не было. Они вообще не то чтобы знали, что творится во внешнем мире. Никогда не видели высоток и машин. Не знали, что музыку теперь можно было слушать через странные легкие устройства. Да и жизнь просто стала легче.       Когда последняя буква короткого сообщения была набрана, темные глаза быстро пробегаются по нему, а затем оно было отправлено.

"Я в университете. Покорми птицу и уберись на кухне."

      Аддамс была уверена, что когда Йоко проснется и увидит смс, то закатит глаза. Но так же Уэнсдей знала, что подруга выполнит ее указания.       Убрав телефон обратно в карман, брюнетка выдохнула. Пар изо рта тут же растворился. Было холодно, но возвращаться за курткой не хотелось. Потому, встав, она сделала пару шагов вперед и тут же замерла, подняв глаза.       Белые снежинки, появившиеся из ниоткуда, медленно опускались на землю в свете фонаря. Только что их не было, и вот они, уже здесь. Аддамс сглотнула, убрав руки в карманы. На душе стало холодно и тяжело. Она перестала бояться вечной зимы, ведь уже было все равно. Она уже давно не принцесса, королевства у нее больше не было. Людей тоже. Волноваться не за кого. А родителей всегда можно привезти в место потеплее. Да и как насланное на нее и ее королевство проклятье, могло распространится на город, в котором она жила сейчас? Уэнсдей не была уверена, насколько действительно работает вернувшееся к ней проклятье. Ведь тех, кто наложил его на нее, уже и в помине не было. Она лично убила всех возможных наследных принцев и, к тому времени, лишь недавно севшего на трон короля. Трусливого короля. Который пошел на поводу у своей матери и...       Аддамс сжала зубы, вновь шагнув вперед. Неважно. Снег просто раздражал ее. Зима казалась бесконечной пыткой. Лишь казалась. Когда немногочисленный снег сходил, дышать становилось свободнее. Снега в их городе действительно было немного. Он, обычно, лишь ложился небольшим слоем на асфальт, затем таял, вновь падал, вновь таял, оставляя лужи. И так всю зиму. Хотя брюнетка помнила, как лет так двадцать назад, на город обрушилась настоящая мерзлота. Снег не таял всю зиму, и даже задержался в их городе дольше обычного. Она до сих пор ненавидела тот год. Он был тяжелым не только зимой.

***

      Девушка шла долго. Снег под ногами уже начинал таять, но новые снежинки заметали пробелы на сыром асфальте. На черно-белом экранчике телефона показывало 07:45. Брюнетка усмехнулась. Интересная комбинация чисел.       До занятий еще пятнадцать минут. Как раз идеальное время. Она неспеша шла по широкой асфальтной дороге и ждала, когда из-за деревьев покажется высокое массивное здание, больше походящее на жуткий замок, чем на университет. Но Аддамс была этому благодарна. Благодарна тому, что академию не перестроили, а лишь переименовали в университет где-то столетие назад. И теперь на картах вместо Академии Невермор красовался Университет Невермор.       Переступив через порог массивных дверей, девушка вдохнула древесный аромат коридоров. Внутри тоже мало что изменилось. Лишь в коридорах появились глупые автоматы с едой и напитками. Лавочки заменили на более прочные, так же как и столы со стульями в некоторых аудиториях. Это место единственное, что осталось практически не тронутым и не скрытым от чужих глаз спустя столько времени. Все деревни ее королевства разрушили, растаскали на доски, оставили гнить в земле. А Джерико увеличился и стал совсем не похож на себя прежнего.       Она прошла к вывешенному расписанию и быстро нашла свое. Вспомнила, где находится нужный кабинет и отправилась к массивной каменной лестнице. Как только девушка поднялась на третий этаж, то тут же столкнулась с одногруппником, который, остановившись, вскинул брови в удивлении. А через секунду закатил глаза и пробормотал: - Ох, неужели Ее Величество решило появиться на занятиях? - Парень сложил руки на груди. Он явно не блистал умом. Отчего Уэнсдей было неясно, как он дожил до третьего курса и как собирается его пережить. - Какой повод? - Это тебя не касается. - И прошла мимо, направляясь дальше к кабинету.       Ее Высочество. Давно ее так не называли. Даже в шутку. Одногруппники еще с первого курса начали так звать брюнетку, как только стало ясно, что она ходит на занятия так, как пожелает. А еще они считали Уэнсдей высокомерной и не скрывали этого. И потому, почему-то считали, что Ее Высочество - это идеальное прозвище для высокомерного человека с собственными правилами. И Аддамс не могла винить их в недальновидности. Просто они выросли на мультфильмах про заносчивых принцесс, которым все всегда дозволено. - Ого. - Разлетелось тут же по аудитории, стоило брюнетке открыть дверь. - Аддамс, ты что, жива?       Уэнсдей проигнорировала выкрик девушки с сожженными краской волосами, и прошла в самый конец, сев на свободное место. - Сегодня, видимо, лето наступит. - Усмехнулся рыжий парень с кепкой на голове. - Ее Высочество решило посетить занятия и просидеть весь день с простолюдинами.       Аддамс соврет, если скажет, что ее это не раздражало. Но все эти выкрики и люди вокруг нее, заставляли ощущать, что она жива. Она их слышит, видит, спокойно может съязвить в ответ. Это хорошо. Хорошо, что она живет.       Через минуту прозвенел звонок. Но студенты не обратили на это внимания, продолжая болтать между собой. Девушки обсуждали какой-то новый вышедший журнал, завидуя моделям на обложке и страницах. А парни говорили о фильме "Человек-паук 3", который вышел еще весной, но до сих пор обсуждался везде. А двое тихих парней перед ней перешептывались о "Гарри Поттере и Ордене Феникса". Йоко недавно тоже говорила ей про этот фильм. Говорила, мол это так интересно, наблюдать за тем, как люди этого поколения воспринимают магию. Уэнсдей это очень удивляло. Еще две сотни лет назад в этой же аудитории обсуждались новые книги путешественников или новые магические заклинания, которые совсем-совсем недавно изобрели. А сейчас в этих стенах не было ни слова о магии.       За эти двести лет магия совсем утеряла свои изначальные качества. Теперь с помощью нее не защищались, потому что придумали огнестрельное оружие. С помощью нее не ускоряли корабли, потому что придумали моторы. А в небе теперь действительно летали корабли. Вернее самолеты. Интересно, как так вышло? Кто-то нашел ее чертежи? Теперь о магии писали детские сказки, книги для более старшего поколения и снимали фильмы. Кто-то смеялся над другими, говоря, что никакой магии нет. А другие наоборот пытались доказать им, что раз Изгои существуют из покон веков, пускай на сегодняшний день их было ужасно меньше, чем людей, то и магия тоже существует.       Это все впечатляло и даже заинтересовывало. Потому что Уэнсдей сама была живым примером магии. У нее была подружка Вампир. И они спокойно могли показать всем, что магия есть, и что помимо людей в мире могут жить и иные существа. Вот только... для чего? В прошлом магия сыграла с людьми и нелюдьми злую шутку.       В аудиторию наконец зашел преподаватель. Пожилой мужчина в костюме, который, пробежавшись по списку и отметив Уэнсдей Аддамс как присутствующую, не смог не пошутить. А затем, словно с надеждой наконец-то подловить ученицу, задал сложный вопрос. Брюнетка помолчала пару секунд, словно дав всем вокруг надежду на то, что она наконец не в силах ответить на заданный ей вопрос, наконец спокойно и подробно начала отвечать мужчине. Привела примеры, которые, судя по взгляду, удивили даже преподавателя.       Мужчина, в конечном итоге, просто громко прочистил горло и кивнул, опустив взгляд в журнал и медленно поставив девушке оценку. Студенты спереди зашептались, Уэнсдей увидела, как парень справа закатил глаза и быстро напечатал что-то в своем небольшом сенсорном телефоне. А когда-то люди общались с помощью писем. Забавно.       Аддамс оглядела своих одногруппников. Интересно, есть ли шанс того, что среди них найдется хотя бы один Изгой? Может, тот широкоплечий парень в первом ряду был хорошо сложенным оборотнем? А может девушка с крашенными волосами была вампиром? Она частенько таскала с собой солнцезащитные очки, хотя сейчас спокойно сидела на свету без них. Ну... мало ли на что способны современные технологии?       Интересно, а с каким шансом Энид вновь переродится оборотнем?       Интересно, а с каким шансом Энид вновь переродится?

***

      Телефон в ее кармане завибрировал. Девушка оторвалась от старой книги и выдохнула, медленно вынимая предмет беспокойства на волю. Уэнсдей тут же открыла сообщение от Йоко и пробежалась по нему глазами. Подруга беспокоилась, что занятия уже давным-давно закончились, а девушки все нет. Потому брюнетка быстро, как только могла, набрала ей ответ.

"Сегодня останусь в общежитии. Покорми птицу."

      Через мгновенье ей поступил ответ. "Снова я одна. :("       Аддамс тут же скривила губы, глядя на... то, что подруга называет эмодзи. Странные и непонятные. И, как думала девушка, ужасно бесполезные. Ей казалось, что эмоции можно спокойно передать словами, а не двоеточием со скобкой.

"Если начнешь пить в одиночестве в моей квартире, ты умрешь раньше нужного."

      И отложила телефон, вернувшись к чтению. Книга по истории вызывала в ней отвращение, но она продолжала читать ее, удивляясь тому, сколько всего со временем переврали. Человек, писавший эту книгу, утверждал, что, когда-то существующее Белое Королевство, то бишь их предки, на протяжении пятиста лет были примером собранного, готового на все ради своей Родины королевства, в отличии от остальных королевств. Людей на землях, которыми когда-то руководила Йоко, считали трусами и слабаками, с маленькой армией и плохими правителями. Автор книги смеется над тем, что когда-то Королевством руководила женщина. Видимо, он понятия не имел, что его любимым восхваленным Белым Королевством десятки раз правили именно женщины, а не мужчины. На словах о том, что Черное Королевство не шло на честные переговоры с Белым и не отдавали им честно заслуженную (как именно заслуженную - не уточнялось) землю, Аддамс захлопывает книгу и возвращает ее на полку.       Бред. Она знала, что возьми сейчас соседнюю книгу или сразу учебник, то увидит в нем совсем иную информацию. В одном будет написано, что Белое Королевство полные уроды. В другом будут восхвалять Королевство Восходящего Солнца. Но никто так и не узнает правды.       Это бесило. Бесило тем, что люди путались в собственных наблюдениях и не могли решить где же правда. И раздражало, что Уэнсдей не может прийти и рассказать всей правды. Ведь у нее нет доказательств и ей просто покрутят у виска. Вернее... у нее есть доказательства. Даже живые. Но если люди с трудом адекватно принимали то, что в их мире живут столетний вампиры, то как им объяснить пятисотлетнюю принцессу, принца и короля с королевой. А так же замок, который находится в лесу за магическим барьером.       Это было ужасно глупой идеей, поэтому приходилось сидеть и из года в год слушать глупые догадки историков.       Войдя в здание общежития, девушка выдохнула. Она не была здесь больше полугода. И новое посещение вызывало мурашки. С общежитием ее мало что связывало. Она в свое время ничтожно мало прожила здесь, если сравнивать с тем, что ей уже шестая сотня лет. И все же, это место пахло ее прошлым. В стенах до сих пор ощущалась магия, она впиталась в каменные кирпичи вместе с ароматом свеч и тех учеников, которые когда-то отдавали пол жизни обучению.       Поднявшись в комнату, которая принадлежала ей, и в которую по какой-то, конечно же, совершенно неясной для Уэнсдей причине, никто не мог попасть, девушка закрыла дверь за ключ и кинула его на ящик. Включив настольную лампу, Аддамс приподняла черные глаза и остановилась взглядом на небольшом камне над дверью. Смешно было слушать Йоко из раза в раз, которая почему-то думала, что у ее подруги нет методов сохранить себе комнату в общежитии настолько, насколько ей это было нужно. Она же маг. Заговорить небольшое помещение не было для нее проблемой.       Стоило ей пасть на кровать, как телефон в кармане вновь завибрировал. Она пробежалась по тексту взглядом. "Чем твою птицу кормить?"              Ответ последовал незамедлительно.

"Возьми в холодильнике яблоко. Только порежь для удобства."

      Йоко тут же написала новое сообщение. "А меня ты заставила целиком его грызть :("       Аддамс закатила глаза. Юмору ее подруга так и не научилась за столько столетий. И видимо никогда не научится.

"Ты вампир, у тебя хорошие зубы, Йоко."

      Ответа Уэнсдей ждать не стала. Она небрежно кинула телефон на прикроватную тумбу и выключила лампу. Голова упала на подушку. Тяжело выдохнув, девушка прикрыла глаза. Мысли и воспоминания тут же напали на нее, все это время прячась где-то в глубине.       Таблетки остались в квартире. И брюнетка уже успела пожалеть, что решила остаться в общежитии. Она ненавидела такие дни, когда мысли максимально издевались над ней, заставляя думать о разном. Абсолютно разном. Нежеланно заставляя обдумывать различные варианты одного пути. И сердце каждый раз замирало, когда в голове промелькал плохой исход событий.       Аддамс уже давно обдумывает, что ей стоит сходить в какой-нибудь зал, дабы устать физически. Дориан... всегда соглашался выйти с ней во двор и пофехтовать. Соглашался... Это буквально было его работой: обучить принца держать в руках рапиру. А она... она просто не хотела забыть каково это - ощущать тяжесть оружия в руках. А затем, в какой-то момент, это действительно стало чем-то отвлекающим и расслабляющим.       А сейчас она уже не могла себе этого позволить. Ее рапира пылилась где-то в квартире. Она даже не знала где и точно ли она у нее, а не осталась в родном доме. Да и... фехтовать больше было не с кем.              В груди предательски что-то надломилось и заболело. Уэнсдей с тяжестью в сердце выдохнула и накрыла глаза рукой. Пальцы сжали ткань в области груди, словно это могло помочь.       Как же больно было понимать, что людей, которых ты любил, больше с тобой нет.       Глаза защипало. Бесцветные щеки пытались стать красными. И у них это выходило. Сдерживаться сил не было. Потому она позволила соленой воде стекать по коже и впитываться в ткань подушки.       Где-то здесь Уэнсдей понимает, что значит - давать обещание любимому человеку.       Застывать в одной возрастной точке и не иметь возможности ничего изменить. Она не могла вернуться в прошлое и исправить его ради собственной прихоти. Она не могла пожертвовать миллионом людей или сотней открытий ради лишь себя одной. Кто знает, что она могла сделать, если бы вмешалась в поток времени. Во вселенной свой порядок. И если ее жена должна была погибнуть, значит так и нужно.       На этой мысли ее бросает в жар. Девушке захотелось вскочить с кровати и разбить настольную лампу об пол, сорвать со стены часы и выкинуть их в окно-розу, дабы те разбились об асфальт. А желание разбить стекло окна, заставило разрываться сердце. В ее родной комнате было похожее, красивее, правда. Но было. Воспоминание о собственных покоях, в которых она столько времени проводила с Энид, вызывает в ней новый поток предательских слез.       Ей казалось, что она не сможет привыкнуть к этому. К монстрам памяти, которые изо дня в день ждут подходящего момента, чтобы напасть и утянуть на самое дно воспоминаний. Сегодня отличный день. У нее с собой не было таблеток. Браво. Монстры, кажется, стали куда умнее, чем были раньше. Она устала смотреть на вещи и раздувать из них больше, чем есть на самом деле. Заморочки и страхи стали для нее чем-то обыденным, но она до сих пор к ним не привыкла.       Тоска по собственной жене сопровождала ее уже вторую сотню лет и избавиться от нее она не сможет до тех пор, пока, наконец, не встретит ее. А если не встретит? А если.. Что тогда? Очередная неделя без нее - это худшее, что только могло произойти.       Ощущение безысходности убивало лишь сильнее. Но бессмертного не убить. Потому она лишь принимала удары, истекала кровью столько, сколько придется. Задыхалась от рук монстров памяти столько, сколько им нужно было.       Спасения было всего два: ее возрожденная жена или нарушение обещания.       И нарушить обещание было очень-очень страшно.