Secrets of the gardenia heart

      — Работа? — изумлённо посмотрел на него Кацуки       — Да, и в этот раз законная. Но прежде всего нужно написать заявление на твоих работодателей, чтобы… — Мидория не успел закончить фразу.       — Не нужно, меня уволили.       — Вот как… Но это же не значит, что они не возьмут других подростков.       — Не возьмут, в прошлый раз я их уговорил и взяли они меня из-за жалости. Работодатель сказал, что не хочет проблем, поэтому отпустил.       — И чем же ты занимался?       — Носил доски, кирпичи и прочие материалы.       Изуку тяжело выдохнул.       — Ладно, в полицию не обращусь. Пошли что-ли твое рабочее место покажу.       Они прошлись по коридору к самой дальней двери, которая совсем не выделялась среди остальных. И можно представить, что там храниться уголовка, но к его удивлению комната отличалась ото всех в доме. Сама по себе она была больше и набитая всякими коробками, полочками с книжками. От нее так же веяло уютной атмосферой, пахло бумагой и свечками, словно потайная библиотека с бардаком.       — Здесь вряд-ли можно придерживаться порядка, потому что постоянно нужно все переставлять, сортировать, выставлять цены и так далее.       — И что за работа?       Бакуго с нетерпением ждал, чем же будет заниматься, а если ещё и в обретенном доме, то это была услада для его мышц и души, ведь книги он любит.       — Слышал когда-то о дропшиппинге?       — Переведи, а то звучит как-то, за что можно сесть.       Мидория посмеялся над предположением парня, но ответил:       — Это бизнес в электронной коммерции. Продавец, вместо того, чтобы хранить товар на складе и платить лишний раз за аренду, отправляет товар поставщику, а уже поставщик отправляет товар напрямую покупателю. В этой схеме ты будешь работать поставщиком. Я работал в этой сфере и пока что меня заменяет другой человек. Тебя вряд-ли возьмут в таком юном возрасте здесь работать, но мы ведь не скажем, что рабочий телефон я отдам тебе? — подмигнул Изуку.       — То есть это тоже будет незаконно. И кто же только что кидался упреками об этом?       — Не незаконно, а не официально. Твоя работа, бывшая уже, делала тебе расписание во время учебы, а здесь ты работаешь в свободное время. В основном я это делал вечером, поэтому у продавца не должны возникнуть вопросы. Да и если что, другие поставщики тебя смогут заменить.       — А что по зарплате? Сколько платят? Куда присылают деньги?       — Семьдесят четыре тысячи йены в месяц. Деньги высылают на твою лично карточку, но если у тебя ее нет, то у меня есть уйма пустых.       Заманчивое предложение, ничего не скажешь, да и звучит несложно. Зарплата его очень даже устраивает. Если учитывать то, что за жильё он не платит, хотя думает, что скоро нужно будет, то эти деньги для него даже большие. И он согласился.       О всех тонкостях и правилах Мидория решил рассказать потом, на замену этому он спросил:       — Продолжим читать тот роман? Или тебе он не понравился? Могу взять другой.       — Ты меня за ребёнка считаешь? — немного разозлился Кацуки.       — В прошлый раз ты не отказался, поэтому я подумал, что такой способ отвлечения самый лучший. Для тебя сегодня был тяжёлый день, и я осмелюсь предположить, что ночь удастся тоже тяжёлой. Поэтому лучше сразу принять успокоительное, то бишь, прослушивание романа.       — Ты слишком печешься обо мне. Не строй из себя фигуру родителя.       — Я не строю! Обычное волнение за друга не равносильно беспокойству, которое испытывают родители.       «Пф, друга?»       Но если честно, для Кацуки любое волнение других людей о нем не знакомо. И он ощущал зависть, что многие это получают с рождения и недовольны. Бакуго не может понять этих людей, но он и не может принять тот факт, что именно сейчас всё меняется не просто сменой пути на несколько километров, а и вообще на другую половину Земли. Он не может дать слабину и позволить, чтобы окружающие видели его потребность в любви и тепле. У него внутри идёт бесконечная война между желанием быть кому-то небезразличным и осознанием, что из-за его прошлого он не сможет принять что-то от других, что-то что ему так желанно.       Каждое терзание между «да» и «нет» сейчас могут заставить его расплакаться. Однако его же не побили в прошлый раз за слабость и не оскорбили за просьбу о теплоте. Этот человек и так конкретно ему помог, так почему Бакуго до сих пор не может это осознать, принять и понять? Наверное, он просто боится. Но начнет это делать постепенно, и надеется, что Мидория это поймет.       Безмолвное согласие вызвало на лице Изуку ещё одну лучезарную улыбку и Бакуго никак не мог понять, как он не устаёт улыбаться. Чтение ещё одной главы в коим то смысле раскрыли ему глаза о предрассудках. В персонажах он видел себя, хотя у них ситуация была о любви, но предубеждение одно и то же, что и у Кацуки. Его не клонило в сон, наоборот, заинтересованность была вопреки сну. И он признал, что подобный метод действительно успокаивающий.       Проснувшись ночью от непонятной причины он, на удивление, был выспавшийся. На настенный часах перевалило за три ночи, почти четыре, скоро должен виднеться рассвет. Поняв, что на диване лишь он один, Бакуго приподнялся и огляделся. Место, на котором немного ранее сидел Мидория, пустовало, но вместо этого Кацуки увидел мужчину на балконе. Лица его не было видно, но в руках он держал сигарету. Удивление Бакуго не скрыл, ведь по Изуку не скажешь, что такой человек может заниматься подобным методом убийства своего организма.       Также Бакуго задавался вопросом: неужели у Мидории твориться беспорядок в режиме сна, но при этом выглядит тот совсем не уставше? Кацуки поднялся, подошёл к балкону и легко открыл его. Это сразу привлекло внимание удивлённого Изуку.       — Бакуго? Ты чего встал?       — Выспался, вот и встал, — Кацуки подошёл ближе к перилам и посмотрел вниз. Он не ожидал увидеть высоту, ведь это был всего второй этаж, — Не ожидал увидеть, что ты куришь.       — Ха-х, есть такое, просто глупая привычка во время бессонницы, — он тут же потушил недогоревшую до фильтра сигарету о пепельницу, которая была наполовину заполнена совсем свежим пеплом и несколькими окурками.       — Так ты страдаешь бессонницей? — всё неотрывно глядел на посуду с выемками круглой формы.       — Немного и не всегда. Да и редко это бывает.       — Странный ты. Чтобы бессонница была «немного»?       Изуку посмеялся, но за всё это время так и ни разу не взглянул на парня.       — Кстати, звонил Шиндо.       — И что там?       — Подозрения прошли, теперь идет очередь суда. Если повезёт, то им могут дать пожизненное, ведь они торговали серьёзными наркотиками.       — О как, значит они их продавали.       — Он спрашивал, хочешь ли ты присутствовать в суде? В любом случае Шиндо будет представляться либо с тобой, либо представлять тебя. Но если нужно твое присутствие, но при этом ты отказываешься, то можно по видеосвязи.       — Какая вероятность, что можно отказаться и от видеосвязи?       — Большая, ведь ты дал уже записанные показания.       — Тогда я отказываюсь.       Бакуго знал, что просто напросто не сможет психологически выдержать это, хотя до последнего хотел казаться сильным. Он хотел высказать всё им, но от одной мысли об этом хотелось перерезать себе горло из-за комка страха и выколоть глаза, чтобы слезы ни за что не полились.       — Это верное решение.       Бакуго задумался о том, что будет после заключения родителей. Неужели он будет жить в детском доме? Эта мысль выворачивала его наизнанку. Но черт возьми, у него нет родственников, у которых он мог бы жить. Кацуки тревожился, никогда он ещё так не думал о своем будущем, как сейчас. Раньше он плевал на это: либо плыл по течению, либо при трудностях решал, что лучший способ решения проблем это убить себя. Вариантов не так уж и много, и о заключении родителей никогда не задумывался, не погружался в это вязкое море. Хотя по сути, он уже давно в нем погряз, только не по причине тревоги за будущее. Это было море его тревоги, страха, боли, сомнений, крови. Оно глубокие и темное. Безысходность вызывала слёзы и единственное о чем он мог просить это смерть.       Настал судный день, которого Кацуки боялся больше всего. Он не присутствовал там, но душа его только и кричала что о нем. Хоть дома с ним остался Мидория, который пытался как-то отвлечь парня или поддержать, Бакуго всё равно не мог на этом сосредоточиться. Все ждал, пока позвонит проклятый Шиндо и скажет результаты.       — Им дали пожизненное, — прозвучал уставший голос Шиндо в трубке.       Цунами дрожи облегчения накрыло его с ног до головы, что он на ногах удержаться не мог и резко сел на ближайший к нему стул. Неужели всё? Это… было проще, чем Бакуго мог себе представить. Такой неожиданный поворот в его жизни всего из-за одной встречи. Точно ли это не сон? И он резко задал вопрос, который хоть и мучил его, но осмелиться озвучить его, он не мог:       — Почему ты помог мне?       Изуку помолчал секунды с две, а затем улыбнулся.       — Я не мог просто взять и уйти, это не соответствует моей морали. Я подумал, что раз эта встреча случилась, значит это не просто так, значит я могу что-то сделать. И как видишь!       — Ты странный.       — Возможно, но это ещё не конец.       Бакуго вопросительно поднял на него глаза:       — Не конец? Что ты ещё задумал?       — Ты же не думаешь, что будешь жить в детском доме? Но и при этом я не собираюсь становится твоим опекуном. Ты будешь прописан в детском доме, но жить у меня!       — Что, блять?       Это привело Кацуки в такой шок, что ощутил, как не смог скрыть свои широко раскрытые глаза и рот.       — Конечно, если ты захочешь, то можешь жить у них, я не настаиваю. А может у тебя есть свои варианты?       «Он ведет себя слишком заботливо, бесит».       Но при этом его предложение было лучшим вариантом. Здесь действительно было безопасно, уютно, тихо и светло. Делить комнату с кем-то он всегда ненавидел.       — И не думай, что я пытаюсь как-то стать для тебя родительской фигурой, ни за что.       — Я и не думал об этом, поэтому и согласен.       — Согласен?       — Да.       — Очень рад это слышать! Тогда начнем оформление документов уже скоро!       «Чем я заслужил хорошую жизнь? Всё время страдал, а тут за раз столько всего. Будто один большой театр. Но чёрт возьми, я так рад».