все к лучшему

29 октября 1977 года. — Вставай, — Гермиона опустила палочку, тяжело дыша. Регулус был не в форме, проигрывал ей дуэль за дуэлью, хотя очень, очень быстро нагонял ее по уровню. Все-таки, в некоторых вещах талант мог стать решающим критерием, и у Регулуса он был, просто его никто толком не обучал. Гермионе, даже при всей ее теоретической подкованности и опыте в боевых дуэлях, понадобилось бы гораздо больше времени, чтобы достигнуть такого прогресса. Боевая часть магии не была ее основным коньком, так как все же предусматривала и физическую подготовку. Тем не менее Регулус не соглашался отложить тренировку. Он был вымотан: под серыми глазами залегли тени, движения были более вялые, чем обычно, а еще у него рубашка вылезла из-под ремня брюк, неаккуратно смявшись. В любое другое время, будь ему лучше, он уже отряхнулся бы и выглядел с иголочки. Гермиона почти с ним не разговаривала последние пару недель из-за их общей занятости, они лишь пересекались втроем с Цисси в библиотеке и на занятиях сидели неподалеку. Как у старосты и ловца слизеринской команды, у Регулуса вообще не оставалось времени ни на что. Он уходил из гостиной рано утром, ходил на уроки, а потом исчезал по делам и приходил поздно вечером, занятый тренировками, подготовками к маскараду и домашними заданиями. Гермиона только наблюдала со стороны, не влезая, пока он сам не сообщил, что у него появилось время для тренировки. — Ну поднимайся же, — она начала терять терпение, наблюдая за тем, как Регулус валяется на полу лицом вниз и подниматься не спешит. Но стоило ей повториться, как он свернулся калачиком прямо на подмостке, закрывая голову сцепленными в замок ладонями. Гермиона впала в ступор на пару секунд, а потом быстро пересекла весь подмосток, присаживаясь на колени рядом с ним. Он явно страдал от истощения. — Эй, давай успокаиваться… — Отвали от меня! — он поднял лицо к ней, перекошенное от злости. Глаза бешено горели раздражением. Разве что слюны брызгающей во все стороны не хватало. — Я, блядь, не для того рвал задницу полтора месяца, чтобы теперь быть не в состоянии отразить сраный Петрификус! Гермиона округлила глаза. Она впервые слышала, чтобы чопорный, двинутый на манерах Регулус так ругался. Пришлось сжать зубы и в уме сосчитать до пяти, чтобы не ответить чем-то похуже. Уж точно не она была виновата в его состоянии. Однако ей удалось промолчать, сдержаться. Он устал, и ей было вполне понятно его состояние. Патронус у него так и не получился, а в бою он из-за своего состояния не мог толком даже отпор дать. Просто уставший мальчишка. У Рона часто бывали такие срывы во время поиска крестражей. У всех них такое случалось. Проследив взглядом за рвано вздымающейся мужской спиной, Гермиона положила на нее ладонь и начала медленно гладить сверху-вниз, стараясь поделиться своим спокойствием. Показать, что она понимает его. Рону это помогало. И, вроде как, Регулусу тоже: через пару минут дыхание нормализовалось, и он просто расслабил тело, отвернув от Гермионы лицо. — Давай я кое-что тебе покажу? — шепнула Гермиона и чуть сжала ладонью напряженное плечо, как бы упрашивая его хотя бы перевернуться на спину. Он уперся дрожащими руками в пол и заставил себя сесть, пустым взглядом уставившись ей в глаза. Ему было необходимо просто расслабиться и отключить голову на время — это был верный способ дать своему мозгу заслуженный отдых. Даже ее мама порой садилась просто смотреть фильмы один за одним, когда выдавалась плохая неделя, и все выходные не занималась мозговой деятельностью вообще, лишь забирая к себе дочь под бок, когда та была на каникулах. Гермиона призвала свою дражайшую сумочку, в которой лежало вообще все, что могло кому-нибудь когда-нибудь понадобиться, и заклинанием увеличила ее. Пару секунд, и в ее руках оказался проектор, на котором они с Гарри и Роном смотрели фильмы в палатке. Гермиона забрала его из дома родителей, когда уходила. — Что это? — Регулус начал внимательно рассматривать проектор, как диковинного зверька. В семьдесят седьмом году таких еще не делали, но наследник рода Блэк — последний человек на свете, который понял бы, что это вещь не из его времени. — Это проектор, — коротко ответила Гермиона, понимая, что это слово вряд ли что-то объясняло чистокровному правых взглядов. Она мысленно попросила у Выручай-комнаты большой диван и уменьшить комнату, сделав одну из стен белой. Комната сразу же подчинилась ее просьбе, и она пошла к дивану, заваливаясь на него, и похлопала рядом с собой. — Залезай, сейчас покажу. Регулус не особо был доволен тем, что Гермиона притащила в школу какой-то «маггловский мусор», но сидеть на ледяном полу было не шибко приятно, поэтому он послушался и сел рядом с ней, но все равно на расстоянии. Гермиона настроила проектор, поставив его на спинку дивана, так, чтобы он был направлен линзой к стене. Затем использовала заклинание, заменяющее магам электричество, и произнесла его шепотом: уж о заклинаниях из будущего Регулусу точно знать не стоило. Закончив все приготовления, она забралась на диван с ногами, ожидая, когда проектор начнет высвечивать пленку. Она наблюдала за тем, как Регулус пораженно смотрит на картинку, появившуюся на стене. Она двигалась, а от самого проектора шел звук, сопровождая кадры. Спрятав улыбку за пальцами, Гермиона смотрела на острый, бледный профиль, его приоткрытые губы, пока он не повернулся к ней. — Что это такое? — Это «кино», Регулус. Как колдография, только очень долгая, с сюжетом и озвучкой. Оно расскажет тебе интересную историю. Просто расслабься и смотри. — Я не хочу, это маггловское. — Я тоже «маггловская». Какие-то проблемы с этим? Вышло немного жестко, и тем не менее — Гермионе откровенно надоела вся эта болтовня по поводу «ой, я ненавижу магглов». У Регулуса к этому времени было уже далеко не одно доказательство того, что кровь ничего не решает, а магглы — это просто такие же люди. Она буквально видела жуткую баталию снобизма и любопытства в кудрявой голове. Но время шло, а картинка на стене все манила его взгляд… Признав поражение, Блэк недовольно поджал губы и снова обратил взор к фильму. Надпись на кадре гласила «Общество мертвых поэтов». Одна из любимых картин отца. Гермиона видела этот фильм раз пять, не меньше, но он ей никогда не надоедал. Как же она рыдала, впервые досмотрев фильм до конца… Ей тогда было около тринадцати. Она все еще помнила это неясное чувство потери, сожаления, словно ей вырвали сердце, хотя понимала, что это всего лишь кино, а персонажи в нем были не реальными. Регулус неотрывно смотрел, как студенты его возраста встретили нового преподавателя. Смотрел, как каждый из мальчишек начинал вникать в философию «Carpe diem», ударяясь в вольнодумство. Он был явно заинтересован, но постоянно ерзал на диване: то облокачивался на подлокотник, то откидывался на спинку. Ему было неудобно. Еще бы, с таким-то ростом, а он даже развалиться толком не мог. Гермиона вдруг села на диване прямо, скинув ноги вниз, и похлопала ладонью по своим бедрам, благо на ней были лишь хлопковые повседневные брюки. Регулус сначала не понял, чего от него хотят, недоуменно глядя на нее. Пришлось потянуть его за локоть, укладывая кудрявой головой на свои бедра без всяких объяснений. Гермиона знала, что он отказался бы, разъясни она свои намерения. Но вот он смотрел на нее снизу посветлевшими глазами, словно его радужки — это чистейший лед, и Гермионе отчего-то сильно захотелось плакать. Она ничего не стала говорить или делать, просто в очередной раз мысленно дала себе пощечину за лишние эмоции и продолжила смотреть фильм. Пару секунд спустя Регулус будто что-то отпустил в себе, поудобнее лег на бок и последовал ее примеру. Он засунул одну ладонь себе под щеку, отчего ее собственные начали греться и краснеть. — Этот парень противный. Он мне не нравится. — Какой именно? — Этот Нил, или как его, — Гермиона аж открыла рот, оскорбленная. Ее любимый персонаж… — Почему он противный?.. — Похож чем-то на тупоголового Поттера. Скрыть внезапно вырвавшийся смешок не получилось. Действительно, внешность актера чем-то напоминала Джеймса, но в голове у Гермионы, знавшей судьбу персонажа, яркой лентой прошла совершенно другая параллель. — А мне он напоминает совсем другого человека. — Какого? — Регулус вдруг чуть повернул голову к ней и отчего-то недовольно посмотрел на нее боковым взглядом. Радужки сверкнули, отражая свет свечей. Иногда он напоминал ей повадками большого хищного кота, но только тогда, когда забывал следить за своей идеальной выверенностью. Казалось, если бы он отпустил себя и расслабился, дал волю своему природному обаянию, то обязательно превратился бы в какого-нибудь смертельно опасного, огромного котика. — Да так, есть один парень. Регулус недовольно фыркнул, хмуро свел темные густые брови и отвернулся обратно. Гермиона держала руки сложенными на груди, чтобы не дать себе неосознанно впутать пальцы в его волосы во время просмотра. Но вот, шли минуты, сюжет фильма постепенно подошел к развязке, а потом и к финалу. Грустному, оставляющему тяжелый осадок на сердце финалу. Губы Гермионы сжались в нитку. На этот раз знакомый с детства сюжет осветился совсем с другой стороны. На ее коленях лежал юный студент, который точно так же, как и Нил Пэрри, был в ходе борьбы с собственной семьей, даже если еще и сам не понимал этого. Когда-то в прошлой жизни она знала еще одного юнца, который не смог найти в себе силы восстать против своего отца. Но Гермиона видела, что между Регулусом и его будущим племянником — огромная бездна различий, хотя судьбы у них были схожи. Регулус Блэк смог найти выход из лабиринта предрассудков, родительских ожиданий и страха смерти, а Драко Малфой — нет. Только в этот раз история должна была измениться. Детям не придется становиться взрослыми так рано: Регулус не отдаст свою жизнь за чертов медальон, Гарри не станет Избранным, Рон не потратит свою юность на войну, а Драко обязательно обретет выбор. Потому что Гермиона не позволит всему этому случиться. Она выгрызет для них счастливую нормальную жизнь, чего бы ей это ни стоило. — Грейнджер, почему ты снова плачешь? — Регулус лежал на ее коленях и устало разглядывал ее лицо, словно она просто навалилась еще одним камнем на его плечи. Гермиона шмыгнула и стерла пару слезинок со щек, заставляя себя улыбнуться. — Всегда плачу из-за концовки, хотя видела ее миллион раз, — соврала она. — Я влюбилась в Нила Пэрри, когда смотрела «Общество мертвых поэтов» в первый раз, а потом… — она развела руками, как бы говоря «а там вот такое», и снова фальшиво улыбнулась. Все чувства за сотней замков и стен. — Как ты могла в него влюбиться?.. — Регулус скривил губы, оттянув уголок с одной стороны вниз, и сморщил нос. — Мерзость. И вообще, он картинка, не настоящий. — Да, Регулус, это выдуманный персонаж. Но фильмы для того и нужны, понимаешь? Чтобы показать историю, научить чему-то. Как книги, только с картинкой и звуком, — Гермиона вздохнула, опустив руки на диван по обе стороны от себя. — У Нила очень трагичная судьба. Он так горел собственной правдой, только нашел какой-то настоящий смысл в своей жизни, но… — она сделала паузу, раздумывая, стоило ли произносить следующие слова. И все-таки решилась. — Некоторые люди никогда не должны заводить детей. Нельзя просто родить ребенка и считать его своей собственностью, брать в заложники своих собственных взглядов. Это бесчеловечно и глупо. Так делают лишь слабые люди, которые не смогли утвердиться сами в своих глазах и начали требовать этого от своих детей. Регулус принял сидячее положение, подставляя взгляду Гермионы напряженную и непривычно сгорбленную спину, обтянутую белой тканью рубашки. Несколько тягучих минут повисли в воздухе, заставляя Грейнджер подтянуть колени к груди и обнять их. Она не знала, о чем думал Регулус, да и не хотела бы знать. Каждое его сомнение, каждая вольная мысль — это его собственная дорога, которую он должен был пройти сам. — Грейнджер, — тихий мужской голос прохладным шелком прошелся по телу Гермионы, — у тебя есть еще какие-нибудь эти… колдографии? Губы сами собой начали растягиваться в улыбке. Хотелось уткнуться лицом в подушку и начать визжать, как маленькая девочка, но она только склонила щеку к своим коленкам и кивнула в мужскую спину. — Да, у меня их очень много. Но я их покажу только после того, как пройдет бал, и ты как следует отдохнешь и хотя бы раз побьешь меня в дуэли, — одно движение кудрявой головы, и Гермиона снова увидела этот кошачий взгляд в полуобороте. — Договорились.

***

31 октября 1977 года. — Я уже начинаю жалеть, что послушала тебя. Надо было просто одеться в каких-нибудь прозаичных кошек… Ай! Нарцисса морщилась и дергалась, пока Гермиона вставляла белый перистый ободок в ее прическу и закалывала все это волшебными невидимками. Два часа до этого они потратили на сложный макияж: вокруг глаз Гермионы были нарисованы черные сверкающие перья, тянущиеся от глаз и бровей к вискам, чтобы показать злые намерения и порочность, а Нарциссе они вырисовывали белые вензеля и узоры также в форме маски вокруг глаз, и украсили все это дело половинками маленьких жемчужин. Прически заняли гораздо меньше времени, потому что Цисси была просто с гладким низким пучком, а Гермионе выпрямили волосы, оставляя их струиться до самой поясницы, убрав с лица несколько прядей. Такая простота была обусловлена сложностью макияжа и объемностью юбок: им не хотелось, чтобы образы были безвкусно перегружены. — Я почти закончила, пару секунд… — Гермиона высунула кончик языка и, примерившись, вколола в волосы последнюю невидимку, старясь не задеть кожу головы. — Все! — она потащила Нарциссу к зеркалу и заставила покрутиться перед ним, от чего перья зашелестели и от них волшебной пыльцой посыпались блестки. — Ну как, уверена насчет кошек? — Мерлин, как же красиво! Никогда в жизни не чувствовала себя такой… волшебной! — хихикнула Нарцисса, в крови которой испокон веков текла самая настоящая магия. Гермиона, уловив иронию, лишь усмехнулась и встала рядом с подругой, разглядывая отражение. Две совершенно разные девушки улыбались ей оттуда: черное и белое, огонь и лед, инь и ян. Одетта и Одиллия. Безупречно. — Ну что, пошли? Мы уже опаздываем, — Гермиона поправила черные перышки на юбке и взяла Нарциссу за руку. — Пошли! И вот, спустя недолгое время девушки вошли в Большой зал. Старосты постарались на славу: не стали использовать типичный декор в виде тыкв и летучих мышей. Весь зал был погружен в интимный полумрак, под потолком, копирующим ночное звездное небо, летали школьные призраки. Свечи парили над головами студентов, а на стенах оранжевым неоном светились жутковатые надписи о святых и их присутствии здесь. На возведенной сцене стояли музыканты, играя какие-то хиты магического и маггловского миров, а ученики отрывались на импровизированном танцполе. Нарцисса покрепче сжала ладонь Гермионы, чтобы не потерять друг друга, и они прошли дальше, к столикам с закусками в виде надгробий и всяких других не очень съедобных вещей. На одном из столиков стояла емкость с пуншем, окрашенным в кроваво-красный цвет. Студенты были разодеты в самые разные костюмы: карикатурные ведьмы, ангелы и демоны, феи, русалки, пресловутые кошки — подростки проплывали мимо разноцветными пятнами. — Дамы, кажется, вы сегодня затмите всех! — перед глазами Гермионы появился Сириус, образ которого заставил ее остановиться на месте. Он был разряжен в какие-то лохмотья, или что-то вроде того… Лицо было изрисовано морщинками, обычно волнистые локоны были выпрямлены и будто бы измазаны маслом, а область над лбом сияла лысиной. И подмышкой он держал чучело кошки… — Ты что, вырядился в Филча?! — от шока пискнула Гермиона, огромными глазами разглядывая костюм Сириуса, пока Нарцисса рядом не начала сгибаться от истеричного смеха. Ее обида на него уже давно рассеялась пылью, поблекла и впиталась в череду почти одинаковых дней. — Да! — восторженно крикнул Сириус в ответ, почесывая кошачье чучело под подбородком. — Похож, правда? — Ага, копия… К Сириусу подошел Римус, одетый в какую-то грязную робу с огромными длинными рукавами, которые были перевязаны у него за спиной. — Римус, ты пациент психиатрической клиники? — Да, я убил пятнадцать человек и притворился сумасшедшим, чтобы меня не посадили, — его абсолютно нейтральный, мягкий тон совершенно не соответствовал этой картинке, что лишь добавляло смеха. Размеренному и спокойному Люпину не очень шел этот образ, но Гермиона только протянула свое «ааа…» и заглянула за спину Сириусу. На танцполе вовсю отрывались Стелла и Питер, одетые в монашку и священника, и это выглядело просто невероятно комично. Петтигрю держал свою партнершу за руку и кружил вокруг своей оси в танце, а потом Стелла вдруг забежала за его спину и запрыгнула на нее, громко хохоча. Гермиона прикрыла рот и залилась смехом. Невероятная парочка. — Пошлите выпьем! — Сириус энергично направился в сторону пунша, который разливал по стаканчикам заколдованный черпак. Развернувшись к компании, Блэк вытащил из нагрудного кармана бутылочку чего-то золотистого и явно алкогольного. Гермиона с Нарциссой переглянулись и одновременно закатили глаза. Но обе знали, что никто из них не откажется от пунша чуть более крепкого, чем он должен был быть. И вот Гермиона и Сириус уже допивали третий стакан, в то время как Римус и Цисси не закончили еще с первым. Да и неудивительно: подруга не особо любила вкус алкоголя, а Люпин вообще не мог сам пить — его поил Сириус, прикладывая стаканчик к губам. Гермиона сдавленно прыснула, уже чувствуя, как голова начинает еле кружиться, а настроение становится все более легким и воздушным. — Кстати, а где Джеймс и Лили? — поинтересовалась она, надеясь выглядеть их в толпе. — Они же старосты, разбираются с какими-то организационными вопросами вместе с Реджи. Ладно, пунш пуншем, но пойдемте лучше танцевать! Кузина? — Сириус забрал у всех стаканы, поставив их на стол, и протянул Нарциссе руку. Как только она вложила в нее свою, Блэк повел ее прямо в центр танцплощадки. Римус хотел было повторить жест друга, но костюм не позволил, поэтому он смущенно улыбнулся и повернулся к Гермионе боком, выпячивая локоть настолько, насколько мог. Она лишь расхохоталась и схватилась за его локоть, начиная пробиваться сквозь толпу к ребятам. Четверо студентов танцевали под громкую динамичную музыку, забыв обо всех проблемах, что ждали их за пределами этой площадки. Гермиона смеялась, пока Римус невозможно забавно танцевал без рук, извиваясь, будто червь, а Сириус прыгал вокруг Нарциссы, изображая из себя павлина (и еще немножко пританцовывал с чучелом). Душа расслабилась вместе с телом, Гермиона просто закрыла глаза и позволила себе отдаться во власть танца и толпы. Алкоголь слегка туманил голову, и она послушно поддавалась его чарам, двигалась куда-то, натыкаясь на чьи-то тела, поднимала руки, двигала бедрами и наслаждалась очередным куском молодости, что удалось схватить за хвост. Ей не хотелось ни о чем думать, она просто выключила в голову и танцевала, ощущая себя в трансе. Сквозь закрытые веки прорывались блики разных цветов, люди вокруг кричали, смеялись и иногда неосторожно пихались локтями. Гермиона послушно поддавалась этим чарам, отказываясь выныривать в реальность. Но вот, ритмичная быстрая музыка сменилась на более тягучую и пряную. Движения Гермионы замедлились, и она начала плыть по танцу, вскинув голову к потолку, как почувствовала сзади чье-то тепло. Голая наполовину спина наткнулась в чью-то грудь, но на периферии сознания Гермиона поняла, что это ощущение ей знакомо. Когда-то она уже прижималась к этому же телу, и мозг расслабился еще больше, заставляя хозяйку подавить конфронтацию и заменить ее доверием. Чужие руки легли ей на талию, сдавливая, скользя по изгибам. Длинные пальцы вжимались в живот, притягивая к себе. Гермиона же вскинула руки в попытке ухватиться за него, остановить, сделать больно, но пальцы наткнулись лишь на черную гладкую ткань вместо волос. Вжавшись лопатками в юношеское тело, Гермиона зацепилась хваткой за край помешавшего ей капюшона, мечтая сорвать его, надеть на себя и исчезнуть из этого мира. — Разве ты не должен следить за порядком? — выдохнула она, случайно коснувшись его бедер своими. Это маленькое качание пробудило в ней что-то чужеродное. Что-то, что огромным черным монстром грозилось сожрать ее самообладание с потрохами. Мужские ладони уже сжимали перья на юбке чуть ниже тазовых косточек. Ее уха коснулись губы, обжигая мочку горячим дыханием. — Я же заслужил немного потанцевать с самой красивой девушкой в зале. Достаточно. Он переходил все границы. Гермиона резко развернулась лицом к «незнакомцу» и вскинула голову, чтобы суметь уловить зрительный контакт, но из-за капюшона увидела лишь кончик острого аристократичного носа. Регулус же просто перехватил ее руку и приобнял за талию, начиная вести осторожный танец, чтобы не наткнуться на людей вокруг. Это действительно было испытание для Гермионы. Проверка на выдержку и самообладание. Как можно было оставаться равнодушной, если он вдруг решил, что осмелел, и буквально сам же к ней прижимался? Как она должна была сдержать данное самой себе слово насчет запретности всех этих неуместных чувств? В ней начало прорастать раздражение, расцветающее в досаду и апатичную злобу. Хотелось сделать что-то резкое, неожиданное, чтобы это все прекратилось наконец. — Не воспринимай все так всерьез, Грейнджер, — он наклонил к ней голову так, что она почувствовала его дыхание теперь уже на своих губах. Гермиона потянулась к ткани, закрывавшей лицо Регулуса, и стянула ее чуть-чуть назад, открывая своему взору часть красивого лица, а сама изогнулась в его руках, чтобы отдалиться. Но он, как оказалось, не собирался принимать ее призрачный отказ. Она почувствовала чуть шершавые губы Регулуса поверх своих, от чего внутренности будто обдало кипятком. Собрав последние крупицы здравого смысла, она пролезла рукой в капюшон и вцепилась пальцами в мягкие волосы, насильно отдирая его от себя. — Что ты творишь? — неосознанно спросила Гермиона и поняла, что начала дрожать. От злости ли, от печали, от прыснувшего в кровь адреналина — кто знает. Регулус, лицо которого раскрылось еще больше, неподвижно нависал над ней, но так и не отдалился. Его лицо обернулось застывшей маской: ничего нельзя было прочитать ни в изгибе губ, ни в линии бровей. — А что не так? — глухо спросил он, сильнее сжимая ее руку в своей. — Почему ты считаешь, что можешь так со мной поступать, а мне делать то же самое нельзя? Мерлин… Он говорил о той ночи, когда Гермиона вынудила его дать клятву. И был прав. Она его использовала, вот только Регулус и малейшего понятия не имел, насколько глубоко она в него впилась, на какие вещи собиралась его толкнуть. Стыд начал топить ее, а раскаяние заставило глаза заслезиться. — Ты… ты же согласился забыть и… — Упс, не получилось. Прости, — ему не было жаль. Это Гермиона поняла по абсолютно ничего не выражающему лицу. — Может, теперь ты постараешься все забыть и никогда об этом не вспоминать? Может, согласишься не задавать никаких вопросов? Может, мне еще каким-нибудь образом принудить тебя дать гребаную клятву на крови? Чтоб наверняка, знаешь ли. Да что же такое? Он ведь еще недавно вел себя нормально и… Гермиона закрыла глаза, опустив голову. Не стоило разбираться в чужих потемках. Она заслужила все это. Тонкие холодные пальцы оторвались от ее руки и подхватили Гермиону под подбородок, заставляя ее поднять лицо обратно. — Чего ты от меня хочешь, Грейнджер? Голос его надломился, в чертах начали проявляться эмоции: брови расслабились, выдавая его растерянность, а уголки губ опустились, показывая какую-то измученность и слабость. Чего же она хотела от Регулуса? Да ничего особенного, всего лишь завоевать его доверие и заставить взять ее с собой в эту злосчастную пещеру. Всего лишь проникнуть ему под кожу и жить там, чтобы знать, что он всегда в безопасности. Всего лишь выдернуть его из круговорота ненависти и смерти, в который засосало всю его семью. Гермиона хотела Регулуса. В масштабах далекого будущего — чтобы он был счастлив, здоров, весел, реализован. Но как же ей донести это, если она не могла выдать ни одной детальки правды? Схватившись за края его капюшона, Гермиона ответила Регулусу самым горьким оружием — клином, выбивающим клин. Других способов сказать правду у нее не было. Притянув его к себе, пониже, она впилась в его губы поцелуем: на этот раз в нем не было и доли той нежности, что ей хотелось бы выразить. Это был болезненный поцелуй, тоскливый и наполненный силой. Регулус на него ответил как равный, стискивая ее талию теперь обеими руками, и наклонился к ней всем телом, заставляя ее прогибаться в спине. Его пальцы грубо сжимали тонкую ткань платья над копчиком, собирая ее в складки. Язык не слишком умело, но горячо скользил по ее губам, заставляя пошире раскрыть их, и Гермиона поддалась. Она безоговорочно признавала свое поражение перед ним, пока он самозабвенно высасывал из нее всякие силы на борьбу. Он делал все это со злостью, забывшись в собственных эмоциях, а потому, кажется, даже не замечал, что груб с ней. Если бы он знал, если бы только знал всю правду… Она зажмурилась и посильнее обняла Регулуса за шею, так, что нависший капюшон теперь частично скрывал и ее тоже. Они будто спрятались от всего мира за тонким навесом, где были только Регулус Блэк, в секунду ее слабости и нужды немного смягчивший свой напор, и Гермиона Грейнджер, которая цеплялась за него изо всех сил, лишь бы не упасть. Она отсчитывала последние секунды. Сосредоточилась на ощущении его губ: исследующих, пробующих ее на вкус. На том, как ей внезапно стало жарко. На том, как она вжималась в него всем телом, как шуршали перья из-за его рук, как Регулус еле заметно постанывал ей в рот, тянул ее все больше на себя, будто собирался оторвать ее от земли. Три, два, один. Гермиона оторвалась от него сама, приложив к этому силу. И напоследок взглянула ему в глаза, чтобы суметь произнести то, что должна была: — Прости меня. Это… это неправильно. Он резко убрал руки, и Гермиона почувствовала холод, словно в очередной раз его предала. Но она должна была извиняться. За все.

***

Регулус был готов самолично отрубить себе руки. Он чувствовал, что она не совсем трезвая, и все равно не смог остановить ни себя, ни ее. Он так пытался просто искоренить все эти мысли о той ночи. Продолжал заваливать себя делами, отстранился от Грейнджер, чтобы лишний раз не напоминать себе, что пообещал просто не думать ни о клятве, ни о поцелуе. Неделями витал вокруг этих мыслей, как мотылек, летящий на огонь. И все, черт возьми, зря. Все зря. Он ненавидел себя за то, что не остался выполнять свои обязанности, когда увидел как она, совершенно забывшаяся, вытанцовывает себе путь сквозь толпу. За то, что не смог не пойти к ней, не смог не обвинить ее, не смог не выместить на ней злость. Теперь Регулус платил за свою опрометчивость, за злопамятность. Потому что откусил больше, чем мог проглотить. И ему было невыносимо смотреть на Гермиону, которая явно жалела о произошедшем больше, чем он сам. — Пойдем со мной, Грейнджер, — он схватил ее за руку и потащил к дверям Большого зала, беспардонно расталкивая всех локтями и игнорируя ругательства студентов. Она крепко держала его ладонь и безжизненной тряпочкой следовала за ним, не задавая вопросов. Регулусу было больно, потому что что-то в ее движениях отдавало нескончаемой апатией. Оказавшись за большими дверями, сразу скрывшими весь шум и гам, он продолжил свой путь, заворачивая в один из ближайших пустынных коридоров. Факелы здесь не светили, и оба оказались в темноте. Регулус сделал глубокий вдох, мысленно подготавливая себя к разговору. Видит Мерлин, он не хотел разговаривать. Он до тряски в теле хотел вжать ее в стену, к которой она прислонилась спиной, и выцеловать из нее каждое сомнение. Но при этом знал, что Гермиона права. Это все было неправильно. Голос Вальбурги в голове начал нашептывать и подговаривать: «Ты наш единственный наследник, сын. Я знаю, что ты никогда не разочаруешь нас с отцом. Ты наше все, Регулус». В груди что-то трещало и рвалось, нить за нитью. Он не мог контролировать это. Не получалось просто заткнуть все свои желания, выбрать вместо них то, что правильно и привычно, а сегодня — в особенности. Так хотелось вернуть себя прошлогоднего, когда он не умел сомневаться. Когда еще был доволен всем, что у него имелось. Был счастлив и рад поддерживать традиции. И вот, мечта того Регулуса исполнилась — посвящение было так близко, а он стоял здесь и ненавидел себя за чувства к странной, замкнутой полукровке. Чувства, которые бились птицей внутри него с того дня, когда она ударила его. Теперь же эта птица грозилась превратиться в огромного дракона и сожрать его прямо здесь с потрохами. Он не знал, что это. Слышал о влюбленности от ровесников, читал о ней в книгах, но это — не оно. Не может обыкновенная симпатия быть настолько разрушающей. Регулус никогда не был из тех мальчишек, что продали бы душу за перепихон с девчонкой. Он всегда хорошо держал себя в узде, его голова была чиста и легка. Ему с детства было суждено жениться на какой-нибудь хорошенькой чистокровной ведьме, типа Александры Гринграсс или Люсинды Берк, и он ни разу в жизни не усомнился в правильности этих укладов. Подняв взгляд на покрытый темнотой женский силуэт, он заострил внимание на опущенных плечах. Она пришла в зал такой прекрасной, вся светилась, а теперь… А теперь из-за его ошибки могла стать мишенью лорда или его собственной кузины. Его мотало так, что голова кружилась. Пришел Регулус к ней, чтобы наконец выместить свою злость на ее манипуляции, а закончил гребаными сожалениями о невозможности их будущего. — Грейнджер, — он сделал к ней шаг и остановился, увидев поднятую вверх ладонь. В темноте блеснули слезы, скопившиеся в глазах. Она плакала из-за него. И в этот раз эти слезы были ножом, что проходился по его груди. — Хватит. Я идиотка, не смогла себя сдержать, Регулус, я виновата. И я понятия не имею, как это прекратить, хотя обязана это сделать. Как после такого терпеть и держаться, я не знаю, — полный горечи всхлип прервал ее речь. Она так же, как и он, металась меж двумя огнями, не зная, куда ей податься, где спрятаться от происходящего. Регулус почувствовал тошноту. — Ты хотела бы забыть это, Гермиона? — Да! Да, хотела бы, потому что не могу так. Я хочу забыть, чтобы не подвергать никого из нас опасности, — ее сдавленный голос превратился в жалобное хныканье на грани слез, а Регулус лишь кивнул. — Тогда я сотру тебе память, если это так необходимо, — влажные карие глаза моментально поднялись к нему, круглые от удивления. Она почти сразу же отвела их, всерьез раздумывая о его словах, а потом почти незаметно кивнула. — Это... могло бы помочь. Я должна забыть, Регулус. Проблема не в тебе... — Хорошо. Я сделаю это. Только позволь мне… — он медленно приблизился и опустил висящую в воздухе узкую ладонь, а Грейнджер и не сопротивлялась. Регулус возьмет ответственность за них на свои плечи. Будет хранить этот вечер в своем сознании, чтобы Гермиона могла спать спокойно. А он мог бы обойтись и без сна. Он аккуратно взял ее за подбородок и поднял острое лицо к себе. Привыкшие ко тьме глаза заметили черные подтеки на щеках. Макияж испортился, игривых веснушек не было видно под белесым гримом, но она оставалась все такой же красивой. Гермионе так подходил этот образ. Черный лебедь, совсем лишенный невинности и милосердия. Сомнительная и порочная мечта, которой не суждено было сбыться. Наклонившись к заплаканной Грейнджер, он снова коснулся ее губ, обещая себе, что это последний раз. Чуть навалился на нее, расставил руки по обе стороны от ее головы, прижимая спиной к стене, и стал медленно растягивать поцелуй-прощание, теперь делая это вдумчиво и как следует. Наслаждался ее вкусом, ощущением сладкой персиковой мякоти на своих губах. Ее пальчики судорожно цеплялись за его рубашку, ногти скреблись о грудь через ткань, но он не чувствовал дискомфорта. Поцелуи с ней ощущались как самая правильная ошибка в его жизни. Гермиона была первой женщиной, которую он возжелал, из-за чего казалось, что он наверняка ждал ее всю свою жизнь. Все это он испытывал впервые, а потому каждой клеткой тела ощущал любое ее прикосновение, забыв о ярости, которую вкладывал в свои движения чуть ранее. Все ощущалось так интенсивно, что руки начали бесконтрольно дрожать. И Регулус теперь добровольно, как и мечтал, отдавал ей один поцелуй за другим. Нежные касания девичьих губ, влажные звуки, разлетавшиеся эхом по коридору, ее запах, вжимающаяся в его тело грудь — он старался запомнить каждую деталь за них обоих перед тем, как закончить все. Оторвавшись от Гермионы, Регулус прижался к ее лбу своим. Она так же, как и он, металась меж двух огней. — Я не могу подвергать тебя опасности, Грейнджер. В декабре я уже не буду принадлежать себе, ты будешь в опасности, если кто-то узнает. Он говорил это, потому что знал, что она не запомнит. Говорил, потому что пытался найти больше поводов оторваться и уйти. — Что?.. Уже в декабре? — ее осевший от поцелуя голос наполнился паникой. — Регулус, ты уверен, что не можешь отказаться? — Уверен. Все уже решено, дата назначена, а лорд отлагательств не терпит. Грейнджер вдруг взялась за его плечи и отстранила от себя. Прямое столкновение взглядов заставило его вздрогнуть — в глазах напротив, пару минут назад таких слезливых и темных, теперь горел нестерпимо жгущий его огонь. Как будто она в долю секунды обернула свое страдание в волю и решила переть напролом, чего бы ей это ни стоило. — Регулус, я хочу, чтобы ты знал — этот ублюдок не стоит того, чтобы очернять свою душу. Нет, послушай! — она закрыла ладонью его рот, когда он собирался возразить. —Я все равно не запомню этот разговор, поэтому дай мне хоть что-то сделать правильно, чтобы потом себя за это не корить. Том — жадное до власти чудовище. Он не борется за чистокровных, он борется только для себя и за себя. Завидует таким, как ты, завидует тебе, Регулус! Дай ему выбор, и он выберет жить в твоем теле, быть тобой. Он умирает от зависти, мечтает быть действительно чистокровным, а не звать себя Гонтом по фамилии мамаши! Волдеморт… — Регулус весь дернулся от этого имени. Как она могла так легко произносить его вслух? — …не знает любви, не знает пощады. Даже его душа раздроблена на куски, и ты скоро в этом убедишься сам. Он просто пластмасска, наделенная магической силой. И когда ты поймешь, что на самом деле такое «Темный Лорд», когда поймешь, что твоего принятия больше не хватает — приходи ко мне, Регулус. Заклинаю тебя, скажи мне, и я раскрою все карты. Я помогу тебе. Я поклялась быть рядом, и все сделаю, чтобы быть рядом, ты слышишь? Даже без этой чертовой клятвы я буду с тобой ря… Регулус резко оторвал ее ладонь от своего рта снова врезался поцелуем в ее губ, не выдерживая натяжения в груди. Он не хотел думать о том, откуда она столько знала и что имела в виду. Расскажет сама потом, она ведь пообещала. А пока… Ее последние слова заставили все его тело пылать пуще прежнего. Ему снесло крышу от них: хотелось взять Грейнджер, растворить ее и ввести себе в вены, чтобы она всегда была в нем. Бежала вместо этой чистой крови, питала его. Сердце было таким тяжелым от ее признания, что он сразу же разрушил обещание, данное себе несколько минут назад: он поцеловал ее снова, с такой силой прижал к себе, что на хрупких плечах наверняка останутся синяки, и впитывал в себя ее тихие стоны. А она только больше распаляла Регулуса своими касаниями, скользящими по краю его брюк пальчиками, тихими стонами, что заполняли его голову и заставляли целовать еще сильнее, еще глубже, еще яростнее. Грейнджер отдавалась ему, раскрывала свои припухшие губы для него, снова клялась не оставлять. А он знал, что она оставит. Потому что он не даст остаться рядом. Набравшись сил, Регулус с характерным влажным звуком оторвался от губ Гермионы. Посмотрел ей в глаза, большим пальцем стирая подтеки туши с ее щек, а потом поправляя размазавшуюся помаду. Сделал шаг назад, достал палочку и направил ее кончик на девушку, что была готова забыть все. — Ты готова? Мягкий кивок послужил ему спусковым крючком. — Обливиэйт, — свой собственный тихий шепот показался чужим. Он смотрел, как ее лицо менялось, сменяя печаль и смирение полной пустотой, а глаза начали бегать по коридору, не замечая спрятанную теперь за складками мантии палочку Регулуса. Последние двадцать минут были стерты из ее памяти, а его собственные воспоминания продолжали вибрировать в губах. — Что?.. Почему я здесь? — она беспомощно посмотрела ему в глаза, и Регулус запер все, что произошло в этом коридоре, за сотней замков и стен. — Я нашел тебя здесь. Тебе было плохо, я наложил на тебя отрезвляющее заклинание, — соврал без единой запинки. А руки все еще помнили ощущение ее кожи. — Пойдем в гостиную, тебе надо поспать. Я не сдам тебя преподавателям только в честь нашей дружбы. Дружбы. — Ничего не поняла… А где Нарцисса? И все остальные? — Грейнджер напомнила ему маленького ребенка, так что Регулус сделал вид, что его достали ее вопросы и повернулся в сторону коридора, ведущего вниз, к Подземельям. — Ты меня за Мерлина вездесущего держишь, Грейнджер? Пошли уже, от тебя воняет алкоголем. — У нас в замке сегодня какой-то конкурс на самую большую задницу всех времен и народов или что? Идиот. Гермиона резко прошла мимо него, толкнув плечом, и ему осталось лишь следовать за ней. Он концентрировался на ее гордо выпрямленной спине, чтобы не дать пустоте съесть себя. Перья на черном прекрасном платье шуршали, а стук каблуков эхом бился о стенки черепной коробки. Она шла обратно в сторону Большого зала, а не в Подземелий. Тяжело вздохнув, Регулус протер глаза и двинулся за ней. Кто знает, что она там могла бы наделать в плохом настроении, потерянная после забвения. Он следовал за Гермионой вполне видимой и осязаемой тенью, не скрывая своего присутствия, и губы так и продолжали гореть от поцелуев. И вот Гермиона нашла своих друзей, а он молча прошел за ней и встал рядом со столиком, наблюдая за тем, как девчонка что-то объяснила Нарциссе, кивнула ей, а сама неосознанно стала потирать припухшие губы и голые плечи, на которых остались розовые следы от его пальцев. Регулусу иррационально нравилось видеть свои отметины на ней. Он хотел оставить на ней свои отпечатки. На каждом сантиметре молочной кожи. Чтобы каждый, кто мог устремить свой взгляд на нее, видел и знал — только ему одному было позволено прикасаться к ней вот так. Старший брат оказался рядом и фамильярно, развязно положил локоть на плечо Регулуса, словно они лучшие друзья. Тот чуть сжался от дискомфорта, но скидывать руку не стал. Глаза Сириуса отсканировали тело Гермионы, и он вдруг повернул лицо к брату. — Ты решился наконец? Регулус сморщил нос. Чувство гордости моментально испарилось, оставляя лишь сожаление и желание дать себе по лицу. Надо было стереть с нее следы, а не стоять и выпячивать грудь непонятно перед кем, как какой-то малолетний щенок. Внимательность брата могла привести к проблемам. — Она ничего не помнит. Я стер ей память. — Ты сделал что? — встрепенулся Сириус, благо громкая музыка не пропускала их разговор дальше, чем нужно. Рука брата оказалась с силой сжата на предплечье Регулуса, но он моментально одернул ее. — Она сама попросила. Поэтому будь добр, закрой рот и не лезь куда не просят, — сам факт того, что таинство отношений с Грейнджер было нарушено, приводил его в состояние какой-то жуткой злобы. Это их решения, их чувства, их история. Его и Гермионы. — Годрик, какие вы идиоты! Зачем, Регулус? За километр видно, как вас друг другу тянет! — Может я ее еще прямиком к лорду притяну, братец? — прошипел он на ухо Сириусу, вцепившись пальцами в его лохмотья. — Или к Белле? Может к матушке привести ее знакомиться? Сириус вдруг стер с лица эмоции. Такое бывало крайне редко: значит, он сейчас выдаст какой-нибудь ужас своим идиотским ртом. Вся компания уже стояла к ним спиной, встречая Поттера с Эванс и Петтигрю с блондинкой. — Ну так перестань трусить, Реджи. Уходи из дома, переезжай ко мне. Откажись от всей этой затеи с Меткой, забери себе Грейнджер, не бросай ее вот так… — Почему-то когда ты сбегал из дома и оставлял меня одного, ты совсем не думал ни о чем и ни о ком, кроме своей шкуры, брат! — Регулус впервые с побега Сириуса говорил с ним честно и откровенно. Прямо и однозначно признавал, что чувствовал себя брошенным родным братом, который оставил его одного справляться с родовыми обязанностями, эгоистично выбрав свою бродяжью жизнь. Он лишил любого выбора самого Регулуса своим уходом. — А теперь, когда на мне полностью висят все ожидания семьи, ты говоришь бросить все? — Ты не сможешь бороться с этим, Регулус, — Сириус несильно ткнул пальцами в грудь брата. Куда-то в район сердца. — Ни один Блэк не может. Ни я, ни ты, ни Белла, ни Меда — никто. Оно съест тебя. И когда ты поймешь это, я буду ждать тебя. Адрес знаешь. Сириус развернулся и ушел к ребятам, собравшимся в круг, цепляя на лицо привычную шкодливую улыбку. А Регулус словно прирос ногами к полу, глядя куда-то в пустоту. Все вокруг него что-то знали, все о чем-то предупреждали, но никто не спешил открывать ему полную картину реальности. Тайны, недоговорки, головоломки — каждый что-то скрывал от него. Подавленный общей усталостью, недосыпом, стертыми из памяти Гермионы поцелуями и выступлением брата, он почувствовал, что ему нужно срочно отключиться. Иначе он упадет прямо здесь. Спустя несколько секунд Гермиона увидела спину Регулуса, удаляющегося из Большого зала.