все к лучшему

7 октября 1977 года. — Всем добрый день! В класс вошли Лили Эванс и мерзкий Поттер, которые занимали должности старост школы. Регулус смерил главного идиота этого замка взглядом, полным раздражения. Он даже описать не мог, как сильно его выводил из себя Поттер. Будь воля Регулуса, он бы из злорадного желания навредить бегал бы за этим недоумком, просто чтобы испортить ему жизнь. Даже на собраниях старост Регулус время от времени позволял себе вступать с ним в словесные распри. Ему нравилось смотреть, как этот индюк вспыхивал из-за любой мелочи и еле сдерживал себя от того, чтобы начать драку, пока Регулус сохранял холодное лицо и продолжал сосать из него энергию. С учетом того, что последние пару недель собственной энергии у него не было совсем, Поттер мог оказать ему хорошую услугу. — Наступил октябрь, и вы все знаете, что это означает, — Эванс встала у доски и взяла в руки мел. Маггловская привычка, очевидно. Она разговаривала уверенно, ровным тоном, и оглядывала старост зелеными глазами. — До Хэллоуина осталось всего ничего, в ближайшие три недели нам необходимо выполнить все приготовления. Поэтому на сегодняшнем собрании мы будем решать все организационные моменты, распределим обязанности, а также решим, как будем праздновать непосредственно само событие. Я поговорила с деканами факультетов, они дали добро на мероприятие любого масштаба. Есть какие-нибудь предложения? — Можем подговорить призраков устроить в школе настоящую Визжащую Хижину, — сразу же выступил вперед Поттер. Регулус в презрении скривил лицо. — Бинго, Поттер, только даже первокурсники уже слишком взрослые для подобного цирка, — он, естественно, зацепился за главного старосту мальчиков. На ком еще ему отыгрываться, если не на этом рослом недоумке? — Уверен, в вашей семье еще на первый день рождения для детей устраивают празднички похлеще, Блэк, — лицо Потера смешно покрылось красными пятнами, — но это школа, и мы празднуем Хэллоуин, а не день темномагических обрядов. — Учитывая, что твоя мамаша умудрилась дать жизнь такому животному как ты, Поттер, я думаю, что ваша семья в обязательном порядке празднует и день умственно неполноценных, — Регулус провокационно вытянул одну сторону губ в улыбку, глядя прямо Поттеру в глаза. Да, подобные низкие колкости всегда заходили как раскаленный нож в подтаявшее масло. В этом и была вся суть — ударить побольнее, на грани с аморальностью. Он с болезненным удовлетворением смотрел, как Джеймси-Джеймс сжимал и разжимал кулаки, а потом резко встал со своего стула, шагая к нему. И Регулус ждал этого, ждал одного отличного удара в нос или челюсть от Поттера, может даже целое избиение, чтобы наконец-то почувствовать, как из него выбивают дерьмо. Чтобы почувствовать боль, ведь если ты ощущаешь боль — значит ты жив, а в последние дни ему было необходимо получить подтверждение тому, что он еще человек. Но вот, Поттер сделал лишь полдесятка шагов, а чертова Эванс уже поймала его за руку и резко потянула на себя. Удивительно, как тот сразу же растерялся. Просто остановился на месте и пытался успокоить дыхание. Чертов каблук. Лицо Регулуса застыло в насмешке. — Блэк, если у тебя нет предложений лучше, чем то, что предложил Джеймс, то можешь на остаток собрания закрыть свой рот и просто послушать взрослых дядь и теть, не вмешиваясь, — Эванс смерила Регулуса почти презрительным взглядом и сразу же отвернулась, не давая ему насытиться негативом. — А зачем выдумывать что-то экстраординарное? Бал-маскарад, Эванс. Предлагаю его, только в этот раз размахнемся, если преподаватели разрешили, — Блэк скучающе подпер чуть склоненное вбок лицо кулаком. — Это весело, шумно, интересно. Установим дресс-код, чтобы ленивые дети пришли не в школьной форме, а позаботились о костюмах. Украсим Большой зал, установим дежурных за порядком, устроим танцы и все в этом духе. Можем разделить мероприятие на два дня: тридцатого устроим что-то небольшое, с конкурсами, для младших, а тридцать первого будут веселиться студенты четвертых, пятых, шестых и седьмых курсов. Он знал, знал, что лучше его идеи они ничего не придумают, поэтому уверенно задрал подбородок, ожидая окончательный вывод. — Н-да, в целом, можно над этим подумать, — неохотно признала Эванс и задумчиво вздохнула, размышляя, и не видела, как Поттер угнетенно сжимал и разжимал зубы. Регулусу стало хорошо. — В таком случае, давайте проведем голосование. Пожалуйста, поднимите руки, если вы «за» идею Блэка. Семь из восьми присутствующих старост факультетов подняли руки вверх. Лишь Люпин сидел спокойно, сцепив кисти в замок на парте, и без всяких эмоций и лишних провокаций поддерживал дружка. Эванс кивнула и отпустила руку своего болванчика, подходя обратно к доске. Ближайшие два часа были потрачены на распределение обязанностей и другие скучные вопросы. Регулусу досталась должность «дизайнера», как выразилась рыжая, — он отвечал за украшение Большого зала ко дню мероприятия. Это была самая трудоемкая обязанность из всех, и Регулус попросил о ней сам. Он забивал мозги и время всем, что попадалось под руку. Просил преподавателей о дополнительных заданиях, в три раза чаще ходил на тренировки перед предстоящим матчем с Хаффлпаффом, брал чужие смены дежурства по школе, а теперь подготовка к Хэллоуину. Регулус просто не мог и не хотел оставаться наедине с собой и своими мыслями, поэтому нагружал себя всем, чем мог. Последние две недели были паршивые. До декабря было рукой подать, а Регулус ощущал, будто что-то в нем треснуло. Бывшие когда-то важными вещи стали совершенно безразличны, будто их все время что-то вытесняло, стремления меняли свой вектор. Он все чаще думал о предстоящем посвящении. Розье и Крауч-младший постоянно бегали к Снейпу, затягивая Регулуса, а он и не отказывался в попытках почерпнуть любую информацию, которая могла бы помочь ему определиться. Ему все еще в каком-то смысле импонировали некоторые взгляды Темного Лорда, но было в его действиях что-то совершенно нерациональное. Как оказалось, Лорд начал организовывать рейды. Маггловские деревни, отдельные волшебные местности, постоянные стычки с авроратом, подрыв деятельности Министерства... Учитывая, что в числе его последователей было абсолютное большинство чистокровных семей, Лорд мог бы пробиться на политическую арену и, при хорошо спланированной кампании, легко занять там лидирующую позицию. В его руках были инвестиции, за ним шли не последние в Министерстве люди, но он зачем-то играл в войну. Снейп, который уже два раза был на заданиях, рассказывал, что Лорд «убирал» своих соперников руками Пожирателей, да и не только соперников. Он лил кровь, вел мутные дела, а Регулус все не мог понять, к чему это, если есть более очевидные и менее жестокие пути к установке их идеологии. Лорд отчего-то был крайне агрессивно настроен именно против магглов. То есть, его действия были направлены не на повышение авторитета чистокровных волшебников в их собственном мире, а на полное подавление всех, в чьих венах не текла магия. Проще говоря, это были попытки начать геноцид. Регулус откровенно не понимал этой тенденции: зачем ему понадобились магглы вообще, если он все десять предыдущих лет, в которые набирал последователей, ратовал за права чистокровных в рамках магического мира? Статут полностью защищал волшебный мир от магглов. Фокус действий Лорда был смещен, он не выполнял своих непосредственных обещаний, данных главам Священных Двадцати Восьми. Регулус, как бы ни пытался найти в этом смысл, так и не смог разгадать мотивы Темного Лорда. Это настораживало, пугало, вводило в заблуждение. За что сам Регулус будет воевать — за свои кровные привилегии или пустые убийства всех подряд? Том Гонт, как он себя называл в начале своего пути, тем не менее умудрялся увеличивать численность своих последователей. Год назад к их движению присоединились оборотни во главе с Фенриром, который был грязным бандитом и не имел никакого отношения к чистокровным, да и вообще к нормальным людям. Это вызвало волну негодования среди старших, но никто не осмеливался перечить Лорду. Тот становился с каждым годом все жестче и требовательнее, не брезговал откровенно бесчеловечными наказаниями. Даже его внешность с каждым годом становилась все менее человеческой. Регулус помнил того невероятно обаятельного, красивого, уверенного в себе мужчину, каким на площадь Гриммо когда-то приходил Лорд. Теперь же плоть его словно лишилась крови и посинела, лицо все больше напоминало какую-то рептилию, а не человека. Черные радужки навсегда окрасились красным. Никто не знал, что за виды магии практиковал повелитель, но это должно было быть что-то исключительно темное, раз даже его внешность потеряла нормальный вид. Все это заставляло Регулуса чаще и чаще задумываться о том, к какому человеку он поступал на службу. Волшебная дымка идеального лидера, коим он считал Лорда, постепенно развеивалась. Во-первых, Регулус просто повзрослел и начал думать, а не слепо повторять за фанатичной Беллой, что приводило к критической оценке, а значит, и к появлению вопросов (за которые можно схлопотать Убивающее в лоб). Во-вторых, он столкнулся с серьезными сомнениями по отношению к целям Лорда и его методам достижения этих самых целей, хотя какое-то время просто боялся напрямую признать свое несогласие с тем, на какое именно благо ему вскоре придется работать. Блэк по инерции продолжал защищать Гонта и его радикальные взгляды и, естественно, не делился ни с кем своими сомнениями — он не смел разочаровывать свою семью. Но жизнь все время вмешивалась, подсовывала ему совершенно не чистокровных людей, которые вовсе не были похожи на чудовищ или недостойных жизни воров магии. Снейп, Эванс, Грейнджер — все они были просто… людьми. Со своими изъянами, но людьми. Неглупыми студентами, способными волшебниками, сильными бойцами, амбициозными в своих стремлениях личностями. И Регулус, как мог, пытался бежать от своих дум, которые были чреваты не самыми приятными последствиями. Он бежал, закрывал глаза и уши, только бы не думать. Ни о Темном Лорде, ни о пресловутой Грейнджер. Та вообще исчезла из поля зрения. Тенью присутствовала на занятиях, словно воображая себя под отталкивающим внимание заклятьем, не появлялась больше ни в гостиной факультета, ни в Большом зале, ни в библиотеке. Не смотрела на него, как и не замечала его взглядов на себе. Нарциссе тоже досталось: та ходила поникшая, дергала Регулуса, а он и сам не знал, что сказать. После того вечера в пустой гостиной Регулус был в серьезном замешательстве. Незадолго до этой злосчастной клятвы он как раз размышлял о том, сколько еще козырей в своем рукаве прячет эта девчонка. И ответ его не порадовал. Она странно вела себя в тот вечер, просила о странных вещах и говорила странные вещи. Блэк успел прокрутить сцену клятвы в голове раз триста, но так и не нашел ни одной зацепки, которая привела бы его к ответам. Грейнджер своим требованием научить ее ментальной магии в любое запрошенное ею время точно стелила себе дорожку на будущее, но зачем и для чего? Какое это имело отношение к Регулусу? Он не был готов навсегда выкинуть ее из своей жизни лишь потому, что она произнесла третью клятву. Эти слова все еще сидели где-то внутри, в его животе и обвивали внутренности подобно ядовитому плющу. Девушка, которую он знал месяц, дала клятву на крови, что будет следовать за ним всюду, будет его опорой и помощью всегда и во всем. Это не просто слова, не просто обещание — она скрепила их серьезным магическим обрядом и лишила себя любого выбора, обрекла себя на смерть в любую секунду. Это же... абсурд. Словно какая-то идиотская шутка, полный бред. И была еще одна загадка: Грейнджер поцеловала его. Украла у Регулуса первый поцелуй, не спросив, не предупредив. Одним движением совершила воровство. Но самое ужасное — Регулус ей ответил. Если бы Гермиона позволила, он был бы готов отдать ей в тот вечер и второй, и третий, и еще сотню других поцелуев, пока она размазывала кровь по его лицу. Это совершенно лишенное смысла касание губ стало наваждением в его воспаленном сознании. Он зафиксировался на этом воспоминании и очень боялся своей реакции. Грейнджер была полукровкой, дочерью предательницы крови, фактически чужестранкой, а Регулус — единственным наследником семьи Блэк. Подобные вольности были под строжайшим запретом, пусть даже это осталось бы в секрете. И даже если позволить себе забыть об обязанностях перед семьей, подобный союз был элементарно опасен для них обоих. Они были по разные стороны баррикад, хоть и не было известно, станет ли Гермиона участвовать в этой войне. Ее прямое родство с грязнокровкой — это уже повод для матери, Лорда, да кого угодно в его окружении, просто убить и Гермиону, и Регулуса за компанию. И все эти здравые факты и аргументы перечеркивались лишь двумя вещами: Регулус до трясучки хотел если не касаться Грейнджер, то хотя бы просто быть в ее компании. А еще в Грейнджер был явно и открыто заинтересован его старший брат. Младший Блэк все еще был в ярости из-за поступка Сириуса на дне рождения. Низкого, откровенно тупого поступка (как и все поступки брата вообще). Благо, Гермиона совершенно не такая простая, чтобы можно было ею вот так вертеть. Регулус до сих пор помнил это всепоглощающее парализующее чувство ярости, когда понял, чего добивался брат. Он не хотел, чтобы Грейнджер сделала это, но ей даже помощь не понадобилась — она сама воткнула нож прямо в сердце Сириуса, а потом повернула рукоять. Тогда Регулус испытал самую настоящую гордость за нее, как бы странно это ни звучало. — Регулус! — слизеринец резко моргнул, выныривая из глубины собственных размышлений и воспоминаний. Пора кончать с этой бесконечной рефлексией. Порядком надоело вот так вот «просыпаться» посреди коридора, не помня, как ты туда попал, куда и откуда шел и чего хотел. Регулус сфокусировал взгляд на приближающемся быстрым шагом Сириусе. Губа сама дернулась от недовольства. — Надо переговорить. — Тебе не кажется, что наши «переговоры» ни к чему не приводят? Я не хочу говорить, — смерив брата мрачным безразличным взглядом, он уже отвернулся, чтобы уйти, но Сириус взялся за его плечо, останавливая. — Это насчет Гермионы, — брат поднял брови, стараясь выглядеть убедительно, но Регулус решил все же послушать его отнюдь не из-за этого. — Я не буду просить за тебя, Сириус, можешь даже не пытаться. — Да мне и не нужно. Я хотел сказать, что не претендую на нее. Регулус вопросительно изогнул бровь, показывая, что вот сейчас он ничего не понял. — Я… должен как-то на это отреагировать? Мне абсолютно нет дела. Зачем ты говоришь мне об этом? Регулус безбожно, бессовестно врал! Ему не было все равно — да он еле сдерживался, чтобы не выдать свою самую прямую заинтересованность в этом разговоре. Но родного брата не обманешь. — Фу, какой же ты мерзкий, когда пытаешься играть в ледышку, — Сириус состроил гримасу отвращения, полностью раскрывая ложь Регулуса. — Настолько нет дела, что ты был готов меня сгрызть из-за одного несостоявшегося поцелуя? Или настолько нет дела, что пялишься на нее все эти две недели, как голодный пес, пока она с тобой не разговаривает? Кого ты пытаешься надуть, Реджи? — Салазар, какого же ты о себе мнения, если считаешь, что можешь вот так подходить и милостиво вручать мне Грейнджер, будто она какая-то вещь? Иди и скажи ей об этом сам, ну или хотя бы извинись за свою тупость. — Кончай это представление, братик. Она приходит в Большой зал каждый день к семи утра, когда еще никого нет. Действуй, иначе мне придется влезть. — А ты откуда знаешь, где и когда она бывает? — этот вопрос вылетел сам, без разрешения. Но, видит Мерлин, его это задело. Почему Сириус знал, где Грейнджер, а он — нет? — У меня свои методы, — Сириус почти превратился в олицетворение коварства, горделиво ухмыльнувшись. — Я любого так найду. Ну еще бы, пес беспризорный… Поджав губы, Регулус на несколько секунд смолк. Ему так надоели все эти тайны и вопросы, это было невыносимо. — Зачем ты это делаешь? — он сжал челюсти, искренне не понимая мотивации брата. Сириус считал, что они соперничают за девушку? Тогда для чего весь этот разговор? Какова цель? — Если я не способен быть для тебя опорой и дать тебе то, в чем ты нуждаешься, то Грейнджер точно сможет. Хватит пялиться на нее, действуй, Реджи. Она ждет. Регулус остался смотреть в спину уходящему Сириусу, бессознательно расковыривая кутикулу ногтями. От некоторых привычек избавиться бывает почти невозможно.

***

Дни шли своим чередом. Гермиона дала себе время на целебное одиночество. Просто ходила на занятия, пытаясь сжаться в незаметную точку в чужих глазах, и иногда вылезала в библиотеку. Не общалась ни с кем, кроме время от времени заходящей в Выручай-комнату Лили, которая не спрашивала ничего лишнего, а просто делала с ней домашние задания, обсуждала тонкости некоторых зелий или какие-нибудь магические и маггловские теории. Очевидно, что нашла ее укрытие Лили по наводке Мародеров и их злосчастной карты — других вариантов просто не приходило в голову. Эванс носила еду Гермионе, если видела, что та не объявилась в Большом зале. Она не была комфортнее или лучше Цисси, просто в отличие от нее Лили не была ее самой близкой подругой (и сестрой Регулуса), и так было гораздо проще. То есть, она не лезла, не пыталась подбодрить, не спрашивала, в чем дело, не тревожилась из-за Гермионы. Они были просто собеседниками, но вряд ли это можно было назвать дружбой. И это было именно то, в чем Гермиона нуждалась — не видеть, как она становится причиной чьего-то беспокойства или вызывает у кого-то очередные ненужные эмоции. С Нарциссой Гермиона договорилась о том, что она хочет взять тайм-аут и просто побыть одна. К счастью, подруга все поняла, не стала препятствовать добровольной социальной изоляции Гермионы, хотя по ней было видно, что она жаждет что-нибудь сделать, спросить, поддержать, да и просто понять, в чем дело. Гермиона ей этого сделать не дала — просто собрала некоторые свои вещи в бездонную сумочку и переехала в Выручай-комнату на время. Ходила только на завтраки, причем к самому раннему времени, чтобы нигде не сталкиваться с лишними людьми, а какую-нибудь еду типа фруктов или порционных закусок брала с собой. Ей было безумно комфортно последние две недели, если не считать некоторых неудобств в лице своего отражения в зеркале. Гермиона Грейнджер возненавидела себя. За глупость, слабость, неумение противостоять эмоциям. За то, что не могла ничего никому объяснить. За клятву, что дала без предупреждения, и за поцелуй, что отобрала без разрешения. За неравнодушие, за нужду, за свои нерациональные и неуместные желания. Ведь в поцелуе не было ровно никакого смысла. Она просто сделала то, что захотела «здесь и сейчас», ответила зову плоти и сердца, и это ей еще аукнется, Гермиона точно знала. Она ненавидела себя за то, что буквально сама сдала себя, добровольно. Открыла край завесы перед человеком, которого должна была только беречь до определенного момента. Регулус должен был стать ее тропинкой к победе, ключом к осуществлению плана. В ее мечтах — соратником и другом, если такое вообще было возможно в сложившейся ситуации. Но Гермиона проиграла своим внутренним конфликтам, позволила себе лишнее под влиянием обряда и эмоциональной встряски. Да, она действительно собиралась защищать Регулуса. От Риддла, от собственной семьи, от себя самого. Но она рассчитывала делать это, чтобы с его помощью прийти к конечной точке — уничтожение крестражей и их владельца, а не потому, что больше не могла на него смотреть как на какого-то призрака из прошлого. Между ними не должно было быть ничего настолько личного. Регулус был живым. Не портретом с гобелена, не эфемерным образом в подписи под его письмом Лорду, не ушедшим в небытие героем чьей-то истории. Он был живым, был рядом. Аккуратно скользил вокруг Гермионы, открывая перед ней двери и застегивая ее босоножки собственными руками. Дарил свои редкие улыбки и случайно разбивал перед ней маску скользкого самодовольного гордеца, а потом сам же от этого смущался. Пытался заботиться, закрываясь от нее щитом из вредности и наглости. И вот картинка продолжала обретать грани и слои, а Гермиона будто заколдованная так и осталась смотреть за этим волшебным процессом, с головой погружаясь в каждый его вдох и выдох, обрабатывая все его изгибы и впадины. Она так и не поняла, как это случилось. Как она перешла от четкого хладнокровного плана к какой-то неуместной привязанности? Чем думала? Это ведь была совсем не дружеская привязанность — Гермионе ли не знать, что такое любовь к другу? Она семь лет бок о бок провела с двумя мальчиками, которых любила самой нежной любовью. И уж точно она не хотела утонуть в запахе Рона или Гарри; в ней не расплывалось тоскливое, болезненное тепло от их прикосновений; не возникало у нее желания разорвать себе грудную клетку и вытащить оттуда сердце при виде друзей. Как она могла так безответственно ошибиться? Теперь они обоюдно игнорировали друг друга, и Гермиона была рада этому перерыву. Вот уже две недели она каждую ночь засыпала с еще не стеревшимся с ее губ ощущением поцелуя. За каждую ночь по одному порезу на бедре — так она наказывала себя. Ненавидела и наказывала. Консервировала и смаковала все эти чувства, потому что когда придет время вернуться в Подземелья, она засунет все ненужное в самый дальний угол своего сердца. Замурует, запрет за сотней замков и стен, спрячет так надежно, что никогда больше не будет вспоминать, каково это — целовать Регулуса Блэка.

***

8 октября 1977 года Гермиона привычно вышла из Выручай-комнаты в 6:50 утра и отправилась на завтрак. Ровно в семь утра двери Большого зала отпирались, готовые впустить студентов, но в такое время людей либо не было вообще, либо сидел кто-нибудь один. Гермиону это вполне устраивало — только бы не сталкиваться со знакомыми. Уже сидя за столом Слизерина, она задумчиво намазывала масло на тост, пока ее чай остывал до приемлемой температуры. Вот уже полтора месяца она сидела за столами зеленого факультета, но все еще не могла избавиться от привычки заворачивать налево от дверей Большого зала, к столам с бордовыми скатертями. Пару раз Нарцисса даже дергала ее за локоть, мол, «ты не туда идешь, Гермиона». Она, естественно, отмазалась тем, что в Ильверморни столы ее факультета были по левую сторону от входа, но внутри каждый раз что-то обрывалось. Она отреклась от родного Гриффиндора. Иногда жалела о своем спонтанном решении сменить факультет, а иногда не очень. В принадлежности к дому Салазара были свои плюсы и минусы. Гермиону это вполне устраивало, как и то, что рамки в ее голове начинали стираться. Четко разделенные белые и черные полосы начали смешиваться между собой, становились сплошным серым фоном. Дубовые двери в зал громко скрипнули. В абсолютно пустом помещении этот звук казался каким-то гротескным, странным. Гермиона, отпивая чай, посмотрела в сторону входа и застыла. Прямиком к ней шел опрятный и свежий Регулус в своей идеально выглаженной школьной форме. Он смотрел прямо на нее, шел прямо на нее, а она так и осталась сидеть с кружкой у рта. Блэк невозмутимо перекинул через скамью одну ногу, потом другую, и сел вплотную к Гермионе. Так, что их бедра прикоснулись. Она смотрела, как он абсолютно спокойно берет из вазы красное яблоко, подносит его ко рту, а потом впивается белыми зубами в плод. Из мякоти мгновенно потек сок, скользя по его… Гермиона буквально заставила себя отвернуться. Поставила кружку на стол и впилась ногтями в свое бедро, терзая порезы через ткань плотных черных колготок. Сто замков и стен стремительно сыпались, и боль не помогала не думать о том, о чем думать нельзя. — Доброе утро, Грейнджер, — его голос заставил Гермиону вздрогнуть и напряженно выпрямить спину. — Что ты здесь делаешь? — Завтракаю, наверное? — Зачем ты пришел? — Чтобы… позавтракать, наверное? Бред какой-то. Чушь. Гермиона не выдержала и ударила по столу кулаком, отчего чай расплескался и вытек за бортики кружки. — Еще раз ответишь вопросом на вопрос, и я не посмотрю, что ты Блэк и оставлю твою семейку без наследника. — Сильно. — Так зачем ты пришел? — Мы беспалочковой магии учиться планировали, вообще-то. Долго тянуть будешь со своими приступами избегания реальности? — снова подняв глаза на Регулуса, Гермиона тяжело вздохнула и сжалась, обнимая себя руками за плечи. Она понимала, что у нее нет выбора, но было страшно. Что теперь ей говорить, когда он не оставил ей выбора и возможности спрятаться? Как ей оправдаться... — Я не буду больше пытаться понять тебя, Грейнджер, — неожиданно сказал Регулус, из-за чего Гермионе захотелось прокашляться. Что за сюрпризы? — Я не буду поднимать тему событий двухнедельной давности. Давай просто… сделаем то, о чем договорились. И вдруг ей показалось, что помещение резко наполнилось кислородом. Словно она находилась эти две недели в запертом гробу под землей, отчаянно пытаясь дышать, а теперь вдруг ее раскопали, а крышку открыли, дав ей вдохнуть живительного свежего воздуха. Неужели Мерлин смилостивился над ней? Можно было просто... ничего не объяснять? Регулус согласился взять и забыть все? Отчего-то последнее ее совсем не порадовало, хотя по-хорошему должно было. Тем не менее, от подобного дара Гермиона отказываться не собиралась, поэтому решила сделать вид, будто ее очень интересует их обучение. — Ты же понимаешь, что нам придется очень много времени вложить в этот навык? Беспалочковой магии не научиться за неделю или две, на это нужны месяцы, если не больше. — Я знаю, не надо учить меня, — Регулус вернул ей ее же слова с того самого вечера, а потом взял ее кружку и самовольно отпил из нее чай. Гермиона возмущенно открыла рот, не зная, что сказать на такую наглость. — Ненавижу слишком горячий чай. Спасибо, что остудила его ради меня. Возмущение растаяло, оставив за собой только удивление и понимание, что именно сейчас больше всего на свете ей хотелось бы поцеловать его. По-девичьи чмокнуть в щеку или губы, хихикая над дурацкой шуткой. А потом Гермиона начала смеяться. Сначала тихонько и обрывисто, а потом все громче и громче, пока весь Большой зал не наполнился звуками ее смеха. Она не могла объяснить, почему ей стало так смешно. Гермиона просто хохотала, пока в животе не стянулся узел такой силы, что стало вдруг безумно больно. Эти американские горки выжимали из нее все силы до последней унции. Ей не было дозволено иметь ничего личного. Не было дозволено наслаждаться собственной влюбленностью в красивого, умного, замечательного мальчика. И, черт возьми, эта элементарная мелочь словно огромный поезд так проехалась по ее сердцу, что стало невыносимо больно. Слезы потекли из глаз сами собой. Смех Гермионы постепенно превратился в глухие, душащие рыдания. Она скреблась ногтями о свои порезы и роняла соленые капельки на школьную юбку, пытаясь унять цветущее, но болезненное чувство в груди, пока не почувствовала у себя на плече руку Регулуса. Он одним движением притянул Гермиону к себе, а потом обвил обеими руками ее шею, заставляя вжаться лицом в свое плечо. — Я так устала, Регулус. От самой себя устала, — она бессознательно сжимала пальцами его рубашку и чувствовала, как внутри ломаются остатки ее самообладания. Она действительно чувствовала себя выжатой, пустой, истраченной. И не знала, куда себя деть, как в таком состоянии продолжать что-то делать. Она хотела домой, к Гарри и Рону, к маме и папе, хотела, чтоб это все просто прекратилось. — Грейнджер, — Регулус аккуратно отстранил ее голову от своего плеча, а потом начал стирать слезы с ее щек большим пальцем. Гермиона впервые за последние несколько секунд осмелилась посмотреть ему в глаза. Серые радужки были полны ее собственной боли, которую он впитывал в себя так же, как его рубашка впитывала ее слезы. Регулус смотрел на нее так виновато, будто чувствовал себя причиной всех ее бед. — Ты сильно хочешь сходить на Травологию и Руны? — Я вообще никого не хочу видеть, Регулус. Ничего не хочу. — Тогда давай поспим? — Что?.. Зачем? О чем ты? Регулус отстранился и встал со скамьи, а потом протянул ей руку. Ничего не понимая, Гермиона всхлипнула и приняла его ладонь, так же вставая. Он молча потянул ее за собой, и они пошли прочь из Большого зала. Двое студентов быстрым шагом прорезали телами пространство коридоров, не размыкая рук, и шли все дальше и дальше. Лестницы сменяли одна другую, пока они не дошли до седьмого этажа. В тот самый тупик, в который Гермиона привела Регулуса месяцем ранее и водила еще много раз, чтобы потренироваться с ним. Пустая стена ждала, когда ее попросят явить свои двери, и Блэк, отпустив ее ладонь, прошелся перед ней три раза. Отворил тяжелую дверь, впуская Гермиону внутрь, и она сразу же оглядела небольшое темное пространство. Единственным источником света в комнате был камин, перед которым стояла гигантская кровать. Воистину гигантская, на ней могли бы и пятеро уместиться без проблем. — И как мне это понимать?.. — Гермиона повернулась к вошедшему вслед за ней Регулусу. — Как есть, так и понимай. Я хочу спать, никогда не вставал так рано, — и прошел мимо нее, прямо к кровати. — Я просил у комнаты место для сна, но нужно было точнее сформулировать желание и попросить две постели. Так уж и быть, я отдам тебе место у камина. Гермиона смотрела, как Блэк снимает свои туфли и откидывает их куда-то под кровать, а потом по-детски плюхается на кровать лицом вперед, сразу же обнимая подушку двумя руками. Она не очень понимала, что это все означало, да и не хотела понимать. Просто на ходу скинула с ног обувь и повторила за Блэком, занимая вторую часть кровати, легла на живот и повернула лицо к Регулусу. И не сказала, что они могли бы и сейчас попросить комнату дать им две раздельные кровати. Промолчала. Будь она проклята. Дура, дура, дура. Регулус так же внимательно смотрел на нее и ничего не говорил. Разогретый камином воздух заставлял тело расслабиться. Она внимательно наблюдала, как веки Регулуса тяжелеют, закрываются сами собой. Ему не понадобилось и двух минут, чтобы уснуть. Гермиона еще долго рассматривала его расслабленное лицо, не искаженное эмоциями. Он стал еще красивее, чем был. Светлая чистая кожа, на которой играли блики от огня, аккуратный идеальный нос, прямые черные брови больше не хмурились, а губы чуть приоткрылись во сне. Ей захотелось подобраться ближе, протянуть руку и вплести пальцы в его волосы, перебрать еле закручивающиеся в кудри локоны. Но она только отвернулась к камину и уткнула взгляд в языки полыхающего огня. Люди говорили, что вечно можно смотреть, как течет вода и горит огонь, но у Гермионы Грейнджер появилось кое-что еще, к чему притягивался взгляд. Она с тихой грустью осознавала, что никакие замки ей не помогут не чувствовать. И ей пришлось с этим смириться. Гермиона решила просто хранить все внутри себя, как свое самое драгоценное сокровище. Поместить свои чувства туда, где все еще были живы ее друзья. Она никому не расскажет и не покажет, просто будет исполнять свои клятвы. Не перешагнет черту дозволенного, и Регулусу не даст. Им нельзя. От него зависит судьба древнего дома Блэк. В планах его родителей уж точно нет места грязнокровкам, что бессовестно обманывают и используют их сына. А от нее зависят десятки жизней. Засунув руки под подушку, Гермиона уснула вслед за Регулусом под треск дров в камине.

***

Регулусу давно уже так прекрасно не спалось. Сквозь сон он чувствовал треск поленьев в камине, слабые отголоски какого-то цветочного аромата, а еще ему было очень, очень тепло и мягко. В Подземельях без согревающего заклятья такого тепла точно не было, но Регулус не помнил, чтобы накладывал согревающее перед сном. И в носу было немного щекотно, а еще рука затекла... Он открыл глаза. Темная пустая комната, в которой были лишь камин да постель. А в его руках лежала Гермиона Грейнджер собственной персоной и, судя по сопению, крепко спала. Чуточку, совсем самую малость запаниковав, он не посмел даже шевельнуться, лишь округлив глаза от шока. Ее лицо было почти напротив его собственного, она размеренно и горячо дышала ему в подбородок и одной рукой обнимала за шею. Да и Регулус сам был хорош — он крепко прижал девчонку к себе за талию во сне, между их телами не было и миллиметра расстояния. Школьная юбка оказалась задернутой неприлично высоко, открывая взгляду места, которые ему нельзя было видеть. Грейнджер закинула одну ногу почти ему на пояс, а его согнутое колено было прямо между ее бедер, и как только он осознал, что они умудрились так проспать Мерлин знает сколько часов, его лицо сразу же раскраснелось и начало гореть, а собственное тело начало... предавать. Драккл его раздери... Стиснув зубы, чтобы не чертыхнуться, Регулус стал очень медленно и аккуратно распутывать их с Гермионой конечности. Сначала убрал свою руку с ее талии, а потом освободил свою шею от объятий. Тихонечко спустил девичью ногу со своего тела, а потом и свою собственную вытащил из неподобающего ей места. Слава Салазару, он проснулся раньше нее, иначе как бы он объяснил все это и совершенно недвусмысленную выпуклость в брюках. Как только Регулус смог полностью разорвать весь физический контакт, он быстрым, боязливым движением поправил ее юбку и сразу же встал с кровати, начиная шагать из стороны в сторону, пока не решил остановиться и присесть напротив камина. Ему было необходимо успокоиться, как-то взять себя в руки и вообще... Никто не виноват, что так вышло, они просто спали и не контролировали свои движения. Ну и подумаешь, у Розье и пострашнее ситуации были, и постыднее, а они с Гермионой просто обнялись во сне. Язвительный голос в его голове моментально прорезал сознание: Конечно, просто обнимались. С коленом между ее ног! Совсем не колено там должно бы... Регулус даже не понял, как решил дать себе отменную пощечину, сам осоловев от собственных мыслей. Звук от удара звонко раздался на всю комнату, а следом тело на кровати начало что-то мычать, шурша постельным бельем. Он сразу же замер и устремил взгляд к огню, пожалев, что не ушел до ее пробуждения.  — Гарри... — Гермиона как-то сдавленно стонала имя какого-то парня, и Регулус навострил уши, чувствуя, как внутри становится неприятно горячо, словно он выпил кипятка. — Гарри, нет... Только не ты... Я не хочу, пожалуйста... Я ничего не знаю... Серые глаза округлились от растерянности, что испытал Регулус, когда вслушался в ее сонные разговоры. Ей снился кошмар, а не то, о чем он подумал. С участием какого-то Гарри? Встав на ноги, Регулус сел на край кровати и начал мягко гладить Грейнджер по лицу, чтобы не напугать. — Грейнджер, проснись, — он настойчиво продолжал поглаживать большим пальцем ее скулу, пока не понял, что это не работает. Начал потрясывать ее за плечо, и постарался сделать это максимально аккуратно, потому что знал, что резко из кошмаров выводить людей нельзя. — Проснись, Гермиона. Это Регулус. Девчонка вдруг перестала хмуриться и расслабилась. Морщинки на лбу разгладились, и она даже причмокнула губами во мне.  — Рональд, ты мешаешь... Рональд? Регулус начал раздражаться. Мало того, что она стонала имя какого-то Гарри, так к нему теперь и Рональд какой-то прибавился, а просыпаться Грейнджер не спешила. А он до сих пор пытался успокоить чертов орган в своих чертовых штанах, и все вместе это нервировало до трясучки. — Грейнджер! — рявкнул он, совершенно не заботясь о том, как испуганно девчонка распахнула глаза и моментально оказалась на другом конце кровати. Он просто ледяным взглядом смотрел ей в глаза, и желваки под скулами начали ходить сами по себе. Ее огромные оленьи глаза ошеломленно рассматривали его, время от времени хлопая темными ресницами, тень от которых из-за огня щупальцами ложилась на ее щеки. — Мерлин, ты свихнулся?! Кто так делает вообще! У меня чуть сердце не остановилось! Ненормальный! Она схватила подушку и швырнула ее в Регулуса, гневно рыкнув. Но Регулус только выставил перед собой руку, чтоб подушка не прилетела в лицо, а потом снова уставился на эту девчонку. Его грызли вопросы, и он знал, что она на них вряд ли ответит. И все-таки, один из них задать решился. — Кто такой Гарри? — Регулус слышал свой голос словно со стороны — вроде бы неприятный и недовольный, а вроде бы совсем нерешительный. — Что? Откуда ты?.. — Грейнджер открыла рот от удивления, а через пару секунд закрыла обратно, виновато опуская взгляд. — Я разговаривала во сне, да?.. Регулус лишь кивнул, показывая, что все еще ждет ответ. — Помнишь, я рассказывала тебе про своего друга, что погиб? — горло Грейнджер дернулось от того, как она сглотнула слюну. — Его звали Гарри. Вот оно что... — Каким он был? — Самым чудесным человеком на свете. Самым добрым, справедливым, смелым человеком из всех, что я знала. То, что Гермионе было больно говорить о нем, можно было увидеть невооруженным взглядом. И Регулусу отчего-то тоже стало больно.  — Вы с ним... — он чуть заерзал на месте, не зная, как спросить правильнее. Было неловко, словно он вторгался в чужое личное пространство, но он хотел услышать ответ. — ...были вместе? — Что? — Гермиона вдруг уставилась на него так, словно он ей корень мандрагоры без горшка принес. — Нет! Никогда в жизни! Это все равно что с родным братом встречаться, Мерлин. И вообще, тебе-то какое дело... Регулус не мог объяснить, какое ему дело. Просто хотел знать. Ему было любопытно, вот и все. Но он не стал ничего говорить, просто кивнул и сполз с кровати, снова занимая место на полу, перед камином. Хотелось просто посидеть вот так молча, подумать. Но вне Выручай-комнаты были люди, и всем от него что-то было нужно (а нечего было хвататься за сто дел сразу), а здесь одна лишь Гермиона и их камин.  Он слышал, как она встала с кровати и босыми ногами пошлепала по холодному камню. Захотелось сделать об этом замечание, но Регулус вдруг вспомнил, как она босиком дошла из Больничного крыла до Подземелий, и не стал ничего говорить. А Гермиона, тем временем, плюхнулась рядом с ним на коврик и поставила перед собой свою извечную сумочку без дна. Махнула палочкой, и ей в руки прилетел апельсин. — Который час? — Понятия не имею. Темпус, — Регулус вытащил палочку и наколдовал заклинание, показывающее время. Часы в воздухе показали три часа дня. — Сколько?! Мы спали восемь часов? — ее лицо вытянулось, пока она ногтями впивалась в оранжевую кожуру и счищала ее с плода. Очистки скидывала прямо себе на юбку. Регулус только пожал плечами и откинул спину на край кровати, у которой сидел, а одну ногу согнул в колене. — Значит, впереди еще целый день. Ты хотел научиться колдовать патронус? С него и начнем, благо выходные впереди. Нам понадобится пара занятий, это на самом деле не так сложно. Потом перейдем к беспалочковой магии. Регулус смотрел, как Гермиона тонкими пальчиками делит апельсин. Получилось неровно: одна часть была гораздо больше второй. Она взяла ту половину, что побольше, и протянула ему. Раздражение после этого по непонятным причинам стало отступать, и он взял апельсин, кивая в знак благодарности. Это было... приятно, что ли. — Только подожди, не ешь! — снова махнув палочкой, Грейнджер поймала прилетевшую из нее плитку шоколада. Быстро развернула упаковку, шурша фольгой, а потом положила плитку между собой и Регулусом. Демонстративно отломила дольку, засунула ее полностью в рот, а за ней дольку апельсина. Регулус ошалел. — А фто ты смотвиф? Это фкуфно, фам попробуй. Мерлин милостивый, это еще что такое?.. — Я не буду это делать, Грейнджер. Кошмар... — и Грейнджер была бы не Грейнджер, если бы не стала упрямиться.  Просто Регулус не ожидал, что она вдруг решит взять по кусочку апельсина и шоколада, чтобы самостоятельно все засунуть ему в рот, поэтому не убежал от нее заранее. Он только и смог, что мычать, ойкать и пытаться отбрыкнуться, пока она пихала апельсин и шоколад прямо ему в рот, подушечками пальцев задевая его губы. И через пол минуты, понимая, что вся его в спина в мурашках, а сдерживаться он больше не в силах, Регулус сдался и слишком резко отодвинул ее руку, начиная истерично жевать еду. Он наверняка выглядел как последний идиот. Но Гермиона лишь приутихла и села обратно на свое место, даже чуть подальше, чем была до этого. Она просто смотрела на его лицо, поджав губы, а потом отвернулась к огню.  — Подумай пока о своем самом счастливом воспоминании. Это ключ к патронусу, — как-то тихо сказала Грейнджер, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них подбородком. Регулус откинул голову на край матраса и закрыл глаза. Это было сложное задание. У него были хорошие воспоминания, но вычленить из всех них самое счастливое — та еще задачка. Может, Регулус вообще никогда не испытывал настоящего счастья? — Какое воспоминание используешь ты, Грейнджер? — О родителях, — коротко и пусто отозвалась она. Хмыкнув, он сложил руки на груди. Вот уж с родителями у него точно никакого патронуса не выйдет. — А ты можешь его показать? Гермиона зашевелилась в поисках откинутой ранее палочки на полу возле себя. Регулус поднял голову и стал внимательно наблюдать, как она аккуратно взялась за рукоять древка, выставила его вперед и закрыла глаза. — Экспекто... — голос Гермионы стал каким-то ласковым, более мягким и высоким. Плавный взмах палочкой, и воздух перед ними начал вибрировать. — ...Патронум. Пространство комнаты заполнилось серебристыми хлопьями, которые сначала вихрем носились по стенам, а потом начали собираться в один сгусток. Несколько секунд, и перед глазами Регулуса появилась маленькая юркая выдра, которая летала по помещению, и свет, исходящий от нее, был в сотню раз ярче света от камина. Волосы на руках встали дыбом. — Я хочу начать прямо сейчас, — он преисполнился решимости, откинул все лишние мысли и встал на ноги, вооружившись палочкой. Выдра остановилась перед ногами Грейнджер и разбилась на сотни блестящих частичек, исчезая. — А ты уже выбрал воспоминание? — Нет, хочу сделать это по ходу практики. Мне сложно самому понять, когда мне было просто хорошо, а когда я был счастлив. Не знаю, насколько это нормально. — Абсолютно нормально, я тоже перебрала кучу воспоминаний перед тем, как найти нужное, — Грейнджер тоже встала с пола. — Давай начнем с движений рукой. Патронус требует точности и концентрации. Смотри... Она повернулась вполоборота, так, чтобы было видно ее палочку, и вывела в воздухе руну. Регулус чуть нахмурился и смотрел, как она показывает движение еще несколько раз, а потом начал пробовать сам. — Нет, нужно резче выводить руну вниз, как будто рисуешь палочкой зиг-заг, — она снова показала, как правильно, и он вроде как повторил в точности за ней, но Гермиона все равно была недовольна. — Держи руку прямо, не сгибай и вообще не шевели ею. Двигать нужно только самым кончиком палочки. Да нет же... Потеряв терпение, Гермиона подошла к Регулусу и начала ставить его руку сама. Заставила полностью выпрямить ее в локте, поднять на уровень груди, а потом встала очень близко к нему и взялась ладонью за его руку. — Вот так, — она начала направлять его кисть, и Регулус весь сжался, не в силах нормально сфокусироваться. Но пришлось, потому что Грейнджер почти впилась короткими ногтями в кожу руки и буквально заставила его сосредоточить все свое внимание на кончике палочки. — Вот, другое дело. Теперь дело за воспоминаниями. Попробуй пока что с любым приятным, чтобы я посмотрела, получится ли все в совокупности. Только воспоминание надо точно воспроизвести у себя в голове. Регулус закрыл глаза и вычленил из памяти эпизод из детства, в котором они с Нарциссой сбежали с ужина и пошли гулять по садам ее матери, пока Сириус сидел наказанный на кухне с эльфами. Друэлла ухаживала за своим детищем как следует. Десятки запахов смешивались в один слащавый, приятный цветочный аромат, что забивал рецепторы и заставлял втягивать в себя воздух, пока в легких не оставалось места. В центре сада был небольшой фонтан, и они с кузиной сняли с ног туфли и сели на каменный бортик, опустив ступни в прохладную воду. Летний зной с наступлением вечера немного отпустил, но было все же жарко. Регулус помнил, как задрал свою голову и завороженно смотрел на небо, прыгая взглядом от одной звездочки другой. Отец когда-то показывал ему звезды, в честь которых назвали их с братом, и он пытался найти их на небосводе снова, чтобы показать Нарциссе, как вдруг его руки коснулось что-то... лохматое. Реджи опустил голову и увидел на бортике фонтана белочку, что стояла на задних лапках и смотрела на него, видимо, ожидая угощения. — Что-о-о, я ее месяц пыталась приманить орехами, а к тебе она просто так прискакала, — обиженно протянула Цисси и надула губы.  Маленький Регулус улыбнулся и мысленно поблагодарил белочку за доверие, а потом осторожно вытянул к ней руку и аккуратно погладил подушечкой указательного пальца место между ушек. Его детское сердце тогда растаяло. Он был счастлив, что маленький свободолюбивый грызун выбрал его. — Экспекто Патронум, — выдохнул Регулус и сделал движение палочкой, как показывала Гермиона. Из кончика древка вырвался всплеск серебристых частичек, и, кажется, они даже попытались вырисоваться во что-то, но в процессе разбились обратно и растворились в воздухе. — Очень неплохо. У меня в первую попытку даже так не вышло, — Грейнджер удовлетворенно кивнула. — Продолжишь, или возьмешь домашнее задание по поиску самого счастливого момента?  — Думаю, нет смысла просто махать палочкой в воздухе. Подумаю до следующего раза над воспоминанием. Гермиона только еще раз кивнула, а потом закрыла глаза. Через несколько секунд в комнате появилась небольшая стопка книг, а девчонка, увидев их, разочарованно вдохнула.  — И это все?.. — взяла самую верхнюю книгу и поверхностно ее пролистала, опустив уголки губ. — Я попросила у комнаты книги по беспалочковой магии. Думала, тут их будет побольше, чем в библиотеке. Она отправилась к кровати, разместилась на ней, закинув одну выпрямленную ногу на другую, и стала быстро бегать глазами по строкам. У нее смялась рубашка, растрепались волосы после их драки, галстук съехал на плечо, но ее это будто и не беспокоило. Почему-то это выглядело так по-домашнему. Странно, что в собственном доме он такого никогда не ощущал. Регулус взял второй фолиант и молча расположился на противоположном краю кровати. Вдвоем было всяко быстрее и эффективнее. И, пока они оба не успели погрузиться в чтение, он тихо позвал ее по имени. — Гермиона. — Что? — Ты пойдешь на бал? — На какой бал? — Бал-маскарад в Хэллоуинскую ночь. — Не знаю, в первый раз слышу. Это обязательно? — Нет. — Тогда посмотрим. Не думаю, что Нарцисса даст мне отсидеться в комнате, я и так надолго бросила ее одну. Регулус открыл рот, чтобы сказать ей что-то, но решил просто угукнуть и уткнуться обратно в книгу. Не стоило усложнять, когда все только наладилось.  Так они и провели несколько часов, молча, пока Регулус не заметил, что Грейнджер лежала на боку со сжатой в руке книгой и крепко спала. Он аккуратно вытащил фолиант из ее пальцев, отложил вместе со своей книгой в сторону и сам улегся поудобнее. Кажется, им обоим действительно не хватало тишины, покоя и хорошего крепкого сна, раз они даже до утра не продержались.  Регулус засыпал, предусмотрительно устроившись на самом краю постели, подальше от Грейнджер, и повернувшись к ней спиной.

***

Гермиона проснулась от того, что было ужасно жарко и нечем дышать, будто ей кто-то заткнул ноздри. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила себя лежащей на Регулусе. Дышать было нечем из-за того, что она уткнулась носом в его шею. Господи, спаси ее грешную душу, как же приятно пахла его кожа... Никаких лишних искусственных запахов, просто природный аромат тела. Гермиона заставила себя задержать дыхание и оторвалась от длинной мужской шеи. Регулус крепко спал, обняв ее за талию, а его ладонь как-то слишком по-хозяйски расположилась на ее ягодицах. Отчаянно покраснев, на волосочке от того, чтобы расплакаться, Гермиона начала мысленно благодарить Мерлина за то, что проснулась первой, и ей не придется объяснять все вот это, а потом стала аккуратно распутывать их с Регулусом тела...