все к лучшему

Гермиона пребывала в каком-то омуте из воспоминаний и фантазий.  Искажающиеся волной изображения сменяли друг друга, как на фотопленке. Ей виделись Гарри и Рон, играющие в шахматы. Луна Лавгуд, которая вышивала на своей юбке редиски и подсолнухи. Колин Криви, который пытался поймать в кадр золотой снитч. Дерущийся с Пивзом Филч. Том Риддл, целующий шею безумной Беллатрисы. Плачущий о чем-то Сириус в камере Азкабана. Регулус, без конца кричащий о том, что Гермиона обманула его, растоптала своим предательством. Сидящие в библиотеке Нарцисса и Стелла.   Чувство было такое, словно Гермиона находилась в каком-то отвратительном галлюциногенном тумане. Она не могла пошевелиться, только безмолвно наблюдала за бесконечными кадрами, которые ей подкидывал слабый, уставший мозг. А еще у нее было устойчивое ощущение, что ее голова была одной болезненной пульсирующей черной дырой. Недосып, измотанность, тревога, груз ответственности на плечах — все это сжимало ее неподвижное тело в своих тисках, грозясь переломать каждую косточку. Превратить ее скелет в пыль, которую потом кто-нибудь развеет над Черным Озером.   На секунду в воспаленном мозге появилась мысль, что прах ее развеять должен Регулус. Она постоянно ощущала его присутствие где-то поблизости, тепло его тела рядом со своим. Но парализованное тело не давало ей повернуть голову хотя бы на миллиметр, чтобы попробовать найти его.  Гермионе было больно, когда она думала о нем. Ей не хотелось обманывать его, использовать в своих целях, быть с ним хитрой и скользкой. Она хотела познакомить его с той гриффиндоркой Гермионой, которой была когда-то. Показать, что она еще жива где-то там, внутри. Хотела рассказать о своих любимых мальчишках, которых не смогла спасти от смерти. О любимых родителях, которых больше никогда не увидит. Он заслуживал этого.  Наваждение длилось очень долго. Потерянной во времени Гермионе казалось, что несколько суток, не меньше. Но всему когда-то приходит конец, и когда она поняла, что скованность в теле начала отпускать, то сделала нечеловеческий рывок сквозь сознание.  И сразу же пожалела.  Яркий свет ударил в глаза, а голова, казалось, была близка к тому, чтобы взорваться. Гермиона сразу же зажмурилась и с трудом подняла руки, чтобы закрыть ими лицо. Тело изнывало и требовало горячей ванны, желательно, с молоком и какими-нибудь маслами.   Пришлось сделать усилие и потерпеть боль, чтобы все-таки открыть глаза. Оглядевшись, Гермиона поняла, что находится в Больничном Крыле. С двух сторон от кровати сидели Регулус и Нарцисса. Ну как, не совсем сидели: Цисси сложила руки на постели и уткнулась в них лицом, пока нижняя часть тела держалась на краю кресла в сидячем положении, а Регулус вообще сидел на полу, прислонившись к кровати спиной. Голова его лежала на краю постели, прямо рядом с ладонью Гермионы. Оба сопели, как маленькие дети.   Судя по своему платью и одежде ребят, Гермиона осознала, что оба провели здесь всю ночь. Сразу же стало стыдно за себя, вина прострелила висок и осталась там. Они же оба наверняка устали, раз заснули вот так, да и затечь все могло. Игнорируя недомогание, Гермиона резко села.   — Ребята, — позвала она, тормоша Нарциссу за плечо. Как только та зашевелилась с капризным стоном, она принялась за Регулуса. — Нарцисса, Регулус, проснитесь!  Последний, в отличие от кузины, на прикосновение к плечу отреагировал мгновенно. Он резко выпрямился и сразу распахнул глаза, не в состоянии скрыть боль в шее, к которой рефлекторно приложился ладонью.  — Вы что, с ума сошли? Что вы здесь делаете? — сердито начала шептать Гермиона, планируя разразиться гневом, хотя на деле ощущала лишь беспокойство. — Салазар, будь добра, помолчи... — хриплым ото сна голосом протянул Регулус, потирая затекшие мышцы шеи и плеч. — Сама же в обморок свалилась посреди коридора...  — Нужно было оставить меня тут и идти спать, а не валяться не пойми как на полу. Как вы вообще уговорили мадам Помфри разрешить вам остаться?  Нарцисса снова что-то замычала и начала медленно подниматься с кровати, сонно оглядываясь по сторонам.  — Что происходит?.. Где?.. — голубые глаза заметили закутанную в белые больничные простыни Гермиону, после чего Нарцисса резко выпрямилась. — Мерлин, Гермиона, ты проснулась! Мы вчера так испугались...  — Почему вы здесь? — продолжила гнуть свою линию Гермиона. — У вас что, комнат нет?  — Как бы мы тебя тут оставили? Мадам Помфри сказала, что у тебя сильное истощение нервной системы...  — Это не значит, что вы тут должны спины себе ломать, Нарцисса!  — Да заткнись уже, Грейнджер, — Регулус уже развернулся и сидел к девушкам лицом. Под его глазами залегли тени, кудри помялись, да и выглядел он едва ли лучше самой Гермионы. — Захотели и остались — у тебя забыли спросить, что нам делать.  Гермиона пораженно уставилась на Блэка, раздумывая, как ему так удавалось оборачивать свои добрые намерения в обертку из хамства и дерьма? В жизни она не поверила бы, что он просто так решил поспать на холодном полу Больничного крыла.  Как реагировать, если тебе приятно и неприятно одновременно? — Как только приду в себя, Блэк, ходить потом не сможешь, — ей захотелось ответить такой же вызывающей грубостью, чтобы отстоять себя и скрыть подступившее неуместное смущение. — Буду с нетерпением ждать.  — Вы друг друга стоите, поэтому помолчите оба, — влезла Нарцисса, похрустывая затекшей поясницей. — Гермиона, мадам Пофри сказала тебе принимать зелья с тумбочки два раза в день, а к завтрашнему дню она тебя уже отпустит. — Ага, обязательно, — Гермиона медленно скинула ноги с кровати, ища глазами свою обувь. — Где мои туфли?  — Не знаю... Что? Зачем тебе туфли? Тебе тут лежать до завтра, Гермиона. — Не собираюсь я тут целый день валяться, я нормально себя чувствую.  — Грейнджер, не будь идиоткой, тебе необходимы тишина и отдых, — Регулус чуть поерзал на полу, передвигаясь немного в сторону, но Гермиона успела заметить блеснувшую пряжку своих босоножек прямо у него за спиной.  — Отдай мои туфли, Блэк.  — Какие туфли? — он состроил невинное котячье личико и с совершенно «искренним» непониманием посмотрел ей в глаза.  — Например те, которые ты как какой-то фетишист-извращенец своровал и спрятал.  — Ты что, будешь осуждать меня за мои предпочтения?   Черт, куда вообще скатился их разговор? — Эй, оставьте эти разговоры на время, когда меня с вами рядом не будет. Мерзкие... — Нарцисса явно была не очень довольна темой разговора, но при этом оставалась совершенно невозмутима, будто это жалкое подобие флирта между ними — что-то в порядке вещей. — Я в последний раз повторяю — верни мне обувь, Регулус Блэк.  — О, и что будет, если я ее все-таки не верну?  Стряхнув с себя слабость и раздражение, чтобы не продолжать этот пустой и откровенно возмутительный спор, Гермиона встала на ноги и потянулась за обувью сама, но Регулус сразу же крутанулся на месте, снова утягивая черные босоножки за спину. Зубы сами заскрежетали друг от друга, когда она поняла, что без драки не обойдется.  Боковым взглядом найдя свою палочку на прикроватной тумбе, Гермиона резко дернулась за ней, но Регулус, как приличный ловец, оказался быстрее. Теперь виноградное древко было между его указательным и средним пальцем, и он с поддельным интересом разглядывал его.  — Ты совсем выжил из ума? — Гермиона глубоко и рвано задышала, понимая, что единственную важную ее сердцу собственность вот так просто отобрали. Чувство вины за свою несостоятельность полоснули по душе. Что она за волшебница такая, если ее мог вот так просто и без усилий обезоружить мальчишка? Злость и беспомощность всегда смешивались в самый опасный коктейль, поэтому Гермиона, осознающая, что с рослым парнем одной физической силой она не справится, просто развернулась и босиком пошлепала к выходу, сложив руки на груди.  — Гермиона! Нарцисса тут же встала с места, и Гермиона уже хотела крикнуть что-то типа «аривидерчи!», но и здесь несносный мальчишка умудрился все испоганить. Она не сумела сдержать короткий писк, когда Регулус за локоть развернул ее к себе и одним рывком закинул себе на плечо.  — Ой! Отпусти! Я тебе это припомню, Блэк! — закричала теперь висящая вниз головой Гермиона, изо всех сил колотя кулаками напряженную мужскую спину. — У меня юбка короткая, отпусти меня!  — Ну так не надо было выделываться, Грейнджер, а задница твоя никому не сдалась, — коротко возразил Блэк и кинул Гермиону обратно на кровать, заставляя ее почти подпрыгнуть на упругом матрасе. Но она не Гермиона Грейнджер, если не выберется отсюда. И не таких врагов побеждать приходилось. — Мерлин, Гермиона, просто полежи здесь сегодня, ну что за спектакль вы тут устраиваете!  — Что?! Ты должна быть за меня, а не за него!   — Я и так за тебя, и за твое здоровье, поэтому на этот раз соглашусь с Реджи, уж прости.  — Я не хочу тут быть! Вы что, родителями мне заделаться решили?   — Так уж и быть, можешь меня звать папочкой, — комично-важно протянул Регулус, пряча ухмылку за потиранием носа.  — Фу... — протянули девушки одновременно, при этом глядя на неудачно пошутившего Реджи, как на умственно-отсталого, приподняв брови от отвращения. — Это была ирония! Многослойная ирония! Вы должны были посмеяться из-за того, насколько это несмешно! — сразу же ушел в защиту шутник, оставалось еще, чтобы ножкой топнул, как капризное дите. — Больше не шути. Никогда, желательно, — сухо отрезала Нарцисса и снова повернулась к Гермионе. — Все, Гермиона, мы забираем твои вещи. Они будут в нашей комнате, заберешь их завтра с утра, когда Помфри тебя отпустит.  Гермиона только обиженно зарылась в одеяло и отвернулась от своих «друзей», которые уже шли к выходу. Предатели. Но, естественно, она появилась часом позже в гостиной Слизерина, как ни в чем не бывало. Растрепанная, злая и босая.   С Блэками, что сидели в гостиной, она разговаривать не собиралась, зная, чем обернется их общение. Просто прошла мимо них, игнорируя сердитые оклики Цисси и тяжелый осуждающий взгляд Регулуса, и направилась в комнату, где была одна только Люсинда. Та мирно лежала на своей кровати и читала какое-то гламурное издание вроде «Ведьминого Еженедельника», пока Гермиона сгребала в охапку свои туфли, палочку и сумку.  Посмотрев скептическим взглядом на разхломатившиеся кудри Гермионы и ее босые ноги, Берк уткнулась обратно в журнал.  — Сегодня в утренней почте была посылка, подписанная твоим именем. Я забрала ее и положила на твою тумбочку, а то осталась бы валяться в Большом Зале.  — Спасибо, Люси, — тихо поблагодарила Гермиона, уже беря небольшой сверток с прикрепленным к нему конвертиком в руки. Решив сначала прочитать письмо, она торопливо разорвала конверт и вытащила из него сложенный вдвое кусочек пергамента, на котором ровными строчками было написано:  С Днем Рождения, мисс Гермиона Грейнджер!  Я решила облегчить тебе задачу с покупкой духов — прими это в знак подарка. О делах в Министерстве и прочих скучных вещах я напишу тебе позже. Не хочу, чтобы ты думала о дурацких взрослых проблемах в такое время.  P.S. Твою шпионскую деятельность я, конечно, никогда и никому не раскрою.   P.P.S. Как ты могла подумать, что я разочаруюсь в тебе из-за того, что ты попала на Слизерин?! Какого ужасного ты обо мне мнения.  P.P.P.S. Милая, называй меня Маргарет, а то я чувствую себя невероятно старой...  Гермиона невольно улыбнулась, читая письмо. Какая же миссис Люпин, все-таки, непосредственная и смешливая. Наверное, Римус больше пошел в отца своей сдержанностью.  Взяв в руки бумажный сверток, девушка быстро развернула его и с каким-то смирением посмотрела на небольшой флакон духов. Действительно, те самые, какими каждое утро брызгалась мама перед выходом из дома. Те самые, что стояли на тумбочке у входной двери. Погладив стеклянную поверхность подушечками пальцев, Гермиона чуть шмыгнула носом и заморгала, отгоняя непрошенные слезы. Пускай так, пускай. Хотя бы что-то от мамы у нее останется.   Гермиона обрызгала свою подушку парфюмом и заботливо отложила бутылек в ящик своей прикроватной тумбы.

*** 

Сириус Блэк не вылезал из постели весь день. Он просто задвинул балдахин, игнорируя друзей, пропустил все занятия, завтрак и обед, и собирался пропустить ужин. В последний раз хандра так сильно душила его в тот день, когда он с вещами пришел к дому Поттеров и попросил пожить у них какое-то время.  Предыдущий вечер и его идиотский поступок сломали тот неуемный оптимизм, который всегда был его отличительной чертой. Хотя, он сам все разрушил своей выходкой. Конечно, зачем тратить силы и время на завоевание девушки, когда можно просто взять и испоганить все одним шагом...  Не то чтобы он не мог жить без Грейнджер или был влюблен, просто она ему действительно понравилась. Она была очень... интересной. Не то чтобы она была какой-то незаменимо-неповторимой, но от хогвартских девчонок все же чем-то отличалась. Очень уж скрытная, умная, непонятная, хотя в ней проглядывалось большое и доброе сердце. Его подкупали ее недоступность и сочетание несочетаемого. Что-то в ней было такое... Словно она призывала разгадать себя, но при этом не давала никому подойти хотя бы на шаг ближе. Никому, кроме...  Мозг тут же подсунул картинку, где тонкая, маленькая Гермиона в своем таком же маленьком черном платье доверчиво прижималась спиной к груди младшего брата, а Сириуса удостоила только презрительным взглядом и гордо вздернутым носом, который вот-вот уже был готов сморщиться в отвращении. Сам Регулус так же был готов прожечь в его лбу дыру. Он ревновал ее и охранял, как огнедышащий дракон, — это можно было увидеть, даже особо не приглядываясь. Наверняка братец даже не осознавал, как сильно это видно всем остальным, если вообще собственное неравнодушие к Грейнджер осознавал.  Губы Сириуса растянулись в болезненной ироничной улыбке. Надо же, как интересно складывается... Он проиграл девушку маленькому Реджи, рабу своей семьи, который презирал людей грязной крови. И не абы какую, а полукровку, которую Вальбурга, как только прознает обо всем, самолично закопает во дворе Блэк-хауса.   А сама эта девушка была готова поцеловать даже другую девушку под властью зелья, но только не его, Сириуса.   И весь этот коктейль чувств не давал просто забыть все и идти дальше, как он делал обычно. Его грызла совесть за попытки обманным путем принудить Гермиону к поцелую, которого она не хотела. Унижение из-за того, что она так хлестко поставила его на место перед всеми; из-за того, что поцелуй с подругой для нее был предпочтительнее, чем поцелуй с ним. Непонятные отношения с братом, постоянные ошибки на пути к примирению. Чувство потери, зависти и отверженности, раненное самолюбие, потому что Гермиона тянулась к Регулусу и сначала хотела поцеловать именно его. Когда зелье только начало свое действие, она всем телом начала поворачиваться к младшему брату, а потом резко, словно заставив себя, встала на ноги.  И это видели абсолютно все. Кроме, наверное, самого Регулуса, который в эту секунду нервно напряг все свои мышцы и уставился взглядом добермана на Сириуса.   Нервный смех пробрал Сириуса до костей. Годрик, какая же это нелепица... У них ведь ничего не выйдет. Возможно, вышло бы, если бы Реджи послушал его и отказался от чертовой Метки. Но как только он ее получит, придется ой как тяжело. А даже если он каким-то чудом передумает, то на сцену выйдет босс пострашнее — любимая матушка, которая не побрезгует непростительным, чтобы убрать с дороги неугодную невестку.  А ведь они, Блэки, были однолюбами. Их любовь была зависимой, нездоровой и навязчивой, но раз и навсегда. Вот почему Андромеда без лишних раздумий и страхов ушла из дома из-за магглорожденного парня. Вот почему Беллатриса была настолько фанатично предана своему повелителю и делала для него все. Не затуши искру вовремя, и она станет пожаром, что способен прогнуть весь мир на колени.  И перед Сириусом встал очередной моральный выбор:   попытаться спасти Грейнджер от их сумасшедшей семейки и Регулуса, который, еще чуть-чуть, и станет Пожирателем с обсессивными замашками по отношению к ней  или  сделать вид, что все в порядке, чтобы Грейнджер попробовала спасти брата от себя самого.  Сириус просто хотел нормальной жизни, где ему не приходилось бы выбирать один вариант из двух дерьмовых. Он хотел брата. Он хотел семью. Он хотел, чтобы все было хорошо, не жертвуя при этом чьим-то благополучием. Но они живут не в том месте и не в то время, чтобы иметь такие возможности.

*** 

— Нам нужно что-то с ним сделать, — серьезно сказал Джеймс, глядя в сторону мужского общежития, в котором, поджав хвост, сидел Сириус. — Он в последний раз так запирался, когда сбежал с Гриммо. Четыре дня не мог его вытащить из комнаты, мама просто отправляла к нему домового эльфа с едой и все.  — С каких пор Сириус так стал переживать из-за отказов девчонок? — Питер включился, пальцами теребя края бордового вязаного жилета.   — А тут не только в этом дело, — Джеймс почесал макушку, выдыхая. — Его не просто отвергли, а предпочли ему другого парня, понимаешь? Еще и брата, да вот такого... — на мгновение его лицо ожесточилось, выражая почти неприязнь или что-то к ней близкое.  Да, отношения у Регулуса и Джеймса были... трудные. Хотя, с кем этот мелкий сноб вообще уживался, кроме Грейнджер? Наверное, даже со Снейпом у Джеймса отношения были более приемлемыми (если их можно вообще так назвать), чем с Регулусом.  Дело в том, что Нюниуса было довольно легко прижать к стенке. Раньше Джеймс делал это веселья ради, потому что был мелким и тупым (ну, нагрешил, что уж теперь), а потом перестал, потому что влюбился в Лили и увидел, как ей было больно наблюдать за этим. Хотя Нюниус так и оставался в его глазах тряпкой с хрупким эго и вагоном комплексов.    А вот с Регулусом так не вышло бы. Тот мог дать отпор, порой доводя Джеймса до неистовства, если уж быть предельно честным. Не гнушался самых грязных оскорблений на грани, мог начать провоцировать сам, буквально вился вокруг него змеем, лишь бы уколоть и подрезать. Они вдвоем тянули Сириуса в разные стороны, как канат, пока Регулус не отдалился полностью, а потом их вражда перешла в плоскость квиддичного поля, или старостатов, или еще чего-нибудь, и никогда не кончалась.  Да, наверное, Джеймс все-таки испытывал к Регулусу неприязнь. И ревновал к нему Сириуса. И считал его очень нехорошим человеком.  А тут вот как все сложилось: Грейнджер разбила сердце старшему брату и выбрала вместо него младшего. Дела плохи, конечно. Мужское эго — дело такое, нежное, и Джеймс об этом знал не понаслышке. — Так какой у нас план? — вмешался Римус, потирая переносицу подушечкой указательного пальца. — Есть у меня одна мысль, — понизил голос Джеймс, извлекая из кармана палочку. — Нет лекарства лучше хорошей взбучки, правильно?

***

Римус и Питер честно хотели самым добродетельным образом договориться со своим другом, чтобы тот вылез из постели сам, без драки, но даже их терпения не хватило: слушать что-то там бурчащего Сириуса, который мямлил и наматывал сопли на кулак — это уже слишком. Да, Сириус был самым активным, шумным и смешливым из их четверки, но и хандрил хуже и глубже всех остальных, даже по мелочам. — Давай сюда эту свою наработку, — в итоге флегматично произнес Римус, протягивая ладонь Поттеру. Тот, не теряя ни секунды, вытащил маленький бутылек и передал его другу, наблюдая за тем, как Римус большим пальцем поддел пробку, упавшую сразу же на пол, а потом резко отдернул бархатный балдахин постели Сириуса и вкинул туда бутылек, будто маггловскую гранату. —Что за... — раздался хриплый недоуменный голос Сириуса, а потом... А потом спальня мальчиков превратилась в арену для фейерверков. Какофония взрывов, криков Сириуса, что вывалился с кровати сквозь розовый дым и искры, череда грязнейших ругательств, заговорщическое хихиканье Римуса, причитания Питера — все это заставило Джеймса на мгновение застыть, осознать себя... Это их последний беззаботный год в школе. Им осталось жалких девять месяцев, а потом вся жизнь перевернется с ног на голову, и Мерлин знает, когда они вчетвером еще смогут вот так баловаться, будто пятилетние дети. Да они уже все и так изменились. Питер стал гораздо тише, больше не пытался вставлять наивные глупые шутки, желая уподобиться друзьям и впечатлить их. Римус все чаще уходил в себя, потому что очень боялся взрослой жизни — каково же там оборотням, что его ждет, найдет ли он хорошую работу? Сириус с самого прошлого года печально смотрел на брата в коридорах, метался из угла в угол, не зная, что в нем сильнее — любовь к друзьям, свободной жизни или к родной крови. Да и сам Джеймс изменился. С ним теперь была Лили, его нежная цветочная Лили, и как только он понял, что это не просто школьная интрижка, то и будущее, которое он раньше для себя представлял, начало размываться, меняться, подстраиваться под новые реалии. Там, снаружи, война. И ему есть что защищать. Они не дети. Все это неправильно. — Клиарио Аирос! Тергео! — сразу же произнес Джеймс, взмахнув палочкой. Дым наскоро рассосался, фейерверки испарились. Сириус оказался сидящим на полу, с прикрытым черными спутанными локонами лицом. Джеймс вздрогнул, столкнувшись с его взглядом исподлобья. Злым, острым взглядом, который видел лишь один раз за семь лет дружбы. — Я похож на чучело? — тихо, сухо спросил Сириус, медленно поднимаясь на ноги и стряхивая с пижамы остатки пыли. Повисшая в спальне тишина ощущалась тяжело, будто свинец, и Джеймс поджал губы. — Я задал вопрос! — Нет. — Мы хотели тебя встряхнуть... — Если я не похож на чучело, то какого драккла вы делаете! — рявкнул Сириус, по-собачьи осклабившись. — Почему я не имею права просто... просто подумать! Просто побыть в одиночестве! Я вам не гребаный клоун, чтобы дергать меня в любой момент, когда вам в голову взбредет, ясно?! Римус, Джеймс и Питер замерли, даже не переглядываясь. Кажется, они промахнулись: все гораздо сложнее, чем им представлялось. Дело не только в разбитом эго? Сириус дернул головой, отворачиваясь от друзей, будто не хотел на них смотреть. Да, все уже изменилось. Они не дети, и мысли в их головах теперь гораздо сложнее, запутаннее. — Я скоро вернусь, — внезапно подал голос Питер и выскользнул за дверь, оставляя друзей стоять в неловком, тягостном молчании. С минуту все трое просто смотрели кто куда, лишь бы не друг на друга. Впервые за время их дружбы они были в подобном тупике, раньше всегда хватало выкинуть какую-нибудь громкую проделку, чтобы у всех поднялся дух. — Мы виноваты, — с нотой сожаления в голосе пробормотал Римус, за вмешательство которого Джеймс был очень благодарен, ведь сам не знал, что сказать и что сделать. — Мы не подумали, что лучше оставить тебя в покое на время, заволновались. Подумали, что отказ Гермионы не настолько... — Отказ Гермионы? — со слабой, мрачной ухмылкой перебил Сириус и присел на край кровати, потерев переносицу указательным пальцем. — Вы считаете, что все дело только в том, что она мне отказала? Нет, признаюсь, в этом мало приятного, но не все крутится вокруг девчоночьих предпочтений, парни. — Тогда почему? — не выдержал Джеймс, непроизвольно сделав шаг в сторону друга. Сириус встретился с ним взглядом, зрительный контакт держался слишком долго для них. И Джеймс понял, что ответа сегодня на свой вопрос не получит. Были вещи, которые им вдвоем просто не стоило обсуждать. Возможно, Сириус мог бы это сделать с Римусом, да даже с Питером, но не с ним. Иногда Джеймсу казалось, что он мог бы сжечь Регулуса Блэка одной лишь силой мысли, если бы ему позволили. — Я бы все равно не хотел оставлять тебя одного, — жалко выдавил он, пытаясь дать Сириусу понять: это не просто вторжение в личное пространство, ему лишь хочется побыть рядом, даже если он не понимает сути его расстройства. Дверь снова скрипнула, разрушая хрупкий купол уязвимости, висящий над друзьями, и в комнате показался Питер, несущий в руках кучу каких-то печений, кексов и сэндвичей. — Сходим прогуляться? — сказал он, подходя ближе, и слабо улыбнулся.

***

Запретный лес всегда был для них больше убежищем, чем опасностью. Мародеры ходили сюда после того, как кончалось полнолуние, чтобы Римус мог просто очистить легкие от пыли Визжащей хижины и посмотреть на небо, не видя в нем желтого диска луны, которой так боялся. И в этот раз они пришли в лес за утешением, но уже для всех четверых. Под крупными копытами хрустели ветки и уже подсушенная осенним воздухом трава. Летающие вокруг светлячки освещали им путь, будто понимали, что именно это им всем сейчас нужно, периодически подлетая поближе. Где-то хлопали крыльями и ухали совы, в кустах постоянно кто-то шумел. По тропинке шел величественный, стройный олень с ветвистыми рогами, верхом на котором сидел юноша с русыми волосами, время от времени поднимающий голову к небу. Позади него восседал маленький грызун, — то ли крысенок, то ли просто крупная мышь, — что беспрепятственно взбирался то оленю на голову, то на плечо к юноше. И лишь черный пес с длинной блестящей шерстью позволял себе отбегать от остальной компании, скрываясь на время в темных зарослях. Сам лес не знал, куда этот пес бежал и почему был так потерян, но порой отваживал его от поворотов не туда, подбрасывая ему под лапы спутанные корни и колючие шишки. Лес и Мародеры знали друг друга давно, давно друг другу доверяли. Лес был Мародерам пристанищем, дарующим спокойствие убежищем. Лес из года в год смотрел, как дети превращаются в юношей, а теперь и в мужчин. Лес позволял им побыть мальчишками еще чуть-чуть, наблюдая за тем, как пес игриво пытается цапнуть оленя за бок, из-за чего сидящий верхом юноша судорожно хватался за рога, лишь бы не упасть. Лес никогда за свою бесконечную жизнь не видел поедающих шоколадные кексы псов до прихода этих четверых. Лес дарил им возможность быть в своем собственном мире. Сами духи смотрели на них из-за веток и кустарников, гадая, вернутся ли Мародеры к ним еще хоть когда-нибудь.