все к лучшему

18 сентября 1977 года  Джеймс Поттер был упрямым парнем. Очень упрямым, настойчивым балбесом. Это знали все, даже за пределами факультета. И у него играло в заднице из-за Лили. Помимо того, что он был искренне и сильно в нее влюблен с самого детства, его еще и подначивали ее отказы. Сириус знал своего лучшего друга лучше всех на свете и прекрасно понимал, что из сложившейся ситуации было лишь два выхода: либо Лили все-таки согласится дать ему шанс, либо кто-то в конце концов умрет. Ну, наблюдать за трагичным суицидом собственного друга Сириусу не хотелось, поэтому он принял волевое решение — начать операцию «Ловушка для перуанского змеезуба», в котором перуанский змеезуб — это Лили, потому что у нее были волосы того же цвета, что и чешуя у перуанского змеезуба, а ловушка — это распростертые навстречу страшной драконице объятия Джеймса. Уровень опасности данной миссии — смертельно опасный. Шаг первый: как-нибудь круто появиться в поле зрения Лили. Здесь Сириус уверен особо не был, потому что по словам Джеймса, он вполне себе знал один впечатляющий способ. — Приветик всем красивым и развратным, — с щегольской улыбочкой вылез Сохатый из-за угла, вклиниваясь в группку девчонок, стоящих посреди коридора. Глядя на то, как кривятся их лица (а у Лили больше всех), Сириус с безнадегой провел ладонью по лицу, желая просто всосаться в воздух, разбиться на атомы и исчезнуть из этого мира от стыда за друга. Ну каков придурок. Идиот уровня ХХХХХ. — Нет, Поттер, не смей... Шаг второй: зацепить внимание Лили и увести ее из компании для разговора наедине. — Ну Лили! — Джеймс буквально заныл в стиле канючного трехлетки, которому не дали попить вкусной воды из унитаза. — Сколько можно, я же так стараюсь, я прошу всего лишь шанс... Так, вместо клевого подката получилось публичное унижение. Видимо, Джеймс оказался на пределе, не выдерживая такого количества твердых отказов. Плохо, очень плохо, просто ужасно. Нужно что-то делать. Думай, Сириус, думай... Как же не хватало теперь Римуса с этой его блаженной аурой вечной невозмутимости! Он бы точно пару секунд подумал и выдал бы что-нибудь стоящее. Что там любят девчонки? Подарки Лили уже не раз отвергала, на лесть не велась, в целом держалась не завоеванной крепостью. Но должно же быть хоть что-нибудь, правильно? Что-то достаточно искреннее, чтобы вот прямо сейчас Джеймс не думая сам понял, как ему действовать. Оглядываясь по сторонам, Сириус словил взглядом проходящего мимо Регулуса. Без его премерзких дружков. Да это же то что надо!.. Сохатый первые несколько курсов нещадно портил Эванс жизнь своими подколами, но ему еще ни разу не доводилось в самом деле ее от кого-нибудь защитить! Идеально! Прошмыгнув за спинами у девочек, перед которыми теперь распинался Джеймс, Сириус аккуратно подбежал к брату и схватил того за локоть. — Что за... — Нет времени объяснять, — затараторил Сириус, накрепко перехватывая руку Регулуса, чтобы тот не убежал, — нужна твоя помощь! Ничего не спрашивай, просто подыграй мне, ладно? За мной должок! И потащил того, брыкающегося, поближе к девочкам и Лили, и начал играть самую великую роль в своей жизни: — Что ты сказал?! — деланно возмущенно накинулся Сириус на брата. — Чего... — Иди и извинись перед ней сейчас же! Реджи, стоящий перед ним, смотрел на него сверху вниз как на распоследнего умалишенного, кривя губы в отвращении. Сириус много раз видел этот взгляд от брата по отношению к себе, но каждый раз в сердце кололо как в первый. — Ты что, совсем ту... — Что здесь происходит? — моментально вклинился Джеймс, инстинктивно (Сириус знал это) закрывая Лили за своим плечом. Та, увидев Регулуса, заметно напряглась: тот дружил с небезызвестным Нюниусом, а у них с Лили была какая-то своя история. Очень неприятная. Игнорируя дуновение печали и боли в груди, Сириус встряхнул себя и решил, что раз начал, то надо доводить дело до конца: — Повтори то, что сказал только что, или извинись перед ней. И все поняли, что мог бы сказать такой как Регулус в сторону кого-то вроде Лили Эванс. Все это знали, прекрасно осознавали, а Сириус вдруг понял какую чушь наворотил только что, умоляюще взглянув в глаза брата, так похожие на свои собственные. Пожалуйста, не возненавидь меня еще больше, я случайно, я дурак... Джеймс, естественно, поддался импульсу враждебности. Сириус раньше вечно метался между ненавидящими друг друга родным братом и названным, а те и рады были враждовать везде, где могли пересечься. Даже подрались однажды. Господи, что же он натворил, не подумав нормально хотя бы секундочку? — Ты из своего серпентария вылез, чтобы пройтись по коридорам и парочке-другой людей настроение испортить? — выплюнул Джеймс, уже начав бычиться. — Джеймс... — начала уже встревать Эванс, тараторя что-то позади про должность главного старосты мальчиков и приличное поведение, и, мол, что все хорошо, а она вообще сама справиться может... — Нет, мне тут просто рассказывали, — опасно прошипел Регулус, начиная отпихивать Сириуса, чтобы подойти поближе к Джеймсу, — что в школу цирк уродов приехал. Я вышел посмотреть, а тут ты. И правда, урод тотальный. Так, все, искры полетели. Двое парней стояли, глядя друг другу твердо в глаза, и Сириус понял, что надо делать ноги. — Я с ним поговорю сам, ладно? — он поспешно втиснулся между Регулусом и Джеймсом, отталкивая второго к Лили, и уже шепотом быстро затараторил: — Иди успокой ее, я тут справлюсь. И начал суетиться, крутиться вокруг брата, через плечо поглядывая на уходящих вдвоем Джеймса и Эванс. Хоть что-то получилось хорошо. — Слушай, я... — То есть ты решил, что после всего можешь еще и оклеветать меня? — Регулус весь будто зажегся зеленым холодным пламенем, пихая брата в плечо. — Что потом? Снова придешь рассказывать мне лекции о братской любви? Сириус знал, что сейчас справедливо получает по голове, поэтому лишь виновато сглотнул, нервно дернув плечом. — Я не подумал, просто сделал первое, что пришло в голову... — Пора уже давно понять, что в твою оголтелую тупую голову никаких хороших идей не приходит. Кинув на брата еще один ненавидящий взгляд, Регулус резко развернулся и начал уходить, с каждым шагом отдаляясь все больше. И не только физически. Нет, нет, это неправильно. Так не должно было случиться. И Сириус обладал настойчивостью достаточной, чтобы погнаться вслед за Реджи. Им нужно поговорить.

***

Длительность светового дня уже сильно сократилась к середине сентября. Солнце, казавшееся красным из-за пыли в атмосфере, уже размашисто раскрашивало небо в персиково-красноватые оттенки.  На подоконнике, в одном из бесчисленных коридоров Хогвартса, сидели Гермиона и Нарцисса, тихо о чем-то беседующие. Тонкие бледные пальцы Цисси перебирали кудри Гермионы, что сидела к подруге спиной с закрытыми глазами. Одна часть волос была уже заплетена, а ко второй Нарцисса только приступила, отмерив три небольших локона у самой линии роста волос. Она назвала это «французскими косами», уговорив Гермиону дать ей ее заплести как-то по-особенному.   — ...согласна с тобой, Гермиона. Только вот куче фанатов чистоты крови этого не объяснишь, — голос Нарциссы был наполнен тихой грустью. Грустью, с которой обычно люди бороться не могли, а просто предпочитали игнорировать. Это то чувство, которое посещает тебя, когда ты осознаешь глупость и тщетность какой-то вещи, но люди вокруг тебя твердят, что это невероятное божье благословление, словно им кто-то повязал глаза непроницаемой повязкой.  — Цисси, расскажи о своей семье. О родителях, о сестрах. Каким было ваше детство? Как такой великий дом оказался в ногах у какого-то... Гермиона замолчала, не зная, как обозвать Волдеморта. — Этот рассказ затянется надолго, Гермиона.  — Я готова слушать столько, сколько потребуется. 

начало флешбэков 

1968 год  Дом Сигнуса Блэка был наполнен шуршанием и топотом пары небольших ступней. Маленькая Нарцисса весь вечер потратила на украшение рождественской елки вместе с мамой, пока сестры, только вернувшиеся из Хогвартса, разбирали вещи в своих комнатах. Она ужасно соскучилась по Беллатрисе и Андромеде, с которыми их маленькая сестра могла видеться только на Рождество и пасхальные каникулы, пока не наставало очередное лето.   Цисси, белесые вьющиеся локоны-пушинки которой развевались за спиной, торопилась показать сестрам свое новое платье. Оно переливалось серебристыми бликами, было украшено очаровательными кружевами и складочками. Это был подарок мамы и папы ей на Рождество. Как самую младшую дочь и позднего ребенка, родители баловали ее, покупая все, на что та показывала пальцем. Нарцисса чувствовала себя в этом платье настоящей принцессой из волшебных сказок, ей хотелось похвастаться перед сестрами, которые так же души не чаяли в младшенькой.  Как только девочка добежала до комнаты Андромеды и хотела уже постучаться, она услышала Беллатрису. Та была очень сердита и что-то объясняла Андромеде, почти срываясь на крик. Нарцисса приложила ухо к двери, пытаясь понять, что могло стать причиной ссоры между двумя неразлучными обычно сестрами.  — Меда, это даже звучит абсурдно. Ты ведешь себя, словно у тебя за спиной нет ни семьи, ни рода, ни обязанностей перед ним! Только послушай себя, что ты вообще несешь!  — Да что с тобой не так?! — средняя сестра, судя по звукам, вскочила с места и сделала несколько шагов. — Ты думаешь, все должны строить свою жизнь оглядываясь только на чертовы традиции? Здесь нет семьи, Белла, посмотри на наших родителей и дядю Ориона с его женушкой! О каком роде ты говоришь, когда все величие нашей фамилии они стелят под ноги какому-то недоноску без имени и без рода!   — Замолчи, Андромеда, не смей...  — Нет, не стану я молчать! Мне плевать, пусть меня хоть десять раз выжгут с этого чертова гобелена, пусть вы все от меня отвернетесь! Значит, вы не были семьей, раз решили променять меня на чертова шарлатана!..  — А может быть это ты промениваешь нас на какое-то грязнокровное зверье, а, Меда? — голос Беллы стал ниже и тише, походя на шипение. — Вспомни девиз рода Блэк! Ты же погубишь и себя, и нас своим безрассудством!   — Девиз — это лишь надпись под гербом, Белла. А я просто человек, и мне надоело каждый раз натыкаться на стены и тупики, куда бы я ни повернула. Если тебе хочется положить свою жизнь на алтарь лживого величия, выйти замуж за какого-нибудь мерзкого чистокровного богача и лобзать ноги этого лорда, то я не в силах тебе помешать, это твое решение. Но не смей лезть ко мне.  — Что он сделал с тобой, Меда? Почему ты так легко говоришь о том, чтобы оставить свою семью? Что он наплел тебе, сестра?   — Он со мной ничего не делал, Беллатриса. Он просто любит меня, а я люблю его и...  Раздался звук пощечины. Нарцисса вздрогнула и отскочила от двери, прячась в темную нишу, и протерла влажные глаза ладонью, не видя, как Белла буквально бежит по коридору поместья. Удаляется, исчезает за поворотом.  Эту ночь Нарцисса запомнила на всю оставшуюся жизнь. Ночь, в которую в их семейное счастье треснуло, начиная сыпаться стеклянными кусочками под ноги.   1971 год  Первое семейное торжество, при котором не присутствовала Андромеда. Десятилетняя Нарцисса была единственным ребенком за столом. Братья уже успели нашкодить и разбить пару бокалов, так что тетушка Вальбурга отправила их восвояси. Сириус дразнил Регулуса из-за того, что на целый год раньше поедет в Хогвартс. Реджи безумно завидовал старшему брату, ходил за ним хвостом и то плакал, то обещал пробраться в школу самостоятельно и побить его на глазах у всех студентов, то причитал, что Хогвартс этот ему и даром не сдался.  Сама Цисси, сестры которой уже окончили Хогвартс, знала, что там не все так радужно. Белла и Меда беспрестанно жаловались на кучу домашних заданий и дурацкие правила. Беллатриса, когда была студенткой, постоянно ругалась на бесполезность обучения в Британии и спорила с родителями о том, что ей лучше было бы поступить в Дурмстранг, где учат действительно нужным вещам, а не «этому детском лепету». Она обвиняла мать в излишней сентиментальности из-за того, что та не решилась отпустить дочь настолько далеко.  Нарциссе совершенно не хотелось ни соблюдать дурацкие правила, ни делать кипы домашних заданий, ни учиться детскому лепету (этого у нее в компании братьев хватало с головой), поэтому она вполне была рада тому, что до поступления в Хогвартс был еще целый год.   Несколькими месяцами ранее Андромеда покинула их родовое поместье со всеми своими вещами. От нее осталась лишь маленькая записка, которую она оставила на письменном столе в ее комнате.  «Простите меня, я выбираю жить счастливо». Папа был в ярости, мама плакала. Дядя Орион молчал и отводил взгляд, а тетя Вальбурга причитала что-то о том, какой позор навлекла неблагодарная племянница на их семью. Белла сказала, что теперь у нее есть только одна сестра.   Все эти месяцы в доме Сигнуса было тихо, словно кто-то умер. Побег Меды ударил по всем, кроме, наверное, Сириуса. Тому было откровенно наплевать. Но вот Регулус, который впитывал взгляды своей матери, как губка, и чувствовал настроения членов семьи слишком чутко, знал, что Андромеда сделала ужасную ошибку. Он всегда проходил мимо ее комнаты, когда они с братом приходили в гости к Цисси, останавливался, и сильно хмурил темные брови. А потом, встряхнув вороными кудрями, вздергивал нос и шел дальше. Он словно каждый раз решал для себя, как относиться к беглянке, и каждый раз приходил к тому, что ее нельзя жалеть.  У них с Андромедой всегда была особая связь, которой десятилетняя Нарцисса не всегда понимала, но чувствовала каждой фиброй души. Такая же у нее самой была с Беллой — какая-то щемящая нежность. И снова лишь один Сириус оставался один. Но вот, в этот день вся семья собралась, чтобы отпраздновать счастливое событие: Белла поступила на службу к тому самому мужчине, что часто приходил в гости к отцу и долго с ним беседовал в кабинете. Сестра обожала его: она часто говорила, что мистер Лорд — самый невероятный волшебник, которого ей доводилось встречать. Мечтательно рассказывала о том, как хочет следовать за ним и поддерживать, сражаться за их общие взгляды и делать магическое сообщество чище и лучше. Если бы Нарцисса не знала о помолвке Беллатрисы со старшим сыном мистера Лестрейнджа, то сказала бы, что та очень сильно влюбилась в этого Лорда.  Этот мужчина был очень красивым. Он был высоким и стройным, всегда одевался в классический черный костюм с такой же черной, матовой мантией. Что-то похожее отец надевал только когда шел с мамой на балы и приемы. У Лорда были темные кудрявые волосы, изящно обрамляющие бледное острое лицо. От него всегда очень вкусно пахло — Нарциссе очень нравился аромат его одеколона. Голос его был тихим и вкрадчивым. Но что ее сильно пугало — это глаза мужчины. Они были словно неживые и иногда сверкали красным, когда он был не очень доволен тем, что говорил ему отец. Никогда ей еще не доводилось встречать таких людей. Прекрасных внешне, излучающих опасность и заставляющих чувствовать странную тревогу внутри живота.   — Давайте же выпьем за успехи нашей Беллы! — Нарцисса вздрогнула, когда дядя Орион встал и поднял бокал, наполненный эльфийским вином. — Мы с тетушкой Вальбургой, как и твои родители, очень гордимся тобой, дорогая племянница. Ты будешь бороться за бравое и правильное дело под предводительством одного из самых лучших волшебников нашего столетия. Вместе с ним наша семья обретет новое, невиданное могущество. Твоими силами и силами нашего Лорда, магический мир станет тем местом, каким его заслуживает видеть каждый чистокровный волшебник. Toujours Pur!  — Toujours Pur, дядюшка! — счастливая Беллатриса так же подняла бокал и отсалютовала им дяде. Цисси еще никогда не видела сестру такой приятно взволнованной и гордой самой собой.   Взрослые чокнулись бокалами и продолжили свои скучные дискуссии о грядущих в обществе переменах.  Нарциссе было тоскливо: Беллатриса теперь совсем взрослая, занятая. Ей хотелось снова увидеть Андромеду.   1974 год.  Лето после второго курса выдалось аномально жарким. Нарцисса обмахивалась веером одной рукой, а второй придерживала на подлокотнике кресла «Современную историю магии», время от времени лениво перелистывая страницы.  Отец занимался бумажной работой в кабинете, а матушка обстригала кусты любимых роз в саду. Домовикам было запрещено даже просто прикасаться к цветам, не то что поливать их, обрабатывать или стричь. Сад был полностью во владении Друэллы, она с нежностью ухаживала за ним, начиная с ранней весны и заканчивая поздней осенью. Вокруг поместья были сотни видов растений, как магических, так и не очень. В Хогвартсе у матушки всегда было «Превосходно» по Травологии.  Так и жила Нарцисса с родителями. Теперь их в доме было трое.    Когда часы пробили шесть, Цисси захлопнула книгу и сладко потянулась, разминая затекшие мышцы плеч. Через полчаса эльфы должны были подать ужин, и ей захотелось пройтись в саду с мамой перед тем, как приступить к вечерней трапезе. Но как только она направилась в сторону выхода из дома, послышался шум со стороны гостиной, а потом дом наполнился мучительным ревом.  Девочка сразу же рванула обратно. Там, в гостиной, лежала Беллатриса, рыдающая, как забитый зверь. Она держалась за живот двумя руками и кричала, уткнувшись лицом в пол.  — Белла! — Нарцисса мигом оказалась рядом с сестрой и упала на колени рядом с ней. Руки дрожали, пока она пыталась откинуть черные волосы сестры назад.   — Дочка?! — мама прибежала из сада, на ходу оттряхивая руки прямо о платье. Так же упала рядом с дочерью на колени и схватилась за ее тонкие плечи, стараясь поднять ту с пола. — Сигнус! Сигнус, пожалуйста, спустись в гостиную!  — Мама, я потеряла его!.. — Белла вцепилась длинными пальцами в свое платье, которое было слишком свободным в районе живота. Она не переставала кричать и плакать, так пронзительно и надрывно, что у Нарциссы внутри все словно заледенело. Голубые глаза опустились чуть вниз и увидели кровь, стекающую по ногам сестры. Цисси резко закрыла рот ладонью, чтобы самой не разрыдаться. Она изо всех сил держалась, пораженно глядя, как светлые тонкие лодыжки сестры окрашиваются в багровый.  — Мерлин, моя милая, бедная девочка... — Друэлла плакала, прижав лицо дочери к груди. Ее плечи рвано тряслись, а руки цеплялись за спину дочери. — Моя Белла...   — Друэлла, что произошло? — отец показался в гостиной, округленными глазами наблюдая за развернувшейся картиной. И как только его взгляд достиг красной лужицы под телом Беллы, лицо его стало непроницаемым. Отец был зол. Желваки заиграли на лице, а морщины словно стали глубже в два раза. Он быстро прошел к камину, зачерпнул горсть Летучего Пороха и исчез в зеленом пламени, прошептав «Лестрейндж-Мэнор».  — Мама, мой сын.... Он умер, мама, я не сберегла его!.. — Беллатриса не могла говорить нормально из-за душащих ее рыданий. Нарцисса закрыла лицо ладонями, не в силах больше сдерживать слезы. Ей хотелось умереть, отдать свою жизнь в обмен на жизнь не родившегося племянника. Лишь бы никогда больше не видеть сестру такой разбитой и сломленной. Мерлин видит, она бы сделала это.  — Белла, это из-за уроков, что дает тебе Лорд, да? Скажи мне честно. Это ведь все из-за него? — мама продолжала обнимать Беллу, теперь покачивая ее влево-вправо, будто убаюкивала маленького ребенка.   — Это был его сын, мама!.. Это был ребенок нашего повелителя... Я подвела его, не смогла сберечь... Мой сын, — Беллатриса почти провыла последнее слово, постоянно заикаясь. Лицо матери вдруг осунулось и стало выглядеть таким уставшим, словно она вмиг стала старше на десять лет.  — Как же я могла отдать тебя этому чудовищу...   Белла одним резким движением оттолкнула мать от себя и быстро отползла назад на несколько метров, глядя безумными глазами ей в лицо. Темные круги под глазами виднелись так отчетливо, подчеркивая ярость, смешанную с горечью в ее черных радужках.  — Не смей так говорить о нем! Я пощажу тебя лишь потому, что ты моя мать, но если я еще раз услышу неуважение к моему Лорду с твоей стороны, я убью тебя на месте! Ты поняла меня?! — Белла перешла на визг, от гнева ударив кулаком в пол. — Ты должна пасть ему в ноги за то, что он выбрал меня, меня одну, быть матерью его наследника! Должна быть благодарна за такую честь, должна помочь мне вымолить у него прощение!  Белла задыхалась и царапала свою шею ногтями, пока говорила. Ее зубы скрежетали друг об друга, а бледное лицо покрылось красными пятнами. Она больше не была похожа на ту Беллатрису, которую Цисси привыкла звать своей любимой старшей сестрой.  Лицо мамы отпечаталось в голове Нарциссы на всю жизнь. Страх, осознание фатальной ошибки, боль — все это душило Друэллу, заставляя истерично хватать воздух ртом. Она сгорбилась и закрыла глаза ладонями, нервно сгибая и разгибая пальцы, словно суставы в них заржавели.  Тринадцатилетняя Нарцисса тогда поклялась себе, что останется верна своей семье до конца дней. Что сделает все, чтобы у ее матери осталась хотя бы одна дочь.  1976 год.   Регулус разбирал покупки к школе и передавал их ворчливому Кричеру, только-только вернувшись вместе с Нарциссой с Косой аллеи в дом на Гриммо. Тетушка Вальбурга сидела в своем любимом кресле и маленькими глотками отпивала дымящийся чай из изящной чайной пары, возраст которой превышал возраст любого живущего в этом доме волшебника. Ее всегда идеально-прямая спина напоминала Нарциссе натянутую на скрипку струну.   Даже в таком возрасте тетя оставалась невероятно красивой и ухоженной женщиной. Пухлые гладкие губы без единой трещинки, чистая фарфоровая кожа, едкие светло-серые глаза, а об высокие скулы, казалось, можно было бы запросто порезаться. Ее темные волосы были собраны в замысловатый пучок чуть ниже макушки. Выглаженное заклинаниями на сотню раз платье угольными волнами стекало по голеням на пол, и издалека могло бы показаться, что Вальбурга сидит в облаке мрачного, безрадостного тумана. Хотя, так оно и было. Жесткая, всегда чопорно доводящая себя до идеала тетя сама по себе была такой. Наверное, это единственный человек из семьи, с которым у Цисси за все эти годы не набралось ни одного мало-мальски приятного воспоминания.  Если бы Вальбургу можно было сравнить с каким-нибудь предметом, то она была бы тяжелой лакированной тростью. Что-то вроде той, с которой обычно ходил Абраксас Малфой, с набалдашником в виде головы змеи. Дорогая, старинная вещь, что передавалась из поколения в поколение, выполненная аккуратными руками творца и доведенная до совершенства. Безукоризненная и прекрасная внешне, но наводящая лишь страх и неприязнь.  Регулус несмотря на все это был сильно привязан к своей матери. Он всегда искал ее одобрения, за что бы ни взялся. Каждое его слово было сказано лишь для того, чтобы увидеть одобрительно поднятые вверх уголки ее губ. Младшему Блэку приходилось нелегко, потому что все вокруг видели и знали — Вальбурга больше любила Сириуса, хоть тот и разочаровывал ее из раза в раз. В отличие от Реджи, Сириус словно специально делал и говорил все, чтобы вывести мать из себя. Он был бунтарем, революционером, его неуемная энергия била через края и обжигала своим огнем ледяную Вальбургу. Настоящий гриффиндорец. К сожалению, для тети слово «гриффиндорец» в отношении родного сына было сродни оскорблению или пощечине. Это было чем-то, с чем она не могла смириться, как и тот факт, что старший сын путался с грязнокровками и предателями крови.   «Позор», — наверное, Сириус слышал это из уст матери чаще, чем собственное имя.   Регулус же, тем временем, становился все выше и выше в глазах Вальбурги. Послушный, тихий, впитывающий, не дающий волю своим эмоциям Регулус. Сын, который был готов войти в огонь ради традиций своей семьи, ради признания матери. Сын, который лез из кожи вон. Сын, который даже несмотря на это никогда не займет в сердце Вальбурги место, отведенное Сириусу. Но и здесь тетушка умудрялась создать конфликт: Регулус ее стараниями стал бельмом в глазу старшего сына из-за постоянных сравнений. В итоге оба ребенка страдали от рук собственной матери, а гнев вымещали друг на друге.  — Матушка, в этом году я приеду на Рождество лишь на пару дней. В конце года будут С.О.В., мне необходимо заниматься чаще и тщательнее, чтобы получить «Превосходно» по каждому предмету, — голос Реджи был тих и размерен. Тонкие пальцы обрывисто скользили по корешкам учебников на столе, пока Кричер раскладывал его одежду в сундук.  — Хорошо, сын. Делай как должно, — сухой кивок, губы аккуратно приложились к краю чашечки.   — Что сказал Темный Лорд о моем посвящении?  — Отец сказал, что еще слишком рано. Ближе к следующему году все решится. А пока сосредоточься на учебе и экзаменах, Регулус, чтобы не ударить в грязь лицом, когда придет время.  Реджи лишь кивнул. Так незаметно, что ни один кудрявый локон на его голове не шелохнулся. Сжал губы в нитку и опустил взгляд, безучастно глядя куда-то в пол.  Нарцисса откладывала свою чайную пару на стол, когда в дверном проходе гостиной показался Сириус. Он насвистывал какую-то незамысловатую мелодию, а когда вошел и увидел мать, шутливо поклонился. Отросшая темная шевелюра скользнула по его щекам.  — Матушка, братец, кузина, день добрый! Я пришел сообщить, что в Рождество меня ждать не стоит.  — И с какой стати, Сириус? Объяснись, что за причина настолько важная, что ты пропустишь праздник в кругу семьи? — лицо Вальбурги ожесточилось, а противная надменность во взгляде обострилась в сотню раз. Атмосфера в гостиной мгновенно стала тяжелой и душной: все трое детей сразу же выпрямили спины и напряглись. —И вообще, ты в зеркало себя видел? Выглядишь, как безродный оборванец! Что на тебе надето?!  Сириус закатил глаза и фыркнул, показывая, что ему вообще не уперлись лекции матери.  — Это называется «косуха», мама! — гордо заявил Сириус, покрутился, а потом вытянул руку и покрутил ею, красуясь. Куртка была сшита из черной чуть блестящей кожи. Рукава были украшены какими-то металлическими деталями, и при каждом движении Сириуса на нижнем крае одеяния звенела бляшка, какие обычно делают на ремнях.  — Где ты вообще это взял? Снова шлялся по маггловским мусоркам? Или безродные дружки надоумили на это безвкусие? — презрение в голосе Вальбурги достигло, казалось бы, точки невозврата, но потом ее глаза уловили ногти Сириуса. Они были выкрашены во что-то черное. — Что с твоими ногтями?! Расслабленное до сих пор лицо Сириуса окрасилось оттенками ярости, из-за чего он только больше стал похож на мать, от схожести с которой бежал всю жизнь.  — Ты можешь говорить обо мне что угодно, матушка, но клянусь своей жизнью, если ты еще раз скажешь хоть что-то о моих друзьях...  — То что, Сириус? Что ты можешь, малолетний щенок? Ты наследник великого дома Блэк, и должен считаться с этим! Тебе пристало следить за собой, своей внешностью и кругом общения, а не подвергать свою семью осуждению со стороны общества!  — Да клал я на твое общество, мамуля! — идеальный нос сморщился от отвращения, из-за чего верхняя губа чуть дрогнула и приоткрыла кромку белых ровных зубов. — В моих безродных дружках чести больше, чем во всех вас вместе взятых — мерзких, ничего не стоящих снобов!  — Если бы не твоя фамилия, где бы ты был сейчас, выродок?! Вместо того, чтобы гордиться своей семьей и своей кровью, о которых всем остается лишь мечтать, ты мешаешь все данное тебе по праву рождения с грязью! Промениваешь нас на грязнокровных ублюдков!  — Закрой свой рот, Вальбурга! — взревел Сириус, дергаясь всем телом в сторону матери. Регулус, до этого сидящий тихо, перестал нервно сдирать заусенцы ногтями и вскочил на ноги, так же делая шаг в сторону брата. Желваки на его скулах заиграли. Реджи всем своим видом показывал, что еще одно лишнее слово, и он вступится за мать. — Твоя «семья» — это кучка фанатичных мерзавцев, вы не знаете, что такое настоящая семья! Я ни дня в твоем обществе не чувствовал себя счастливо! Ты не мать, ты лишь тень настоящей матери, ее жалкое подобие! Хочешь знать, как стать мамой? Сходи в дом к Поттерам и посмотри, что это значит! Взгляни хоть глазком, узнай, каково это — любить и быть любимым!..  Все произошло в доли секунд. Нарцисса испуганно смотрела, как Регулус уже рванул к Сириусу, замахиваясь, но моментально отскочил от него, потому что брат упал на четвереньки, трясясь от неистовой боли. Цисси казалось, что он разорвет связки из-за крика. Вальбурга стояла на ногах, с направленной на сына палочкой, и не моргая смотрела, как тот извивается на полу от прилетевшего в него Круцио. Регулус огромными, почти обезумевшими глазами, в уголках которых собралась влага, смотрел то на корчащегося от боли брата, то на объятую первобытным гневом мать. Его растерянность и шок можно было бы нащупать в воздухе — настолько осязаемо они чувствовались. Казалось, подойди, и наткнешься на стену из отчаяния, страха и ужаса, что объяли его.  Сама Нарцисса только прикрыла рот маленькой ладонью, вся сжалась, чтобы не встать с места и не отобрать палочку у тети. Она и так стала свидетелем того, чего видеть не должна была. Вмешательство было бы сродни предательству. Но, видит Мерлин, это было ужасно. В очередной раз молодая Нарцисса стала свидетелем того, как их семья раскалывается, и это приносило боль. Столько боли, что хотелось завыть от тоски и разорвать себе грудь в порыве отчаяния. Но она лишь вжималась спиной в кресло. Не смела отводить глаза — пусть все это будет ей уроком, чтобы она смогла построить свою жизнь полностью противоположно тому, какой она была у ее родственников.  В тот же день Сириус собрал свои вещи и ушел из дома. Вальбурга лично выжгла его портрет с гобелена, даже не пытаясь стереть одинокую слезу, что скатилась по щеке.   Регулус не выходил из своей комнаты до самого отъезда в Хогвартс. 

конец флешбэков 

Спина Гермионы вдруг странно дернулась. Подруга опустила голову и прижала колени к груди, из-за чего недоплетенная косичка выпала из ослабевших пальцев. Секунда, и еще одно нервное сокращение мышц прошлось по телу Грейнджер.  — Гермиона, что-то не так? — Нарцисса зафиксировала взгляд на темной макушке, а через несколько секунд, так и не получив ответа, аккуратно слезла с подоконника, вставая на ноги. Коснулась кончиками пальцев плеча Гермионы, но та снова вздрогнула, не отрывая лица от острых коленок. — Что ты?..  — Мне так жаль, Цисси... — вдруг сдавленно произнесла Грейнджер, и голос ее был надломлен из-за слез. — Мне так жаль, что так вышло...  — Гермиона, почему ты плачешь? Посмотри на меня! Посмотри, слышишь? — Блэк просунула тонкую ладонь Гермионе под подбородок и заставила поднять его. Лицо подруги было красным и чуть припухшим от слез. Она не переставала плакать, надрывно втягивая в себя воздух, как ребенок. Карие глаза были полны сожаления, соучастия и печали. — Почему ты плачешь?..  — Так не должно было случиться, Цисси. Столько сломленных жизней и судеб из-за одного предрассудка — это так несправедливо и горестно! Прости меня за эти слезы, я-то уж точно не имею права плакаться тебе.  Нарцисса стояла, замерев. Не могла поверить в то, что видит и слышит. Люди привыкли судачить об их семье, часто не видя границ. Блэков боялись и ненавидели. Но еще ни разу Нарцисса не видела, чтобы их жалели, чтобы им сочувствовали, и это ранило даже сильнее, чем любые злые сплетни.  Слезы начали непроизвольно катиться по бледным щекам. Блэк была растеряна и подавлена. От собственных воспоминаний, от того несчастья, что сжирало их семью год за годом все больше, от слез Гермионы, что по-детски плакала из-за чужого горя, как из-за своего собственного.   — Что здесь происходит? — голос Сириуса звучал так, словно он шел из-под толщи воды. Нарцисса обернулась и увидела кузена, который, как странно это ни было, шел рядом с Регулусом. Оба брата выглядели злыми. Салазар знает, о чем они говорили, из-за чего снова ссорились. В очередной раз. Они только и делали, что воевали друг с другом непонятно за что. Грызлись, дрались, отстаивали каждый свое, с каждой стычкой делая друг от друга шаг назад.  Нарцисса вдруг испытала такую злость, что влага на щеках превратилась из слез печали в слезы ярости и безысходности.  — Проваливайте отсюда оба! — выдала она, с презрением глядя на братьев. Те одинаково вытянули лица. Если бы они только осознавали, как похожи! Если бы только попытались понять друг друга! Возможно, им удалось бы заполнить хоть одну трещину из сотен других, что разваливали их семейство.  Даже Гермиона рядом подняла голову, ошеломленно посмотрев на обычно тихую, остававшуюся в стороне подругу.  — Цисси, тебя что, кто-то проклял? Что с тобой? — Сириус так и стоял на месте, а когда Регулус обогнул его и направился к девушкам, сразу же направился следом.  — Уходите, идите в дементорову задницу! Вы здесь не нужны, просто уйдите! — видя, как кузены приближаются, Нарцисса разозлилась еще больше. Упрямцы! Безмозглые, строптивые ослы!   — Мерлин великий, кузина, держи себя в руках, — резкий презрительный тон Регулуса подействовал, словно ушат ледяной воды на голову. Взгляд его был направлен на заплаканное лицо Гермионы.  — Ты! Мерзкий мальчишка! — Нарцисса ударила его кулачком в грудь, наступая и заставляя кузена сделать шаг назад. Сириус сразу же подбежал и взял Цисси за запястье, чуть оттягивая на себя.  — Нарцисса, объясни, что происходит? — непонимание на лице гриффиндорца сменилось шоком, когда кузина начала лупить в грудь и его.  — Идиоты! Безмозглые, эгоистичные, упрямые, противные! Ненавижу вас обоих, всем сердцем ненавижу! Платиновые волосы растрепались и потеряли свою привычную безукоризненность. Нарцисса теряла контроль впервые в своей жизни. Вся накопленная ярость решила одной огромной волной выйти из нее, излиться наконец, хоть раз! Нарцисса была идеальной, она была всегда сдержана, не лезла не в свое дело, не говорила лишнего, старалась всем угодить — быть послушной, предсказуемой. Но в этот раз держать лицо было выше ее сил. Она устала, не могла так больше! Хотела семью, хотела видеть братьев вместе, хотела своих сестер обратно! Они не могли позволить этому круговороту ненависти, что засосал в себя их родителей, засосать и их тоже. Они должны быть лучше, выше, чем кто-либо, ведь они — Блэки! Жаль только, что душившие ее слезы не давали все высказать, и оставалось только по очереди лупить кулаками обалдевших кузенов, которые не знали, что делать и куда деваться от шока.  Но волна, начавшая ее топить, вдруг резко схлынула, когда маленькая по ощущениям девичья рука схватилась за ее плечо и резко развернула всем телом к себе. Теплые, мягкие объятия Гермионы стали для Нарциссы гаванью для невыплаканных слез, невысказанной боли. Не имея больше сил злиться, Нарцисса приложилась к плечу подруги щекой, глядя на стоящего рядом Регулуса, у которого на лице был нарисован тотальный шок. Тихие слезы продолжали литься по ее щекам, но теперь было не так пусто. Ощутив, как от нее оторвалась одна из рук Гермионы, она уже подумала, что надо отстраниться, но лишь пораженно округлила глаза, когда поняла, что Гермиона дернула к ним двоим Сириуса, буквально заставляя его обнять их. — Ой... эй... — комично пискнул Сириус, врезавшись грудью в девочек, но почти сразу же сдался, обнимая их за плечи. — Женщины такие странные, Годрик... И лишь Регулус стоял, глядя на эту до ужаса странную картину, прыгая взглядом с одного на другого, пока Гермиона и его не дернула к себе за ворот рубашки. — Отвали! — начал было он шипеть, под нос ругаясь самыми грязными словами (видимо, не такой уж он и Блэк, как себе придумал), но Нарцисса, чуть повернув голову, видела, как он на несколько секунд прижался щекой к виску Гермионы. Как будто не сам. Как будто его и это сделать заставили.   Хитрый лис.  Так и стояли. Успокаивающаяся Нарцисса обнимала Гермиону, Сириус обнимал их двоих, а сама Гермиона изо всех сил прижимала к себе Регулуса за шею. Регулус делал вид, что ему все это не нравится. — Еще раз поссоритесь — я вам докси в трусы засуну, — тихо сказала Гермиона. — Это ты так соглашаешься сходить со мной на свидание? — естественно, Сириус не мог оставить это без своих шуточек. За что ему моментально прилетело по лбу от Регулуса. Нарцисса слабо улыбнулась их идиотским пререканиям, понимая, что, может быть, и их трещины можно будет как-нибудь склеить.