emerit

      Остановка сердца не оказалась ложной, а вот отсутствие стука – да. Тэхён лишь потерял сознание, что сулило шанс на спасение в течение следующей пары часов. Дело оставалось за малым – поднять родителям всевозможные связи, чтобы в срочном порядке раздобыть донора для любимого сына. И сколько бы ни было перебито посуды под отцовским гневом на выкрики о том, что не сдалось ему чужое сердце, пусть помрёт со своим – слушать никто не стал. Казалось, ничего хуже прежней жизни быть и не могло, но с момента пересадки всё вокруг превратилось в сущий ад.       Тэхён распрощался с жизнью поздней ночью тридцать первого октября, и этот же блядский день нарекли его вторым днём рождения.       Относительно-нейтральные, в большей степени наплевательские отношения с родителями вмиг переменились неблагодарной ненавистью. Неблагодарной, потому что стоило проявить хоть толику уважения за всаженные деньги на второй шанс его жизни. Ненавистью, потому что Тэхён не хотел этого шанса. В подростковые годы, когда болезнь набирала обороты, а осознание неминуемой смерти заседало в голове, в ход пошли интернет-статьи о пересадке сердца. И, вот это новость! Чужое сердце не приживается! Вот и получается, что трансплантация продлевает жизнь лишь на ничтожные несколько лет. Разницы особо и нет – помереть в несчастные девятнадцать с одними только сожалениями или в двадцать пять, но с неминуемым чувством долга за оттянутую погибель. С тех пор и заладил о том, что выступает против вживления ему чужого сердца. В первый раз отхватил звонкую затрещину, во второй, в третий... И никак ведь не вдолбишь в голову подростку, бессрочно запертому в четырёх стенах роскошного дома, что жизнью дорожить надо. Только вот и по сей день Тэхён не изменил своего мнения, что никому не упёрлось.       Одно дело – испытывать трудности во время реабилитации. Другое дело – чувствовать гнёт отца, вдруг обрётшего надежду на успешное будущее сына, и мириться с прививанием чувства вины, ведь нынче он обязан зажить нормальной жизнью. Получить высшее образование, перенять семейное дело, влиться в общество, в конце-концов. Целый год безуспешной промывки мозгов. Целый год бесчисленных ссор, импульсивных выкриков за ужином: «Я не просил пересаживать мне сердце!», – и ответных: «Ты должен благодарить Бога и меня за то, что всё ещё жив!». Благодарить за продолжение страданий, так при этом ещё и остаться в должниках до конца дней? До конца, который не так-то и далёк, в самом деле. Все люди умирают, будь то с родным или инородным сердцем, но обладатели второго, как правило, живут не дольше десяти лет. Есть, конечно, единичные случаи счастливчиков-долгожителей, но статистика оставляет желать лучшего. Тэхён убеждён, что исключением из правил быть ему не суждено, но одно знает наверняка: судьба ещё успеет поизмываться над ним в ближайшие годы. Период мучительной реабилитации позади, и дальше проёбывать время он не намерен. В ближайших планах – пуститься во все тяжкие.       Кажется, впервые в жизни завладев поддержкой матери, Тэхён сумел выпорхнуть из родительской клетки. Борьба за свободу в своих ничтожных остатках не закончилась бы ничем хорошим, если бы во время очередной ругани она, наконец, не подала свой ангельский «Тэхён-и, поднимись в комнату, я поговорю с папой».       –Тебе стоит быть мягче с ним, – с грохотом отвисшая к полу челюсть затормозила отступление. Тэхёну ещё не доводилось заставать мать, перечащую отцу. – Тэхён всю жизнь провёл дома, дорогой. Наконец, он может зажить нормальной жизнью, завести друзей, девушку, в конце-концов, а ты продолжаешь держать его взаперти. Ему нужна свобода. Он столько всего упустил, и ты не позволяешь ему нагнать упущенное.       Удивительно, что отец не возразил ни единому её слову. Что ещё более удивительно, на следующий день он самолично вручил Тэхёну ключи от его квартиры для проживания во время учёбы. Без особого энтузиазма, однако на привычно-сдержанном лице проскальзывали отголоски сожалений. Быть может, совесть взыграла, c запозданием догнало влияние тиранического воспитания... Долго размышлять о снисхождении Тэхён не стал – уже после обеда поблагодарил маму, выслушал напутственные «Будь аккуратнее», ведь все понимают, что несмотря на возраст он приспособлен к жизни меньше своих сверстников, «Не забывай о лекарствах» и «Мы всегда будем ждать тебя дома», и отчалил на встречу своей жизни. Но разве можно назвать её самостоятельной, когда и кофейного оттенка Мазерати под окном, подаренный на восемнадцатилетие, и квартира в городе, и счёт с колоссальными суммами являются лишь плодом золотой ложки в заднице? Да плевать. Если уж всё преподнесено на блюдечке, грех нос воротить.       Шагнув за порог уютной однушки, сделанной лично по его предпочтениям в сдержанном стиле без излишней напыщенности, Тэхён впервые вдохнул полной грудью. Вот она – свобода. Может, дело в бежевом интерьере, не режущем глаз, а может в абсолютной тишине, нарушаемой одним только аккуратным дыханием, лишь бы не спугнуть умиротворение, отсутствии работников, порхающих по дому, и вгоняющего в страх пыхтения отца. Не беспокоит даже обязанность отныне самостоятельно ухаживать за собой и своим гнёздышком – Тэхёну пора учиться жить. Пусть даже первое время он будет питаться лишь подгоревшей яичницей и снеками под дораму – со временем всему научится. Однако опьянение свободой продлилось недолго: уже через пару дней пришло осознание. А чем он, вообще, может заняться? Залипать в телефон круглыми сутками он мог и в родительском доме, чем, собственно, и занимался всю жизнь. И даже в люди выбраться не с кем. И прежде чем ощущение свободы успело смениться унынием от одиночества, под лозунгом: «Всё проебать – тоже талант», – Тэхён пустился во все тяжкие, как и планировал.       Отсутствие социальных навыков оказалось не такой уж и проблемой. Тэхён выбивается из общей массы, словно прожекторами подсвечивается, стоит только войти в первый попавшийся клуб. Вот и получается, что окружающие насекомыми слетаются на ослепляющий свет в помещении, и без того мерцающем светомузыкой. Будни мученика очертя голову преобразились в однодневные знакомства, пустые разговоры ни о чём, обжигающий лёгкие сигаретный дым и пьяно-плывущее выражение. Что и следовало ожидать от возникшей вседозволенности после двадцати лет строгого режима. Подобный образ жизни не прельщает – то и дело Тэхёна кроет отвращением к окружающим: подавляющее большинство краткосрочных знакомств приходится на легкомысленных идиотов, что могли бы тратить время с умом, а не прожигать его в нескончаемом празднике жизни. Однако сам он – центр каждого торжества, потому и прогоняет неприязнь, пока та не обрела вселенские масштабы. Ведь рано поздно она дойдёт и до него самого – до утопления в луже общего сброда ему недалеко. И чёрт знает, что взыграло в голове: то ли это ощущение свободы, то ли протест.       Отсутствие социальных навыков проблемой не оказалось, а вот отсутствие друзей – да. Даже под алкогольной дымкой эфемерного удовлетворения чётко прослеживается неприступная оборона, что не готова подпускать никого ближе, чем на обсуждение повседневных тем, спустя пару коктейлей переходящих в пьяные бредни. Осенние холода контрастом отрезвляют разум, вышибая с ноги фамильярную взвинченность, стоит только покинуть стены бара. В их пределах Тэхён интересен каждому, пусть даже представляет из себя лишь смазливого балабола, ведь единственное, что он мог бы о себе поведать, но не ведает – сладкая, со взгляда пустоголового простонародья, жизнь. Нечего кичиться заслугами отца, вот он и держит язык за зубами. Из скромных. Вот и приходится поддерживать поверхностные диалоги. За стенами бара он не интересен даже самому себе. Человеку нужен человек – простая истина. Захочет ли кто-нибудь узнать его настоящего, ничего из себя не представляющего, даже самого себя не познавшего, а не наигранный образ тусовщика? Другой вопрос в том, сможет ли Тэхён подпустить кого-нибудь к себе достаточно близко, чтобы им, настоящим, заинтересовались. Отсутствие опыта в дружбе играет на наивности, и самым простым вариантом не быть одураченным кажется держать на расстоянии вытянутой руки. И хочется, и колется. Хочется открыться кому-нибудь случайному, рассказать обо всём, что на душе долгие годы копилось, а не изматывать себя никчёмными мыслями, оседая на кровать квартиры, пропитанной одиночеством. Страшно пускать кого-то в свой мир, впервые сталкиваясь с опаской людского нутра. Страшно обжечься впервые. До сих пор единственными коммуникационными выходами оказывались друзья родителей и их дети на светских вечерах или неоднозначных встречах. Подобным связям доверять – себе могилу рыть. Каждый из тех, с кем Тэхён имел дело, оказывался надменным мудачьём, что в глаза льстит, а за спиной омывает помоями. Страшно наткнуться на подобное в жизни. Страшнее – когда подставы не ждёшь.       Спустя год реабилитации и месяц жизни в городе Тэхён с неприкрытым удовольствием наблюдает за отражением в зеркале. Болезненно-бледная кожа, что не поддавалась даже заграничному солнцу, наконец, обрела карамельный оттенок. Лицо сияет и без плотного макияжа, в прошлом необходимого в попытке придать чуть более здоровый цвет и скрыть темноту век. А стекляшки, привычно пустующие, отражающие лишь безразличие, наконец, заблестели жизнью. Больше он не походит на ходячего трупа, безвольную куклу, что ежедневно бесцельно слоняется по территории дома. Лишь одно яркое «Но» мельтешит перед глазами красной строкой, уродуя произведение искусства, распростирающееся в нём самом: по-прежнему яркий шрам, тянущийся вдоль всей грудной клетки. Чуть оттягивая ворот изрядно поношенного лонгслива, Тэхён взглядом пробегается по рубцу, не сдерживая кривящего лицо омерзения. Касается кончиком и тут же одёргивает руку, словно ошпарившись кипятком. Где-то под шрамом разливается лава, медленно отливая в каждую клеточку тела. Через ключицы по плечам и к подушечкам пальцев, добирается даже до черепушки, нещадно капая на мозги. На теле не останавливается – добирается до каждого уголка его чёрствой души. Заполняет собой всё пространство внутри и снаружи, не оставляя ни миллиметра нетронутым. Сборы на очередной акт социализации выливаются в душевное беснование. Под владычеством истерики, перекрывающей доступ к кислороду, здравомыслие отказывает напрочь. Идеальная квартира, где даже редкие элементы интерьера располагаются в строжайшем порядке, в два счёта погружается в хаос: с полок летит всё, что попадается под руку по пути от ванной до противоположного угла, и очень жаль, что лететь особо-то и нечему; вся одежда оказывается разбросанной по полу, и каждая тряпка, что имеет вырез чуть глубже стандартного, безжалостно отправляется в мусорный пакет. И если бы не приспустившаяся пелена, позволяющая разглядеть бешенство в отражении, встрявшем между зеркалом и направленным к нему сжатым кулаком, без жертв этот вечер не обошёлся бы. Пожар затухает, волнами омываемый размеренным дыханием, сменяется беспросветной пустотой где-то под тем самым ненавистным шрамом. Холодный взгляд на проделки истерики вселяет в душу страх и нежелание находиться в этих стенах. Бежевая отделка, в задумке увеличивающая пространство, сжимается до маленького короба, и прежде чем задохнуться в нём, Тэхён успевает схватить ключи от машины и рвануть, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого разгрома. Пока что масштабы проблемы ограничиваются лишь его квартирой, хотя дело вовсе не в ней.       Очередная сигарета дотлевает до фильтра, не удостоившись ни одной затяжкой. Обычно Тэхён не растрачивал табак на ветер, как бы иронично то ни звучало. Первое время не понимал, в чём соль этой отравы, но выкуривал по парочке за раз, удовлетворяя свою вседозволенность. Сегодня впервые довелось понаблюдать, лишь морща нос от едкого дыма. Может, он сходит с ума, но одну за другой поджигает, вглядывается в подрагивающие от дыхания струйки, не отрывая глаз, тушит. Поджигает следующую. Успокаивает, словно гипнотизирует. Эмоциональная встряска положила начало размышлениям, от которых в одного не отбиться. Отрезвила горькой истиной, которую удавалось смазывать градусом, и дело касается далеко не изуродованного тела. Выбравшись из заточения, Тэхён утопал в безрассудстве, именуемом свободой. Но разве свобода заключается в ежедневных тусовках, бессмысленных знакомствах, что остаются за дверьми баров и даже до телефонной книжки не доходят, и эфемерном познании жизни? Напрашивается вывод лишь о том, что Тэхён ни черта не знает. О себе, о том, как правильно жить, и даже о том, каким образом колёса привезли его к очередному бару. Заводить знакомства с людьми оказалось куда проще, чем вырисовывалось в голове, другое дело – найти подход к самому себе. Этот вечер оказался первым падением в начале пути, и синяков впереди не избежать. В попытках найти себя придётся сотню раз ошибиться, и только после обходить уже знакомые грабли стороной. Задумка заискрилась лампочкой над головой, и стоило бы развить мысль и дальше, прежде чем броситься навстречу новым ошибкам. Скандируя про себя: «Горит сарай, гори и хата!», – Тэхён входит в бар с невозмутимым настроем, словно не охранял вход последний час, размышляя о глубоком. Пожар под рёбрами догорает, и стоит затопить его, пока не разбушевался вновь. Загвоздка лишь в том, что концентрация спирта в жидкости даст обратный эффект.       Помещение ожидаемо для вечера вторника пустует – из присутствующих помимо него, застывшего в проходе в изучении обстановки, лишь одинокий бармен за стойкой и пара-тройка людей, раскиданных по углам зала. Взор каждого вдруг обращается к вошедшему, но не в привычной манере освещённого прожекторами, а от неожиданности, что в рядах будничного пьянства пополнение. Наспех смытый макияж, припухшее лицо и помятая одежда, та, что первой попалась под руку с пола, не преграда для уже взявшегося за привычку очарования – в считанные мгновения Тэхён натягивает вполне естественную безмятежную улыбку и подаётся к барной стойке. Притворством тут и не пахнет, но и желания обнажать свежие душевные раны в случайном баре одного из спальных районов не возникает.       –Один Лонг-Айленд, будьте добры, – скрывает осипший голос робкой манерой, усаживаясь напротив бармена. «Чонгук», как гласит надпись на бейдже, одаривает ответными ямочками и тут же принимается за приготовление, нахваливая его подход к выпивке. За этот месяц Тэхён, если честно, набрался не столько опыта, чтобы разбираться в алкоголе, но этот коктейль возглавляет его личный топ, основанный на целом списке перепробованного. Необходимо крепкий, чтобы быстро напиться, но при том без излишней горечи, присущей высокоградусному.       Подкравшееся желание стереть из памяти этот день заставляет в нетерпимом ожидании отвлечься на оценку бара. Бесценный Мазерати не прогадал, доставляя его именно сюда. Приглушённый свет с преобладающим красным неоном убаюкивает беспокойства, вновь напоминающие о ранних событиях. Лишние мысли ускользают, вытесненные ненавязчивой музыкой, распространяющейся по всему помещению. Обстановка что надо, чтобы утопить горе, и Тэхён был бы рад вернуться сюда снова, если бы хотя бы обратил внимание на название. На своих двоих выходить отсюда он не планирует, так что вряд ли ещё обратит.       –Пожалуйста, – бармен оставляет стакан напротив и отстраняется, предоставляя личное пространство. Хотелось бы завести ниочёмный диалог, но для начала нужно развязать язык. В благодарность Тэхён лишь мелко кивает. Прежняя одухотворённость покидает бесследно, сменяется угнетением, тут же расползающимся в радиусе пары метров. В несколько жадных глотков стакан пустеет, мелкая дрожь пробирает тело Тэхёна, невольно пробурчавшего вслух. По горлу разливается горечь, но контрастная сладость на кончике не даёт поморщиться.       –Повторить? – бессознательный стыд за самого себя перед самим собой приковывает взгляд к рукам, теребящим стекло. На неуверенный кивок реакция мгновенная: стакан легонько вырывают, остаётся лишь провинившимся щенком прожигать столешницу. Ещё несколько минут назад, прежде чем шагнуть на встречу отпущению бремени, вдруг охватившего голову, Тэхён почти довёл мысль до ума, но вновь пустился в загубление. И что толку от попытки превратить свою жизнь во что-то стоящее, если из раза в раз он приходит к одному и тому же? Запоздало прожать тормоза уже не удастся – начало конца положено. Обещая себе переосмыслить с утра, на свежую голову, Тэхён принимает новую порцию коктейля.       Опьянение ещё не дошло до головы, но моментально отдалось резью в желудке. В планах на вечер был ужин с самим собой в итальянском кафе – никак не пьянство в одного с голодухи. Во рту ни крошки с самого утра. Второй стакан растягивает с осторожностью, игнорируя потихоньку спадающую боль. Нервно вертит телефон в руке. В мыслях пожар, не истлевший окончательно, набирает обороты – внешне затишье перед бурей. И всё-таки, сколько мозгами не раскидывай, суть сегодняшнего вечера лишь в том, чтобы напиться до состояния, когда не то что языком шевелить тяжело – мысли связать во что-то членораздельное. Тэхён ещё не научился справляться с трудностями иначе, и даже душу некому излить – телефонная книжка по-прежнему пуста. Вот и остаётся лишь биться с самим собой против себя же, не имея поддержки извне. Вместе с концом мысли заканчивается и содержимое стакана. Поднимает голову, улыбаясь, кивает бармену и отдаёт стакан в руки. Уверен: тот поймёт без слов, что ему требуется.

***

      Рабочая смена подходит к концу. Будничные выпивохи миновали бар ещё с пару часов назад. Остался лишь один единственный гость, корнями проросший под барную стойку. Чонгуку так и не удалось его разговорить, да и не то что бы он приложил к тому всевозможные усилия. Закинул удочку пару раз – не клюнул. Осел грозовой тучей, заливая приглушённый красный беспросветной мглой. И всё никак не разразится громом, хотя Чонгук ожидал раската с минуты на минуту, был готов принять удар на себя. Такая уж специфика бармена – то и дело подрабатывать психологом горем убитых гостей, даже если сострадание не взыграло. Однако буря миновала, не оставляя за собой ни намёка на катастрофу. Любопытный случай. Гость молча, не прилагая усилий даже к попытке произнести просьбу вслух, протягивает карту. Чонгук тут же достаёт терминал из-под стойки и с недоверием наблюдает за оплатой. Вот ещё не хватало, чтобы у того не оказалось необходимой суммы. Опустошил он достаточно, чтобы уйти с пустыми руками, того и вовсе – в глубоком минусе. Аппарат подаёт положительный писк, и из лёгких невольно вылетает вздох облегчения.       –По какому адресу такси.. – благотворительное предложение прерывается лязгом входной двери. Бросает недовольный взгляд на часы. Без пяти конец смены. Не пытаясь скрыть раздражения, оборачивается ко входу и тут же смягчается, завидев растрёпанную шевелюру, тёмными прядями опадающую на порядком уставшую мину. – Господь, Юнги, я уже готов был убивать, – по пути скидывая с себя поясной фартук, выходит из-за барной стойки и подаётся в крепкие объятия. – Чё припёрся, у тебя же завтра смена?       –Соскучился, – бесстрастно кидает и вопросительно кивает в сторону последнего гостя. Чонгук пожимает плечами, мол, сейчас разберётся, и, чуть отходя, пропускает друга в сторону комнаты персонала. – Глянем кинчик? – вслед, показательно шурша пачками чипсов, как бы предупреждая, что спросил лишь ради приличия.       –Только если поможешь мне закрыться, – перед тем, чтобы скрыться в служебном помещении, оглядывается на кучерявую тучу, уже дремлющую за стойкой. Вряд ли за пару минут он самостоятельно выползет из бара, а в повседневной одежде вытаскивать его будет проще. – И всё-таки, чё припёрся-то?       –Как обычно, – сводя брови к переносице, Чонгук лишь удручённо вздыхает. Знает, что означает это «Как обычно».       –Значит, сегодня спим вместе, – играючи тянет Юнги к себе за плечи, дуя губки, но вовремя останавливается, пока подзатыльник не отхватил. – Пойду, гляну, что в холодильнике имеется, если что до круглосутки дойдём, а ты займись делом, – уже через пару секунд и след простыл, оставляя за собой лишь лестничный грохот. Чонгук, конечно, перепробовал на себе все должности бара, начиная оттиранием кровавых соплей со стен и заканчивая бумажной волокитой, однако если есть возможность свалить на товарища все свои обязанности, воспользуется ей без зазрения совести. Так уж у них с Юнги заведено, и обид никто не держит. Что называется, друг в беде не бросит, лишнего не спросит...       Для незнающих может показаться, что иметь квартиру на расстоянии лестницы, связывающей первый и второй этаж, от работы – небывалая удача. Проснулся за пять минут до смены, почистил зубы и приступил к исполнению обязанностей. А вечером, после изнурительной смены, тот же путь обратно. Пять минут, и уже можно придавить подушку, сладко посапывая. С одной стороны, незнающие правы. С другой стороны, на то они и незнающие, что оценивают возможности с высокой колокольни.       Изучение содержимого холодильника чуть затянулось – пришлось потратить лишние пять минут, чтобы заныкать свинские повадки по углам. Старший и не такое заставал воочию, однако находиться в одном помещении с раскиданным по полу мусором и самому Чонгуку не то что бы приятно, так что внезапный визит лишь придал пендаль ускорения. По возвращении в зал оказалось, что последний гость ушёл на своих двоих, судя по пожимающему плечами Юнги, уже расправившемуся с кассой.       –Неплохую кассу он нам сегодня сделал, – подначивает на разговор, замечая интересующийся взгляд, на что получает лишь неоднозначное хмыканье. – С тебя только замывка столов, остальное, так уж и быть, я возьму на себя, в качестве оплаты за кров.       –Любопытный случай... – вырывается вслух, пока в голове прокручиваются события прошедшей ночи вместо слов друга. Чонгук редко проникается гостями, поддерживает лишь поверхностные разговоры и не лезет в душу, когда не просят, но этот случай, и вправду, любопытный. Было в этих глазах что-то свойское, до боли знакомое. Думается, что над этой загадкой стоило бы повозиться, ведь наверняка, если бы он осуществил ещё пару попыток развязать язык гостя, получил бы ответ на каждый волнующий его вопрос. Хотелось бы застать эту кучерявую тучку снова.       –У нас тут кто-то коней двинуть решил, – чуть громче привычного тона Юнги доносится из уборной. С протяжным «Блять» Чонгук бросает тряпку, а завидев виновника торжества, повторяет с ещё большей экспрессией.       –Кажется, закрываться придётся тебе одному.. – с надменным сожалением, потому что запах раствора, используемого для обработки столов, не доставляет удовольствия никому. И, да, Чонгук предпочтёт разбираться с пьяной тушей, нежели вдыхать пары химикатов, которыми наверняка можно было бы растворять трупы. – Я разберусь.       Оставшись тет-а-тет со своим кучеряшкой, на лице находится место беспокойству. На обыденную отключку или алкогольную интоксикацию это не походит. Сквозь опьянённый румянец пробирается болезненная зелена кожи, и что-то подсказывает, что он не самостоятельно прилёг отдохнуть. Чонгук не торопится выволакивать его из бара. Чёрт знает, что происходит, но пульс вдруг отчётливо отбивает тревожный ритм. Оседая на холодный, пусть даже грязный, кафель, укладывает голову к себе на колени. Ладони опаляет жаром точно от раскалённой плиты, что инстинктивно хочется отстраниться, и одновременно с тем ощущается дрожь, отдающая в ноги. Дело дрянь. Чонгук дышит еле-еле, прислушивается к каждому изменению. Дыхание кучеряшки спирает, полуприкрытые глаза распахиваются, обнажая наполненные влагой стекляшки, словно его пронзает неистовой болью. Жадно воздух глотает, пытается вобрать как можно больше. Стискивая зубы, кряхтя от очевидного дискомфорта, тянется к карману, но на полпути останавливается, сворачиваясь комочком. Не медля в раздумьях о том, что это может быть вторжением в личное пространство и домогательством, Чонгук ощупывает ткань за него. В одном – телефон, во втором – таблетки. Хватило лишь взывающего взгляда на руку, чтобы понять, в чём дело. Как по команде выдавливает капсулу и, не успевает окликнуть Юнги, чтобы тот срочно принёс воды, кучеряшка выхватывает её и глотает на сухую. Глазеет охуевшими то на блистер, то на кучеряшку и обратно, пока тот, по-прежнему кривясь, поднимает большой палец вверх, мол, жить буду. А по симптомам и не скажешь. Отбросив оцепенение характерной встряской лицом, Чонгук вчитывается в мелкий шрифт разбросанных по пластинке названий.       –Так-ро-ли-мус, – по слогам произносит, между тем роясь в голове. Прежде с таким названием не сталкивался. – Юнги! – не рассчитал громкости, отчего кучеряшка дёргается. – Притащи телефон! Срочно! – несколько секунд, и Чонгук вбивает название в поисковую строку, пока Юнги наблюдает из проёма. Пришлось наспех пролистнуть несколько сайтов, чтобы найти внятный ответ. – Твою ж мать... – вот он – тот самый раскат грома, чей удар Чонгук принял на свою тушу, замирая в оцепенении. Ни черта не ясно, кроме того, что в их баре скоро пополнится количество смертников, и разбираться с этим ой как не хочется. Дав себе мысленную пощёчину, чтобы не тупить, хватается за телефон кучеряшки и, повернув не очень-то и довольное происходящим лицо к себе, получает доступ к содержимому. – Вызывай скорую, – командует другу, стоящему в проёме, и тот снова исчезает.       Вот и добрался до истины, что выдавала его за своего. В телефонной книжке лишь «Банкомат» и «Мать». Тут же отпадает ещё один вопрос о растрате денег на алкоголь вместе с беспокойством о его пустом кошельке. И хотя время не весьма подходящее для шуток, по лицу расплывается улыбка облегчения. Как минимум, потому что вдалеке слышится вой сирен, а как максимум, потому что подобные им не сдаются.       –Извиняй, я поеду с ним, – не без волнения наблюдая за бригадой скорой, подбирающей еле живую тушу, предупреждает старшего. – Можешь не ждать. У меня на него свои планы, – Юнги и бровью не ведёт, провожая друга взглядом. Понимает, о чём речь. Удостоверился в том, когда спустя час в чат «Отбросы общества» приходит сообщение от Чонгука, гласящее: «Я нашёл нам ещё одного брошенника», – а следом: «Если он, конечно, не сдохнет».

***

      Непробудный сон, лишённый каких-либо ощущений, прерывается трещанием висков. Глаза распахиваются с трудом, и первым делом цепляются за циферблат на выбеленных стенах. Время подходит к вечеру. Эхом доносится приглушённый трёп, что с каждой секундой накаляется, норовя перейти на повышенные.       –Я сказал: я заберу ключи от квартиры, и мы вернём его домой, – Тэхён отчётливо улавливает отчеканенную фразу отца, у которого нервы, очевидно, на пределе.       –Дорогой, спокойнее. Этим ты его расположения не добьёшься. Подумаешь, перепил: рано или поздно такое случается со всеми.       –Перепил и пропустил приём лекарств! – выпалил во весь голос, но сообразил лишь тогда, когда мать показательно поднесла палец к губам. Оборачивается, чтобы удостовериться в спокойствии сына. Времени на поиск отмазок нет. Более того, Тэхён помнит, как попал в больницу, но всё, что было до мягких ляжек под головой и мысленного: «Неужто последним вдохом будет вдох вони в толчке какого-то гадюшника?», – подчистую стёрто. Виновато улыбаясь, взглядом взывает к материнской поддержке – та в ответ кивает, и напряжение постепенно рассеивается.       –Мне жаль, – без намёка на притворство заводит разговор. Отчасти, это правда: Тэхёну жаль, что он дошёл до крайней точки и оказался в больнице, отчего теперь может оказаться на коротком поводке. Но о том, что подверг себя опасности, ни капли не сожалеет.       –Всё в порядке, милый, – мать усаживает отца рядом с больничной койкой и сдавливает его плечо, прежде чем продолжить. Кажется, за время его отсутствия дома семейные порядки развернулись на сто восемьдесят. – Просто впредь будь аккуратнее, хорошо? Я понимаю, что молодёжи хочется оторваться, и это совершенно нормально, но для тебя это опасно. Мы не будем тебе ничего запрещать, – невольно-недовольную усмешку не удаётся сдержать. В жизни Тэхёна было достаточно запретов, прежде чем удалось добиться снисхождения. – Просто знай свою меру.       –Но то, что мы не будем тебе ничего запрещать, не означает, что можно исполнять на всю катушку, – всё-таки вставляет свои пять копеек отец, за что получает предупреждающий хлопок по спине. – Ты сам добился того, что нам придётся следить за тобой. Знал бы меру, не оказался бы в больнице – прожигал бы жизнь и дальше без конца.       Отворачиваясь к окну, Тэхён лишь бурчит еле слышное: «Понял». Ругаться не хочет, да и понимает, что делов натворил сполна. Не совсем жалеет, но понимает. И выговоры вместе с нотациями вполне имеют место быть в этой ситуации, даже если бы он не находился в зоне риска и попал в больницу из-за обычной интоксикации.       –И надолго я тут?       –Недельку точно придётся подумать над своим поведением, – и это как нельзя кстати.       Тэхён уже дотягивался носочками до дна, выбор остаётся за ним: оттолкнуться или осесть с концами. В рамках жизни, проведённой взаперти, месяц не играет никакой роли, но разгульный образ, хоть и не привлекает, всё же настойчиво манит окунуться с головой. Иначе, чем из крайности в крайность, действовать не выходит. Можно было бы заводить полезные знакомства, продолжать развлекаться, но не с пустышками, наполняющимися градусом в попавшемся клубе, а с достойными собеседниками в спокойной атмосфере. Даже если учесть коммуникабельность, внезапно открывшуюся Тэхёну, найти правильных людей – та ещё задачка со звёздочкой: вряд ли те, в ком он нуждается, слоняются в местах скопления дешёвого дофамина. Нужно не только пересмотреть метод к поиску людей, но и проявить терпение. В конце концов, рано или поздно нужные люди найдут тебя сами. Ясно одно: с тусовками покончено. Жизнь Тэхёна и без того до абсурдного коротка, так что продолжать её прожигать – себя не уважать. В голове что-то щёлкает, встаёт на свои места, и уже через пару секунд в заметках появляется заголовок: «Желания, которые необходимо выполнить до конца дней», – но стоило перейти к следующей строке, как на смену воодушевления, только добравшегося до черепушки, но ещё не успевшего охватить разум, наскоро приходит уныние. Тэхён не знает, чего хочет на самом деле. Перечитывает надпись снова и снова, пытается найти ответ в ней, а не в самом себе. С удручённым вздохом выдаёт только одно умозаключение: «Найти себя», – а об остальных желаниях задумается позже.       Неделя тянулась вечностью, но, быть честным, Тэхён не торопился возвращаться домой. Боялся вернуться к тому, что довело его до больницы, так и не взявшись за ум. Пересмотрел с десяток воодушевляющих видео, предназначенных для потерянных людей, что не могут найти своё место в жизни, перечитал сотню статей, и останавливаться на этом не планирует. Перепробует себя во всём, что может откликнуться. Перейдёт к действиям сразу, как вернётся домой. А пока что, ведомый новоиспечённой вредной привычкой, закуривает, только перешагнув за порог больницы, делая вид, что не замечает знакомую фигуру, сторожащую вход. Трекер на телефоне указывает на местоположение его малышки, находящейся в паре кварталов от больницы. Прогуляться пешком после недели под надзором врачей – не такая уж плохая идея. Прикинув примерный маршрут на карте, Тэхён направляется в сторону бара с чудаковатым названием «Сок&Джин». Судя по всему, оттуда его и увезла карета скорой. И, судя по всему, та знакомая фигура ждала именно его, раз двинулась по пятам, дыша в спину, но не сравниваясь. Спустя пару светофоров надоедливое преследование начинает не на шутку раздражать. По ощущениям – не меньше чем комар, жужжащий над ухом среди ночи. Хоть бы сказал что-нибудь, раз ждал. Только докурив одну сигарету, Тэхён суёт в зубы вторую, на этот раз в попытке унять стресс, а не удовлетворить вседозволенность.       –Курить вредно, – заключает преследователь, перехватывая сигарету. Опрометчивым решением было подать голос подобным образом. Ещё чуть-чуть, и терпение Тэхёна лопнет. Парень подкуривает и, победно улыбаясь, делает глубокую затяжку.       –А тебя это ебать не должно, – Тэхён отплачивает той же монетой – возвращает собственность себе, бегло вдыхает и, не пропуская дым в лёгкие, выдыхает в лицо назойливому оппоненту.       –Да ладно тебе, – тот, не меняясь в выражении, словно не его только что унизили, безмятежно протягивает, – я просто хотел поинтересоваться, всё ли с тобой в порядке.       –Как видишь, жив-здоров, – с притворным удовольствием, что вмиг сменяется возмущением. – Если ждёшь благодарностей, то лучше свали. Я не просил меня спасать, – взгляд напротив холодеет, не оставляя за собой и следа от прежней беспечности.       –По-твоему, я должен был оставить тебя подыхать в толчке бара, после чего весь персонал, а я в первую очередь, отхватит по самые уши за халатность?       –Я же сказал, – Тэхён поднимает палец вверх, пародируя самого же себя, кривящегося на полу.       –А врачи сказали, что если бы мы не помогли тебе, то вряд ли ты бы отделался недельным курортом в вип-палате.       –Если бы я помер, мне было бы всё равно, – отвечает на ранее поставленный вопрос. Свет загорается зелёным, и Тэхён, надеясь на окончание разговора, подаётся вперед, не оборачиваясь.       –А перед ним тебе не стыдно? – намеренно приглушённый голос доходит еле-еле, а содержание, того и вовсе, не дошло. Вопросом почва из-под ног уходит, заставляя прирасти к поверхности, сдерживаясь от падения.       –Перед кем? – парень тычет ему в грудную клетку, и Тэхёну стоит титанических усилий в молчаливом ахуе раскрыть рот, а не переломить каждую косточку этой руки.       –Перед тем, чьё сердце теперь принадлежит тебе, – глаза в глаза прожигает, пробирается в самую душу. Хочется скрыться, а ещё хочется проехать разок-другой кулаком по смазливому личику.       –Не суй. Свой. Нос, – цедит отчётливо, с расстановкой. Рука отстраняется, и собеседник вновь меняется в лице, играючи давя лыбу.       –Я оставил тебе свой номерок, звони в любое время, – подмигивает, чуть отступает назад, готовясь уйти, но в этот раз уже Тэхёна что-то за язык тянет.       –В друзья набиться решил? – тот по подбородку постукивает, оглядываясь по сторонам, мол, дай подумать, но для раздумий хватило лишь секунды.       –Могу быть для тебя кем угодно: другом, любовником, собутыльником.. А если никем из них, то сойдёмся на сталкере. Ты от меня не отделаешься, – победно отсалютовав, перебегает через дорогу в противоположную сторону, не предоставляя возможности для возражений. Чёрт знает, что у этого больного в голове, так что Тэхён предпочтёт больше не пересекаться с ним. Открывает телефонную книжку и, чуть зависнув над строкой с именем «Чонгук», удаляет номер. Больно нужны ему друзья-психи.       До бара остаётся перейти лишь одну дорогу, и от одного только взгляда на кофейный Мазерати от души отлегает. Про себя сотню раз извиняясь перед малышкой за то, что оставил её на целую неделю в одиночестве, уезжает подальше от этого ебучего случая.

***

      Тэхён не рассчитывал на внезапное озарение по пути к себе истинному, скорее готовился к бесконечным терниям-терниям-терниям, морально настраиваясь на изнурительную дорогу к звёздам. Начал с малого: подписался на несколько каналов домохозяек, из которых регулярно подцеплял лайфхаки по ведению быта и запасался целым арсеналом замысловатых рецептов с кричащими названиями: «МУЖ НАХВАЛИВАЛ ВЕСЬ ВЕЧЕР!». Только запасался, оценивая навыки здраво, а готовил по-прежнему что-то незамысловатое, что называется, на скорую руку. Поставил табу на доставки и рестораны, и, в самом деле, первую неделю питался лишь горелой яичницей, потому что первостепенные горелые шедевры были в состоянии насытить лишь мусорное ведро. Но ни разу не сдал назад, испытывая на себе всё новые рецепты с каждым днём. Взрослый мальчик, пора уже учиться обслуживать себя самому. Спустя неделю приготовил неумелую, но вполне съедобную карбонару, конечно, совсем отличающуюся от оригинальной, а спустя месяц собрал целый список успешных блюд, которые практиковал на каждый завтрак, обед и ужин. Одна маленькая победа в кармане, значит, можно двигаться дальше.       Сегодняшним вечером захотелось закрепить успех чем-нибудь с повышенным уровнем сложности, тем самым, запасённым на дальнее будущее. Хоть за окном уже затемно, но выбор почему-то пал не на мясное блюдо, а на шоколадные печенья с растекающейся начинкой – Тэхёну давно хотелось попробовать себя в выпечке, но ранее ни на что более угольков из печи рассчитывать не приходилось. Оказалось, что сам процесс приготовления не представляет из себя ничего затруднительного, пусть и пришлось обляпаться мукой, отчего даже фартук не спасал. Отправляя печенья в духовку, засекает двадцать минут, в которые нужно будет уложить приведение себя в порядок, подхватывает атласный халат из шкафа и направляется в ванную. До тех пор, пока не столкнулся со своим отражением, Тэхён даже и представить не мог масштабы своей неряшливости. На лице расцветает озорная улыбка – такой он забавный с растрёпанными волосами, в уютной одежде, весь обвалянный в муке, что можно в кляр и во фритюр, а на ужин отведать Тэхёна в панировке. Фантазией невольно вырисовывается картина с ним, домашним, готовящим ужин для... Семьи? И приподнятые уголки губ обращаются против него. Чёрт знает, что есть семья, а конкретных силуэтов в выдумке не нашлось. Над ним даже подсознание измывается, тыча носом в затерянность. Трухнув телом в попытке вырваться из оков захлёстывающего гнёта, выкручивает ледяную воду из-под душа, и только под ним вдруг накалившееся нутро вернулось к равновесию. Жар, что норовил вывести из себя, покинул, но на смену ему нагрянула тоска, в тиски сжимающая что-то под рёбрами, и Тэхён отчего-то уныло усмехается, ловя себя на мысли, что ему есть, с чем сравнить. Эмоции не намереваются прилить к вискам, но пустота на их фоне кажется самой жестокой пыткой. И хотя кулинарный шедевр, в самом деле, оказался таковым, с идеально растекающейся сливочной начинкой, удовольствия ни от вкуса, ни от ещё одного достижения он не добился. В голове заседает стойкое желание разделить с кем-нибудь трапезу, ведь вместе есть, наверняка, вкуснее. Наконец, спустя месяц заметка желаний пополняется заветным: «Влюбиться Найти друзей».       С той злополучной ночи, – хотя стоит отдать ей должное за наставление на путь истинный, – выходом в люд оказывался лишь поход за продуктами, и не сказать, что Тэхён истосковался по разгульному образу жизни, однако общения, пусть даже краткосрочного с кем-нибудь недалёким, не хватает как воздуха. Пусть та ночь и закончилась плачевным образом, нутром тянет именно к тому самому бару с чудаковатым названием. Даже клясться самому себе в воздержании не приходится, ведь Тэхён направляется туда лишь с одной целью: утолить жажду общения. И хотя весь вечер в баре «Сок&Джин» остаётся загадкой, лишь мельком разбавленной зацепками-воспоминаниями, то и дело проскакивающими в голове, то ли руки, то ли бесценный Мазерати сами ведут его к месту назначения. Ситуация до абсурда комичная: точно такой же вторник с точно такой же парой-тройкой будничных выпивох, раскиданных по противоположным углам помещения, чьи взоры в замешательстве устремились к вошедшему. Тэхён прыскает и вновь направляется к тому же бару, ведь был готов к тому, что народу много не застанет, и надеялся скоротать беседу с барменом. Только шагает, впервые обратившись к заветной стойке, но замирает статуей. Тот самый Чонгук, чьё имя он бессердечно стёр из записной книжки. Назад сдавать поздно, как минимум, потому что хочется добиться желаемого, а как максимум, потому что бармен уже давит приветливую лыбу, предназначенную новоиспечённому гостю, и развернуться в дверях будет позорным побегом с поджатым хвостом. Хотя цели своей уже, в любом случае, добиться не получится: с Чонгуком нет тяги к милой беседе.       –Ебучий случай, – усмехается так горестно, усаживаясь за стойку, что можно и пару слезинок пустить. – Ты-то тут что забыл? – Странный вопрос с учётом того, что парень, вытаращивший недоумённые, разодет в форму персонала, да и стоит по другую сторону от него.       –Работаю, – Чонгук на грани растерянности и увеселения от этого вопроса не сумел пересилить глупейшую улыбку, которая гостю, явно, не по душе. – А ещё живу тут. Этажом выше, – пальцем указывает на потолок, уточняя, чтобы кучеряшка не запутался ещё больше. – Один Лонг-Айленд?       –Нет, – бармен уже повернулся к заднему бару, что Тэхёну пришлось вздрогнуть, тормозя его. «Любопытный случай» – вновь проносится в голове Чонгука, плавно, словно в замедленной съёмке, поворачивающегося к гостю. Изучающим скользит туда-сюда, считывая выражение, и, видит Бог, они оба выглядят как отпетые дураки. – Апельсиновый сок, – первое, что пришло в голову, за что захотелось тут же провалиться сквозь землю. И сверху присыпать, как только бармен срывается на несдержанный смех.       –Ты правда приехал сюда, чтобы попить апельсиновый сок?       –Нет, – тут же пресекает. Чонгук вопросов не задаёт, лишь молча выполняет просьбу, но отчего-то хочется сознаться. Быть может, потому что Тэхён выглядит последним идиотом. – Я приехал сюда пообщаться, но не ожидал, что ты тут работаешь.       –Так ты вообще ничего не помнишь?       –Почти, – бубнит, ладонью надавливая на глаза. Этот ебучий случай всё больше походит на ситком. А о том, что Тэхён помнит всё лишь с момента, когда головой оказался на его коленях, ему знать необязательно.       –Раз пообщаться захотелось, чего не набрал? – и в этот раз Чонгук не намерен пропускать улов. Вопрос ставит правильно: не спрашивает о друзьях, спрашивает в лоб. Знает, видит, как открытую книгу читает.       –Ты похож на психа.       –И ты удалил мой номер.       –И я удалил твой номер, – соглашается, не задумываясь, и только после с читаемым ахуем осознаёт, что ляпнул. Чонгук снова заливается хохотом, что-то рыща в телефоне, а после поворачивает экран к нему.       –А я твой – нет, – а на экране надпись: «Кучеряшка».       –Какая я тебе «Кучеряшка»!? – соскакивает со стула, уже готовый броситься через стойку, пока его между истерическими всхлипами успокаивают обнадёживающим: «Тихо, тихо, без дебоша!».       –Ты моё имя знаешь, – пальцем со скатывающейся слезой смеха тычет себе в грудь, чуть ниже бейджа, – а я твоё – нет.       –Тэхён. Ким Тэхён. Переименуй, – командует строго, но, чего и следовало ожидать, реакции никакой. Разве что хитрая ухмылка с тем самым выражением, мол, дай подумать, когда, на самом деле, не думает.       –Тогда ты запиши мой номер, – Тэхён тут же протягивает разблокированный телефон и выхватывает чужой, как бы то нагло ни выглядело. «Кучеряшка» нещадно стирается, заменяется на «Ким Тэхён (не беспокоить)». – И не удаляй, – Возвращая с новой надписью: «Чон Чонгук». – Оставь, на всякий случай. Или приезжай в бар, когда захочется поговорить. – Тэхён показательно глаза закатывает, пропуская мимо ушей бубнёж о том, что если вдруг его не окажется на месте, можно обратиться к любому из персонала. Ебучий случай переключается вниманием на обнадёживающий лязг входной двери. Быть может, Тэхёну удастся добиться желаемого сегодняшним вечером?       –Гук-и-и-и! – надежды пали крахом. В мгновение светловолосый парнишка подлетает к бару, чуть ли не перескакивая через стойку, накидываясь в объятиях на бармена. – Разве сегодня на смене не Юнги? – Чонгук вдруг мрачнеет, заражая настроем и своего друга.       –Я его подменил. Он наверху, – светловолосый молниеносно оборачивается, но замирает, стоило столкнуться взглядом с Тэхёном. Глаза, что прежде вселяли холод, мурашками скользя по коже, значительно смягчаются, зажмуриваясь под давлением улыбки.       –Это же тот самый кучеряшка? – то ли утверждает, то ли вопрошает, но Тэхёна это не колышет. Вновь подскакивает с места, взглядом прожигая бармена. Ещё чуть-чуть, и со злобы стиснутые челюсти раскрошат зубы.       –И кто ещё знает меня по этому уёбищному прозвищу? – цедит сквозь, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Чонгук замирает, задумчиво перебирая пальцы, что, в общем-то, говорит о том, что нихера он не думает.       –Помимо меня и Чимина, – указывает на парня, давящего лыбу напротив, – ещё трое, а всех нас пятеро, – уточнил, чтобы наверняка. Вот тут-то ему и повезло, что Тэхён с детства хиляком остался, иначе точно отхватил бы по зубам разок-другой. Вместо того Тэхён молча встаёт и валит подальше от этого ебучего случая. Жалко лишаться досуга в таком славном заведении, но в бар «Сок&Джин» он больше ни ногой.       –Ну вот, он теперь точно не придёт.. – вслед слышится.       –Придёт.       Телефонная книжка снова пустеет, оставляя за собой лишь привычные два контакта, но в этот раз, прежде чем удалить номер, Тэхён добавляет его в чёрный список. По коже пробегается холодок от осознания, что у Чонгука есть его цифры, и при большом желании он доберётся до него без затруднений. Есть в его взгляде что-то пугающее, скрытое за радушной маской, словно он хищником загоняет жертву в тупик. Первое столкновение с искренним интересом его личностью даже глубже, чем доступно ему самому, отдаётся ужасом, комом застывшим в горле. Не так должна ощущаться дружба. Не паникой, вдавливающей педаль газа в пол подальше от источника опасности. Успокоение подступает лишь за порогом его бежевостеной крепости. Оседая на пол, скрывая лицо в коленях, Тэхён горестно усмехается – он ещё не готов открыться миру, раз малейшая заинтересованность навлекает волнение. Сон долго не приходит, заставляя млеть от каждого шороха. Не прокрался же Чонгук за ним, поджидая за дверью? Прокрутил каждый замок в двери, перепроверил обстановку за ней через глазок на несколько раз, зашторил окна, и только тогда сумел отключиться от реальности.       Сон то и дело прерывался, заставляя вскочить с кровати, а после силиться уснуть обратно. То ли от измотанности, то ли от окончательного умиротворения расслабиться удалось только к утру, и последнее, от чего хотелось просыпаться ни свет ни заря – визжащая сигнализация Мазерати под окном. Судорожно одёргивая штору, Тэхён отключает верещание и потирает заспанные глаза в попытке разобраться с источником беспокойства. Вокруг машины медленно расхаживает знакомая фигура, изучая окна в поиске желанного объекта. Приплыли. Чонгук нашёл его квартиру. Тэхён вновь скрывается за шторами, нервно шныряет по комнате туда-сюда, пытаясь вразумить накрывающую волной панику и найти выход из ситуации. Лучший из них – притаиться и вернуться к родителям, как бы того не хотелось, как только Чонгук скроется из поля зрения. Но незваный гость, судя по вновь взвывшему Мазерати спустя пять минут затишья, уходить без добычи не собирается. Руководствуясь тем, что вряд ли ему причинят вред прямо под окнами дома под камерами, Тэхён, не переодеваясь из пижамы в уличную одежду, вылетает к виновнику его пробуждения.       –Грёбаный сталкер, – вместо приветствия, оценивая разгневанным, прикрывающим дрожь, барабанящую по коже. – Ты как меня нашёл?       –В той больнице были очень милые медсёстры, – плечами пожимает, мол, дело обыденное, подумаешь, припёрся в седьмом часу утра, отпинал твою кофейную малышку и поджидал под окнами.       –Я сейчас полицию вызову, – врёт – телефон-то с собой не прихватил.       –Вызывай, – на слабо берёт. – Только повод какой? Ничего незаконного, – Тэхён зависает. И правда, он всего лишь втирается в доверие весьма подозрительными методами, чем играет на нервах нелюдимого.       –Чё ж ты приклеился как банный лист, – Тэхён сдаётся, чуть расслабляясь. Чонгук по-прежнему стоит на расстоянии пары метров, не предпринимает попыток навредить, значит, пока что всё в относительном порядке. – Слушай, – вдруг посещает голову мысль, отчего-то смешащая даже его самого, – если ты решил трахнуть меня в качестве благодарности за спасение, то съеби. Повторяю: я не хотел, чтобы меня спасали, – по слову отрезает.       –Почему ты думаешь, что я хочу навредить тебе? – и снова он под кожу лезет. Всезнающие вопросы уже поперёк горла стоят, но Тэхён не может отрицать того, что Чонгук его, и вправду, как открытую книгу.       –Ты сам сказал, что будешь моим сталкером.       –Если ты не захочешь быть моим другом, любовником или собутыльником, – поправляет, пока его слова не подверглись большему искажению. – Ну разве я похож на какого-нибудь негодяя? – строит обиженную мину, но этот фокус не поспособствует расположению Тэхёна.       –Похож.       –И как мне переубедить тебя?       –Оставить меня в покое, – и даже не представляет, насколько молящим взглядом прожигает. Чонгуку даже стало чуть-чуть стыдно, но он не может сдать назад.       –Не оставлю.       –Тебе так нравится загонять меня в тупик?       –А тебе, судя по всему, нравится, когда тебя загоняют в тупик. Насильно мил не будешь, но ты просто попробуй согласиться, – Чонгук понимает, что не каждому придётся по душе, и не хотеть с ним дружбу водить – нормальное явление, но также понимает, что неприязнь к нему беспочвенна, поэтому не планирует оставлять кучеряшку в покое.       –Ты предоставляешь мне выбор без выбора, – на выдохе после задумчивой паузы. Если своим согласием Тэхён добьётся покоя – пусть так. – Чего ты хочешь от меня?       –Мы сегодня собираемся в баре. Приходи, – как будто бы у него есть выбор. – Я скину адрес, только сначала разбань меня, – Тэхён разворачивается, не прощаясь, и стоило только вернуться в квартиру, как на него, наконец, напал спокойный сон. Опасность миновала.

***

      По пробуждении тот разговор казался лишь проделками параноидальных мыслей, но сообщение, засветившееся на экране, шарахнуло осознанием, что Тэхён и вправду согласился. На что именно согласился – не знает, и это не на шутку пугает. В семь часов его ждут в баре, что удивительно, не в том, который «Сок&Джин». На сборы есть пара часов, но Тэхён оттягивает момент, взвешивая все «За» и «Против». С одной стороны, сходит один раз и отвяжется от этого прилипалы. С другой стороны, а что, если с ним приключится что-то из ряда вон в его компании? Хотя, наверняка, если бы Чонгук хотел насолить, провернул бы манёвр многим ранее. Каждый из вариантов ведёт к тому, чтобы явиться, провести вечер в нежелательной компании и забыть об этом как о страшном сне. Хочется верить, что Чонгук оставит его в покое, если поймёт, что Тэхёну это не по душе.       Суть сегодняшнего вечера по-прежнему остаётся загадкой, как и его составляющая. По тем, кого Тэхён уже видел, может предположить, что их компания весьма разношёрстна. Каким образом ему стоит подать себя? Антураж бара, куда его пригласили, не имеет определённой тематики, своей бесхитростностью даже напоминает «Сок&Джин», и это затрудняет подбор образа. Привычно пёстрые вещи, полюбившиеся для выхода в свет, моментально отметаются. Более сдержанные, классические, для незамысловатого вечера в неизвестной компании – тоже мимо. Тэхён взглядом цепляется за мешок вещей, по-прежнему покоящийся в углу, – рука не поднимается выкинуть значимые элементы одежды, – замечает свисающий рукав излюбленной струящейся блузки песочного оттенка с глубоким V-вырезом, но с неприкрытой тоской разворачивается обратно к гардеробу – не в этой жизни. Выбор падает на коричневый свитер с высоким горлом на молнии и свободные голубые джинсы – в конечном счёте, простота решает всё. Тэхён не планирует ни «Вау» эффекта произвести, ни даже оставить за собой хоть какое-то впечатление – относится к этой встрече лишь как к необходимости.       Чонгук до последнего не ожидал, что Тэхён и вправду явится, но когда к бару подъехал кофейный Мазерати, очевидно не от большого желания, душа возликовала. Первый шаг по пути к расположению успешен, и Чонгук уверен, что на этом сопротивления закончатся.       –Тебя уже ждут, – вместо приветствия подаёт голос, расплываясь в улыбке, полной победного ликования. Тэхёну не по себе – съёживается от предвкушения. Его впервые пригласили провести время компанией, и тут даже не играет роли, хотел он того или нет. – Не парься, они хорошие ребята, – слабо верится, но сейчас Тэхёна больше волнует то, насколько неловким он себя ощущает.       –Легко сказать, – сдаётся, размякает и подаётся вперед, ступая за Чонгуком.       Отвлекаясь, Тэхён изучает обстановку – людей тут ещё меньше, чем в прежнем «Сок&Джин», и атмосферой тоже ему уступает – даже глазу не за что зацепиться, ну или он настолько взволнован, что не может найти себе места. За самым дальним столом расположилась компания из нескольких парней, к которой они и направляются. К горлу подступает ком. Хочется развернуться и сбежать куда подальше.       –Только не спрашивай, почему мы не в нашем баре, хорошо? – шепчет, наклонившись поближе к уху, на что Тэхён лишь кивает, шумно сглатывая.       Чонгук здоровается с каждым по очереди, пока те выстраиваются в линию для рукопожатий. Каждый из них уже вооружился напитком, на столе остались нетронутыми лишь пиво и Лонг-Айленд. Видимо, ждали давненько, хотя Тэхён приехал ровно к назначенному. Обмен рукопожатий с Чонгуком закончился, и все взгляды вдруг обращаются за его спину – туда, где Тэхён врос статуей.       –Чимин, – начинает тот самый светловолосый парнишка, с которым ему уже доводилось встречаться, любезно протягивая руку.       –Ким Тэхён, – пожимает в ответ, встряхнув головой от осознания, как глупо выглядит. – То есть... Просто Тэхён.       –Расслабься, – Чимин треплет его волосы, между тем хихикая. Видно, любвеобильный малый.       –Юнги, – из-за спины Чимина показывается полная его противоположность. Кажется, Тэхён его уже где-то видел, а ещё слышал, как о нём разговаривали. На лице того не проскакивает ни одной эмоции – сплошное безразличие.       –Тэхён, – повторяет, пожимая руку уже ему. Темноволосый долго не задерживается, пропуская следующего.       –Хосок, – парень с растрёпанной красной шевелюрой кажется ещё более эксцентричным, нежели Чимин, пока что оказавшийся самым странным из них.       –Тэхён, – повторяет, и тут же его руку трясут туда-сюда, что Тэхёна и самого потряхивает.       –Опять ты за своё, – доносится от последнего, с кем Тэхён ещё не поздоровался. Тот отлепляет от него Хосока и мягко улыбается.       –Ким Сокджин, – по смеху, заразившему каждого из них, Тэхён рассудил, что отвисшая челюсть выглядит весьма заметной, – можно просто Джин.       –Тэ-хен, – всё ещё не отойдя от шока, по слогам глотает. Компания и правда разношёрстная, а ещё состоит из сплошных чудиков. Тэхён уже был готов примоститься ко всем вновь усевшимся за столом, но его останавливают.       –Чон Чонгук, – и сам же выхватывает его руку, не дожидаясь ответа. – Приятно познакомиться, – и теперь уже пропускает вперёд себя, усаживая в серединку между ним и Джином. Напротив – Юнги, Чимин и Хосок. Юнги кажется лишним среди них, и это забавляет. И как только они все уживаются друг с другом?       Напряжение в воздухе рассеивается, и Тэхён начинает чувствовать себя чуть свободнее уже через считанные секунды. Не успели они рассесться по местам, как кто-то уже затянул незамысловатый разговор, поддерживая беседу со всеми сразу. Чонгук отпивает пиво из того самого оставшегося на столе стакана, а Тэхён оглядывается на всех присутствующих, уже потягивающих разноцветные коктейли, и придвигает одинокий Лонг-Айленд к себе, заключив, что они все до одури дружелюбны, раз заказали напиток и для него заранее.       –Тэхён? – тот не реагирует – выпал из реальности, размышляя о своём поступке. Стоило ли ему спросить разрешения? Хотя никто даже внимания не обратил. – Тэхён! – Чимин касается его руки, заставляя её рефлекторно одёрнуть. Не хотелось привлекать к себе излишнее внимание, но, судя по всему, он – гвоздь сегодняшней программы. Ну или клоун.       –Да?       –Чего ты мрачный такой? Расслабься, мы пришли развеяться, – Чимин вдруг заметно поникает, словно его глубоко оскорбили.       –Вообще-то, меня заставили, – без зазрения совести заявляет о своём нежелании находиться с ними, но никого это выражение не задевает, наоборот, раззадоривает.       –У нашего Гук-и радикальные методы, я предупреждал его, что так он твоего расположения не добьётся, – вдруг вступается за него Хосок, нравоучительно пялящийся на Чонгука.       –Он нам весь месяц мозги термитом проедал, – доносится уставшим от Юнги, отчего Чонгук заливается краской и начинает отнекиваться. Тэхён срывается на смех, наблюдая за тем, как все вдруг начинают перепираться, нападая на Чонгука. Так ему и надо.       –И что он вам обо мне рассказал? – успокоившись, откашливается. Понимает, что повёл себя весьма развязно, и не стоит больше выделяться, обращая на себя внимание.       –Молчать! – вскакивает Чонгук, и тут уже волна смеха накрывает каждого, кроме обвиняемого собственной персоной.       Кажется, перепалка конца и края не видит, вся их свора галдит без разбору, и где-то между ними врывается Хосок, выдвигающий свою кандидатуру для обновления напитков. Все по щелчку переключаются на него, вразброс называя напитки, Тэхён подаёт голос последним: просит стакан апельсинового сока – сегодня он не планирует оставлять малышку в одиночестве, и как только доброволец выходит из-за стола, шум поднимается с новой силой. От напряжения остаются считанные крупицы, и, быть может, благодаря незначительному градусу, Тэхён не чувствует себя лишним, то и дело подключаясь к разговору. Спустя несколько минут взвинченность усмиряется, разговоры обретают обыденный характер, тем самым предоставляя косвенную возможность познакомиться с каждым по отдельности.       –А ты? – Чимин вновь обращается к Тэхёну, давно выключенному из разговора, только лишь слушающему. В ответ мычит, на понимая сути вопроса. – Ну, расскажешь что-нибудь о себе?       –Мне нечего, – сознаётся как есть, плечами пожимает. – Или вы хотите послушать о сладкой жизни мажорика? – думал, сработает, и допытывать его перестанут, но все вдруг мрачнеют, понижая концентрацию веселья в воздухе.       –Думаешь, мы не понимаем, что может скрываться за этим? – то ли с упрёком, то ли с искренним интересом, но в большей степени риторически вопрошает Юнги. Тэхён, не ожидавший всамделишного интереса к его натуре, цепенеет, силясь вымолвить хоть слово, но его не торопят – смиренно ждут.       –Я двадцать лет жил, считайте, взаперти, – отчего-то захотелось поведать обо всём по-настоящему, но, Тэхён уверен, уже завтрашним утром он пожалеет о том, что наговорил лишнего. Быть может, сыграла тягость груза, в одного перенесённого сквозь годы. – Ещё не знаю, чем хочу заняться по жизни. Да и, если честно, не знаю, кто я такой.       –И за что тебя заперли? – впервые за вечер, не считая знакомства, Джин обращается к нему напрямую. Мельком прокрутив последние воспоминания, Тэхён подметил про себя, что Джин, вообще, редко разговаривает – больше слушает и отвечает, если спросят.       –Чонгук вам не рассказал? – инстинктивно подтягивая и без того высокий ворот, удивлённо глазками хлопает. Ответ утвердительный – он сдержал язык за зубами. – По состоянию здоровья, – большего рассказывать он не планирует. – Больше мне нечего вам рассказать, – на этом внимание вмиг переключается, и больше его не трогают. Словно каждый добился, чего хотел, но Тэхён отчего-то ощутил себя важным. Показал, что не готов говорить – его и не трогают. Нашли новую жертву для нападок и забыли об этом диалоге, не доставляя дискомфорта от неловкости.       –Я выйду покурить, – предупреждает Джин, поднимаясь из-за стола. Пропустив его вперёд, Тэхён не усаживается обратно.       –Я составлю тебе компанию? – на что получает лишь кивок в сторону выхода, и Тэхён покорно плетётся следом.       Джин угощает, закуривает молча, и это молчание прерывать не хочется. Он отличается от тех, кого слышно даже снаружи, и даже от Юнги, мрачного и, казалось бы, нелюдимого – тот тоже вписывается в их компанию. Джин словно оберегает их всех, наблюдает, чтобы делов не натворили, и с безграничной любовью смотрит на каждого. Теперь и на Тэхёна.       –Ты не похож на них, – всё-таки подаёт голос Тэхён. – И как тебя к ним занесло?       –Никто из нас не похож друг на друга, – после вдумчивой затяжки на выдохе, – так же, как и ты не похож на них, однако теперь ты с нами. По той же причине, по какой здесь оказались и все остальные.       Тэхён пропускает мимо фразу «Теперь ты с нами», уходя в себя под тяжестью мыслей о схожести. Какие причины их могут связывать? Каждый из них имеет разную историю, не переплетающуюся меж друг другом, и, быть честным, если бы не увидел их вживую, ни за что бы не поверил, что эта пятёрка так близка. Словно система дала сбой, собрав в кучу совершенно не вписывающихся людей. Их жизни ни каплей не смахивают на жизнь Тэхёна, и в голове не укладывается, каким образом он вливается к ним.       –Ты всё поймёшь, если останешься с нами, – за время тэхёновых самокопаний Джин уже успел докурить и, затушив сигарету, всё-таки заговорил напоследок. – Чонгука чуйка не подводит, и если он признал тебя за своего, просто доверься. Поверь мне, ты не пожалеешь, если останешься. В нашем баре ничего не происходит случайно,– и, не дожидаясь ответа, словно его и не следует, возвращается в стены бара.       Тэхёна приняли за своего, и этот факт теплом разливается под рёбрами. Вся доброжелательность, обращённая к нему этим вечером, находит объяснение в этих словах. Его приняли с распростёртыми объятиями, потому что и вправду ждали. И нет никаких корыстных помыслов, сокрытых от его наивного сердца. Всё до абсурда просто – его втянули туда, где ему и место, пока сам он искал во всём подвох, страшась обжечься. Лицо заплывает в неконтролируемой улыбке, и Тэхён уверен, что выглядит как последний идиот, вот так лыбясь в пустоту, обивая порог бара.       –Ты им понравился, – доносится из-за спины. Чонгук вышел проверить Тэхёна, беспокоясь, что Джин наговорил ему лишнего, и, завидев его выражение, убедился в этом. – Мы уже больше года не собирались так, целой компанией. Считай, благодаря тебе мы воссоединились.       –Благодаря тебе, – невозмутимо поправляет. Именно Чонгук спас его и через «Не хочу» затащил в компанию.       –Парни не простят тебе, если твоё присутствие закончится лишь одной встречей, – и снова загоняет Тэхёна в тупик, чуть надавливая на чувство вины, но знает, что это уже ни к чему. Джин, определённо, сделал своё дело, и результат налицо.       –Я останусь с вами, – не колеблясь ни секунды, заключает.