serotonin

убей свою гордость, преврати свой страх в оружие и не забывай об этом. не позволяй им взять контроль, не позволяй им погубить твою душу, это не дьявол у твоих дверей, это просто твоя тень на полу.       Я ощущаю сильную тревожность и не могу сосредоточиться на паре английского языка, хоть мы и разбираем одно из моих любимых произведений. Я грызу свои ногти и часто посматриваю на время, отсчитывая мгновения до того, как наступит вечер, и Джош поедет отдавать Лео его наркоту. Дан уже поругал меня за то, что я слишком беспокоюсь по этому поводу. Мое поведение видит Брендон, а Джошу не хочется его обманывать, но и сказать ему правду он тоже не может. Если парень узнает, во что Дан вляпался, то и ему, и мне крышка. Мне пришлось сказать, что я веду себя так из-за Джерарда, что нехило так прибавило к моей тревоге еще и чувство стыда.       У меня началась чесотка на всем этом фоне. Плохое предчувствие не покидает меня ни на секунду, и это тревожит только больше. Я бы мог попросить у мамы таблетку, которую Кэндис сказала пить в крайних случаях, когда тревожность уже невозможно терпеть, но, зная свою мать, мне придется придумать действительно хорошую причину для того, чтобы она все же дала мне эту таблетку. Поэтому мне пришлось схитрить. — Джош знает?       Я кидаю на Райана предостерегающий взгляд, пока достаю маленькую таблетку из пластины. Сейчас идет последняя пара, с середины которой мы с Райаном ушли и сейчас прячемся в туалете. Не знаю, где он достает такие таблетки, но сейчас я был ему благодарен, хоть никогда и не скажу об этом. — Ни слова, Росс, — говорю я, закидывая таблетку и запивая ее большим количеством воды. — Наверное, дерьмово быть твоей совестью... — Не дерьмовее, чем быть твоей.       Это было вынужденной мерой. На эти таблетки у меня есть рецепт, но я реально заебусь уговаривать маму, а Джошу незачем переживать за то, как сильно переживаю я. Благо, если эта таблетка поможет, и я хоть немного успокоюсь.       Мы встречаемся с парнями в главном холле. Теперь мы частенько встречаемся в колледже вчетвером, никто не придает этому должное внимание, будто все так и должно быть. Брендон, который все еще не до конца доверяет мне, я, который не до конца доверяю Райану, и Райан, который доверяет всем, но ему не доверяет никто. Только один Джош всех и объединяет. Иногда еще появляется Марк, но это происходит не так часто, по большей части он подсаживается в столовой, либо бегает за мной, когда я ворую его фотоаппарат. Эшельман одиночка, хоть и имеет очень много друзей. Он как Джерард, который предпочтет компанию с одним человеком, нежели с толпой.       Чертов Джерард. — Это фотошоп? — спрашивает Брендон, тыкая в мою грудь на фотографии. Сегодня 26 апреля, день английского языка, и, пока мое тело расслабляется, мы рассматриваем фотографии, которые предоставил весь литературный факультет, кроме третьего и четвертого курса. — Мы обматывали его торс скотчем, чтобы он закрепил телефон с фонариком на своей груди, — отвечает Райан вместо меня. Наверное, он думает, что я под кайфом и помогает мне таким образом не палиться, но я не был под кайфом. Что странно. — Черт... наверное, было дико больно его потом отрывать? — хмурится Ури, смотря на меня. — Скажем так — Райан не был особо нежен со мной, — пожимаю я плечами, со скукой отрываясь от стенда и проскальзывая плечом по груди Джоша, встречаясь с ним взглядом. У нас появилась привычка мимолетно касаться друг друга, чтобы убедиться, что все в порядке. Я не любитель нежностей напоказ, не хочу, чтобы эту тему поднимали. Джош такой же. Мы чувствуем друг друга взглядом и нам этого более, чем достаточно.       Мы выходим курить все вместе и почему-то руки в моих карманах начинают трястись. Я не ощущаю той тревоги, которая была раньше, но в груди какая-то странно давящая пустота, вызывающая легкое головокружение и тошноту. Будто я вот-вот взорвусь, а от чего не знаю. Я беру у Джоша сигарету и так же, как и он, замечаю эту сильную дрожь в руке. На его вопросительный взгляд я лишь пожимаю плечами. Он помогает мне подкурить, и я вдыхаю горький дым, надеясь, что он расслабит мое тело. Я чувствовал себя лучше буквально мгновение назад, но сейчас все возвращается обратно будто приумноженное в два раза. Это начинает меня беспокоить, и я грызу свою губу. Неужели побочка? Я уже пил эти таблетки, но ничего похожего не было, я просто расслаблялся настолько, что в конце концов засыпал, а сейчас мне хочется прилечь прямо на эту траву, чтобы ограничить тряску во всем теле.       Черт, от сигареты становится только хуже.       Я сбрасываю ее и переплетаю ноги до ближайшего куста, давая желудку освободить все содержимое, в том числе и таблетку, которую я недавно проглотил. Рвота — единственная хорошая и быстрая помощь от разного рода ситуаций, поэтому я не пытаюсь ее сдерживать, зная, что потом мне станет в сто раз лучше, но вот из-за подбежавшего ко мне Джоша сдержать очередные позывы мне все-таки хочется, поэтому я пытаюсь оттолкнуть его от себя, показывая, что мне не нужна помощь. — Черт, может, все-таки написать этому Джерарду? — спрашивает Брендон у Райана, пока они оба продолжают курить, наблюдая за нами со стороны. — Как-то он слишком сильно переживает... — Думаю, они сами справятся, — отвечает ему Райан, думая о том, что он единственный здесь, кто знает всю правду. Тайлер Джозеф снова всех обманул.

***

      Лео скинул Джошу адрес, где Дану нужно будет передать ему наркоту. Сколько бы я ни спрашивал, Джош не говорил мне место, где это произойдет. Он понимал, что от этого я волнуюсь только сильнее, но также и знал, что мое терпение лопнет, и я могу сорваться и поехать следом. Я не отрицаю, я действительно могу так сделать. Джош прав в том, что я буду мешаться под ногами. Фишка в том, что мы стали слабостью друг друга, и если одного возьмут в заложники, другому придется сдаться. Дан хочет закрыть меня на ключ, но совершенно не знает о том факте, что я уже освоил технику того, как я могу слезть и залезть через его балкон. Привычка с детства. Раньше я любил лазить по зданиям и деревьям.       Они договорились встретиться в девять вечера, и до этого времени Джош пытался отвлекать меня чем угодно, будь то просмотр фильмов или совместная помощь в домашнем задании. И когда же его машина все же тронулась, а мои глаза засекали на часах полчаса (ровно столько, по словам Джоша, его не будет), меня уже отвлечь не могло ничего. В ход пошли искусанные и так до крови пальцы, выдергивание волосков на теле ногтями, постоянная ходьба туда сюда и пробежки на балкон, стоит только услышать звук проезжающего автомобиля. Так проходили мои первые тридцать минут. Но ни в тридцать, ни в сорок минут, ни даже в десять часов вечера машина Джоша не паркуется около дома.       Я набираю его в течении десяти минут, но Джош не берет трубку. Он даже не отвечает на мои сообщения. Моим телом начинает двигать только одна лишь паника. Я выбегаю из его дома и даже не забочусь о том, чтобы закрыть его на ключ. Я добегаю до ближайшего перекрестка и осматриваюсь, потом добегаю до еще одного, а затем возвращаюсь назад. Я понимаю, что мои действия бессмысленны, но одышка помогает мне немного прийти в себя и прикинуть, что я могу сделать еще, чтобы хотя бы приблизительно узнать, где находится Дан сейчас. Блять, а ведь просил оставить адрес!       От безвыходности я пинаю какой-то валяющийся на дороге мусор и хлопаю себя по лбу, чтобы взбодриться и попытаться собраться с мыслями. У меня есть пару контактов людей, с которыми Лео близко общался, когда еще жил здесь, поэтому я начинаю быстро проглядывать переписки, чтобы найти хоть что-то, оставшееся после прошлой жизни. Я молюсь, чтобы эти переписки не были стерты, ведь иначе мне правда придется оббегать весь Колумбус в поисках Джоша, в надежде найти его живым. И стоило только подумать об этом ужасе, как телефон уведомляет о поступившем сообщении от Джоша Дана в фейсбуке, на которое я реагирую незамедлительно. Перед моими глазами открывается картинка с геолокацией, и я срываюсь туда без задней мысли. Быть может, это была западня, ведь иначе бы Джош перезвонил бы. Или же он просто в опасности и все, что он успел отправить это местоположение. Мне все равно, главное, чтобы в этой точке был Джош.       Мои легкие разрывает так же мгновенно, как и мысли в моей голове. Каждый стук ногой об асфальт пронзает головной мозг не только болью, но и картинками с самым худшим исходом, только вот теперь они подтверждаются все больше и выглядят в разы кровавее. Я звоню Джошу, пока бегу, но трубку он все равно не берет, а иногда и вовсе сбрасывает. Сердце бешено стучит от непрерывного бега и волнения, виски гудят, а горло начинает саднить. Мне кажется, что я время летит быстро, а к цели я приближаюсь очень медленно, поэтому буквально срываю воздух руками, пытаясь двигаться еще сильнее, пока меня не начинает тошнить.       Я облокачиваюсь на здание и быстро переплетаю ноги, обтираясь об него плечом в качестве опоры. Я вытираю пот со своего лица и в который раз сверяю геолокацию и проверяю время, попытка позвонить в очередной раз проваливается, поэтому я вовсе убираю телефон в карман, держась за грудь, будто так смогу помочь себе как следует отдышаться. Я прекрасно понимаю, что могу попасть в ловушку, поэтому я останавливаюсь за углом близко к точке, где находится Джош. Мне стоит удостовериться прежде, чем вызывать копов. Я не знаю, что произошло, и не хочу если что навлечь на Джоша беду.       Я выглядываю, пытаясь быть тихим и дышать в руку, хоть мне все равно кажется, что я слишком громкий. Вокруг было пусто, на улице не было ни одной души, только лишь в многоквартирных домах горел свет и иногда можно было заметить фигуры. Я продолжаю идти по стене, вслушиваясь в звуки и проклиная сердечный ритм, не позволяющий мне использовать свой слух на все сто процентов. Мой взгляд ловит горящие фары и криво стоящую машину на обочине дороги, я щурю глаза и приглядываюсь к темному силуэту, сидящему на асфальте и прислоняющимся спиной к одному из колес. Я сглатываю и вновь набираю Джоша, но на этот раз не прислоняю к уху, просто наблюдаю.       По улице вмиг проносится звук гитарного перебора. Я вижу свечение телефона где-то на асфальте рядом с силуэтом, который никак не реагирует на музыку. Когда Джошу звонят, он всегда начинает подпевать солисту, либо же качать головой. Он обожает The Killers и меняет их музыку на звонке каждую неделю. Однако эту оставил только для меня. выхожу из своей клетки и у меня все было отлично я должен, должен быть подавлен потому что я хочу все это       Мои губы начинают привычно двигаться под звучащие слова. Вокруг не было ни души, я уверен, что это Джош. Мои ноги ведут меня к нему лишь за счет адреналина от паники, и теперь я замечаю голубые волосы, свисающие вниз, подсвеченные экраном телефона. Я падаю на колени перед Джошем и тут же хватаю его за щеки, поднимая голову наверх и осматривая на предмет ранений. — Джош! Эй, слышишь меня?       Я прохожусь руками по его телу, шоркаю футболку и рукава ветровки, пробегаюсь по ногам, чтобы понять, есть ли где-то следы крови, но Дан был сухим и невредимым. Если его состояние можно назвать невредимым. В эту же секунду я понимаю, что лучше бы у него было какое-то ранение, потому что так я хотя бы мог объяснить его поведение. Его голова снова повисла, и на какое-то мгновение я просто замираю взглядом в его волосах, пытаясь уложить мысли в своей голове и не паниковать, однако моих рук все равно достигает тремор. Я поднимаю его голову вновь и большим пальцем поглаживаю щеку. Джош спокоен, даже слишком спокоен, веки лишь немного приоткрыты, но постоянно пытаются закрыться, будто он борется сам с собой, хоть какой-то частью пытается оставить свой рассудок на месте. — Джош? — шепчу я, потому что не хочу, чтобы Джош слышал, как мой голос срывается. — Скажи что-нибудь, пожалуйста.       Одна его рука шуршит, пока он медленно поднимает ее к моему лицу, чтобы мимолетно коснуться моего дрожащего подбородка, ведь потом она снова бессильно падает назад. Он откидывает голову назад, и я вижу, как глаза не поспевают за его движениями. Они долго пытаются сфокусироваться на мне обратно и в итоге это получается, но я буквально ощущаю с каким трудом. — Ты... такой красивый, — произносит он так невнятно и устало, ведь ему действительно сложно дается каждое слово.       Мои плечи дрожат и изо рта выходит первый всхлип, который я всеми силами пытался сдержать. Я хотел бы, чтобы эти слова Джош произнес совсем в другой обстановке и совсем при других обстоятельствах. Хотел бы, чтобы мое сердце трепетало счастьем, а не болью. Хотел бы подарить улыбку, а не перекошенную в рыданиях гримасу. Но такова моя доля, я уже исчерпал все положенное мне счастье, только вот в этот раз его цена слишком высока. Лучше бы я был на месте Джоша сейчас. Я готов был получить пулю за него и за всех близких мне людей, встать в середину под целый залп. И лучше они бы страдали по мне, нежели из-за меня. — Поехали домой, — говорю я, быстро вытирая слезы, хоть это и бесполезно, ведь они накатывают новой волной вместе с всхлипами. Мне сложно держать себя в руках в этот момент, но мне нужно быть сильным, ведь Джошу сейчас никто другой помочь не сможет.       Я предполагаю, что он пытался добраться до дома сам, но на пути понял, что не сможет. Возможно, он до самого конца не хотел меня тревожить и все же переборол себя, так что и я должен. Дан доверяет мне, поэтому мне нужно о нем позаботиться, даже если у самого внутри образовывается дыра, которая медленно распространяет вокруг себя колючие иглы и высасывает всю кровь и силы.       Я хватаю его под подмышки, помогая подняться. Джош идет мне навстречу и упирается ногами, вторую руку кладя мне на плечо. Он тяжелее меня, поэтому когда я помогаю ему обойти машину, то шатаемся мы вместе, иногда я чуть ли не падаю, но все равно вовремя заставляю себя устоять, либо же нам помогает в этом капот, за который Дан тоже придерживается. Я протискиваю его тело внутрь на пассажирское сиденье, и хватаюсь за ремень безопасности, который я никак не мог застегнуть, и всему виной были затуманенные от слез глаза и сильная тряска. Мне все еще очень сложно поверить в то, что это происходит на самом деле.       Я не водил машину с тех пор, как сдал на права. Помню, что в тот же день я сел за руль механики, хотя учился на автомат, и чуть не разбил мамину машину. После этого случая я занюхал мефедрон и пообещал себе больше никогда не садиться за руль. У Джоша механика и это, блять, самое ебейшее стечение обстоятельств.       Я сажусь за руль и чувствую, как меня всего трясет буквально изнутри, руки на руле сжимаются, а из-за приступа уже сложно вздохнуть воздух. Я пытаюсь вспомнить, что за чем следует, куда ставить ногу и как вести машину, но мысли смешиваются, паника пытается окунуть меня в себя с головой и в конце концов я сдаюсь. Я хлопаю ладонями по рулю и прислоняюсь к нему лбом, уже не в силах сдерживаться, высвобождаю из себя поток рыданий, даю себе в них задыхаться, беру минуту для своего тела вылить весь этот негатив, чтобы хотя бы немного восстановить силы. — Прости... — слышу я голос Джоша и это вливает в меня двойную порцию боли. Я чувствую его прикосновение к своей коленке и убираю лицо от руля, смотря на его руку, пытающуюся хоть как-то сжать и показать свою поддержку.       Это я должен извиняться. Все это произошло по моей вине.       Одним махом я вытираю мешающую мокроту на своем лице. Я все еще всхлипываю, но беру себя в руки, не даю больше слабости проскочить мимо здравого рассудка. Чем быстрее мы доберемся до дома, тем быстрее я смогу оказать Джошу помощь и создать вокруг него комфорт. Ему тяжелее, чем мне.       Я сжимаю руку Джоша и киваю ему, пару раз глубоко вдыхая и выдыхая. Сцепление до упора. Первая передача. Медленно ослабить сцепление. Толчок. Плавно вжимать педаль газа и плавно отпускать дальше сцепление. — Блять, — ругаюсь я, когда машина снова толкается и глохнет. Слишком быстро отпустил сцепление. Сначала.       Я повторяю еще раз и на этот раз дохожу до конца. Отпускаю сцепление и вжимаю педаль газа. Машина трогается, и я выкручиваю руль, чтобы съехать с обочины на дорогу. Это сосредотачивает меня, и я вспоминаю про свои слезы только когда шмыгаю носом, в такие моменты меня очень легко отвлечь на Джоша и мысли о его состоянии, поэтому пару раз машина тормозит слишком резко и мне приходится вновь брать себя в руки. Но мы все же достигаем цели, я заезжаю на гаражную дорожку, не особо беспокоясь о том, как припарковался, а затем помогаю Дану вылезти. Я замечаю, как его руки слегка трясутся и надеюсь, что это не то, о чем я думаю.       Я помогаю Джошу дойти до его комнаты, что было нелегко, ведь восемьдесят процентов массы его тела я тащу на себе, благо по лестнице мы поднимаемся лучше, стены и поручни служат хорошей опорой. Как только Дан оказывается на кровати, я бегу к его аптечке, быстро вываливая все на стол и находя раствор альбумина, хотя бы на секунду радуясь тому, что я не просто так рылся в его вещах. На самом деле по его аптечке сразу можно понять, что он употреблял. У меня такая же. Я беру пластиковый шприц и вставляю иглу, а затем медленно набираю раствор, при этом поглядывая на Джоша, который начинает пытаться самостоятельно раздеться, но это плохо у него получается, в итоге он сдается и начинает теребить свои волосы, а затем от чего-то ухмыляется. Мой нос начинает щипать от вновь подходящих слез, и я смотрю вверх, чтобы вновь не разрыдаться, считаю про себя до трех и выдыхаю.       Я откладываю шприц в сторону и бегу вниз, чуть ли не падаю с лестницы, но вовремя удерживаясь за перила. Я хватаю несколько бутылок с водой и возвращаюсь к Джошу, открываю одну и беру парня за подбородок, чтобы он открыл рот. Дан слушается и закидывает голову, пока я наклоняю бутылку, внимательно наблюдая, чтобы понять, когда мне остановиться. Джош жмурится, но выпивает всю бутылку, от чего я испытываю облегчение. Зная, что в таком состоянии очень сложно как-то идти навстречу, хочется просто улечься и погрузиться в кайф, я считаю, что Джош молодец, даже если его глаза плавают в пространстве, либо же просто смотрят на меня.       Я снимаю с него ветровку и откидываю на пол, туда же летит и его футболка с джинсами. Я помогаю ему лечь на подушку и укладываю холодную тряпку на лоб, а затем поворачиваю его руки. Из меня выходит тяжелый вздох, а слезы все же прорываются снова через весь мой построенный до этого барьер. Я всхлипываю в свой локоть, оттирая засохшую кровь с внутреннего изгиба локтя Джоша и смотря на красную точку, такую свежую по сравнению с давно зажившими шрамами. Джош спокоен, и я ловлю его такой умиротворенный взгляд на себе. Наверное, он не понимает, почему я так много плачу, а, может, и понимает, но не может уложить это у себя в голове, пока по телу ходит эйфория.       Я вытираю слезы и перехожу на другую сторону, чтобы снова не тревожить ту рану. Я повязываю тряпку на плече и затягиваю жгут, нахожу вену и вставляю иглу. Передо мной лежит телефон с секундомером и сейчас мне нужно быть максимально сосредоточенным, чтобы пускать определенную дозу каждую минуту. Джошу лучше сейчас лежать в больнице и получать нормальную капельницу, но я знаю, что он ни за что не захотел бы ехать в больницу. Из его рта не идет пена, тряска, которую я заметил ранее, прошла, сердце стучит в обычном режиме, его не тошнит, у него нет передоза, Джош сейчас просто под кайфом, и я знаю, что он это переживет. Я бы повез его в больницу, если бы в этом была необходимость, но сейчас я не хочу только больше портить его жизнь. — Он больше не тронет тебя, — говорит Джош спустя какое-то время, когда в шприце не было уже половины. Я не раз делал подобные капельницы собственноручно. Сначала на себе, потом помогал другим. Раньше я презирал подобный опыт, но сейчас он помогает мне отрезвить Джоша и помочь ему пережить самочувствие от наркотика. — Какой ценой? — шепчу я, поглаживая ладонь и запястье Джоша, пытаясь успокоить больше себя, нежели его. Мои ноги затекают сидеть в одном и том же положении, но я терплю, чтобы шприц стоял неподвижно. — Тайлер, — Джош шепчет в ответ, заставляя меня посмотреть на него, и я все же перевожу взгляд, замечаю его тут же расплывшуюся от этого улыбку. — Все будет хорошо.       Глаза Джоша темные и чаще всего я даже не вижу его зрачки, но сейчас их будто и правда вовсе нет — настолько они узкие. Я смотрю в них и не понимаю, что чувствую, будто кроме жалости и сострадания я ощущаю его чужим. Сейчас он смотрит на меня совсем не своими глазами, но если вглядеться глубже, то можно увидеть всю ту же теплоту. Давно ли Дан начал смотреть на меня тепло, раз я успел так к этому привыкнуть и сейчас мне невыносимо видеть это через мутное стекло? Он действительно пошел на это ради меня. Оттолкнул и сам встал под залп пуль, при этом улыбаясь своей этой джошевской улыбкой, заменяющей целое солнце. — Дурак, — говорю я, фыркая. Я знаю, что сейчас Джош не сможет меня осадить и поставить на место своими нежными словами, поэтому я могу выговориться. — Кто вообще просил тебя это делать ради меня? Сам говорил, что не хочешь брать на себя ответственность, а в итоге принял весь удар на себя. Какой здоровый человек вообще будет так поступать? Обещал же... что не дашь причинить себе сильный ущерб, а сам... — Не было другого выдоха.       Я шмыгаю носом, вытираясь мокрой щекой об свою коленку, на которую я складываю голову время от времени. Странно, когда меня начало это волновать. Пару месяцев назад я хотел сторчать Джоша и сейчас должен быть счастлив, что это случилось, но вот он лежит под кайфом, и я хочу, чтобы он быстрее отрезвел, пришел в себя и снова начал этот свой тупой отсчет трезвости. С самого начала. Потому что из-за меня все его заслуги за два с половиной года обнулились.       Я доливаю последние капли, а потом вытаскиваю шприц, прижимая к вене ватку и сгибая локоть Джоша. Я еле встаю, чувствуя, как тело начинает ломить, а кости хрустеть. К конечностям приливает кровь, поэтому ноги еле сгибаются, а я сдерживаю стон от болезненного ощущения. Я выкидываю шприц и подаю Джошу еще одну бутылку, которую в этот раз он уже берет сам, и даже приседает, скидывая ноги на пол. Я помогаю ему ее открыть, и Джош закидывает голову, начиная быстро глотать. Я стою напротив него и поглаживаю обнаженные плечи, всматриваясь в веснушки и выводя линии несуществующих созвездий. Джош роняет пустую бутылку, но никто не тянется, чтобы ее поднять, парень упирается лбом мне в живот, и одна моя рука уходит от плеч к волосам, медленно массируя и поглаживая. Джошу уже лучше, он немного отрезвел и ему легче понимать реальность, но скоро наступит момент отходов и ему к этому времени лучше уснуть. Потом он уже не сможет. — Почему ты в одежде? — бубнит он. — А я нет... — Мне так больше нравится.       Я слегка улыбаюсь, когда Дан поднимает на меня взгляд, явно недовольный таким ответом. Его глаза немного прищуренные, он все еще под кайфом, но не таким, который на границе с передозировкой. — Мне нет, — говорит он и в следующую секунду зарывается носом в мою футболку, а потом я чувствую мокрый поцелуй внизу своего живота и вздрагиваю. Я знаю, что он делает и чего хочет, это слишком ярко видно по его глазам, но я не был уверен в том, что смогу это ему дать, не в такой ситуации. — Джош... — Помоги мне отвлечься, Тайлер, — просит он, и его глаза становятся такими, какими я их знаю. Джош потихоньку возвращается ко мне, и я знаю, что в такие моменты приходит еще большее осознание. Он начинает думать о том, что сделал, в голову проскальзывают разные картинки и сожаления. И сейчас я либо ему помогу, либо он останется один на один с мысленным потоком, который не сможет остановить.       Я какое-то время смотрю ему в глаза, накручивая кудряшки на палец, а затем все же делаю шаг назад, чтобы снять с себя штаны и носки, оставаясь только в футболке и боксерах. Я сажусь к Джошу на колени лицом к его лицу и смотрю в его глаза, пока он тянет руку за мою голову и снимает с волос резинку, чтобы свободно запустить руку в мои волосы. Он нежен, но я все равно ощущаю его распирающее желание, которое больше исходит из-за эффекта наркотика. Сейчас нет времени и возможности на нежности, поэтому я сам поддаюсь вперед, целуя губы Джоша и напирая на них так, что ему приходится поставить руку назад, чтобы удержаться на месте. Я провожу руками по его торсу, поглаживаю бока, очерчиваю линию на позвоночнике, пытаюсь завести его больше, но, кажется, завожу тут только себя. Джош не успевает реагировать и в итоге сдается, отдаваясь полностью в мои блуждающие везде руки. Ничего страшного. Я сделаю все сам.       Я провожу языком по его шее и причмокиваю где-то под ухом, вздрагивая от его резкого выдоха, кусаю выпирающую косточку ключицы и потихоньку сползаю ногами на пол, как и поцелуями. Я подцепляю пальцами боксеры Джоша и приспускаю их, раздвигаю его ноги и устраиваюсь между, тут же проводя языком по всей длине. Его член вздрагивает, рука сжимает волосы, а взгляд ни на секунду не отводится в сторону. По сравнению с прошлым разом сейчас Джош очень внимателен, но этот раз не будет таким же дразнящим и изнемогающим, сейчас я сразу беру его член в рот и начинаю двигать головой, помогаю себе около основания рукой. Дан мокрый, я чувствую его вкус на стенке своего горла, слишком много смазки для минета, она здесь не нужна. Я хочу сесть на Джоша, хочу полностью ему отдаться, и знаю, что Дан совсем не был бы против этого, но я не могу этого сделать. Впервые в жизни я хочу, чтобы первый раз произошел особенно, а не как способ отвлечь от загонов и быстрее утомить. Джошу не нужны сейчас долгие поцелуи и прелюдия, от которых одежда насквозь мокрая, ему нужны пошлые причмокивающие звуки, быстрые движения и настолько грязные действия, насколько они могут быть грязными.       Через какое-то мгновение я уже снова на его коленях, мы целуемся, я голый снизу, а горячий, мокрый и большой член Джоша между моими ягодицами. Я понимаю, что Джошу тоже это нравится, по его сжимающим мои бедра рукам. Он сам пытается показать направление, и я двигаюсь в такт его немым просьбам, а затем откидываюсь одной рукой на его колено, не забывая и про свое собственное удовольствие. Я думал, что Джош сосредоточится на том, что происходит сзади, но его взгляд был внизу, он сглатывает и смотрит на то, как двигается моя рука. Это смущает меня, поэтому я немного замедляю движение, однако Джошу, кажется, это не нравится. Он задирает мою футболку и тянет край к губам, чтобы я закусил ее. Я слушаюсь, но от неожиданности чуть не выпускаю ее обратно. Джош обхватывает своей рукой оба наших члена и начинает дрочить. Ни он, ни я не произносим ни звука, между нами лишь частое и сбивчивое дыхание, мокрые звуки и желание быстрее это все закончить. Наши члены идеально скользят в руке Джоша, и чем дольше я на это смотрю, тем сильнее приближаюсь к концу. Я чувствую, что Джош уже тоже близко, поэтому откидываю голову и прикрываю глаза, позволяя себе расслабиться, а затем сильно изогнуться в экстазе и удовольствии, брызгая спермой на себя и, кажется, на Джоша. Дан рычит и изливается следом за мной, я ощущаю его горячие капли на своем теле, даже если мое собственное горит не меньше.       Его глаза слабеют с каждой секундой. Мы помогли друг другу мимолетно забыть о том, что произошло, но сейчас это снова занимает первый план. Я чмокаю его губы, а затем слезаю, помогая лечь на спину. Пока я занимаюсь очисткой наших тел, дыхание Джоша выравнивается, голова умиротворенно повернута на бок и сейчас его уже совсем не отличить от себя трезвого. Он всегда спит со слегка приоткрытым ртом, говорил, что это привычка с детства из-за частого насморка.       Я наклоняюсь и целую его в щеку, желая спокойной ночи, а затем накрываю его одеялом, вставая на дрожащих после оргазма ногах и собирая свои вещи, параллельно натягивая их обратно на себя. Как бы сильно я ни хотел остаться сейчас с Джошем, лечь к нему под одеяло, обнять и шептать колыбельные, мне нужно было кое с чем закончить. И на этот раз точно навсегда.       Я беру телефон Джоша в руки и с помощью его отпечатка пальца снимаю блокировку. Он не удалял сообщение от Лео, поэтому я быстро узнаю нужный мне адрес. Я напоследок целую Джоша и поворачиваю его набок, на всякий случай, его вряд ли начнет тошнить, но я хотя бы не буду переживать об этом. Слезы все еще иногда пробиваются на место тех, которые уже высохли, но сейчас всю свою боль я перенес на злость. Никогда так сильно я не хотел мести, никогда так сильно не хотел кого-то убить.       Джош недалеко уехал от места встречи с Лео, через пару улиц я уже был на месте около одной из старых многоэтажек. Я поднимаюсь по лестнице на шестой этаж и начинаю дубасить по двери с номером шестьсот пять сначала руками, а потом ногами. Я не брал ничего с собой из оружия, у меня нет чем защититься если что, я засунул свой страх глубоко внутрь и сейчас он меня совсем не беспокоит. — Открой ебучую дверь, сраный ты уебок! — ору я и снова начинаю биться в дверь и руками, и ногами. — Иначе я сейчас вызову копов!       Я отхожу подальше и замахиваюсь ногой, сильно ударяя и даже слыша треск дерева. Я вдыхаю побольше воздуха и фыркаю. Может, я даже смогу ее выбить? Сейчас проверим. Я замахиваюсь еще раз, но не успеваю ударить, как дверь отворяется. Какой-то мужик хватает меня за руку и тянет в душное, темное и вонючее помещение. Меня в тот же момент прижимают к стене и берут за воротник, сильно сжимая и показывая, что в любой миг если что могут переломать череп. — Какого хуя тебе здесь нужно? — рычит тот, чьего лица я даже не вижу, но все равно не показываю своей слабости и страха, я смотрю в место, где блестят его глаза и хмурюсь, сильно сжимая его запястье. — Мне нужен Лео. Тебе лучше отвести его ко мне, иначе, будь уверен, я стану вашей головной болью, — шиплю я в ответ.       Он какое-то время держит меня, но потом все-таки отпускает, перед этим толкнув. Его тяжелые шаги следуют вдоль коридора, который подсвечивается светом от других комнат только короткими участками. Я замечаю отросший ирокез и теперь мне не сложно узнать в этом мужчине дилера, прославившегося тем, что продает всякую паль, от которой люди либо не слезают с толчка около двух дней, либо ложатся в больницу с язвой. На его дурь ведутся только новички. — Это Джозеф, — говорит он куда-то в дверную щель. — Впускай.       Мужчина проводит руками по моему телу, и я не сопротивляюсь. У меня ничего нет с собой, но это не значит, что я не найду, чем закончить жизнь Лео. Я уверен в своем преимуществе как минимум от того, что я трезв и безумно зол. Меня толкают в другое помещение и хлопают дверью за спиной. Меня не закрывают на замок, просто решают таким образом запугать. Но мой взгляд даже не вздрагивает, он смотрит прямо на объект, из-за которого моя жизнь идет под откос каждый раз.       Лео сидит на ободранном диване с голым торсом, на котором распластались разнообразные партаки и шрамы. Если раньше у него была хорошая мышечная масса, то сейчас от нее не осталось и следа. С одеждой даже не было видно, как сильно Лео похудел, сейчас он кажется таким безумно немощным и слабым, особенно с откинутой от кайфа головой. Мне ничего не стоит просто взять и проткнуть его сердце сейчас. Эта мысль не дает мне покоя.       На столе перед ним раскинулся привычный набор из шприцов, жгутов, зажигалок, ложек и наркотиков. В его руке сигарета, которой он уже не затягивается какое-то время, ведь на диване валяются кусочки пепла, и он так же скапливается на сигарете. — Добавки просит? — спрашивает Лео, лениво усмехаясь и смотря на меня. — Нужно отдать должное твоему новому ебырю. Этот стафф даже лучше того, какой приносил наш дорогой покойный Флейк. Мастерство не пропьешь, Тайлер Джозеф знает на чей хуй нужно садиться. — Это ты ему вколол?       Я медленно делаю шаги к Лео, не отводя взгляда от этих ярко-голубых глаз, в которых не видно зрачка. С каждым своим шагом я распыляюсь все больше, стоит мне вдохнуть этот запах, стоит мне представить, как Джош стоял на моем месте, стоит мне просто видеть это наглое, усмехающееся лицо. Я ненавижу Лео каждой клеткой своей души. — О чем ты? — спрашивает он, отстранясь от спинки дивана и решая все же потушить сигарету. — Он сам это сделал. Сам же знаешь, стоит поманить волка мясом, как он сожрет его с рукой. — Не верю ни единому твоему слову.       Я не могу даже представить, чтобы Джош мог так сорваться. У него было множество моментов, когда он мог это сделать, однако он всегда предпочитал трезвость. Что-что, а вот так глупо он бы не стал снова влезать в старые дела, зная, каким ужасом они могут обернуться. Но и не думаю, что ему вкололи насильно. Тут что-то другое. — Ты его шантажировал?       Я наблюдаю за тем, как Лео варит новую порцию. Его движения уже отработаны, а к такому кайфу он привык, ему наверняка мало одной дозы, чтобы уйти в такое же онемение, как Джошу. — А ты думаешь, я бы стал ширяться тем, что принес парень, который наверняка желает мне отомстить? Ты сам знаешь правила, конфетка.       Он выдерживает на мне взгляд, заставляя меня вспомнить о том, как иногда приходилось быть подопытным кроликом. Когда приходили новые дилеры товар пробовали либо они, либо тот, кого не было жалко. Чаще всего таким приходилось быть мне. Благо, что никто ни разу не пытался обмануть Лео.       — Не смотри на меня так, а то у меня встанет, — говорит Лео, отводя свой взгляд обратно и начиная набирать дозу, пока я сжимаю кулаки от того, как внутри все вскипает. — Эй, а давай, как в старые добрые, а? Вольешь в себя немного наркоты, и мы займемся твоим любимым и жарким сексом, м? Я не поверю, что ты пришел сюда просто, чтобы посмотреть на меня, как ребенок, у которого на глазах разорвали игрушку. Увидел своего парня под кайфом и тоже захотел. Я же знаю тебя, Тайлер. Часто вспоминаю, как много ты кончал, пока я тебя жестко трахал. Ты был моей самой лучшей шлюхой, даже жалко тебя отпускать, но слово есть слово. Этот святоша принес действительно охуенный стафф. — Он протягивает мне шприц и расплывается в улыбке. — Ну что? Разделим? Мне все равно будет много. А если кончится, снова попросим твоего муженька нам достать.       Лео наговорил достаточно для того, чтобы разбудить во мне что-то нечеловеческое. На мои глаза наворачиваются слезы от сильного гнева, мне становится невыносимо жарко, я скалюсь и выхватываю шприц, в следующую секунду запрыгивая на колени парня и оттягивая его голову за волосы. Я ввожу шприц в его вену на шее и ставлю палец на поршень, собираясь на него нажать. Все накопившиеся во мне ненависть и злость находятся в большом пальце, я не чувствую, что Лео боится или дрожит. Ему не страшно, он тихо посмеивается, пока я могу сделать так, что у него случится передозировка. Я знаю, что его никто не отвезет в больницу, тут всем плевать, все наркоманы в этой квартире просто заберут его наркотики и свалят, а полиция проверит это место только тогда, когда соседи начнут жаловаться на запах гнили. Я могу лишить Лео жизни в любую секунду, могу сделать так, чтобы он умирал в муках и ощущении одиночества. Я могу вколоть эту дозу и сделать следующую, чтобы было наверняка. Я могу, но... почему не делаю? — Давай, я не против умереть от твоих рук, — говорит Лео. Он даже не пытается сопротивляться. — Знаешь, Тайлер, а ведь из-за тебя я сторчался... После того, как мы расстались, только героин помогал мне не думать о тебе.       Я сжимаю зубы. Он врет. Между нами никогда не было любви, он думал обо мне, как о хорошей дырке и о прислуживающей игрушке. Человек, который действительно любит, никогда не будет себя так вести. Я просто был для него очередным наркотиком, как и он для меня. Наша любовь была синтетикой. — Даже не смей принуждать меня к ответственности, — говорю я, напрягая руку, чтобы она перестала так сильно дрожать. — Ты испортил и продолжаешь портить мою жизнь, рушишь все, что я пытаюсь построить. Твои слова и твои действия говорят сами за себя. Я ненавижу тебя, Лео. Я хочу, чтобы ты сдох в страшных муках, чтобы пожалел о том, что вообще родился. — Так убей же.       Я отодвигаю палец от поршня и вновь ставлю на него, немного нажимая, но все равно не настолько сильно, чтобы в вену попала хоть одна капля. Я жмурюсь, пытаясь заставить свою руку это сделать. Одно движение, которое займет у меня несколько секунд, для которого мне не нужно много сил. Я готов был сделать что угодно, чтобы Лео не стало, но сейчас почему-то не могу просто надавить сильнее.       Я прослеживаю путь своей слезы, которая скатывается по моей щеке, она падает на грудь Лео, пробегает по солнечному сплетению, на котором был набит леденец. Лео набил его, чтобы показать мне то, как сильно я для него важен, что я его слабость. Очередная манипуляция моими чувствами. Я так сильно был счастлив тогда, что совсем забыл обо всем дерьме и даже с удовольствием продолжал в нем участвовать. Лео продолжает делать мне больно, но сейчас мой разум уже чист от этого человека, сейчас никакие его поступки и слова не заставили бы почувствовать то счастье. Так и почему даже сейчас я иду у него на поводу? Он знал, что я приду сюда, знал, как сильно я его ненавижу, и даже сейчас он меня не останавливает. Почему-то Лео, который раньше дрожал за свою жизнь, сейчас не боится совсем. Но что будет потом, когда я сделаю то, чего он хочет? Разве я успокоюсь? Разве я помогу этим Джошу, который сейчас лежит в одиночестве? Разве я смогу забыть то, что от моих рук умер человек? А если дело дойдет до полиции, смогу ли я жить, постоянно оборачиваясь? Нужна ли мне его гнилая кровь на своих руках? Я не хочу, чтобы даже мертвым Лео все равно портил мою жизнь. — Садиться в тюрьму из-за всяких гнид не входит в мои планы, — шепчу я вместе со словами Джоша в своей голове, а затем отбрасываю шприц куда-то на пол, вставая с посмеивающегося Лео. — Даже не знаю, какой Тайлер мне нравится больше — ноющий или уверенный, — говорит он, доставая сигарету и поджигая ее. — Да похуй. Мне все равно недолго осталось. Ты бы просто сделал одолжение.       Он берет со стола какую-то бумажку и показательно ее швыряет. Я беру ее в руки и расправляю, быстро пробегаясь глазами по тексту. Я сначала усмехаюсь, а потом начинаю натурально смеяться, потому что это действительно смешно, потому что и Лео наконец-то эта жизнь трахнула. — Поэтому ты пытался уничтожить мою жизнь? Потому что просто умираешь?       Лео щурится, медленно затягиваясь, а затем оглядывая меня с ног до головы. — Я приехал, потому что думал, что мы развлечемся напоследок, но потом понял, что ты больше не та конфетка, которой была когда-то. Больше не мой Тайлер. А затем я увидел причину этого и... решил выудить хоть какую-то выгоду. Мне все же больше нравится смотреть на то, как ты страдаешь, нежели как ходишь с этой идиотской улыбкой от уха до уха, при этом ничего не употребляя. — Да пошел ты нахуй, — говорю я, откидывая бумажку, а затем качая головой. Мне здесь больше нечего делать. С таким образом жизни, употребляя розовый героин и находясь на последней стадии СПИДа, Лео действительно недолго осталось. Это просто прогнившая грязь, которая ни капли не похожа на человека. Только зря трачу свое время. — И все же я прекрасно справился со своей целью, — кричит Лео мне в спину, пока я следую к двери. Его голос надломлен, он кричит все это, чтобы я подольше остался, чтобы разозлить и заставить меня говорить. — Думаешь, твой бедный Джош не подсядет снова? Игла ломается так же легко, как и сила воли, если знать, где надавить.       В последний раз я пойду на поводу у Лео, не могу же я и правда уйти просто так, не оставив после себя хоть какой-то след. Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду обратно, по дороге подхватывая со стола первый попавшийся с иглой шприц и со всей дури втыкая его над коленом Лео, что позволяет мне его отвлечь на боль. Он дергается и тянет руку к своему колену, а я выхватываю у него сигарету и прижимаю тело обратно к спинке дивана, чтобы тот не рыпался. — Он сильнее, чем ты думаешь, — рычу я рядом с его ухом. — И ты бесишься, потому что я стал сильнее благодаря ему. Смотри, к чему привели все твои попытки, теперь ты кричишь мне в спину и просишь остаться, потому что ты ненавидишь одиночество и смерть. И пока ты будешь умирать и срать под себя, я буду улыбаться "идиотской улыбкой", множество раз кончать без помощи наркотиков с парнем, которого действительно люблю, и наслаждаться своей беззаботной жизнью.       Я тушу хабарик прямо об леденец на его коже и затыкаю ему рот, когда из него выходит естественный крик. Лео отдергивает мою руку, но я уже добился того, чего хотел. На солнечном сплетении останется шрам, как знак того, что я больше не намерен подчиняться. И теперь, глядя на него, Лео будет думать только об этом. Я не боюсь его мести, я знаю, что Лео больше ничего нам не сделает. Он будет закидываться наркотой, пока не сдохнет, ведь больше ему ничего не остается.       Я покидаю эту квартиру с чувством облегчения. Даже если немного, но я теперь точно знаю, что с Лео покончено. Когда я сажусь в машину и остаюсь в тишине наедине со своими мыслями, я все же позволяю себе в них углубиться. Я отбиваю какой-то незамысловатый ритм на руле. Эта ситуация дала мне долю адреналина, дала уверенность в своих силах, но что бы я ни говорил, проблема остается проблемой. Всеми силами своей души я пытаюсь верить в то, что Лео не прав, но маленькой частью я всё же боюсь, что некоторые его слова попадут в точку. Кому как не наркоманам понимать это. Но мы справимся, мы с Джошем действительно справимся с этим.       Я завожу машину, ощущая внутри непонятную мне тоску. Я думаю о справке, которая была в моих руках, о диагнозе Лео. Мне не жалко его, он действительно заслужил самой мучительной смерти, но все же сам факт того, что он даже не решает, какая смерть у него будет. Все написано на одном клочке бумаги. Он тоже обычный, в его груди бьется такое же сердце. Человек, которого я так боялся, считал огромной шишкой, которая по щелчку пальцев может уничтожить мою жизнь, умрет просто от того, что когда-то воспользовался нестерильной иглой. Я не знаю, что чувствовать к этому. Он желал умереть от моей руки, потому что не хотел в этот момент быть один, говорил такие слова, которые я никогда не слышал, потому что знал, что скоро он умрет, и хотел хотя бы немного открыть мне свои мысли, даже если мне это уже было не нужно. Такой сильный и независимый с виду человек был таким слабым и жалким сейчас. Я уверен, что ему не хватит сил убить себя, он не вольет в себя дозу больше положенной, он просто будет ждать, когда смерть сама его настигнет. Вот его наказание.       Я и сам не замечаю, как машина привозит меня в это место. Я не мог пока вернуться к Джошу, мне нужно просто... хоть немного спокойствия, хоть немного того, кто меня поймет сейчас, даже если он все еще зол.       Я забираюсь по трубе и перескакиваю на крышу посередине дома, черепицы под моей подошвой слегка скрипят, пока я шагаю к окну, за которым вижу черные шторы с принтом каких-то супергероев. Я стучусь пару раз, с промежутками около минуты, и свет все-таки загорается, а затем в окне появляется сонный и лохматый Джерард. Он хмурится, выглядит слегка шокированным и открывает окно. Он не игнорирует меня и это меня добивает. Скорлупа ломается. — Что ты...       Моя грудь вздымается, подбородок начинает дрожать, а слезы выходят навзрыд вместе с выдохом. Я плачу, как ребенок, позволяю своим слезам литься через края фонтаном, не сдерживаю громких рыданий и не пытаюсь все это вытереть и спрятать. — Джер... Джош.. он... — я всхлипываю через каждое слово, икаю и пытаюсь успевать вдыхать воздух, пока Джерард берет меня за руки и тянет к себе, помогая залезть в комнату. Я падаю на его предплечье, футболка мгновенно становится мокрой, и я вою от того, как он меня обнимает и гладит, пытаясь успокоить. Я не хочу успокаиваться, хочу плакать до тех пор, пока из меня не выйдут все эмоции, пока мои глаза не опухнут, а слезы не кончатся. Хочу почувствовать облегчение.       Джерард не просит объяснений, он не злится, он рядом, его запах окутывает мой нос, потолок играет красками, как и стены, которым он тоже добавил красок. Он не снял нашу фотографию со стены, которую мы сделали, когда были накуренными, он даже оставил мою записку, которую я дал ему, когда он выписывался с клиники. "завидую тому что ты больше никогда не увидишь этого ублюдка джеффа. пожелай мне удачи, надеюсь он не решит меня изнасиловать в твое отсутствие, хоть я и хотел бы этого но точно не с ним боже упаси хочешь ты этого или нет но мы повязаны. ты сам виноват в том что стал моим лучшим другом так что не жалуйся. не терпится покататься вместе на скейтах и надрать твоему бывшему зад. чмоки чмоки дождись меня и ни в коем случае не сторчись в мое отсутствие!!!! с любовью, твоя мартышлюшка"       Она немного помятая, потому что я пытался передать ее втихаря, но все же он ее хранит. И это безумно для меня важно. — Прости... Я думал... что мне никто не нужен, — я шмыгаю носом и потрясываюсь с каждым вдохом. — Но... я не могу без тебя, Джерард... Не могу без тебя и Джоша. Даже если все... порчу... вы самое дорогое, что у меня есть. Прости меня, пожалуйста, Джер. — Тайлер, вся моя футболка в твоих соплях и слезах, как думаешь, стоял бы я тут до сих пор, если бы не простил? — спрашивает Джерард, поглаживая мои волосы и слегка покачиваясь в крепких объятиях. Он чмокает меня в висок, и я растекаюсь от этой нежности. — Честно говоря, я тоже был немного с тобой груб, так что и меня прости. Как я только мог променять друга на хуй.       Я снова вою, от чего Уэй вздыхает, усаживая меня на кровать и укутывая нас обоих одеялом. Его даже не смущает, что я в уличной одежде, он просто хочет создать вокруг меня комфорт, закрыть нас с ним от всего этого ужасного мира. Поэтому я пришел сюда. Знал, что он поймет. Джерард и Джош это две грани доброты, каждый понимает меня по-своему, но при этом ни капли не ошибается, это две мои половинки идеального целого, и я так сильно ошибался, когда думал, что справлюсь без них. Они не стоят даже рядом с теми людьми, которых я ценил в прошлом и которые так легко от меня ушли. Было глупо даже сравнивать.       Я потихоньку успокаиваюсь в объятиях Джерарда и теплого одеяла. Перестаю дрожать и часто всхлипывать. Глаза тяжелеют, нос забит, но я хотя бы могу нормально говорить и рассказываю Джерарду то, что произошло. Все с самого начала до самого конца. Он не перебивал меня, но я видел по его лицу, как сильно его это шокирует, а когда он узнал, что Джошу пришлось влить в себя наркотик, то и вовсе ахнул, обматерившись. Он хотел выбить Лео оставшиеся зубы и был рад тому, что я сделал с ним, не переборщил и показал то, что ему не подогнуть под себя нас с Джошем. Уэй не переставал меня гладить, пока я совсем не успокоился. Я выдохнул от того, насколько мне и правда стало легче, мы даже посмеялись, пока я высмаркивался в салфетку. И все же я рад, что попал в клинику когда-то, иначе я бы никогда не познакомился с этими чудесными парнями. — Не думаешь, что должен быть с Джошем сейчас? — спрашивает Уэй, подавая мне стакан воды, чтобы восполнить утраченную жидкость в моем организме.       И правда, пора возвращаться.