Прямо перед тобой

Выходя из темных дворов к своему дому, спрятанному от толпы уличных фонарей, а потому, не менее темному, Наоки поднял взгляд, высчитывая на панели нужные окна. Он всегда так делал, дабы насладиться чувством триумфа. Ему нравилось ощущение контроля, нравилось доминировать, нравилось подчинять. Зная, что в его клетке таится птичка, подвластная только ему, на душе сразу становилось невообразимо тепло. Это чувство – сродни физической разрядки, когда внутри все сжимается от эйфории. Однако свет в его квартире не горел. Окна были темными и ничем не выделялись на фоне кирпичной стены здания. Кровь в жилах мгновенно похолодела, рождая тем самым скрытую ярость. Не мешкая и секунды, Наоки дернул стальную дверь, рывками поднимаясь на восьмой этаж, игнорируя наличие лифта. Небрежно повернув ключами, переводя дыхание, он вошел в квартиру, надеясь, что его предположения – ложны, но собственноручно выстроенная тюрьма оказалась пуста. Из ее обитателей, в глубине самой дальней комнаты, остался лишь попугай, напряженно застывший в своей клетке на жердочке, точно ожидая опасности. Никаких прочих признаков жизни. Ни запахов, ни шума, ни силуэтов. – Хах, – Сам себе усмехнулся Наоки, предпочитая не разуваться, проходя внутрь квартиры. Попугай мгновенно нахохлился, наблюдая сквозь темноту за его шагами. Животное чувствовало опасность. И Наоки это нравилось. Нравилось, чувствовать страх окружающих. Он мысленно питал его. Придавал ему сил. Дойдя до дальней комнаты, резко сменив свой курс в сторону кухни, Наоки услышал кудахтанье птицы, от ужаса впившейся когтями в прутья клетки. Это заставило его улыбнуться. Быть причиной чьего-то страха, всегда приятно. Но на этом его перформанс не был окончен. Дойдя до стула, стоявшего близь окна, Наоки спокойно опустился за стол, опуская на его поверхность руки. Медленно, плавно, аккуратно, бесшумно. Он готовился к очередному нападению, для которого необходимо было тщательно затаиться. А что могло быть лучше, чем спрятаться на видном месте? Налив себе в стакан виски, по обычаю хранившемся в ящике под столом, Наоки сделал глоток, наслаждаясь чарующим вкусом, и облокотившись о спинку стула, принялся ждать. А ждать – он терпеть не мог. К его счастью, много времени это не заняло. Жертва появилась на пороге уже спустя семь минут. Он засек. Дверь в прихожей тихо хлопнула, сопровождаясь копошением. Обувь в коридоре полетела в разные стороны, вызывая у него чувство торжества. Даже на расстоянии он чувствовал страх. Страх его жертвы. И ликовал. В темной квартире одна за другой загорелись лампы, освещая пространство жилья, и когда над его головой загорелась последняя люстра, обнажая черты кухни, он победно улыбнулся, встречая гостью в дверном проеме. Ее лазурные глаза горели испугом. Пальцы задрожали, тело пробила волна тревога, заставляя особу попятится назад. – Здравствуй, милая. – Обратился он к ней первым, прекрасно понимая, что сама она не найдет нужных слов. – Знаешь, я очень удивился, не застав тебя дома. – Он демонстративно покрутил бокал с алкоголем в руках, вдыхая его горький аромат, после чего, демонстративно бросил его в сторону, позволяя разлететься по полу тысячей осколков. – Не подскажешь, кто разрешал тебе покидать пределы этой квартиры? Девушка едва не заплакала от его слов, вжавшись боком в толстую стену, словно это помогло бы ей слиться в ее рельефах, став невидимой для посторонних глаз. – Ну же, Кихал. – Поворачивая голову в сторону девушки, снова произнес Наоки, поднимаясь на ноги. – Я задал тебе вопрос. – Я следила за Феликсом. – Невпопад складывая буквы в слова, произнесла Тогрул, чувствуя, как сводит челюсть от разъедающего чувства страха. – Была на складе, где он работал. То есть, где он работает. Ты же сам просил меня об этом. – Кихал сжала плечи, смотря за тем, как Наоки медленно сокращает между ними дистанцию. Она знала, что сейчас будет. Знала, что он с ней сделает. Знала, что ее слова звучат не убедительно, но почему-то не могла не врать ему. – Кажется, сегодня я настоятельно тебя просил быть дома, разве нет? – Он, задумавшись, коснулся пальцами подбородка, показательно размышляя. – Или это было вчера? Надо же, не помню. – Продолжил он свое театральное шоу, от которого у Кихал свело мышцы живота. Ожидание неизбежного убивало ее сильнее, чем физическое воздействие напрямую. Ждать неизбежного всегда хуже самого неизбежного. Уж лучше бы он сразу избил ее, чем томил своими разговорами, исход которых был всегда одинаковым. – Дорогая моя, – Он коснулся пальцами ее подбородка, приподнимая голову кверху, так, чтобы их взгляды встретились. – Неужели ты думаешь, что после двух лет брака, я не научился распознавать твою ложь? Какая наивность. – Наоки сжал пальцы, оставляя красные пятна на ее коже. – Просто признайся, это не сложно. Кихал молчала, чувствуя напряжение каждой клеточкой своего тела. Слова упрямо не складывались в предложения, хотя, ей, в общем-то, и не о чем было ему говорить. Он ведь, все прекрасно знает и без нее. Спрашивает, лишь чтобы поиздеваться. Чтобы оттянуть момент физического соприкосновения. Чтобы подольше насладиться ее страхом. Его это возбуждало. Она знала. – Что ж, твое стремление защитить Шираюки весьма похвально. – Он погладил пальцами ее темные волосы, прикладывая несколько прядей к своему носу. Пахли они кокосом, с легкой примесью ананаса. Удивительно. Несмотря на весь тот кошмар, что творился в ее жизни, Тогрул удавалось сохранять этот аромат на своих волосах. Постоянно. – Жаль, конечно, что этой выходкой ты лишь приблизила ее конец. – Она здесь не причем! – Сама того не ожидая, выкрикнула Кихал, поздно спохватившись. Она прижала ладони к губам, словно это могло бы помочь ей вернуть слова назад. – Значит, ты не отрицаешь, что была у нее. – Довольно улыбнулся Наоки. Вести дела с Кихал ему было слишком просто. Она сама того не понимая, всегда преподносила ему все на блюдечке. – И что же ты ей рассказала? – Ничего. – Кихал сильнее вжалась в стену, понимая, что ей некуда даже отступить. Он схватит ее в любом случае. – Клянусь, я ничего ей не говорила. Просто извинилась. – Как мило. – Наоки наклонился к ней так, чтобы кончики их носов соприкоснулись. Его глаза опасно сверкнули – верный знак того, что ворота в ад оказались открыты. – Думаешь, я в это поверю? Я ведь, милая, для тебя стараюсь. А ты моей заботы не ценишь. Мне обидно. – Мужские руки скользнули по ее телу вниз, ныряя под черную толстовку, к тем местам, где зияли синяки. – Ее это не касается. – Обреченным шепотом проговорила Кихал, чувствуя, как мужские руки трогают ее грудь. Пошло, грязно, отвратительно. – Не касалось бы, если бы она не связалась с Вистериа. – В самые губы проговорил Наоки. – Шираюки лишь пешка на этой шахматной доске. – Вы хотите убить Зена? – Неожиданное осознание прошибло Кихал. Она вытаращилась на Наоки, шокировано хлопая ресницами. До этого дня она лишь просто исполняли приказы бывшего мужа, шантажировавшего ее. Следила за необходимыми людьми, рассказывала, какими путями, и в какое время они ходят. Подсказывала, когда и где их лучше убить. В общем, выступала информатором-шпионом, облегчая исполнителям преступлений роль. Но никто не говорил ей, что у них есть конечная цель. – Ну что ты, милая. – Стягивая с Тогрул толстовку, позволяя ей остаться лишь в тонкой маечке, через которую отлично просвечивались черты ее тела, проговорил Наоки. – Я всего лишь хочу ему отомстить. Хочу, чтобы он страдал точно так же, как когда-то страдал я. А для этого, мне придется убить Шираюки. – Ты не сделаешь этого! – Внутри Кихал все резко перемешалось, стоило его словам достигнуть ее слуха. Выкрикнув, она мгновенно зажмурилась, ощущая, как кожа в районе ребер начала гореть. Не устояв на ногах, Тогрул пошатнувшись, упала на пол, чувствуя, как начинает задыхаться. – Какая преданность, надо же. – Усмехнулся Наоки. – А я ведь хотел тебя спасти. Хотел позволить тебе освободиться. И что я получаю взамен? Милая, ты всадила мне в спину нож. – Он присел рядом с ней на корточки, грубо хватая за волосы. – Так еще и подругу свою подставила. М-м-м, кто же ты после этого? Его руки резко взметнулись вверх, заставляя ее подняться. Наоки с силой прижал ее к стене, так, что она едва стояла на трясущихся ногах, после чего, накрыл ее губы своими, шершавыми, искусанными до крови. Кихал чуть ли не стошнило, стоило его языку коснуться ее неба. Она громко закашляла, чувствуя, как слезы градом стекают по ее лицу. Сжав пальцами девичью талию, Наоки резко развернул ее к себе спиной, рывком стягивая спортивные штаны с ног, обнажая бедра и ягодицы. Не удержав равновесие, Кихал корпусом полетела вниз. Наоки успел схватить ее за волосы, потянув на себя, после чего практически кинул девичье тело на поверхность стола, прижимая к ней пышную женскую грудь. Тогрул не успела среагировать, чувствуя, как сознание медленно покрывается дымкой. Голова закружилась, легкие сдавило тяжелым ударом в бок. – Пожалуйста… – Мольбы Кихал были тихими, практически неразличимыми, но он слышал их, и это заводило его еще больше. – Пожалуйста, не надо… Нижнее белье с треском упало на пол, после чего, область тела в районе лона отдалась острой болью. Кихал вскрикнула, хватаясь пальцами за края стола, но это никак не могло помочь ей скинуть с себя громоздкое мужское тело. Он слишком сильно прижимал ее ладонями к столу, слишком грубо вдалбливался в нее своим телом, слишком больно рвал ее плоть ногтями. – Чего же ты так сжимаешься? – Его грязные слова отпечатками пощечин ложились на ее лицо. – Нравится, когда я трахаю тебя? Слушая рваное мужское дыхание, смешавшееся с агонией единения их тел, Кихал оставалось лишь плакать, кусая изнутри собственные щеки. Этот кошмар уже никогда ее не отпустит. Она знала, что он представляет на ее месте другую, знала, что он делает это лишь для того чтобы самоутвердится за ее счет, знала, что это не закончится никогда. – Шираюки… – Он стонал ее имя ей на ухо, сжимая ягодицы до посинения, шлепая по ним ладонями так сильно, что перед глазами загорались звезды. Кихал знала, что он любит не ее. Знала, и беспрекословно принимала это, боясь, что если возразит, то он и в самом деле причинит вред самой Амбервиль, о которой так мечтал. Шираюки была его недосягаемой мечтой. Грязной и пошлой мечтой. Кихал не мола скинуть Наоки с себя, не могла позвать на помощь, не могла сделать ничего, потому как любое ее действие скажется на нем. На единственном смысле жизни, который у нее только остался. Чувствуя, что разрядка близко, Наоки теснее прижался к Кихал, касаясь своим подбородком ее плеча шумно простонав. В примеси боли Тогрул почувствовала, как по бедрам ее стекают горячие капли его семени, очерняя ее жизнь основательно. У нее нет и намека на спасение. Громко всхлипнув от отчаяния, она обмякла на столе, не чувствуя уже ничего. Ни того, как Наоки, схватив ее за волосы и поволок в душ. Ни того, как он скинул ее тело в ванную, точно она была тряпичной куклой. Ни того, как включил кран с ледяной водой, обливая ее с ног до головы. Ни даже того, как заполнив до поверхности ванну, он начал ее топить, позволяя задыхаться. Она путалась в своих волосах, чувствовала, как горят легкие, как ломит суставы, как сводит внутренние органы, как содрогаются мысли, и думала о том, что, быть может, умереть сейчас, не так уж и плохо? Стоило этой мысли коснуться ее больного разума, как Наоки вытащил ее тело из ванной, бросая на кафельный пол, и накрыл полотенцем. Нет. Без него она не уйдет. Слишком страшно ставить его одного, наедине с этим тираном. – Иди в свою комнату. – Грубый голос Наоки каким-то образом оставался различим во всем этом хаосе. – Я принесу еды. Его тяжелые шаги отдались эхом в ее черепной коробке, разбивая все защитные барьеры, которые Кихал так отчаянно в себе прятала. Не ведая, что творит, Тогрул привстала на локтях и, оттолкнувшись, вцепилась в ногу Наоки, потянув ее на себя. – Что ты делаешь? – Окинув ее насмешливым взглядом, спросил Наоки, очевидно, радуясь произведенным ритуалом «омовения». – Сын… – Тогрул ощущала, как все тело сгорает в неистовом хаосе. Как ее трясет от холода и жара одновременно. – Пожалуйста… Дай мне увидеться с сыном. Наоки развернулся к ней лицом, сбрасывая ее руки со своей ноги. – Удивлен, что ты все еще печешься об этом выродке. – Он глухо рассмеялся, поражаясь тому, что в таком ничтожном положении Кихал думает не о себе, несмотря на то, что одной ногой уже стоит на границе смерти. – Хорошо. – Он наклонился к ней ближе, помогая принять Тогрул сидячее положение, облокотив о бортик ванной. – Тебе повезло, что я сегодня добрый. Иначе, после твоих выходок, я бы и вовсе свернул ему шею.

***

Переодевшись в широкую пижамную рубаху и огромные пижамные штаны, дабы они не давили резинками на измученное тело, Кихал с трудом перебралась в комнату, присаживая перед клеткой с попугаем. Она накинула на плечи теплый плед, чувствуя озноб, и скрепила его концы на груди, чтобы он не упал на пол. Потянувшись озябшими пальцами к створкам клетки, Тогрул открыла ее, выпуская наружу птицу. Попугай не вылетел за пределы своего обитель. Он тихонечко прошелся лапками по железным прутикам и ступил на худенькие пальчики хозяйки, тихонечко о чем-то кудахтая. Попугай прошелся по руке, цепляясь лапками за плед на плече, и прижался клювом к щеке Кихал, сопереживая всем ее страданиям. – По-По… – Тихо произнесла его кличку Тогрул, вновь давая дорогу своим слезам. Попугай, точно чувствовал ее состояние, потерся своими перышками о кожу лица, словно намереваясь стереть влагу с щек. Кихал увидела эту птицу в зоомагазине, куда забрела совершенно случайно, еще, когда они с Наоки были в Италии. Хотела купить корм бродячим котам. Подойдя к прилавку у кассы, она увидела попугая, с лазурными перышками, между которыми виднелись бирюзовые вставочки. У него был шрамик на глазу, и хромая лапка. Кто-то нашел его на улице, и привез сюда, на передержку. Тогрул долго рассматривала птицу через стеклянную стенку своеобразной клетки, после чего не сдержалась и купила израненную пташку, несмотря на то, что продавщица отдавала его бесплатно. Они быстро привязались друг другу. Кихал частенько болтала с попугаем, еще до того, как Наоки неожиданно изменился, превращая ее жизнь в ад. Тогрул долго размышляла над тем, какое имя дать своему новому питомцу, выбирая между Ёта и Олли, но в самый последний момент изменила свое решение, дав попугаю имя По-По, созвучное тем звукам, что он издавал. По-по-по… Он всегда так кряхтел, когда хотел выбраться из клетки. Поразительно, что после всего случившегося, Наоки не выбросил По-По на улицу или не общипал ему перья. Хотя Кихал точно знала, что он с легкостью мог сделать нечто столь кровожадное. Расстроенно проворковав что-то, попугайчик помотал головой, прижимаясь к хозяйке теснее. Тогрул на какой-то миг показалось, что будь По-По человеком, он бы обязательно вытащил ее из этого ужаса. Он бы точно спас ее. В коридоре громко хлопнула входная дверь, после чего пространство квартиры заполнилось громким детским плачем. У Кихал внутри все стремительно рухнуло вниз. Ее сердце выдерживало нескончаемые гематомы на теле, акты насилия, пытки и прочие издевательства, но плач собственного сына оно не способно было терпеть. Тогрул рывком поднялась на ноги, не понятно откуда вообще взяв силы. По-По поднялся на крыльях в воздух, оседая на прутики своей клетки сверху, пока хозяйка, спотыкаясь на поворотах, бежала на зов ребенка. Тогрул едва ли не с силой забрала сына из лап бывшего мужа, прижимая малыша к своей груди. Он практически сразу успокоился, сжимая края пледа своими маленькими пальчиками. Итану было чуть больше восьми месяцев от рождения. Он был точной копией Кихал, с такими же пронзительными аквамариновыми глазами и темным пушком на голове. Необычайной красоты ребенок. Только, почти всегда плакал. Во всяком случае, так было каждую их редкую встречу. – У тебя десять минут. После, я отнесу его обратно. – Грубым тоном произнес Наоки, доставая из заднего кармана пачку сигарет, после чего вышел на лестничную площадку, уходя в сторону открытого общего балкона. Он всегда уходил, когда Тогрул просила его о встрече с сыном. Она не знала почему, да и, пожалуй, не хотела знать. Укутав сына в плед, сдернув его со своих плеч, Кихал принялась осыпать короткими поцелуями его лицо, слегка покачивая на руках. Итан, сонно похлопал глазками, улыбаясь матери, после чего прикрыл веки и задремал. Обаятельно, мило и невинно. Тогрул не знала, куда Наоки отводит ее сына и кому, но судя по всему, о мальчике там заботились. Его кормили, купали, хорошо одевали. И если по началу, Кихал была рада, что все происходит таким образом, то недавно начала задумывать о том, зачем ему все это? Для чего Наоки такие трудности? Чтобы шантажировать ее? Но стоили ли такие усилия и забота о ребенке, подобного? Ведь с рождением Итана и начался весь этот кошмар. После появления в их семье ребенка, Наоки сразу переменился. Стал жестоким, грубым. Перевез их обратно в Англию, а позже и вовсе превратился в тирана, коему не мила была людская жизнь. Вглядываясь в спящее лицо сына, Кихал винила во всем себя. Она загнала себя в этот ужас самостоятельно. Она не пыталась бороться, не пыталась найти выход или спастись. Она просто боялась, и этот страх заставлял ее повиноваться всему происходящему. Долго ли это могло продлиться? Подумав об этом, Тогрул заметила, как попугай, сорвавшись в перекладины, полетел в коридор. Сделав шаг в сторону, Кихал увидела, как По-По сел на ручку входной двери. Просто сбеги, пока он не вернулся – послышался внутренний голос, оглушая Кихал изнутри. Это твой единственный шанс на спасение. Тогрул потрясла головой, прогоняя наваждение, однако стоило ей вернуться обратно в комнату, как По-По недовольно закудахтал, возвращаясь обратно к ней. Он клювом схватил ее за край пижамы и поволок в прихожую. Беги, пока есть возможность – кричал ее внутренний голос. Беги, пока еще есть куда. Опустив взгляд на спящего сына, Кихал прижалась к стене. Это было полнейшим сумасшествием. Сумасшествием, к которому она не готова. Или готова? Будет ли Наоки и дальше так заботится об их сыне или убьет, как только он станет ему неудобным? Будет ли он и дальше так издеваться над ней? Что вообще будет потом? Кихал показалось, что ее ударили по затылку чем-то тяжелым, когда перед глазами снова засверкали звезды. В крови забурлил, непонятно откуда взявшийся адреналин, заставляя ее на время забыть о боли и действовать вперед. Перед ней словно алой тряпкой затряс тореадор, принуждая к безумным вещам. Теснее прижав к груди сына, Тогрул проследовала за По-По в прихожую, осторожно провернув ручку двери. Наоки не стал ее запирать, оставляя открытой. Замерев на месте, Кихал хотела податься назад, но внутренний голос был громче. Он призывал ее бежать. Он не оставлял ей выбора. Тихонечко, не издавая никаких посторонних звуков, Тогрул, босиком, вышла на лестничную клетку, испуганно осматриваясь по сторонам. Только сгустившийся мрак окутывал их с Итаном тела, смешиваясь с негромким шелестом крыльев попугая. Ступив по лестнице вниз, Кихал несколько ступеней прошла на носочках, игнорируя зияющий холод на стопах, после чего бросилась вниз. Она пробежала несколько пролетов, игнорируя наличие лифта с восьмого этажа, прежде чем услышала позади себя голос Наоки. Ну, конечно же, он не мог упустить ее. Он что-то кричал ей в след, дыша практически в спину, и Кихал вдруг показалось, что она падает, когда над ее головой резко пролетел По-По. Попугай со всей силы закричал, когтями впиваясь в лицо Наоки. Пространство лестничных ходов погрязло в криках. – По-По… – Оборачиваясь лишь на секунду, одними губами произнесла Тогрул, продолжая бежать по ступеням вниз. Взгляд заполонили слезы. Ноги подворачивались, из-за чего она постоянно спотыкалась, грозясь случайно уронить Итана, спавшего, на удивление, в ее руках, слишком крепко. Добежав до третьего этажа, Кихал вдруг остановилась. Кто-то из соседей загородил лестницу огромными коробками. Обступить их не приходилось возможным. Ждать лифт – слишком долго. Сдаться – не вариант. После ее побега он точно убьет их обоих. Или еще чего хуже – начнет издеваться над Итаном, так же, как и над ней. Насилие над сыном Кихал точно не переживет. Думая на автомате, Тогрул успела несколько раз проклясть себя за этот необдуманный побег. Она подвергла опасности себя, но на это ей было плевать. Она уже привыкла к этим страданиям. Но она подвергла опасности сына… Ребенка, которому еще даже не исполнился год. Он не успел прожить частичку этой жизни, уже оказавшись втянутым в этот ужас. Повернув в сторону общего балкона, Кихал взглянула вниз. Вроде, не так уж и высоко, правда? Внизу лежали какие-то картонные коробки и валялись мешки с мусором. Падать будет больно – подумала Тогрул, но быстро отбросила эту мысль в сторону. Ничего больнее того, что она уже испытала, ей почувствовать не удастся, как бы она не старалась. Отодвинув створку окна, вставая на подоконник, Кихал развернулась, понимая, что не сможет прыгнуть лицом вперед. Слишком ее пугала высота. – С ума сошла? – Наоки остановился в пяти метрах от нее, смотря своим самым отвратительным взглядом. Взглядом доминанта. На щеке его кровоточило несколько ярких порезов от когтей попугая, придавая чертам лица еще больший ужас. Губы Кихал дрогнули. Смотря на человека, которого когда-то любила всем своим сердцем, она уже мысленно умерла, осознавая, что сейчас перед ней стоит совершенно чужой человек. Человек, который издевался над ней, который пользовался ей, который убивал ее раз за разом. – Ладно, ты сама, неадекватная. – Наоки сделал шаг по направлению к ней, говоря грузным, тяжелым голосом, словно обвинял ее во всех смертных грехах. – Но подумай о сыне. Убьешься сама, и его за собой потащишь? – Замолчи! – Сквозь зубы прикрикнула Тогрул, теснее прижимая сына к груди. Она сумеет сбежать. Сумеет сбежать и спасти своего ребенка. Не себя, так Итана она точно спасет! – Его смерть будет на твоей совести. – Улыбнулся сардонической улыбкой Наоки. – Какого будет жить с мыслью, что твой ребенок умер из-за тебя? – Не подходи! – Завизжала Кихал, смотря за тем, как сокращает между ними расстояние. Она намеренно пропускала его слова мимо ушей, веря в то, что она сможет сбежать. Там внизу, у нее будет фора, чтобы скрыться или позвать на помощь. – Ты сам во всем виноват. Ты сам! На ее крики неожиданно вышел мужчина, из квартиры, расположившейся на этаже. Он заглянул на балкон, привлекая к себе внимание, и заметив, как отвлекся Наоки, Кихал резко подалась назад. Другого момента для побега у нее не будет. Просить помощи у соседа было глупо. Он не сможет ее спасти. Наоки сильнее его. Вырубить мужчину не составит ему труда. – Кихал! – Этот крик был последним, донесшимся до ее слуха, прежде чем острая боль пронзила затылок. Чувство полета быстро сменилось яркими сигнальными огнями перед глазами, унося ее сознание куда-то далеко в преисподнюю. Руки разжались, выпуская из крепкой хватки ребенка. Кихал чувствовала, как его забирают у нее, но уже ничего не могла сделать. Тело не слушалось, а глаза видели лишь зияющую вокруг тьму. Все случилось слишком быстро, позволяя ей лишь слышать плачь родного ребенка, без возможности ему помочь. Она хотела избавиться от всего этого ужаса. Хотела вернуть себе и своему сыну мирную жизнь, которую у нее отнял, когда-то дорогой сердцу человек. Она просто хотела жить счастливо. Учла ли она подобный исход, пересекая порог квартиры? И думала ли о том, что эта ночь принесет Бельбургу четыре новых трупа? Четыре убийства, совершенные по ее вине.