простыми словами

Нёвиллету Ризли так и не пишет. Он включает телефон, открывает переписку и… оставляет диалоговое окно совершенно пустым. Как только палец заносится над клавиатурой, он тут же застывает, а каждое корчащееся в попытках сформироваться слово внутри Ризли кажется неправильным. Он даже пытается бормотать себе под нос, в надежде, что, говоря вслух, что-то нет-нет, да выльется ― но в итоге предложения уже в голове выглядят как кривые линии, чувствуются засохшими поломанными ветками, деревянными, фальшивыми и глупыми. Ризли думает, причиной всему воскресенье и наличие бытовых дел. Потом всё-таки обвиняет занятость и плотность графика в понедельник. Во вторник думает, что он полный дурак. В задворках сознания плещет мысль отложить всё это на потом, но, во-первых, Ризли уже просто не может спустить глаз с «Дома Очага» ― это что-то слишком личное, ― а, во-вторых, он же должен ― поправка: хочет, если говорить откровенно, ― в конце концов воспользоваться поводом и написать. Ризли со вздохом прикрывает глаза, откидывается на спинку рабочего стула и сосредотачивается. Он вспоминает тех близнецов-фокусников, их беспокойство в участке, их беспечность с Нёвиллетом на сцене, и в итоге у Ризли не занимает и минуты напечатать готовое сообщение по поводу дела ― небольшая просьба. Ризли смотрит на экран какое-то время, потом решает проверить расписание, в задумчивости чуть кривит губы ― завтра ночное патрулирование, ― и стирает сообщение. В среду он не открывает пустое диалоговое окно, а предлагает Сиджвин подбросить её до школы, глупо надеясь на чудо, которое предоставит возможность заметить Нёвиллета (маловероятно) на территории школьной парковки (почти безнадёжно, он безнадежён). Сиджвин соглашается с удовольствием, и Ризли едет с легким покалыванием в пальцах, барабанящих по рулю ― и непонятно от чего: то ли от нервного ожидания, будет ли на то воля случая пересечься, то ли от картины от возможной встречи, хотя ничего не гарантировано, не обещано. С остановкой на парковке в нервном импульсе на секунду останавливается сердце. ― Спасибо! ― бросает Сиджвин с заднего сиденья. Ризли через лобовое стекло сканирует парковку. ― Пока, хорошего дня. ― Тебя забрать? ― не оборачиваясь, бросает он. У школы снует много людей, машины приезжают и уезжают, и в этой суматохе тяжело выцепить одного конкретного человека. ― Давай, если не сложно. Спасибо! ― Удачи, ― он всё-таки быстро смотрит на Сиджвин и улыбается ей. Она довольная выпрыгивает из машины. Когда проходит достаточно времени, чтобы Сиджвин успела зайти в школу, Ризли выглядывает из окна и смотрит ещё немного. Парковка постепенно редеет, а знакомой фигуры нет. Он поглядывает на время, думает, что сидеть тут полдня будет уж очень глупо и с тихим вздохом выезжает с территории школы. Накатившее разочарование ― хотя ничего не было обещано ― держит его очень долго и не отпускает даже когда он через несколько часов снова оказывается у школы, почти у входа, чтобы теперь забрать Сиджвин. Даже сквозь закрытые двери и окна он слышит приглушенный звонок, усиливающийся шум в виде топанья, переговоров, хохота, и все голоса перемешиваются в привычный гул, характерный школьным коридорам. Сиджвин на выходе что-то рассказывает Монт, когда она замечает его. ― Привет, пап! ― Здравствуйте, господин Ризли. ― Привет, ― он кивает им обоим, Сиджвин быстро прощается с Монт («И до свидания, господин Ризли!») и бросается на него, обнимая руками до куда достаёт. Ризли слегка взъерошивает её челку, слыша в ответ весёлое фырканье, а потом Сиджвин хватает его за руку и начинает рассказ об учебном дне. Он слушает про урок литературы, пятерку по математике и маленькое количество домашнего задания на завтра, параллельно уже больше машинально сканируя парковку взглядом: она достаточно заполнена ― не так, как с утра, но выходящие школьники проходят рядом с ней, превращая картину в кучу стоящих машин и идущих людей. На половине пути, он бегает взглядом всё быстрее и в конце концов поджимает губы ― не то чтобы стоило надеется второй раз. Они пересекались тут в их первую встречу и когда колесо машины Нёвиллета было проткнуто, так что не на что рассчитывать. Ризли тихо вздыхает и думает ― в другой раз. ― А что будет на ужин? ― спрашивает Сиджвин. ― Что найдем в холодильнике, ― легко бросает Ризли, ― а там и решим, м? ― он с весельем поглядывает на Сиджвин, обходя машину, пока её лицо не пропадает из поля зрения, потому что она запрыгивает на заднее сиденье. ― Ага, ― слышит он, прежде чем Сиджвин закроет за собой дверь. Ризли тянет ручку, садится за руль, тянется к ключу и останавливается. Ему требуется пару секунд, чтобы предположение превратилось в уверенное утверждение, чтобы размытый силуэт стал в чёткой фигурой конкретного человека. Через лобовое стекло Ризли замечает его ― быстро рассекающего размеренным шагом парковку. Он так и застывает в непонятной позе с протянутым ключом, придерживаясь другой рукой за руль и быстрее, чем Нёвиллет пропадёт из виду, Ризли кидает Сиджвин: ― Подождёшь в машине? Через водительское зеркало он замечает её вопросительный взгляд, но, к облегчению, она спокойно соглашается: ― Ага. Ризли выныривает из салона, закрывает дверь, засовывает руки в карманы и быстрым шагом идет в другую сторону ― пока ещё есть время, пока Нёвиллет только-только хватается за ручку своей машины, и, быстрее, чем успевает подумать, Ризли, кивая кверху, в силу привычки бодро окликивает: ― Мсьё Нёвиллет! Нёвиллет останавливается в полном замешательстве, видя его, озадаченно ведет глазами по сторонам, будто выискивает кого-то тут ещё, и, когда Ризли с выдохом останавливается рядом с ним, тянет в ответ: ― …Господин Ризли? ― очень и очень неуверенно. Озадаченность от внезапного официального обращения красным и мазками нарисовано у него на лице. Ризли усмехается и взмахивает рукой. ― Шучу, извини, по привычке. Ты сильно торопишься? Теперь Нёвиллет выглядит ещё растеряннее. ― Еду на семинар сейчас. Что-то срочное? ― меж бровей пролегает аккуратная складка. ― Не то чтобы, ― Ризли поспешно пожимает плечами и, раз уж Нёвиллету надо куда-то ехать, переходит сразу к делу: ― Те фокусники с концерта, Лини и Линетт. Твои ведь ученики? Ризли сразу улавливает, как Нёвиллет едва заметно напрягается, расправляет плечи и хмурится ещё сильнее. ― Что-то случилось? ― Не волнуйся, ― он тут же выставляет ладонь вперёд, ― с ними всё в порядке, они ни во что не ввязались. Есть одно дельце, косвенно их касающихся. А у меня пару вопросов насчёт них. И, если тебе, конечно, позволяет твоя профессиональная этика, и если хочешь и есть возможность, расскажешь о них поподробнее? Это не срочно. Нёвиллет поправляет офисную сумку, перекинутую через плечо, ведет глазами туда-сюда, а потом с любопытством смотрит на Ризли. ― Если ты поподробнее расскажешь, зачем тебе это. Я не гарантирую, что могу ответить на все вопросы, но постараюсь с тем, что в моих рамках. ― Без проблем, ― тут же реагирует Ризли, цепляясь за возможность. ― По рукам. Тогда тебе удобнее написать или вживую? ― …Полагаю, вживую Ризли ожидал этого ответа ― рассчитывал, честно говоря, где-то в глубине души, и сдерживается, чтобы довольно не дёрнуть уголком губ. ― Когда ты свободен? ― В субботу. После полудня. ― Отлично, тогда за чашечкой чая? ― и тут же осекается. Он поправляет себя, опасаясь, что для Нёвиллета посидеть «за чашечкой чая» может подразумеваться сходить к нему, Ризли, в гости, потому что у кого ещё пить чай, как не у чайного амбассодара в гостях. ― Или по кофе? Знаю одно хорошее место. Я угощаю. ― Кофе, ― поспешно говорит Нёвиллет. ― Есть предпочтения? Капучино? ― Латте. ― Отлично. ― Хорошо. ― Я напишу тебе. В ближайшее время. Нёвиллет кивает. ― Буду ждать. Ризли кивает ему на прощанье в ответ, разворачивается, и только отходя на несколько метров, позволяет себе выдохнуть. Сердце колотится как бешеное, и руки едва сдерживаются, чтобы не зарыться в волосы, сжав пряди до боли, потому что святый-кто-там-на-небесах, Ризли только что пригласил выпить Нёвиллета кофе. И проблема не в том, что именно на кофе, а что именно пригласил, и именно Нёвиллета. Ризли даже не хочет об этом думать. С выдохом он садится за руль и, пристегиваясь, останавливается, когда слышит: ― А о чём вы с мсьё Нёвиллетом разговаривали? ― Было одно дельце, ― Ризли защелкивает ремень и поворачивает ключ зажигания. ― Понятно. Он поправляет водительское зеркало, смотрит по сторонам, зажимает сцепление. ― Сзади чисто? ― Ага. ― Ну, тогда поехали. По пути домой Ризли никак не может отпустить странный трепет, щекочущий кожу на груди, шее, руках, и это фантомное ощущение не опускает его почти весь день. Уже в патрульной машине он думает, что в какой-то мере рад сегодняшнему дежурству, потому что в ином случае он вполне мог бы ворочаться с одного бока на другой, чувствуя, как в груди скачет раздражающее неявное волнение, через раз заставляет кровь быстрее циркулировать и снова прячется, будто ничего и не делало. Вместо этого Ризли волнуется не лежа в кровати, а за рулём, включает классический джаз и придавливает этот надоедливый нервный ком внутри него огромным булыжником ― не иначе, как пласт спокойствия.

***

Ноябрьский ветер запрыгивает Ризли прямо под кожанку, обдувает шею и холодит щёки, как только он благополучно выходит из кофейни за несколько минут до назначенного времени (потому что Ризли уверен, что Нёвиллет до точности пунктуальный настолько же, насколько аккуратен в выглаженности одежды, чётких подворотах на рукавах и прибранных волосах) со стаканчиком в одной руке и большим латте в другой. Горячий напиток приятно согревает ладонь. Ризли не особо чувствителен к холоду, но никогда не откажет возможности выпить горячего чаю. Ему кажется, выходные наступили слишком быстро. В бытовой суете он не заметил, как летит время, и теперь стоит тут, посреди тротуара, с накатывающим на него всё сильнее и сильнее осознанием. Он выходил с мыслью, что идёт на встречу с Нёвиллетом. Теперь он думает что, ох, он идёт на встречу с Нёвиллетом. Ризли молча отпивает чаю, кипяток приятно обжигает язык и горячим комом греет грудь. На периферии мелькает фигура, и не успевает он повернуться, как слышит знакомым мягким голосом: ― Ризли? Воздух резко втягивается через нос, а пульс ускоряется. ― Привет, ― Ризли разворачивается и останавливается. Подошвы намертво приклеиваются к асфальту. Нёвиллет поправляет выглядывающий из выреза пальто лёгкий шарф мимолётным движением руки ― в перчатке, очевидно: кожаной, плотно облегающей длинные пальцы, ― опускает её, а Ризли поднимает взгляд и выдыхает: от холода у Нёвиллета едва-едва заметно порозовел кончик носа. Где-то за ребрами в грудную клетку просто швыряют сгусток тепла, выбивающий остатки воздуха, и Ризли поспешно вытягивает руку. ― Твой латте. Ещё горячий, не волнуйся, ― он передает стаканчик Нёвиллету, едва задевая ребрами пальцев ткань перчаток. ― Спасибо. Сколько с меня?.. ― Нисколько, ― Ризли тут же вскидывает ладонь в останавливающем жесте. ― Я же сказал, я угощаю, ― и, перед тем, как Нёвиллет скажет что-то ещё ― а он явно собирается сказать что-то ещё, судя по приоткрытому рту и чуть сведённым бровям, ― считай это небольшой платой за твоё беспокойство. Нёвиллет выдыхает, черты его лица разглаживаются, и он неуверенно улыбается так, что Ризли вспоминает это безмятежное довольное выражение Нёвиллета, когда он смотрел выступления младших классов на концерте, стоя с ним почти плечом к плечу. ― Спасибо. Ризли перехватывает свой стаканчик в другую руку, коротко барабанит по картону пальцами и быстро набирает в грудь побольше воздуха. Он удерживается от того, чтобы не прочистить горло ― слюна неожиданно скапливается на основании языка, тормозя идущие слова. ― Зайдем посидеть или, ― он поворачивает голову, кивая в сторону бульвара, ― прогуляемся? Нёвиллет кидает взгляд в сторону кофейни: там в выходной больше половины столиков уже заняты, ― и спокойно отвечает: ― Прогуляемся. Они отвлекаются на то, чтобы перейти дорогу, выйти на бульвар, и даже в эти спасительные короткие минуты суматохи Ризли не собирает мысли в сформулированные предложения. Он выдыхает и готовится сказать уже хоть что-нибудь, потому что потом, Ризли уверен, разговор потечет спокойно ― у него всегда и со всеми течёт спокойно, и эта неспособность подобрать первые слова кажется странно выбивающейся, ― когда Нёвиллет едва слышно сипло прочищает горло и посматривает в сторону. Ризли ловит его взгляд и неожиданно удерживает себя, чтобы не сместить внимание. ― Ты хотел расспросить меня о моих учениках? ― М? ― глупо тянет Ризли, в итоге соскальзывая глазами куда-то вперёд, и тут же соображает. ― А, ― легкий ступор сметается недавней картиной в участке, и он хватается за эту мысль как за спасательный круг. ― О Лини и Линнет, да, ― кивает, вспоминает встречу с ними и чувствует едва-едва осознанно, как где-то под кожей начинает течь то самое чувство, заставляющее уши навостриться, глаза ― сосредоточиться, мозг ― улавливать каждую частичку информации и выводить один наводящий вопрос за другим, а всё тело ― входить в рабочий поток. ― Если можно, конечно. Он поворачивает голову. Нёвиллет дёргает уголком губ, опускает взгляд, пока отпивает кофе и спустя пару мгновений улыбка за стаканчиком становится чуть шире. Ризли чувствует такое довольство, будто это кофе (упаси) сварил он сам. — Полагаю, — Нёвиллет перехватывает стакан, — тебя интересуют не их оценки? Ризли усмехается и качает головой. — Нет. А что, ― он вскидывает брови, ― французский у них плохой? Нёвиллет, кажется, улыбается чуть-чуть сильнее — Ризли не успевает углядеть, потому что тот склоняет голову, вызывая мимолетное желание отзеркалить его движение, заглянуть в глаза, но Ризли тут же отталкивает эту мысль, отмахивается, как от навязчивой мухи. — Отнюдь, — Нёвиллет слегка пожимает плечами и поднимает взгляд. — Одни из самых лучших моих учеников. Полагаю, потому что их опекун сама из Франции... ― он замолкает. — Опекун? — в попытке подтолкнуть разговор бросает Ризли. А Нёвиллет останавливается посреди тропинки, и Ризли, подстроившись под его темп, тут же затормаживает одновременно с ним с вопросом в глазах. С легким шуршанием по картонной поверхности стаканчика Нёвиллет быстро соединяет пальцы вместе, слегка-слегка разлепляет губы, чтобы снова свести, будто тихо прокатывает слова на языке, а потом смотрит прямо на Ризли. — Могу я узнать, для чего тебе нужна эта информация? Ох, точно. Ризли поспешно вскидывает свободную ладонь в сдающемся жесте. — Да. Конечно, — и очень кратко пересказываем ему историю о его «личном расследовании», связанным детским приютом, и пареньком, которого забирали из участка Лини и Линнет, пока они двигаются дальше по усыпанному редкими листьями бульвару вдоль облысевших кустов. — ... Представились как сводные брат и сестра. С каждым предложением брови Нёвиллета потихоньку сводятся всё сильнее, а потом его задумчиво лицо застывает в таком озадаченном положении. Но за секунду разглаживается в прояснении. — «Дом Очага?» — он вопросительно смотрит на Ризли. — Так точно. Одно это название крепко-накрепко уже засело в голове Ризли, а обрывки прочитанных статей всплывают перед глазами. — Возможно, они тебе не соврали. Лини и Линнет сами из этого детского дома, насколько я знаю. Их взяли под опеку несколько лет назад поэтому, думаю, тот паренек в какой-то мере для них брат? ― Ризли и не нужно подтверждение их связи: он помнит всплеснувшееся беспокойство, торопливый темп, и как близнецы защитным коконом окружили Фремине. А вот то, что они когда-то были в «Доме Очага» ― это уже интереснее. — И каков их опекун? Они плавно сворачивают по тропинке с бульвара на маленький сквер. Кусты у тротуара сменяются маленькими высаженными елями, позади которых раскинулся клён. — Леди Арлекино очень... ― Нёвиллет чуть склоняет голову в задумчивости, ― авторитетная женщина. Строгая. Но дети её любят. ― Ты так думаешь? ― Я общался с ней, ― говорит Нёвиллет уверенно. ― И знаю, как её дети к ней относятся. ― Тогда хорошо, ― Ризли едва кивает. У ближайшей мусорки он выкидывает пустой стаканчик, и дальше они идут какое-то время в тишине ― удивительно не тяжелой, не густой и не нагнетающей, и Ризли не сразу обращает на это внимание. Он думает, почему Арлекино взяла под опеку только двоих, именно этих двоих, что творится в приюте и что сейчас с Фремине ― много ли там таких, как Фремине? Кусочки информации, пусть и маленькие, пускают большой мыслительный процесс, который Ризли обязательно переварит чуть позже. А пока ― он выдыхает и поворачивает голову. ― Ты тесно с ними общаешься? ― С детьми? ― Да. Взгляд заливается задумчивостью, и Нёвиллет молчит не больше минуты. ― Так получилось, что они принимали участие в различных конкурсах по французскому, ― он пожимает плечами. ― И многое спрашивали у меня по лексике, поэтому я узнал их немного получше. Ризли медленно кивает. ― Что ж это… здорово, ― и тут же втягивает носом воздух, заполняя грудь, в которой уже что-то готово ворочаться. Мелкие ели снова сменяются на кусты, они выходят к небольшому пруду посреди сквера, рядом с которым какие-то подростки подкармливают уток. А Нёвиллет вдруг спрашивает: ― Получается, ты сам ведёшь это дело? ― Да. ― Почему? У Ризли много, много причин, но он отмахивается простым: ― Пока недостаточно улик, чтобы вести официально. Но это не значит, что его нельзя оставлять без присмотра. Нёвиллет кидает на него задумчивый взгляд ― с большой вероятностью, он понял умолчавшиеся мысли, поэтому переводит тему: ― И часто ты так ведешь дела? ― и тянет это как-то в шутку осуждающе, потому что смотрит с легким подозрением, но в глазах Ризли замечает искринки и усмехается ― удерживается только, чтобы не покачать головой. ― Часто, ― бросает он довольно. ― Подашь на меня в суд? Внезапное покашливание Нёвиллета в кулак оказывается очень многозначительным ― из-за ладони выглядывают подергивающиеся уголки губ. ― Было бы кому тебя арестовать для начала. ― Видимо, я плохой полицейский? Иду наперекор законам. Нёвиллет вскидывает брови. ― Тебе бы стоило их поучить. Ризли разводит руками. ― Подари мне сборник. Нёвиллет посмеивается, и звук вибрацией заползает под кожу, щекочет изнутри и переворачивает что-то в животе. Ризли засматривается. ― Обязательно, ― тихо говорит Нёвиллет, складки в уголках губ аккуратно разглаживаются. Он ловит взгляд Ризли, и следующий вдох кажется невероятно плотным и обжигающим. Словно наперекор ему поясницу обдувает холодным ветряным потоком, Ризли чувствует легкое шевеление волос у уха и замечает, как покачиваются светлые пряди напротив. Нёвиллет отворачивается, чтобы выбросить стаканчик из-под кофе. ― Спасибо, ― слышит Ризли и вскидывает брови. ― За то, что рассказал. И за кофе. ― У нас был уговор, ― он пожимает плечами. ― И не стоит, это меньшее, что я могу сделать за то, что отнял у тебя время. ― Всё в порядке, ― поспешно отвечает Нёвиллет. ― Дел не так много. ― Ты спешил куда-то, когда я перехватил тебя у школы. Семинар, насколько я помню? ― Да. В начале учебного года начинается приём заявок на многие конкурсы и проекты. Я… стараюсь помочь вовлечённым ученикам. ― Не жалеешь? Что пошёл работать учителем? Нёвиллет отвечает без заминки: ― Нет. Мне нравится. ― Тогда хорошо. ― Что-то заставляет Ризли легко улыбнуться: наверное, подергивающиеся уголки губ Нёвиллета, или мягкий взгляд Нёвиллета, или его приятный спокойный голос, когда он говорил. Или сам Нёвиллет. ― А что насчёт тебя? Не забегался со своей работой? ― О, ― коротко тянет Ризли, усмехаясь, и Нёвиллет выдыхает со звуком, туманно похожим на смешок. ― Ни капли, ― несмотря на личные интересы, должность начальника и держание всего его отдела в полном порядке Ризли каким-то образом ухитряется находить достаточно времени на дом, Сиджвин и отдых ― загадка вселенной. ― Давно ты полицейский? Ты мне не рассказывал об этом. ― Ну, там всё как-то случайно вышло. Ризли успевает поделиться историей, как ему в шутку предложили пойти в полицейскую академию и он так же шутки ради согласился, о том, во что в итоге это вылилось ― где-то между рассказами о начале работы и становлении начальником отдела лежит целый пласт историй про поменявшееся отношение к профессии, первые неофициальные дела и случаи, когда они опаздывали на пару секунд, за которые кому-то отняли жизнь, и Ризли после этого курил ближайшую неделю в два раза больше обычного. Но он говорит о забавных случаях на работе и подталкивает Нёвиллета к тому, чтобы он поделился интересными историями в ответ ― в конце концов, работа с детьми не без приключений (Ризли точно знает, потому что его, любителя ввязаться в авантюру, жизнь с Сиджвин уж точно не обходится без интереса). Ризли чувствует приятный налёт воспоминаний о дачи Навии и о лёгкости их разговора. Сквер потихоньку остаётся позади, солнце теперь прячется за облаками, а ветер не на шутку усиливается, и Ризли периодически начинает потирать шею ладонью, игнорируя холодные потоки, пока Нёвиллет вдруг не чихает, останавливаясь посреди дороги. ― Будь здоров. ― Спасибо, ― приглушенно отвечает он из-за ладони. ― Прошу прощения. ― Замёрз? Нёвиллет качает головой и вопреки жесту тут же подносит ладонь к носу, скрывая лёгкое шмыганье. Он ловит взгляд Ризли и вздыхает. ― Немного. Ризли, не смотря на свою устойчивость к холоду, на самом деле тоже: он может стоять в тонкой куртке посреди мороза и снегопада, но конкретно ветреная погода царапает кожу, а на следующий день обваливается на него последствиями в виде ноющей шеи. Ризли оглядывается: они в пару кварталах от его дома. И одна посетившая мысль тут же сжимает тело в тиски ― от предвкушения и смущения, держащего порыв в руках. ― Мы… ― он набирает в грудь побольше воздуха: просто вопрос, просто предложение, ― …недалеко от меня. Зайдешь? ― и кивает в сторону. Нёвиллет останавливается. Ризли успевает подумать, что зря, очень зря и не вовремя и неловко он всё это предложил, но уверенно смотрит в упор до последнего ― давать на попятную, пока ему не прилетит отказом, он не умеет. ― А… Почему-то Ризли ловит его мысль с полуслова. ― Если что, Сиджвин не будет против, не волнуйся, ― и пожимает плечами. ― Да и она вряд ли сейчас дома, наверняка ещё гуляет. Ему не хочется, чтобы разгоревшийся диалог спал. Ему не хочется потерять эту лёгкость, ему хочется немного ещё, ещё, ещё, и Ризли удивляет такая жадность, потому что он очень, очень давно её не испытывал. Он выжидающе смотрит на Нёвиллета, и каждая секунда задумчивого молчания сжимает воздух всё сильнее и сильнее, пока Ризли не слышит: ― Давай. Если можно, конечно. Он дёргает уголком губ ― должная была быть усмешка, но выходит как-то нервно и быстро. ― Если нельзя было бы, то не предложил, ― Ризли разводит руками в сторону. ― Пойдем тогда, нам к перекрёстку.

***

Ризли с улыбкой выдыхает. ― Присаживайся, я сделаю чай. Квартира, которую он покинул несколько часов назад, встречает его теплом, редкими лучами уходящего солнца на полу (темнеет всё раньше и раньше, и с одной стороны, Ризли погружается в приятную тишину с наступлением темноты, а с другой ― тщательнее следит за тем, чтобы Сиджвин вовремя возвращалась домой, потому что вечернее время суток для ребёнка не самое безопасное) и въевшимся в кухню запахом чая. ― Здесь… уютно. Ризли ставит чайник, хмыкает и оборачивается. Нёвиллет аккуратно вешает пальто на крючок, раскутывает шарф и, не прекращая оглядываться скользящим взглядом по квартире, медленно снимает перчатки. Наверное, хорошо, что он отвлечён, потому что от этого простого действия у Ризли воздух спирает по пути к лёгким, заставляя прокашляться. Он поспешно подносит кулак ко рту. ― Уютно? ― уголок губ непроизвольно подергивается в ухмылке. ― Да, ― спокойно отвечает Нёвиллет, взглядом возвращаясь к Ризли. Они смотрят друг на друга пару секунд, сзади продолжает шуметь чайник. Ризли разворачивается. ― Проходи, ― негромко бросает он и открывает кухонный шкафчик. Выдыхает ― просто глядит на ряд упаковок чая и ни о чём не думает. Сзади раздаются аккуратные шаги, Ризли замечает, как Нёвиллет осторожно отодвигает стул, и возвращается к чайным рядам. После недолгих размышлений он находит то, что ему нужно хмыкает, бросает пару ложек в заварник, заранее приготавливает две кружки и, пока чайник ещё закипает, решает порыться в кухонном шкафу в поисках перекуса. ― Есть крекеры, шоколадные печенья, шоколадные конфеты, конфеты с нугой, карамельные конфеты, мятные леденцы, ух ты. Будешь что-нибудь? ― Ризли выглядывает из-за дверцы кухонного шкафа. Нёвиллет моргает. ― На твой выбор? ― Понял. Он достает новую пачку печенек и какие-то вкусные конфеты. ― Ты ограбил кондитерскую фабрику? Ризли усмехается и качает головой. ― Я добропорядочный гражданин, ты же знаешь, ― он слышит смешок со стороны и сам глупо расплывается в улыбке. ― Сиджвин просто очень любит сладкое, ― Ризли закрывает шкафчик, разводит руками, мол, ничего не могу поделать. ― Хотя я тоже, признаюсь. Шуршание упаковок растворяется в легком бытовом шуме. Когда Ризли к закускам на столе добавляет две чашечки свежего чая, он замечает, что Нёвиллет всё ещё водит взглядом по квартире. Дом Ризли самый простой, с приятным глазу интерьером, стандартным набором: полки, тумбы, диван, кресла, одна фоторамка ― и по нему нельзя точно ничего сказать о Ризли кроме того, что он любит чистоту, а ещё у него есть дочь. Ни интересы, ни профессия ― хотя, если порыться в тумбочке, можно найти запасную пару рабочих наручников, но Нёвиллету этого знать не обязательно. Ризли аккуратно подталкивает чашку к другой стороне стола. ― Твой чай. ― Спасибо, ― Нёвиллет отвлекается и аккуратно берет её за ручку. Он отпивает совсем немного, обхватывая губами белый краешек чашки, и Ризли поспешно скрывается за своей кружкой, делая глоток. ― Очень вкусный. Элр Грей, думает Ризли, беспроигрышная классика. Особенно полугорячий. Особенно с двумя ложками сахара. ― Приятного. Они пьют чай в приятной тишине некоторое время, и когда Нёвиллет берет конфету из пиалы, почти бесшумно разворачивая её из обертки, он подает голос: — Могу я задать вопрос? По поводу твоего расследования. Ризли пожимает плечами. ― Попробуй, ― и едва-едва уголок губ хитро подергивается кверху ― порыв сдержанной улыбки, но Нёвиллет не замечает и после секундной паузы, словно он что-то обдумывает, негромко спрашивает: ― Почему ты сам ведёшь это дело? Ризли уверен, что он отвечал на этот вопрос, и ему кажется, Нёвиллет помнит и интересуется причиной поконкретнее, но на всякий случай повторяет: — Недостаточно улик, чтобы начать официальное расследование, ― поверхностно, чётко, ничего лишнего. — И ты взялся сам? ― Нёвиллет склоняет голову на бок, и под любопытным изучающим взглядом Ризли на секунду чувствует себя как на трибунале. — Да. — Почему? Ризли втягивает носом воздух. Поконкретнее. Потому что он вспоминает бинты на руках Фремине, синяки и ссадины, его за лицо за решеткой временной камеры, его потерянность и его заинтересованность при починке будильника — и Ризли до боли всё это знакомо: обида на опекунов, на приют, на мир, погружение в собственные интересы, и мысли в силу юношеского максимализма, что ему не нужна помощь. Он фокусируется на взгляде напротив, выныривая их потока мыслей. — Скажем так, — проводит пальцем по стенке кружки и усмехается, — у меня обостренное чувство справедливости. Нёвиллет смотрит на него так задумчиво, будто чувствует умолчавшийся огромный пузырь слов, но не собирается его трогать. Он понимающе кивает и с лёгкой, такой же задумчивой улыбкой отпивает чаю. — Мне знакомо это чувство. Ризли на секунду останавливается, потроша архив памяти, когда до него доходит: — Ты же бывший судья. — Он хмыкает. Интерес Нёвиллета оправдан: он наверняка тоже имел дело с разного рода следствиями, выслушивал мотивы и чужие позиции, но Ризли всё-таки любопытно, по какой конкретной причине тому хочется узнать больше. Привычка профессионализма в заинтересованности в деле или другое? — Да. ― И, ― Ризли опускает взгляд на кружку, ― каково быть судьёй с обострённым чувством справедливости? Ризли видел суды ― редко участвовал в них сам, но видел, когда интересовался делом, когда случайно натыкался на что-то, ― и помнил, как стенки горла неприятно сжимались при вынесении некоторых приговоров. ― Полагаю, можно сделать выводы по тому, что я уже не судья. Ризли тихо усмехается. ― А каково быть полицейским с обострённым чувством справедливости? ― бросает ответно Нёвиллет. ― Не то чтобы проще. Но в большинстве случаев я её добиваюсь. ― Законными способами, надеюсь? ― в полушутке спрашивает Нёвиллет, хитро поглядывая ― хитро, кто бы мог подумать, ― из-за края чашки. Ризли дёргает уголком губ. ― …Законными? ― Ты, кажется, обещал мне подарить кодексы. Они смотрят друг на друга с минуту, кажется, напирая зрительным контактом ― Ризли не уверен точно: он смотрит, потому что хочет, и потому что нравится, и потому что он снова рассматривает длинноватые ресницы Нёвиллета, его аккуратный нос и едва выразительную, но много о чем говорящую улыбку. ― Не волнуйся, на обратном пути ограблю книжный магазин, ― и Нёвиллет с самым невозмутимым видом отпивает чаю. ― Ух, я думал, мы сошлись на том, что лучше соблюдать закон? ― Ризли с усмешкой вскидывает брови, а Нёвиллет, ловя его взгляд, зеркалит движение ― всё с таким же невозмутимым видом. А потом они одновременно со смешком выдыхают и натянутая взглядом струна оседает. ― В любом случае, ― заговаривает Нёвиллет спустя время, посматривая в кружку, ― полагаю, это здорово, что ты проявляешь такую инициативу. Ризли просто пожимает плечами. Бюрократический аппарат либо не успел в своё настичь его, либо у Ризли был какой-то иммунитет к нему, потому что до должности начальника все рапорты он писал на коленке, а в выделенное на это самое писание время находил себе приключений на одно место, выуживая информацию неофициальным путем ― бурная же была молодость. А теперь он под конец каждого месяца оказывается завален отчётами. Он удерживается от вздоха, потому что у входной двери внезапно раздается шум, заставляя всё в Ризли на секунду замереть, пока он не понимает, что это звук открывающейся ключом двери. Сиджвин поспешно энергично заходит домой, снимая шапку. ― Привет, пап!.. ― она оборачивается и рука застывает на пути к вешалке. Ризли смотрит на Сиджвин, Сиджвин смотрит на Нёвиллета, но быстро убирает удивление, схватывая положение на лету. ― Ой, здравствуйте, мсьё Нёвиллет. ― Добрый вечер, Сиджвин, ― он кивает, с волнением смотрит в сторону, и Ризли, ловя его взгляд, спокойно заверительно кивает. ― Привет, ― он чуть наклоняется в сторону, чтобы из-за плеча Нёвиллета получше разглядеть Сиджвин. ― Не замерзла? ― Не-а, я заходила к Монт в гости, ― она быстро вешает куртку, разувается, и, выходя из зоны прихожей, вращает головой, поглядывая в сторону смущенного ― о боже, и впрямь смущенного, ― Нёвиллета. ― Мсьё Нёвиллет зашёл к нам на чай, ― быстро поясняет Ризли и хмыкает. С характерным мыканьем Сиджвин кивает: ― Хорошо. Приятного! ― и уходит себе в комнату. Плечи Нёвиллета опускаются. ― Я… ― он неуверенно поглядывает на Ризли, чуть сжимая свои пальцы, ― пожалуй, пойду. Рука с чашкой застывает на полпути, и Ризли её опускает. ― Уверен? ― Да, спасибо большое. В груди что-то тянет, прося ещё, ещё немного и, наверное, поэтому Ризли в прихожей всё-таки спрашивает: ― Тебя проводить? ― Не стоит, ― Нёвиллет поспешно качает головой, снимая с крючка пальто, и Ризли замечает едва проявившейся румянец на его лице. Ладно, наверное он слишком смущен приходом Сиджвин, поэтому Ризли не собирается напирать. Он тихо смотрит, облокотившись о стену, как Нёвиллет быстро и ловко вдевает пуговицы, надевает перчатки, расправляя ткань на каждом пальце, дёргает за кромку, чтобы натянуть поплотнее и в довершение перебирает пальцами в воздухе. Ризли сглатывает мелкий комок слюны. ― Спасибо, что пригласил. Ризли поднимает взгляд. Он моргает и пожимает плечами, слегка улыбаясь, и отвечает в полушутливом тоне: ― Спасибо, что пришёл. ― …И за кофе, ― Нёвиллет в последний раз проходит ладонью по лацкану пальто, смотря куда-то вниз. Ризли вскидывает ладонь. ― Не стоит. ― И всё равно спасибо, ― Нёвиллет поднимает взгляд, пересекаясь с ним. ― Я… я пойду. ― До встречи, ― кивает Ризли. ― До скорого. Даже когда он закрывает за Нёвиллетом дверь, дышать в прихожей легче не становится ― ему кажется, воздух конкретно в этой части квартиры гораздо гуще и теплее, а ещё, может быть, наверное, не точно (может, Ризли надумывает) пропитан едва уловимым запахом Нёвиллета. Он использует парфюм? Ризли кажется, Нёвиллет выглядит как человек, который часто использует парфюм. Он хмурится, понимает, что стоит на одном месте слишком долго, опускает ручку двери и собирается идти к кухне, когда на верхней полке вешалки в прихожей замечает шарф. Ризли дотягивается до него ― ткань мягкая, лёгкая, льющаяся, шарф точно не зимний, ― а потом вспоминает, как этот самый шарф укутывал шею Нёвиллета. Он смотрит на оставленную вещь в своих руках и полагает, что держит хороший повод для встречи.