Дядя Тима

I

      Тигран всерьез озаботился их совместным отдыхом. Внезапно. До этого Тимур был уверен, что тот способен работать без отпусков и особых праздников, потому что даже в новогодние праздники, пока все лежали мордами в салатах, Тигран чуть ли не со второго числа принимался шуршать бумагами у себя в кабинете и делать первые в наступившем году деловые звонки. А тут на следующий же день после разговора про Италию потащил Тимура оформлять загранпаспорт.       — Это очень хорошо на самом деле. Молодым людям полезно выезжать за границу и набираться свежих ощущений. Будешь с Мартой и Лексом потом кататься.       — Да зачем мне?.. — отмахивался Тимур смущенно. — Марту родители не отпустят, Лекс вообще в Америку свою умотал.       — Ну, значит сам...       — Сам я тем более никуда не поеду! А с тобой — да.       Тигран на это улыбался:       — Конечно. Со мной обязательно. Что-то я, в самом деле, затрудился. Соскучился по Италии. Сто лет не был на Искье. Замок. Термальные воды... Все еще хочешь со мной ехать? Отдых весьма пенсионерский, но ты уж не обессудь...       — Я не знаю такого слова, — кокетливо врал Тимур и лез к Тиграну с объятиями. — Зато я знаю, что с тобой мне будет везде хорошо.       Сказано — сделано. Когда были готовы все документы, а театр дал вольную на полмесяца, они засобирались в аэропорт, пообещав, разумеется, Настасье Петровне звонить, писать, а еще не питаться одной лишь пиццей.       Как Тимур ни старался держать лицо, а волнение нет-нет, да проступало. Ему доводилось летать на самолетах, но только в турах по стране, о Европе он смотрел кино и выцеплял детали из разговоров Жданова с другими крутыми продюсерами. И уж точно Тимуру не приходилось летать куда-то на отдых. Поэтому Тиграна он слушал как никогда внимательно, стараясь одновременно и подготовиться к путешествию, и не напридумывать лишнего, чтобы не испортить впечатления.       Тигран же к такому ребяческому мандражу относился благосклонно и как будто с умилением. Сводил Тимура в ЦУМ, помог выбрать летние наряды, плавки, чемодан. В процессе сборов рассказывал:       — Будем с тобой много гулять, загорать, вкусно есть и пить. Если надоест Искья — сядем на паром и поплывем в Неаполь. Пара часов — и мы на месте. Обязательно посмотрим Помпеи.       — А Везувий? Мы на него залезем?       — Если мои колени выдержат...       — Я буду носить тебя, Тигра.       — Точно! Как я не догадался? Жить будем у моих друзей. Не люблю я гостиницы, ты уж прости.       — Да вообще кайф, — уверял Тимур. — Это ж прикольнее. Посмотрим, как в Италии живут. Офигенно. А... Что за друзья? Ты про них ни разу…       — Это возраст, мое сердце. Большинство моих друзей или в других странах, или умерли, или погрязли в семейных дрязгах и делах. Ужасно тоскливо, да? А на Искье нас приютят чудесные люди. Петр Евгеньевич Сахаров — премилый человек. Раньше работал у нас в «Спутнике», помогал мне и Баграту с деловыми поездками. И его возлюбленный Томассо. Тоже очень приятный мужчина. Тебе он понравится. Он веселый. Держит свою табачную лавку.       — Нифига...       Тимур слушал, собирался и воображал далекую Италию, что со дня на день должна была стать близкой, а еще рисовал в голове загадочного Сахарова и его возлюбленного, чье имя звучало как томатная паста. Что может быть более итальянским? Тогда Тимур ощущал себя очень по-детски, в хорошем, до сих пор, наверное, недоступном ему смысле.       Их отношения с Тиграном после той странной беседы на кухне под кофе с коньяком и домашние плюшки стали доверительнее и крепче. Тимуру хотелось доказывать свою благодарность и преданность. Он старался в театре, дома помогал Настасье Петровне по хозяйству, вгрызался в книги с неистовой жадностью, бегал с Мартой по выставкам, тренировался в зале почти ежедневно. Тигран сделался внимательнее — хотя куда еще? — баловал, хвалил. Они взяли за обычай, когда Тимур непоздно возвращался из театра, заваривать на ночь кофе и болтать обо всем. В том числе и о Максиме с Багратом.       «Иногда я стремался. Что вот не стоит о таком трепаться. Нехорошо. А Тиграну вроде как полегчало. Он, когда выговаривался, прям свежел. Оно и понятно, столько лет в себе всю эту фигню держать. Я б десять раз уже и Баграта замочил, и себя прикончил. А он прям живчик. Еще и мои потоки нытья терпел».       Тимур подумал тогда, что если и не чувствовал к Тиграну романтической любви, то уж признательность и восхищение по отношению к своему благодетелю испытывал двадцать четыре на семь.       «Я умудрился убедить себя, что и то, что он не любил меня — нормально, по-своему хорошо. Ведь он меня не ревновал. Ни к друзьям, ни к зрителям. Он давал мне и заботу, и свободу. И он ценил меня. Чудо, а не мужчина. И вообще наша пара была вся такая необыкновенная, красивая и интересная. Тигран ухаживал за мной и давал все то, о чем я не мог и мечтать в детстве. А я превратился в его сокровище. Красивый, удобный, с подвешенным языком — все его знакомые и партнеры по бизнесу локти кусали. А то, что мы не долбились в десна и бабочек в животе не плодили — так это и здорово. Спокойнее жили».       Так объяснял все Тимур, оставаясь с собой один на один, а потом искал доказательства в каждом жесте Тиграна. В ласковом прозвище, в нежных прикосновениях к плечу, в том, как они сели есть мороженое в кафе перед тем, как подняться на борт, в том, что Тигран усадил его напротив окна, и в том, как в секунды взлета и приземления сжимал его ладонь под пледом.       «Избаловал меня добрый Тигра. Приучил к хорошему. Так что даже переучиваться не хочу».

***

      Тимур надеялся, что утром почувствует себя лучше, но нет. Он проснулся все таким же раздраженным, с больной головой — «Я реально не умею пить игристое» — и ноющей поясницей, да к тому же в кровати у Лысого.       «Как можно сделать понедельник хуже? — дотянувшись до телефона, сам ответил на свой же вопрос. — Пойти на работу, — уныло принялся листать оповещения. — Так. Сегодня вечерняя репетиция. Успею забежать домой и нормально привести себя в порядок… А, черт, я же обещал с Лексом в зал сходить. Дерьмо. И отменить нельзя. Я из-за этого малолетнего дебила из нормы по калориям вылетел нафиг…»       Добравшись, наконец, до смс-сообщений, среди всякого рекламного спама от ювелирных магазинов и клиник, видимо, договорившихся напомнить о себе именно вечером в воскресенье, нашел короткую смску от Кира:       «как доехали?»       — Каком кверху, блядь, — вслух выругался Тимур и медленно, с неохотой стал выползать из-под одеяла.       Прислушался.       Из кухни доносился шум кофемашины и голос Лысого. Иногда мимо спальни, стуча когтями по полу, проносился Шампусик, и от его противного тявканья не спасала даже закрытая дверь.       «И вот нафиг я сюда приперся? Нет, понятно, чтобы выпустить пар. Фиг с ним, с “Метрополем”. Но я ж не зря прихорашивался, готовился. Ой… все. Нафиг», — с внезапно накатившей брезгливостью Тимур отбросил телефон, а следом скинул и одеяло, сегодня ультрамариново-синее, бесячее, на нем особенно хорошо было видно светлую и чуть вьющуюся собачью шерсть, хотя Лысый точно перестилал кровать перед тем, как уронить на нее Тимура.       Вчерашняя ночь помнилась смутно, не потому что шампанское настолько дало в голову — «Хотя… я ж актер еще тот, сам себя убедить в чем угодно могу» — а потому что на этапе второго захода Тимур предпочел улететь мыслями куда-нибудь подальше от лиловой спальни, скулежа собаки за дверью, странно подобранной фоновой музыки, что вроде как должна была его расслабить, и в особенности подальше от бездарного свидания в ресторане.       Кир разозлил. И своей внезапной игрой в недотрогу, и этим сообщением.       «“Как доехали”? Офигенно, малыш. С ветерком прокатился на недурственном хуйце. А ты думал? Просрал шанс, а я как-то всерьез переживать буду? Тоже мне. С чего он вообще решил, что со мной вот эти типа-девственные метания прокатят. Делать мне больше нечего, как за всяким беспонтовым чмом гоняться. “Как доехали”...»       Тимур явственно ощущал, что постепенно его гнев с Кира перекидывался на него самого. Потому что, объективно, за мальчишкой он правда бегал. И на улице старался пересечься, и номер свой по сути всучил, и на свидания зазывал, к себе заманивал, уверенный в своей неотразимости. А сам вовсю наяривал, воображая себя и Кира то на столе, то в машине, то в ванной… Давненько ему не доводилось сталкиваться с отказами, тем более с такими вот внезапными.       Бродя по спальне и собирая раскиданную по полу одежду, Тимур заглядывал в напольное зеркало, стоявшее аккурат рядом с весами Натахи. Даже в окружении невыносимо бесячего лилового, спросонья и с неуложенными волосами его отражение смотрелось на десять из десяти.       «А вчера я был на все двенадцать… так какого ж фига, а?!»       Торопливо накинув не застегнутую леопардовую рубашку и прихватив на всякий случай телефон — вдруг все же Лекс напишет, что после совместного с Бульдожкой похода в спа ему тренажерный зал не нужен — Тимур вышел в коридор. Втянул ноздрями запах кофе и яичницы.       Сделалось легче.       Мимо с мячиком в зубах вновь пробежал Шампусик. Остановился, приветливо завилял хвостом. Выплюнул игрушку и пристально уставился Тимуру в глаза с восторженно-безмозглым видом.       — Ага, — зевнул. — И тебе. Не, я эту слюнявую дрянь в руки брать не буду. Кыш. Кыш давай…       Шампусик не сдвинулся с места, разве что вилять начал уже всем туловом.       — Ой, да иди ты, — Тимур пнул мяч в спальню и спешно проскочил мимо в сторону кухни.       Там Лысый раскладывал нехитрый завтрак по тарелкам. Слегка поплывшая глазунья, ржаной хлеб, черри и листья айсберга. Лысый сновал вдоль плиты в одних семейниках и мятой футболке с какой-то очередной анимешной большеглазой фигней — то ли девушкой, то ли кошкой, Тимур не хотел вникать — зажал между плечом и ухом телефон, ворковал в трубку:       — …Натусик, ну что я могу, а? Твоя мама тоже мне звонила. Я ей сказал, что ты на соревнованиях. Она в крик. Говорит, «мужиков насобирает, как клещей»! А я что? Я ж не скажу, что нет, Владлена Геннадьевна, какие мужики, девочки. Все красивые, за ЗОЖ, привитые, не пугайтесь, от них ни детей, ни вшей, ни мандавошек… — на другом конце послышался задиристый смех. — Ну вот и вот. Так что ничего я ей на это не сказал…       Лысый обернулся к Тимуру, приложил палец к губам и, словно бы откупаясь, поставил чашку кофе.       «Мне примерно пофиг. Его Натаха меня через телефон не достанет… но проверять я не хочу, так что…» — он устроился за столом, наблюдая как Лысый складывает грязную посуду в мойку.       — Ты в целом как? Как выступление?.. Да-да, все видосы я смотрел, но ты мне словами скажи… Золото? Шикарно. Мне делать тебе полку под новый кубок? А, там грамоты… тю… И чек? Ну, чек это веселее. Хотя… ой, погоди, тут еще одно золото примчалось! — засуетился, включил видеосвязь, когда на кухню, неистово дрифтуя, влетел Шампусик. — Ти посмотри кто прибежаль! Мамочку услышаль? Ма-аму!       Тимура аж всего перекосило, а уж когда он услышал голос Натахи из динамика — тяжелый, прокуренный, но в моменте неистово сладкий — голова загудела всерьез.       — Пупуночка моя! — ворковала Натаха. — Зюзечка! Зю-узя. Мама по тебе соскучилась! Так соскучилась! Дя? Дя, мой сладенький!       Пока Шампусик бестолково вертелся, вставал на задние лапы и суетился, видно, не понимая, откуда шел звук и куда спряталась вторая хозяйка, Тимур медленно пил кофе, ел глазунью, завернув ее в лист айсберга. Хлеб игнорировал принципиально.       «Лишние шестьдесят калорий. Нафиг надо, я лучше еще яйцо съем».       Когда сюсюканье Натахи и Лысого сделались совсем уж невыносимыми, Тимур подался вперед, попросил:       — Пожарь еще, а?       — Миша, кто там у тебя? — спросила Натаха привычным командным тоном, так что Лысый едва телефон не выронил, кажется, случайно засветил Тимура, прежде чем успел отключить видеосвязь.       — Никого, Натусик, никого! Ладно, я это… поскакал. Труд и оборона, все дела. Не скучай! И фоток, фоток еще пришли. Медалей и вот этого, — уже повесив трубку. — Вот этого всего… — вздохнул. — Тим, ну зачем, а?       — А что я? — запустил в рот черри. — И потом ты ж сам там болтал про девочек и прочее… Она не в курсе, что ты так-то тоже ебешься?       — В курсе, — Лысый нервно растер гладкий затылок. — Просто ей не надо быть в курсе, что я ебусь с тобой. Понимаешь?       — Не очень. Я ей не нравлюсь?       Лысый хмуро пожевал губами.       — Не представляешь насколько… М-м, она выест мне мозги чайной ложечкой.       — Оке-ей, — протянул Тимур, заполняя возникшую вдруг неловкую паузу. — Но ты же успеешь пожарить мне еще яйцо? Только без масла, ладно? Спасибо.       Лысый снова вздохнул, погладил Шампусика, по-прежнему недоуменно вертевшегося под ногами. Тимур блаженно потянулся к чашке и сделал крупный глоток в пусть и относительной, но тишине.       «Интересно. Чем я-то Натахе не угодил? Это взаимно, но все же… Может, потом спрошу. При случае. Не у нее, конечно».       — Тим, вчера что-то случилось? Мне в целом все понравилось, но просто любопытно. Ты давно на меня так не набрасывался.       Отвечать не хотелось, но похмелье и возможность немного посидеть в удобной позе с недурным Перу не давали грубо пресечь неугодные разговоры какой-нибудь резкостью.       «Да и не такая я сволочь. Вернее, сволочь, но умеренная».       Поэтому Тимур вальяжно откинулся на спинку стула, бросил как можно небрежнее:       — Да ничего особенного. Обыкновенное дерьмовое свидание.       — Ого. Чем же он тебе не угодил? Дай угадаю, был недостаточно галантен? Смотрел не все твои спектакли? Посмел припереться без подарка?       «Нет, отказался со мной трахаться, только и всего».       — Так что? Я угадал?       Тимур насупился, скрестил руки на груди:       — По-моему ты надо мной смеешься.       — Я? Ни в жизни, — весело заверил Лысый и повернулся к сковороде. — Мне вообще грех жаловаться. Достался целый ты, к тому же не в духе. Считай, мое любимое.       — Не понимаю… — задумчиво протянул Тимур, накручивая прядь волос на палец.       «Не понимаю этот его мазохизм. В смысле, здорово, что я могу вести себя с ним как угодно, а он будет рад. Или, по крайней мере, не против. Да, это быстро становится предсказуемым и скучным, но…»       — О!       Собственный телефон Тимура звякнул новым смс-сообщением.       Опять Кир и его непрошенная забота:       «вы проснулись? голова не сильно болит?»       «Говнюк, не пиши мне! Не смей корчить вид, что тебе не все равно», — Тимур решительно поставил беззвучный режим и опустил телефон экраном вниз, да так громко, что Лысый обернулся.       — Все ок?       — Да-а, — гневно растерев щеки ладонями, вернул лицу непринужденное выражение. — Говорю, не понимаю я все же ваших отношений с Натахой. Что там за история про свадьбу по дружбе?       Лысый удивился.       — Ты реально хочешь про такое слушать? С чего бы?       «Сам не знаю, но слушать тебя лучше, чем свои мысли и визги твоей собаки», — подумал Тимур, а вслух заверил, в который раз пиная мячик Шампусика под столом:       — Просто… мне-то такое никогда не светит. Хоть на твоем примере гляну, как это. Мне любопытно, потому что это странно. Ты боишься Натаху, она тебя отчитывает и дрессирует как того же шпица, просто без нежностей. Да и вообще... Разные вы.       — Да ничего особенного, — Лысый с усмешкой положил Тимуру свежепожаренную яичницу и как бы невзначай бросил на тарелку очередную горсть черри. — Мы ничего такого не планировали. Натаха так точно. Я ей не понравился сперва, точнее она меня даже не заметила. А мне ну... Ну что таить, нравятся властные, красивые и злые. Для таких и каблуком побыть в кайф. Мы познакомились на общей вечеринке знакомых. Заговорила она со мной встречу на третью. Телефон дала на пятую...       — А просто дала?       — В первую.       — Оригинально.       — Ой, Тим, говорю ж, мы ничего такого не планировали. Поебались-разбежались. Ну, мы так думали. Потом как-то... Прикольно. Мы оба сплетницы еще те, оба по аниме с ума сходили в молодости, шпица вот всегда хотели. Но больше любви к шпицам нас объединяли родители, которые очень хотели видеть нас глубоко семейными. Меня так-то прессовать начали после института, а Натаху еще на последнем курсе колледжа. Выходи да рожай, рожай да выходи, — завис. — Нет, вру, это как раз считался плохой вариант. А то, что у нее карьера и планы — это ее родителям до фени. Обидно, принимаешь же. Ну и мы решили, а чего бы нет? Ее мама была в ауте, мои... Со мной полгода не разговаривали, когда Натусика увидели.       — Разозлились?       — Не, кажется, испугались. Лучшие полгода в моей жизни. Мы так-то думали по фану расписаться, чисто, чтобы от нас все отстали, а потом как-то завертелось. Местами сложновато, врать не стану. Но, знаешь, когда ты кому-то нужен...пусть и чтобы приделать полку и послушать про какую-нибудь Машку-дуру, которая с ритма сбилась в начале танца — это очень неплохо.       Лысый буквально подскочил, когда его телефон заелозил вдоль розовой столешницы. Тимур улыбнулся:       — Кажется, твое «неплохо» тебя ищет... И это. Спасибо за еду. С меня... Придумай потом что-нибудь.       «Странные они все же. Не только Лысый с Натахой, а женатики в целом. О, точно, я давно не гуглил ничего про Максима. Совсем с этими догонялками забыл про него. Что там по интервьюшкам? Ему бы светиться сейчас почаще, раз он без пяти минут молодой отец».       Тимур быстро закрыл вкладку с смс-сообщениями, стал искать заветное имя в Ютубе, на Фейсбуке, пока Лысый сбежал от него вымаливать прощение у Натахи, прихватив с собой Шампусика в качестве моральной поддержки. На кухне сделалось идеально спокойно. Но ни это, ни кофе, ни шанс найти что-то свежее про Максима — ничего не возвращало вчерашнего задора.       «Толку от ваших отношений, когда в них надо кого-то второго терпеть? Мириться со странностями или, чего хуже, с родственниками. Уверен, Максим с ними прям общается. Бедняжка. Едва ли у человека по имени "Марина" нормальные родители. Или отшибленные, или ботаники. Или все сразу. Эх... Не понимаю...»

II

      Сахаров и Томассо приехали встречать их прямо в аэропорт. Помогли с чемоданами, пока ждали паром до острова, немножко рассказали про Неаполь. Впечатление от них у Тимура сложилось странное. Сахаров оказался действительно сахарным, но звать его иначе как «Петя» не получалось: долговязый, седой до белизны, явно «взрослый», не сказать, что «старый», был улыбчивый и говорливый, с торопливыми жестами. Он порхал вокруг Тиграна, то и дело обнимал его, прижимая к солнечному сплетению — вот такая у них разница в росте! — перескакивал с темы на тему. То про полет спрашивал, то про погоду в Москве, то про планы, то про работу. Иногда участливо заглядывал в глаза Тимуру, спрашивал:       — Милый, ты не устал? Воды, может? Или лимонаду? Нет? Потерпи, скоро отдохнете. Тебя на воде не укачивает? Таблеточку дать?       Его звонкий высокий голоc обескураживал, как и манеры совершенно юного мальчика, кокетливого, нарядного. В свободных парусиновых штанах, синей гавайке и соломенной шляпе он смотрелся не на шестьдесят пять уж точно. Петя казался занятным, но не занятнее Томассо.       Приземистый, почти не седой, с копной густых черных волос и такой же темной всклокоченной бородой, он слегка испугал. Напомнил лешего. Еще зубы эти железные, прокуренный голос и запах такой густой табачный, типично мужицкий.       «У нас в детдоме так завхоз пах. Древней забористой махоркой, мокрой шерстью. А этот ничего себе итальяшка. Сверху духами облился какими-то мускусными. Приоделся. Да-да, они нас поехали встречать в парных гавайках. На Пете — синяя, а на Томассо — красная. Лютая прелесть».       Завхоз всегда ходил похмельный или полухмельной, недружелюбный и мрачный. А вот Томассо производил впечатление пугающего, но дружелюбного деда. Незнакомого ему Тимура он заключил в такие объятья, что ребра захрустели. Сразу выдал что-то вроде:       — O mio Dio, quarda che figo! — весело похлопал по спине и сунул леденец.       Тимур растерянно принял угощение, тут же развернул и сунул в рот, забыв про то, что примерно полгода назад запретил себе все сладкое, кроме выпечки Настасьи Петровны. Косо посматривал на Тиграна, державшегося в компании Пети и Томассо абсолютно естественно: он ловко перескакивал с русского на итальянский, смеялся, словно бы молодея рядом с друзьями.       — Не бойся их. Они славные. Просто слегка громкие и очень влюбленные.       А Тимур не то чтобы боялся. И, наверное, в том, какую гамму эмоций он испытывал, не было вины Пети и Томассо. Просто его шокировал сам факт погружения в незнакомую среду. Чужой язык, незнакомые улицы, звуки, запахи. Паром этот, с кучей людей, машин, загнанных в ангар. Пока Тигран с друзьями сидели на палубе с бутылкой красного вина и болтали, Тимур сновал по всему кораблю, заглядывал в иллюминаторы, кое-как пробрался на нос корабля, чтобы рассмотреть оттуда какую-нибудь рыбу — он видел в фильме Джеймса Кэмерона, рядом с судном красиво сверкали летучие рыбы — но с ним заговорил один из членов экипажа. Тимур извинился на чистом русском и умчался обратно на палубу, нетерпеливо отсчитывая минуты до прибытия.       На Искью они прибыли ровно в три часа. Там Томассо подогнал свой оставленный пикап, ужасно тарахтящий и тоже пропахший табаком, и повез их вдоль причала к городу. Тимур, высунувшись из окна восторженно пялился на холмы, увенчанные грядами из светлых невысоких домов, издалека казавшихся игрушечными или сладкими, вдыхал странную смесь пинии и стефанотиса, которая постепенно сменялась ароматом уличной еды.       Когда въехали в город, пикап смешно запрыгал по каменной кладке. Тимур сперва тщетно пытался запомнить дорогу, потом разглядеть номера домов, все сделанные из керамической узорной плитки или вообще в виде цветных барельефов, но когда перед ним открылся вид на Арагонский замок, соединенный с основным островом тонким каменным мостом, у Тимура буквально отвисла челюсть и до конца пути он только и старался, что еще и еще взглянуть на массивные стены, будто выбитые в скалах. Его реакция ужасно забавляла и Тиграна, и Петю с Томассо, но тогда было категорически некогда обижаться. Тимур старался запомнить каждую деталь.       Полет на самолете, прогулка на пароме, поездка на пикапе вдоль людных улиц, замок — уже этого хватило бы, чтобы схлопотать передозировку впечатлениями, но чуть позже, едва Тимур успел втащить их чемоданы в светлый двухэтажный дом, выяснилось, что Петя и Томассо устроили по случаю их приезда праздник. С толпой народа, музыкой, барбекю и танцами на заднем дворе под кронами каменных дубов, в окружении теромарии, казуарины и других растений, чьи названия Тимур не сумел выучить, а позже и вспомнить, как ни старался.       Их с Тиграном разместили на втором этаже дома в небольшой комнате с широкой кроватью, всегда заправленной белым постельным бельем, со скрипучим полом, старинными часами в виде улыбающейся кошки, глядящей туда-сюда в такт секундной стрелке. Тимуру нравилось вслушиваться в тиканье перед сном и после пробуждения, когда тело слабое, податливое и какое-то чужое. На Искье он просыпался раньше Тиграна, бежал первым делом к окну, чтобы убедиться: они по-прежнему на острове, ему не привиделся ни полет на самолете, ни приветственная вечеринка, ни вулканы с морем. Окно выходило прямо на торговые ряды, в такую рань еще закрытые. Внизу, под подоконником, торчал выгоревший на солнце козырек табачной лавки, Тимур часто видел, как там грелись сонные всеобщие коты. Их подкармливал весь район, но гладить себя те давались одному Томассо.       «Он для меня был каким-то загадочным. Хотя нет. Таким он для меня стал через какое-то время. Тогда он мне казался просто страшным. Ну то есть несуразный мужик. Не красивый. Не. Прям некрасивый. Небогатый. С кучей каких-то родственников, из русских слов знает “привет”, “пока”, “скидка” и “пошел нахуй”. Я искренне не понимал, что Петя в нем нашел. Ведь тот казался в разы интеллигентнее и симпатичнее. Я ж не понимал тогда, что так реально у кого-то бывает. Что люди сходятся по любви и живут вместе просто потому что им так надо, а не потому что так выгодно или престижно… странно до сих пор».       Петя рассказывал, что до встречи с Томассо жил невозможно правильной и скучной жизнью. Старший в семье. Закончил школу с золотой медалью, а МГИМО — с красным дипломом. Сначала работал синхронным переводчиком на молодежных международных съездах, давал уроки на дому, помогал родителям в отпуске с огородом. Потом устроился в «Спутник», стал учить итальянский от безысходности, просто чтобы не свихнуться от собственной тошнотворной безупречности. Пару раз ходил на свидания с девушками, их ему выбирали родители, и один раз — с коллегой на пять лет его старше. Девушки тоже были правильными, зашуганными, а коллега, дама властная, попыталась Петю затащить к себе в кровать, а тот с испугу чуть в обморок не упал.       Он догадывался, что проблема не в женщинах, а в том, что они ему не интересны. Уже тогда Петя познакомился с Тиграном и Багратом, узнал о том, что те не только деловые партнеры, но и... Себя же рядом с мужчиной не видел категорически. И дело не только в реальном шансе нажить серьезные проблемы вплоть до увольнения и реального срока, просто Петя ощущал себя настолько серым и скучным, что чувствовал — никому он такой не сдался. Поэтому больше ни с кем на свидания не ходил, родителям врал, что ему не до брака, завел дома маленький сад, постепенно вытеснивший его из спальни, и к тридцати годам всерьез распланировал свою смерть. Отложил деньги на похороны, сочинил предсмертную записку...       — Как вспомню, аж смешно! Но тогда мне казалось, что ничего лучше не случится, юность я проворонил и... Тиграш, ну не закатывай так на меня глаза. Я и сейчас понимаю, что глупость это, но тогда...       Единственное, чего ему хотелось — съездить на родину Рафаэля, Челентано и Микеле Плачидо, погулять по нарядным улочкам, полюбоваться на остатки великой Римской империи. Уровень языка позволил Пете отправиться с группой на неделю в Неаполь. И там в первый же день на входе в гостиницу он повстречался с Томассо.       Тот как раз развелся с третьей женой, приехал на полуостров к очередному возлюбленному, но до того так и не дошел тем весенним вечером. Сперва он помог неловкому советскому туристу с чемоданами, а после бегал за ним по всему городу в попытках узнать имя и «Sei libero o no»?       — Ужасно меня тогда напугал. Нет, он был очень симпатичный, хоть у него не до конца сошел синяк под глазом. Их расставание с Алидой проходило бурно. Да и тот юноша, ну, с которым он собирался быть, тоже такого пируэта не оценил. В общем, знакомиться я с ним не хотел вот прямо совсем.       Но в итоге Томассо победил. Стал звать гулять, приносил подарки: невероятно яркая рубашка, которую бы Петя никогда себе не купил, цепочки, ракушки, живые цветы. Подобное и обескураживало, и восхищало. Обыкновенно это Пете полагалось приносить что-то девушкам, водить их в ресторан, задавать уместные вопросы, создавая иллюзию заинтересованности, а потом провожать до дома. Томассо же делал все сам. Самозабвенно. Иногда, пока Петя, согласно правилам хорошего туриста, рассказывал про СССР только хорошее, Томассо вдруг выдыхал что-то вроде «Che occhi blu!» или «Hai un sorriso stupendo!», — и все. Петя забыл методичку, итальянский, русский и как дышать.       — Повезло, что кроме меня у группы имелся второй гид. А то отпуск бы я им здорово испортил.       Неделя пролетела как по щелчку. Томассо пошел провожать Петю, на прощание крепко обнял, спешно отводя взгляд в сторону. Попросил когда-нибудь вернуться. Поблагодарил за чудесное время, сунул листок с адресом и телефоном, пообещав ждать, а Петя просто постарался не заплакать прямо там, потому что понимал, случившееся — не просто курортный роман. Теперь прежняя жизнь сделалась постылой окончательно и бесповоротно, но и смерть потеряла всякую привлекательность.       — Я догадывался, что глупо поступаю. В конце концов, мы знали друг друга ровно неделю. У него же была своя жизнь. Знаете, дети, работа, он совсем на меня не похож. Но мне впервые захотелось рискнуть.       Раздав все растения, соврав родителям, что он — в порядке, два месяца спустя Петя полетел в Неаполь с новой группой, провел им чудесные экскурсии вместе с напарницей, посадил всех в самолет, а сам опрометью понесся на паром в Искью. Там до темноты бродил по незнакомым улицам в поисках табачной лавки «У Томмазини».       — Ой, он меня сначала не узнал. Сказал что-то вроде «мы закрыты». Сурово так. А потом как повернулся... Деревянный ящик с сигарами на себя уронил. Как вспомню, всегда смешно. Нет, мне его, конечно, жалко. Но как я гордился той своей шалостью.       С тех пор они с Томассо не расставались дольше чем на три дня: Петя помогал ему в лавке, но в какой-то момент, чтобы внести в рутину разнообразие, стал подрабатывать экскурсоводом, в том числе в Помпеях. Сперва водил англоязычные группы и приезжих из республик, а когда СССР развалился, начал официально развлекать и русских. Иногда помогал с переездом, арендой жилья и всяким другим благоустройством в Неаполе. Для всего этого он примерно раз в месяц собирал маленький аккуратный чемодан и покидал Искью. Останавливался в гостинице в центре, свободное время проводил с подругами и за ленивым шоппингом, звонил по три раза на дню Томассо, но тот все равно каждый раз, провожая Петю, пытался отговорить от поездки. Тимуру довелось однажды это увидеть. Ужасно нелепо: Петя, наклонившись, гладил Томассо по волосам, напоминал про ужин в холодильнике, про поставку новых ликеров на пробу и что пробовать их должны покупатели и про то, что он, Петя, его очень-очень любит. Томассо угрюмо слушал, а потом вдруг схватил чемодан:       — No, tu non muovi da qui! Come faccio senza te? No, amore mio, non me lo chiedi…       Конечно, Петя чемодан без труда вернул и, лишь для вида отчитав, пообещал скучать и скоро вернуться. На недоумение Тимура, Тигран отмахнулся:       — Не беспокойся, сердце, они всегда так. Сколько их помню. Они как… неразлучники, понимаешь? Склеились, и не разойтись.       — Не понимаю, — честно ответил Тимур. — По-моему это странно. В смысле, они уже тридцать пять лет так. И им не надоело?       — Видимо, нет.       — Такая глупость, — прикусив язык, постарался исправиться. — Я фигово сказал, я не в том смысле, что…       Тигран, улыбнувшись, отмахнулся, наблюдая за тем, как Томассо зацеловывает руки Пети:       — Передо мной можешь не оправдываться. Я с тобой согласен. Не представляю, каково это. Смотрю иногда, аж бесит, — беззлобно рассмеялся. — Полагаю, это от зависти.       — Не, Тигра, если хочешь, я тоже могу…       — Ой, избавь меня от эдакой пытки. Мы с тобой по-другому свои чувства проявляем.       «Да и чувства у нас, объективно, другие. До меня снизошло осознание только сейчас, а тогда я реально не представлял, в чем прелесть, вцепившись друг в друга, наблюдать как вы стареете и врать, что вы все равно красивы и любимы. Я, наверное, и сейчас не до конца догоняю… принимаю, что такое вообще существует. Но испытать что-то подобное на себе? Увольте. А ведь многим нравится. Вот это “и жили они до глубокой старости, и умерли в один день”. Ну, вот, кажется Максим со своей Мариной к этому прям идут. Буэ. Какая ж гадость».

***

      «Я про Максима-то и забыл совсем. Пока гонялся за этим ебучим сопляком, толком не проверял новости. Так, что там по его туру?.. о. Концерт из Минска. "Сохранить". А интервью новых?.. новых нет... Ладно. Я еще в "Инсте" гляну его личную страницу и Маринину тоже, так и быть. Там он у нее иногда мелькает...»       Поверх очередного ролика с концерта вылезло уведомление. Новое сообщение от Кира.       «все ок?»       Тимур почти собрался ответить, что-нибудь дерзкое, но все же с усилием воли отложил телефон и, вытерев пот со лба, вернулся к велотренажеру. Занималось сегодня как-то особенно с трудом. То ли сказывалась бурная ночь с Лысым, то ли плохое настроение. Не делал ситуацию лучше и Лекс. Он просто дефилировал на беговой дорожке по соседству прогулочным шагом и в деталях описывал свой вчерашний безупречный вечер, не то что у Тимура.       «Ему, конечно, удобно. Он собой может заниматься реально чисто для себя, не для работы. Не чтобы как можно дольше оставаться на плаву и впечатлять народ… И вообще ему не обязательно ходить со мной в зал, он может заниматься дома, с личным тренерским составом, а не выкраивать время. Черт, аж завидно. Может, поэтому у него все отлично, а я, неправильно и не тем траханный, теперь локти кусаю, а?»       В зале играла невнятная подборка ремиксов Ланы Дель Рей, Майли Сайрус и Адель — Тимур с друзьями называл такое просто «умца-ца» — музыка, как ни странно, отлично ложилась на болтовню Лекса.       — ...во-от, а потом мы поехали на Лубянку. Мне так после всех этих типа восточных мотивов в спа захотелось какой-нибудь рыбки. И потом мы метнулись в бар. И гуляли по ночному городу. Точь-в-точь как раньше… Бульдожка всю дорогу спрашивал, не холодно ли мне. Ха. Я чисто Настенька из «Морозко». Плюс пока мы развлекались, оказывается, нам привезли цветы и мои любимые эклеры из «Волконского». Так что сегодня мне надо прям хорошенько позаниматься, — закончив рассказ, он принялся делать себяшки, одну за другой, на ходу выбирая симпатичный ракурс.       — Офигенно, — отозвался Тимур и прибавил себе сложности. — Нет, я за вас рад, но… не представляю, как вы друг от друга не устали.       — О. Легко. Надо уметь правильно выбирать мужчин, тогда и уставать ни от чего не придется.       — Ну не знаю. Все эти телячьи нежности, «бульдожки» и «лисики». По мне это неспортивно. Как и жрать эклеры на ночь. Сам знаешь, бока, поплывший овал лица… вот это все, — съехидничал Тимур. — Ну и про фейс-йогу с гуашью забывать не стоит.       Лекс смерил его быстрым взглядом.       — Гуашь? Нет, лапуль. Ничто так не убирает щеки, как ежедневный минет. Ну а ты? Я так понимаю, вчерашнее свидание с мальчишкой не выгорело, — не отрываясь от телефона. — Он тебе не понравился или же… ты ему?       «Сучандра. Забываю, как у него язык подвешен. Аж бесит».       Тимур принялся крутить педали с бо́льшим ожесточением, а Лекс, еще недолго повозившись со снимками, сбросил скорость на дорожке почти до минимума и самым вкрадчивым тоном спросил:       — Ничья, дорогой? — и выдержав паузу, продолжил. — Перестань, мне зубки можешь не показывать. Я люблю тебя любого, такого… уязвленного.       — Это я-то уязвленный?       — Переста-ань. Тимоша, ну со мной-то тебе не нужно притворяться. Я всегда на твоей стороне. А еще со мной можно откровенничать, ведь в отличие от Мартиши, у меня моральные принципы включаются и выключаются опционально. Поэтому давай, кто обидел эти маленькие глазки?       Тимур фыркнул, демонстративно отвернулся, но довольно быстро бросил неуместную театральщину.       «Вот уж реально. Не перед Лексом мне выебываться...»       — Ты прав, я реально какой-то обозлившийся и сам не свой... Прости.       — Вау! — тот шутливо схватился за сердце. — Это так мило.       — Леха, блин, — Тимур нервно поправил волосы, собранные в нетугой пучок. — Короче. Мы сходили в «Турандот», ты достал нам реально прикольный стол. Спасибо. Но... в итоге ничего не было.       — А что? Мальчик не умеет пользоваться вилками? Высморкался в скатерть?       — В том-то и дело. Я не знаю. Все было отлично, мы не в первый раз куда-то выбираемся вдвоем. Шутили. Болтали. Флиритовал... л. Да, в основном я. Но он явно был не против. Очевидно же, что я хочу секса, да? Да блядь, я могу хотеть его хоть на середине первого свидания. Это нормально. И он точно это понимал. И точно сам хотел. Но вместо этого гаденыш вызвал мне такси и упорхнул в закат. Так что мой план с «Метрополем» пошел по пизде, а мне пришлось довольствоваться Лысым и его растекшейся глазуньей на завтрак. С приправой из собачьей шерсти. И вот я уже полдня заглядываю во все зеркала и думаю, что этому сычу... Он кстати, реально Сычев, пиздец а не фамилия... Что этому сычу не так? Где проблема?!       Тимур на секунду перестал крутить педали и, слегка откинувшись назад, обернулся на зеркальные стены, в которых он весь смотрелся отлично. Даже выбившиеся из пучка кудри лежали на плечах идеально, особенно в сочетании с темно-серым спортивным костюмом. Лекс, слушавший его до сих пор молча, задумчиво потыкал в панель дорожки.       — Тимош, ты выглядишь прелестно. И ты сам это прекрасно знаешь. В жизни не поверю, что ты в этом хоть на секунду усомнился. Просто... У мальчишки нет глаз. Или у него другой вкус, я не знаю. За глаза мне его тоже обижать не хочется, тем более у этих современных ребят так в голове насрано. Комплексы, травмы, психи. Знаешь, будь я уличным певцом, — Лекс спешно перекрестился. — Я бы тоже си-ильно изумился, что мной заинтересовался такой вот... Дядя.       Тимур спешно коснулся виска:       — Не произноси это слово.       — Ох, лапуль, да перестань! Нормально все с тобой. Я же даже не в плане возраста. Тут скорее про статус. Знаешь, как... Хочется соответствовать. Если не по деньгам, так хоть красотой и умом. А я так подозреваю, ни тем, ни другим твой мальчик не блещет? Может, и ну его? Ну не срослось и ладно. Будто мало желающих занять его место. Ты не любишь отказы, но... С другой стороны, кто их любит, да? Ты же знаешь, что у тебя достаточно других поклонников? Уверен, и молодых. И... О! Погоди минутку, Бульдожка пишет. Ему понравились мои фоточки!       Тимур прикусил губу. Отчего-то слова про не-красоту и недостаточный ум Кира задели.       «То есть да. Я на него рычу. Но это же я. Мне можно, я сердит. А Лекс его и не видел ни разу. Кир... Ну да, не модель, но мне ж и не надо было. Он милашный. Мордастый такой. Крепкий. Пусть и невысокий. Но залипать на него приятно. Да и слушать... Нет, он местами диковат, но не дурак уж точно. Его жизнь помотала, поэтому он такой... На опыте. Да я почти не злюсь уже, мне тупо интересно, что случилось вчера».       — ...а других мне как-то и не хочется.       Лекс вынырнул из переписки с Бульдожкой резко и с такой жутковатой улыбкой, словно маньяк из хоррора.       — Что-что? Лапушка, мне это сейчас послышалось?       «Ему бы топор, а мне — нож. Смотрелись бы великолепно», — Тимур постарался сделать вид, что не расслышал вопроса, но Лекс уже выключил дорожку и, грациозно соскочив на пол, мгновенно оказался рядом, почти у самого уха.       — Вот то, что ты сказал, мне очень не нравится.       — Почему?       — Потому что ты сначала говорил совсем по-другому.       — Неужели?       — Тимош, у меня все в порядке с памятью. И тебе я тоже настоятельно рекомендую попить глицинчику. Речь шла о том, что ты с этим Киром по приколу. Помнишь? Никакой «любви до гроба», даже увлечения ни-ни. Спортивный интерес, секс и все.       Тимур окончательно перестал крутить педали, в раздражении скрестил руки на груди.       — Ну да, а я разве как-то изменил свои показания?       — Да.       — Ха! И как же?       Лекс хитро сощурил и без того умные — «Правда, лисьи» — глаза.       — Тебе стало не все равно. Это тревожный звоночек.       — Господи, да почему?!       — Потому что тебе обычно плевать. На Лысого, на того писателя с кучей премий, на бизнесмена с яхтами. На всех, кроме Максима, но я помню-помню, это отдельный момент. Так вот мне теперь интересно, что такого в нищем двадцатилетнем пацане, что ты так взбесился? Понимаю, он тебе отказал. Но... Дело же не только в этом, верно?       Тимур раздраженно отмахнулся:       — Только в этом. Это все еще вполне спортивный интерес, понятно? Ты сам говорил, что это прикольно.       Лекс удрученно отвернулся, прошагал вокруг велотренажера с нарочито печальным лицом.       — Нет, Тимош, если так, я отзываю свой голос. Переспать с двадцатилеткой — окей, влюбляться — не-а.       — Да с чего ты взял?! — рявкнул Тимур громче, чем рассчитывал, так что немногочисленный народ в зале на них обернулся.       Лекс пожал плечами:       — Ну вот хотя бы с этого, — и прибавил внезапно ласково, почти извиняющимся тоном. — Я знаю тебя достаточно. Ты сначала злишься, шипишь и делаешь вид, что обалдеть какая Ледяная королева, а потом скроллишь все соцсети, ночами не спишь и злишься... но уже на себя. Тимош, я — не Мартиша, я так красиво тебе не скажу, но... Может, ну его?       Тимур с шумом выдохнул через нос, возвращая себе спокойствие, растер виски, перетянул заново шелковой резинкой — которые якобы берегли волосы, а по факту ни черта не держали — волосы, предложил:       — Сменим тему?       Лекс понимающе кивнул и вскочил на дорожку.       — Разумеется. Что ж... О! — он почти нажал на панель, но в последнее мгновение отвлекся. — А я тебе рассказывал про Виталика и его успехи? Это просто чума!       Тимур не смог сдержать смущенно-благодарной улыбки.       «"Чума"? Офигеть, мы как будто в нулевых. Значит, он реально рад. Что ж, хорошо. И что он с неприятной темы так охотно слетает — тоже хорошо. Но выдумал, конечно... "Влюбился". Ха. Еще и Максима сюда приплел. Нет-нет, все эти игры в отношения — фиговое развлечение. Не для меня. Для меня это просто... Просто своеобразное испытание. Веселые старты».       Тимур продолжил тренировку, покорно, пускай, и немного вполуха слушал истории про Виталика, покорившего одногруппников и одногруппниц новым образом.       — ...естественно, его никто не узнал. Я имею в виду буквально никто. Даже преподаватели были в шоке и перепроверяли списки. Одна бабулька студенческий с паспортом попросила. Очень жалею, что не видел всего этого своими глазами. Резко все на моего мальчика обратили внимание…       — Ого. Он уже «твой»? Леш, эта материнский инстинкт? Или скорее дядюшкин?       — Тимош, это «иди-нахер-и-не-перебивай». Так о чем я?.. А! Сперва все побаивались неожиданной неотразимости Виталика. Что поделать, у нас это в крови! Зато теперь с ним уже пытаются все задружиться. И, барабанная дробь, главная красавица курса обменялась с ним номерами. Ну, точнее… Виталик понятия не имел, кто она такая. Но я быстренько проверил ее «Инсту», «Контакт» и «Твиттер».       — Боже, ты так запарился.       — А! Я тебя умоляю. Вот в мое время реально приходилось поднапрячься, чтобы что-то про кого-то узнать. А так… Как два пальца. Очень гламурненькая девочка. С лицом сучки. Я таких не очень, но для разгона — отлично. Пусть Виталик походит с ней на свидания, закорешится со всеми. Я тебе ее покажу потом…       — Не ожидал, что ты так впряжешься, — усмехнулся Тимур.       — Да нет, это я так, развлекаюсь, пока время есть, — «Странно, три недели назад ты говорил совсем другое…» — Ему нужно поднимать свою социальную активность. А то он все время один. Если не на учебе торчит, то дома штаны просиживает за учебниками. Нет, он умница. Но жить-то тоже надо. Я у моих спрашивал, мол, он всегда такой? Почему парень без друзей? Без отношений? Вы кого мне, блин, подкинули? А они: «Ой, ну он вот такой. Ему и одному неплохо. Ты тоже ни с кем особо не дружил». Прикинь? А я потому и не дружил, потому что мне было плохо. Не в Миассе, а вообще… Короче, столько дел, столько дел, — с деловитым видом потянулся за бутылкой с водой. — Виталик еще что-то по дому делать пытается. За уши не оттащишь. Я ему объясняю, что не нужно. Есть же клининг и все прочее, а ему надо отдыхать и развлекаться, потому что ну а когда?! Что?.. Что ты так лыбишься? Фу, аж страшно.       — Ничего. Просто ты такой семейный.       — Перестань.       — Я серьезно. Ты отличный дядюшка. Возможно, будешь таким же… не знаю… отличным двоюродным дедушкой?       — Хватит! — велел Лекс уже строго.       Да и Тимур, разогревшись, наверное, сумел бы подобрать пару-тройку забавных колкостей, но заметил, как его собственный телефон, лежавший поверх спортивной сумки, вспыхнул и с противным гудением завибрировал.       Внутри все сжалось еще до того, как удалось прочитать высветившееся имя. Да и была ли в этом хоть какая-то необходимость?       Звонил Кир.       «Чего ему надо?»       Очевидно — поговорить.       «Я не хочу. Или хочу? Нет. Так. Говорить не хочу. А вот послушать — да. Как он это все объяснит. Извинится. Лучше бы ему передо мной извиниться. Потому что…»       Очевидно — потому что Тимуру это было важно. Важнее даже, чем аргументированная и стройная речь. Извинение, можно подобострастное, с посыпанием себя пеплом и вот всем тем, чего обыкновенно Тимур ждал от своих рядовых любовников. И что примечательно — получал.       «Потому что все всегда понимали: другие щелкать клювом не будут. Не справился ты — справится другой. Я пока не в том возрасте, чтобы испытывать нужду во внимании. Тем более во внимании какого-то… сыча».       — Тимош, кто там? — спросил Лекс, изумленно наблюдавший за тем, как Тимур, застыв с телефоном в руке, пялился в экран. — Важное чего?       Сперло в зобу.       Дурацкое выражение. Тимур понятия не имел, где у него «зоб» — и есть ли он у него вовсе? — но замечательно его усвоил со времен жизни с Тиграном. Вычитал у Крылова. Из «Вороны и Лисицы», как сейчас помнил. И каждый раз, когда излишне нервничал, вот так некстати произносил про себя.       «Ой, как я глупо палюсь… Надо выйти. Нет. Нет, выходить нельзя. Тогда точно будет понятно, что мне не все равно и… а! Фиг с ним».       Тимур смахнул зеленый кругляшок с иконкой поднятой телефонной трубки. Настолько небрежно, насколько мог. И, скользнув для успокоения по отражению в зеркалах беглым взглядом, вернулся к тренажеру.       — Слушаю, — тоже намеренно небрежно.       На том конце — шум улицы и гул проезжающих машин, а еще весело-бодрое:       — Дядь Тим, привет! Живы? Я пишу-пишу, а вы молчите. Подумал, случилось чего… обиделись?       У Тимура задрожало где-то под правым веком, так явственно он вообразил Кира, вышагивавшего вдоль проезжей части уверенной походкой, твердо наступавшего на пятки, месившего ноябрьскую грязь тяжелыми берцами…       «Не-не, Тим. Ну-ка собраться».       — Нет. На что обижаться? Разве что-то случилось?       Тимур старался не сбиваться с темпа. Крутил педали уверенно, не обращая внимание на вмиг притихшего — «Скорее уж затаившегося» — Лекса.       Короткая пауза. Смех. Простой, искренний и ни капли не встревоженный.       — Что, настолько обиделись?       Нога соскочила с педали. Получилось если не больно, то как минимум противно.       — Послушай, это что-то срочное? У меня так-то дела, — «Как у тебя вчера». — Так что если ты ничего…       — Вы сегодня вечером заняты? Я бы хотел вас увидеть.       «Офигеть. Я тоже много чего хочу… послать тебя, например».       А Кир продолжал:       — Я в любое время, в любое место могу. Мы не гордые. Да и я реально переживал за вас, так что… вы скажите. Я шмыг! И готов.       Тимур растерянно потянулся поправлять волосы, забыв про пучок, просто провел ладонью по воздуху возле плеча. Сам себя одернул.       — Не знаю. Если только поздно вечером. У меня репетиция… на Большой Дмитровке.       — О! Это запросто! И это… — голос Кира на миг перекрыл сигнал машины. — Елы-палы, тут громко. Сорян. В общем, я прибегу. Обязательно. Все. Не отвлекаю. И… а! Спасибо, что ответили. Пока.       — Пока, — повторил Тимур эхом, с изумлением вперясь в рабочий стол, вылезший сразу после завершения двадцатисекундного разговора.       Нарисованная в воображении картинка шумной улицы с машинами, грязью и улыбающимся во все зубы парнем по-прежнему стояла перед глазами, застилая людей в зале и зеркальные стены с красивым отражением в сером спортивном костюме и так удачно спадающим локоном…       — И что это было? — словно прочитав мысль из Тимуровой головы, уточнил Лекс без всякого ехидства.       Тимур вздрогнул. Спрятал телефон в карман.       — Ничего…       — А. Это теперь так выглядит?       — Леша, блядь, не начинай!

III

      Отдыхая на Искье, Тимур с любопытством наблюдал не только за Петей и Томассо, но и за их окружением. Если он сам общался с очень ограниченным кругом людей: Тигран, Марта, Лекс, Настастья Петровна и иногда Андрюша, когда тот не занят в гараже, — то эти двое были окружены народом непрерывно. Покупатели заходили к ним потрещать и спрятаться от жары, порой и вовсе забывали что-нибудь купить. Томассо никого не гнал, иногда наливал бесплатно выпивки и сам к концу дня был частенько хорошеньким, но, что примечательно, он в любом состоянии наводил порядок в лавке, точно пересчитывал выручку и заполнял все накладные без единой ошибки. Соседи и друзья приносили то ньокки, то польпетто, то сфольятелле в качестве десерта. Ведь как без десерта? В обмен Петя совал им свою стряпню, его часто просили готовить русскую кухню, особенно ненавистные ему пельмени, он не понимал чем те отличаются от равиоли, но исправно делал масштабными партиями. Вообще Тимур понял, что в Италии принято все стряпать, как на роту солдат, потому что запросто на ужин могут заглянуть родственники, а их у Томассо было дофига.       «Прямо до-фи-га».       Причем список не ограничивался банальными братьями-сестрами и кузенами-кузинами с племянниками. У Томассо сохранились прекрасные отношения со всеми бывшими женами. Те регулярно навещали его или отправляли к нему мужей, чтобы те принесли угощение, но по итогу сами его съедали в компании Томассо под вино, сигары и веселый гогот.       «И их совершенно не волновало, что они спали с одними и теми же женщинами. Или что Томассо у кого-то увел жену или наоборот. Они производили впечатление всамделишных корешей, которым офигеть как круто вместе».       Тимур честно пытался разобраться в запутанных семейных связях, но, казалось, Томассо сам их плохо понимал. Тот более-менее помнил, сколько у него детей и как тех зовут, а вот с внуками и внучками сбился со счета. Когда те визгливой толпой вваливались в лавку, наперебой выкрикивая «nonno To», он всем совал пригоршни конфет, рассказывал сказки про Бефану, качал на коленях и по очереди отгонял от котов. Сам Томассо в такие моменты напоминал скорее Дядюшку Ау, по-своему озорного и с чудинкой в глазах. Он накручивал бороду на палец, смотрел на беснующихся детей с довольным прищуром и звал орущую свору ласково «bambini». Сильнее «nonno To» ребятня обожала разве что Петю. Его, в принципе, обхаживали все местные, включая бывших жен Томассо. Названных внуков он рассаживал в гостиной, помогал с уроками, а самым маленьким пел колыбельные про Волчка и про усталые игрушки.       Подобная семейность сбивала с толку. Особенно у геев. Однажды Тимур отважился спросить у Тиграна, когда они гуляли одни в сторону термального парка, расположившегося на вершине зеленого холма:       — Как им не тяжело? Я бы уже выбесился.       — Им это не в тягость. Не то что моим коленям такие подъемы, — вздохнул Тигран, оправляя рубашку с короткими рукавами.       Он и в отпуске сохранял своеобразный классический стиль — «Классический тиграновский» — носил брюки, пусть и из легких тканей, и кожаные мюли. Тимур, бегавший по острову исключительно в шортах и футболках, морщился, лишь представив, как все это было бы ему жарко и неудобно.       — У Томассо и Пети хватало забот в жизни. Полагаю, толпы родственников и детвора — меньшее, что их может потревожить. Для них это скорее все в удовольствие.       — А где родственники Пети?       — Где-то в России, полагаю.       — Он с ними не общается?       — Скорее они с ним. Подай мне руку, пожалуйста, — опершись о Тимура, Тигран снова вздохнул, но тише и словно с облегчением. — Там намешано всего предостаточно. И ориентация, и побег из страны, и то, что пошел старшим наперекор… Петя хотел наладить с ними контакт, но безуспешно. С ним общается племянница. Милая барышня, работает в консерватории. В Неаполь приезжает выступать. Передает родителям Пети деньги. Естественно, окольными путями, якобы от нее самой.       — А нафиг он им помогает, если они его послали?       Тигран сперва вскинул брови, но тут же мягко улыбнулся, похлопал Тимура по локтю.       — Даже не знаю, сердце, даже не знаю… могу я тоже задать вопрос? Ты можешь на него не отвечать, если будет неприятно…       — Про мою родню спросить хочешь?       — Ты очень сообразительный.       — Тигра, ты мне льстишь. Такие вещи я уже улавливаю, — гордо усмехнулся.       — Действительно… и все же. Тебе не хотелось… нет, не так. Тебе не было любопытно?..       — Не-а. Та женщина четко дала понять, что я ей нафиг не сдался. Поэтому смысл?.. Хотя-а, — протянул Тимур задумчиво, — я б глянул, как ее жизнь нагнула. Так. Одним глазком.       Тигран вздохнул в третий раз. Совсем печально. Погладил Тимура по плечу.       — Мое родное сердце.       «Наверное, не стоило ему тогда так отвечать. Зная его, он почувствовал вину. А ведь он и так сделал для меня за три года сильно больше, чем условные родители. Но я был вспыльчивым и глуповатым мальчишкой, пускай и отчаянно косил под взрослого и сознательного».       Отпуск на Искье протекал спокойно, даже чересчур. Тигран отдыхал так же ответственно, как и работал. Они съездили в Неаполь, прошлись по Помпеям под бодрый щебет Пети, который с абсолютно не наигранным восторгом рассказывал про каждый камень у них на пути. Поднялись на Везувий. Вернее, поднялся Тимур, Тигран и Петя подождали его примерно на середине пути, прислонившись к ограде и попивая апельсиновый сок в бумажных стаканчиках.       Тигран продолжал рано ложиться, утром шел на пристань или на термальные воды, днем ложился подремать, а вечером садился с Петей на заднем дворе с бутылкой красного. В основном они вспоминали молодость, обсуждали новости и то, как все изменилось или подорожало. Иногда к ним присоединялся Томассо, тогда они запросто переключались на итальянский, и Тимуру совсем становилось нечего с ними делать. Поначалу он старался влиться в их компанию. В первую очередь ради того, чтобы разузнать что-нибудь про молодость Тиграна и в частности про Баграта. Но план с треском провалился. От одного имени лицо Пети мрачнело, он нервно обхватывал себя худосочными загорелыми руками. Превращался в сердитую тонкую птицу, чем ужасно умилял хмельного Томассо и смешил Тиграна. Так что никакой свежей детали выловить не получилось, а слушать про Советский союз и про местные цены на медицину отчего-то не хотелось вовсе.       Обойдя ближайшие улочки и пристань вдоль и поперек, Тимур решил помогать по дому. Ему хотелось произвести хорошее впечатление на друзей Тиграна, а заодно занять руки. Но Петя, видя, как гость тянется к метле или грязной посуде, поспешно все забирал.       — Ты что! Ты что! Отдыхай спокойно. Это почти неприлично. Будто у меня рук нет.       Тимур пробовал помогать Томассо: товар разложить, мусор вынести, витрины протереть. Но тот и подавно не желал, чтобы в лавке хоть кто-то всерьез работал, поэтому просто устроил экскурсию по ней с дегустацией всех ликеров и настоек, напоив Тимура до рвоты уже к полудню. Очень извинялся потом и совал воду с лимоном, приговаривая:       — Il ragazzo bello, ma debole…       Был вариант гулять по острову одному, но пугал риск забрести не туда, потеряться и вляпаться в неприятности, тем самым испортив отпуск. Поэтому Тимур неотступно сопровождал Тиграна во всех его походах по оздоровительным процедурам, а когда тот отдыхал, ошивался на заднем дворе с котами. Видимо, заметив, что Тимуру скучно, Тигран попросил Томассо посоветовать что-то развлекательное.       — Желательно, без алкогольной комы, мордобоя и приводов в полицию.       Тот посмеялся и, чуть поразмыслив, свистнул Дино.       «Сколько лет прошло, а я до сих пор думаю, что зря он это сделал».       Дино работал в порту на погрузке. В свободное время тягал железо, а вечером ходил на танцы. Каждый день носил джинсы-клеш и белую майку, казавшуюся белоснежной на фоне почти шоколадной кожи.       Дино был выше Тимура, шире в плечах. В порту таскал тяжеленные деревянные ящики, точно вместо них ему выдавали картонные коробки. Умел ходить на руках и так громко свистеть, что закладывало уши.       У Дино были темные глаза, крупные брови, сочные губы. С его лица еще не сошла юношеская припухлость, в то время как его тело возмужало и окрепло. Странное вышло сочетание. Сказочное. Наверное, так все представляли древнегреческих юношей, всяких персеев, тесеев и энеев. Коротко стриженные кучерявые волосы смешно вились, а намокнув, они напоминали тугие пружины, сзади у него всегда торчал смешной завиток. А! А по всему его телу рассыпались родинки, в обычной жизни придирчивый Тимур назвал бы подобную мелочь минусом, но с внешностью Дино это скорее ощущалось как очередной громадный плюс. Из его родинок запросто получилось бы составить карту звездного неба. Когда Дино заглянул в лавку, Томассо представил его как сына своей третьей жены Алиды от ее нынешнего мужа.       — Il suo padre è un figone! Andrei a letto con lui volentieri se gli fossero piaciuti gli uomini. Ecco perché non sono arrabbiato con Alide. Però… cavolo, il tizio mi assomiglia un po’, che ne dici?       Дино с ухмылкой пожал на нелепую шутку плечами, посмотрел на Тимура пристально и сверху вниз. Потянулся за рукопожатием.       «Я как-то сразу растерялся. Пацан ни слова не говорил по-русски. А самое главное, что ему было… девятнадцать? Да, точно, совсем как этому сычу бритому…»

***

      Часы показывали без пятнадцати десять вечера, репетиция «Ромео vs Джульетта» давно закончилась, а Тимур все не выходил из театра. Разумеется, делал это намеренно. Он заранее написал Киру, очень обтекаемо, что «освободится после девяти», швырнул телефон на дно сумки, прижав его спортивным костюмом и сценической сменкой, а сам продолжил бродить по внутренним коридорам и кулисам, болтая то с Зоей, то с Лысым, да с кем угодно, лишь бы оттянуть момент выхода. Он даже предложил Томе помочь с реквизитом.       — Вы точно Тимур Давидович? Я думала, это ниже вашего достоинства.       — Как вы ко мне несправедливы. Я вообще-то тоже был молоденьким и ответственным. А вы мне давайте коробки. Давайте-давайте! Еще надорветесь.       Та ответила улыбкой. Весьма милой.       «Нет, она так-то славная. Не то чтобы вау. С возрастом быстро пройдет. Если не раскроется как мега талантливая актриса, дальше ролей второго плана не уйдет. Но… может ей и не надо? Повзрослеет, остепенится. Замуж выйдет. За нормального, а не за какого-нибудь творческого нарцисса. И будет ей счастье. Вон, пусть Зоя объяснит ей все преимущества такого союза. Как там у Тэффи? “Да мало ли за кого можно выйти замуж! Интересно совсем не это. Интересно, с кем будешь мужу изменять”. Хм. Что-то я сегодня много думаю про других. Что ж, логично… у меня-то все криво-косо, дай, хоть на других поглазею».       Тимур пытался настроиться на суровый лад. Ему хотелось, чтобы Кир вспомнил, кто в их общении главный, кто все это начал и кто, при желании, мог все закончить, что лишь благодаря его сказочному терпению и доброте…       «Не. Бред. Мне банально любопытно. И как бы я ни старался, злиться на этого сыча не получается. Есть в его наглой прямолинейности своеобразное очарование. Брутальность? Офигеть, конечно. О. Точно, возьму и переименую его как “сыч” в телефоне. Должен же я как-то отомстить за ебучего “дядю”, — Тимур похлопал себя по карманам. — Ах да, я ж оставил все в гримерке. Черт, почему все мои старые приколы и приемы с этим пацаном работают так плохо?»       Тимур рассеянно окинул кулисы скучающим взглядом и как бы невзначай покосился на Тому, стоявшую рядом. Заметил открытое приложение «Инстаграма» и то, что ее последние сторис Денис отметил эмодзи сердечка.       «Ой, бля-а… Зоя была права. Гаденыш лезет в трусы каждой мало-мальски симпатичной девочке. Вот пройдоха… А Зоя тоже сучка, могла бы маленькой и намекнуть, что к чему…»       — Тома, а вы уверены, что вам нравится Денис? — шепнул ей на ухо, когда убедился, что за кулисами они остались одни.       Тимур увидел, как от его вопроса вздрогнули кончики лохматых косичек, схваченных такими же шелковыми резинками, как у него. Тома нахмурилась:       — Вам не говорили, что подсматривать невежливо? — сказав так, она торопливо заблокировала экран.       — Каюсь. С моим ростом я всегда за кем-нибудь подсматриваю, — улыбнулся. — И все же. На правах вашего кумира и сценического отца я могу дать вам совет?.. Красивые мальчики — это зло.       Тома строго вздернула подбородок.       — Вы судите по себе?       — Отчасти. Но я говорю совершенно искренне. И исключительно из благих побуждений. Из преимуществ таких Денисов — только внешность. Но, уверяю, пять-шесть лет, и красота испарится. А вместе с красотой бóльшая часть волос и резвость в постели. Зато появятся пузо, одышка, морщины и с десяток внебрачных детей.       Тома наморщила нос с едва приметной горбинкой, спрятала телефон в карман репетиционной юбки.       — Премного благодарна, — села в короткий книксен. — Но избавьте меня от таких советов, хорошо? Иначе скоро вы станете моим бывшим кумиром. Это я говорю тоже очень искренне.       Тимур шутливо ахнул и примирительно коснулся Томиного плеча.       — Поможете мне с коробками? Я не знаю, куда их класть.       — Томочка, туда, куда их класть, вы еще и не дотянетесь. Конечно, помогу.       — Тоже на правах моего сценического отца?       — Нет, скорее потому что мне… не хочется пока выходить на улицу.       «Хорошая девочка. Наивная, толком жизнью не пизженная, но хорошая. Попрошу все же Зою за ней присмотреть. Нечего завидовать чужой молодости, тем более, что Зоя сама пока не то чтобы старая».       Везде отметившись — «Всем поднасрав» — и заодно закинув удочку Лысому на следующие выходные на всякий случай, Тимур, так уж и быть, накинул пальто, сверху длинный шарф — долго выбирал, как получше его завязать, чтобы лежало эффектнее — капнул на себя «Блэк Афгано», чтобы закрепить чувство уверенности и если не правоты, то как минимум статуса.       На улице давно стемнело, уже вовсю ощущался минус.       «Сколько там? Минус семь или шесть обещали? Интересно, этот сыч догадался надеть что-нибудь повнушительнее? Или опять в своей обрыганской куртке припрется?»       Кир ждал его под фонарем напротив главного входа в театр. Тимур успел рассмотреть и смешно торчащий из-под воротника розовый нос — «Реально сыч… нафиг он так легко оделся? И без своей вездесущей гитары он совсем уж низкорослый» — и покрасневшие ладони, и старбаксовский стакан, который Кир перекладывал из одной руки в другую.       «Черт. Теперь мне слегка неловко. Не говорите, что он прям с девяти тут стоял, я не то чтобы на этом настаивал…»       Завидев Тимура, Кир встрепенулся, приветливо замахал.       — Дядь Тим, здоров!       — И тебе… здравствуй. Давно ждешь?       — Да нет.       Тимур коротко дотронулся до его щеки.       — Нифига. Ты ледянющий. Небось и заранее приперся, да?       Кир беззаботно пожал плечами.       — О! Да вы что, денек же супер…       — Ага, просто чудесный.       — Я вам кофе принес. Он остыл, правда, но…       — Мы могли бы вместе сходить. «Старбакс» еще работает.       — Не-е, вы бы тогда не дали мне за вас заплатить, а так… — шумно втянул носом сопли.       «Ай, блядь».       Тимур поймал себя на том, что не испытывал никакого удовлетворения ни от чужого насморка, ни от вида мерзлого румяного лица. Поспешно выхватил стакан и потянул Кира за локоть.       — Ага. Спасибо. А теперь пойдем к парковке. Хоть в машине тебя погреем. Наверное, ты на улице закалился, но…       — Погодите-погодите! — уперся Кир. — А можно мы это… чуть-чуть походим? Я с вами побазарить хотел. На нейтральной территории, так сказать.       «Блядь, а машина тебе чем не нейтрально?... А-а! Фиг с ним».       Волочить крепкого парня за собой было объективно непросто, а со стороны, наверное, и безумно смешно. Поэтому Тимур, закатив глаза, согласился.       — На вот, — бросил Киру шарф, запахнул покрепче лацканы пальто. — Завернись хоть. На тебя смотреть холодно.       Кир послушно замотался по самые уши, казался довольным, ничуть не смущенным и уж точно не пристыженным.       — Я хотел про вчера…       — Я так и понял, — Тимур сделал маленький глоток, чуть не плюнул себе под ноги. — Он, что, с молоком и… с сахаром?!       — Не-е. С сиропом. «Айриш крим», кажись. Я попросил у баристы что-нибудь на ее вкус…       Тимур растерянно покосился на стакан, вспоминая, сколько калорий в старбаксовских сиропах и сколько в принципе там принято добавлять топпинга в напитки. Десять миллилитров? Пятнадцать?       — Да бросьте, — Кир легонько толкнул его в локоть. — С вами ничего не случится от одной чашки.       — Ага… О чем ты хотел поговорить? Хотя нет, погоди, — Тимур взмахнул свободной рукой, как бы пресекая все возможные возражения. — Давай только ближе к делу, без долгих извинений и прочего.       Кир усмехнулся. Выглянул из-под шарфа:       — А извиняться-то за что?       Они резво вышагивали по Большой Дмитровке к Социально-политическому архиву. Тимур не чувствовал и капли усталости, он бы запросто в таком приподнято-нервном состоянии прогулялся бы чуть ли не до самого дома, но внезапный вопрос сбил его с темпа и с толку.       «Он прикалывается, что ли?»       — Ну, для начала за то, что бросил меня вчера посреди улицы.       — Я вызвал вам такси, — Кир снова пожал плечами.       Жест рассердил. Тимур произвольно потянулся к стакану, глотнул больше, чем следовало.       «Блядь. Я ж теперь спать не смогу, если не узнаю, что они туда льют. Пиздец, лучше б вылил. И лучше б ему на бошку».       Тимур проглотил непривычно приторное холодное месиво, оставшееся на языке липкой пленкой.       — Да иди ты в задницу со своим такси. Ты прекрасно понимаешь, о чем я!       — Ясен пень, понимаю, — кивнул Кир, сунув руки в карманы куртки.       Тимур вновь сбился с шага и с мысли. Изумленно наклонил голову, стараясь в полумраке разгадать выражение наглого лица.       «Он издевается?»       Они замерли возле сквера Плисецкой, холодного, по-зимнему голого и мрачного. Бронзовый памятник, застывший в театральной позе, смотрелся посреди лысых кустов и арок скорее нелепо, чем грациозно.       — Послушай, — обратился Тимур, чуя, что теряет терпение. — Поверь, мне есть, чем заняться. Если тебе что-то не нравится — супер, офигенно. Но я не привык за кем-то бегать…       — Понимаю, вы привыкли, чтобы бегали за вами.       — Не перебивай меня.       — Нет, буду, — решительно, но в то же время спокойно возразил Кир. — А то вы сейчас опять за меня все решите, а мне и рта раскрыть не дадите.       — Вот как, — Тимур нервно потянулся к виску. — Здорово. Что ж. Тогда говори ты, — он демонстративно сел на одну из скамеек в начале сквера, благо, никому в ночи, кроме них двоих, не приспичило здесь бродить. — Говори, а я послушаю, — поставил рядом с собой стакан, так, чтобы случайно не схватиться за него.       Кир шмыгнул носом. Смешно качнулся на месте. Он казался таким несуразным в мешковатой одежде и совершенно неподходящем изысканно-сером шарфе, но звучал при этом максимально спокойно и рассудительно:       — Ну, короче. Вы мне нравитесь. Вы классный, красивый, интересный, талантливый, ебать какой трудолюбивый, судя по тому, что я про вас вычитал.       — Но? После таких комплиментов всегда идет «но», — подсказал Тимур, скрестив ноги и выпрямив спину, то ли чтобы придать своей позе еще выразительности, то ли чтобы самому спокойнее слушалось про то, почему его мог бы отвергнуть уличный сыч.       — Не. Без «но». Я реально вас таким считаю.       — Тогда какого фига вчера было? Ты не захотел со мной трахаться, потому что… я тебе нравлюсь? Не смеши меня.       — Ага. Именно поэтому, — Кир плюхнулся на скамейку и полез в карман за сигаретами.       — Бред какой-то.       — Ну бред не бред, а пользоваться вами, когда вы выпили, я не собираюсь. Во-первых, это — невежливо. А во-вторых, — Кир пощелкал несколько раз зажигалкой, прежде чем та выплюнула слабый огонек, — я достаточно насмотрелся на бухающих родаков, так что пьяные меня ваще не возбуждают.       Тимур испытал нечто очень близкое к стыду. Сопоставил все факты.       «Точно, он сам почти не бухает. Родители сдали его в детдом, сами размножились… Понятно, что хорошие родители так не делают, но бля. Откуда я мог про это знать?»       — Ты ничего такого не говорил…       — Ну так и вы не спрашивали, — косо улыбнулся Кир, обнажив железный клык. — Да и… вы меня тут по ресторанам пиздатым водите, а я что? «Кстати, моя мать-алкашка недавно откинула копыта, а батя по синьке херанул мне ножом по лицу, поэтому я такой красивый шрамованный и беззубый»?       Тимур брезгливо поежился, проехавшись беглым взглядом по правой щеке Кира, тот, видимо, догадавшись, что его откровенность смущает, небрежно отмахнулся.       — Да все нормально. Я ему глаз за это выбил. У нас получилось… зуб за глаз, понимаете? — выпустив густой клуб дыма, который в свете стоящего поодаль фонаря окрасился в желтый. — Это, кстати, мое «в-третьих». Я… ну… стремный. Не в том смысле, что я хочу понтануться. Типа, хы-хы, да я больной ваще нах. Не. Я реально… Нездоровый. Но… Короче. Я нищий, необразованный, дикий, с бедами в башке. Еще у меня мелкие есть, я за ними приглядываю. Нах вам оно надо? Ну то есть если просто со мной потрахаться — окей. Но вы что-то мощно тогда запарились. Поэтому я и хотел у вас спросить. Мы типа дальше свидашкаемся или кувыркаемся один раз и расходимся?       Тимур не сразу сообразил, что на последний озвученный вопрос ему надо прямо отвечать, а он понятия не имеет что! Ему же представлялся их разговор с Киром как: тот извинится, выдаст какое-нибудь понятное оправдание, мол, он побоялся не соответствовать шикарному мужчине, постеснялся своей техники в сексе, забыл утюг выключить — да плевать! Тимур чувствовал, что за искренне отыгранное сожаление простил бы Кира и наградил бы его и вниманием, и лаской. А тут…       — Честно, я не привык обсуждать такое вот так, — рассеянно потянулся к кудрям, якобы заправить за ухо, на деле просто подержаться за них и успокоиться.       — Я догадываюсь, — кивнул Кир.       — Ты у всех своих партнеров такое спрашиваешь?       — Не. Только если сам не до конца понимаю. Если б вы мне в трусы сразу полезли, я бы смекнул, что к чему.       — Неужели… — Тимур тихо рассмеялся. — Погоди секунду, а вот то, что ты рассказал про родителей… это правда? Черт. Если бы знал, я бы подкатил любым другим способом… Черт. Для меня это слишком много информации за раз.       — Будете? — Кир услужливо подал пачку смятых сигарет.       Тимур взял одну.       «Ну а что? Молока с сахаром напился, можно и никотином шлифануть», — на деле он надеялся, что подобная незначительная деталь ненадолго сроднит их в этом странном сквере, и груз неловкости, легший на плечи тяжестью «Блэк Афгано», схлынет.       Кир помог Тимуру прикурить. На пару секунд их лица оказались близко-близко, озаренные двумя тлеющими точками. Так Кир виделся взрослым. Даже чересчур: крупные черты, четко выраженные надбровные дуги, взгляд исподлобья, нечеловеческий, испытующе-звериный.       Интересно, а как выглядел в тот момент Тимур?       С непривычки вкус дешевого табака сковал горечью. Пришлось приложить усилие, чтобы не закашляться.       — Хорошо… допустим, про родителей и алкоголь я понял. Есть что-то еще, что мне следует знать? — Тимур перехватил сигарету так, чтобы она красиво легла между средним и указательным пальцами.       Кир хмыкнул. Не совсем ясно, он опять смеется или что?..       — Ну-у… Меня не обязательно удивлять деньгами и вот этим всем. Я такое ну… не то что не люблю, я просто отплатить ничем особым не могу. Вот. Мне всегда хочется чем-то радовать в ответ, а когда в одну сторону… ну такое. Я ж не этот… Не…       — Альфонс?       — Ага. Чего еще… а. Обманки и обидки не люблю.       — Ишь как.       — Ага. Я на опыте. Вот эти все созависимые и прочее… смекаю, — Кир потер ребром ладони нос. — Вы у меня не первый такой гордый и взрослый.       Тимур невольно улыбнулся:       — А сам говорил, что взрослые дяди не клеили.       — М-м… Ну да. Дяди - нет. Но, скажем так, ребята постарше — было дело. Я ж соображаю: молодой дурак — это удобно. Но если вам будет приятно, вы — самый яркий.       — Приму за комплимент. Но, — Тимур коснулся локтя Кира. — Я не считаю тебя удобным.       Тот сверкнул на него внимательными глазами:       — Это приятно. Знаете, — на миг он потерял суровое выражение лица, стал похож на двадцатилетнего мальчишку, а не на взрослого мужика. — Вы ж мне правда нравитесь. Наверное, еще и поэтому мне не хотелось с вами просто трахаться.       «О, поверь, я умею трахаться “сложно”. Мозги вон, например… Но мне почему-то теперь не хочется… жалко тебя», — мысленно пошутил Тимур, вслух же произнес:       — Допустим, я постараюсь все учесть, чтобы мы… как ты сказал?       — «Свидашкались».       — Да, отвратительное слово. Но, допустим, я учту. А ты?       — А что вы хотите?       — Чтобы ты рассказывал про себя больше и… не сбегал от меня без предупреждения. Это, — «пугает» — раздражает.       — По рукам, — Кир затушил сигарету о подошву ботинка и потянулся за рукопожатием, разумеется, свободной от бычка рукой. — Предупреждаю. Через полчаса я свалю на работу.       — Погоди, куда?..       — Сегодня на Павелецкую. Я там сторожу по ночам. Но пока я могу побыть с вами и рассказать про себя. А. И это. Для разнообразия. Я хочу пригласить вас на свидание. В эту пятницу мы с пацанами играем в клубе. Послушаете?       Тимур рассеянно кивнул, задним умом пытаясь вспомнить, он сам случайно не выступает в эту пятницу?       Кофе в картонном стакане окончательно остыл. Или это просто они согрелись, сидя и куря рядом? Статуя Плисецкой по-прежнему смотрелась несуразно, а Кир в длинном шарфе — еще хуже.       «Нормально, что это умиляет? Нет… Тим, ну разумеется, нет!»       — Блин, дядь, я ж его вам провоняю…       — Плевать. Не снимай. Ты в нем совсем… сыч.       Кир изумленно моргнул.       — Как вы меня?..       — Неважно. Дай еще сигарету, раз мне с тобой еще сидеть.