Дядя Тима

I

      У Тимура выдалось шикарное воскресное утро. Он бодро позанимался дома, осилив йогу на полтора часа, а для него это в последнее время стало почти роскошью. В качестве награды поехал на репетицию в недавно купленной дубленке. Обновки всегда поднимали настроение, а уж когда для них находился повод… а их у Тимура за последние пару недель набралось предостаточно: только-только пришли снимки со стильной фотосессии у знакомой, в прошлые выходные был бодрый радиоэфир, в «Инстаграме», наконец, капнула вторая сотня тысяч подписчиков, а в свежем проекте дали главную роль и не кого-то, а Ромео спустя двадцать лет.       «Опустим тот момент, что первый раз Ромео я тоже играл где-то двадцать лет назад… приятно, приятно, что меня помнят, ждут и хотят».       С последним все тоже, казалось бы, складывалось удачно. После того пятничного похода в стейк-хаус Кир стал регулярно слать Тимуру смс-ки. Не особо содержательные: «с добрым утром», «спокойной», «привет как дела?», — но весьма трогательные. Иногда звонил. В телефонных разговорах делался чуть более болтливым. Расспрашивал о работе, порой уходил в дальние дебри, лез в их с Максимом молодость. Типа, «а правда, что тогда вы выступали без живой музыки, а Меншикову не разрешали брать в руки гитару, потому что он умел играть», «а правда, что свой первый альбом он писал на студии, где подрабатывал уборщиком». Когда Тимур чувствовал, что беседа окончательно съехала в тему «Пореза», а его веко ощутимо дергалось, аккуратно отвлекался на что-нибудь другое. При живом общении такой трюк проворачивать давалось проще. Можно было поинтересоваться у Кира, где он трудился сегодня, как прошел его день, пофлиртовать, в конце концов. Тимур выкраивал время между репетициями и тренировками, чтобы устроить короткую прогулку по центру со стаканами кофе. Он пробовал загнать Кира в кофейню, но тот так отчаянно лез платить за них обоих, совал мятые купюры, что Тимуру казалось проще взять все навынос и прихватить какую-нибудь жирную сласть вроде блинного торта или тирамису, чтобы потом сидеть на скамейке возле памятника Пушкина или Гоголя и наблюдать, как вечно голодный Кир уплетает угощение за обе щеки.       «Он сам сразу делается такой сладкий, когда радуется еде. Дьявол, как же я его хочу. Пиздец просто. Мы когда в прошлый раз прощались, я его обнял, я сто процентов что-то почувствовал бедром. Еще немного, и начну кидаться на него на улице. Уверен, Тигран Арманович бы меня за такое осудил и обозвал порывистым. Но, во-первых, мне не шестьдесят. Во-вторых, видел бы он его скуластую хищную мордаху… блядь, я же само терпение. Когда этот мелкий засранец болтает про мою “молодость” и всякое прочее, я даже не затыкаю. Просто мечтаю заткнуть его своих хером и…»       — Тимур Давидович, это почти обидно.       Голос Зои, обернутой в шаль поверх теплого шерстяного платья, прозвучал близко и резко, так что Тимур вздрогнул от неожиданности. И тут же ласково улыбнулся:       — Милая моя, в чем дело?       Они привычно бродили вдоль кулис с разрешенной лишь им двоим здесь беспечностью и вполоборота следили за тем, как выстраивают сцену бала.       — Да вот. Витаешь в облаках. На меня и не смотришь. Я будто зря старалась, прихорашивалась и…       — Обновила цвет волос, на полтона холоднее. Вижу, кошечка моя, все вижу, — заверил ее Тимур, весело приобнимая за талию. — Прости. Я просто не могу нарадоваться тому, что мы с тобой снова театральные муж и жена.       — Чувствуется закономерность. Я понадеялась, что мой реальный муженек как-нибудь от этой новости вздребезнется, но по ходу он не заподозрит меня в измене, даже если я буду кувыркаться у него на глазах.       Тимур рассмеялся, ободряюще погладив Зою по плечам:       — Не знаю, что забавнее. То, что тебя подобное огорчает. Или то, что ты на полном серьезе используешь слово «кувыркаться». С другой стороны, милая, все могло бы быть хуже. Например, я мог бы быть твоим мужем взаправду.       — Чур тебя, — замахала на него Зоя, гремя золотым браслетом от «Пандоры». — Чтобы мой муж был краше меня? Жуть какая. Да я б тебя придушила.       Тимур изобразил умиление, коротко поклонился:       — Одна ты умеешь делать такие шикарные комплименты, — заговорщически шепнул. — А что скажешь про малышей? Заметила, как между ними искрит? — кивнул на авансцену, где режиссер с помрежем что-то усердно растолковывали Томе и Денису.       Их утвердили на роли Виолетты, дочери Ромео и Джульетты, и Франческо, молодого дворянина, мечтающего о морских приключениях. Тимур давно понял, что отыгрывать любовный интерес друг к другу в спектакле и не увлечься в итоге в реальной жизни — весьма непросто. Его такая участь миновала лишь по причине неподходящей ориентации. «Но зато сколько я всего видел, слышал и сам ходил за других разгребать... Ту же Зою эта гадость зацепила лет десять тому. Дело практически дошло до развода, хорошо, что муж остался не в курсе, а ее вещи мы все тихонько вернули к ним домой». Вот и теперь Тимур следил за тем, как Тома, краснея явно не из-за ярких софитов, держала Дениса под локоть и торопливо трясла головой на каждое слово режиссера, стыдясь посмотреть на партнера.       Зоя бросила на них короткий взгляд, скривилась как от зубной боли — «Себя вспомнила?» — отмахнулась:       — Дура.       — Ну почему ж сразу «дура». Так... Дурочка.       — Якшаться с Денисом и на что-то серьезное с ним рассчитывать? Тимур, ты себя слышишь? Он ни одной юбки не пропускает. За мной волочиться пробовал!       — Значит, вкус у него все-таки есть.       — Перестань. Я серьезно. Он — красивый, только и всего. А гонора и самомнения хватит на десяток реально талантливых парней. Наплачется с ним девка, вот и все.       — Не хочешь ее предупредить?       — Я? Еще чего! Делать мне нечего. Я такой херней отстрадала. Пусть и она шишки набивает. Самостоятельно, — сказав так, Зоя с деловитым видом спустилась в зал за сумочкой поправлять макияж и, судя по всему, строчить вызывающие сообщения мужу, посыл которых тот, разумеется, не разгадает.       Тимур для вида усмехнулся, а сам вновь посмотрел на младших коллег. С одной стороны, ему правда не было никакого дела до чужих разбитых сердец и страданий. Он бы все с радостью обсудил, но вот влезать с советами — значит официально расписаться в том, что ты — старик и морализатор, да к тому же без личной жизни, раз на других кидаешься. С другой стороны, Денис реально был красивым. Высокий, в меру подкачанный, белобрысый, курносый — «Ну лапочка, лапочка» — и в этой связи очень и очень наглый. Часто его наглость переходила в опасную неосмотрительность, граничащую с тупостью.       «Не, оно понятно. Молодо-зелено, но он ж вроде как институты всякие кончал, что ж такой тупенький упиздень-то?»       Денис выдавал перл за перлом. Например, едва его оставили режиссер с помрежем, он с важным видом эксперта — кому-то роли второго плана начали давать раньше, чем Томе — принялся ей объяснять как в «условиях местной акустики» лучше звучать, что на выходе из-за кулис лучше «подворовать» и бежать уже оттуда, а не прямо на сцене и…       «Господи, будто она первый день в театре и нихуяшеньки не знает».       — …вообще лучше здесь далеко не уходи и следи сама за микрофоном. Обслуживающий персонал забывает за нами громкость прибирать.       На этом моменте Тимур хохотнул в голос, кинул через плечо специально так, чтобы его услышали и Тома с Денисом, и ребята из массовки:       — Лысенький! Он работников сцены обслуживающим персоналом обозвал. Как тебе такое нравится, а?       Лысый выглянул из-за кулисы, качнулся на своем аккуратном стульчике возле звукового пульта, хмыкнул.       — Не, ну так-то мне это и в лицо можно сказать… Ах, да! Он ж теперь на сцене ничего сказать не сможет.       По сцене прокатились смешки от правой кулисы до левой и обратно. Денис растерянно захлопал глазами — «Ну вот так очень хорошо, особенно, когда рот открыл и молчит» — весь зарделся, пытаясь притвориться, что всеобщее веселье его нисколько не задело. Единственной, кто его пожалел, оказалась Тома, она бережно коснулась его плеча, заверив, что он «просто устал и забыл как правильно», поспешила к Тимуру, шурша длинной юбкой.       «Хорошая девочка, заранее примеряется к костюму. Она, может, и не красавица, но умница, к тому же усердная и сообразительная, а это куда важнее…»       — Зачем вы дразнитесь? — спросила шепотом, сама едва сдерживая улыбку.       — Скорее учу уму-разуму, — «А она побойчее стала, меня уже не стесняется». — А что? Так мальчик понравился?       Тома нахмурилась:       — Вот еще, — поправила туго заплетенные в косы волосы. — Просто, когда дразнят, не люблю…       — Какая ты добрая. Очень зря.       — …к тому же Франческо сильно уступает Теодоро. Особенно вашему.       — О, лесть? Это хорошо, это мне нравится. Но не переусердствуй.       — И еще я рада, что именно вы будете Ромео в моем составе. Я с вами мюзикл раз десять смотрела. В записи, правда…       Тимур сделал вид, будто испугался:       — Боже, бедный ребенок! Ну и старье ты отрыла.       — Разве? Я думала, это было лет пять-семь тому назад, — хитро сверкнула внимательными глазами и убежала обратно к более-менее воспрявшему духом Денису, громко стуча репитицонными туфлями на низком каблучке.       «Вау. Девочка реально умнеет на глазах. “Пять-семь лет”... Мило. Эх, бедная Томка, если она взаправду втрескается, как же она огребет».       — Давненько я не видел тебя таким довольным, — Лысый вдруг оказался рядом, лениво протирая очки о край застиранной футболки с какой-то анимешной девицей в купальнике.       — Просто смеюсь над детьми, только и всего.       — Не-е. Злорадствуешь ты по-другому. Тут что-то еще.       — Когда это ты стал таким проницательным?       — Ха. Попробуй не быть проницательным, когда у Натахи месячные. Я как в сапера играю. Но в реальной жизни. Кстати, она сейчас уехала выступать с девочками в Питер. Дом свободен.       — Благодарю за приглашение, но я пас.       — Нашел кого-то прикольного? — спросил, специально понизив голос.       Тимур изумленно обернулся.       — Ну ты и куколд, Лысый.       — Да ладно, Тим, мне ж любопытно. Я ж тебе про Натаху рассказываю.       — Да, только я тебя об этом не прошу! И я на сто процентов уверен, расскажи я тебе что-то, твоя Натаха тут же об этом прознает.       Теперь удивленным выглядел Лысый:       — Естественно. А на кой тогда брак, если нельзя крысятничать друг с другом?       — Многие ограничиваются сексом, бытовыми скандалами и выращиванием детей.       — Фу, скука смертная!.. Ну, не хочешь, не распространяйся. Но, я так понимаю, что кто-то на примете есть…       Тимур гордо тряхнул волосами:       — У меня всегда кто-то на примете.       — Прости, конечно-конечно. Ты же у нас всегда на коне, — толкнул в бок, — и он симпатичный, да?       Тимур загадочно посмотрел в сторону, закусил губу. Ему как бы и хотелось поделиться — посиделки с Мартой и Лексом вырисовывались лишь в конце следующей недели — но в то же время включалось актерское суеверие.       «Это как с ролью. Растреплешь всем, что взяли в крутой проект, сочинишь, куда деть гонорары, и пуф! “Простите, мы нашли более подходящий вариант”. Нет, очевидно, что Киру не найти никого лучше меня, но… лучше не спешить».       Словно бы в награду за проявленную стойкость на телефон упало смс-сообщение. Тимур торопливо полез в карман джинсов.       «доброе утро как вы не замерзли сегодня? вроде похолодание обещали»       От такой неожиданной и нелепой заботы на сердце ощутимо потеплело. Тимур несколько раз перечитал эти два коротких предложения, поводил по экрану вверх-вниз, любуясь на вереницу из ежедневных смс. Лысый присвистнул.       — Ну что?       — Чтобы ты и не оставил телефон в гримерке. Тим, все настолько серьезно?       — Ой, иди в баню, — невольно дотронулся до щеки, чтобы на ощупь проверить, не вспыхнула ли она ненужным румянцем.       «А что ему написать? Может, что-нибудь с намеком? Нет, лучше наберу. Сколько там до перерыва? Ничего, я подожду. И он пусть не воображает, что я его со страшной силой жду».       Откровенно говоря, Тимур и сам почувствовал в себе кое-какие перемены, но их получалось списать на вполне понятный азарт. Их общение с Киром развивалось по незнакомому сценарию. Ведь обычно было как? Тимур подпускал понравившегося ему мужчину, как правило, человека если не молодого, то, по крайней мере, привлекательного, непременно обеспеченного или хотя бы образованного — зачастую ухажерами становились завсегдатаи оперетты — и дальше наблюдал за тем, как его принимаются обихаживать. Водить по ресторанам, исправно дарить цветы, подарки, возить по заграницам, если не в Европу, то хоть в Таиланд на три-четыре денька. Тимуру же оставалось благосклонно все принимать, наряжаться и… собственно, все. Он прекрасно знал, что на фоне любого из своих кавалеров смотрится отлично, что от него ничего сверх вышеуказанного не ждут. Наверное, именно вот эта уверенность в том, что и как в очередном свидании пойдет дальше, по итогу и приелась.       С Киром приходилось соображать на ходу. Что странно, тот, даже зная о том, кто такой Тимур и что он может, ничего не просил. Ни подарков, ни секса. Хотя и то, и другое можно было бы легко организовать. Кир водил Тимура по любимым местам, развлекал всякими нелепыми историями, изредка трогал за плечо или за спину, на все намеки отвечал нахальной улыбкой, светил блестящим клыком, но дальше руки не распускал.       «Простой такой, милый пацан. Или очень хитрый. Впрочем, неважно. Меня устроит и тот, и другой вариант. Полагаю, я его достаточно помариновал и вполне могу наградить. Зря я, что ли, почти две недели в зале херачил без выходных? Пусть мальчишка оценит».       Вырвавшись на перерыв, Тимур закрылся в гримерке, развалился на длинном диванчике и, томно вытянув ноги, как если бы на него прямо сейчас пристально глядели, нажал кнопку вызова.       Кир взял трубку после второго гудка.       «Молодец».       — Дядь Тим, привет! Не разбудил?       — Поверь, меня сложно разбудить в полдень. Воскресенье у нас самый рабочий день. И… как долго ты собираешься звать меня «дядей»? Это… утомляет.       — А что? Все логично, вы же не «тетя». Да и… мне нравится, как вы делаете вид, что не беситесь на меня.       «Сучоныш», — вздохнул Тимур совершенно беззлобно, спросил:       — Что делал вчера? Судя по всему, ты встал недавно.       — Ага, — зевнул Кир. — Да в клубе работал.       — Охранял?       — Не. Играл.       — Ого, сам? На сцене?       — Ну да, а чего вы удивляетесь? Я ж вам рассказывал, да и... вы сами слышали, лабаю я ровно. А когда с друганами собираюсь, мы еще круче могем.       — Нет-нет, я не сомневаюсь в том, что ты можешь, — заверил его Тимур, отчего-то смутившись. — Просто мне… — «Что?» — Стало любопытно. Я бы тебя послушал.       — Зачем?       Вопрос резанул. В смысле, «зачем»? Кир дурак или что? Он, правда, попытался сам себя поправить, но сильно лучше от этого не стало.       — То есть я могу вас пригласить, базара ноль. Но вы ж понимаете, что уровень у нас… ну такой, дворовый. Да и клуб… Не вашего уровня. По вене там, конечно, во время выступлений не пускают, но курнуть могут, да и вообще…       Тимур фыркнул.       — Тоже мне, напугал. Может, я тебя удивлю, но давным-давно я тоже ходил по клубам и пил пиво с димедролом.       — А с димедролом-то зачем?       — Затем, что так дешевле накидывалось. Но откуда ж мне такое знать…       — Вы обиделись? — по голосу Кира было ясно, что он улыбался, так широко и задорно, Тимур его явственно себе представил. — Да бросьте, я ж не специально. Я просто рад вас слышать и на радостях несу всякую хрень.       — Вот как?..       — Да, мне нравится с вами болтать.       Тимур украдкой поправил ремень, кивнул на трюмо, где увидел свое отражение. Красивое, в выигрышной позе, с разметавшимися по подушкам кудрями.       — Что ж, это… взаимно. Но сегодня я бы хотел не только болтать. Ты свободен вечером? Хочу сходить с тобой кое-куда. Милое место. «Турандот» называется.       — Звучит как что-то усраться какое пафосное. Меня туда пустят?       — Пусть попробуют этого не сделать.       — Вы скандал учините?.. Ладно, простите, я вспомнил тупой прикол…       — Кир, у меня есть интернет.       — Правда? Класс, — нервная усмешка. — А мне надо проверить, есть ли у меня пиджак или вроде того.       — Если хочешь, мы можем съездить и купить его.       На том конце пауза длиной в пару секунд. Очередная неловкая шутка:       — Вы что-то рано меня одевать начали.       — А хочешь, чтобы раздевал? — спросил Тимур абсолютно впроброс. — Если что, не переживай, просто чистая и не рваная одежда подойдет. Я буду очень рад тебя туда отвести и развлечь. Ну так что?       «Я вроде бы достаточно четко дал понять, чего от тебя хочу. Не испугаешься?»       Тимур чувствовал легкое волнение от тишины, хоть и ни секунды не сомневался, что Кир ответит утвердительно. Ведь, в самом деле, как можно ему и отказать?       — Хорошо. Обещаю прийти чистым-душистым и вас не позорить.       «Молодец, особенно, что чистым».       Тимур расплылся в улыбке, мельком сверившись с часами. У него в запасе минимум часа четыре, чтобы привести себя в идеальный порядок и явиться к Киру безукоризненным.

***

      В определенный момент Тимур сделался одержим Багратом и их с Тиграном историей. Ни Настасья Петровна, ни Андрюша новой информации не давали, поэтому он искал ее сам. Перебирал фотоальбомы в гостиной, на цыпочках прокрадывался в коридор, когда слышал, что в кабинете звонил именно тот, армянский, телефон. Разговоры по-прежнему звучали непонятно, но Тимур вслушивался в интонации, с недоумением и даже ужасом отмечал, насколько по-другому звучал Тигран. Сколько в его «ес кез шат каротум ем» было нежности, посторонним совершенно недоступной.       Тимур ревновал.       Да-да, уже тогда он догадывался, насколько глупо смотрелось подобное ребячество, ведь сам все так же не любил Тиграна и часто, оставаясь один, мечтал о Максиме. Но Тимур ничего не мог с собой поделать. Он искал «правду» — причину того, что какой-то женатый, окруженный со всех сторон детьми и внуками старик в другой стране был дорог Тиграну.       «Дороже, чем я. Ха...»       Тимур понятия не имел, что конкретно он искал и, главное, что стал бы делать с полученным компроматом. Шантажировать? Ставить в вину? Он, что, совсем дурак неблагодарный и бессмертный?       «Нет. Мной двигало банальное любопытство. Ну и желание понаблюдать за Тиграном с другой, мало знакомой мне стороны».       В итоге Тимур запомнил график звонков, выучил, как по-армянски «жена», «сыновья», «дочери» и «любовницы». Нарыл в кабинете фотографию, на которой совсем юный Тигран в светлом пальто поверх серой тройки — «И уже с сигаретой» — сидел в каком-то саду рядом с высоченным парнем в джинсовом костюме и кожанке. Парень был мордаст, улыбчив, смугл и с длинными волосами, собранными в тугой низкий хвост.       «Я тогда, помню, подумал: "я же в сто раз краше него, с чего Тигран взял, что мы похожи?" Сейчас понимаю — идеализировал. Или нарочно искал не совсем похожего, чтобы наша с ним связь не ощущалась чересчур фальшивой. Все же эффект плацебо от молодого любовника полагалось сохранять».       Тимур озадаченно пялился на черно-белый снимок, крутил в руках, силился запомнить подпись на кириллице, выведенную явно не рукой Тиграна, у того почерк был безупречный, как из прописи, а это писалось размашисто и точно бы лениво.       «Как сейчас помню. "Утем сиртикт". Жуть какая. Не, понятно, это их национальная нежность, но догадаться такое на память написать тоже надо уметь...»       С каждым днем Баграт не нравился Тимуру все сильнее. Не потому что за найденную фотографию — а скорее за факт того, что он вообще за ней полез — получил нагоняй, а потому что далекий посторонний мужик воображался соперником, недостойным Тиграна.       «Надо, конечно, додуматься. Конкурировать с первой любовью. Как будто я забыл, что тот же Максим для меня был идеальным просто потому что он Мак-сим. И весь его тупеж, недальновидность и эмоциональный интеллект березовой веточки я сознательно игнорировал, потому что Макси-и-им. А чужая наивность, ясное дело, бесила. Особенно наивность Тиграна, она ему совсем не шла. Мне его… было жалко. Я его в каком-то смысле хотел защитить. Вопрос, от чего?»       Тимур пытался выйти на Баграта через разговор. Пока сидели в ресторане или лежали дома на диване, расспрашивал о семидесятых, об Армении, о бизнесе. Тигран на все уловки смотрел со снисходительной полуулыбкой.       — Зачем тебе это, сердце?       — Ты сам меня учил, что отвечать вопросом на вопрос — невежливо.       — Как и рыться в чужих вещах, — парировал Тигран.       — Ну я же уже извинился.       — А я еще не простил.       — Меня или Баграта? — не унимался Тимур.       Тигран сердился, причем явно, хоть и усердно держал лицо. Обыкновенно он или вовсе переставал разговаривать после таких допросов, или переводил все в шутку.       — Будет какой-то маленький апуш мне устраивать допросы…       — Эй! Ты меня сейчас идиотом назвал? За что?!       Сильнее давить на Тиграна не получалось. Он не терял самообладания ни будучи усталым, ни затраханным до полусмерти, ни выпившим — тогда бы он скорее по десятому разу рассказал анекдот про то, как «встретились еврей и армянин», но влезать в дебри своей молодости и уж тем более пускать туда Тимура — ни в коем случае не стал бы.       «Возможно, поприставай я к нему тогда подольше, мы бы всерьез поругались. Но, к счастью или нет, у меня вдруг нашлись дела поинтереснее. Про меня вспомнил Максим».

II

      Было странно идти в «Турандот» пешком, но Кир мчался с очередной подработки у черта на куличках, поэтому, так и быть, Тимур согласился подождать его возле Пушкинской. Сам-то он успел съездить на Аэропорт, принять ванну, собрать красивый наряд, а главное побриться и растянуться. Заранее позвонил в один из любимых отелей, чтобы забронировать на ночь номер получше, а заодно написал Лексу, которому в резерве столика «Турандот» не отказывали никогда, даже если он захотел там перекусить в пору полной посадки или какого-нибудь банкета. Тот в свойственной ему манере поглумился над Тимуром:       — Ты так стараешься для двадцатилетнего пацана. Своди его в бургерную, он и тому обрадуется.       — А ты бы обрадовался?       — Я — другое дело, — слышно, как у Лекса на фоне журчала вода и звенели восточные колокольчики. — Что, боишься, что просто телом его не впечатлишь?       — Смеешься? Пусть попробует найти кого-то похожего если не в тридцать девять, то хотя бы в тридцать пять. Тридцать… Я просто хочу, чтобы все прошло шикарно. И в первую очередь довольным остался я.       — Да-да, лапуль, мы поняли. Кстати, когда будем справлять твой бездник с круглой датой?!       — Лех, иди нахуй.       — Не могу-у. Мы с Бульдожиком сейчас в спа. Но я непременно воспользуюсь твоим предложением чуть-чуть позже.       — Вы такие блевотные. Вам не надоело столько лет зефириться и вот это все?       — М-м, нет, а с чего вдруг? У нас с принятием возраста все спокойно...       — При чем тут мой возраст?       — Ох, дорогой, да ни при чем, — по ту сторону раздался плеск и блаженный вздох, Лекс продолжил не сразу. — Короче, не переусердствуй. Уверен, мальчишке ничего плохого не будет, а вот ты аккуратнее. Когда так сильно кому-то стараешься понравиться, всегда что-то да накрывается. Неловкость там, осечка.       Тимур хотел возразить, мол, у него никаких осечек не было, нет и не будет. Но его перебило басистое:       — Лиса, кто там?       Сделалось неловко и совсем немного страшно. Могучий Бульдожка и издалека, и под шум фонтанчиков и колокольный перезвон звучал свирепо.       — Ой, никто! — защебетал Лекс следом. — Тимурка звонит, новости рассказывает. Все-все, мы уже прощаемся, милый, — Тимуру же строго пробормотал. — Короче. Держи голову холодной. И про дэрэ не забудь, понял?       «Сколько помню, Бульдожка этот никогда не говорил много. Предложениями по два-три слова. Зато Лекс с ним журчит... Не заткнешь».       Тимур ни капли не обиделся, что их беседа быстро оборвалась. К тому же он, вдоволь покрутившись перед зеркалом, как раз успел убедиться в том, что комбинация из узких брюк и черного пиджака поверх леопардовой шелковой рубашки выглядела экстра-сексуально.       «Волосы пока распускать не буду. Пусть сделает это сам. Так. Резинки. Смазка. Все в сумку. Пиздец как я хорош. Мальчишке чертовски повезло».       Кир прибежал на свидание с небольшим опозданием. Было смешно наблюдать за тем, как он поднимается из подземного перехода, перепрыгивая ступеньки и подтягивая лямки тяжеленного рюкзака.       — Сорян, я это... С подработки... Долго ждали? Ничего, что я с поклажей? Я это… мне оставить негде было.       — Нет и нет. И я тоже рад тебя видеть.       — Блин, простите. Совсем мозг набекрень, — шумно выдохнул, облизал губы. — Здрасте.       — Очаровательно. Заранее предупрежу, сегодня у меня хорошее настроение, так что я планирую выпить и потом заказать нам такси, — лукаво рассматривая Кира с ног до головы. — Ты что... Правда, надел костюм?       — Ага.       — Дай угадаю, с выпускного?       — А-ага. А чо, очень видно, да?       «На самом деле, да», — промелькнуло в голове, но Тимур лишь улыбнулся, взял Кира под локоть и повел к ресторану. Серый костюм — объективно, тесный — в сочетании с распахнутой дутой курткой и спортивным рюкзаком выглядел невыносимо нелепо, но отчего-то Тимуру так нравилось даже больше, чем обычно. Может, из-за того, что так было ясно, что Кир тоже старался произвести на него хорошее впечатление, воспринимал их сегодняшнюю встречу как свидание с особенным продолжением. А может, все дело в том, что дома, собираясь, Тимур по кругу прослушал несколько раз «Заткнись и целуй меня» «Операции пластилин»? Для настроения и в целом… молодежная же группа, да?       «В этом бесспорный плюс молодости. Как бы глупо ты ни нарядился, какую бы чушь ни сморозил, у тебя есть безоговорочный плюс — возраст. И юношеское обаяние, о котором ты сам можешь не догадываться. Офигеть, я рассуждаю, как Тигран. Он бы позлорадствовал? Или посочувствовал? Нет. Думаю, в первую очередь он бы оценил мой сегодняшний улов».       В «Турандот» они расположились на верхнем ярусе, под самым куполом, украшенным рисунками облаков на нежно-голубом фоне и позолоченной лепниной в виде веток и цветов, как бы тянувшихся вверх к декоративному небу. Тимур помнил, как приехал сюда на открытие в две тысячи пятом году. С кем конкретно он тогда ужинал, забыл напрочь. Очевидно, с кем-то, кто мог себе позволить водить любовников на подобные мероприятия. Тогда Тимур не придал значения ни антикварной мебели, ни переливающейся всеми цветами радуги громоздкой люстре, ни золотым фигуркам озорных китайских кукол, наблюдающим за посетителями с потолка. В памяти отпечатались неплохие устрицы и то, что в тот вечер Тимур надел плащ цвета хаки из весенней коллекции «Гуччи». Многим позже выяснилось, что ресторан расположен внутри реального дворца, выполненного в стиле позднего барокко с элементами шинуазри, но и это не то чтобы сильно впечатлило.       «Лекс бы сказал, что я зажрался. Что ж, вероятно. В пятом году мне исполнилось... Двадцать шесть. Я тогда столько всего повидал и так всем пресытился. Хотя... Не думаю, что дело в деньгах, их у меня тогда водилось в достатке. Мне просто особо не с кем получалось свое восхищение разделить. Тигран бы наверняка рассказал все в сто раз интереснее, чем в интернете. Объяснил, как есть омаров, чем их запивать. Приплел бы прикольную историю в назидание. Жалко, что не успел».       Зато теперь Тимур с искренним наслаждением наблюдал за немым недоумением Кира. Тот очень старался не вертеться, но выходило у него прескверно.       — Что скажешь?       — Скажу... Что мне, наверное, стоило того... Костюм на прокат снять.       Тимур рассмеялся, весело похлопал Кира по руке, тот едва заметно вздрогнул от прикосновения.       — Брось. Твой костюм тоже... Вполне неплох.       — Ага, конечно. Тут официанты одеты лучше, чем я. Стыдно пиздец. Вы это... Простите, что я так сплоховал.       — Ну что ты, перестань извиняться, — «Сделаешь это в кровати. О-о, тебе понравится. У "Метрополя" такие классные кровати кинг-сайз». — Если ты не обратил внимания, никто не летит к тебе с замечаниями. Все же понимают, что это я тебя пригласил, — «Ну и что заказывал столик Лекс через Бульдожку».       — Все актеры из мюзиклов такие важные птицы, как вы?       — Если они бывшие поп-звезды — вполне.       — Или дружили с грузинскими бизнесменами? Простите, я продолжаю про вас читать.       — Я не против. Только не с грузинскими, а с армянскими, — великодушно поправил его Тимур, придвинул расторопно поданное меню, открыл винную карту. — Не верь всему тому, что пишут в сети. Если тебе что-то интересно, спрашивай у меня. Я с радостью отвечу.       — А вы мне типа будете говорить только правду? Даже на неприятные вопросы?       — Нет, на них я просто отвечать не буду.       — Справедливо, — кивнул Кир, застенчиво приподняв обложку, зашуршал страницами. — А… тупые вопросы задавать можно? Почему армян в девяностых всех считали геями?       — Потому что они были тогда практически единственными мужиками, следившими за собой. И опережая следующий вопрос. Да, армянин, с которым я дружил, был геем. А еще немного бандитом.       — Класс.       — Я тоже так подумал, но когда мы познакомились, он отошел от дел, занимался акционерством, строительством отелей за границей и всякой скучной фигней, в которой я ничего не понимал, да и, честно, не понимаю до сих пор.       — М-м, — протянул Кир, нахмурился. — Это какой-то богатый прикол, что тут нет нигде цен?       Тимур подавил смешок.       — Нет, это… прикол приличных заведений, когда ты, скажем, приводишь барышню, хочешь ее угостить и чтобы она не беспокоилась о ценнике, а выбирала просто то, что ей нравится. Я подумал, что так тебе будет спокойнее.       Кир заторможенно моргнул, потер свежепобритую макушку.       — Ага… я вроде как ваша «барышня»?       — Тебя это оскорбляет?       — Не, скорее напрягает. Не в плохом смысле, но типа… я реально не понимаю, на кой я вам сдался и чего вы хотите. То есть не, это я понимаю. Но типа у вас нет на примете модели какой-нибудь или олигарха?       «Славный мальчишка. Вроде как весь простой, как семейные трусы, а соображает. Ну или не совсем, раз вслух такое выспрашивает», — но у Тимура действительно выдалось слишком замечательное воскресенье — еще и живая музыка, доносившаяся с первого этажа, успокаивала — чтобы переживать из-за подобного. В конце концов, Кир прийти не побоялся и задавал все свои неудобные доебчивые вопросы, глядя Тимуру в глаза, а не с безопасного расстояния.       «Мальчишка конкретный, значит, будем брать пацанской искренностью».       — Ну, смотри, — начал Тимур доверительно. — Я подустал от игр по чужим правилам, а олигархи их очень любят. Встречаться полагается, когда им удобно, и там, где им, опять же, удобно. Да, взамен я получаю дорогие подарки и деньги, но все это я могу организовать себе сам. А еще олигархи чаще всего существенно старше возраста, что мне нравится, и это офигеть как видно, потому что им некогда за собой следить. Да и зачем, они не для того пахали, чтобы нравиться кому-то еще и внешне. В общем, сложно. Модели… вроде как краше и моложе, но вот беда, на этом их плюсы для меня заканчиваются. Чаще всего они дофига тупые и самолюбивые, требуют уже всего моего внимания и тотального восхищения, — «А восхищаться полагается мной, но ты узнаешь этот нюанс попозже». — С тобой я чувствую себя намного свободнее, как в нормальной жизни, а не в каком-нибудь сценарии, отработанном миллион раз. Как-то так.       Кир слушал его внимательно и не перебивал. Изредка потирал руки. Тимура они отвлекали, в хорошем смысле. Крепкие ладони, грубые толстые пальцы с короткими ногтями, не знавшими банальнейшего уходового маникюра. Все это давно и сильно нравилось. Сегодня стоя в ванной, Тимур воображал руки Кира на себе. На бедрах, талии, горле. От последней фантазии воду в душе пришлось сделать похолоднее.       Тимур ждал. Проняла пацанская честность или нет? Музыка, люстра, рисованные облака, куколки эти золоченые — «блядские» — сейчас не имели никакого значения. Все внимание сосредоточилось на ободранных костяшках и растиравших их до красноты пальцах.       — Выходит, вам со мной удобно устанавливать свои правила?       — О, ты можешь их устанавливать вместе со мной! В этом мне тоже видится особая прелесть.       Откинувшись на спинку кресла, Кир задумчиво похлопал себя по коленям.       — Странный вы.       — Не страннее твоего. Ну что, заказывать что-нибудь собираешься?       — Да-да, — послушно схватился за меню, вновь зашуршал страницами. — Я ж снова это… нихера не знаю. «Севиче», «оси»… «осидзусе»… Я ж ни бельмеса не понимаю. А еще… мне кажется, это как-то нечестно, — смотря на Тимура из-за кожаной обложки. — Я про вас кучу всего нарыл. А вы меня совсем не знаете, но все равно носитесь как с писаной торбой. Не боитесь, это… того… разочароваться?..       «О, мальчик, ты меня разочаруешь, только если выяснится, что ты — импотент. Ну или что у тебя микро-член. С другой стороны, у тебя по-прежнему есть твои шикарные руки... А если я узнаю, что ты стрелял по голубям, дрался или какая-то девица от тебя залетела — мне до пизды. Боже, я такой ужасный человек. Но он такой секси! Особенно когда угрюмый».       Тимур принял участливое выражение лица, слегка толкнул Кира носом ботинка под столом, привлекая внимание.       — Ну, я знаю, что ты уважаешь старших, даже если от них воняет перегаром и мочой. Что ты работящий. Любишь есть всякую фигню. Совершенно не умеешь носить пиджаки. И без ума от рока восьмидесятых и девяностых. По-моему, немало? Но я с радостью познакомлюсь поближе.       Кир заулыбался. Широко и весело.       — Еще и двухтысячные люблю. Особенно «Порез», — его железный клык отразил блеск хрустальной люстры. Получилось чудно́ и чу́дно одновременно.       «Наверное, как-то так выглядели красные, оккупировавшие дворянские дворцы. Страшно и красиво. Небо, ну и аллегории у меня. А это я даже не пил».       — Слушайте, а ваш этот армянский друг, почему он не помогал Меншикову? Он бы мог замолвить словечко или, там, припугнуть кого, чтобы площадку дали. Или...       — ...или мы сменим тему, — Тимур с усердием сохранил заботливый вид. — Не хочу про своих бывших... Друзей. Хочу про нынешнего Кирилла... А как тебя, кстати?..       — Сычев.       Тимур не удержался, приоткрыл от удивления рот.       — Серьезно?       — Да. Кирилл Сычев, который сычует на улице. Нет, иногда я живу у друзей. А сегодня вот прикорнул в приюте для собак.       — О, так вот что это за запах...       — Нравится? Сухой корм «Трапеза» со вкусом говядины. Специально для старых собак, — Кир рассмеялся, очевидно, довольный шуткой.       — Не знал, что в приютах платят.       — Разве что пряниками. Черствыми. Подловили, это не для заработка, а для души. Вообще в приюте прикольно. Я бы завел себе кучу огромных собак, слюнявых таких, но мне некуда. А попрошайничать с ними в метро мне как-то... ну, не очень. О. Мы вчера поймали трех щенков! Вытащили из трубы под теплотрассой. Две девчонки и один пацан. По лапам вырастут чисто алабаи…       «Господи, ты все говоришь и говоришь. Явно что-то для тебя важное. А мне так похуй. Я так тебя хочу».       Тимур вальяжно отмахнулся:       — Я догадываюсь, что ты пытаешься сделать. Но не выйдет. Я не люблю собак. И не пущу домой ни одну, даже самую милую и породистую.       — Ну и зря. Собаки делают жизнь ярче и... — Кир резко притих, уставившись Тимуру через плечо.       К ним бесшумно подкрался официант, благоухая чем-то цветочным, максимально не гетеросексуальным, услужливо поинтересовался:       — Вы определились? Может, вам подсказать? — заискивающе стрельнул глазами.       «Э, не, дорогуша. Тебе со мной ничего не светит», — съехидничал Тимур, подтянул к меню поближе.       — Нет. Мы выбрали. Говядину по-китайски. Телячьи щеки с баклажанами. Скажите, кобе у вас?.. Есть? Отлично. Его тоже. Салат с авокадо. И... Мари-Куртэн двенадцатого года. Все, — Тимур продиктовал все принципиально больше не поворачиваясь к официанту, неотрывно наблюдая за реакцией Кира. — Последнее — это шампанское, — уточнил шепотом, когда они остались одни. — Уверяю, тебе понравится.       «А мне как понравится, когда тебе пузырьками в голову даст. М-м».

***

      Они не общались с Максимом почти два года. Тимур постарался сделать все, чтобы они не пересекались примерно никогда, но что-то пошло не так. Кто-то выдал его новый номер телефона Максиму, и тот позвонил. Вместо «привет» или «алло» выпалил:       — Тимоха, не вздумай трубку бросить! — словно испугавшись собственной интонации, пробормотал. — Пожалуйста... Ладно? Старик, я так тебя искал.       Тимур и рад бы был отшвырнуть от себя мобильный, желательно с размаху и в стену, но услышав, как любимый голос произносит его имя, оказался не в состоянии и рукой двинуть. Конечно, Максима забыть не удалось. Как бы за ним ни ухаживал Тигран, как бы ни наваливалась работа, грудь порой ни с того ни с сего сжимала ноющая тоска да так, что дышать становилось больно. Максим снился. Иногда без всякой эротики, просто близкий и настоящий. Он будто бы сидел рядом, бренчал на гитаре, о чем-то рассказывал…       После таких снов просыпалось тяжело. Не помогали ни шелковые простыни, ни дорогие костюмы, ни, страшно сказать, оладушки со сметаной от Настасьи Петровны.       После таких снов хотелось только лежать и тихо скулить в подушку, чтобы никто не заподозрил, что Тимур смел жить в роскошной квартире, вкусно есть и пить, хорошо зарабатывать и быть несчастным.       За два года он сумел убедить себя, что ему дорог лишь Тигран, что можно всерьез приревновать его к Баграту, поиграть в любовь — «А точнее сыграть роль Белорукой Изольды» — и побороться за нее.       И вот опять. Все по новой, потому что патлатый балбес с гитарой наперевес назвал его «Тимохой».       «Ну не дурак ли я после этого?»       Тимур все же попытался сохранить самообладание. В девяносто восьмом он рвал все связи и сжигал мосты между собой и Максимом на эмоциях. Окончательно отстранился по инерции и с мыслью «так всем будет лучше». Разумеется, идеи взять деньги Тиграна и прийти Максиму на помощь возникали. Но Тимур догадывался, что никому бы подобный расклад не пришелся по душе. Ему стало бы стыдно перед всеми примерно сразу, Максим бы денег не взял, а Тигран... Про его реакцию думать не получалось, мешал страх. Не наказания и не вспышки гнева, Тимур не слышал от него и дурного слова, не то что жестокости. Пугало то, что беготня вокруг Максима подорвала бы их с Тиграном доверительные отношения — куда более роскошную вещь, чем «Ламборгини» или антикварные часы из белого золота на день рождения. К тому же, раз Тигран не позволял себе встречаться с Багратом, Тимур решил, что и он никогда не увидится с Максимом, но вот тот внезапно позвонил вечером в пятницу и... Они проболтали почти до ночи.       В основном говорил Максим. Он с восторгом расписывал Тимуру свои творческие планы, обещал познакомить с группой, которую, разумеется, тогда знали разве что завсегдатаи музыкального подпольного бара, где они выступали. В свободное от музыки время они пахали на заводах, вокзалах и стройках. Максима без образования и особой карьерной хватки брали на самую черную работу, но его явно не смущали ни сложности, ни мизерная зарплата, ни покрытая в три слоя тараканами и клопами комната в общежитии, которую приходилось делить со странноватым выпускником литературного вуза — он закончил учиться двадцать лет назад и до сих пор пребывал в состоянии творческой стагнации за счет материнской пенсии — Максим со всем отлично справлялся и искренне получал удовольствие от долгожданной свободы. По выходным он катался к младшему брату в детдом, гулял с ним, баловал чипсами и печеньем, помогал с учебой. Очень радовался возможности наверстать упущенное общение, когда Жданов месяцами не отпускал его на малую родину. А главное, Максим волен был сочинять и играть все, что ему нравилось.       Тимур восхищался. Без шуток, абсолютно серьезно. Он же сам так не сумел. У него в распоряжении имелась команда — да, не лучшая из лучших, но хоть какая — и целый продюсер, но ничто не заставило бывших фанатов и фанаток вновь обратить на него внимание. Да, в театре ему давали хорошие роли, его хвалили режиссеры, но Тимур догадывался, что без патронажа Тиграна и всех тех занятий, что щедро им оплачивались, ничего бы не вышло. Тимур чувствовал, что сдался бы и потерял всякий интерес к искусству. Заделался бы в проституты или прицепился к банкиру, который по щелчку пальцев ждал анал или минет за котлету зеленых купюр.       «Но Максиму такие подробности не нужны. Он хоть и деревянненький, но жалостливый. Удивительно, меня эта его черта и бесила, и восхищала. Вот я — весь из себя. Расчетливый сученыш. Привык, что мир полон говна и говноедов. А тут припирается этот, чистый душой, говорит, как он сочувствует каждому моему горю и как гордится всеми моими заслугами. И все. Я поплыл».       О том, как не сдох с голоду и получил место в Оперетте, Тимур умолчал. Побоялся, что байка про просто заботливого друга и мудрого наставника из Армении даже для Максима станет перебором.       — Обалдеть, Тимох, ты крут! Блин, я... У меня аж от сердца отлегло, когда ты мне вот это все... Я ж извиниться хотел. За «ТиМу» и вообще. Я психанул тогда и ушел, не подумав, каково тебе. Это ж я от попсы и Жданова озверел. А ты... Ты старался и вкладывался в проект, да и со Ждановым у тебя все пучком было.       «О. Ты не представляешь, насколько. Удивительно, что он меня на прощание не наградил пучком болячек».       — Тимох, я поступил как эгоист. И до меня доходит, как до жирафа, но мне реально стыдно. И мне тебя так-то не хватает... пиздец как. Если бы ты мог... Если график позволит, ты бы заглянул к нам?       — Ну-у... Я не знаю, — протянул Тимур, стараясь не обращать внимания на бешеный стук сердца. — Я посмотрю на неделе. У нас много репетиций, — «Прекрати набивать себе цену!» — Но я бы с радостью...       — Супер! — весело перебил его Максим. — Тимох, это просто супер! Я тебя так заобнимаю, что искры из глаз посыпятся.       — Что-то дел появилось чуточку больше.       Максим хохотал.       — Не-не-не! Я от тебя не отстану! Я тебе дам послушать лучшие песни! Мы записали диск, рассылаем его по станциям... Но я и вживую тебе хочу все сыграть! И у меня для тебя сюрприз, так-то.       — Какой сюрприз?       — Да так. Новость хорошая. Прям отличная. Тебе понравится!       «Я в этом не сомневался. Зря».       Тимур с трудом дождался дня встречи. Страшно волновался и продумал сто путей отступления и относительно правдоподобных предлогов: куда и зачем ему надо, почему задержится допоздна. Совершенно бессмысленная предосторожность, ведь Тигран спокойно отпускал его гулять с Мартой и Лексом и по городу, и в клубы, никто не устраивал слежки или допросов по возвращении домой.       — Я слишком ленив, чтобы играть в Отелло. И слишком тебе доверяю, — объяснял Тигран, шутя, на такое же шуточное недовольство Тимура, что его впустили в квартиру после полуночи и толком не обыскали.       «Вот уж, в самом деле, “слишком”. Меня тогда это слово очень напугало. Уж с кем с кем, а с Максимом мне ничего светить не могло в принципе. И чего я так переживал? Наверное, что обнажу свои чувства, выставлю себя неблагодарным и во всех смыслах уязвимым идиотом. Блядь, ну я же им и был!»       Тимур готовился долго и как-то ужасно бестолково. То выбрал лучший костюм, пошитый на заказ заезжим итальянцем, то, сообразив, что он идет в рокерский бар, полез в ящик, где рачительная Настасья Петровна хранила всякую ткань для тряпок, выудил оттуда старые джинсы с дырами на коленках, стрельнул у Андрюши рубашку в клетку. Зачем-то отогнал машину в мойку, чтобы там же, договариваясь о полной санации и наведении красоты, сообразить, что заявляться на машине С-класса — позерство.       В итоге, прособиравшись почти неделю, не сомкнув глаз несколько ночей, Тимур все же приехал в назначенный вечер на окраину Восточного округа Москвы. В бар его пустили неохотно, холеная рожа и уже отточенные манеры мальчика из центра давали о себе знать и через мятый шмот с таким же мятым лицом. Но к мужлану на фейсконтроле подлетел Максим, заверил, что пришел «свой человек».       Тимур поплыл.       Максим похудел, оброс, отпустил зачем-то бороду — «Боже, как я ее ненавижу, даже сильнее, чем его жену» — сделался стопроцентным рокером, пропахшим табачищем и потом. Но все равно тогда, в спортивных штанах, майке-алкоголичке с пожелтевшей тканью на подмышках, лохматый и тоже явно не спавший Максим показался Тимуру бесконечно милым и любимым.       Его распирало от чувств. Он был готов после первой же предложенной банки пива полезть обниматься, зацеловать колючие щеки, пообещать протекцию — «Ха!» — попроситься в группу — «Ха-ха!» — хотя бы на бэки — «Ой, бля-а…» — лишь бы быть с Максимом рядом. К счастью, выпить Тимур не успел, как и раскатать губу, потому что ему почти сразу привели… Марину.       «А дальше два часа историй про их знакомство. И вишенка на торте — предложение стать шафером. Тьфу. Аж вспоминать противно».

III

      Тимур сумел вернуться на Чистые к четырем часам утра вместе с рассветом. Нет, разошлись они в полночь — видите ли, у Марины учеба, ее полагалось беречь — просто сил возвращаться домой сразу после бара не хватило, все ушли на то, чтобы не плакать на людях под бодрый рок. Понадобилась затяжная пешая прогулка по ночной летней Москве, чтобы повыть на луну и выкурить пачку «Мальборо», купленную в первом попавшемся ларьке.       «А ведь я тогда почти бросил...»       С непривычки — или лучше сказать с отвычки? — от сигарет мутило, во рту застрял премерзкий горький ком, который не получалось ни проглотить, ни выплюнуть. Тимур прокручивал их разговор с Максимом и Мариной, вспоминал улыбку скромной девочки-заучки, чуть растрепавшиеся после танцев косы, блядский сарафан...       «О не-ет, так-то он был совсем не блядский, а как раз очень наоборот. И вся она была такая хорошая, чистая. Не то что девственница. Нет. Она за ручку ни с кем до него не держалась, это видно. И Максим над ней так вился, так хлопал крыльями. Небо, он ни с одной бабой себя так не вел. Блядь. Будто мне того, что она баба, недостаточно для горя. Надо еще уколоть тем, какая она чистая, непорочная, добренькая. То ли дело я. Ебусь с мужиками за деньги с шестнадцати. Сперва за деньги Максима. Для него, для его братьев придурошных. А потом так... По инерции. Какой же я шлюхой себя почувствовал в тот день, аж вспоминать гадко... А правда... Какой? Наверное, максимально несчастной».       У подъезда Тимур вытер слезы и высморкался, пока поднимался на нужный этаж, выровнял дыхание. Долго стоял у двери, не решался вставить ключ в замочную скважину. Руки не слушались, все расплывалось. Когда, наконец, Тимур на цыпочках вошел в прихожую, Тигран ослепил его ярким светом ламп, громко хлопнув ладонью по выключателю. Получилось похоже на пощечину, памятуя о тяжелой руке Жданова, Тимур интуитивно втянул голову в плечи.       — Где ты был?       — Прости.       — Я звонил тебе, ты не отвечал.       — Прости.       — Ты время видел? Нет. Дело молодое, гуляй на здоровье. Но предупредить можно? Мое здоровье поберечь.       — Прости меня. Пожалуйста.       Тимур отважился отлепить взгляд от пола и посмотреть на Тиграна. Тот уже переоделся в домашний халат, стоял встревоженный и усталый, нервно растирал виски.       «Помню, мне его стало так жалко».       — Тимур, я не сержусь. Вернее сержусь, но это не главное. Я за тебя волновался. Если что-то случилось, ты можешь мне рассказать. Тимур? Что-то же случилось, да?       Тимур забыл все вранье, что тщательно заучивал целую неделю. Он и правду-то рассказать не смог и объясниться, что телефон он забыл в баре, а не возвращался так долго, потому что стыдился Тиграну в лицо посмотреть. Теперь Тимур снова плакал, но уже уткнувшись носом в ворот пропахшего табаком халата. Разница в росте тогда ощущалась невероятно причудливо. Невысокий Тигран неловко обнимал его, привстав на мыски, казался маленьким, почти игрушечным, после здоровенных участников «Пореза». Слова плохого не сказал, не велел срочно «успокоиться» или «взять себя в руки». Дождался, пока первая волна истерики пройдет, тогда попросил пройти с ним на кухню. К кофейнику и ждавшим их с вечера пышкам Настасьи Петровны.       С жадностью смолотив половину противня, Тимур, не скупясь на выражения, рассказал про все. И про безответную любовь длиной в шесть лет, и про то, на что он ради этой самой любви соглашался. Не оставил без внимания и Марину, но тут Тигран все же попросил его не скатываться в откровенные оскорбления.       — Она тут совершенно ни при чем.       — Еще как при чем!       — Нет, Тимур. Она про твои чувства узнать никак не могла. Да и Максим… его тугодумность правда поражает, но и ее преступлением назвать нельзя, — он встал из-за стола, чтобы налить себе в кофе немного коньяка. — Одного не понимаю, почему ты не объяснил мне все раньше?       — В смысле «почему»?! — огрызнулся Тимур против собственной воли, его распирало от злости, да, Тиграна следовало бы в чем-либо обвинять в последнюю очередь, просто он был рядом и задавал неудобные вопросы. — Потому что ты купил меня не как друга, а как любовника. Вряд ли бы ты одобрил то, что я живу и жру за твой счет, пока сам вздыхаю и наяриваю на другого. Которому я даже со всеми деньгами, внешностью и талантом не вперся.       Мгновенно стало противно. Потянуло на очередные слезы и извинения, но их опередило спокойное и по-прежнему безумно бережное:       — Да, — Тигран улыбнулся. — Не одобрил бы. Но зато понял, — вынув из кармана халата зажигалку и портсигар, он прислонился спиной к столешнице, медленно закурил. — Забавно, в каком неожиданном месте мы с тобой сошлись. В неразделенных чувствах. Могу представить, как это больно.       Тимур благодарно кивнул:       — Хуже и быть не может.       Тигран рассмеялся.       — Поверь, может! Можно так долго промаяться. Не шесть лет, а скажем… тридцать шесть. Или дольше. Не знаю. Не помню… Пепельницу передай, пожалуйста…       Тимур послушно засуетился, а когда вновь повернулся к Тиграну, увидел его каким-то незнакомым. Печально-смущенным. Они не включили на кухне ламп, сохранив сизое освещение из окна, в нем черты строгого носатого профиля смотрелись мягче и моложе.       — Наверное, мне тоже стоит перед тобой извиниться.       — За что? — Тимур изумленно моргнул.       — Ты прав, я тебя купил и…       — О Боже, я же это сдуру!..       — Погоди, не перебивай. Я тебя купил, чтобы сделать своим, а ведь я так и не отпустил нашу с Багратом историю. Нечестно. Думал, что справиться с этим в компании проще, чем в одиночестве. Да и, сказать по правде, одиночества я очень боялся… Думал, окружу тебя заботой и любовью. Как-то за счет этого смягчу ситуацию и разницу в возрасте.       — Тигра, хватит, при чем тут возраст.       — О, поверь, очень при чем. У меня как минимум к моим сединам должен был бы заработать мозг. И мне следовало бы сообразить, что затея провальная. М-да… — рассеянно развел руками, затушил сигарету и сразу взял новую. — Прости, сердце мое. Понимаю, это всего лишь слова, но мне правда жаль. С Максимом я тебе никак не помогу. Одно дело, стоять, как в воображаемой очереди из кавалеров и ждать, когда и до тебя черед дойдет. И совсем другое, когда человек… совсем не про твою честь.       Тимур криво усмехнулся, его всегда забавляло, как Тигран аккуратничал с такими выражениями как «ориентация», «гей», «лесбиянка».       «В нем говорила советская закалка и привычка о всякой сексуальной теме изъясняться эвфемизмами».       — Можно подумать, у тебя было по-другому.       — Ха!       Тимур снова моргнул:       — Погоди, а я думал… У Баграта жена, дети…       — И внуки, я в курсе! Но ты думаешь, он ко мне мотался из Еревана, просто чтобы… подружить? — здесь Тигран осекся, внезапно скромно поправил волосы. — Проклятье, зря я добавил коньяк.       Долгожданная «правда» о Баграте свалилась и придавила Тимура. От неожиданности он окончательно забыл про слезы, с нескрываемым любопытством взглянул на Тиграна.       «И с пониманием».       — Расскажи.       — Тимур, было бы что…       — Нет, расскажи, — внезапно твердо. — Ты сам начал про «честно-нечестно». И вот я считаю, что честно будет, если мы оба хотя бы друг другу признаемся, что и почему у нас фигово. Я так… считаю, — запала хватило на пару предложений, логично, он-то в кофе себе ничего не добавлял.       «Хотя пышки Настасьи Петровны — то еще топливо. Я б за них сейчас горы свернул».       Тиграна требовательный тон, вероятно, умилил и позабавил. Отпив из золоченой чашечки несколько глотков и докурив сигарету ровно до середины, пожал плечами.       — Ты прав. Опять. Вообще ты очень умный юноша, не перестаю поражаться твоей прозорливости…       — Ты уходишь от темы.       — …порой ты слишком умный, — добавил Тигран, явно выделив «слишком». — Совсем как я примерно в твоем возрасте. Я умел думать наперед, читать людей, угадывать их мысли. Мне это помогало и в учебе, и в работе. У врагов я искал слабости, у союзников — сильные стороны, у друзей… Друга… Я хорошо считывал желания. И благодаря этому я умел быть полезным и приятным… как ты это говоришь? «Лапочкой»? Да, возможно, им я и пытался быть. Баграт мне нравился примерно всегда. Еще со школьной скамьи он завораживал своей наглостью и таким… животным магнетизмом. Он был драчлив, самоуверен, обожал деньги, красивых девушек и смазливых юношей. Я под последнее определение подходил с трудом, зато я был… ну, понимаешь, «свой». Меня не требовалось добиваться или скрывать от меня походы на сторону. Еще со мной отлично работалось, я стал хорошим бизнес-партнером. Я был замечательным другом… с…       — Привилегиями?       — Да! Какое замечательное выражение. Надо запомнить. В общем, да, я стал удобным. Конечно, поначалу давалось все это тяжело. Слушать про других, давать советы… а это ведь не считая рабочей стороны, где Баграт в любой момент мог поймать пулю или крепко присесть. Но я привык. И именно в тот самый момент он заявил, что с криминалом завязывает, возвращается на родину и вообще женится.       — И ты его отпустил? — спросил Тимур, прекрасно зная ответ.       — Нет, я сделал еще хуже. Я его регулярно пускал в свою жизнь обратно. Бросал все дела, ехал встречать в аэропорт, дорогой слушал про жену, смотрел фотографии детей, а потом запирался с ним в спальне. И я совсем этим не горжусь.       Тимур нервно качнулся на стуле. Нахмурился.       — Получается, что он мудак. Он поступал фигово и с тобой, и с женой, и…       Тигран одарил его снисходительной улыбкой:       — Ты же понимаешь, что я опускаю массу подробностей? Я прекрасно видел, что все ни разу не здóрово и даже не здорóво. Но ты же и сам прекрасно видишь, как сложно отпустить дорогого человека? Я лучше других знал все его недостатки, но и они мне в каком-то смысле стали дороги. Опять же, будь Баграт разборчивым и верным, едва ли бы что-то у нас с ним получилось. Говорю же, я был умным малым. Все здорово себе объяснил и придумал.       — И как оно тебе?       Тигран в одну затяжку прикончил третью сигарету.       — Невыносимо.       Повисла пауза. Тимур неловко поерзал, выждал пару секунд, уточнил:       — А разбежались вы?..       — По моей инициативе, да. Его жена узнала. Но не про меня, а про девочку. Он к ней тоже ездил. Не помню, в Варшаву или в Минск. Я на пятом десятке нашей дружбы начал путаться в его связях. Брак удалось спасти, но на время с поездками Баграт завязал. Плюс сказывается возраст. Перелеты ему даются все тяжелее. И я так удачно подвел к тому, что хватит. Я это все начал, я и закончил. Ему это вряд ли как-то сильно помешало. Но, как ты заметил, мне без его звонков тяжело. Тимур, это — жалкое существование. Как бы хорош и дорог ни был человек, ты рано или поздно превращаешься в его тень. Ты ешь, спишь, занимаешься любовью для кого-то. Пока другие просто живут. Из меня плохой советчик, я не буду тебе приказывать забыть Максима, потому что догадываюсь, что это невозможно. Но могу послужить наглядным примером того, что тебя ждет, — провел в воздухе рукой вокруг себя. — Будешь унылым стареющим дядькой, который покупает молодых любовников за деньги.       Тимур решительно мотнул головой:       — Ты не унылый. И не старый.       — Да неужели?       — Да. И я таким тоже никогда не стану.       — Каким же тогда ты станешь?       — Я стану лучше. Богаче, краше, круче, и никто не будет давать мне мой реальный возраст. И со мной будет хотеться побыть за бесплатно. Или с доплатой, но уже мне.       Тигран похлопал:       — Прекрасный план.       — Спасибо. А Баграт мудак.       Тигран рассмеялся, уже веселее.       — Будь милосерден.       — Ладно, — неохотно. — Но только потому, что он тебе дорог.       — Ну, разумеется… Вопрос, мне больше не называть тебя «сердцем»? Уверен, ты успел сообразить, что к чему раньше. На будущее, когда подслушиваешь возле двери, следи за тенью. Но теперь ты в курсе всей ситуации, так что…       Тимур на мгновение прислушался к себе.       — Мне нравится, когда ты меня так зовешь. Фиг с ним, что я не первый. Ты же говорил мне это искренне.       — Вот как. Хорошо. И спасибо.       — За что?       — Мне действительно лучше после нашего разговора.       Тимур почувствовал, что после откровенной беседы ему полегчало. Нет, новость о свадьбе Максима и Марины до сих пор злила и мучила, но теперь, по крайней мере, не приходилось терпеть все в одиночку.       «Без обид. Марта и Лекс всегда меня внимательно слушали и поддерживали. Но они меня не понимали. А тогда с Тиграном я испытал настоящее родство. Да, я никогда не полюбил бы его как мужчину, но как друга и товарища по несчастью — да, черт возьми. Еще как».       За окном пели птицы. Тимуру через три часа полагалось выходить на тренировку, но он не вставал из-за стола, наблюдал за тем, как лучи рассветного солнца скользили по халату Тиграна.       — И что?.. раз мы несчастные, и нашим… любовям нафиг не упали… мы… можем дальше жить вместе?       — Конечно, — ответил Тигран, задумчиво покосился в окно, постучал ногтями по столешнице. — Давай в этом месяце полетим отдыхать… — видимо, заметив испуг Тимура, замахал руками. — Успокойся, не в Ереван! Давай улетим в Италию… В Неаполь…

***

      «К чему я про Тиграна-то вспомнил? А. Ну да. Я обещал ему, что стану невъебенно крутым и классным, что с меня все будут неистово течь. Ну, обещание я сдержал, но... пацан долговато ломается».       Свидание продвигалось... странно. Кир покорно пробовал все, что им приносили, хвалил, но без особого энтузиазма. Поглядывал растерянно то на Тимура, то на официантов, то вниз, на первый этаж, где играли музыканты. Порывался разговаривать. Снова про приют, про местных собак, про то, как они с друзьями их сами ловили и отмывали-лечили, пристраивали по передержкам.       — ...мы вообще туда чего сунулись. У Женьки мать богатая, она обожает всякую благотворительность. Женька попросила нас просто корм отвезти. Ну мы поехали. Женька, Ватруха, я... А там лай, щенки, старые псы. И все классные. Короче, нас затянуло. Мы с ними гуляем, мы их дрессируем. У меня пару шрамов есть. Ну так, случайно, пока спасал. А вот Женьке один раз здорово досталось...       — Да что ты.       — А еще мы с ребятами играем.       — Да-а? Неужели...       — С Ватрухой вот. Он так-то диджействует. Но вы б видели, как он на барабанах лабает. Просто отвал всего. Женька тоже талантище. Но она так-то актриса.       — Правда?       — Да! Очень крутая. Вот в Питер летом ездила. Детям спектакль ставила. Дохера пластический и современный. По картинам и еще чему-то...       — Как интересно-о...       На самом деле, нет. Тимур пропускал мимо ушей половину, если не две трети из того, что ему рассказывал Кир. Пялился на его грудь, плечи, под столом осторожно задевал ногами. Очевидно, смущал. Но никак не мог расшевелить.       «Обычно тут всем все становилось понятно. Даже Лысый сообразил в первый раз, когда я просто положил руку ему на колено. Какого черта, мальчик? Чего ты так тупишь? Или все твои истории, что это ты ко всем клеишься и всех добиваешься — пиздеж ради понта?»       Тимур заказал шампанское в надежде, что непривычный алкоголь — а Кир явно к такому не привык — сделает свое дело, развяжет руки, язык, может, что-нибудь еще.       «Не, напаивать до беспамятства мне его не надо. Я ж не Ждан. Да и какой кайф по полуживому телу задом елозить?..»       Кир выпить согласился. Судя по всему, из вежливости и потому что Тимур тоже себе налил. Но шампанское не работало совсем.       «Пацан отлично знает свой градус, я его недооценил».       Кир то замолкал, то взволнованно принимался сыпать вопросами:       — А что сейчас ставите?       — А чем занимаетесь, кроме театра? У вас же есть увлечения? Хобби там?       — А с Меншиковым как? Общаетесь? Вы друг про друга редко болтаете на интервью...       На все Тимур отвечал с нарочитой вальяжностью:       — Ставим разное, всего и не упомню. Проектов много, да и сглазить боюсь. Сам понимаешь, актеры суеверны... Но если хочешь, билетик я тебе организую.       — Занимаюсь тем, чтобы выглядеть так, чтобы у меня было много проектов.       Лишь при упоминании Максима чуть скривился:       — Давай не будем о других, хорошо? Ты сам сказал, что хочешь познакомиться ближе.       Кир пожал плечами:       — Как ж знакомиться и не рассказывать?..       — А ты догадайся, — завидев краску на лице Кира, Тимур поспешно замахал руками, весело заизвинялся. — Ох, прости! Меня что-то повело. Я плохо пью игристое...       Теперь Кир казался обеспокоенным.       — Зачем же тогда пьете?       Тимур хитро и хищно облизнулся.       — Мне вкусно, — и допил свой бокал практически залпом.       «Пацан. Ну, не тупи, а? Хорошо, тебя мне не набухать. Ну, по крайней мере, не здесь и не шампусиком за двадцать косарей. Сыграю, что вставило мне, чтобы вставил уже... Блядь, соображай живее!»       Кир зашевелился. Обеспокоенно предложил воды, проводить в туалет. Взял украдкой за руку.       — Вы реально горячий.       «Не представляешь насколько».       — Может, машину вызвать и... домой вас отвезти?       «Э, не, пацан. Лучше в "Метрополь"».       Вслух же Тимур соглашался с видом виноватым и как будто бы кротким.       — Наверное, да?.. мне так неловко. Это из-за репетиции. Я на ней немного устал.       Кир включил режим джентльмена. Он сам подозвал официанта, может, не совсем по правилам хорошего тона, зато быстро. Попросил счет. Разумеется, расплатился Тимур, накинул сразу на чай, чтобы больше к ним не приставали, и продолжил изображать легкое головокружение и слабость, чтобы Кир услужливо подал ему руку, выводя из-за стола, и подставил локоть, когда они спускались по лестнице. На середине пролета Тимур якобы запнулся о ступеньку, скользнул по спине Кира ладонью, прощупывая мышцы через пиджак и рубашку.       — Я такой неловкий...       «И такой везучий».       Кир посмотрел на него немного странно, обеспокоенно и словно бы грустно? Лохматые брови забавно изогнулись, на переносице появилась морщинка. Он открыл было рот, но лишь покрепче ухватил Тимура, помогая сохранить равновесие. В любом случае, победа ощущалась совсем близко.       «Хорошо, что ты заботливый. Мне это нравится. За это я тебя тоже обязательно награжу. Опять-таки так, как мне нравится. Но... Не думаю, что тебя это разочарует».       В гардеробе, пользуясь тем, что Кир подавал ему пальто и застегивал пуговицы, Тимур с удовольствием висел на нем, внимательно заглядывая в глаза, любуясь красными щеками.       — Что?       — Ты очень суровый. Это мило.       — Я за вас волнуюсь.       — Ми-ило...       — Не тошнит?       — Нет, но все так смешно вертится. Поцелуешь меня, чтобы все прошло?       Кир строго цокнул.       — Не дебоширьте. Мы в чертовом дворце...       — М-м, а ты считаешь, что здесь никогда не целовались мужчины? Спешу тебя расстроить...       — Я считаю, что пить нужно в меру, — Кир завязал шарф Тимура дурацким узлом. — Вот, — хлопнул по плечам. — Погодите немного, я машину вызову. А то замерзнете, — и в расстегнутой куртке выскочил на улицу.       Тимур весь светился. Он видел это сам, стоя перед зеркалом и поправляя волосы. Румянец коснулся и его, но так, красиво, добавив лицу юношеского задора.       «Я реально нереальный», — быстрым движением вытащил из хвоста две пряди у висков, чтобы придать образу пущей небрежности, не удержался, развязал шарф. Заодно позвонил в «Метрополь», велел подать в номер фруктов, минеральной воды, непременно прохладной, и, чуть помедлив, бутылку «Кока-Колы», тоже холодной.       «Или что там мелкие пьют».       Тимур чувствовал, что готов ко всему, но только не к тому, что Кир встретит его на крыльце со следующей новостью:       — Короче, я такси вам организовал. Бизнес, все как положено. Водиле деньгу отдал. Осторожно, — бережно придержал на двух ничтожных ступеньках крыльца, подвел к машине. — Как доедете, напишите. Ладно?       Тимур на секунду забыл, что изображал хмельную нимфу, недоуменно переспросил:       — Написать?       — Да. Как приедете. Не, ну если тяжело, можно и завтра. Но только обязательно, а то я ж вас искать буду по больничкам и...       — Нет. Погоди. Ты поедешь со мной, — сообразив, что последняя фраза прозвучала слишком требовательно, Тимур попытался вернуть трогательную улыбку. — Разве нет?       Дотронулся до плеча Кира, скользнул к шее кончиками пальцев, погладив ногтями. Жест вышел отличный. Тимур не сомневался в своих навыках обольстителя. Такое понимали все, даже бесконечно тупые мальчишки из модельного агентства. Вроде бы и Кир понял, но руку убрал, потом потянулся к Тимуру, но не чтобы обнять или поцеловать, просто опять завязать шарф, заботливо закрывая горло.       — Не... Дядь Тим, было классно, но вам бы отдохнуть и... И мне того, пора, в общем. Бывайте, — Кир все же приблизился, похлопал по спине на прощание и, натянув громоздкий рюкзак, побрел в сторону метро.       Тимур наблюдал за медленно удаляющейся от него макушкой и не понял примерно ничего. Первая мысль, что пришла на ум — с ним что-то не так. Может, переиграл? Он же талантливо входил в роль пьяниц. Или хлебало красное? Волосы чересчур растрепаны? Нервно полез за телефоном, включил фронтальную камеру. Нет-нет, все шикарно, без всяких фильтров и эффектов сглаживания.       «Так что тебе, блядь, не так?!»       Из оцепенения вывел таксист, услужливо высунувшийся из окна.       — Мужчина! Так куда едем?       Злобно зыркнув, Тимур, не сдерживаясь, выпалил:       — Нахуй! Вам же заплатили? Ну вот и пиздуйте, — а сам развернулся и зашагал куда глаза глядят.       Затрясло от злости. Что не так? Почему?       «Какого ляда?!»       В лицо дул холодный ветер, превращая спокойный минус один в минус восемь. С неба сыпались снежинки, но не красиво-пушистые, а ничтожно мелкие, противно летящие в лицо и оседающие на ресницах.       Потянуло вернуться и наорать на ни в чем не повинного водителя еще раз, но Тимур вовремя вспомнил о специальном человеке, на котором полагалось срывать гнев.       Лысый взял трубку не сразу, рядом с ним отчетливо слышалось визгливое восторженное тявканье.       — Тим, здоров. А ты… чего?       — Ты сейчас свободен?       — В целом, да, а…       — Класс. Приезжай в… — «Нет, не хочу в “Метрополь”, много чести. Еще с вопросами полезет, для кого я так старался… блядь, как бесит, сука, как бесит!» — Нет, забудь. Я сам к тебе приеду.       — Что-то случилось? Я могу…       — Ничего, блядь, не случилось! Все охуенно!       — Ладно-ладно, не заводись, я буду только рад…       Кажется, на него обернулись прохожие. Плевать. Вот сейчас точно, Тимур шел вдоль бутиков и кофеен, нервно рассматривая себя в отражении.       — Миш, я привлекательный?       Лысый помолчал секунду-другую, прежде чем нерешительно уточнить:       — Тим, ты пьяный, что ли?       — Заткнись и отвечай на ебаный вопрос!       — Так мне молчать или говорить, Тим, я не догоняю.       «Да ты и не должен. Формально ты ни в чем не виноват, это просто… блядь… ну, что не так? Какого хуя этот мелкий гаденыш слился?»       — Тим. Тима-а. Мне забрать тебя? Где ты? Скажи, я приеду.       Тимур устало покрутился на месте, словно он реально не знал, где находится, хотя старый-добрый Тверской бульвар был знаком ему вдоль и поперек. С надеждой задержал взгляд на очертании «Турандота», вдруг Кир передумает и вернется. Догадается поцеловать или, по крайней мере, объяснит, в чем проблема.       Чуда не случилось. По спине пробежали мурашки. От холода или от внезапно накрывшего одиночества, Тимур не стал разбираться, угрюмо вздохнул.       — Миш, сорян, что наорал… Я в жопе. Сейчас приеду…