Полярная звезда

      Морозный буран срезал остатки света с угасающего горизонта точно скальпель. Густые радиационные облака нависали над развалинами, словно тяжелый свинцовый купол, опускаясь все ниже, будто само небо сжималось под тяжестью надвигающейся ночи.       Разведотряд возвращался в «Оазис», утопая в тишине и сгущающихся сумерках, груженый клетками с крысами, найденными в новом, едва сохранившемся участке тоннелей. Клетки бряцали при каждом шаге, железные прутья поскрипывали на морозе, а крысы истошно пищали и беспокойно метались внутри.       Они находились в пригороде, который примыкал к мегаполису, откуда до бункера предстояло более часа пути. В отличие от центра, он уцелел гораздо лучше. Если снесенный до основания взрывной волной мегаполис представлял собой лишь жалкие крупицы былого величия, сохранив частично только подземные катакомбы, то здесь все еще можно было отчетливо разглядеть намеки на некогда теплющуюся жизнь.       Полуразрушенные здания стояли одиноко, их фасады потрескались, но все же сохраняли структуру. Стены, когда-то сверкающие в лучах солнца стеклом и металлом, теперь зияли пустыми глазницами окон, сквозь которые ветер нашептывал поминальную молитву. Выгоревшие билборды и несколько городских стен все еще противостояли разрушительной силе времени. Развалины, погруженные в полумрак, напоминали гигантские кости давно мертвых существ, чьи изломанные силуэты терялись в радиационной снежной дымке.       Как уже отмечал ранее Джин, командование словно окончательно утратило рассудок, отправляя их все дальше и дальше в неизведанные территории пустоши к самым опасным участкам. В стертых до состояния пыльной крошки городах источник опасности можно было уловить почти мгновенно, безошибочно ощущая его приближение. Здесь же, среди частично уцелевших фасадов и на обветшалых лестницах могла скрываться любая угроза.       Старший лейтенант привычно шел во главе колонны. Мыслями он давно уже был в стенах «Оазиса», крепко прижимая к себе любимого светловолосого мальчишку, разнеженного под струями прохладного душа, а затем залюбленного со всей присущей Чонгуку страстью. Порой ему казалось, что он никогда не сможет им насытиться, снова и снова смакуя на языке сладость его прозрачной кожи и вдыхая аромат мятной свежести с макушки. Мужчина старался изо всех сил быть сосредоточенным и внимательным во время своей первой после долгого перерыва вылазки, но мысли все равно иногда неконтролируемо уносились к воспоминаниям о шлепках влажных тел и томных, пронзающих электрическими разрядами вздохах.       Он чувствовал себя озабоченным животным, не иначе, а возможно, таковым и был. Тэхена хотелось сожрать. Чем он и планировал заняться аккурат по возвращении домой.       Из пучины будоражащих сознание мыслей, заставлявших переставлять ноги быстрее в попытке как можно скорее добраться до стен бункера, его вырвал шипящий голос в рации:       — Чонгук, по правую сторону движение, метров семьдесят от нас, в одном из подъездов. — Юнги нагнал капитана сразу же, как только его чуткий слух уловил хруст снега, проминаемого под тяжестью чьего-то веса.       Чонгук поднял голову и заметил, как друг затормозил, указывая в сторону разрушенного здания на окраине. Там, в темной дыре оконного проема что-то мелькнуло.       — Там точно кто-то есть, — прошептал Юнги.       Старший лейтенант сразу остановился и включил общий канал связи:       — Юнги уловил движение. Чимин, идешь с нами. Остальные остаются на местах до дальнейших указаний. Джин, ты за главного.       Чонгук медленно опустил клетки с крысами на снежный занос, заставив мелких пушистых тварей начать хаотично шевелиться внутри. Он жестом подозвал к себе Юнги и Чимина, и они втроем двинулись к полуразрушенному, затерянному во льдах пустоши зданию.       Металлические двери подъезда давно превратились в ржавые ошмётки, облепленные толстым слоем радиоактивной пыли, скованной цепкими ледяными лапами. С потолка свисали массивные многометровые сосульки, словно древние сталактиты, переливающиеся в свете нательных фонарей трех разведчиков. Ледяные шпили тянулись с верхних этажей до самой земли. Природа безжалостно консервировала чудом уцелевшее здание в кристаллы холода.       — Автоматы на изготовку, — коротко и тихо раздал указания Чонгук.       Они шагали осторожно, их армейские сапоги перемалывали хрупкую ледяную корку и бетонную пыль с рассыпающихся от старости лестниц в общую грязную кашу. Казалось, что истерзанный каркас здания мог осыпаться не просто от любого неверного движения, но даже от слишком громкого дыхания, вырывающегося из фильтрационной сетки шлемов.       — Чимин, блядь! — Чонгук резко повернул голову назад, услышав скрип едва держащихся стальных перил. — Наступай только туда, где я уже проверил. Это что, так сложно? Или тебе на больничном память к хуям отшибло?!       — Вернемся в «Оазис», и я надеру тебе задницу! — зашипел следом разъяренный беспечностью парня Юнги.       — О, с превеликим удовольствием, дорогой, — игриво захихикал Чимин в рацию, пытаясь разрядить обстановку.       — Вы двое в край охуели, — забавно рявкнул шепотом лейтенант. — Мы серьезным делом занимаемся, вообще-то. Отставить свои голубиные игрища.       — Ой, кто бы говорил. Слушаем каждую ночь, как вы…       Чимин не успел договорить, как по всему подъезду раздался оглушающий треск. Ледяная глыба сорвалась с потолка, с грохотом снося по пути один за другим хрупкие лестничные пролёты.       Пак с коротким вскриком провалился вниз, его руки вцепились в края разрушенной лестницы, и пальцы судорожно скользили по ледяной корке, ровным слоем покрывающей рыхлый бетон. Вновь стоило отдать должное их талантливому конструктору, если бы не специальное, продуманное до мелочей покрытие утепленных перчаток, тот бы уже давно сорвался в объятия нулевого этажа.       — Чимин! — выкрикнул Юнги, мгновенно бросившись назад, перехватывая вскинутую в его направлении руку. — Держись, умоляю тебя.       — Я… пытаюсь! — сдавленно выдохнул Чимин, его сердце бешено колотилось, пока пальцы крепко цеплялись за защитный костюм Мина.       Под весом двух разведчиков ступени продолжали крошиться, звонко осыпаясь камнями на стеклянную ледяную поверхность внизу. Чонгук осторожно приблизился к ним, опускаясь на колени и подползая к краю, стараясь грамотно распределить вес. Он перехватил нерадивого друга за вторую руку.       — Юнги, будем вытаскивать с моей стороны, так избежим дальнейшего обвала, — скомандовал Чонгук. — Как только достанем, сразу отползайте оба к стене.       Чонгук, напрягая мышцы, подхватил Чимина за плечо и подтянул к себе, помогая другу преодолеть последние сантиметры, отделяющие его от спасения. Они втроем, задыхаясь от напряжения, наконец оказались на более-менее устойчивой части лестницы, которая все еще грозилась рассыпаться, похрустывая под тяжелой защитной экипировкой разведчиков.       — Черт, — тяжело дыша, выдавил Чимин. — Ещё чуть-чуть, и я бы точно полетел вниз.       — Лучше заткнись, — хором отчеканили Юнги и Чонгук.       В рациях зашуршал прерывистый тихий хохот трех сорванных от усталости голосов.       Чонгук бросил быстрый взгляд на зияющую пропасть в полу и дернул головой в сторону верхних этажей, указывая друзьям, что пора двигаться дальше. Выше и впрямь слышались нехарактерные шорохи, мало похожие на звуки, которые обычно издают ледяные гончие.       Поднявшись на нужный этаж, они рассредоточились, осторожно продвигаясь вперед. Каждый из них начал обходить отсек за отсеком, когда-то служивший квартирами для людей, живших до катастрофы. Обветшалые стены, испещренные трещинами, скрывали множество темных углов, которые необходимо было осмотреть.       Чимин двигался почти бесшумно, стараясь тщательно исследовать каждую встречающуюся на пути комнату, но что-то заставило его насторожиться — едва уловимый звук дыхания, тонкий и слабый. Кто-то прилагал немало усилий в попытке не выдать свое присутствие. Он направил автомат в сторону звука и осторожно шагнул вперед, в небольшую комнату.       Там, в полумраке, он увидел их: две женщины и обе криофосы, одна моложе — ей на вид было не больше двадцати пяти, с длинными, белоснежными волосами, которые инеем светились в свете фонаря, ее бледная кожа почти сливалась с цветом стен. Другая была ощутимо старше — лет сорока. Ее седые пряди были спутаны, а лицо испещрено мелкими морщинами, каждая из которых являлась несмываемой печатью времени.       Криофосы прижимались друг к другу в углу комнаты, дрожа от животного страха. Их большие, словно ледяные озера, глаза были полны ужаса. Чимин резко опустил оружие, давая понять, что он не причинит вреда.       Он тут же потянулся к рации и шепотом вызвал Чонгука:       — Ребята, двигайтесь оба ко мне, — голос был хрипловатым от напряжения. — Я нашел их.

***

      Тяжелые двери бункера разъезжаются с протяжным стоном, протестуя против леденящего холода, что пытается прорваться внутрь, забиваясь в трещины металла колючей крошкой. Снаружи завывает морозный ветер, его свист напоминает вой голодного зверя. Хосок невольно морщится, когда воздух окутывает его, а кончики пальцев начинает покалывать от холода даже сквозь толстые перчатки.       Конструктору предстоят кажущиеся бесконечными секунды — самая ненавистная традиция всех его дежурств у шлюзов — подсчет. Он проклинает тот день и час, когда при разработке шлемов отдал приоритет тонированному темному стеклу, которое идеально защищает глаза разведчиков от ослепляющего мерцания снежных заносов и радиационных ветров пустоши, но с завидной регулярностью терзает душу, если возвращаются не все. Он ненавидит тот момент, когда взгляд упирается в гладкую черную поверхность шлема и не может идентифицировать прячущегося за ним бойца. Стекло безжалостно скрывает лицо, лишая возможности понять — кто именно вернулся, а кто был навсегда поглощен безжалостной стужей.       «Оазис» утверждает, что ему важна каждая единица человеческой души.       Хосок же не стыдится признаться самому себе: ему важны лишь четверо.       Он молится не за всех, а только за своих близких друзей.       Конструктор наблюдает, как в бункер начинают медленно вползать темные тени разведотряда. В клубах морозного пара, который мгновенно образуется от разницы температур, фигуры кажутся бесформенными призраками.       На капитанский мостик поднимается Намджун, чье появление у шлюзов всегда обусловлено исключительно внештатными ситуациями. Его появление явно не сулит ничего хорошего.       Ощущение, что творится что-то неладное, физически давит на Хосока, сжимая грудь крепкими тисками. И вот его взгляд цепляется за тело одного из разведчиков, которого волокут за ворот, как давно утративший свою актуальность груз. Кровь, пропитавшая ткань, превратилась в заледеневшие бордовые пятна, покрывающие пугающими островками поверхность защитного костюма.       С раненого стаскивают треснувший шлем, и внутри конструктора разом обрываются все струны. Под маской — бледное и безжизненное лицо Сокджина. Губы его друга потрескались, под глазами залегли болезненные тени, а его ватное тело в руках солдата больше походит на детали изломанной куклы. Хосок хочет закричать, рвануть вперед, но ноги словно намертво примерзли к стальной обшивке. В голове бушует настоящий шторм. Глаза снова и снова судорожно мечутся по кровавым следам на теле разведчика. Это не похоже на нападение гончего или падение в расщелину. Плотной снежной лавиной накатывает осознание — в него стреляли. Но кто?       Из пучины грызущих вопросов Хосока вырывает холодный голос Намджуна:       — В медотсек, пусть девочки его стабилизируют. Как очухается, без промедлений сообщить.       Солдат, в чьих руках сейчас буквально находится жизнь товарища, стаскивает с себя шлем, из-под которого выбиваются заледеневшие пряди черных волос, и коротко кивает:       — Так точно, майор Ким.       Короткий ответ, такой резкий и бесстрастный, словно все ужасающее происходящее — лишь часть рутинной задачи, на кон которой вовсе не поставлена жизнь элитного бойца, с которым он вместе рос, делил соседние койки в учебной казарме и не раз противостоял стаям оголодавших и озверевших волков.       Хосок трясущимися руками продолжает удерживать рычаги, не позволяя бронированным затворам захлопнуться, впуская остальную часть отряда. В стены «Оазиса» вводят четверых, подгоняемых дулами автоматов. Холодное оружие, нацеленное на спины, глушит любые попытки даже самого отчаянного сопротивления.       Двое из них — в странных серых одеждах и плотными мешками на головах, без всякой видимой защиты от агрессивной ядерной зимы. Их грубо кидают на пол, словно мусор, не давая ни малейшего шанса подняться на ноги.       «Криофосы…» — с ужасом понимает Хосок. В памяти мгновенно всплывает тот день, когда Чонгук привел с собой Тэхена. Дикого мальчика пустоши, свободного и сильного, которого «Оазис» беспрекословно принял как равного себе. Который за короткий срок стал частью большой семьи. А сейчас же перед глазами конструктора — пленники.       — Только двое? — Намджун брезгливо поддевает носком своих кирзовых ботинок бледную руку, которая, сдирая кожу и ломая голубые пластины ногтей, пытается в ужасе зацепиться за выступ на стальной обшивке бункера, словно за последнюю оставшуюся надежду.       Один из разведчиков, медленно выдыхает пар и коротко докладывает:       — Так точно, капитан. Найдены две особи. Куда прикажете их поместить?       — Отмыть эту мерзость… и в лабораторию, — довольно хмыкает тот.       — Нам, что вообще происходит? — Хосок не выдерживает, его голос дрожит от напряжения.       — Это еще не все сюрпризы, — дергая головой в сторону остальных разведчиков.       Голос капитана звучит так резко и холодно, что конструктор невольно вздрагивает.       Хосок следит за его жестом и, не в силах бороться с нахлынувшим ужасом, резко отпускает рычаги. Вся система бункера содрогается от оглушительного грохота захлопывающихся бронированных шлюзов. Ему кажется, что он вот-вот потеряет рассудок, потому что перед ним, на коленях, его друзья, удерживаемые под прицелом. Зрачки расширяются от ужаса, заполняя чернотой шоколадную радужку.       Еще никогда на его памяти «Оазис» не обращал оружие против своих людей.       В глазах Юнги пылает ярость — ледяная, обжигающая, всепоглощающая. Он смотрит на Намджуна с откровенной, ничем не прикрытой ненавистью. Чимин же смиренно склоняет голову, услужливо подставляя мишенью свой уязвимый затылок.       Хосок на трясущихся ногах срывается с места. Но едва успевает сделать шаг вперед, как к его виску прижимается холодное дуло. Голос Намджуна, тихий, но наполненный злобой, обжигает его сознание:       — Не рыпайся, Хос, ты же не хочешь, чтобы твои чудом оставшиеся в живых друзья пострадали? — шипит он как разъяренная хладнокровная рептилия, готовая к броску.       Ослушавшись, в почти бессознательном состоянии, конструктор вновь делает шаг вперед, едва сдерживая себя, но тут его взгляд пересекается с приподнявшим голову Чимином, в влажных и слезящихся глазах которого читается отчаянная просьба: «Не вмешивайся. Остановись».       — Джун, ты сошел с ума?! — Голос конструктора срывается от едва сдерживаемого отчаяния, прорывающегося наружу. — Отпусти их! Что ты, черт возьми, творишь?!       Майор с холодным безразличием кивает солдатам.       — Этих тоже на обработку и затем в изолятор, — произносит он коротко, без тени раскаяния в голосе. — На дезинфекции глаз с них не спускать, заходите парами.       Те резким рывком заставляют Юнги и Чимина подняться на ноги, заковывая руки в наручники и подталкивая обоих в сторону лифтовых шахт.       — Ты, гнилой ублюдок. Продажная тварь. Ты пожалеешь, что предал нас. — Голос Юнги звенит от ярости, его слова отскакивают от стен, разрезая все пространство острыми кинжалами. — Молись, выродок, потому что если Чонгук выжил, он сотрет здесь все в порошок, если хоть пальцем тронешь мальчишку.       Хосок больше не в силах сдерживать тяжесть собственного тела, которое сковали свинцовые цепи, тянущие его вниз. В висках пульсирует боль, а в груди расползается глухое, липкое чувство беспомощности. Он безвольно оседает у пульта управления.       — У тебя нет работы? Или, может, хочешь присоединиться к своим дружкам?       Намджун, словно хищник, скользит глазами по его жалкой фигуре. Убийственно прожигает насквозь, но конструктор лишь смиренно молчит, неспособный выдавить из себя в ответ ни единого слова.       Его сил хватает лишь на то, чтобы проводить стеклянным взглядом удаляющиеся фигуры покидающих холл разведчиков, стягивающих с голов защитные шлемы с мутными черными стеклами, обнажая свои, подобные гиенам лица.       На плечи Хосока обрушивается осознание с фатальным, невыносимым уровнем боли — лейтенанта среди них нет.       Сегодня Чонгук не вернулся из пустоши.

***

      Намджун с усилием отодвигает тяжелый стальной засов, и дверь медленно раскрывается, выпуская в бункерные коридоры холодный воздух, насыщенный запахом металла и инертного газа. Он входит в помещение, увешанное гудящими холодильными установками. В глаза сразу бросается прикованный за ногу к стене обнаженный Тэхен, который с трудом поднимает голову, чтобы взглянуть на вошедшего.       Фарфоровая кожа сплошь покрыта синяками и кровоподтеками. Раны на щиколотке, стертые до кровавого месива, настолько глубоки, что ткань даже не успевает регенерировать. Его глаза, полные боли и замешательства, встречаются с ледяным взглядом капитана.       — Зачем вы это делаете? — голос криофоса слабый, но в нем отчетливо слышатся гнев и отчаяние.       Намджун усмехается, откровенно наслаждаясь ситуацией.       — Что именно? — Он указывает на аппаратуру вокруг. — Ты про это? Про холодильники?       Тэхен, обессиленный, молча следит за каждым его движением. Намджун подходит к одной из установок и пальцами нежно, с какой-то извращенной любовью постукивает по стальному корпусу машины.       — Мы просто воссоздаем комфортную для тебя среду, — раздраженно хмурится, словно вынужден объяснять очевидное. — Ты же хотел чувствовать себя здесь как дома? Не так ли?       — Чонгук найдет меня. Обязательно найдет! — Парень сжимает челюсти, его едва различимый шепот тонет в ледяных парах.       Майор, не теряя своей холодной издевательской улыбки, наклоняется чуть ближе. В его взгляде мелькает жестокое удовольствие.       — Конечно, вы обязательно встретитесь. На том свете, даже не сомневайся в этом.       Он отступает на шаг и наотмашь бьет Тэхена тяжелым кирзовым сапогом по голове. Хруст сломанного носа пронзает нутро, смешиваясь с отчаянным криком боли.       — Посмотрим, как быстро твой организм справится с этой задачкой, — с ухмылкой произносит майор. — Вправишь носик себе сам, руки у тебя свободны.       Ловит пальцем струйку голубой крови, стекающую по лицу криофоса, и, прикрыв от наслаждения глаза, слизывает ее языком. Разворачивается, собираясь покинуть пыточную, и уже в дверях слышит приглушенный голос:       — Ты больной извращенец… Он обязательно придет за мной, вот увидишь.       Оставляя Тэхена корчиться от боли и наполнять комнату отчаянными стонами, он выходит из ледяного помещения, захлопывая за собой тяжелую дверь с характерным металлическим лязгом. Направляясь по длинному коридору к штабу, мысленно сосредотачивается на грядущей встрече с генералом Кван Джунхо.       В голове прокручиваются возможные сценарии предстоящего разговора о судьбе всех пойманных мутировавших тварей пустоши. Для Намджуна крысы, гончие, да и сами криофосы — всего лишь экспериментальные объекты, которые можно и нужно использовать в своей великой миссии. Будь у него возможность, он выпотрошил бы и уцелевшие метрополитеновские тоннели с засевшими там людишками, лишь бы добраться до всех возможных вариаций изменившейся ДНК. Но их он оставит на десерт.       Он поднимается по лестнице, его сапоги звучно стучат по металлическим ступеням. В памяти всплывает образ любимой прабабушки — единственного близкого человека, который видел мир до катастрофы и сумел подарить ему это знание. Намджун был еще совсем маленьким ребенком, когда она рассказывала ему о том, как люди жили на поверхности. Ее рассказы всегда были пропитаны концентрированной ностальгией и безнадежной тоской по утраченному миру. Она говорила о голубом небе, о зеленых ароматных лесах, где росли высокие деревья и причудливые травы, о свежем воздухе и о том, что люди могли жить свободно, не прячась в тесных металлических коробках.       Тогда, маленький и наивный мальчик, слушая ее тихий, увядающий от старости голос, впервые начал мечтать. Он представлял, как однажды выйдет на поверхность, как станет тем, кто вернет человечеству свободу. Прабабушка перед смертью посеяла в нем семя мечты, которое со временем проросло в одержимость.       Она, как яд, отравляла все его существо, искажая сознание и постоянно требуя подкрепления. Часы, проведенные в библиотеке бункера за штудированием каждой доступной книги и документа, медленно и методично выстраивали в его голове образ спасителя, который во что бы то ни стало возродит человечество. Намджун стал фанатиком знания, поглощая все, что хоть отдаленно могло бы помочь его цели.       Мужчина двигался по карьерной лестнице с завидной целеустремленностью, буквально рвал все и всех на своем пути, безжалостно прыгая по головам, чтобы получить доступ к закрытым архивам, где хранились секретные документы базы. Каждая ступень на пути к власти приближала его к заветной мечте. И однажды, уже будучи майором, вскрывая засекреченные документы, он наткнулся на записи, которые изменили все.       Люди из прошлого поколения уже сталкивались с теми, кого называли «ледяными людьми». Проект по сближению с ними был начат, но вскоре по неустановленным причинам заморожен. Это стало для Намджуна настоящим открытием — отправной точкой для начала усиленного исследования пустоши. Но шли месяцы, а разведывательные отряды возвращались ни с чем. Пока однажды Чонгук не притащил в Оазис влюбленного до беспамятства голубоглазого юнца.       Это было больше чем удача — это был дар судьбы.       Намджуну пришлось приложить немалые усилия, чтобы втереться в доверие к друзьям Чонгука. Он мастерски отыгрывал роль союзника, собирая по крупицам всю необходимую информацию, он сохранял хладнокровие, не выдавая своих истинных намерений.       На удивление, Тэхен действительно не вызывал у майора открытой неприязни. Он умудрился даже выбить для мальчишки непыльную работенку, оправдывая себя тем, что это вовсе не симпатия, а банальная предусмотрительность, чтобы, во-первых, у юнца не было свободного времени шастать по бункеру, засовывая всюду свой любопытный нос. Во-вторых, эгоистичное желание вытрясти из него все накопленные знания, неизвестные бункеру, чтобы выжать из мальчишки максимум пользы, прежде чем отправить его на лабораторный стол.       Где-то на задворках еще не утратившего до конца человечность сознания вертелась мысль о том, чтобы действительно оставить его в живых исключительно из глубокого уважения к старшему лейтенанту. Но это чувство не распространялось на глобальные планы — он не собирался отказываться от идеи полномасштабных поисков остальных криофосов. Поэтому раз за разом он отправлял все больше разведывательных групп, обыскивать пустошь в поисках новых особей, пока лаборатория начала предварительные тестирования на ледяных гончих. И вот наконец усилия дали результаты — сначала пойманная мутировавшая человеческая тварь неподалеку от прошлого места проживания Тэхена, а затем еще две, доставленные в «Оазис» последней разведгруппой. С потерями, но они ничтожны в масштабах предстоящей грандиозной работы.       Чонгука все же было немного жаль. Хороший был разведчик… Да и друг неплохой.       Намджун проходит мимо мерцающих мониторов, где на экранах мелькают отчеты и данные разведывательных операций. Он приближается к переговорной, где его уже ждет генерал, сидящий за длинным столом с каменным выражением лица, но в глазах которого читается явное воодушевление от последних новостей.       Майор мгновенно встает по стойке смирно перед старшим по званию, выпрямляя спину и сжимая руки по швам.       — Разрешите обратиться, генерал Кван? — четко и уважительно произносит он.       — Вольно. Какие новости?       — Мутанты прошли первичную обработку и подготовку, в данный момент помещены в амниотическую среду и ожидают вводные тестовые испытания, — отчитывается с горделиво поднятым подбородком.       — Что там у нас с первой особью, удалось произвести извлечение?       — Никак нет. Скончалась и была утилизирована.       — Продолжайте исследования, если необходимо, подключите больше персонала из медицинского. — Кван раздраженно выдыхает.       Еще один обезумевший фанатик, ожидающий мгновенного результата, готовый принести в жертву своим неуемным амбициям весь «Оазис».

***

      Чонгук медленно протягивал руку к женщинам, передав свой автомат Юнги, будучи уверенным, что ему нечего опасаться. Криофосы были настолько напуганы, что вряд ли смогли бы сдвинуться с места.       — Хэй, привет. Мы знаем, кто вы. Мы не причиним вреда, — тихо и вкрадчиво говорил Чонгук, предварительно приподняв тонированное стекло шлема.       Необходимо было как можно быстрее подарить этим двоим чувство безопасности, прежде чем окончательно обморозить и без того изрядно пострадавшие от холода кожные покровы.       — Мы поведем их с собой? — из-за спины вмешался озабоченный происходящим Юнги.       — Не знаю, не думаю, что это хорошая идея. Надо наладить с ними контакт, прежде чем они согласятся пойти с нами. Я потратил несколько недель, чтобы Тэ смог мне довериться.       — Ну, с ним же по итогу все в порядке, даже работу ему нашли.       — Кхм, напомню, что с ним у нас была немного иная ситуация, — смущенно прошептал лейтенант, намекая на вспыхнувшие чувства.       Неожиданно из выбитого окна раздался оглушительный выстрел, заставивший женщин-криофосов еще глубже забиться в угол комнаты. Чонгук мгновенно отреагировал, выхватив из рук друга автомат и передав Юнги и Чимину команду следить за женщинами, он стремглав бросился вниз, абсолютно наплевав на собственную безопасность, чувствуя, как всепоглощающая паника нарастает в его груди. Ответственность за своих людей тяжело давила на него, превращая каждый шаг в отчаянную попытку успеть. Его мысли крутились вокруг одного: кто-то мог быть в серьезной опасности? Напала стая гончих?       Когда он подбежал к группе, перед его глазами развернулась сцена, заставившая сердце замереть. На снегу лежал разведчик, а вокруг него столпились все остальные. Чонгук без раздумий упал на колени рядом с раненым, мгновенно осматривая его. Его руки дрожали, пока он проверял повреждения. По широким плечам и знакомому силуэту он тут же узнал одного из своих лучших друзей.       Не поворачиваясь к остальным, стиснув зубы от ярости и боли, он зарычал:       — Кто это сделал?       Ответом была лишь звенящая тишина.       — Кто это сделал, блядь?! Я вас спрашиваю, мрази?!       Мужчина вскочил на ноги и резко развернулся, но в тот же момент почувствовал, как его грудь встретилась с металлическим дулом автомата, направленным прямо в заполошно пульсирующее сердце.       — Извини, капитан, мы знаем, кого вы обнаружили, — раздался по индивидуальной линии рации хриплый голос одного из разведчиков. — Нам приказано доставить любых найденных мутантов в «Оазис».       Все мгновенно встало на свои места. Последние вылазки, усиленные поиски — руководство не просто искало крыс или исследовало новые территории пустоши. Они охотились за криофосами.       Сверху был спущен приказ, о котором старший лейтенант по понятным причинам не был уведомлен. В «Оазисе» его ждет Тэхен, он должен вернуться и вытащить его из этого адского логова, в которое он собственноручно доставил своего самого любимого на свете человека. Все естество вопило и выло разъяренным зверем, который не уберег сокровенное, свою жизнь и свой храм, бросив на растерзание в жестокие лапы Иуд.       Он должен хотя бы попытаться. Чонгук дернулся, ловко перехватывая автомат, но тут же почувствовал второй ствол, нацеленный между лопаток.       — Твари, — все, что смог выплюнуть из себя лейтенант, будучи преданным теми, кому не раз спасал жизнь.       — Привести всех из здания, — скомандовал тот, кто держал мужчину на мушке, подтолкнув его дулом вперед, побуждая начинать движение в противоположном от бункера направлении.       Его вели трое, с нескольких сторон прижимая к нему автоматы как самые настоящие трусливые крысы. Хотя, по мнению Чонгука, называть их таковыми было бы оскорбительно по отношению к ни в чем неповинным мохнатым животным. Стрелять в своего брата, с которым ты бок о бок прошел годы тренировок и подготовки, а затем сотни часов в ядерной зиме…       Сокджин первым узнал о планах и хотел предупредить, за что жестоко поплатился, истекая кровью и борясь со смертью, оставленный где-то далеко позади в объятиях обманчиво-мягких, но смертельно холодных насыпей.       Мужчину тащили сквозь снежные заносы и руины, пока в его голове набатом пульсировало имя голубоглазого мальчика, повторяемое молитвой в надежде удержать себя в здравом рассудке, который, возможно, ещё пригодится, если удастся выжить. Они пробирались против ветра, пока не уперлись в гигантскую ледяную расщелину, разрывающую измученную и истерзанную землю на десятки метров вглубь. Чонгуку сразу стало ясно, какой метод выбрали эти ублюдки для избавления от проблемы.       Лейтенант невольно замедлил шаг, его взгляд метался между некогда боевыми товарищами, а теперь — палачами, выносившими самый жестокий приговор на краю зияющей пустоты.       — Извиняй, командир, — произнес один из разведчиков. — Надеюсь, тебе посчастливится принять мгновенную смерть.