Полярная звезда

      Хосок проводит пальцами по бронированной стеклянной поверхности очередного сконструированного резервуара, окруженного сеткой подведенных труб, многочисленных датчиков и панелей управления. Последний массивный болт на креплении трубы надежно зафиксирован, и конструктор бросает взгляд на монитор. Все показатели в норме: уровень жидкости стабильный, давление держится в пределах допустимого.       Работа почти завершена.       Внутри нарастает отвратительное, сосущее под ложечкой предчувствие. Но он привык не задаваться лишними вопросами, быть покорным и исполнительным. Его работа предельно проста — бункер должен жить.       Он отчетливо помнит свое замешательство и всепоглощающий страх, когда скоропостижно скончался его наставник, мистер Сонг, оставив парня один на один с ответственностью, которая внезапно свалилась на его молодые плечи.       Страх сделать что-то неправильно во время очередной остановки фильтрационного шлюза. Позволить всем задохнуться из-за прервавшейся на несколько, казавшихся бесконечными минут работы подачи кислорода. Или когда в очередной раз обновленные шлемы разведчиков не проходили тестовые испытания и разрывались на мелкие части при резком понижении температуры.       Конструктор, пожалуй, самый важный человек на базе.       Это Хосок уяснил еще в тот момент, когда осознанно покинул своих лучших друзей, остававшихся оттачивать мастерство боя в спортивных залах. В его новом учебном отсеке не было места ни для спешки, ни для скорости, ни для безрассудной смелости. Только тишина, прерываемая хрустом корешков стареньких книг и скрежетом чертежных принадлежностей, а затем и конструкторская, насквозь пропахшая машинным маслом и мазутом.       Все еще свежи в памяти воспоминания ночных походов в медицинский отсек за заживляющей мазью, чтобы шипя смазывать превратившиеся во влажные раны, мозоли, оставленные вечно прокручивающимися в руках стальными отвертками и тяжелыми гаечными ключами.       Несколько лет штудирования и зазубривания материалов, схем и чертежей, и вот парень вслепую может найти любую, даже самую маленькую и неприметную кнопку, по одному лишь еле различимому звуку определить исправность той или иной машины. Войдя в любой отсек бункера, втягивая воздух, он сразу понимает все о работе вентиляционной системы. Теперь в его подчинении более двадцати стажеров, которых он должен обучить всему, что успел узнать сам.       «Оазис» и Хосок — единое неделимое целое. Друг без друга они погибнут. Военная база — смысл жизни и детище, которое конструктор будет оберегать всеми возможными ему способами.        Как бы он ни восхищался работой своих лучших друзей, пустошь всегда пугала его, а точнее — то, что осталось в ней обитать, преобразовавшись в новые сверхсильные и опасные организмы. Каждый раз, поднимая заслонки бункерных дверей, он мысленно молился о том, чтобы у ворот не оказалась стая разъяренных, изголодавшихся по мясу гончих, которые могут ворваться внутрь и разрушить все до основания.       В его голове есть четкие разграничения: есть бункер — он эталонен, нерушим и первостепенен, и есть все остальное.       — Привет, Хос. Ну, как тут у тебя дела?       — Все почти готово, — бросив короткий взгляд на дисплеи. — Пара дней калибровки аппаратуры, и можете приступать к работе.

***

      Джин заразительно смеется, откинувшись на спинку стула.       — Шутки про крысиные фермы зашли слишком далеко! — Ким кивает в сторону Намджуна. — Чон, ты благодарен нашему майору за то, что теперь Тэхен днями и ночами зависает на нижних ярусах в обнимку с помойными крысами?       — Спасибо, Чон Чонгук, за занимательные истории о том, как ты поднабрал дополнительные килограммы на метрополитеновских мясных харчах. Хотя это все же лучше, чем жрать эту зеленую резиновую срань. — Чимин переворачивает свою тарелку и со всей силы трясет ею, демонстрируя, что липкость субстанции настолько высока, что пюре даже не стекает по стеночкам посудины. — Омерзительно.       — Я искренне не понимаю природу ваших шуток, — хмурится Намджун, не разделяя всеобщего веселья. — Вы бы лучше подумали о том, почему за столько лет в «Оазисе» никто не додумался до отлова крыс самостоятельно, и нам пришлось ждать юнца из пустоши, который рассказал о крысином разведении. Дальше будем оправдывать себя тем, что спускаться в разрушенные тоннели метро небезопасно? А что вообще, с вашего позволения, в нынешней реальности безопасно?       Майор все чаще присоединяется к их скромной компании за обеденной трапезой, и Чонгук светится как отполированный до блеска чайник оттого, что все близкие его сердцу люди находятся рядом. Каждый из них принял Тэхена, и теперь у его мальчика появилась настоящая семья.       Как он и обещал, криофоса действительно полюбили — иначе было просто невозможно. Наивность и доброта парня вызывали у каждого из друзей желание затискать его в крепких объятиях. Единственное, что сдерживало их порывы, был собственнический и ревнивый взгляд Чонгука, который явно не был готов делиться вниманием своего сокровища даже с лучшими друзьями.       И хотя Тэхен, на первый взгляд, казался сладким пряником, в дискомфортных для себя условиях он мог ввалить так, что все оставались под огромным впечатлением. Тренировки с двумя лучшими бойцами базы не прошли даром.       Чонгук, отвлекаясь от всеобщего галдежа вокруг обсуждения добычи крысиного мяса, слегка наклоняется к Тэхену и тихо спрашивает:       — Меня и Чимина сегодня наконец отправляют на вылазку. Останешься в спальном отсеке или снова вниз на ферму?       Парень немного медлит, всерьез обдумывая поставленный вопрос. Ему нравится проводить время в своей лаборатории, среди ставшего привычным окружения хвостатых, но перспектива остаться одному на базе все еще вызывает беспокойство. Он пока не чувствует себя в полной безопасности без Чонгука рядом, но не хочет, чтобы тот счел его трусишкой. Лейтенант его слишком опекает, превращая в тепличное растение, а ведь Тэхен несколько лет справлялся с трудностями в одиночку.       Забота — это, конечно, приятно, но пора бы и честь знать. Хочется показать всем, на что он действительно способен.       — Спущусь вниз, там новый выводок малышей, каждого необходимо взвесить и заодно проверить их мамочку, — забавно рассуждает Тэхен с видом крысиного знатока.       А Чонгук в моменте беспокоится лишь о том, как бы парень сильно не привязался к зверятам, иначе подача их на стол в качестве рагу станет для него сильным ударом.       Помещение для крысиных ферм в бункере выглядит утилитарно и стерильно, несмотря на свое неожиданное предназначение. Это довольно просторная комната с низкими потолками, где стены покрыты серым металлическим листом, который хорошо отражает тусклый свет неоновых ламп, расположенных вдоль периметра. Воздух здесь чуть затхлый, с характерным запахом прелых листьев, принесенных из оранжерей, которые используются в качестве подстилки для крыс.       В центре помещения — несколько длинных рядов с клетками, каждая из которых аккуратно пронумерована. Клетки сделаны из прочной проволочной сетки, а внутрь помещены импровизированные домики, где крысы могут прятаться и отдыхать. Тэхен очень заботится об их комфорте и старается не думать, что на самом деле взращивает обеденное блюдо. Рядом с клетками стоят контейнеры с кормом — смесью зерен и специального протеинового порошка, который готовят на базе. Есть также несколько поилок с системой автоматической подачи воды.       В углу комнаты — рабочий стол с лабораторными инструментами, где криофос тщательно следит за состоянием своих подопечных: весы для взвешивания малышей, набор шприцев для вакцинации, несколько флаконов с витаминами и микроскоп для изучения их здоровья.       На одной из стен висит монитор, на котором ведется наблюдение за состоянием воздуха и температурой в помещении. Тэхену понадобилось больше двух недель, чтобы освоить использование компьютера и других технологий в лаборатории. Метрополитен, в котором он вырос, не был оснащен столь сложными устройствами. Проще всего ему дается работа с весами и простейшими измерительными приборами, так как там требуется лишь считывать цифры, которые он понимает.       Однако для более сложных задач, таких как запись показателей и составление отчетов, ему необходима помощь. К нему приставлен молодой лаборант из медицинского отсека — четырнадцатилетний мальчишка по имени Мионг, который быстро стал для Тэхена верным помощником. Тот терпеливо показывает криофосу, как пользоваться клавиатурой, как вводить данные в таблицы, как сохранять и отправлять отчеты командованию. Лаборант также помогает записывать вес и состояние малышей-крыс, следить за здоровьем их мамочек, в то время как Тэхен сосредотачивается на уходе и наблюдении за своими подопечными, зная, что может доверить технические вопросы Мионгу.       Тэхену кажется, что с освоением всех этих мудреных «штук», как он их называет, он становится ещё ближе к жизни в «Оазисе». Ему нравится. Он нужный и полезный. Он — часть большой и слаженной общины. Общины, которой на него не все равно.

***

      Чонгук застегивает последние ремешки своего защитного костюма, тщательно проверяя снаряжение перед предстоящим выходом на поверхность после значительно затянувшегося вынужденного перерыва.       Взгляд то и дело соскальзывает к взволнованному криофосу, который честно признается, что после обстоятельств их первой встречи он вообще морально не готов отпускать лейтенанта в пустошь.       Нервно похрустывая костяшками пальцев, он медленно подходит к мужчине и останавливается напротив, аккуратно помогая затянуть последний оставшийся ремешок. Чонгук перед ним такой крепкий и большой, словно нерушимая скала, но обоим доподлинно известно, что ядерная зима порождает в снегах то, что не щадит даже самых опытных и сильных бойцов.       Волнительно.       Он вглядывается в темноту любимых антрацитовых глаз. Хочется уменьшиться, залезть в кармашек формы и стать для этой хрупкой человеческой души талисманом, отгоняющим любые опасности.       «Точно! Талисман!»       Мысль вспыхивает у Тэхена яркой искоркой, и его глаза загораются. Он бросается к тумбочке, начинает лихорадочно искать свисток, тот самый, который всегда был его спасением в пустоши.       — Возьми его.       Он аккуратно надевает железяку на шею лейтенанта, чувствуя, как внутри все сжимается. Тэхен так сильно и по уши в этом мужчине. Так глубоко, что на поверхность никогда не выплыть.       — Я буду ждать тебя, — томно шепчет, приподнимаясь на носочки и невесомо целуя в родинку под губой.       А Чонгука кроет — была бы его воля, он бы наплевал на все разведывательные миссии и остался навсегда рядом с парнем. Он не знает, что еще должен отыскать в бесконечных снегах на поверхности, ведь то, что действительно важно и ценно, он уже нашел.       — Тэхен, не доводи до греха. Ребята уже заждались, а если ты и дальше продолжишь меня целовать, уйти я не смогу, — смеется, зарываясь носом в светлую макушку и шумно втягивая родной аромат.       — Как будто я был бы против, — лыбится наивным дурачком в ответ во все тридцать два.       — Ненасытный ты товарищ, — притягивая ближе и крепко обнимая, пока тот ластится к плечу и практически урчит от необходимой сердцу ласки.       Тревога немного отпускает. Его пришелец обязательно вернется, с ним свисток, а в стальном подземелье его ждут.       Тэхен прихватывает с собой медицинский кипенно-белый халат и выходит вслед за лейтенантом. На развилке коридоров они вновь целуются под смешливые шепотки Чимина, Юнги и Джина, где последний морозит шутки о беспросветной голубизне, царящей вокруг него, а остальные лишь хитро сверкают на него глазами, убеждая, что это передается воздушно-капельным путем.       Друзья чуть ли не насильно отклеивают своего командира от его криофоса и утаскивают на верхние уровни, туда, где у стальных ворот терпеливо дожидается Хосок. А Тэхен, на ходу натягивая халат, направляется к лестницам, ведущим в медицинский отсек, прямиком в свой уютный кабинет с пищащими мутировавшими крысятами.       В помещении пусто, Мионг где-то шляется и опаздывает. Но криофос на него не злится — что еще ждать от ребенка в четырнадцать лет? Наверняка завис в столовой с друзьями, а потом прибежит взъерошенный и румяный, сбивчиво прося прощения за опоздание. Мальчишка. А Тэхену даже как-то непривычно ощущать себя старшим и слышать от него это весомое и уважительное «хен».       Воздух прохладный за счет бесконечно включенных охладительных генераторов. Не только криофосу по душе холод, но и мохнатым, привыкшим к ледяным подземкам.       Первое время с ними было очень тяжело — они остро реагировали на слишком громкие для их чувствительных ушей звуки базы и на любое, даже самое тусклое, освещение. Теряли шерсть от чрезмерного тепла. Отказывались от пищи, воды. Но природа поражает: уже к третьему выводку малыши стали рождаться спокойнее и более адаптированными к новым условиям. Прямо как Тэхен. Только его не планируют зажарить и умять за обедом — он теперь важный начальник крысиной фермы в стенах «Оазиса». Ему уже никто ничего плохого не сделает, все самое страшное осталось позади на допросе в штабе командования.       Парень приступает к взвешиванию крысят, поочередно доставая каждого и обязательно чмокая в мокрый нос, почесав за холкой, перед тем как занести очередные циферки в таблицу. Его пришелец абсолютно прав — будь его воля, он бы ни за что не отдал эти мохнатые комочки в лапы жестоких поваров. Но после того, как обитатели базы познали вкус мяса, это уже не представляется возможным.       Тяжело вздохнув, Тэхен движется в сторону мешков с листвой. Необходимо заменить всем подстилки, чтобы чувствовали себя комфортнее… да и не воняли.       До слуха доносятся звуки быстрого бега из коридора, и первая мысль — это, конечно, торопящийся и опаздывающий лаборант. Но Тэхен слишком чувствителен к деталям. Вот одна пара ног, вторая, третья… И тут он слышит непонятные шорохи, словно кто-то волочит за собой тяжелый тканевый мешок.       «Что за…?» — Криофос напрягается.       Тэхен слышит характерный писк открывающихся дверей в той части медицинского отсека, где, по словам Хосока, идет активный ремонт.        «Что там у них происходит?» — пронзает тревожная мысль.       Он аккуратно подходит к крошечному круглому окошку на двери и пытается разглядеть хоть что-то в тусклом освещении коридора. Ничего… Только удаляющийся топот тяжелых кирзовых сапог.       Криофос ставит себе в голове мысленную галочку о том, что обязательно нужно заглянуть к Хосоку позже и уточнить, открылась ли уже ремонтируемая часть. Очень уж интересно, что там новенького сделал талантливый конструктор.       Дверь распахивается, и в помещение влетает тяжело дышащий Мионг, как и ожидалось, прерывисто твердящий какие-то забавные оправдания.       — Прости, хен! Я… э-э… задержался! Там просто… ну, это… в общем… — Мальчишка задыхается, пытаясь выровнять дыхание и одновременно объясниться.       Тэхен лишь мягко улыбается и, не отвлекаясь от своих дел, кивает в сторону мониторов.       — Все в порядке. Давай, принимайся за работу.       Время близится к вечеру, и криофос замечает, как лаборант все чаще зевает, разминает шею и тянет плечи, явно устав от однообразной работы.       — Мионг, иди на ужин. Хватит на сегодня, — мягко, но уверенно говорит Тэхен, кладя очередного крысенка на весы.       — Но я могу еще помочь, хен, — пытается возразить мальчишка.       — Ты уже достаточно помог. Не стоит перетруждаться. — Тэхен улыбается, показывая, что не сердится. — К тому же я уже почти закончил. Завтра снова увидимся.       Мальчишка благодарно кивает, зевая, и спешно покидает лабораторию, оставив Тэхена наедине с его мохнатыми подопечными.       Проходит еще полчаса, прежде чем в дверь раздаётся легкий , почти неуловимый стук. Тэхен поднимает голову и видит на пороге улыбающегося Хосока. Удивительно, как этот человек умудряется быть настолько бодрым и счастливым в условиях почти бесконечной и явно изнурительной работы в «Оазисе».       — Привет, — весело говорит конструктор, протискиваясь в лабораторию. — Чонгук просил меня заглянуть к тебе и выгнать спать, если будешь засиживаться.       — Он невыносим, — отвечает Тэхен, стягивая с рук медицинские перчатки и начиная разминать пальцы. — Как будто он не знает, что мне пары часов сна достаточно.       Хосок усмехается, прислоняясь к дверному косяку.       — Ну, знаешь, это в его стиле. Лучше уже смириться, — подмигивает Хосок. — Так что давай, двигайся в спальный отсек.       — Кстати, я как раз собирался к тебе подниматься. — Криофос задумчиво хмурится, вставая со своего места. — Та часть отсека в конце коридора… Она уже открыта? Очень хочется взглянуть.       Конструктор внезапно перестает улыбаться, словно что-то в этом вопросе его напрягает.       — Нет, та часть еще долго будет на ремонте, — с серьезным видом отвечает, поправляя свой комбинезон. — И к тому же, доступ будет только у командования. Так что посмотреть не получится, Тэ. — Он мягко усмехается, словно пытаясь смягчить отказ. — Даже у меня есть пропуск только потому, что кроме меня никто не сможет разобраться во всех этих бесконечных проводах и груде железок.       — Я понял, — делая вид, что капитулирует. — Хочешь крысят погладить?       — Спрашиваешь? Конечно, — направляясь к раковине, чтобы тщательно вымыть руки.       Тэхен будет очень сильно жалеть о своей затее. Вновь наступает на одни те же грабли. Чонгук его испепелит за такое безрассудство. Но слишком уж странными показались днем звуки из коридора.       Пока Хосок любовно достает крысеныша из вольера, криофос приобнимает его за плечи, выглядывая из-за спины, словно тоже сильно увлечен происходящим. Используя всю свою природную ловкость, он аккуратно вытаскивает ключ-карту из бокового кармана военной формы, пока мужчина полностью поглощен поглаживанием мягкой шерстки.       — Такие они милые, правда? А вы их безжалостно жрете, — отвлекает внимание Тэхен.       — Это мы-то безжалостно жрем? Просто хочу напомнить, кто нашептал Чонгуку рецептик жареного мяса, — поднимая брови в искреннем удивлении. А затем, аккуратно опуская малыша обратно в вольер, Хосок добавляет: — Ты в столовую заглядывать будешь?       — Не-а, без Чонгука не хочу, — отвечает криофос, слегка пожимая плечами. — Лучше подожду его в спальном. Да и к тому же мне еще надо немного задержаться и навести порядок.       — Ладно тогда, я пошел. Не задерживайся тут, а то мне твой цербер голову отгрызет и не подавится.       Конструктор выходит за дверь, а Тэхен замирает, не дыша, прислушиваясь к тому, как шаги Хосока удаляются, гулко отдаваясь эхом в пустом стальном коридоре. В голове заезженной пластинкой вертится одна единственная мысль: «Прости, Хосок… Прости. Прости. Прости.»       Криофос никогда не мог справиться со своим любопытством. И если в случае с его пришельцем ему просто улыбнулась удача, то когда-нибудь эта тяга к неизвестности точно его погубит.       Он тенью выскальзывает в темный коридор и движется в сторону запретной и такой манящей зоны, в надежде, что весь персонал уже покинул этаж и направился в столовую. Оглядывается и бесконечно прислушивается, стараясь уловить любые подозрительные звуки. Прикладывает карту к датчику, и под слишком пронзительный для коридора писк заглядывает в помещение.       Повсюду висит строительная пыльная пленка, и действительно разбросаны инструменты. Парень тихо ступает внутрь, створки двери за ним плавно закрываются. Что ж… на первый взгляд, ничего необычного. Может, военные тащили мешки строительных материалов. Но почему тогда бегом? Тревожащее нутро предчувствие подталкивает Тэхена двигаться дальше, вглубь комнаты. Туда, где красуется ещё одна незапертая дверь.       Из образовавшейся щели виден слабый голубоватый мерцающий свет. Стараясь не издавать лишних звуков, он ступает внутрь. Картина, открывшаяся его взору, заставляет сердце рухнуть вниз и осыпаться на тысячу мелких ледяных осколков.       Тэхен в ужасе.       Это лаборатория, которая погружена в таинственный полумрак, нарушаемый лишь слабым голубоватым сиянием, исходящим от массивных овальных контейнеров, выстроившихся вдоль стен. Каждый из них заполнен густой, вязкой жидкостью, светящейся мягким, но холодным светом, от которого по спине пробегает дрожь. Внутри этих контейнеров, застывшие в неестественных позах, плавают ледяные гончие — их массивные тела погружены в жижу, в смертельную амниотическую среду, где время для них навсегда застыло.       Писк бесконечной аппаратуры сливается в однообразную, тревожную симфонию. Электронные датчики мерцают, фиксируя каждое изменение в замкнутых системах. Синие и зеленые индикаторы вспыхивают на приборных панелях, что-то безостановочно измеряя, контролируя и фиксируя. В углу, ближе к контейнерам, несколько экранов компьютеров переливаются цифрами и графиками, отслеживая жизненные показатели существ, заключенных в жидкие тюрьмы.       В центре комнаты, как алтарь, возвышается медицинский стол. На его поверхности хаотично разбросаны металлические инструменты: скальпели, зажимы, пинцеты. Острые лезвия поблескивают под мерцающим светом. Мельчайшие засохшие и свежие пятна бурой крови, едва заметные, разбросаны по краям стола и по стальной плитке.       Вентиляционные трубы над головой глухо гудят, с легким металлическим звоном, а по углам лаборатории тянутся толстые кабели качающие жидкость, словно венозные сосуды, поддерживающие жизнеспособность этого бункерного монстра.       Взгляд цепляется за самый большой резервуар, зрачки расширяются. Сделать вдох невозможно — грудную клетку придавило мегатонной плитой.       Внутри застывшие голубые глаза с полуприкрытыми веками, обрамлёнными снежными ресницами.       Внутри — белые волосы.       Внутри — прозрачная кожа с ярко выраженными ледяными венами.       Внутри — криофос. Такой же как Тэхён. Человек ледяной пустоши.       Внутри — смерть…       — Нет, пожалуйста, — сипло выдыхает. — Пожалуйста…       Со стороны двери слышится шорох, но парень даже не успевает повернуться, как затылок пронзает резкая, режущая боль. Пространство вокруг него разрывает на ошметки из звенящих звуков и невыносимой боли.        Последнее, что он слышит — это знакомый голос, холодный и какой-то убийственно издевательский:       — А ты мне нравился, Тэхен… Кто же тебя просил засовывать свой любопытный носик туда, куда не следует?       — Чонгук… — зовет своего спасителя, прекрасно зная, что тот там, наверху, непозволительно далеко, но утешая выключающееся сознание тем, что пришелец обязательно найдет, спасет, не позволит навредить.       Все вокруг погружается в беспросветную темноту.