Полярная звезда

      На следующий день Тэхен сидит на холодном полу рядом с импровизированной постелью Чонгука. Его пальцы касаются раненой ноги, аккуратно накладывая самодельные бинты. Однажды во время одинокой прогулки по развалинам станции он нашёл старые заледеневшие ошметки ткани. Криофос всегда приносил в своё убежище только те вещи, которые могли быть полезными в быту, и никогда не тащил всякие безделушки и хлам, которых тоже находилось в достатке. Пространство коммуникационной комнаты было слишком ограниченным.       Он выварил эту тряпку в котелке, растапливая на огне снег, чтобы очистить и обеззаразить ткань. Осторожно достал её щипцами, не касаясь кипятка, и развесил сушиться. Теперь это нехитрое изобретение украсит ногу Чонгука, пострадавшую от укуса волка.       Тэхен давно не был в контакте с другими людьми в пустошах с тех пор, как покинул обитаемую станцию метро. Всё, что он знает о перевязках и уходе за ранами, он усвоил ещё тогда, в подземелье. Сам же криофос в подобных манипуляциях не нуждается — феноменальная регенерация позволяет телу восстанавливаться без особых усилий.       — Откуда ты знаешь, как правильно обрабатывать раны? — снова начинает заваливать надоедливыми вопросами Чонгук, его голос слегка хрипит.       — Этому… нас учили… в метро, — с трудом подбирает Тэхен фразу, делая паузы между словами. — Все должны были уметь справляться с ранами.       Он поднимает взгляд, ожидая следующего вопроса. А пришелец внимательно разглядывает его, не торопит с ответами, понимая, что Тэхену непросто говорить.       — Все? В метро? — переспрашивает Чонгук, приподнимаясь на локте. — Ты жил под землей? Как долго?       — С… детства, — Тэхен кивает, но затем его мысли будто ускользают. Он пытается продолжить, но слова застревают в горле. — Я там… все время… как это… — он мнется, окончательно теряясь.       — Всю жизнь жил?       — Да, всю жизнь, — снова кивает, принимая помощь. Ему неловко, но в глубине души он чувствует благодарность за то, что Чонгук не давит.       — А как ты сюда пришел? — наконец спрашивает криофос, снова напрягаясь, когда слова не приходят сразу. — Из… б…б…банки…?       — Бункера? — помогает Чонгук, обнажая широкую и очень красивую улыбку.       — Как там… внутри? Тесно? — ответно сыплет Тэхен, не переставая удивляться самому себе.       — В основном, да. Тесно, тускло, но тепло и безопасно, — объясняет Чонгук, подбирая простые описания, которые сразу будут понятны парню. — В бункере сразу сложилась своя система, но она не могла работать идеально. Рано или поздно нам все равно пришлось бы начать выходить на поверхность. Как и вам.       — Да, как и нам…       Чонгук молчит несколько секунд, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос.       — Там, в метро, — начинает он немного неуверенно, — много таких же людей как ты?       — Таких как я? — переспрашивает Тэхен осторожно.       Почему-то ему становится неспокойно. Словно посвящая Чонгука в жизнь общины, он подвергает их опасности.       — Твои глаза, волосы и температура тела, — уточняет Чонгук, чувствуя, как начинает немного смущаться, но все же продолжает: — Ты… как чудо природы, не иначе. Я никогда не встречал никого подобного.       Тэхен на мгновение задумывается, его взгляд снова устремляется в пол. Он не спешит отвечать.       — Есть те, кто видит в темноте. Они ходят туда, куда обычные люди боятся. Их отправляют в тоннели метро искать старые запасы, и…и…инструменты… У них глаза как у волков — синие.       Чонгук заинтересованно кивает, поощряя продолжить рассказ и все еще умиляясь тому, как мило Тэхен вспоминает слова.       — Есть и те, кто больше не болеет. Любая царапина или глубокий порез исчезают за минуты, не оставляя следов. Их кровь часто берут для пер…переливаний.       — Это потрясающе, — выдыхает Чонгук, его глаза загораются любопытством. — А еще?       Тэхен слегка пожимает плечами, для него то, о чём он говорит, было обычным делом.       — Есть сильные и ловкие. Они могут поднимать тяжести, пробираться сквозь узкие проходы и завалы, двигаться быстрее и точнее. Они защищают общину от волков.       — А такие как ты? — мягко спрашивает лейтенант.       — Я и те, кто похож на меня… Мы можем жить на поверхности. Мы не чувствуем холода, можем ходить по снегу даже босиком. Наши тела… привыкли. Еще мы тоже не болеем и в темноте видим. Но… — Он замолчал на мгновение, словно обдумывая, стоит ли продолжать.       — Но что? — мягко подталкивает к продолжению Чонгук.       — Сначала появление таких детей как я казалось благом. — Избегая прямого взгляда. — Люди думали, что мы поможем им выжить в новых условиях. Мы могли делать то, что не могли остальные: выживать в холоде, и…исследовать пустошь… Но постепенно мы начали их пугать.       Парень делает паузу, будто подбирая правильные слова.       — Таких как я рождается не так много. Поэтому убрав нас из метро, ничто не нарушит работу общины. Когда нам исполняется восемнадцать, нас отправляют наверх. — Криофос едва заметно морщится от болезненных воспоминаний. — Это объясняют тем, что мы должны первыми прокладывать путь для остальных. Но на деле… это просто способ избавиться от нас.       Чонгук хмурится, пытаясь осмыслить все услышанное.       — Изгнание? — переспрашивает, не веря своим ушам.       — Угум. Кто-то продолжает поддерживать связь с метро. Приносит туда материалы, находки из пустоши. Но большинство уходит далеко и предпочитает жить в одиночестве. Так проще для всех.       — Сколько тебе сейчас лет, Тэхен?       Тот на мгновение замирает, словно этот вопрос застал его врасплох, и смотрит в сторону на старый, потускневший календарь, висящий на стене. Тот давно потерял актуальность, но именно по нему парень пытается высчитывать годы, прошедшие с тех пор, как он покинул метро.       — Я… думаю, что мне двадцать один. Не уверен, что правильно, но… прошло примерно три года с тех пор, как я ушел со станции…       Чонгук, пораженный свалившейся на него информацией, не может выдавить из себя ни единого вопроса, лишь коротко отвечает:       — А мне двадцать восемь…       Тэхен сдержанно улыбается, берется за край бинта и вновь возвращается к своему нехитрому занятию.       Лейтенант не может отвести глаз от парня. Его внешность завораживает: белые подрагивающие ресницы, переливающиеся в свете тусклой керосиновой лампы волосы, бледность кожи холодного оттенка. Чонгук не соврал, сказав ему, что тот похож на чудо природы.       Он уже два дня не может налюбоваться криофосом, порой всё ещё неуверенный в том, что не погиб там, на парковке, и что человек перед ним действительно реален. Но вот он — сидит, тихо дышит, поправляет спадающие на глаза завитки, аккуратно прикасается к раненой ноге, стараясь не причинить слишком сильной боли и даже не догадываясь о том, какое количество электрических зарядов каждым своим прикосновением пускает по телу мужчины. Лейтенанту потребуется ещё не один день, чтобы поверить в новую реальность, в которой на поверхности живет невероятный, словно снежный, одинокий мальчик.

***

      Чонгук сидит, опершись на холодную спинку кровати, наблюдая, как Тэхен увлеченно возится с едой. Он не знает, что тот готовит, но после нескольких голодных дней аромат совершенно любой еды кажется божественным и вызывает моментальное слюноотделение. Наконец парень ставит перед его носом старую металлическую тарелку с небольшим куском мяса и протягивает погнутую вилку.       — Ешь, пока теплое, — коротко бросает он.       Чонгук берет вилку и тут же вонзает в мясо, не мелочится и сразу откусывает большой кусок, чувствуя, как скользкий жир растекается по языку. Вкус неожиданно хорош. Он жует, наслаждаясь мягкостью мясных волокон, и на мгновение забывает обо всём. В бункере мяса не бывало даже по очень большим праздникам.       Со стороны слышится крайне заинтересованное: — Ну как?       Чонгук поднимает палец, давая понять, что в данный момент находится на высшей ступени экстаза и говорить не готов. И спустя долгую минуту активной работы челюстью, выдыхает: — Это просто потрясающе! Где ты вообще взял мясо?       Тэхен улыбается и обдумывает, стоит ли говорить этому тепличному пришельцу правду. Затем, натянув на лицо маску холодной сдержанности, со всей серьезностью, приподняв палец к потолку, произносит: — Крыса.       Чонгук зависает, вилка застывает у его губ. Он медленно переводит взгляд на кусок мяса в тарелке, потом на криофоса, будто не верит своим ушам.       — К-крыса?       — Да, крыса, — невозмутимо подтверждает Тэхен. — Здесь они толстые… а значит, и мясо у них питательное.       Чонгук с недоверием снова смотрит на тарелку. Его лицо буквально отражает все стадии принятия, торга, гнева и депрессии.       — Ты… ты не шутишь? — наконец выдавливает он.       — Нет, — просто отвечает Тэхен, не отводя взгляда от забавного лица мужчины.       — Крыса, — повторяет Чонгук.       Голод одерживает верх. Нервно вздохнув, он снова подносит ржавый столовый прибор к губам и, слегка скривившись, откусывает ещё один кусок.       — Ну, крыса так крыса, — бормочет он себе под нос.

***

      Спустя пару дней Тэхен шуршит и наводит порядок в комнате: подкладывает горячие камни ближе к спальному месту, складывает посуду и бинты на свои места. Вдруг останавливается, заметив, что Чонгук, обычно разговорчивый и любопытный, неожиданно притих. Криофос бросает на него взгляд и видит, как тот, все это время внимательно наблюдавший за ним, теперь борется с усталостью, его веки тяжелеют. Мужчина ещё слишком слаб и истощен, и ему необходим сон, чтобы набраться сил и скорее встать на ноги.       Решив оставить его в тишине, Тэхен надевает на себя серую накидку и тихо выходит из комнаты.       Его шаги гулким эхом звучат в пустынных тоннелях метро, где лишь изредка крысы перебегают ему дорогу. Уголки губ Тэхена слегка поднимаются, когда в памяти всплывает момент, как он впервые предложил Чонгуку мясо. Тот с наслаждением проглотил теплый кусочек и лишь потом спросил, откуда взялась еда. Выражение лица мужчины, когда он осознал, кто именно стал его обедом, было настолько забавным, что Тэхен едва сдержался, чтобы заливисто не расхохотаться на весь метрополитен. Сейчас же, в безмолвной тишине тоннеля, он позволяет себе тихо хихикнуть.       Криофос медленно проводит пальцами по шершавой бетонной стене тоннеля, ощущая ее холодную поверхность. Здесь, среди трещин и разрухи, он всегда чувствовал себя защищенным, словно в собственной крепости. Метро было для него домом — мрачным, тихим, но надежным. Однако с появлением Чонгука само понятие «дом» начало обретать иной смысл.       Парень вдруг ощутил, насколько удивительно знать, что тебя кто-то ждет. Как становится непередаваемо тепло оттого, что ты можешь о ком-то заботиться.       Пришелец, который когда-то пугал, теперь вызывал исключительно неподдельный интерес и даже симпатию. Его вопросы, искренние реакции, улыбка, которая озаряла всё вокруг, обнажая крупные умилительные резцы зубов, становились для Тэхена чем-то невероятно важным и даже, в какой-то степени, желанным.       Теперь уже с тянущей грустью в сердце криофос думал о том, что однажды придется отпустить Чонгука домой. Отпустить и снова вернуться к своей привычной спутнице — звенящей тишине. Эта мысль, ранее такая естественная, ощущалась им невероятно болезненно, как будто вместе с мужчиной уйдет и то тепло, что незаметно вплелось прочными нитями в рутину его дней.       Тэхен осторожно преодолевает искореженные эскалаторы, ведущие вверх мимо некогда красивого мозаичного холла. Этот путь он знает наизусть и может преодолеть его даже с закрытыми глазами. Добравшись до своего лаза, парень с привычной осторожностью выбирается на поверхность.       Отходит на несколько метров от выхода и присаживается, набирая снег в принесённые с собой банки. Необходимо растопить воду для перевязок — раны Чонгука требуют регулярного ухода. Кроме того, уже давно необходимо помыться.       Плотный, тяжелый снег хрустит в его руках, постепенно заполняя емкости.       Вдруг Тэхен слышит шорох — едва различимый, но достаточно резкий, чтобы вызвать настороженность. Он замирает, его дыхание почти прекращается. Из-за развалин старого здания медленно появляется мутировавший волк. Его глаза полыхают синим светом, отражая малейшие искры от покрытой снегом поверхности. Силуэт волка практически сливается с разрушенной архитектурой и нависшими руинами, но криофос прекрасно видит его и слышит.       Не медля ни секунды, Тэхен инстинктивно касается пальцами шеи, где на старой веревочке висит металлический свисток. Это простое, но чрезвычайно важное устройство стало одним из главных изобретений выживших.       Синеглазые твари неоднократно нападали на людей, осмелившихся исследовать тоннели и пустошь. После катастрофы и появления первых мутировавших животных, люди под землёй долгое время изучали поведение волков, пытаясь понять их слабости. И однажды им удалось сделать важное открытие: волки обладали невероятно чутким слухом — настолько острым, что громкие и резкие звуки причиняли им невыносимую боль. Этот факт стал переломным моментом. Знание того, что может стать оружием, привело к созданию ультразвукового свистка — простого, но эффективного устройства.              Невыносимый высокочастотный свист приводил к мгновенному кровоизлиянию в мозг, заставляя хищников падать замертво. С тех пор свисток стал обязательным атрибутом каждого, кто решался покинуть пределы подземного убежища. Это маленькое изобретение, словно ключ к выживанию, давало людям хоть какую-то защиту.       Парень терпеливо выжидает, пока тварь приблизится на достаточное расстояние.       Ледяную пустошь пронзает оглушительный свист.       Тэхен возвращается в комнату, стараясь ступать как можно тише, но банки с водой всё равно позвякивают в его руках. Взгляд автоматически падает на Чонгука. Тот всё ещё спит и время от времени вздрагивает, будто реагируя на шум только краем сознания.       Не просыпается.       Парень невольно задумывается о том, насколько же проще живётся людям в бункере, если пришелец не вскакивает от каждого малейшего шороха. Жизнь на военной базе позволяла людям высыпаться, не думая, что любой звук может нести за собой смерть.       Поставив банки со снегом на тёплые камни и подождав, пока вода растает, Тэхен медленно снимает накидку. Слегка нагретый воздух комнаты обволакивает его кожу непривычным теплом. Он пристраивается в углу, спиной к мужчине, смачивает куски ткани в прохладной воде и медленно начинает обтирать своё тело, глубоко погружаясь в свои мысли.

***

      Чонгук просыпается и медленно открывает глаза. Картина, которую он видит, заставляет сердце на мгновение замереть, а потом вновь возобновить ритм, но уже на предельных скоростях. В тусклом мерцающем свете спиной к нему стоит Тэхен — обнаженный как выточенная из чистого льда статуя. На его коже сияют капли воды, а каждый его изгиб выглядит настолько совершенным, что Чонгук не решается даже вздохнуть.       Тело криофоса — гибкое и мускулистое. Голубоватые вены напоминающие о природе этого, словно мифического создания, ледяными узорами подчеркивают холодный оттенок белоснежной плоти.       Чонгук буквально отлетает в стратосферу и едва сдерживает предательскую дрожь. Его засасывает в ураган хаотичных мыслей, пока глаза ловят и выжигают на сетчатке каждую идеальную линию. Он замечает, как спина Тэхена плавно изгибается, словно перед ним не человек, а грациозная хищная кошка, готовящаяся к прыжку. Тонкие, но жилистые руки медленно водят тканью по влажной коже.       Чонгук не может удержаться. Его взгляд медленно и без особого сопротивления скользит ниже, задерживаясь на поджарых ягодицах криофоса — упругих и идеально очерченных. Длинные, стройные ноги придают ему еще большей и какой-то неземной эстетики.       Все это не похоже на реальность.       Тэхен — совершенство, воплощенное в плоть и кровь. Существо, приручившее холод и ставшее его физическим воплощением. Одна только мысль лейтенанта о том, что он единственный, кому довелось это увидеть, заставляет внутреннего зверя собственнически сходить с ума.       Тэхен разворачивается лицом к мужчине, и тот резко зажмуривает глаза, притворяясь все еще крепко спящим, чтобы не пугать и не смущать парня. Кажется, что сердце буквально выпрыгивает из груди, грохоча с такой силой, что его можно услышать в каждом отдаленном уголке подземки.       Тэхен, не подозревая, что Чонгук уже проснулся, тихо надевает одежду и забирается к нему на кровать. Матрас чуть прогибается под его весом, и Чонгук, с запозданием обрабатывает новый поступивший в мозг запрос, что они, оказывается, уже несколько ночей спят вместе — факт, которого он до этого момента не замечал. Для парня же это было в порядке вещей. В его общине все всегда спали группами, чтобы сохранять в суровых условиях подземки тепло. Общая кровать была не просто нормой, а необходимостью для выживания.       Спать рядом с кем-то — быть в безопасности.       К тому же криофосу достаточно буквально пары часов сна для полноценного восстановления. По этой причине он всегда успевает подняться с постели до пробуждения пришельца. Он даже не задумывается о том, что подобные действия с его стороны могут показаться странными и смущающими для другого человека.       Чонгук, напротив, находится на грани внутреннего самоуничтожения. Вот-вот произойдет детонация, которая окончательно и бесповоротно разорвет к чертовой матери его жизненные принципы и убеждения. Прохлада тела Тэхена ощущается даже сквозь толстый слой одеял, которыми он вынужден укрываться.       Тэхен ерзает, устраиваясь поудобнее, а мужчину бросает в испепеляющий жар, как от самой смертоносной лихорадки. Под крепко зажмуренными веками вспыхивают кадры того, как обнажённое гибкое тело криофоса плавно двигалось в свете лампы переливаясь прозрачными прохладными каплями. Его сознание мечется в приступе агонии, ведь человек, способный свести его с ума одним своим существованием, лежит рядом. Каждый вздох парня, каждое его движение теперь запечатлены в сознании Чонгука с необыкновенной ясностью. Никто и никогда не сможет стереть их с носителей. Мужчина поставит на эти воспоминания самый надежный пароль.       Тэхен поработил его мысли, лишил способности здраво рассуждать, окутал сознание непреодолимым болезненно-восхитительным притяжением. Все мысли и сны последних дней были посвящены поклонению этому божеству.       Лейтенант свихнулся, и вся его жизнь сузилась до одинокого, голубоглазого парня, которого ему подарила пустошь.       Тэхен наконец прекращает ерзать, находя удобное положение. Его дыхание замедляется и становится ровным, а Чонгук понимает, что тот провалился в сон.       Комната погружается в абсолютную тишину.       Лейтенант еще целый час захлебывается в собственных противоречивых чувствах, но усталость берет своё, и он следом засыпает, отдаваясь ему как спасению, которое на мгновение избавит его от душевных терзаний.

***

      Дни сменяют ночи.       Постепенно Чонгук начинает вставать с кровати. Огромная кровавая рана медленно покрывается сухой коркой и начинает заживать. Лейтенант всё чаще поднимается, хотя бы для того, чтобы перестать беспокоить Тэхена такими смущающими вещами, как поход до жестяного ведра, которое служило ему туалетом. Чонгук внутренне выл белугой и крыл трехэтажным матом тот день, когда впервые перед его кроватью появилось это позорное корыто. Но Тэхен, казалось, не видел в этом ничего постыдного, поэтому мужчине пришлось перебороть себя. Теперь с подобными унизительными манипуляциями можно покончить с чистой совестью.       Несмотря на то, что Чонгуку стало значительно лучше, его перевязками все еще занимается Тэхен. Оба не задаются вопросами, почему и зачем — просто так чувствуют. Каждый раз лейтенант не отводит взгляда от криофоса, пытаясь разобраться в собственных чувствах и декодировать сложный шифр азбуки морзе, оставляемой невесомыми прикосновениями тонких пальчиков парня на теле мужчины.       Сегодня, когда криофос накладывает очередные бинты, Чонгук замечает на его руке ужасающий красный след.       — Что это? — Мягко перехватывает его за тонкое запястье, останавливая движения, и внимательно осматривает ладонь, нежно проводя большим пальцем рядом с воспаленными краями раны.       Тэхен тут же хмурится, словно этот вопрос не стоит внимания.       — Я… просто схватился за кастрюлю, — отвечает он с наигранным равнодушием в голосе, пытаясь отдалиться от волнующих прикосновений, — когда согревал воду.       — Часто такое случается с тобой? Поэтому ты не притрагиваешься к воде?       — У меня есть только одна с…сла…слабость, — говорит Тэхен, отворачиваясь и с сожалением осматривая свою рану.       — Какая? — хмурится Чонгук.       — Любые слишком теплые предметы оставляют на моей коже страшные ожоги, — объясняет он, сжимая губы. — С ними плохо справляется мое тело. Оно их долго лечит.       На Чонгука не обрушивается резкое и шокирующее осознание. В первый же день он заметил странное и опасливое поведение Тэхена с горячей водой во время попыток соорудить хват, чтобы промыть рану. Но все же он внутренне задается вопросом: как природа могла создать одновременно такое сильное и такое уязвимое существо?       В сердце лейтенанта зарождается неконтролируемое желание защитить криофоса от любых опасностей, даже если самым страшным для него окажется бесконечно любимое Чонгуком тепло.       Тэхен уже собирается продолжить свою работу, но Чонгук не выпускает травмированную руку. В этот момент он окончательно принимает тот факт, что зарождающееся внутри него будоражащее чувство — не просто забота или восхищение.       Это что-то большее, что он с трудом может игнорировать.       В голове начинает истошно разрываться сирена, сообщая о неминуемом столкновении, но лейтенант игнорирует ее, ведь теперь он все равно не жилец, если рядом не будет криофоса. Он медленно опускает голову и невесомо прикасается губами к ожогу, ощущая, как тепло наполняет его грудь, а всё происходящее вокруг теряет значение.       К черту бункер.       К черту разведотряд.       К черту эту проклятую ядерную зиму.       Он готов навсегда остаться в холодных стенах этой крошечной бетонной коробки.       Его больше не тревожит то, что перед ним сидит мужчина. Теперь он мыслит более глобальными категориями. В базовых настройках появляется эгоистичное и собственническое «мое». Страшит одна только мысль о том, что Тэхен может не принять его, оттолкнуть, покинуть… Кажется, что куда бы ни отправился этот парень, Чонгук всегда будет следовать за ним, как за самой яркой путеводной звездой.       Теперь необходимо решить, пробиваться ли сквозь толстую ледяную стену нелюдимости Тэхена, который замирает испуганным котенком при любом слишком близком контакте и не ведает даже о таких базовых человеческих чувствах, как привязанность или любовь. Чонгук очень хочет показать ему, признаться, объяснить. И в случае, если тот откажет, просто остаться рядом как самый верный сторожевой пес.       У Тэхена же пришелец вызывает доверие. Он дарит ощущение безопасности. Внутри что-то с грохотом обрывается в тот момент, когда мужчина, держит его ладонь в своих грубых, мозолистых руках, заботливо прикасаясь теплыми губами к покрасневшей коже. Обжигает сильнее любой горячей кастрюли. Волнение и непонимание собственных эмоций скручивают тугими узлами его внутренности.       Криофос пытается оправдать свои чувства тем, что слишком давно не контактировал с обычными людьми, а его главными собеседниками последние годы были исключительно жирные тоннельные крысы. Он разрывается между противоречивыми желаниями: мгновенно выдернуть руку или же наоборот, позволить губам мужчины прижаться к ней еще плотнее.       Страх охватывает его, теперь он боится потерять то, что неожиданно приобрел. Он не хочет снова оказаться в одиночестве, деля кровать и сон со звенящей пустотой своей коммуникационной каморки. Тэхен хочет схватить пришельца, окольцевать конечностями словно ленивец и умолять, чтобы тот не уходил. А если и решит уйти, чтобы забрал с собой.       Забрал его себе и для себя… что бы это желание ни значило.       Вечером Тэхен ругается на Чонгука, что от него невкусно пахнет уже не просто на всю комнату, а на весь метрополитен. Чонгук согласно кивает и, шуточно бурча, растапливает себе на камнях принесенный Тэхеном снег, пока парень выбирается за дверь прокипятить для него очередные тряпочки.       Чонгук раздевается догола, и в дверь вваливается Тэхен с задорной улыбкой, которая моментально сползает с лица, стоит ему увидеть обнаженного крепкого мужчину, по телу которого уже катятся первые капельки воды.       Тряпок тот, ожидаемо, так и не дождался.       Тэхен осоловело скользит глазами сначала по крепкой шее, задерживая свое внимание на маленькой родинке. Следуя за стаей мурашек, которые бегут по медовой коже мужчины то ли от ледяного сквозняка из приоткрытой двери, то ли от пристального и такого желанного взгляда, спускается к сильным и округлым грудным мышцам с аккуратными ареолами коричневых сосков. Голубые глаза соскальзывают еще ниже к идеально очерченным кубикам пресса и косым мышцам живота, поджавшимся от сильного напряжения. Как они перетекают в мужественный, покрытый жесткими черными волосками лобок. Тэхен даже успевает на секунду отвлечься от созерцания прекрасного на мысль о том, что у него внизу все совсем не так, что он лишен в подобных местах волосяного покрова, но ему нравится, как там все устроено у Чонгука.       Неожиданно приходя в себя и засмущавшись, он перескакивает зрачками к крепким мускулистым ногам и резко отводит взгляд в сторону горячих камней. Трясущейся рукой протягивая пришельцу тряпочки.       Но слишком поздно, тот уже успел все заметить. И жадный исследовательский интерес, и дернувшейся от волнения кадык. В отличие от Тэхена, у Чонгука имеется богатый опыт, и он с точностью может отличить обычный испуг от сжигающего внутренности сексуального напряжения.        Тэхену явно нравится то, что он увидел. Поэтому мужчина не медлит, цепляясь за выпавший шанс. Чонгук резким движением выбрасывает руку, перехватывает парня за запястье, в котором все еще зажата злополучная чистая тряпка, и тянет того на себя. Крепко прижимает парня к своей груди.       Ему хочется кричать от эйфории, которую дарит обычное объятие. Под кожей зудит навязчивое желание забраться руками под серую ткань балахона криофоса и пересчитать пальцами каждый прохладный позвонок. Сжать в руках желанное тело, увитое голубыми венками, которое сейчас неистово дрожит в его руках.        Он медленно поднимает глаза и смотрит в голубые бездны напротив, тихо шепча:       — Ну чего ты испугался? Я не обижу, ты же чувствуешь. Если хочешь, чтобы отпустил, скажи. Я сразу послушаюсь. Веришь мне?        Но Тэхен не спешит принимать никаких решений, он равно как и мужчина сходит с ума, обжигаясь о крепкое разгоряченное тело. Он решает плыть по течению собственных инстинктов и просто позволить пришельцу делать то, что тот хочет.       А Чонгук хочет всего и желательно сразу. Оголить только тело перед парнем для него недостаточно, он хочет обнажить все то, что накопилось внутри. Он снова подносит ладонь с ожогом к своим губам, снова целует, будто надеется, что снимет всю боль и поможет ране скорее затянуться. Затем кладёт ее на грудь, туда, где запертой птицей неистово бьётся сердце.       — Чувствуешь? Вот, что ты со мной делаешь, Тэхён.       А тот стоит, хлопает своими пушистыми белыми ресницами и, кажется, совсем не дышит.       Теперь он ощущает не только свою птицу — оказывается, внутри мужчины поселилась такая же.