Полярная звезда

      Чонгук открывает глаза, и резкий звон в ушах моментально начинает разрывать его голову, как будто кто-то медленно протягивает острые металлические прутья прямиком через его черепную коробку, вызывая отвратительную боль.       Каждое ребро в грудине ноет так, что банальный вдох кажется сущим наказанием. Чон поднимает руку и хаотично ощупывает шлем. Цел, только небольшая трещина пошла по стеклу, но на данный момент это меньшая из существующих проблем.       Неясно, сколько он пролежал в таком состоянии — секунды, минуты, часы?       Ощущение времени теряется в помутневшем от удара сознании. Если бы он действительно пролежал здесь хотя бы пару минут, он уже мог быть мертв, разорванный и сожранный гончими. Воспоминание о вое мутантов все еще гремит в голове как эхо.       Аккуратно приподнимаясь на локтях, Чонгук вертит головой, осматривая нулевой уровень. Мертвый мутировавший волк валяется бездыханной тушей неподалеку, из пасти и ушей сочится кровь.       Чонгук шепчет себе под нос: «Да что за пиздец тут вообще творится?», пытаясь осмыслить происходящее. В его голове крутится мысль о Тэмине, который должен был быть где-то здесь. Может, это он прикончил тварь? Но если да, то какого черта тогда Чон очнулся в абсолютном одиночестве?       Чонгук борется со зверской болью, поднимаясь на ноги. Каждое движение дается ему с титаническим трудом, словно мышцы и кости воспроизводят мучительный, заржавелый скрежет. Об убитом волке он подумает потом, сейчас необходимо отыскать оружие, которое потерялось во время падения. Если он не найдет его как можно скорее, то Тэмми точно не жилец.       Левая нога не оставляет даже малейшего шанса на то, чтобы быстро передвигаться. Он медленно, перенося вес на правую, начинает обход этажа. Парковка, которая когда-то служила укрытием для автомобилей, теперь превратилась в зловещее и мрачное царство, где правит жуткая тишина, разрываемая лишь скрипом снега под ногами Чонгука и отголосками ветра, пронизывающего разрушенные конструкции. Темные углы и тени создают иллюзию движущихся призраков, они словно наблюдают за каждым шагом лейтенанта и насмехаются над ним. Стены покрыты инеем и темной грязью, их поверхность изуродована трещинами, которые выглядят как раны, оставленные неведомыми силами.       Следы лап гончих повсюду, расплывшиеся и порой кровавые, ведут его взгляд. Их количество подтверждает догадки о том, что волк был далеко не один.       В поле его зрения попадает жуткое зрелище: в углу парковки, где бетон треснул и образовал глубокую яму, лежит бордовая масса из кусков плоти и обрывков одежды. Это Тэмин, а точнее, омерзительная каша, которая осталась от некогда живого и дышащего человека. Совсем еще молодого и зеленого парня, который буквально пару месяцев как присоединился к разведотряду, успешно сдав все тесты. Его искаженное, изувеченное лицо и части тела перемешаны с грязным снегом, льдом, арматурой и камнями.       Чон ощущает, как к горлу подкатывает тошнота. Независимо от силы, которую он приобрел в темных тренировочных залах базы, и закаленного неоднократными вылазками в пустошь, где он уже не раз видел гибель товарищей, духа, он не может оставаться хладнокровным перед лицом такого ужаса.       Никто в здравом рассудке не смог бы.       Лейтенант начинает тяжело дышать через шлем. Сердце стучит в висках. Желудок скручивает узлом, и это становится невыносимым. Чон, борясь с собственной слабостью, поднимается и спешно отводит взгляд.       В полумраке он замечает тело еще одной гончей, лежащее неподалеку от дыры в бетоне, где он обнаружил Тэмина. Это существо, хоть и мертвое, не имеет видимых повреждений на своей туше. Лишь кровь из пасти и ушей, оставляющая тонкие, уже заледеневшие струйки на ледяном каменном полу.       Хриплый шепот срывается с губ: «Надо срочно выбираться отсюда. Ли мертв… может быть, я еще успею нагнать парней»...       В багровой дыре, которая больше напоминает портал в разверзнувшийся ад, Чон замечает оружие. Как бы отвратительно это не было, но забрав его, он сильно облегчит себе задачу. Лейтенант опускается, укладывается животом на бетон, свесившись головой вниз, и аккуратно подцепляет пушку. Поднявшись на ноги, он крепко перехватывает её рукой, из-за чего под защитными перчатками раздается убогий, чавкающий от крови звук. Чонгук, опираясь на стену, делает осторожные шаги в направлении выхода, понимая, что каждая секунда на счету.       Вдруг за одним из уцелевших блоков его чуткий слух улавливает тихий, едва различимый шорох. Чонгук резко оборачивается, его реакция выдрессирована тренировками до автоматизма. В тусклом свете, пробивающемся сквозь пыльные трещины, он замечает крошечный кусок серых лохмотьев, мелькнувших и исчезнувших за углом.       Если бы Чонгук не был так уверен в том, что видел и слышал, он бы подумал, что после сильного удара головой он ловит галлюцинации. Потому что тень, на долю секунды скользнувшая по серому камню, явно очерчивается человеческим силуэтом.       Чон с болезненным мычанием срывается в сторону звуков. Ему все равно на шум, который он издает, он несколько минут назад буквально вернулся с того света и уже не беспокоится, что его услышат; какая разница, если вокруг валяются ошметки мяса и трупы мохнатых мутантов, а из-за уцелевшей стены за ним явно кто-то наблюдает? Он снова ловит на затылке мурашки от ощущения чьего-то пристального взгляда, как наверху, до спуска в черное жерло парковки. За ним точно все это время следует одно и то же существо.       Двигаться надо как можно быстрее, забыв о нестерпимой боли в левой ноге. Заворачивая за поворот, Чонгук отчетливо слышит шаги, которые моментально срываются на бег. Судя по звукам, он определенно имеет дело с тем, кто передвигается на двух ногах. Очень хочется поразмышлять об этом, но останавливаться ни в коем случае нельзя. Из последних оставшихся сил Чонгук делает рывок вперед, как опытный спринтер перед финишем. Вдалеке, но на достаточно обозримом расстоянии, перед ним отчетливо маячит человек в ободранной серой накидке.       Тот движется по обвалившимся бетонным блокам, как будто гравитация для него — пустой звук. Словно все эти обломки и разрушения не имеют для него никакого значения, он стремится выбраться на поверхность как можно быстрее.       Чонгук, понимая, что сейчас не до оружия, перекидывает его за спину. Если бы это существо собиралось его убить, оно сделало бы это, пока Чон находился в отключке. Теперь руки у него абсолютно свободны, что позволяет почти беспрепятственно карабкаться вверх за преследуемым.       Заледеневший бетон скользит под грубыми берцами, но Чонгук находит опору в обломках и арматуре. Он прорывается сквозь этот хаос за призрачным силуэтом, исчезающим и появляющимся среди обломков. Чонгук, словно насекомое, стремится на манящий его свет. Жаль, некому было рассказать ему о том, что существовавшие когда-то мотыльки находили свое последнее пристанище рядом с притягательным блеском ламп, сжигая дотла свои прозрачные крылья.       Чон вновь поражается ловкости… кого? Человека? Нет, этого точно не может быть. В пустоши нет людей. Нет и не может быть. Движения слишком быстрые, слишком грациозные, как у того, кто не подчиняется законам физики.       Если бы на поверхности оставался кто-то, кроме озверевших мутантов, Чон за эти годы вылазок уже был бы в курсе их существования. Следопыты и разведчики находили бы в снегах следы или какие-то отголоски жизнедеятельности разумных существ. Но на его памяти, кроме разъяренных гончих и еще пары мутировавших видов зверей, никого не было. Хорошо, эшелоны точно были бы в курсе; такой факт невозможно скрывать годами от целой базы.       Заебало. Этот день просто должен был быть пропитан спокойствием и заслуженным отдыхом.       Чонгук вырывается на улицу, покрытую снежными заносами. В сознании на скорости гоночного болида проносится мысль, что отряд не ослушался приказа, выдвинувшись в сторону бункера. Возле зияющей дыры парковки никого нет. Поэтому Чон мчится вперед, полностью потеряв чувство самосохранения перед стремлением догнать серый балахон, который ускользает от него с удивительной прытью.       Кислорода, пропускаемого затворками шлема, явно недостаточно. Чон ощущает, как его легкие начинают гореть от недостатка воздуха. Превозмогая удушье, он стремится вперед, не позволяя себе ни секунды отдыха.       Вокруг сплошные снежные заносы. Хорошо, что успокоилась вьюга, потому что стекло шлема изнутри покрывается испариной и конденсатом от горячего дыхания. Иди на улице еще и снег, сочетание этих двух факторов точно сделало бы видимость нулевой.       Острый глаз лейтенанта фиксирует резкое движение серого балахона. Как кролик из «Алисы в стране чудес», он словно проваливается в какую-то дыру в снегу. Главное, чтобы это была не ледяная расщелина. Иначе это существо не выберется оттуда живым, а Чон никогда не узнает, кто стал объектом его преследования.       Подбегая ближе, Чонгук обнаруживает перед собой узкий лаз, практически незаметный на первый взгляд, потому что скрыт листом чего-то, отдаленно напоминающего белый пластик, который сверху хорошенько замело снегом.        Какого черта, какие еще сюрпризы готовит ему сегодняшний день?       Чон не медлит, снимает со спины оружие и закидывает его в дыру, а затем протискивается следом. В эту секунду он искренне хочет устроить разнос всей команде конструкторов бункера во главе с Хосоком за то, что те сконструировали такой громоздкий и неудобный шлем, который в буквальном смысле пробкой закупоривает его в узком бутылочном горлышке лаза.       Картина, которая открывается перед глазами Чонгука, полностью рвет все мыслимые и немыслимые шаблоны в его голове. Перед ним непонятная, почти полностью уничтоженная коррозией и ржавчиной лестница, уходящая глубоко вниз под землю. А откуда-то снизу вовсю раздается торопливый бег и даже слегка различимое тяжелое дыхание серого балахона.       Смачно матерясь про себя всеми известными ему ругательствами, лейтенант подхватывает оружие, снова закидывает его назад и, перелетая через ступени, несется следом. Внутренне, на всякий случай, он даже уверовал в Бога, моля его о пощаде и прося не похоронить под грудой искореженного железа, которое когда-то являлось лестницей.       Внизу оказывается длинная платформа, по бокам которой располагаются входы в тоннели.       Это что, гребаный метрополитен? Почему разведка никогда не замечала это подземное сооружение в зоне 47-Б? Отряды точно знали о существовании нескольких уцелевших объектов, но все они находились в радиусе десятков километров, куда без лишней необходимости выжившие старались не соваться, так как заходить так далеко от базы было равносильным самоубийству.       Неужели вылазки разведотрядов оказались столь бесполезными, что они не смогли обнаружить такую важную находку из-за гребаного листа пластика?! Все восхищение военной подготовкой «Оазиса» моментально меркнет при осмыслении этого факта.       Они — жалкая горстка придурков, а не элитных разведчиков!       Ну, и в какую сторону теперь двигаться? Есть как минимум четыре направления, если эта огромная двуногая крыса не успела прогрызть себе еще одну кроличью нору в каком-нибудь самом неожиданном для Чона месте.       Следы, надо искать следы! Маловероятно, что в попытках оторваться от погони у балахона было время обдумывать тактику своих передвижений, чтобы не выдать свое направление.       Чонгук осторожно движется по платформе, каждый шаг эхом разносится в гулкой тишине, словно его присутствие нарушает вековой покой. Под ногами осыпается сгнивший бетон. Гулкие звуки и пронзительный скрип разорванных проводов, зарывшихся в потолке, создают зловещую симфонию в этой заброшенной тьме. По обе стороны платформы входы в тоннели выглядят как черные хищные пасти.       Возле края платформы с левой стороны Чонгук замечает отпечаток ботинка, который неожиданно вырисовывается на пыльной поверхности. Вот и попался наш волшебный кролик. Спрыгивая вниз на искореженные рельсы, Чон исчезает в темноте зияющей дыры словно тень, поглощаемая бездной. Его окутывает звенящая тишина подземелья, где когда-то гремели поезда и шумно обсуждали свои дела торопливые пассажиры.       Осторожно, двери закрываются! Вам заказана дорога в ядерный ад.       Чонгук включает осветительные устройства, встроенные в защитный костюм. Желание оторвать головы конструкторам может немного подождать — это оборудование действительно оправдывает себя. Вокруг шуршат и носятся мутировавшие мохнатые крысы. Лейтенант давно не сталкивался с этим видом тварей, они почти никогда не показываются на поверхности. Если же и высовываются, то быстро становятся добычей голодных до любого мяса гончих.       Интересно, а в тоннели метро волки тоже пробрались? Хорошо было бы иметь четкое понимание…       Чонгук так давно не видел мест за пределами бункера, которые не были покрыты толстым слоем снега и льда, что голый бетон ощущается даже как-то неуютно. А еще отсутствие пронизывающего до костей ветра, позволяющее сохранять в метро если уж не приятную температуру, то во всяком случае вполне приемлемую для попыток существовать.       Лейтенант чувствует себя словно вирус, пробравшийся в кровеносную систему и беспрепятственно движущийся вперед, не встречая сопротивления, потому что иммунитет носителя давно уже мертв.       Чем глубже уходит Чонгук, тем больше ему попадается крыс. Удивительно, что эти твари не озверели настолько, чтобы нападать. Скорее всего, среди них процветает каннибализм, и они просто жрут своих замерзших или умерших от старости сородичей. Метрополитен просто кишит этими созданиями, поэтому проблем с пропитанием у них точно не должно быть.       Лейтенант слышит тихое рычание… Да блядь!!!       Несмотря на то, что вход в метро был частично завален, а лаз грамотно замаскирован, Чонгук понимал, что волки могли найти способ проникнуть даже сюда. Если основной проход был закрыт, наверняка имелись дыры и трещины, через которые эти твари попадали внутрь подземки. Возможно, они использовали старые коммуникационные каналы или ненадежные участки, где завалы не могли полностью заблокировать доступ. Гончие могли прийти с любой другой уцелевшей станции. В условиях, когда каждая станция может служить потенциальным укрытием, миграция между ними становилась не таким уж сложным процессом. В любом случае, разбираться в деталях проникновения сейчас не имело смысла. Тварь все еще не приближается только благодаря мерцающим огням защитного костюма, которые освещают мрак. Чонгук сосредоточенно прислушивается, пытаясь вычислить эпицентр звука, и одновременно стаскивает оружие со спины.       Отличительной чертой гончих является их способность к молниеносным атакам. Даже самый опытный разведчик часто оказывается неспособным вовремя отреагировать на стремительные нападения, которые эти мутанты умеют проводить с потрясающей прытью. Именно поэтому бойцы бункера преимущественно перемещаются большими группами, страхуя и прикрывая уязвимые спины друг друга.       Краем глаза Чон улавливает резкий прыжок мохнатого выродка из темноты. Успевает увернуться, но травма ноги значительно мешает обороняться. Снова прыжок, затем еще один, прицелиться Чонгук не успевает. Все, на что хватает его реакции — уходить от клацающих у его конечностей острых как кинжалы клыков.       Удача покидает его в самый неподходящий момент. Во время одного из маневров его берцы застревают в проржавевших и изуродованных остатках рельсов. Пасть смыкается на многострадальной левой ноге, и по всему тоннелю раздается пронзительный вопль лейтенанта, полный отчаяния и боли.       Чонгук теперь знает наверняка, как мозг человека готовится к смерти. Перед глазами мелькают лица друзей, самые теплые моменты, проведенные в подземельях «Оазиса». Из чертогов памяти не всплывает ни одного терзающего душу грустного воспоминания. Только самые дорогие сердцу моменты.       Все это длится считанные секунды, пока не прерывается оглушительным низкочастотным свистом, от которого внутри скручивает в тугой узел даже костный мозг.       Клыки на ноге моментально разжимаются, волк валится на бок, а из его ушей начинает пульсацией вырываться бордовая жидкость.       Слишком много потрясений: диски памяти перегружены, системе не удается обработать финальный запрос. Происходит это от огненной боли в ноге или от разрывающего барабанные перепонки свиста — неясно.       То, что нас не убивает, делает нас сильнее!       Лейтенант точно был бы готов поспорить. Но вместо этого Чонгук второй раз за вылазку теряет сознание, с грохотом приземляясь головой на вывернутые рельсы.

***

      Чон медленно пробуждается, как будто выныривает из глубокого сна, который окутан туманом и тяжестью. Его глаза открываются, но видят лишь смутные контуры. Мир вокруг искажен, подобно тому, как за тонким, запотевшим стеклом видны лишь неясные силуэты.       Может ли это все оказаться просто ужасным сном, в котором он угодил в персональный день сурка? И на самом деле нет никакого апокалипсиса: там, наверху, не снежная буря и мрак, а яркое солнце, шуршащая на ветру листва, и единственное, что лейтенанту необходимо сделать — спасти котенка, чуть не попавшего под колеса машины, чтобы кошмар наконец закончился?       Эта внезапная мысль кажется ему чересчур привлекательной, учитывая то, как часто он теперь теряет сознание.       При попытке сесть появляется резкое осознание, что движения совсем не сковывает плотный защитный костюм, а голова совершенно точно не покрыта тяжелым шлемом. Чонгук заботливо укрыт горой каких-то непонятных тряпок, выполняющих роль одеяла. Пол застелен старыми, покрытыми пылью коврами, которые добавляют хоть какое-то чувство уюта и мягкости. Кухонная утварь, спрятанная на полке, неотъемлемая часть этого миниатюрного мира: металлические кастрюли, старые банки и ржавеющие инструменты, хаотично разбросанные здесь и там.       В углу Чонгук замечает источник тепла — примитивную, но эффективную установку из раскаленных камней. К камням прислонена металлическая плита, поддерживающая их в вертикальном положении. Она имеет неровную, шероховатую поверхность, на которой видны следы частого использования. Из-за отсутствия электроэнергии и источников тепла этот метод кажется древним, но вполне эффективным.       Вокруг полумрак, единственный намек на свет исходит от тусклой керосиновой лампы, умостившейся на импровизированной тумбе. Все стены обиты кусками всевозможных изоляционных материалов вроде ваты, ошметков пенопласта и пленки, словно каждая часть этой тесной комнатушки старается противостоять безжалостному холоду наружного мира. Взгляд его скользит по старому календарю на стене, изображения на котором уже выцвели, но все еще демонстрируют сцены осенней природы.       На календаре навсегда застыл смертельный приговор человечеству — 8 ноября 2042 года.       Дверь с отвратительным скрипом приоткрывается, и в образовавшееся отверстие спиной вперед втискивается серый балахон. Пространства явно недостаточно, но тот, кто уместился в узкий проем, очевидно не хочет выпускать из комнаты драгоценный теплый воздух.       Чонгук внутренне ухмыляется.       «Теплый воздух… — думает он, — по ощущениям, здесь не больше 10 градусов тепла. Это даже не тянет на пресловутое «прохладно». Но, черт возьми, в нынешних реалиях это целый персональный курорт»...       Чонгук замечает в чужих руках огромный чан, доверху набитый раскаленными камнями. Существо, используя импровизированные щипцы из палок и арматуры, медленно поддевает камни и подкладывает их в свою хитроумную печь. Оно так занято своей незатейливой задачей и даже не замечает, что Чонгук пришел в себя и теперь разглядывает его.       Лейтенант жадно впитывает каждое движение, борясь с сердцем, сошедшим с ума, которое пытается вырваться наружу через глотку, словно запертая в клетке свободолюбивая птица.Чонгук шумно втягивает в легкие воздух. Существо перед ним замирает, и Чон готов поклясться, что через всю комнату ощущает, как напрягается каждый миллиметр мышц в теле незнакомца.       Человек… да, теперь Чонгук уверен почти наверняка, что перед его глазами не мираж и не шутка больного воображения, а именно человек…       Тот медленно выпрямляется, но не спешит поворачиваться, а сначала медленно стягивает с себя капюшон.       Глазам открывается вид на светлый затылок. Чонгук не соврет, если скажет, что никогда не видел таких снежно-белых волос. В полутьме комнаты они кажутся почти светящимися, переливаясь и искрясь, как будто сами по себе могут освещать помещение вместо слабого, едва работающего светильника. Чон в замешательстве проводит взглядом по каждому снежному завитку.       Дышит ли лейтенант? Он уже и сам не уверен, настолько заворожен происходящим. Каждое движение незнакомца в сером балахоне ощущается как в замедленной съемке.       Тот медлит еще минуту, как будто собираясь с духом. Затем он медленно поворачивается в сторону Чонгука, каждое его движение сочится напряжением и осторожностью. Постепенно он поднимает голову. Его веки плотно закрыты, дыхание звучит тяжело и гулко. Сжимая пальцы в кулаки, явно ведет внутреннюю борьбу с самим собой и всепоглощающим страхом.       Чонгук его понимает. Ох, как же он его сейчас понимает… Напряжение в комнате становится почти осязаемым, как если бы оба стояли на грани чего-то неведомого и страшного, только протяни руку и сможешь дотронуться.       Человек открывает глаза, и в этот момент у Чонгука в сознании галактики, которые до этого времени существовали в отдалении друг от друга, начинают схлопываться. Гигантские звездные системы пересекаются, сталкиваются и создают мегатонные взрывы в глубинах его разума. Происходит немыслимо мощное космическое возрождение: старая, запутанная вселенная уходит, уступая место новой, сияющей реальности. Начинают формироваться новые созвездия, которые разрывают тьму своей энергией. Появляются новые звезды, ослепительные и невероятно яркие, каждая из которых излучает мощь и силу, буквально наполняя его сознание светом.       Чонгук тонет в глубине пронзительных голубых глаз молодого парня и всплывать на поверхность не намерен.       Хватая ртом необходимый кислород и завороженно глядя на человека, Чонгук хрипло выдыхает пропитанное надеждой на ответ:       — Привет.