Исповедь о настоящем

19 апреля

Этот день Антон провел в окружении множества близких. В окружении улыбок, внимания, веселья, шуток, поздравлений и подарков. Но не меня. Думаю, он и не заметил. Ему было совершено не до того. Он у нас душа вечеринки, успешный, красивый, молодой, весёлый, обаятельный. Было шумно, громко, многочисленно, медийно в плане гостей и друзей. И мы даже в полном составе там не такие уж и «гвозди». Я как обычно посмотрел первые попавшиеся сторис с вечера, пролистнул отметки с ним, глянул, с кем он. И закрыл все соцсети. Целиком я не видел и десятой части контента по этому дню. Написал приятное и искреннее поздравление, отправил в тучу затерявшихся в потоке. Отложил телефон. И лег спать. Уснуть я смог не скоро… Под конец тусовки Стас в тот день напился и проговорился Антону, что я не приехал, потому что «нам не нужны лишние взаимодействия и поводы, отметим потом отдельно, в тесном уютном кругу у нас». Это была его версия. Он хотел, чтобы Шаст тоже её придерживался. Долгосрочно. Веселого и беззаботного Шастуна эти слова разочаровали и он поверил. Он верил всему, что говорил наш друг, его близкий друг, из своей тусовки. После этого он посмотрел на вечеринку другими глазами. Не знаю, наверное, это его закономерная стадия под алкоголем. Задумчивость и желание посидеть в стороне, покурить, философствуя о каждой роли и всех наших отношениях. В тот момент все эти лица, разодетые девчонки, его благоверная с подругами, мило тусующаяся с теми, кого едва знала, но это были его друзья, значит, надо вести себя как подобает… Все эти пафосные разговоры, кальяны, мишура, оценивающие взгляды, скрывающие мысли «Да, классная тусовочка у Антона Шастуна, круто, что я здесь отметился, это выгодно сыграет на мой пиар и положение в шоу-бизе» — всё это вызывало у него дикое отвращение. Потому что я сюда не пришел. Он думал, что такой взрослый и мудрый избирательный человек, как я, понял всё гораздо раньше и потому дистанцируется, не ходит на такое. Думал, что из-за той же фальши и желания не запятнать свое популярное медийное имя я отстранился и от него самого. По-хорошему — и половина из гостей не близки ему настолько, как я. Как мы с Позом и Серегой. Макар. Журавль. Дрон, пацаны из школы и универа. По-настоящему близких у нас у всех осталось очень мало. Поэтому Антон потихоньку осознавал, что каждый такой человек теперь стоит очень дорого. Позже он рассказал мне, о чем тогда думал. «Какого хера мой друг не может приехать на мой др, если я пригласил всех, кого я хочу видеть и кто мне дорог как семья?!» Забавный он, конечно, когда пьянеет. Такой, блин, чувствительный и ранимый. Подросток в душе, который временами набирается смелости протестовать против неизменных и несправедливых вещей в мире. Но пока — только в мыслях. В ту ночь он понял, что я для него действительно до сих пор очень важен. И этот «перерыв» ничего не изменил. Не «исправил». И в моменты, когда рядом нет меня, для него это ощущается особенно четко. Да-да, такой уж я человек, без меня трудно. Мир со мной и мир без меня — два разных мира, что вы… Он сказал, что чувствовал, будто у него отрезали часть тела и всё вокруг какое-то неполноценное, фальшивое, бледное, не функциональное, не интересное, пустое, слишком тихое, обычное и скучное. Вот настолько он привык, что рядом скачет кто-то, кто в рандомный момент выдает «Пацаны, а вы знали, что планета в Аватаре названа в честь изобретателя двери?»

***

… На следующий день он сел смотреть фотографии с празднования. Пробегался по всем взглядом, кто походил на меня, вдруг я всё-таки тогда приехал и был где-то в сторонке? На тех, где они с Ирой — смотрелись, если честно, ужасно фальшиво и пластмассово. Она ведь даже не обнимала его. Он не помнил, разговаривал ли с ней вообще на вечере… Она всегда была с кем-то, с кем веселее, интереснее. Но, надо сказать, исправно неподалеку. На «своем месте». Он хотел, чтобы я был рядом, тогда бы он улыбался гораздо теплее и счастливее. А не для фото. Он себя знал. И если раньше, в десятом классе, он прекрасно знал, что выглядит рядом с девчонками убого и нескладно… И та девушка в клубе давным-давно отшила его оправданно… То сейчас в объятиях той, которая ему близка, с которой он жил, встречался, спал, делил прекрасные моменты, смеялся, путешествовал и рос… Он просто чувствовал себя ненастоящим. На одной большой сцене. Все это делал не он, а его роль. Роль парня, роль актера, одна из ролей бесконечно долгой импровизации… Которая у него неплохо получалась. Роль, фанатами которой были все вы и она. Он знал, что Ира всё же умеет быть настоящей. Очень редко, когда не контролирует сама себя. И чаще всего — не вместе с ним. Но и он умеет быть настоящим. Рядом с теми, кто дорог его душе. И только тогда он — самая яркая, самая искренняя, красивая, жизнерадостная и расслабленная версия себя. Сейчас — было так. Между нами много недосказанного, непонятого, недообнятого, неуслышанного. Что не давало нам обоим светить и быть счастливыми.

***

20 апреля

И вот, казалось бы, очередные съёмки. И мы снова четыре другана, все в полном составе, работаем над чем-то классным, тем, что захватывает нас и заставляет глаза гореть. Но в какие-то моменты один человек очень отчётливо даёт мне понять своими взглядами и неслучайными касаниями, что чувствует ко мне нечто особенное по сравнению с остальными в моем окружении… Что за столько месяцев не смогло его отпустить. И со временем — только гнетет и медленно высасывает силы и нервные клетки. Тем, что питает жажду договорить, докасаться, досмотреть, дополнять. Довыяснить… Чего же тогда ты ждёшь? Кого ты боишься? Почему это так сложно? Давай выйдем прямо сейчас, вдвоем, с тобой, есть много мест, где можно все это «до-». И «пере-»… Мы же решили остаться друзьями, а не какими-то там недобывшими… Я всегда готов выслушать тебя, а не отвергнуть, если ты в этом нуждаешься. Мы ещё не понимали, что, попробовав однажды переступить эту грань, мы уже потеряли дорогу назад. Мы были предназначены друг другу. Настроение этого этапа и свои вопросы я излил в сегодняшний пост в инсте. Я уже не надеялся, что он поймет…

***

27 апреля

Примерно через неделю Антон предпринял попытку поговорить со мной. Но не обозначил это серьезно. Лишь выигрывал моменты, когда мы наедине, бросал какие-то фразы в шутку, спрашивал что-то, намекал, что ему не «ок». Просто «дёргал меня за свитерок», чтобы я помог ему и нам разобраться, выбраться из этого состояния. Но меня порой раздражало всё это. То, что тема «нас» поднимается только в офисе, на работе, в перерывах съёмок, когда рядом куча фактически посторонних людей, которые постоянно перебивают и совершенно не понимают, что между нами сейчас происходит… Я тогда был весьма холоден, вежлив и отстранён. Больно отстранён. Антон ввиду своей чуткости замечал всё это стоекратно. И чувствовал себя ещё более некомфортно, не понимая, в обиде ли я и почему так отдалился. Что было не так, почему мы вообще стали словно чужие? Ему, да и всем, в тот период не хватало меня настоящего, моей химии, моего огня… Из-за недосказанностей, профессионального фактора, выгорания от работы, между людьми постоянно завязываются затяжные и скрытые конфликты без особых причин. Отношения меняются, «заражаясь» профессиональной этикой, рабочими разногласиями и рутинной нахождения рядом 24/7. Мы быстрее уставали и больше раздражались. И это «заражение» всегда хорошо видно в нашей сфере даже через экран… Наша химия делала 90% успеха в деле нашего призвания и карьере. И была огромной частью наших жизней. Антон четко решил всё вернуть. Потому что отказаться от «нас» совсем он не может. Этот высокий и вечно смеющийся человек всегда нуждается в поддержке… И вот, в один рабочий день, после всех съёмок реклам и отсмотра материала «на вырезку» я налегке, довольный собой, зашёл в ту самую гримёрку нашего первого поцелуя. Я уже и забыл, чем она дорога и особенна… И обнаружил там его. Антон переодевался в свою толстовку. Сразу натянул её до конца, от испуга скрывая оголённый участок спины, когда я вошел как обычно «с ноги». — О, ты чего, ещё не ушел? Время-то уже, — я сел на диванчик, чтобы переобуться в свои кроссовки. — Дома, наверное, ждут… После моей съёмки очередной рекламы мы с группой долго говорили о семейности, о традициях, об образах каждого члена семьи и их отношениях. ТЗ у брендов порой очень расплывчатые, а мы хотели создать максимально продающую близкую аудитории картинку и историю. Поэтому, не знаю, случайно ли я бросил эту последнюю фразу, шнуруя обувь, или какая-то темная часть меня внутри решила выделить этот вопрос специально. Проверить «семейность» Антона. Я думал, что напоминаю ему об Ире невольно, но я делал это нарочно, желая услышать какую-нибудь отговорку по типу «Да не, она у родителей / с подругами / на отдыхе» и тд. Конец рабочего дня, ещё даже не ночь, вечер у меня свободный, наконец-то, выберу девочкам подарки к приезду… Хотелось напоследок услышать что-то хорошее и от ещё одного дорогого мне человека. Шаст как-то неловко засуетится и, как всегда, затянувшись своей электронкой, начал задумчиво ходить из стороны в сторону. — Поза жду, — бросил он, сначала тоже попытавшись ответить холодно и лишь интонацией и видом показать своё состояние. — М-м… — моя театральность порой превращала меня в ужасно противную королеву драмы… — Арс. Да неужели? Сейчас будет какой-то разговор? Внешне я с опущенной головой и незаинтересованным видом выглядел эгоистично, надменно, но внутри у меня подступала радость. Начинало немного трясти. — Чего? — Ну мне надоело. «Надоело». Да, Шаст, бывает и такое. Взрослые люди обычно проговаривают это сразу. Но на то мы и живые люди с тобой. Чтобы свободно пользоваться правом быть глупыми, слабыми, эгоистичными и неразумными… — Ты про что? — это была самая моя наигранная лёгкость в интонации. Черт, я так не хочу, не хочу выяснять всё это снова… У нас слишком мало терпения и времени на возвращение в начальную точку. — То, что ты меня игноришь!.. Капризуля. Но я точно знал, что это было честно. Так он решал проблемы в отношениях. И теперь уже я никогда не посмею его за это осуждать и давить. Но тогда… Мы были ещё не настолько близки и даже знакомы. — Я не игнорю, — упрямо и твердо я играл безразличие и не поднимал головы, занятый своими кроссами. Шнуруя и затягивая их уже по пятому кругу… И, видать, я настолько уже его выбесил (да любого бы), что Антон молча подошёл и наступил своим кроссовком на концы моих шнурков. И так и остался, кусая губы и тряся коленкой, в ожидании, что я обращу на него внимание и сам заговорю на эту тему. О-о, да, его переполняют эмоции раздражения и недосказанности, но сказать словами через рот он не может, не может уложить свои чувства во что-то единое — действие или предложение. Я, наконец-то, выпрямился, поняв, что на большее парень не пойдет. Ему и так сейчас нереально страшно и дудка вот-вот рыбкой выскользнет из его мокрой горячей ладошки. Даже пыхтение Шастуна было слышно. Комната закрыта, здесь нам никто не мешал. Лишь коллеги гоняли по коридору с окриками, бумагами и бесконечными вопросами и голосовыми. — Шаст, скажи по-честному — чего ты от меня хочешь? — я заговорил с ним строго, по-взрослому и серьезно. Прекрасно зная, что он от этого волнуется. Шастун машинально затянулся снова, отведя взгляд, даже не понимая, что это может быть неуместно, но я видел, как таким образом он успокаивает сам себя и уводит мысли в нужный поток, формулирует, прислушивается к себе. Сосредотачивается. -… Вернуть то, что было. — покачиваясь вместе с беспокойной ногой, произнес он. — И начать сначала. Я наклонил голову. «Друзья» 1 сезон 1 серия. Это, конечно, весело, но… Нет, спасибо. — Предлагаешь мне ещё семь лет подождать? — спокойно переспросил я, выдавая свои чувства отчаяния утомленным взглядом. — Да нет… — Антон отошёл и я дошнуровал кроссовок, чтобы не забыть за этими разговорами и не навернуться потом по пути. На самом деле, так я тоже направлял мысли и концентрировался на сути разговора. — Где, по-твоему, было то начало? М? — я поднял голову на парня в сиреневой толстовке. — С чего всё началось? Интересно было узнать это. Его ответ очень многое бы мне сказал. — Не знаю я, — вздохнул также устало, беспомощно и раздражённо Антон, оперевшись спиной на гримёрный столик напротив. Кажется, это не то, что он хотел обсудить. Лишнее. Но я знал ответ. Я запомнил этот момент на всю жизнь. С вашего позволения, я оставлю это самым сокровенным и тайным в нашей истории… Я собрался было пройти к шкафу, чтобы продолжить одеваться. Да, я знаю, что взволновал и заторопил этим Антона ещё больше, сбив с разговора, но и у меня нервы уже ни к черту. Давай решим всё сейчас — либо да, либо нет. Либо мы оба скучаем и хотим попробовать что-то, либо дружба для нас будет легче. И нам всё нужно забыть. Но Шасту показалось, что я совсем ухожу, из комнаты, что я психанул и разозлился на него, поэтому он без всяких речей собрался с духом, перехватил меня за плечо и сгреб к себе в объятия. Стиснул намертво, прижав мои руки к туловищу. «Мое, не отдам». Как бы не были важны и нужны разговоры, раскладывания по полочкам и умение слушать друг друга — этот мальчик с пшеничными кудрями умел говорить без слов. И, кажется, я тоже умел понимать этот его язык. Это наша… Суперсила. — Давай, будто ничего не было? — промычал в мое плечо этот большой теплый медвежонок, пока я терпеливо отдавал ему столько себя, сколько ему сейчас требуется. — Шаст… — Я беру ВСЕ свои слова назад, Арс, я серьезно… — торопливо пообещал парень, согревая меня сквозь свитер своим дыханием. В таком положении ему легче было раскрываться. Каждому из нас нужно что-то своё. Понимаете и принятие нас такими, какие мы есть. Слишком много храбрости, энергии и сил он отдавал на экраны и сцены. И когда выключались свет, камера, звук, уносили декорации — он был вот таким со мной. Это он настоящий. Он и вот это его «Я серьёзно»… Щенок, который гордо тащит километровую корягу с говном в чистую будку. Ну, вы знаете эти его выражение лица и очаровательно храбрый и отважный тон. Но мне не до шуток теперь. Я устал всё усложнять. Эти объятия сейчас просто сглаживали все мои мелкие обиды. Одну за другой. Мне становилось легче. И я искренне пошел ему навстречу, ответно сложив руки за его спиной. Чувствуя, как парень прижимается словно ребенок, заветно, тесно, утыкается и создаёт мой комфорт. Он ощущался как огромное и мягкое теплое одеяло в нагретой постели в снежный холодный зимний вечер… — …Шаст, к чему тогда всё это было? — Ну, потому что я так не могу! — неожиданно для меня, хотя я уже смирился, что все наши серьезные важные обсуждения будут проходить в режиме «неловкого мишки», Антон отстранился верхней частью тела и посмотрел мне в лицо на расстоянии между нами в пару сантиметров. Обиженный и в то же время виноватый. — С-заебал… — тихо и упрямо произнес он скомкано и почти раздражённо мне прямо в губы, не сдержав лёгкую улыбку. И опустил глаза, продолжая ощутимо жарко сопеть мне в нос, почти касаясь. Это наше. Вот это, сейчас. Ни на долю не рабочее, а настоящее. Личное. Я смотрел на него, на его родинку на носу, реснички, глаза, губы, смешной небритый подбородок, втянутую в плечи шею от неудобного положения. Смотрел также с нотками наступающего облегчения. И верил. Я ему бесконечно верил. В тот день я согласился вновь. Я согласился на всё, что он предлагал и как он теперь видел наши отношения. Дружить свободно, как ни в чем не бывало, как в семнадцатом году. И когда повезет остаться наедине, изредка давать себе волю. Дарить друг другу любовь, в которой мы так сильно порой нуждаемся, и не можем найти её больше нигде. Поддерживать друг друга, слышать и не требовать ничего взамен. Честно говоря… Тогда я думал, что это максимум, который нам доступен. Да. Так всё и будет. До самого конца наших дней. В тогдашних реалиях. У нас больше не было других вариантов. Я не буду требовать от него быть рыцарем и сражаться за любовь со всем обществом и миром, потому что не все готовы на эту борьбу и это нормально. Я больше не поставлю перед ним выбор. И я не знаю, в какой момент снова скажу, что хочу большего… Но, слава богу, как же я тогда ошибался… Я ещё не знал, на что бывают способны сильные люди ради своей не менее сильной любви. И какой на самом деле бесстрашный рыцарь живёт глубоко внутри Антона Шастуна. Я не знал, насколько мы оба способны быть сильными. … Я выложил новое фото. Нас вдвоем, с «Новостей». Та самая пора. Та самая беззаботность и влюбленность. Мы попытаемся это вернуть.