Исповедь о настоящем

19 марта

Немногим позже снова вскрылось, что на нашумевший уже «Артон» снова случилась массовая лихорадка. В Тик-Токе, куча новых извращённых текстов на Фикбук, аккаунты в Инстаграм, многочисленные твиты, группы подростков в ВК… Мы смеялись и закатывали глаза, но в поле зрения нашего стража Стаса появилась и новая желтуха… Он всегда находил слихвой то, что искал. И некоторые единицы такого «контента» его здорово напугали. Они могли угрожать каналу. И не очень хорошие СМИ это прекрасно и молниеносно подхватывали… Поэтому, нет, он не устроил мне промывку мозгов, хоть в основном и я был главным затейником всех неосторожных неоднозначных шуток. Я, да, иногда перебарщивал, потому что для них появилось больше оснований и Шаст всегда улетал с любых каламбуров. Я просто… Создавал веселье там, где это всегда работало. Поэтому Шеминов решил перенести всю ответственность именно на Антона. Слабого морально, своего близкого друга, впечатлительного и всегда… послушного. — Шаст, ну почему ты пропустил эту поездку? Она была по плану. По его особому плану, которому пока не было названия. По зелёному, классическому, традиционному, привычному, здоровому и типичному плану… Они должны были вместе с Ирой съездить в Воронеж. К семьям, друзьям, все, как полагается. Стас надеялся, что вся эта атмосфера и давление подтолкнут Антона чуть ли не к мыслям о женитьбе и каком-то официальном выступлении, интервью о своих прекрасных отношениях, чуть ли не на поход на какое-нибудь личное шоу, где он с улыбкой будет говорить о ней и о том, как они счастливы. Вы знаете, о каком шоу я говорю… И теперь Стас взял эту роль «давления» на себя. В личном разговоре наедине у нас в офисе. Он сказал ему, не прямо, что Шаст плохой парень. И делает ей больно, хоть она этого и не показывает. Она кстати тогда прекрасно съездила сама и отлично провела время в самых разных компаниях… Возможно… Те фото всё-таки где-то сохранились. — Ну не хочу я сейчас с ней!.. — Антон все же начинал отстаивать свои истинные желания. Хоть и ещё боялся отказываться от этой подушки безопасности и портить отношения с самим Стасом, который был для него чуть ли не отцом. Поэтому всегда подчеркивал «не сейчас, пока нет, потом, не лучшее время, я не вывезу, нет настроения»… Якобы каждый раз обещал, что однажды он отыграет потрясающий спектакль идеального романа с хорошей и любимой девушкой. Для всех и каждого. А потом ещё догонит и разбросает общие фотографии по всей Москве. А ещё со сцены в камеру скажет «Ира, я люблю тебя!» — Шаст. Ну хотя бы попытайся… Был бы я там при том разговоре, я бы точно заметил, как, изо всех сил стараясь не показывать этого, но Шеминов всё-таки пугался и начинал нервничать. Антон Шастун выходит из-под контроля. — Хотя бы как с другом. Я знаю, что вы близки. Она всегда хочет провести с тобой время, спрашивает о тебе! Если тебе сложно найти сейчас новую девушку и ты хочешь с кем-то из медийных попробовать, хорошо… Он был готов подобрать ему какой угодно вариант. Главное — для огласки. Ведь то, что творилось в фанатской стязе — нужно было срочно останавливать и осуждать. По крайней мере, хоть как-то реагировать и серьезно опровергать. Я ещё на пороге четко заявил — никаких личных комментарий от меня. Ни лжи, ни правды. Ни о прошлом, ни о темном настоящем. Антон понимал, что все действительно плохо. Он сам рушил свой оплот и красивую картинку, которая ему не помешает. Фанатов их парочки тоже было не мало. Родители были рады и ее семья. Все друзья уже почти семейные, впереди тусовки и совместный отдых. Он догонял всех, не выделялся и был классным с ней. Ему нельзя было ее терять. Он хотел сохранить их отношения, ведь она действительно его давний друг. Я знаю. Он очень привязался к людям. Тем более, она одна из первых. Одна из своих. Все вокруг ждут от него успеха на этом поле, иначе это выглядит странно. Неполноценно. Вызывает вопросы. Лгать и скрывать ответы на которые он пока не мог и не умел так, как я… Одна мысль об этом пугала его до замыкания в себе и мокрых ладошек. Мне было его безумно жаль, когда журналисты этим загоняли его в тупик, наседая и манипулируя. Поэтому я и выдавал шутки более провокационные и пока что держал юмористическую стратегию «да мы все ж тут спим вместе на каждых гастролях, вы не знали?» Как бы там ни было, но Шаст чувствовал в своем окружении: уже многие блогеры начинают сами подозревать его, шутить, спрашивать, он читал все комменты и очень пугался той лёгкости, в которой «по определению» его уже считают геем. По слухам. По мнению большинства. Неадекватного, малолетнего, тонкоголосого, радикального, визжащего, преданного большинства… Мы хотели показать, что вашего влияния не было. Оно было. Вы сами можете его проследить. Вот, к чему привели все его исключения со мной. Стас сумел внушить ему это: причина — я. Что это мое общество производит на него такое влияние, меняет его манеры, поведение, взгляд. Будто я «заражаю» его этой моделью. Но я-то действительно знаю, что единственное, чем я «заражал» его — это свобода, самовыражение, бесстрашие, лёгкость и смелость. Принятие себя и отказ от стыда от своих интересов. «Да и что, что тебе нравится розовый? Носи, тебе очень идёт!» «Ты очень классный, когда обнимаешь эту игрушку. Ничего плохо нет в том, чтобы показать и рассказать о своём страхе, это же настоящие эмоции! Это круто!» «Да сиди, как тебе удобно. Можешь касаться меня везде, не извиняйся, мы же привыкли к этому, мы же друзья!» Думаю, вы догадываетесь, какой контраст своими ответами на это создавал между нами Стас. И почему Антон все ещё выбирал меня. Но тогда… Он начал серьезно переживать. Не спать ночами, веселясь с нами на работе, а потом — страдая дома в наушниках и копаясь в себе. Он решил, что не стоит даже пытаться сохранить этот путь «исключений» со мной. Если они так заметны и «заражают» его перспективное, выстроенное с трудом настоящее. Он не знал ещё тогда, что и со мной он был настоящим. Искренним. И был искренне счастлив, каждый раз: касаясь слегка руки между сидений автобуса или аэропорта, вставая в пару на интервью со мной, поедая одни чипсы на двоих со мной, играя импровизацию со мной, обнимаясь дольше и теплее со мной, прикасаясь ко мне, когда никому другому я не позволил бы, целуясь со мной поздно вечером в номере, слегка пьяный и уставший… Он больше не вывезёт этого давления и непринятия вокруг. Оно станет нестерпимым, если он потеряет Ее. Он жил спокойно всю жизнь с Ней, без меня. Поэтому насколько велик был его страх, настолько же твердо и жестоко он решил остановить нашу с ним «попытку попробовать». И чем скорее, тем лучше.

***

20 марта

Двадцатое… Он не смог приехать… Я очень сильно его ждал. До последнего ждал. Весь этот день прошел для меня в фальшивых эмоциях счастья и веселья. Но Антона не было. Я, наверное, даже догадываюсь, почему…