С тобой я могу дышать под водой

      Блеклость городских фасадов, мимо которых проезжало такси, действовала на Хонджуна словно снотворное. Он бы с радостью подремал, если бы не беспокойство, что всё чаще подкатывает комом к горлу. Может всё дело в запахе растворителя, что преследует его навязчивым фантомом? Хонджун утыкается носом в ворот пальто и принюхивается. Непонятно, то ли действительно резкий запах исходит от него, то ли от большого пакета, который стоит рядом на сиденье. На самом деле, Хонджун не удивится, если этот запах бензиновой плёнкой осел на всём его существовании. Прошлой ночью, он извёл целый флакон растворителя, пытаясь очистить холст от череды масляных ошибок.       Когда от мыслей о едком запахе начинает немного подташнивать, он пытается отвлечься на телефон. от: Хва✧ 13:11 Пожалуйста, позвони как прочтёшь Я очень хочу с тобой поговорить       Хонджун обнаружил сообщение где-то в четвёртом часу дня. Ночной порыв вдохновения не отпускал его до тех пор, пока с кисти не соскользнул последний штрих. Хонджун рисовал с таким отчаянным упоением, что не заметил, как разрядился телефон, унося с собой музыку. Не заметил даже, как в комнату пробрался рассвет, а за ним - и полдень. Там, под водой, сложно было различить что-то кроме сияющего света драгоценной идеи.       Стоило ему «‎вынырнуть», как тело потребовало необходимого сна, о котором Хонджун напрочь забыл. Но желание поскорее поговорить с Сонхва позволило подремать только пару часов, о которых он пожалел, когда включил телефон и увидел пропущенные звонки и сообщение с просьбой перезвонить. Он тут же набрал нужный номер, но ничего кроме гудков не услышал. После нескольких неудачных попыток он решил не питать ещё сильнее и без того растущую тревогу, а поехать к Сонхва и объясниться без преград телефонных динамиков. Наскоро собравшись и упаковав кое-как просохшую картину в пакет, он пулей вылетел из квартиры.       И вот теперь Хонджун считает минуты до момента, когда такси остановится у заветного подъезда. Время, как на зло, тянется до безумия медленно, испытывая все возможные границы терпения. Он уже хочет снова позвонить Сонхва, но резкое торможение автомобиля заставляет забыть о телефоне и заняться спасением пакетов, упавших с сиденья. Хонджун даже не думает об идиоте, который, если верить ругательствам таксиста, их подрезал. Всё его внимание сосредоточено на проверке целостности контейнеров с панкейками из кофейни.       Хоть Хонджун и хотел увидеть Сонхва как можно скорее, но стоило ему выйти из дома, как в голове возникла мысль. Пускай она была по-детски наивной, но если извинениями можно попытаться склеить осколки звёзд, то сладость полюбившихся панкейков могла бы смягчить остаточную горечь обиды. Правда в кофейне Хонджуна ждал небольшой сюрприз в виде жёсткого допроса со стороны Кибома. Бариста очень интересовало, как так вышло, что вчера ночью он встретил на улице совершенно разбитого и полураздетого Сонхва. Застигнутый врасплох Хонджун рассказал и про ссору, и про все глупости, что наговорил в порыве злости. Переживания, что мучили его всю ночь, вырывались из груди, принося облегчение от возможности разделить это хоть с кем-то. Он был готов к последующим насмешкам, что решит обрушить на него бариста, лишь бы больше не быть с этими мыслями один на один. Каково было его удивление, когда вместо того, чтобы отпустить колкий комментарий, Кибом лишь молча кивнул и ушёл в подсобку, оставив парня наедине с тотальным замешательством.       Развеялось оно спустя несколько минут с появлением перламутрово-голубого термоса, в который бариста заварил, по его словам, самый действенный извинительный чай.       Как раз сейчас этот самый термос катается по полу такси, пока Хонджун, согнувшись, пытается его поймать. Он не особо переживает за сам чай, потому что конструкция выглядит надёжно и герметично, но вот за царапины и вмятины перед Кибомом как-то не очень хочется отчитываться. Тем более тот предельно ясно дал понять, что надеется получить его обратно в целости и сохранности. Кое-как изловчившись, Хонджун всё же вытаскивает несчастный термос, успевший закатиться под переднее сиденье. Тщательно осмотрев на предмет повреждений, он, наконец, кладёт его обратно в пакет к панкейкам. Хонджун уже хочет на мгновение прикрыть глаза, но машина останавливается у дома Сонхва.       Он широко шагает через одну, а то и две ступеньки вверх по лестнице. Не самая удачная идея, ведь есть риск оступиться и разбить нос, но Хонджун думает, как бы поскорее оказаться у нужной двери. Пускай он был здесь всего однажды, когда помогал Сонхва тащить пьяного Сана, но нужный этаж и квартира врезались в память вместе с невероятно важным воспоминанием о первом робком поцелуе.       Чем ближе Хонджун к своей цели, тем меньше уверенности в нём остаётся, но последних её крупиц хватает, чтобы нажать на кнопку звонка. Он так быстро одёргивает палец, будто прикоснулся к чему-то горячему. Шумное дыхание и уханье пульса в ушах не дают прислушаться к шагам за дверью, чтобы уловить хоть какой-то ориентир и подготовиться к такой важной встрече. Дыхание успокаивается, да и шум затихает, но ни шагов, ни щелчка открывающейся двери. Ничего.       Хонджун снова нажимает на кнопку, но в этот раз прикосновение отзывается неприятной дрожью по всему телу. Секундный импульс рождает мысль: «‎А что, если Сонхва просто не хочет его видеть?». Парень в замешательстве смотрит на камеру видеодомофона, словно через неё можно увидеть, происходящее там внутри, но лишь теряется в глубокой черноте её «‎взгляда».       «‎Но разве Сонхва бы стал прятаться, не дав даже шанса объясниться?»       Ответ приходит воспоминаниями о случаях, когда Сонхва не стеснялся проявлять холодность и прямолинейность в общении с теми, кому не посчастливилось угодить в немилость. Нет, он точно бы не стал вот так мариновать кого-то на пороге. Может, он просто спит так крепко, что не слышит звонок?       Хонджун уже был готов почувствовать небольшое облегчение, но воспалённый разум моментально находит другое объяснение ситуации:       «‎Я вчера поздно закончил здесь, шёл в сторону метро, а тут Сонхва идёт в одной майке с курткой в руках. Кое-как получилось уговорить его одеться, а то так слечь с температурой недолго» – гремит в голове голосом Кибома.       От мысли о том, что Сонхва даже не успел нормально одеться, спеша покинуть чужую квартиру, становится не по себе. А ведь ещё только конец марта, и по вечерам прохладно… Кусочки пазла очень быстро складываются в тревожную картину. Сонхва же действительно мог замёрзнуть и заболеть.       Хонджун остервенело давит на кнопку звонка, но результата никакого. Воображение уже во всю рисует парня, что лежит в бреду с температурой под сорок и просто физически не может открыть дверь. Хонджун отмахивается от удручающего образа, пытаясь сконцентрироваться на том, как попасть внутрь. Взгляд падает на панель для введения кода – самый простой вариант в случае, если знаешь пароль. Парень безрадостно усмехается, потому что их с Сонхва отношения ещё не успели дойти до момента, когда партнёры сообщают друг другу пароли от телефонов и квартир. Удивительно, особенно, если учесть, насколько быстро развивались их отношения. Хотя, даже если бы Сонхва доверил код от двери, то Хонджун бы вряд ли быстро смог его запомнить. Он и свой-то не сразу вспоминает, особенно если приходит домой немного пьяненький как в тот раз, когда они…       Стоп.       Хонджун прикрывает глаза, чтобы было легче воскрешать в памяти вечер, когда Сонхва впервые переступил порог его квартиры.       «‎Когда я выбирал эту комбинацию, то не подозревал, что её так тяжело вводить после нескольких коктейлей»       «‎Поэтому у меня стоит дата рождения»       – День рождения, – губы шепчут разгадку.       «‎У тебя же в начале апреля день рождения?»       «‎Да, третьего»       Тихий писк и щелчок звучат в унисон со вздохом облегчения. Войдя внутрь, Хонджун замирает и прислушивается. Тихо. Но в этой тишине нет той безмятежности, которая свойственная квартирам, чьи хозяева ненадолго вышли на прогулку или в магазин. Парень быстро разувается и, оставив пакеты в прихожей, проходит вглубь ванрума. Шаг за шагом, туда, откуда веет необъяснимой тревогой. Из-за царящего сумрака приходится идти практически наощупь. Хонджун примерно понимает, где расположены выключатели, потому что доводилось проектировать ванрумы подобного типа, но свет не включает – не хочет разбудить Сонхва, если тот действительно спит.       Он невольно вздрагивает, когда пинает пустую коробку. В памяти почему-то всплывает рассказ Сонхва о коллекции дисков и пластинок, что хранятся под кроватью. Чтобы нечаянно не наступить на что-нибудь ещё, Хонджун всё же решает подсветить дорогу экраном телефона. Маловероятно, что столь тусклый свет сможет разбудить спящего, но зато позволит этого самого спящего отыскать.       Небольшой ореол холодного света сразу выхватывает из темноты несколько красочных обложек и коробку с надписью «‎Виновен». Хонджун невольно ухмыляется в ответ на неслыханную картонную проницательность, но в следующее мгновение, оцепенение стирает с лица ухмылку. Испуганный взгляд скользит по длинным ногам, спрятанным под тканью пижамных штанов. Они такие… неподвижные. Настолько пугающе неподвижные, что Хонджун бросается к ближайшему выключателю.       Яркий свет напольной лампы неприятно бьёт по глазам, но парню хватает доли секунды, чтобы сфокусировать взгляд на чужом силуэте, раскинувшемся на полу.       – Хва-я! – внезапный крик вырывается из груди.       Молчаливые стены быстро поглощают звонкое эхо, позволяя Хонджуну расслышать чужое тихое мычание. Не медля ни секунды, он бросается к Сонхва. Контраст холодных пальцев и горячих из-за высокой температуры щёк пугает. Парень хоть и в сознании, но дурман лихорадки не позволяет даже открыть глаза. Осознание того, насколько долго Сонхва пребывает в таком состоянии колючим холодком пробегает по спине Хонджуна. Он совершенно не знает, что нужно делать. Вызвать скорую? Попытаться сбить температуру? Это всё потом, сначала нужно отнести больного на кровать.       «‎Очень милое убежище для сна. Только вот если решишь впасть в забытье как Сан, будет тяжеловато тебя туда впихнуть», – невольно вспоминает собственные слова, боком протискиваясь в небольшое пространство между стеной и кроватью.       Не тяжело, потому что сейчас Сонхва ощущается в его руках невероятно лёгким и хрупким, и осознание этого сжимает сердце Хонджуна в виноватом спазме.       – Хва-я, – он умоляюще шепчет, аккуратно опуская голову парня на мягкие подушки. – Хва-я, пожалуйста, посмотри на меня.       В ответ – тяжёлое дыхание. Черты лица, блестящие от пота, остаются расслабленно неподвижными, а Хонджун до безумия хочет разглядеть в них хоть какую-то подсказку. Он начинает в панике метаться по всей квартире в поисках чего-то, что поможет привести Сонхва в чувства. Может нашатырь? Но есть ли он в аптечке? И где вообще Сонхва хранит аптечку? Идея-то хорошая, поэтому Ходжун начинает перебирать в голове варианты с не менее резким запахом.       Резким.       Хонджун, мчится в прихожую и вытаскивает из пакета картину. Идея невыносимо глупая, но других нет, поэтому он возвращается к кровати и, не долго думая, суёт «‎благоухающий» растворителем холст прямо под нос Сонхва.       Вдох. Второй, третий, если бы они существовали в какой-нибудь комедии, то парень бы непременно начал громко кашлять, но в этой реальности он лишь недовольно морщит нос и вертит головой, пытаясь сбежать он резкого масляного запаха.       – Хва-я, – Хонджун с облегчением выдыхает, когда Сонхва, наконец, открывает глаза.       Тёмные омуты лихорадочно блестят из-под опухших век. Такие любимые, но такие далёкие из-за власти болезни, что заставляет звёзды на дне сверкать неестественно ярко.       Хонджун почти не дышит, боясь спугнуть столь невесомое состояние. Надо бы найти лекарства, чтобы сбить температуру, и сделать холодный компресс. Но дрожащие пальцы сами тянутся к тёмным прядкам чёлки, что прилипли ко лбу. Несмотря на всю нежность прикосновения, Сонхва вздрагивает и переводит осоловелый взгляд на Хонджуна. С каждым мгновением блеска в глазах напротив становится всё больше, и только услышав своё имя, слетевшее с губ вместе с судорожным вздохом, Хонджун понимает, что это слёзы.       – Хва-я, у тебя жар, давай сделаем холодный компресс, пока снова не стало хуже?       Хонджун встаёт с постели и уже хочет пойти в ванную, но застывает, почувствовав слабую хватку на подоле пальто.       – Не исчезай, – на грани слышимости просит Сонхва. – Даже, если ты просто галлюцинация, я…       Он замолкает, пытаясь сдержать всхлип, но взгляд не отводит, будто боится, что эта самая галлюцинация исчезнет.       – Хва, – Хонджун садится рядом и уже хочет сказать, что переживать не о чём, ведь он никуда не исчезнет, но его прерывают.       – Прости меня, пожалуйста, я… – вздох. – Я не должен был… Нет… Я такой глупый… Заставил т-т-ебя… Всё это… Эту картину…       Хонджун покрывает поцелуями дрожащие руки, надеясь хотя бы так успокоить Сонхва, что вот-вот разрыдается. А ему нельзя, ему и так плохо. Плохо из-за слов Хонджуна, от которых хотелось бежать как можно дальше, наплевав на холод. Именно Хонджун причина того, что он, Сонхва, сейчас в бреду просит «‎призрака» остаться и извиняется за то, что его доброе сердце считало правильным и спасительным.       Сонхва противится этим поцелуям, руки отдёргивает, продолжая бормотать:       – Я только потом понял, что не имею право на это… Я же… Но ты… Я думал, что тебе это… Нужно… Прости… Но тебе было больно… Я не имел права…       Хонджуну хочется возразить, потому что это он должен извиняться перед Сонхва. Хочется переубедить, но молчит, потому что в болезненном блеске дорогих глаз видит нужду и необходимость сказать всё это.       – П-п-пожалуйста, я больше никогда… Только не исчезай… – голос Сонхва совсем осип от бессилия. – Джун.       – Хва-я, – Хонджун чувствует как щёки обжигают первые слёзы. – Я никуда не исчезну. И я…       Он наощупь находит чужие ладони и крепко сжимает в своих. Хочется сказать так много, но это потом, потому что исповедь должна быть осознанной, а здесь, в полумраке квартиры, достаточно тех пылких фраз, что губы шепчут бесконтрольно и страстно.       – Я прощаю тебя и…       Хонджун делает глубокий вдох, чтобы следующие слова смогли прорваться сквозь пелену лихорадки и запомниться навсегда.       – Я люблю тебя, Сонхва.