С тобой я могу дышать под водой

      В эпицентре урагана всегда тихо. Хонджун никогда не понимал, как такое может быть, но теперь, кажется, понимает. Мысли носились вокруг него беспокойными и шумными вихрями, но ни одной из них не удавалось пробраться и нарушить звенящую пустоту в голове, ведь… В эпицентре урагана всегда тихо. Хочется закричать, чтобы разрушить это безмолвие, но вместо слов с губ слетают тяжёлые вздохи.        Хонджун закрывает глаза и вновь видит взгляд Сонхва, в котором острые грани осколков бликуют печалью, непониманием и виной. Вина? Из-за странного желания поддержать горе-художника? Хонджуну хочется коснуться тёплой щеки, смягчить  нежностью горечь чужого взгляда. Очень хочется, но перед ним не Сонхва, а призрачный образ, отпечатавшийся на внутренней стороне век. Сонхва уже давно ушёл и унёс с собой осколки некогда ярких звёзд. И не только их. Казалось, будто бы исчезло что-то, из-за чего тишина стала пугающей.        И почему Хонджун не остановил его?        «‎Потому что идиот!» – отвечает он собственным мыслям.        Да, упорство, с которым Сонхва пытался внушить ему необходимость продолжать рисовать, стало причиной всплеска раздражения и обиды. Но разве это оправдывает Хонджуна, который швырнул в любимого человека слова о том, что ему жилось бы гораздо спокойнее, если бы судьба не свела их в баре три недели назад? Так легко и бездумно, что даже не понял сначала, о чём говорит. А Сонхва сразу всё понял.        Он же не мог уйти навсегда?        Хонджун поднимает робкий взгляд на портрет, будто бы он знает мысли изображённого на нём человека. Но рисунок молчит, и его очерченный тонкими линиями взгляд направлен куда-то вдаль.        «‎Хва, кому нужны эти линии?» – собственный голос отдаётся в висках.        – Тебе, Хон, нужны эти линии, – признаётся вслух. – Тебе.        Хонджун прячет лицо в ладонях, пытаясь хоть как-то укрыться от осознания собственной глупости. Нет, он не может вот так потерять Сонхва, потому что любит. Именно любит и никак иначе не готов называть собственные чувства. И судя по боли, которую причинили неосторожные слова, чувства Сонхва такие же сильные. Хонджун готов распахнуть окно и на весь Сеул рассказать о счастье, что наполняет его сердце от одной мысли, что его любит кто-то столь прекрасный. Чёрт с ним, с Сеулом! Он прямо сейчас должен сказать об этом Сонхва!        Парень берёт телефон с журнального столика, намереваясь набрать нужный номер, но обескураженно застывает, замечая время – 0:08. Хонджун даже представить не мог, что так надолго погрузился в немой ступор. Сонхва, должно быть, уже дома. Строчка рядом с фотографией парня в совместном чате подсказывает, что тот последний раз был в сети около получаса назад.        – Молодец, Ким Хонджун! – расстроенно вздыхает парень. – И что будешь делать со своими извинениями?        Придётся отложить пылкие признания хотя бы  до утра. Скорее всего, Сонхва, вымотанный долгим рабочим днём и ссорой, уже спит. И будить его Хонджун уж точно не вправе. Но он хочет сделать хоть что-то. И пусть короткое «прости меня» не выглядит как нечто, способное передать глубину раскаяния, но Хонджун надеется, что Сонхва верно расшифрует его немногословность. Отправив сообщение, он уже хочет отложить телефон, но взгляд цепляется за последние сообщения в чате:

26.03.2024 | 10:09 кому: Хва✧

Ты уверен, что у тебя будут силы готовить ужин после работы?

от: Хва✧ 10:11 | 26.03.2024 Уверен ~ Тем более мы будем делать это вместе

26.03.2024 |10:12 кому: Хва✧

Тогда с меня продукты и обещание быть 

хорошим подмастерьем(;;;*_*)

от: Хва✧ 10:13 | 26.03.2024 Уже с нетерпением жду вечера (￢‿￢ )

 26.03.2024 | 10:15 кому: Хва✧

И я( 〃▽〃)

от: Хва✧ 10:16 | 26.03.2024 Музыканты пришли, я побежал Удачного тебе плавания, мастер ~

  26.03.2024  | 10:18 кому: Хва✧

︵‿︵‿ヽ(°□° )ノ︵‿︵‿

26.03.2024  | 10:19 кому: Хва✧

И тебе удачи, Хва-я ♡

от: Хва✧ 21:25 | 26.03.2024 Мы каким-то чудом освободились раньше ((┘￣ω￣)┘ Поэтому минут через 40 буду у тебя ~ от: Хва✧ 21:31 | 26.03.2024 Джун-а?        Этот вечер должен был быть совсем другим – по-домашнему уютным и тёплым. Хонджун бы ворчал, что у него ничего не получается, пока Сонхва, тихо смеясь, помешивал в сотейнике какой-нибудь аппетитно пахнущий соус. Потом бы он краснел от комплиментов, которыми Хонджун непременно бы осыпал приготовленные блюда. Из-за разговоров их ужин растянулся бы на час, а может и дольше. И даже если бы они всё же решились посмотреть какой-нибудь фильм, то непременно уснули уже на двадцатой минуте. Вот прямо на диване, на котором теперь Хонджун сидит в одиночестве и с тоской перечитывает их диалог в чате.        Осознание того, что именно исчезло вместе с Сонхва, приходит, когда он долистывает до сообщений со ссылками на плейлисты. Музыка. Он так привык к её звучанию по вечерам, что сейчас с опаской воспринимает тишину вокруг. Пальцы машинально находят нужный плейлист и, открыв его, Хонджун горько усмехается:        – Всё же, грустный плейлист мне пригодился, Хва-я.        Звук сразу настраивает потише. Всё же соседям не стоит знать, что в эту ночь ему совсем не до сна. Пока по комнате расползается лиричная баллада, Хонджун пытается собраться и наконец-то поесть. Аппетита нет, поэтому он без особой охоты ест разогретые куски курицы, лишь бы разгневанный желудок перестал беспокоить урчанием и спазмами. Жуёт медленно, будто боится противостоять тоскливому темпу песен, что слишком хорошо помогают прочувствовать горькую печаль. Возможно, не стоило слушать что-то подобное и усугублять моральный упадок, но сейчас Хонджуном руководит иррациональное желание задержать дыхание и погрузиться в тоску с головой. Он хочет преподать урок собственной неосторожности, слушая, как исполнители поют об ошибках и о любви, которую хранит сердце после расставания . Каждая следующая баллада бьёт прямо в цель, раздирая свежую рану, и растекается тихими слезами по щекам. Хочется рассмеяться из-за абсурдности ситуации, потому что не бывает настолько точно, чтобы в самое сердце. Хонджун не смеётся, а по ступенькам, на которых выгравировано ни капли не ободряющее «‎всё хорошо», всё ниже спускается в пропасть. Таких ступенек он насчитывает четырнадцать .        Этот плейлист составил человек, который чувствует музыку на совершенно ином уровне. Человек, которому хочется посвятить самую красивую песню. Человек, по которому всё в этой комнате скучает . 

***

      Шёл третий час ночи, композиции в грустном плейлисте закончились, и теперь из колонки доносится разношёрстная подборка песен из личной коллекции Хонджуна. Он сам так и сидит на диване, лениво листая ленту соцсетей. Танцевальные челленджи, кулинарные советы, нарезки из шоу, всё уже сливается в одно сплошное яркое месиво, к которому парень испытывает лишь тотальное безразличие. Он бы давно пошёл спать, если бы не полный боли взгляд Сонхва, что рисует воображение, стоит ему прикрыть глаза. Печальное ведение моментально отпугивает подступающий сон.       Когда видео с какими-то танцующими парнями в костюмах дворецких попадается в седьмой раз, Хонджун всё же откладывает телефон. Он столько раз за этот вечер тёр лицо руками, что оно начинает покалывать от раздражения. Нужно бы нанести какой-нибудь крем, а то рискует завтра предстать перед Сонхва в не самом презентабельном виде. Эта мысль заставляет наконец подняться с дивана и направиться в ванную, шаркая ногами в рассинхроне с ритмом приставучей латиноамериканской попсы .       До раковины Хонджун добирается практически на ощупь, спрятав отвыкшие от столь яркого света зрачки за недовольным прищуром. Он тянет вперёд руки, чтобы нащупать холодную керамическую поверхность, но вместо неё пальцы касаются чуть влажной ткани. Хонджун настороженно открывает один глаз, чтобы рассмотреть странную находку, которой оказываются перепачканные краской кисти, оставленные здесь впопыхах во время подготовки к приходу Сонхва. Он спешно отодвигает свёрток к краю раковины, не желая лишний раз не то что прикасаться, даже думать о них. Но не думать не получается, потому что всё то время, пока он растирает лицо кремом, взгляд невольно падает на кисти. Что-то внутри совестливо скребётся, когда Хонджун представляет, во что немытые инструменты превратятся под утро.       – ‎Будь проклята выработанная годами привычка! – шипит себе под нос парень.       Будет. Сразу после того, как Хонджун отмоет кисти от масляных красок, брызги которых уже раскрасили всю белую раковину в различные оттенки коричневого и синего. Сегодня инструменты капризничают особенно сильно, видно, мстят горе-художнику, решившему отказаться от привычного ритуала. Краска и мыло забиваются под ногти, что немного раздражает, но не уменьшает рвения, с которым Хонджун отмывает жёсткую щетину. Он даже не замечает, как вместе с разноцветными разводами в слив утекает напряжение и беспокойные мысли. Всё, о чём Хонджун может сейчас думать – это как вычистить въедливый синий пигмент из корня кисти. Приятное шуршание воды органично смешивается с тихими звуками музыки, и к моменту, когда парень ополаскивает последнюю кисточку, ему кажется, что вода идеально сочетается с любым жанром и ритмом.       Закончив внеплановые водные процедуры, Хонджун возвращается на диван и уже хочет откинуться на мягкие подушки, но услышав знакомое фортепианное вступление , застывает как вкопанный. Тайминг настолько идеальный, что Хонджун готов поверить в существование кого-то, кто специально планирует подобные совпадения. Каждая нота заставляет что-то в груди сжиматься от предвкушения. Всё как в тот день, когда он впервые её услышал. Хонджун прекрасно помнит каждое мгновение судьбоносного вечера, хоть и прошло уже почти три недели.       С легкой ухмылкой на губах, он всё же откидывается на спинку дивана и закрывает глаза, отдавая всего себя во власть призрачного фальцета. Хонджун в этот раз сам позволяет бушующим волнам идеи поглотить себя, несмотря на то, что несколько часов назад обвинял её во всех своих бедах. Если он безропотно готов поддаться власти своего самого главного наваждения, то почему под веками до сих пор царит тьма? Почему воображение не подбрасывает ни единого образа, способного нарушить её безмятежность? Даже любимые, но до боли печальные омуты больше не являются ему. Строчки сменяют друг друга, приближаясь к припеву. К тому самому, что поглотил тогда Хонджуна с головой. Но разум остается инертным, словно это всего лишь какая-то случайная композиция.        Хонджун сильнее жмурится, надеясь тем самым сосредоточиться на образе, знакомом до головокружения, но и это не помогает. Он чувствует нарастающую панику, вместо привычного трепета, который разливался по телу, пока воображение рисовало яркими линиями. Этот механизм исправно работал, стоило какой-нибудь приятной мелодии коснуться уха. Но теперь, когда он, кажется, сломался, Хонджун с ужасом понимает, что не представляет свою жизнь без привычных игр фантазии и иллюзорных образов. Он так отчаянно отказывался от внутреннего художника и совсем не думал о том, что обиженный творец может забрать нечто столь важное. 

      «‎Этого достаточно, чтобы потерять голову, исчезнуть и больше не появляться» 

      Как иронично, наверное, выглядят со стороны его попытки воскресить образ, что так отчаянно проклинал. Плевать на иронию! Он хочет увидеть бушующее море и испуганного мальчика в лодке. Кому именно это нужно? Хонджуну-инженеру, что первым увидел яркую вспышку идеи, или Хонджуну-художнику, мечтавшему её перенести на холст?        Парень распахивает влажные от слёз глаза и начинает вертеть головой, словно ищет ответ, что спрятался в тёмных углах комнаты. И находит, несмотря на абсурдность подобных поисков. Ответ лежит аккуратно сложенным на спинке дивана и до сих пор хранит в своих складках родной запах. Дрожащие руки тянутся к жёлтому худи, которое Сонхва впопыхах оставил. Стоит Хонджуну коснуться ткани, как от кончиков пальцев прямо к самому сердцу пробегает электрический разряд. В следующее мгновение — яркая вспышка. Настолько сильная, что парень щурит глаза, будто бы она случилась наяву.        Мощный припев вновь идеально попадает в тайминг ситуации и захлёстывает уже знакомой волной воспалённое сознание. Сердце, впитавшее понятный ему импульс, бешено стучит и предвещает приближение самого желанного и необъяснимого. И вот уже маленькая лодка мелькает среди бушующих волн, но в ней нет такого перепуганного мальчика. На тёмном полотне зажмуренных век Хонджун, наконец, может разглядеть всё ту же жёлтую толстовку, на невысоком парне, чьи волосы выкрашены в ярко-синий цвет, а уши усеяны разнообразным пирсингом. Он не просто не боится, а даже не замечает, как свирепствует море, потому что зачарован ярким светом, который дарит ему прекрасная звезда.        Краткий миг просветления стремительно гаснет, но Хонджуну хватает его сполна, чтобы понять, кто перед ним.        Это не Хонджун-инженер и не Хонджун-художник, нет. Это тот самый Джун, которого он давно запер в своей детской комнате. Джун, который хочет красить волосы в цвета радуги и рисовать разноцветными линиями в скетчбуке. Вместо того, чтобы притворяться инженером или художником, он кастомит одежду и ломает голову над тем, насколько гармонично будет смотреться юбка поверх джинс. И именно к этому Джун-и взывал Сонхва, когда просил не бросать картину, потому что чувствовал, что только так Хонджун сможет найти что-то давно забытое и потерянное - себя.        Сонхва.        Хонджун в который раз устремляет взгляд к чужому портрету и скользит по линиям волос и щёк прямиком к губам. 

«‎Ведь всё, в чём я нуждаюсь — дыхание твоей любви. Прикоснись ко мне губами, и я смогу жить под водой»

      Неужели эти яркие блики восхищения горели не для какого-то внутреннего художника, а для настоящего Хонджуна, которого Сонхва смог разглядеть за мишурой неуверенности и самокритики? Их первый телефонный разговор случился именно тогда, когда Хонджун был просто домашним Джун-и в больших тапках с миньонами и разрисованной маркерами футболке. Там, в детской комнате, увешанной постерами, он настолько легко сбрасывал все маски, что не замечал, как надевал их снова, когда приходилось уезжать из родительского дома. Но сейчас все моменты притворства проносятся на быстрой скорости перед глазами. Хонджун уже и забыл, что когда-то был именно тем, кто смело погружался в водоворот собственного воображения, не боясь захлебнуться. И стоило ему разделить себя на инженера и художника, как кислорода в лёгких перестало даже хватать на самое пустяковое погружение. 

«‎С твоей любовью я могу дышать, могу дышать под водой!»

      Рядом с Сонхва, который не знал о всех ярлыках, что Хонджун на себя навесил, и видел его целиком, он снова получил столь необходимый кислород, но за все годы на берегу разучился с ним обращаться. Стоило его прекрасной звезде пропасть из поля зрения, как взрощенные за годы «взрослой» жизни демоны отнимали его и топили несчастного. Но теперь Хонджун не даст никому отнять всё то, что делает его самим собой. И если сон любимого тревожить он всё же не будет, то вот мольберт подобных привилегий не дождётся.        Как же всё-таки хорошо, что он помыл кисти!