С тобой я могу дышать под водой

      Распрощавшись с работниками кафе, двое парней выходят на улицу. Уже давно стемнело, и Хонджун с ноткой грусти думает о том, что красно-лиловая палитра заката стала бы эффектным финальным штрихом для их вечера. Еще только март, и о созерцании закатов в такой час остается только мечтать.       Отблеск уличных фонарей в глазах напротив – не менее приятное зрелище. Они стоят у входа в кафе и молча смотрят друг на друга, пытаясь вспомнить следующий шаг из вымышленного пособия для первого свидания. К пункту, в котором говорилось о прощании, явно никто переходить не спешит.       Как это бывает, первым с языка слетает неловкий вопрос:       – Не жалеешь, что потратил единственный выходной на наше свидание?       Хонджун знает, что звучит по-детски, но более зрелых формулировок, что помогут выяснить мнение о совместном вечере, придумать не может.       – А я уже думал, что ты догадливый и мне удастся избежать клишированных фраз про лучшее свидание в моей жизни.       – Прям лучшее-лучшее?       Сонхва подходит ближе, чтобы ответить полюбившимся им обоим способом. Лукавая ухмылка моментально слетает с его губ, когда идиллию момента прерывает поток уведомлений о новых сообщениях.       – Как же вовремя! – недовольно шипит Хонджун и лезет в карман за телефоном.       Глаза удивленно округляются, когда он видит, кто засыпает его сообщениями. от: Мун-хен 20:56 Хон от: Мун-хен 20:56 Хон от: Мун-хен 20:57 ХООООООН от: Мун-хен 20:57 ПРИВЕТ       – Ты не против, если я отвечу? – виновато обращается к Сонхва. – Иначе он не остановится.       – Нет, кончено. Судя по твоему лицу, там что-то важное.       Хонджун кивком дает понять парню, что тот не ошибается, и печатает ответ:

20:59 кому: Мун-хен

Привет, хен!

Что-то случилось?

от: Мун-хен 21:00 Да Ты уже нарисовал мне обложку????

21:01 кому: Мун-хен

Ты издеваешься??!!!!?

Когда бы я успел????

от: Мун-хен 21:02 Ну я же успел передать твои видео скаутам и менеджерам…

21:03 кому: Мун-хен

ОНИ ПОСМОТРЕЛИ?

ИМ ПОНРАВИЛОСЬ?

МУН!!!

(◎ ◎)

от: Мун-хен 21:05 Ну так, что на счет обложки? :)       Если в жизни такой стиль общения немного забавлял, то сейчас Хонджун готов рвать и метать от нетерпения. На вопросительный взгляд Сонхва он лишь отмахивается, поясняя, что его хен не вовремя решил поиздеваться.

21:06 кому: Мун-хен

Точно издеваешься -___-

Да нарисую я тебе обложку!

Его на прослушивание позовут?

от: Мун-хен 21:07 Я по этому поводу и пишу вообще-то Нужен его номер телефона, чтобы они могли связаться с ним       Люди из агентства хотят пригласить Уена на прослушивание. Невероятно. Если дальше вечер продолжится в том же духе, то Хонджуна разорвет от счастья. Он широко улыбается, перечитывая в очередной раз сообщение Кенмуна, но вдруг резко вспоминает, что у него нет номера телефона Уена. Улыбка мгновенно гаснет, и на ее место приходит паника. Хонджун поднимает на Сонхва растерянный взгляд:       – Хва, у тебя есть номер Уена?       – Нет, но я сейчас спрошу у Сана, – Сонхва, не мешкая, начинает печать сообщение звукорежиссеру.       – Отлично, только не говори, зачем он нам нужен.       – А зачем он нам нужен?       – С ним хотят связаться скауты из агентства, чтобы пригласить на прослушивание.       Глаза Сонхва удивленно расширяются. Кажется, он даже впал в легкое подобие ступора, пытаясь переварить сказанное. Из оцепенения его выводит уведомление о новом сообщении.       – Сан скинул номер, – сообщает Сонхва. – Переслал тебе.       – Спасибо!       Хонджун моментально пересылает его Кенмуну и попутно добавляет:

21:12 кому: Мун-хен

Только пусть завтра позвонят

У него сегодня смена в баре

от: Мун-хен 21:13 ок

21:14 кому: Мун-хен

И не спали мое участие во всем этом

от: Мун-хен 21:15 ок

21:16 кому: Мун-хен

Хен

от: Мун-хен 21:17 А?

21:18 кому: Мун-хен

Ты – лучший!

от: Мун-хен 21:20 Я знаю А ты в списке моих должников :)

21:18 кому: Мун-хен

–____–

      Закидав, на прощание, друга лавиной смайликов, он блокирует телефон.       Взгляд Сонхва однозначно намекает на то, что ему очень хочется узнать подробнее, что там за прослушивание и почему Хонджун светится от счастья. А парень и сам рад разделить с ним переполняющие эмоции, поэтому нежно берет за руку и тянет за собой:       – Только не здесь, а то сейчас выйдет Кибом и прогонит нас метлой, как дворовых котов. Прогуляемся? Или ты спешишь уже?       Как бы эгоистично это ни звучало, Хонджун очень надеется, что Сонхва никуда не спешит. Ему так не хочется, чтобы волшебство их вечера заканчивалось. Если быть честным, то в голове уже несколько раз пронеслась мысль о том, что ему вообще не хочется больше расставаться с Сонхва. Но, наверное, предложение съехаться сразу после первого свидания будет звучать не просто странно, а пугающе странно. Да-да, это мысль из головы того самого Ким Хонджуна, который несколько дней назад не хотел торопиться.       – Не спешу, поэтому с удовольствием пройдусь с тобой и послушаю рассказ о твоих махинациях, – Сонхва ласково улыбается.       – Скажешь еще, махинации, – ухмыляется Хонджун. – Просто подумал, что можно было бы Уену как-то помочь с его боязнью ходить на прослушивания.       Пока они неспешно прогуливаются по уютному скверу, располагающемуся между домом Хонджуна и кофейней, парень рассказывает, как он решил попробовать затащить Уена на прослушивание. Правда, пришлось воспользоваться помощью друга, который как раз работает продюсером на маленьком рекорд-лейбле. К своему стыду, на вопрос о названии лейбла, Хонджун может лишь ответить, что там есть слово «produce». Сонхва не смог вспомнить ни одного лейбла с таким названием.       После того, как оба выразили надежду на то, что Уен побоится упустить такой шанс, разговор переходит к обсуждению того, как у каждого из них проходила подготовка к сегодняшней встрече. Сонхва без стеснения заявляет, что из-за нервозности решил перебрать всю свою коллекцию пластинок и дисков, сортируя их по настроению, хотя раньше все было разделено по жанрам.       – И как, помогло успокоиться?       – Да, где-то на третьей коробке отпустило.       Коробке? Хонджун мысленно возвращается в квартиру Сонхва. Он помнит лишь полку с дисками на небольшом стеллаже.       – Когда ты сказал про коллекцию, я подумал, что речь о тех дисках на полке, – Хонджун непонимающе хмурится.       – Там самое любимое, – с губ парня срывается усмешка. – Все остальное богатство хранится в четырех больших коробках под кроватью. Хотелось бы, чтобы все красиво стояло на полочках, но у меня слишком маленькая квартира для такой выставки.       – И часто ты слушаешь музыку на дисках?       – Дома я ее только так и слушаю, – пожимает плечами Сонхва.       – Воу, – Хонджуна очень удивляет этот факт. – А в чем причина? Разве не удобнее через умную колонку?       – Хм, – Сонхва пару секунд задумчиво смотрит куда-то в небо, но потом продолжает. – Не знаю, подойдет ли такое объяснение, но мне просто нравится именно такой формат. Выбор альбома или сборника – это всегда какой-то сокровенный ритуал, будто я выбираю себе лекарство или лакомство. Когда в твоих руках физическая копия альбома, ты чувствуешь весь труд, который проделал исполнитель. Одни обложки альбомов чего стоят, а на них не часто обращаешь внимание, когда это небольшой квадратик в приложении.       – Интересный подход, – Хонджун благодарит парня улыбкой за откровение. – Я никогда не думал о музыке в таком ключе. Мой друг однажды устроил мне лекцию на тему того, почему на обложке его сингла именно красная полоса, а не зеленая.       Он кривляется, передразнивая Кенмуна, который в такие моменты выплескивал весь свой эмоциональный потенциал.       – Как я успел понять, у тебя особые отношения с музыкой.       – Да, очень особые. Я не запоминаю названия песен и их исполнителей. Мне просто нравится или не нравится. А ещё каждый раз есть шанс словить приход.       Хонджун смеется, но сам чувствует в этом какую-то болезненность. Когда-нибудь, когда он закончит хотя бы одну картину, это действительно будет восприниматься как смешная особенность, но пока что неприятный шлейф все еще присутствует.       – А ты как боролся с паникой? – спрашивает Сонхва после короткого затишья.       – На самом деле, я паниковал сильно, но не долго, потому что был погружен в рисование.       Хонджун уже проснулся в состоянии стресса, поэтому решил переключить свое внимание на рисование. Отвлечься получилось. Стресс сменился на психоз, потому что он никак не мог понять, что можно вложить в руки герою его картины и какой этот элемент будет нести смысл. В итоге горе-художник плюнул и решил, что порефлексирует на эту тему в процессе работы на холсте.       Паника все равно вернулась. Да, длилась он недолго, потому что в полтретьего вынырнул из своего «омута» и со сверхзвуковой скоростью начал собираться на встречу. В 16:15 он уже был полностью собран и, чтобы не изводить себя еще сильнее, побрел в кафе.       – Ты начал работать над картиной? – глаза Сонхва сияют неподдельным интересом.       – Да, пока только успел перенести эскиз на холст и нанести цветовую подложку.       – Хотел бы я снова посмотреть на мастера за работой!       Они так погружаются в беседу, что не замечают, как проходит еще час, а мысль о расставании все так же кажется невыносимой. Когда парни подходят к станции метро, в воздухе повисает неловкое молчание. Хонджун, как может, запихивает свой эгоизм куда подальше, ведь Сонхва завтра в студию, и хорошо было бы выспаться как следует. Он уже открывает рот, чтобы выдавить из себя прощание, но Сонхва неожиданно выпаливает:       – Ты бы знал, как я не хочу заканчивать этот вечер.       Хонджун ошеломленно смотрит на своего парня. То есть, они – два взрослых человека, играли в кошки-мышки с собственными желаниями? Отлично, теперь их уровень эмоционального интеллекта значится где-то в зоне с надписью «детский сад». И следующие слова Сонхва это подтверждают:       – Извини, наверное, у тебя есть еще дела, поэтому…       Хонджун не сдерживается и прерывает невнятный лепет мимолетным поцелуем, чем вводит Сонхва в ступор.       – Ты же не врал о том, что хочешь посмотреть, как я работаю над картиной?       – Нет, – растерянно отвечает парень.       – Тогда мы можем…       – Когда? Сейчас?       – Сейчас.       Ощущение дежавю игривой улыбкой расплывается на лицах, пока они, держась за руки, направляются к дому Хонджуна.

***

      – Хва, осторожно!       Когда Хонджун пропускал парня перед собой в полумрак прихожей, он совершенно забыл о том, как перед выходом нервно искал подходящую обувь. Если хозяин квартиры всегда был готов к маневру, то вот Сонхва совершенно не ожидал встретить на своем пути баррикаду из ботинок. Прошлый приход гостя закончился созданием произведения искусства, а этот грозился разукрасить его лицо парочкой ссадин. К счастью, Хонджун успевает схватить Сонхва за руку и рывком притянуть к себе. Если бы не доводчик, то они оба вывалились в подъезд, но сегодня удача подставляет им опору в виде захлопнувшейся входной двери.       – Ты цел? – выдыхает виновник и нащупывает выключатель.       Несколько мгновений вопрос остается без ответа, пока они оба пытаются перевести дух и привыкнуть к яркому свету. Две пары расширенных от испуга глаз фиксируются друг на друге в попытке осознать произошедшее. Они почти соприкасаются носами, ведь Сонхва буквально впечатал Хонджуна в дверь.       – Вроде да.       Шепот щекочет щеки, и Хонджун глухо сглатывает, когда осознает, насколько крепко держит парня в своих объятиях. Нелепый эпизод неожиданно трансформируется во что-то волнующее.       Слишком волнующе.       Ощущение тяжести чужого тела и еле-уловимый запах парфюма кружат голову сильнее алкоголя. На задворках сознания красным горит напоминание о том, что они вообще-то рисовать сюда пришли. Единственное «адекватное» решение видится в попытке отшутиться:       – Думаю, после такого факапа ты больше не считаешь это свидание лучшим в своей жизни.       – Кстати, об этом, – низкий тон Сонхва дает понять, что шутки сейчас не помогут. – Нас прервали, и я так и не ответил на твой вопрос.       Поверхность двери уже не кажется такой уж твердой опорой, когда Хонджун видит, как взгляд Сонхва опускается на его губы. Точно, Кенмун их прервал как раз на этом моменте.       Сонхва целует так, что в ногах чувствуется слабость. Все страхи Хонджуна, связанные с организацией идеального свидания, вмиг улетучиваются, потому что ему чувственно и доходчиво дают понять, что все было великолепно. И он послушно внимает, полностью растворяясь в уверенных касаниях. Пальцы крепче сжимают чужую талию, но Хонджун даже не пытается перенять инициативу. Сейчас ему нравится быть ведомым и полностью отдавать контроль над ситуацией партнеру. С каждой секундой становится все жарче, а чужие цепкие пальцы на плечах начинают обжигать кожу даже через несколько слоев одежды.       Сонхва, тонко чувствующий грань, которую они рискуют вот-вот перейти, аккуратно отстраняется с довольной ухмылкой:       – Все понял?       – Да, ты очень хорошо умеешь объяснять.       Хонджун всеми силами пытается поддерживать зрительный контакт, хотя затуманенный разум так и требует перевести взгляд на раскрасневшиеся губы Сонхва. Нельзя, иначе о картине и рассудке можно будет забыть.       – Тогда я хочу посмотреть, как ты рисуешь, мастер. Последнее слово Сонхва произносит полушепотом, кажется, он успел заметить, какой эффект оказывает на художника его глубокий голос, и теперь намерен использовать знание как оружие. Опасно сверкнув глазами, он разворачивается и намеревается пройти вглубь прихожей.       – Хва! – только и успевает крикнуть Хонджун.

***

      – Джун-и, все нормально, я жив, – в который раз повторяет парень, но младший никак не хочет униматься.       Сонхва и в этот раз избежал падения, потому что успел зацепиться за вешалку, но без парочки ссадин на ладонях обойтись не получилось. Перепуганный Хонджун тут же усадил пострадавшего в кресло и принялся обрабатывать ранки, не забывая при этом извиняться каждые пять секунд.       – Я сейчас же это все разберу, – виновато бормочет хозяин квартиры и в знак очередного извинения оставляет легкий поцелуй поверх пластыря. – Черт. Я даже не предполагал, что мы придем сюда. Прибрался бы.       – Мы всегда слишком внезапно оказываемся у тебя в квартире, – Сонхва лукаво улыбается. – Давай так, если тебя съедает чувство вины, то можешь отделаться от него вкусным чаем.       Хонджун радостно кивает и спешит на кухню. Как же хорошо, что он регулярно пополняет чайные запасы на случай приезда родителей. Сам он к ним не притрагивается, отдавая всю свою любовь свежесваренному кофе. Чтобы точно не облажаться, он решает заварить для Сонхва любимый мамин чай – тегуанинь . Мастерство приготовления этого напитка оттачивалось годами, поэтому риск «сжечь» чайные листья и заставить гостя плеваться после каждого глотка был минимальным.       Пока чайник закипает, Хонджун окликает умную колонку и просит включить последний прослушиваемый плейлист, и спустя несколько мгновений квартира наполняется мерцающими звуками вступления.       – А у твоей колонки хороший вкус, – одобрительно кивает Сонхва. – Очень люблю эту песню. Вот обрати внимание на этот момент.       Парень поднимает указательный палец, и Хонджун прислушивается к высоким звукам электрогитары, что невесомо парят над монотонным рокотом баса .       – Меня тоже очень зацепила эта часть, когда я впервые ее услышал. Не знаю даже, как описать это сочетание, но оно очень красивое.       – Может прозвучать странно, но лично мне кажется, что так звучит свет.       Сонхва замолкает, видимо, чтобы удостовериться, что его предположение не вызвало недоумение на лице собеседника. Но Хонджун с нескрываемым интересом ждет продолжения объяснения и вскоре получает его:       – Когда я слушаю эту песню, то сразу представляю себя на заднем сидении автомобиля. Блики закатного солнца время от времени слепят глаза, а ритмичный гул мотора убаюкивает.       – Да! Господи, Хва, как точно ты описал. Обалдеть, – восторг Хонджуна бьет фонтаном. – Теперь понятно, почему она в твоем плейлисте для поездок. Это прямое попадание в атмосферу.       – Это мой плейлист? – глаза Сонхва удивленно округляются.       – Да, он мне очень понравился, поэтому я его периодически включаю. Вот сегодня рисовал под него.       Закончив протирать заварочный чайник, Хонджун поднимает вопросительный взгляд на притихшего парня и застывает в изумлении. Пак Сонхва, что совсем недавно терзал его губы страстными поцелуями, раскраснелся от смущения и не знает, что ответить на такой простой комплимент. Если бы не щелчок, оповещающий о том, что вода в чайнике нагрелась до нужной температуры, Хонджун бы точно не упустил шанса засмущать его еще больше, но решает, что лучше побыстрее напоить парня «извинительным» чаем.

***

      Хонджун ставит в уме пометку, что надо отправить маме пару сотен благодарственных сообщений за то, что она когда-то научила своего неумеху-сыночка обращаться с чайником и заваркой. От одного только вида того, как Сонхва блаженно прикрывает глаза после каждого глотка, чувство вины, терзающее Хонджуна все это время, притупляется.       Оставив парня наедине с чаем и музыкой, Хонджун решает принести все необходимое для рисования. Сейчас ему понадобится только тюбик берлинской лазури и широкая кисть. Краску, после нескольких минут копошения, он находит в нижнем ящике стола, а кисть – на раковине в ванной. Хонджун сегодня ей уже работал, и как же хорошо, что художественная самодисциплина не дала оставить ее грязной. Беспорядок в квартире и засохшая масляная краска на кистях – это несопоставимые катастрофы. Бардак можно разобрать за час, а вот инструмент абсолютно точно полетит в мусорное ведро. Хонджуну не очень бы хотелось искать замену такой удобной кисти.       Вернувшись в гостиную, он застает Сонхва за рассматриванием собственного портрета. Холст теперь висит на стене, позади любимого глубокого кресла. Хонджун решил не переставлять его на прежнее место после того вечера и теперь между ним и картиной создается интересная визуальная композиция. Будто пустующее кресло застыло в ожидании того самого прекрасного натурщика, чье прошлое появление было запечатлено черными линиями.       Тонкие пальцы скользят по контурам, словно пытаются повторить путешествие художника по изгибам. Черно-белый контраст, созданный рукой Хонджуна, совсем не подходит сегодняшнему Сонхва. Сейчас его хочется рисовать легкими бежево-коричневыми разводами.       Тихонько положив инструменты на кофейный столик, художник подходит к возлюбленному и обнимает его со спины.       — О чем задумался? — шепчет Хонджун.       — Вот думаю, как его выкрасть.       — Лучше приходи сюда почаще и любуйся.       «А лучше оставайся здесь навсегда», — хором вторят мысли, но Хонджун не решается их озвучить.       Вместо этого он зарывается носом в мягкие волосы Сонхва и вдыхает приятную смесь ароматов шампуня, парфюма и средства для укладки. Сейчас он чувствует себя невероятно счастливым, и хочется замереть в моменте, чтобы прочувствовать его каждой клеточкой и запомнить навечно. На ум приходит лишь одно слово – любовь. Казалось бы, о какой любви можно говорить после первого свидания? Но Хонджуну кажется, что это именно она. Как иначе назвать то, что разливается теплом на сердце и побуждает побыстрее взяться за кисть?       – Я все подготовил, можем начинать! – он оставляет на виске Сонхва нежный поцелуй и берет за руку, приглашая идти за ним.       – Хорошо, мастер, – в глазах загораются яркие звезды. – Покажешь, что сделал за сегодня?       Хонджун жеманным жестом приглашает гостя пройти к мольберту и вместе с ним молча рассматривает контуры эскиза, выглядывающие из-под полупрозрачного слоя сиены. Сейчас ему даже нравится то, что он видит. Работы еще очень много, но присутствие стойкого ощущения, что все получится, действует воодушевляюще. Интересно, это близость Сонхва так влияет на восприятие собственного творчества?       – Ему так страшно, – кончик пальца касается щеки нарисованного мальчика, будто так его можно успокоить.       – Очень страшно, ведь он совсем один среди бушующей стихии. И его кораблик такой ничтожный в сравнении с волнами.       – А что будет здесь? — Сонхва указывает на пустоту меж маленьких ручек.       – Пока не знаю, – пожимает плечами Хонджун, не отрывая взгляда от лица своего героя.       – Может быть, он оберегает свое сокровище или последний лучик надежды на благоприятный исход?       – Может быть.       Художник прекрасно понимает этого перепуганного до смерти мальчишку, и насколько важно иметь надежду на спасение, когда вокруг тебя разверзлась темная пучина и намеревается поглотить. Возможно, ему действительно стоит вложить в руки героя что-то обнадеживающее, но что? Хонджун бегает глазами по комнате, надеясь выцепить хоть какую-то идею, но остается с ничем. Когда взгляд замирает на профиле Сонхва, что с легкой грустью продолжает разглядывать контуры эскиза, на лице невольно загорается теплая улыбка. О надежде для мальчика он подумает потом, а сейчас он бесстрашно готов погрузиться в собственную пучину, пока его надежда на спасение рядом.       – До таких деталей еще далеко, поэтому давай не будем терять драгоценное время и займемся фоном, – Хонджун пытается развеять навалившееся уныние, и, кажется, он только что придумал, как ускорить этот процесс. – Хва, а у тебя случайно нет плейлиста для рисования?       – Нет, – парень виновато мотает головой. – Я же не рисую.       – А может тогда что-то для хобби?       – Есть плейлист для генеральной уборки.       – Не думаю, что он подойдет для работы над картиной.       Сонхва задумчиво трет подбородок, а потом достает из кармана телефон и начинает что-то искать.       – Есть плейлист с вечерними вайбами.       – О, включай. Думаю, что вечерние вайбы нам как раз подходят.       Пока Сонхва подключается к колонке, Хонджун идет менять белую футболку на темную домашнюю майку, на которой уже есть парочка свежих следов краски. Из гостиной доносится приятная мелодия, и художник отмечает про себя, что его парень лукавил, когда говорил, что не обладает никакими талантами. То, с какой точностью Сонхва умеет подбирать музыку под настроение – настоящий талант.       Вернувшись в гостиную, Хонджун видит, что гость удобно устроился на диване и мурлычет себе под нос что-то про осколки разбитого сердца, которые кто-то там даже не заметит.       – А я думал, что ты сядешь в кресло.       – Тогда есть риск, что ты начнешь рисовать не того мальчика, – в черных зрачках неприкрытая насмешка. – Тем более, отсюда лучше видно.       – Хорошо, – ухмыляется Хонджун и садится перед мольбертом.       Он аккуратно выдавливает длинную темно-синюю змейку на палитру и проверяет количество разбавителя в держателе. Хочется сделать слой более плотным, чтобы быстрее приступить к прорисовке деталей, поэтому он решает, что вполне хватит остатков от прошлого сеанса живописи.       Ощущать пытливый взгляд на себе очень волнительно, но в то же время вдохновляюще, потому что этот взгляд принадлежит парню, от которого его внутреннему художнику не хочется смущенно забиться в угол клетки. Все наоборот, вдохновенный творец свободно покидает ее пределы, готовый воплощать все самые смелые идеи и образы. Клетка больше не заперта. Раньше Хонджун не знал, в какую сторону нужно поворачивать ключ в замке, но потом в его жизни появился Сонхва и, накрыв своей ладонью его ладонь, указал верное направление.       Художник неторопливо смачивает кисть в разбавителе и набирает краску. Грубая щетина с характерным звуком царапает холст, оставляя за собой широкую синюю полосу. Хонджун ощущает спокойствие и уверенность в каждом своем движении и погружается с головой в момент. На холсте появляется еще одна полоса, за ней другая, третья. Коричнево-желтая подложка потихоньку начинает скрываться за более плотным слоем. Рисованием этот процесс назвать сложно, это больше похоже на медитацию, и Хонджуну неожиданно приходит в голову идея:       – Хва, не хочешь помочь мне с фоном?       – Как я могу помочь? – парень непонимающе хмурит брови.       – Ну, вот так, – Хонджун показательно проводит кистью по картине. – Тут нет ничего сложного.       – Ой, нет-нет-нет, – Сонхва активно машет руками в знак протеста. – Я криворукий и все тебе испорчу. Мне очень нравится быть наблюдателем.       – Уж поверь, здесь невозможно что-то испортить. Не переживай, – художник протягивает руку. – Иди сюда, я тебе буду подсказывать.       Хонджун не стал бы настаивать, если бы не заметил искрящееся любопытство, с которым Сонхва ловил каждый взмах кисти. Даже если парень не врет и когда-то упомянутые кривые котята – это его максимум, это все равно не важно. Пока «шедевр» находится на подготовительной стадии, можно дать себе волю и вдоволь наиграться с масляной текстурой.       Сонхва несколько секунд сидит неподвижно, будто выжидает, что Хонджун одумается и откажется от этой идеи, но потом понимает, что художник отступаться не намерен.       – Ты действительно уверен, что стоит мне доверять кисточку? – бормочет парень, подходя к мольберту.       – Абсолютно! Давай-ка, садись сюда, – Хонджун указывает на стул, с которого сам только что встал. – Тебе дать во что переодеться?       – Не нужно, я просто сниму верх, а майку не жалко.       Сонхва оставляет бежевую рубашку на спинке дивана и занимает предложенное место. Хонджун не может сдержать дурацкую улыбку, потому что парень, сидящий за мольбертом, похож на отличника художественной школы, который готов по команде нарисовать «вкусную» античную вазу.       – Хей, – художник игриво тычется носом в темную макушку. – Расслабься и представь, что это арт-терапия с музыкой.       – Я попробую, мастер, – несмотря на нервный смешок, Сонхва послушно принимает кисть из чужих рук.       – Сначала окуни ее в разбавитель. Да, вот сюда. Совсем чуть-чуть, а то будут брызги, – Хонджун стоит за спиной парня и полушепотом дает наставления. – А теперь набирай краску.       Сонхва так напряжен и усерден, что набирает краски сильно больше необходимого, но Хонджун решает не акцентировать на этом внимание и просто накрывает его ладонь своей, чтобы вместе сделать первый мазок. «Ученик» вздрагивает, но быстро расслабляется, когда понимает, что теперь его в буквальном смысле направляют.       – В-о-о-от, так, – Хонджун улыбкой смотрит на парня, зачарованного синевой получившейся полосы.       – Масло такое послушное.       – Я за это его и люблю. Акрил совсем не такой, он быстро сохнет. А масло можно бесконечно долго тушевать и углублять. Но вот каждый слой приходится долго сушить. Еще же от разбавителей и масел многое зависит, – Хонджун резко пресекает свой поток мыслей, а то разговор рискует превратиться в лекцию. – Так, я что-то увлекся. Набирай еще краску.       – Ты учился в художке?       – Нет, я как-то сам, по урокам на ютьюбе, а иногда просто экспериментировал. Не удивлюсь, если то, как я работаю с красками, кого-то повергнет в шок.       – Это так интересно, но совершенно непостижимо для моего заурядного мозга.       – Не называй свой прекрасный мозг – заурядным, а то покусаю, понял? – недовольно дуется художник.       – Хорошо, – шелест бархатного смеха быстро развеивает недовольство.       В третий раз Сонхва наносит мазки уже более уверенно, и Хонджун решает отпустить наконец его руку и просто понаблюдать за успехами.       Но не тут-то было.       Сонхва слишком много энтузиазма вкладывает в нажатие, и капризная щетина брыкается брызгами в сторону неумелого художника.       – Ой! – Сонхва оглядывает предплечья, усеянные рябью берлинской лазури. – Кажется, я перестарался.       – Давай быстрее это смоем, а то синий пигмент очень въедливый.       Хонджун быстро возвращается из ванной с пачкой салфеток и принимается стирать крапинки со смуглой кожи.       – Хорошо, что ты снял рубашку. От замши мы бы это точно не оттерли.       С одной стороны, действительно хорошо, что Сонхва решил остаться в одной майке, а с другой…       С каждой секундой становится все труднее оторвать взгляд от блеска влажных следов на рельефе мышц, что раньше был скрыт за длинными рукавами. Хонджун гулко сглатывает, когда видит синие капли на шее. В голове сразу всплывает вечер, когда он бесстыдно выводил кистью эти красивые линии. А сейчас ему позволяют ощущать завораживающие изгибы кончиками пальцев. А позволяют ли?       Позволяют. Тело охватывает дрожь, которую уже довелось сегодня ощутить во время объятий в прихожей. По опасному мерцанию полуприкрытых глаз, Хонджун понимает, что возобновление вспыхнувшей страсти было лишь вопросом времени и в этот раз остановиться будет сложно. Да, он сам говорил, что боится, что не хочет спешить. Но есть ли смысл двум взрослым людям противиться обоюдному желанию стать еще ближе?       Рука продолжает бездумные прикосновения к невидимым пятнам, пока ее не перехватывают. Пальцы невольно разжимаются от нежных поцелуев, а испачканная салфетка отдается во власть гравитации.       До чуткого слуха долетают обрывки строчек песни, что тихо играет на фоне:

«В тишине их взгляды встречаются, и все понятно без слов»

      Да, им все понятно без слов. Вся эта затея с рисованием изначально должна была привести их именно в эту точку. Хонджун забирает из рук Сонхва «злосчастную» кисть и кладет на держатель. Не самый лучший вариант, ведь она может легко с него соскользнуть и испачкать обивку дивана или светлый ковер. Но какая ему разница, если сейчас он сосредоточен на тепле желанных губ?       Пламя разгорается медленно. Дает почувствовать как каждую клеточку охватывает жгучее желание. Пальцы скользят по линиям и точкам, в попытке перенести живое произведение искусства в чертоги незабвенного. Возможно, в песне сейчас тоже поется о чем-то подобном, но теперь, когда ноги сами привели их в спальню, до ушей долетают лишь прерывистые вздохи.       Губы, щеки, шея, ключицы. Хонджун не спеша спускается все ниже, повторяя естественный изгиб тела. Воспоминания ухмылкой расползаются на лице, когда он касается губами впалого живота:       – Кажется, его я не должен был увидеть раньше третьего свидания, – кончиком носа нарочно обводит контур пупка.       – Видишь, Уен был прав, когда говорил, что парная терапия позволит тебе добраться до него раньше.       Стоит Хонджуну скользнуть губами ниже, бархатный смех резко обрывается, и с губ Сонхва слетает рваный выдох. Хочется раствориться в происходящем. Раствориться в этом невероятном парне и наконец-то не бояться быть настоящим. Желание уже поразило разум и волю, поэтому он беспрекословно повинуется, когда Сонхва меняет их местами.       Огонь окончательно испепеляет ангельский лик, являя спрятанного демона. Вот он, перед ним, доминантно нависает сверху, сверкает черными от желания глазами и жадно срывает с губ поцелуй. Хонджун уверен, что именно демон так нагло лгал ему, что не умеет рисовать. Тогда как объяснить узоры, которые он выводит губами на коже Хонджуна? Лгал, когда говорил, что в его голосе нет ничего особенного, а сейчас ласкает слух прерывистой мелодией.       А может, не лгал? Может, сам не знает, какой силой обладает над тем, кого так покорно называет «мастером». Не знает, что до головокружения красив и необходим. Тогда нужно об этом рассказать в ласках и движениях, а лучше кричать до срыва голоса. Хонджун охотно делится восхищением в каждом тихом стоне и получает в ответ россыпь созвездий в затуманенном взгляде.       Когда ритм их желания из чувственного и неспешного превращается в ненасытный и рваный, Хонджун окончательно теряется в бликах блаженства. В его жизни было разное, но сейчас все это хочется отформатировать и заполнить все пространство одним единственным человеком. Его пронзительным взглядом, бархатным смехом, лукавыми губами, сильными руками, обжигающей кожей, линиями, изгибами, точками. Всем тем, что складывалось в такого разного и любимого Сонхва.       В его Сонхва.       Наконец, возбуждение, впивающееся во все его тело миллионами электрических разрядов, достигает апогея, а губы Хонджуна произносят тихое и искреннее «люблю». На утро он и не вспомнит об этом наивном порыве, потому что сознание стремительно меркнет, а изнеженное тело погружается в непроглядную тьму сна. Хонджуна не страшит мрак, ведь рядом с ним горит самая восхитительная звезда из всех известных человечеству.       Его Звезда.