С тобой я могу дышать под водой

      Хонджун задумчиво теребит сережку. Он так соскучился по этой тяжести в ушах, хотя сейчас украшений вполовину меньше, чем он обычно носил в студенческие годы. Однотонные рабочие будни нещадно стирают отличительные черты, оставляя для самовыражения маленькое окошко на выходных. Хонджун настолько привык к повседневному стилю, что сегодняшний его образ – настоящий подростковый протест. А все началось с разбора шкафа в детской комнате. Серая футболка, разрисованная им еще в старшей школе, выглядела очень даже неплохо. Раньше он очень любил кастомить одежду, даже немного подзаработал на этом в универе. Но потом увлечение затерялось в строгой повседневности, не выдержав конкуренции с чопорностью офисного стиля.       Повод выгулять «новую» вещь появился благодаря предложению Сонхва. Кропотливый подбор образа Хонджун списывал на ностальгию по своему старому стилю. Пускай он признал наличие влюбленности, но вот в яром желании впечатлить и понравиться, он еще не был готов сознаться. И, конечно же, он хотел получить комплимент именно от Уена, а не от Сонхва, который большую часть внимания уделяет неожиданно симпатичному и милому Сану. Сначала художника это напрягало, но как только поведение Сонхва стало напоминать родительскую гиперопеку, ревность утихла. На помощь приходит Уен, что быстро смог пресечь приступ заботы и забрать тихоню из под «маминого» крыла. И вот теперь все внимание старшего переключается на Хонджуна.       Несмотря на вспышки злости у Сонхва и подавленный вид Сана, вечер в конце концов проходит весело. Из-за пустоты зала складывается ощущение, что бар специально закрыт для их VIP-вечеринки. Пока Уен, Сан и Сонхва вместе с солистом на высоких нотах просят дать им шанс, Хонджун мысленно возвращается в тот момент, когда заметил горечь в яркой улыбке их доктора. Им так и не удалось нормально обсудить желания и страхи Уена касательно танцев. Поэтому человеку, который прямо сейчас старается сделать их вечер веселее и ярче, до сих пор приходится разбираться со своими демонами в одиночку.       «Aliis inserviendo consumor», конечно, звучит очень красиво, но Хонджун не позволит угаснуть огню, который создан для того, чтобы гореть ярко. У него есть идея на этот счет, но подумает он о ней завтра, потому что сейчас на его предплечье ложится рука Сонхва.       – Ты чего загрустил? – его пухлые губы расплываются в пьяной улыбке.       Впервые Хонджун оказывается трезвее своего соседа. Наверное, пока художник думал о своем, младшие любезно нашли для хена третью рюмку.       – Немного заслушался вашим великолепным пением.       – Надо было присоединиться.       – Я больше люблю смотреть, – ухмыляется художник. – Как там наш пациент?       Хонджун переводит взгляд на Сана, что сидит уронив голову на сложенные перед собой руки. Уена рядом нет, наверное, отошел за новой порцией соджу. Хотелось бы надеяться, что нет, потому что им пора закругляться.       – Скорее жив, чем мертв.        Бегло окинув взглядом коллегу, Сонхва разворачивается обратно к Хонджуну и взволнованно шепчет:       – Хочешь секрет?       – Хочу, – как будто бы Хонджун мог проигнорировать то, что вызвало такой задорный блеск в красивых карих глазах.       – Мне кажется, что Сану приглянулся Уен, – шепот Сонхва опаляет ухо и разносится приступом дрожи по телу.       – Воу, так быстро?       – Тихо ты, – шикает собеседник. – А чего тут долго думать? Уен красивый и милый.       Хонджун абсолютно согласен со всеми названными качествами, но слышать о них из уст Сонхва как-то некомфортно. Да, именно этот человек в начале вечера уверял всех в том, что он не ревнивец.       – И как ты это понял?       – Да он весь вечер глаз с него не сводит, даже во время разговора со мной, – в голосе старшего слышно легкое негодование.       – Ты определил наличие интереса по одному лишь взгляду? – удивленно дергает бровью Хонджун.       – Да, по взгляду.       Между ними происходит резкий скачок напряжения. Ток покалывает на кончиках пальцев, а в глубине глаз пляшут искры. Электричество растекается по венам и быстро подбирается к сердечному мотору. Хонджун первым прерывает зрительный контакт, потому что его бедное сердце не рассчитано на такое напряжение:       – А что насчет Уена? Он какие-то знаки внимания оказывал?       Лицо собеседника принимает задумчивое выражение, будто он за секунду пытается прокрутить все сцены взаимодействия младших. Осмотрев пленку сегодняшнего вечера, Сонхва выдает заключение:       – Хм, он вроде бы вел себя как обычно.       – Как лучший бармен на земле? – Хонджун только так мог описать привычное поведение Уена.       – Угу.       Сонхва немного мрачнеет, но причину изменения в настроении художник узнать не успевает, потому что их привлек к себе голос бармена:       – Хены, тут такое дело, – его язык немного заплетается после выпитого. – Этому кораблю пора отчаливать в тихую гавань.       Все взоры устремляются на Сана, что мирно посапывает на барной стойке.       – Ты знаешь, где он живет? – спрашивает Хонджун.       – Да, но пока я его довезу до дома, уже светать начнет, – немного подумав, Сонхва поднимается и подходит к коллеге. – Заберу его к себе.       Старший пытается аккуратно поднять спящего со стула, но выходит как то не очень:       – Надо сказать ему, что походы в качалку стоит урезать.       – Я помогу тебе, – взволнованный Хонджун спешит предотвратить падение.       В итоге к спасательной операции подключается Уен, и они втроем кое-как поднимают и одевают пьяное тело. На всю комичность ситуации Сонхва реагирует ухмылкой:       – Зато завтра точно ни за кого выходить на работу не захочет.       Расплатившись и заверив бармена в том, что они справятся вдвоем, хены грузят парня в такси. Хонджун садится спереди и всю дорогу поглядывает на парней в зеркало заднего вида. Сан сладко посапывает на плече Сонхва, а тот аккуратно придерживает его во время крутых поворотов. До нужного адреса они добираются минут за десять.       – Сможешь его подержать, пока я разложу диван? – получив утвердительный кивок, Сонхва вешает пальто и тут же спешит вглубь комнаты. Аккуратно облокотив Сана на стену, Хонджун осматривает ту часть квартиры, что видна из прихожей. Уютный ванрум Сонхва располагался на четвертом этаже. Под светлую кухонную зону была отведена правая часть комнаты, а обеденная зона организована напротив окна. Ночью и в нетрезвом состоянии трудновато определить, на какую сторону оно выходит, но Хонджун уверен, что Сонхва с чашкой чая в руках одинаково красиво выглядит как в рассветных, так и в закатных лучах. Слева виднеется край мягкого белого ковра и большое кашпо с раскидистым остролистным растением.       – Мы сможем его стоя раздеть? – закончив с делами, Сонхва возвращается в прихожую.       – Давай лучше лежа, а то уроним еще. Принимай, – Хонджун передает ношу, снимает свою обувь и, немного подумав, все же стягивает кроссовки с Сана.       Видимо техник воспринял слова Сонхва о том, что должен напиться до беспамятства, буквально, потому что как бы его не вертели старшие, он продолжал крепко спать. Парни кое-как дотаскивают пьяное тело до дивана и принимаются стягивать с него одежду. Хонджун чувствует себя молодым отцом, что на цыпочках кружит вокруг своего ангелочка и заботливо снимает с него носочки. Эта мысль веселит его еще сильнее, когда он видит, как Сонхва бережно высвобождает руки Сана из рукавов олимпийки.       – Мама Хва, – шепотом произносит Хонджун.       – Папа Джуни, как успехи с джинсами? – тихо смеется хозяин квартиры.       В ответ раздается невнятное пыхтение. Хонджун мысленно проклинает создателя скинни. Да, он и сам был любитель этого фасона, но носить на себе и снимать с кого-то спящего и пьяного – это вещи разные. Увидев, как Сонхва тянется к футболке парня, Хонджун резко протестует. Не хватало ему еще, чтобы с предметом его воздыханий в одной комнате ночевал полуголый накаченный красавчик. Тем более, без футболки Сан и замерзнуть может.       – А ты где будешь спать?       – В своем потайном уголке, – Сонхва жестом указывает куда-то в сторону.        Комнату освещает лишь тусклый свет торшера, поэтому Хонджун не сразу замечает углубление в стене. За полупрозрачными занавесками скрыта та самая двуспальная кровать с мягким изголовьем.       – О, а я ее помню! – теперь у Хонджуна есть пространственное представление о том, где находился собеседник во время вчерашнего созвона. – Очень милое убежище для сна. Только вот если решишь впасть в забытье как Сан, будет тяжеловато тебя туда впихнуть.       – Поэтому приходится держать себя в руках, – укрыв Сана пледом, Сонхва направляется в сторону кухни. – Может чаю?       – Лучше в другой раз, – непонятная неловкость начинает окутывать Хонджуна. – Тебе нужно отдохнуть перед работой, не хочу красть драгоценные минуты сна.       – Тогда может воды на дорожку?       Кажется, неловкость они в какой-то момент разделили на двоих. Может, физические нагрузки запустили процесс отрезвления, а может, причина совсем в другом?       – Да, пожалуйста, – чтобы сильно не задерживаться, Хонджун идет обуваться.       Совсем скоро к нему приходит Сонхва и протягивает стакан воды.       – Спасибо, что согласился присоединиться к нам сегодня, – парень неловко улыбается, склоняя голову к стене.       – Я предполагал, чем закончится ваша терапия, и не мог позволить тебе тащить Сана в одиночку.       Хонджун подносит стакан к губам и украдкой бросает взгляд на парня. Все обозримое абсолютно точно описывалось одним лишь словом – мягко. Мягкий изгиб черных локонов, обрамляющих красивое и усталое лицо. Приглушенный свет оттеняет силуэт в мягком разноцветном свитере, окутывая домашним уютом. Мягкая полуулыбка сонно растеклась по лицу. Это мягкое мгновение отпечатается в памяти призрачными мазками акварели.       Воды в стакане все меньше с каждым глотком, и как только она закончится, их вечер тоже подойдет к концу. Хонджуну правда не хочется обременять Сонхва, но и уходить тоже не хочется. Почему-то все ощущается так, будто бы Сонхва исчезнет, стоит ему закрыть за собой входную дверь. Может быть, бар «HALA HALA», доктор-бармен и притягательный блеск красивых темных глаз – это все сон? А за дверью ждет пробуждение от дремы, настигшей его в офисе под теплыми солнечными лучами.       Последняя капля касается губ. Как же он не хочет просыпаться от этого сна.       – Спасибо, – шепотом произносит Хонджун и возвращает стакан. – Ну, пожалуй, я пойду.       Сонхва молча кивает. Его глаза мечутся по комнате, будто ищут повод задержать гостя. В любой другой ситуации Хонджун бы отругал себя за такие самонадеянные мысли, но не сейчас. Отсалютовав, парень тянется к дверной ручке, но чужой голос останавливает его:       – Вспомнил! – почти вскрикивает Сонхва, но тут же переходит на шепот. – Я кое-что забыл тебе отдать. Сейчас, она вот тут.       Сонхва вмиг оказывается рядом с Хонджуном. Парень тянется к рюкзаку, стоящему на тумбочке у входной двери. Немного покопавшись, он вытаскивает ежедневник и быстро начинает перелистывать страницы:       – В тот вечер, ты не только карандаш оставил на барной стойке, но и это, – тонкие пальцы аккуратно достают из объятий плотных страниц белую салфетку. – Я ее сюда спрятал, чтобы не помялась, а потом забыл.       Хонджун разворачивает поданную салфетку. Мышцы лица напряжены непониманием, ведь он не помнит, чтобы оставлял что-то важное. Осознание приходит, когда из складок выглядывают волны и корпус корабля.       – Расскажешь, что это? – шепот Сонхва звучит совсем близко и Хонджун только сейчас понимает, что он все это время тоже рассматривал содержимое салфетки.       – Это была очередная пустая вспышка вдохновения, – художник внимательно изучает вещицу, которая была похожа на привет из его прошлой жизни. – Можно сказать, что это причина, по которой я пошел топить своего внутреннего художника, но что-то пошло не так и забвение превратилось в рисование.       – А что породило этот образ в твоей голове?       Хонджун нервно сглатывает, когда поднимает глаза и сталкивается с непривычно близкой темнотой блестящих омутов.       – Музыка, – на выдохе отвечает художник. – Обычно она помогает мне абстрагироваться во время монотонной работы, но стоило заиграть той песне, и я как будто бы полностью отключился. Вместо монитора и офиса я видел этот несуразный кораблик, бушующее море и мальчика, который на нем плыл. А потом я испугался, что захлебнусь в таком ярком образе и не смогу отразить его на холсте.       – Может все же попробуешь? – Сонхва говорит с придыханием, вызывая у Художника приступ головокружения. – Мне кажется, что здесь сокрыто что-то важное. И я уверен, что у тебя получится.

«Ведь все, в чем я нуждаюсь – это дыхание»

      Их опасная близость поглощает художника. Он начинает задыхаться. Срочно нужно на поверхность! Ему нужен кислород! Но как можно противиться притяжению бездны этих глаз напротив?       – Попробую, но мне для этого кое-что нужно, – говорить получается с трудом.

«Это дыхание любви»

      – Что тебе нужно?

«Прикоснись ко мне губами и я смогу жить»

      Затуманенный взгляд Хонджуна соскальзывает на приоткрытые пухлые губы:       – Ты, – произносит на выдохе. – Чтобы я смог…

«Жить под водой»

      Ничтожные миллиметры, что разделяли их все это время, преодолеваются мгновенно. Покусанные от волнения губы Хонджуна касаются желанных мягких губ Сонхва. Этот поцелуй больше похож на первый глоток воздуха, что делает утопающий, когда волны выбрасывают его на берег. Кислород кружит голову, и желание выжить стирает границы дозволенного. Осознав свою бестактность, Хонджун мгновенно отстраняется:       – Пожалуйста, прости, – почти в бреду шепчет он, боясь поднять глаза. – Я… Я должен был спросить. Прости.       К горлу подступают слезы. Почему он не подумал? С чего он взял, что Сонхва этого хотел? Он скорее всего этого не хотел! Какой же Хонджун идиот! Он все испортил! Это конец. Ему надо просто уйти.       – Прости, я уйду. Я просто, – Хонджун наощупь ищет дверную ручку, – пьяный и влюбленный приду…       Остаток слова тонет в поцелуе, в который его внезапно вовлекают. Сильные руки притягивают к себе и заключают в крепкие объятия. Хонджун моментально плавится под напором теплых губ, что теперь властвуют над его собственными. Чувственно и аккуратно. Будто два странника наконец-то обрели оазис и делают первый неспешный глоток из источника, боясь захлебнуться от желания утолить жажду.       Время – очень странная штука. Оно способно останавливаться, растягиваться и скручиваться. А может, как сейчас, нестись во весь опор в промежутке между кончиком замершей часовой стрелки и вечностью.       Когда такси останавливается у дома Хонджуна, раскрасневшиеся губы все еще покалывают, напоминая о том, что теперь он просто обязан нарисовать эту картину.