С тобой я могу дышать под водой

      Сонхва несколько раз пытается что-то сказать, но каждая мысль тает на кончике языка. Очнувшись от эмоционального цунами, Хонджун спешит спасти собеседника от неминуемого смятения. Он не хотел такого эффекта, просто Сонхва неосознанно надавил туда, где сильнее всего болит. Хонджун осторожно накрывает своей ладонью его слегка подрагивающую руку и заглядывает в большие грустные глаза.       – Прости, это было очень грубо, – Хонджун вкладывает в свою улыбку всю теплоту, на которую способен. – Я…       – Нет, ты сказал всё правильно, – голос Сонхва кажется непривычно слабым. – Я веду себя конченный придурок. Просто тормоза срывает, когда кто-то принижает себя или боится собственных мечт.       – Почему тебя это так волнует, Сонхва?       Хонджун искренне не понимает его мотивов. Кому может быть интересно выводить на чистую воду тех, кто прячет под маской обыденности и отстранённости своих внутренних творцов?       – Наверное, потому что у меня ничего из этого нет.       Его голос совсем садится, а в уголках глаз появляется влажный блеск. Хонджун крепче сжимает чужую ладонь, ненароком отмечая её холодность и мягкость. Кажется, больше нечего сказать, поэтому они просто молчат.       Не долго.       Хонджун краем глаза замечает Уёна, решительно направляющегося к ним с подносом. С Сонхва мгновенно слетает его оцепенение, и он чуть ли не кидается к бармену:       – Уён!       Тот жестом пресекает всё то, что хотел высказать гость, ставит перед ними поднос и начинает говорить сам:       – Хён, хочешь знать причину, почему я готов придумать любую тупую отмазку, чтобы не идти на кастинг?       Сонхва робко кивает после небольшой паузы. Хонджун взволнованно переводит взгляд с одного парня на другого, готовясь в любой момент предотвратить возможное столкновение.       Уён говорит тихо, но голос выдаёт будущий внутри шторм.       – Двадцать шесть, – он не сводит пронзительного взгляда с собеседника. – Двадцать шесть раз я был недостаточно высоким, недостаточно худым, слишком громким, а иногда – настолько ярким, что представлял угрозу для айдолов, в чью подтанцовку проходил кастинг. Однажды кастинг-директора взбесил мой громкий смех, и меня развернули ещё в коридоре.       Бармен замолкает на мгновение, но взгляд не отводит. Хонджун решает воспользоваться его передышкой и впустить в напряжённый организм немного кислорода, в то время как Сонхва, казалось, вообще разучился дышать.       – Да, я люблю танцы, но эти кастинги зачастую не про них, – пухлые губы кривит горькая усмешка.       – Но Ёнджун же сказал, что на этом кастинге не было тебе равных, – голос Сонхва подрагивает от такого напора.       – А ты разве не что-то подобное говоришь друзьям, когда хочешь их подбодрить?       Вместо ответа он получает виновато опущенный взгляд.       – Я не пошел с Ёнджуном на кастинг, потому что не хотел, чтобы мой друг в третий раз отказался от перспективного предложения только потому, что его дружка-неудачника никто не захотел брать.       Теперь Хонджун понимает, откуда взялся отблеск вины во взгляде второго бармена. Он боялся, что при всей искренней радости, в сердце друга поселится огорчение.       – Уён-а, не называй себя неудачником, – Хонджун больше не хочет оставаться в стороне, ведь не понаслышке знает, как критика обламывает крылья.       Не он начал называть свои рисунки каракулями. Просто на одном из уроков рисования им задали портрет. Казалось бы, что могло пойти не так? Но в школьные годы всё может пойти не так, если кто-то решит попробовать отойти от принятого шаблона. Он не подозревал об этом, когда сидел над пустым альбомом. На фоне играло радио и именно в тот день музыка впервые отозвалась в его голове в виде образа. Лёгкая мелодия и милый девичий голос рисовали в его сознании кругленькое улыбающееся лицо девушки. Только вот вырисовывалось как-то странно: большим количеством разноцветных линий. Какие-то велись неотрывно, а некоторые наоборот были короткими и частыми. Хонджуну очень понравилась идея такого портрета, но нужно подобрать цвета для линий. Он закрыл глаза и получше прислушался. Хватило одного припева, чтобы абсолютно удостовериться в том, что песня звучит в желто-оранжевых тонах. Он без опаски с головой погрузился в процесс создания своего шедевра.       А на следующем уроке этот самый «шедевр» учительница высмеяла на весь класс. Она была очень удивлена, что такой способный ученик принёс вместо заданного портрета какие-то цветные каракули. Задание пришлось переделать. Учительница была в восторге, когда на месте вырванного листа с «разноцветным недоразумением» увидела совершенно обычный портрет, нарисованный по маминой фотографии. После этого случая все образы надёжно прятались на страницах секретного скетчбука, а потом и вовсе стали игнорироваться.       – Хонджун-хён, да ладно тебе. Это всего лишь правда, – Уён пытается стряхнуть с себя прежнюю серьёзность и натягивает слабую защитную улыбку. – Я не завидую ему. Я правда рад. И я могу быть искренне рад, потому что адекватно воспринимаю тот факт, что не подхожу шоу-бизнесу. Там красивых любят, а вот хореографам не обязательно быть красивыми.       – Я что-то не понял, – Хонджун хмурится и переводит взгляд на Сонхва в надежде, что тот тоже это слышал. – В смысле ты не подходишь, потому что там любят красивых?       – Хён, не думал, что коктейль такой крепкий, — Уён указывает на друга. — Вот смотри, есть Ёнджун, он высокий и красивый, поэтому подходит, а я…       – А ты тоже подходишь, потому что красивый! – к Сонхва очень быстро вернулась былая уверенность. Видимо, он не шутил, когда говорил, что от подобных глупостей у него срывает тормоза.       В этот раз Хонджун бы и не подумал его остановить. Если раньше речь шла о хрупком и эфемерном таланте, то сейчас они стали свидетелем чьего-то пагубного влияния на восприятие Уёном самого себя.       Уён на секунду опешил, но быстро вернулся к игривой фальши:       – Хён, а ты милашка. Но я на тебя не обижаюсь, поэтому можно и без лести.       – Уён-а, подожди, – Сонхва аккуратно накрывает руку бармена своей. – Правда, прости меня. Я вёл себя, как идиот, которого не заботило, насколько мои слова могут задеть тебя. И не только тебя.       Хонджун ловит на себе короткий и виноватый взгляд. Сцена совсем не в духе их обычных вечеров, поэтому Уен хочет уже как-то отшутиться, но Сонхва продолжает говорить:       – Ты правда уверен в том, что ты некрасивый и неподходящий?        Бармен, что уперся взглядом в поднос с напитками, немного подумав, легонько кивает головой.       – Хён, давай забудем всё это. А то у Хонджун-хёна сегодня праздник, а он наблюдает вот за всем этим, – Уён робко поднимает глаза и смотрит на своих пациентов.       Хонджун читает на лице Сонхва беспокойство и нежелание оставлять всё в таком виде. Поэтому, когда тот разворачивается в его сторону, дальнейшая просьба совсем не удивляет:       – Хонджун, пожалуйста, покажи её, – увидев в глазах художника нерешительность, он добавляет: – Нашему доктору тоже нужна терапия.       – О чём вы? – Уён хлопает глазами в недоумении.       Пальцы немного подрагивают, когда Хонджун достаёт из под телефона сложенную салфетку. Он не уверен в своих действиях. Внутренний критик призывает послать Сонхва с его просьбой на все четыре стороны, но что-то другое уверяет в том, что всё он делает правильно.       – Уён-а, на празднике надо улыбаться. Вот как здесь, – Хонджун разворачивает перед ним свой рисунок.       Две пары глаз прикованы к ошеломлённому бармену, чьи пальцы аккуратно прикасаются к карандашным линиям. Взволнованный Хонджун чувствует уже знакомое тепло на своей руке, но не переводит взгляд. Просто благодарит за поддержку, невесомо поглаживая ладонь Сонхва большим пальцем.       – Хён, это ты нарисовал?       – Угу.       – Меня? Это я? – Уён в это мгновение похож на маленького ребёнка, который не верит, что перед ним игрушка его мечты.       – Нет, это я, – Сонхва с довольным видом возвращает бармену его же колкость.       – Мне было очень скучно сидеть тут одному и решил немного побаловаться.       Хонджуну всё ещё немного неловко, но улыбку скрыть не может. Тяжело показывать то, что привык прятать ото всех. Но блеск восхищения рассеивает всю неуверенность уже второй раз за вечер.       – Побаловаться? Он серьёзно?       Уён пытается услышать вразумительный ответ от Сонхва, но тот лишь пожимает плечами:       – А что ты на меня смотришь? Я тоже не могу понять, почему вы оба несёте какой-то бред.       – Вы хотите сказать, что видите меня вот прям таким, – бармен немного мешкает прежде, чем произнести, – красивым?       – Все видят тебя таким, Уён-а, – Сонхва мягко улыбается, а у Хонджуна сжимается сердце.       – Можно я покажу это Ёнджуну?       Уен спрашивает робко, почувствовав волнение художника. Но одобрительный кивок вмиг рассеивает остатки робости и на весь бар разносится громкое:       – Ёнджуна-а-а-а-а, ты посмотри, меня хён нарисовал!       Вопящий ураган вмиг срывается с места и мчится к другу.       Сонхва кивает в сторону парней как бы говоря «это всё ты».       – Спасибо, – шепчет одними губами Хонджун.

***

      Ёнджун был, конечно, первым, с кем Уен решил поделиться своим восторгом, но точно не последним. Пока Хонджун и Сонхва потягивали коктейли, «произведением искусства» успели насладиться все работники бара и даже некоторые его посетители.       – Кажется, так и должно работать творчество, – говорит Сонхва, наблюдая за тем как бармен в сотый раз восторженно разглядывает свой портрет.       – Я никогда не думал, что мои каракули могут вызвать такую реакцию, – Хонджун смущённо улыбается и совершенно не замечает недовольное цоканье соседа.       – И ты хотел, чтобы я вот этими руками, – Уён на волне экспрессии чуть не задевает лицо художника, – помог утопить такой талант? Ты - чудовище!       – Ха-ха, ну спасибо, – Хонджун дует губы в притворной обиде. – Ты вообще предлагал киллера нанять.       – Я думал, что на кону стоит какой-нибудь мудак, а не вот это.       – Ну и хорошо, что мы не довели терапию до конца.       Мультяшная яркая жестикуляция и громкий голос бармена безумно веселят Хонджуна. Всё то, что произошло с ними за последние два часа тянет на занимательную пьесу.       – Сонхва-хён, ты это увидел первым? – Уён кладёт перед ним салфетку, которая удивительным образом до сих пор оставалась невредимой.       – Он подглядывал! – жалуется Хонджун.       – И горжусь этим, потому что иначе мир бы не увидел такой шедевр.       Снова эта лукавая улыбка уголком губ.       Снова Уён громко смеётся.       Снова Хонджун пьян и готов погрузиться в омут, отражающий яркий неон.       – Я завтра принесу рамочку и повешу его на самом видном месте, – со всей серьёзностью заявляет бармен.       – Ну всё, Хонджун, я считаю, что это признание, – Сонхва в порыве смеха позволяет себе похлопать его по плечу.       – Хён, – обращается он к Сонхва, – а тебя когда-нибудь рисовали?       – Нет, не всем везёт стать вдохновением для художника, – он неловко поджимает губы.       Хонджун нервно сглатывает. В глазах Уёна снова сверкает дьявольский огонёк, в то время как на фоне из динамиков поют что-то про шепот Люцифера. Видимо, как раз его бармен и услышал.       – Хонджун-хён, мне кажется, что с него можно написать безумно красивый портрет.       И что тут сказать? Уён поймал его с поличным. Глупо было полагать, что от глаз этого проницательного чертёнка укроется то, как Хонджун украдкой поглядывал на Сонхва. Его художник не раз выводил притягательные черты этой «мечты» на абстрактном холсте. Две пары глаз терпеливо ждут ответа, и ему ничего не остаётся кроме того, чтобы сказать правду. Может быть Сонхва подумает, что он странный и на этом их случайные пересечения закончатся, но алкоголя в крови слишком много, чтобы пытаться соврать о таком.       – Ты прав. Я бы хотел попробовать написать такой портрет, – последние слова звучат чуть ли не шёпотом, но достигают нужных ушей.       Они встречаются взглядами и сквозь хмельную дымку Хонджун отмечает, что глубина может быть ещё темнее и притягательнее.       – О-о-о, хё-ё-ё-ён, – Уён растягивает слова в игривом предвкушении, – А ты бы хотел, чтобы этот художник написал твой портрет?       Тягучее и низкое «да» тут же разносится мурашками по телу. Ничего более интимного Хонджун не слышал в своей жизни.       – Когда? Сейчас? – немного погодя добавляет Сонхва.