сплетение случайных встреч

      Ветер нежно перебирает темные волосы, пробирается под одежду и скользит по телу. Но холод совсем не чувствуется — только свежесть, и немного мурашки. Хенджин вдыхает полные легкие ночного воздуха и полевых цветов. Открывая глаза, он снова оказывается на знакомом поле, окруженным луной и звездами. Тихое пение сверчков, шелест колосьев и листьев дерева, слабо раскачивающихся из стороны в сторону, сладко проникают в уши. Небо над головой усеяно звездами, которыми же и освещается все вокруг.       Взгляд бежит вдоль безграничной высокой травы, в поисках знакомого маленького домика и той одинокой яблони, которые уже хорошо запомнились с прошлого раза. Повернув голову, Хенджин наконец замечает тропинку, ведущую к той самой лужайке. Правда, сначала он решает, что ведет она куда-то в другое место, но, пройдя несколько шагов, вдали все же показались знакомые силуэты.       Здешняя вечная ночь окутывает сумерками все вокруг. Голова становится совсем пустой, не пропуская внутрь никакие мысли. Почему-то здесь Хенджин снова чувствует спокойствие. И идет все дальше. Руки его неосознанно тянутся к высоким стеблям и нежно их касаются кончиками пальцев, перебирая шершавые колосья.       Когда он наконец выбирается к той самой лужайке с полевыми цветами, то сразу оказывается у торца дома. Сзади окон нет, что вводит в недоумение. Перед глазами лишь старые деревянные стены, потрескавшиеся и такие же погорелые, как и спереди. Хенджин, засмотревшись, сам не замечает, как уже обошел дом, подойдя к пригорку. Это место сильно одурманивает, прямо как красное крепкое вино, отчего хочется насытиться им еще больше, потому что душа здесь чувствует покой.       Взгляд его снова возвращается к знакомой яблоне, возле которой он впервые столкнулся со своим таинственным незнакомцем. Даже когда в реальном мире Хенджина окружали друзья, работа и какие-то насущные проблемы, парень все равно не покидал его голову, прочно засел, отказываясь уходить из мыслей.       Разочарованно оглядываясь вокруг, так нигде и не увидев своего прекрасного ангела, Хенджин поднимается к дереву, почти сразу пальцами прикасаясь к крепкому стволу. Он все еще надеется, что может парень снова, сидит там, облокачиваясь спиной на дерево так, что его просто не видно. Но нет. Там сейчас никого нет.       Хенджин осторожно проводит пальцами вдоль грубой коры и как будто ощущает тепло дерева в прохладной ночи, словно оно было по-настоящему живым. Он вновь оглядывается, думает, может его ангел притаился где-то в траве. Ищет глазами, желая скорее его увидеть, но вокруг все еще лишь бескрайнее поле и глубокая звездная ночь. Разочарованно вздыхая, он очередной раз смотрит куда-то вдаль, стараясь насладиться хотя бы этой тишиной.       Рука медленно исследует дерево, чувствуя его рельеф, пока пальцы вдруг не нащупывают необычную выемку, совсем не свойственную для привычной поверхности коры. Он останавливается и наклоняется ближе, чтобы получше рассмотреть, пока не замечает грубо вырезанную надпись. Сначала понять ее кажется сложным, но в итоге он видит перед собой две небрежно выцарапанные буквы. Весь рисунок напоминает что-то похожее на «Е+Х», но надпись довольно старая и немного обросшая мхом. Раньше дети часто оставляли нечто подобное на всех заборах, деревьях и стенах в знак дружбы или своей первой любви. И Хенджин не сдерживает улыбку, вглядываясь получше в эту надпись, явно оставленную для кого-то, кем очень дорожили.       Однако, момент спокойствия и приятной меланхолии резко прерывается, когда он замечает, как около крыльца дома мелькает силуэт, направляющийся в сторону поля. Хенджин переводит взгляд в том же направлении, где было движение, но все еще не может понять, что это. Может ему показалось?       Он обходит дерево, становясь передом к дому, стараясь более четко рассмотреть идущую к полю фигуру. Взглядом Хенджин пристально за ней наблюдает, надеясь что это тот, кого так желает увидеть, и немного щурится, пока сердце бьется чаще от волнения. Это действительно он.       Смелости не хватает сдвинуться с места и догнать его, но внезапно незнакомец останавливается на границе с высокой травой и оборачивается, пристально смотря Хенджину прямо в глаза. — Ты идешь? — вдруг произносит парень, протягивая ему руку и приглашая пойти куда-то вместе с ним. Они стоят достаточно далеко друг от друга, но голос его звучит так ясно, будто они находятся совсем близко, лишь в паре шагов.       И Хенджин не задумываясь спускается, так же протягивая руку. Губы приоткрываются, желая задать тысячу и один вопрос, но все слова будто забываются. Потому он просто бегает глазами от худой, почти белой руки до яркой улыбки, теряясь в переизбытке чувств. Он идет, обгоняя ветер и шелест травы, завороженный невинной красотой своего ангела, словно голосами сирен, пока наконец не подходит к нему. Парень осторожно берет Хенджина за руку, сразу крепко ее сжимая в своей. Свободной он раздвигает колосья, и уже вдвоем они проходят по узкой тропе вглубь поля, ведущего в неизвестность.       Хенджин молчит, боясь издать хоть звук, будто сейчас тепло в руке исчезнет, а незнакомец растворится в воздухе. Он разглядывает темные волосы, скрывающие лицо, которые то и дело открывают его легким ветром. Парень же смотрит вперед, аккуратно ступая по тропинке, постоянно оборачиваясь назад. Хенджин замечает тонкую линию челюсти, выразительные скулы и чуть торчащие уши, которые проясняются каждый раз, когда ветер сдувает волосы с лица. Наконец, решившись разрушить тишину, он задает вопрос: — Куда мы идем? — спрашивает он тихо. — Не бойся, я хочу просто тебе кое-что показать, — низкий голос, совершенно неподходящий его ангельской внешности, звучит мягко, лаская слух, все больше опьяняя и так взволнованного Хенджина. От него веет чем-то знакомым. То ли сама манера речи, то ли низкие ноты, то ли эта фраза, которую Хенджин как будто слышал раньше.       И он не отвечает ничего. Лишь немного равняется шагами, все еще вглядываясь в притягательные черты лица. Аккуратный маленький нос, впалые щеки, и белоснежная кожа, усыпанная веснушками, словно поле маленькими цветами. Он все пытается разглядеть и запомнить его глаза, но те прячутся за длинной челкой, иногда показывая лишь блеск от лунного света.       Всю дорогу они идут практически беззвучно. Хенджин, разглядывая вылетающих от их шагов светлячков, заметил, как трава становится ниже, пока они все дальше уходят от дома. Вдруг незнакомец останавливается, отчего следущий за ним Хенджин немного теряется и чуть не врезается. Он только больше от этого путается и сильнее сжимает чужую теплую руку, а глаза его внимательно смотрят на остановившуюся перед ним фигуру. — Мы пришли, — тихо говорит парень, глядя в глаза Хенджину. — Садись, — и тот послушно опускается на земпю, приминая под собой траву, а рядом присаживается его незнакомец.       Сверчки звонко стрекочут в траве, замолкая с пребыванием ветра, а светлячки, что до конца пути сопровождали гостей бескрайнего поля, усаживаются вместе с ними, прислушиваясь к голосам. Паренек осторожно, с какой-то неловкостью, поднимает руку к небу, демонстрируя открывшиеся взгляду звезды: — Ты знаешь легенду про созвездие Андромеды? — пальцем он показывает очертания созвездия, поворачивая голову в сторону Хенджина. В ответ тот мотает головой, отрицая. Возможно, когда-то он о ней и слышал, но так давно, что сейчас и не вспомнит. — Бабушка мне рассказала ее, когда я был еще совсем маленьким, а я рассказывал ее потом одному своему другу. И расскажу тебе снова, — мягко улыбается веснушчатый ангел, делая небольшую паузу и усаживаясь поудобнее, перед тем как начать свое повествование. Голова его осторожно легла Хенджину на плечо. — В этой легенде Андромеду хотели принести в жертву, чтобы избавиться от ужасного чудовища. Кефей и Кассиопея, ее родители, не хотели позволять такому случиться, потому что очень сильно ее любили, но злой испуганный народ принудил их сделать это, и они сослали ее на остров, а там приковали к скале на берегу моря.       Вновь ненадолго прерываясь, он поднимает голову с плеча и смотрит Хенджину в глаза, как бы интересуясь, слушаешь ли он. Получив одобрительный кивок, парень продолжает рассказ: — Так вот. И однажды, Персей, он же сын Зевса, который одолел Медузу Горгону, пролетал над этим морем и увидел ее. Он был поражен красотой Андромеды, а горькая ее судьба вызвала у него чувство героизма, и он решил ее спасти. Когда чудовище показалось из воды, он ударил его мечом, а оно бросилось на него в атаку. Но Персей не растерялся, и направил на чудовище взор Медузы, чья голова все это время была у него на щите. Чудовище окаменело и тут же упало в воду, обратившись островом, а сам он спас прекрасную девушку и отвез во дворец Кефея. Благодарный отец предложил взять Персею свою дочь в жены, и они сыграли пышную свадьбу. Они прожили счастливую жизнь, а Андромеда родила ему много детей.       Незнакомец замолкает, давая звукам ночи заполнить их собственноручно сделанное вокруг себя маленькое пространство. Но потом снова прерывает тишину, задумчиво бросая взор к небу: — После ее смерти, они обратили ее в созвездие, желая навсегда оставить о ней память, которое мы с тобой видим сейчас. Красивая легенда о любви, да? — каким-то меланхоличным голосом произносит он. — Бабушка ее рассказала мне, потому что самые крупные веснушки на моих щеках похожи на это созвездие. А потом еще говорила, что я тоже найду своего любимого человека, с которым смогу прожить счастливую жизнь, — улыбается и замолкает парень, продолжая рассматривать звезды. «Ты такой же прекрасный, как Андромеда», — думает Хенджин, любуясь красивым лицом рядом с ним, глазами воссоздавая из веснушек очертания созвездия, а те как будто начинают светиться на его щеках.       Голоса затихают, а посторонний шум, что прятался за разговором, приятно окутывает уши, одаряя двух полуночников своим спокойствием. Говорить больше не хочется, да и нужно ли?       Хенджин смотрит на звезды, в ответ сжимая ладонь своего прекрасного незнакомца. Любуется небом, рассматривает Андромеду и снова прокручивает в голове легенду. Но руке, что покоилась и согревалась в чужой, становится вдруг непривычно холодно. Хенджин поворачивает голову, не понимая в чем дело, но парня, секунду назад сидящего с ним, рядом не оказывается. Он подскакивает с места, глазами ищет своего собеседника, оборачивается в разные стороны, крутится вокруг своей оси, но никак не понимает, как человек может так вдруг испариться. Сердце бешено колотится, Хенджина окутывает паника, потому что только он смог найти свое чудо, которое так желал увидеть, а оно вот так просто растворяется в воздухе.       Он останавливается на месте, полный отчаяния, и закрывает глаза, стараясь успокоиться. Но, открыв их, вдруг оказывается напротив того самого сгоревшего дома, от которого они с его ангелом давно ушли. Хенджин, надеясь, что тот может быть внутри, ступает на крыльцо. Дверь, еще с прошлого сна, создает небольшую щель в дом, а внутри снова виднеется лишь кромешная тьма. Парень осторожно берется за ручку, собираясь за нее открыть и создать себе проход, но та вдруг сильно обжигает ладонь, отчего он резко ее отдергивает.       Становится необъяснимо жарко, а тело освещается желтым светом, падающим откуда-то сверху. Он поднимает голову и видит перед собой огонь. Из побитых окон вываливаются клубы дыма, все окутывает смог, воздуха категорически не хватает. Огонь, размахивая яростными языками, беспощадно пожирает деревянные доски, заставляя их трещать и скрипеть под действием сильного жара. Дым возвышается над деревянной постройкой, окутывая лужайку в густой серо-черный туман.       Хенджин застывает на месте, глядя на пожар, который разгорается прямо перед его глазами. Чувствуя, как грудная клетка больно сжимается, его тело сотрясает крупной дрожью. Он старается, правда старается взять ситуацию под контроль, но его разум захватывает начавшаяся паническая атака. Дыхание становится хриплым и прерывистым, а сердце бьется все чаще и чаще. Хенджину кажется, будто грудная клетка вот-вот разорвется в клочья от этого сильного стука. Взгляд все сильнее затуманивается, а конечности немеют. Все звуки отдаляются, а в ушах звенят невидимые колокола. Он теряет себя. Теряется в пространстве. В глазах темнеет, голова кружится. Тело его больше не слушается. Все, что Хенджин сейчас чувствует, это как он теряет равновесие и приближается к земле.

* * *

— Хенджин! — эхом в ушах раздается чей-то крик, пока чужие руки трясут его плечи.       Хенджин вскакивает с постели, жадно глотая воздух, а пальцами крепко сжимает простынь. Глаза бешено бегают по комнате, в попытках понять, где он, пока не находит знакомую фигуру с перепуганным лицом. — Хенджин! Ты меня слышишь?!              Около лица неприятно щелкают пальцы. Хенджин сосредотачивается на них, затем перемещая взгляд на человека рядом. Руки его скидывают капли холодного пота с лица, затем потирая глаза, тем самым пытаясь очнуться до конца.       Джисон снова тянется до плеча, собираясь так привлечь к себе внимание, но Хенджин резко бьет того по руке и отодвигается назад: — Не трогай меня! — кричит он, не до конца понимая, что происходит. — Тише, я не причиню тебе вреда, — Джисон игнорирует удар и снова тянется к плечу, но в этот раз успешно. Пальцами он мягко касается ткани футболки, и не получив отрицательной реакции, наконец кладет ладонь полностью, мягко ею поглаживая. — Джисон? — Хенджин наконец начинает понимать, кто перед ним, и что сейчас сделал. — Боже! Прости! Я не хотел! — кричит он, хватая руку, что сейчас лежит на его плече. — Все нормально, ты всего лишь хлопнул меня по руке. Мне не больно, — он ловит на себе встревоженный взгляд и чуть сильнее сжимает плечо Хенджина. — Что с тобой? Ты весь мокрый. У тебя что-нибудь болит?       Хенджин немного успокаивается, чувствуя теплые поглаживания, но ему все еще не по себе. Тело горит, словно огонь выбрался из сна и полностью окутал его, заставляя чувствовать жар. Он глупо смотрит куда-то вперед, даже не зная, что ему сейчас ответить. — Ты весь горишь! Даже щеки красные! — Джисон осторожно касается лба тыльной стороной ладони. — Ляг обратно, я принесу холодное полотенце. Градусника нет, я сломал его на днях, но уверен, что у тебя жар. Ты слышишь? Ложись давай обратно спать, все равно вставать еще рано!       И Хенджин послушно ложится, полностью слабый, даже не в силах ничего ответить. Джисон тем временем бежит в ванную, в поисках чистого полотенца, и через минуту уже стоит с ним в руках. Холодная мокрая ткань осторожно ложится на лоб, чтобы скорее его остудить. А Джисон тихо садится рядом, наблюдая за состоянием своего гостя.       Хенджин снова засыпает примерно минут через пять, хотя скорее можно сказать, что отключается. Жар потихоньку спадает, потому что румянец начал сходить с щек, да и лежит он уже куда спокойнее, тихо посапывая. Джисон тем временем уже отправил смс коллеге с работы из отдела Хенджина, предупредив его, что тот сегодня не придет.       Два часа пролетели быстро. Джисон так и не смог уснуть, переживая, что Хенджин проснется, и ему станет хуже, и, возможно, вообще придется вызывать скорую, чего, конечно, не хотелось. Пока один отдыхал в постели, набираясь сил, другой занялся своими делами: помыл посуду, хотя хотел оставить ее на утро, приготовил завтрак и сходил в душ.       После ванной, он серьезно задумывается о том, что Хенджина, в любом случае, нужно отвезти домой. Номера Чонина у Джисона не осталось, а ключи, как он понял, все еще находятся у него. Лезть в чужой телефон он точно не собирается, потому нужно искать какие-то обходные варианты, ведь перспектива мотаться с больным человеком по городу ему кажется достаточно ненадежной. Он прокручивает в голове некоторые моменты из их совместного прошлого, в попытках вспомнить, может быть у него все же есть дубликат. Они часто проводили время друг у друга дома раньше, но Джисон просто не помнит, делал ли копию ключей тогда. Оставив полотенце на голове, он поднимается на второй этаж, в кладовку, куда скинул коробки с вещами и подарками, которые забирал от Хенджина после расставания.       Дверь открывается с легким скрипом, а свет от движения включается автоматически. Джисон зачем-то сначала смотрит в угол, обращая внимание на паутину. Он больше не и заглядывал сюда, после того как оставил коробки.       Картонные лопасти открываются в разные стороны с шуршанием, поднимая в воздух слой пыли. Джисон отмахивается от нее рукой и сразу же залезает внутрь, перерывая содержимое. Пришлось поочередно доставать оттуда все вещи, и так продолжалось, пока он не дошел до самого дна, где и увидел связку ключей. Он кидает ее в карман, даже не складывая остальные вещи обратно. Просто уходит, закрывая кладовку, и спускается, направляясь сразу в спальню. А там Хенджин уже сидит на кровати, пальцами переминая мокрое полотенце со лба. — Доброе утро, — Джисон осторожно садится на угол кровати. — Как себя чувствуешь? — Уже получше. Спасибо... — Хенджин смотрит на него стыдливо, а после протягивает полотенце, что держал в руке. — Мне нужно на работу, извини, что напугал сегодня, — Хенджин только собирается встать с кровати, но Джисон хватает того за руку, не давай уйти. — Сядь, — серьезно произносит он. — Я написал другу. Он передаст, что тебя сегодня не будет. Я знаю, что ты серьезно относишься к работе, но не в таком состоянии. Собирайся, я отвезу тебя домой. Если завтра будет лучше, тогда уже пойдешь. Насчет проекта не беспокойся, я начну его сегодня. — Спасибо, конечно, но... — Хенджин хочет ему возразить, но сил на спор все еще не появилось. — Никаких «но», Хенджин. Угомонись и спокойно собирайся. Я буду ждать в машине, — Джисон хлопает того по плечу, с сочувствием посмотрев еще раз, и уходит в другую комнату переодеваться.       Входная дверь громко хлопает, пока Хенджин собирает последние вещи в сумку. Он выходит из дома почти сразу после Джисона, попутно запирая дверь оставленным ему ключом.       Солнце на улице светит ярко, погода сегодня на удивление разгулялась. Лицо согревают теплые лучи. Хенджин вдыхает полную грудь, желая насладиться утренней прохладой. Все-таки воздух здесь сильно отличается.       Он недолго любуется чистым небом, давая утреннему холоду себя взбодрить, а после наконец идет к машине, где его уже ждет Джисон. Передняя дверь открывается со скрипом, когда Хенджин аккуратно залезает внутрь, удобно усаживаясь и сразу расслабляя мышцы. — Пристегнись, — серьезно говорит Джисон, поворачивая ключ зажигания. И Хенджин послушно тянется за ремнем. — Я отвезу тебя домой, а сам в офис, начну проект. Если что-то нужно будет, то пиши или звони. — Хорошо, — кивает Хенджин, но вдруг вспоминает. — Подожди! Ключи же у Чонина, как я поеду домой?       Джисон одной рукой залезает в карман штанов, вытаскивая оттуда звенящую связку: — Держи, — он протягивает ключи удивленному Хенджину. — Да не смотри ты на меня так, боже. Мы с тобой делали дубликат очень давно, я и сам о них забыл. Утром решил порыться в коробках, вот и нашел. У Чонина свои тоже забери, и не надо будет снова копию делать, — улыбается он. — Хотя, может и не стоит забирать. А то помрешь еще в квартире, а мы и не узнаем.       Хенджин закатывает глаза, но все равно соглашается. Доля правды все же есть в этих словах. Связка ключей летит в карман пальто, а сам он, не дополнив больше ни словом, отворачивается к окну.       Едут они быстро. Джисон напевает и постукивает по рулю в такт мелодии, играющей с радио, а Хенджин крутит в голове свой сон.       О пожаре, заставшем его врасплох, он старается не думать, чтобы лишний раз не вгонять себя в панику. Он думает о легенде про Андромеду, которую ему рассказали, представляет веснушки в виде созвездия, чуть торчащие аккуратные уши и темные волосы. И снова Хенджин не может вспомнить лицо полностью, но ему все же легче от того, что получилось зафиксировать в памяти хотя бы эти черты. А Джисону он так ничего и не стал говорить про сон, согласившись с его предположениями о простуде. — Приехали.       Машина останавливается прямо у входа в парадную. Хенджин кивает в знак благодарности, больше не говоря ни слова, отстегивает ремень, открывает дверь, и только собирается выйти, как его вновь останавливает голос с водительского сидения: — Я знаю, что ты не простишь меня так быстро, если вообще простишь когда-то. Но если правда что-то нужно будет, то дай знать. Мы все равно не чужие люди. — Все в порядке, правда. Думаю, я просто заболел. Спасибо тебе еще раз, — сухо произносит Хенджин, натянуто улыбаясь, и скрывается за дверями подъезда.       Джисон вздыхает, печально глядя тому вслед, и тоже уезжает. Что-то здесь было не так. Хенджин всегда крайне плохо врал, потому сразу становится понятно, что он что-то не договаривает. Но сейчас нужно разобраться с работой, а уже потом получше поразмыслить об этом. Сегодня Джисон почти не спал, и скорее всего тоже не задержится в офисе надолго, но пока туда все равно доехать нужно.

* * *

      Телефон беспрерывно звонит с восьми утра, но Хенджин игнорирует звонки. Уж слишком он сейчас одержим лишь одной идеей — вернуться к портрету. Снимая лишь пальто и ботинки, бросив сумку где-то в коридоре, он сразу идет в студию. Фартук, что он кинул в гневе в последний раз, скомканный лежит на полу. Хенджин попутно его подбирает, после на себя натягивая, и усаживается на винтовой стул, случайно чуть раскрутившись.       Он боится, что вот-вот забудет прекрасные веснушки и эту легенду про созвездие, потому, немедля хватает в руки кисть. Холст, где только пару дней назад появились первые мазки, уже успел подсохнуть. Краска блестит на солнце, показывая тонкие линии, словно просит скорее продолжить, скорее воссоздать прекрасное лицо парня.       Хенджин тянется за палитрой, берет нужные тюбики, выдавливая капли на поверхность и, вдыхая полной грудью запах родного масла, приступает к работе.       Снова окуная кисточку в синий цвет, он продолжает творить. От линии челюсти Хенджин поднимается выше, четко ведя к вискам. Глаза чуть прищуриваются, представляя, как выглядели бы уши. Во сне парень постоянно стоял к нему боком, потому четко разглядеть их не вышло, но когда волосы чуть поднимались от ветра, ему все же удалось хоть немного запомнить.       Из-под темных прядей челки, набросанной до этого, вырисовываются овальные, чуть торчащие уши. Раковина неглубокая, мочки маленькие. На одной из них висит круглая серьга, а чуть выше еще один гвоздик. Они блестели в свете луны, потому скорее всего Хенджин и запомнил. Точками он обозначает места проколов, чтобы обязательно к ним вернуться, а пока ведет линию от ушей вниз, показывая шею. Он слегка обозначает тень от подбородка, тем самым отделяя его, и такой же незаметной тенью выделяет чуть выступающий кадык.       Кисточка окунается в воду, и та становится синей, смывая остатки краски с ворса. Хенджин смотрит на холст и подмечает, что пока, без лица, портрет смотрится очень странно и даже как-то нелепо. Грусть от того, что сейчас он не может полностью его воссоздать, встает комом в горле. Он не помнит, как бы не старался, и объяснить тому причину тоже не может. Двумя пальцами свободной руки он трет переносицу, вздыхая. Снова хочется все бросить, перечеркнуть, но нельзя. И он даже не знает, почему. Но скорее всего это имеет важное для него значение, если он так зациклился на этом.       Когда кисточка стала полностью чистой, Хенджин выдавливает на палитру немного белого, а затем добавляет рядом еще две маленькие капли из других тюбиков – желтую и красную. Кончиком она касается середины и смешивает цвета. Получившийся бежевый набирается на мягкий ворс, а следом плотно им наносится новый слой на холст. Лицо и шея наконец приобретают цвет.       Чуть добавив на деревянную поверхность угольный, Хенджин все же подмечает, что волосы запомнил немного другого цвета. Если сделать их полностью черными, то они не будут выглядеть естественно. Он кидает взгляд на рядом стоящий стол и ищет что-нибудь подходящее. «Prussian blue», «Raw sienna», «Cobalt purple», — перечисляет он мысленно тюбики, — «Orange yellow», «Ochre light», — и все не то. Хенджин вздыхает, все никак не находя нужный цвет, пока вдруг в углу стола не улавливает одиноко лежащий флакончик. Пальцами он дотягивается до него и вчитывается в название, еле выступающее из-под пятен краски на белой этикетке — «Mars brown». То, что нужно. Хенджин смешивает его с каплей черного, что до этого уже выдавил, и сейчас получает то самое, правильное и желаемое. Он снова ловит вдохновение и втягивается с головой, совершенно игнорируя все вокруг.       Так на голове незнакомца появляются волосы. Прядь за прядью они аккуратно вырисовываются в нужную укладку. Перед ухом теперь чуть выступают бакенбарды, а челка разделяется надвое, скрывая виски и мелкими волосками ложась на лоб.       Хенджин смотрит на получившийся силуэт и даже улыбается. Пусть сейчас на холсте нет почти ничего, кроме разных цветов и некоторых деталей, образ незнакомца все равно начинает проявляться более подробно и четко.       Он снова тянется к этажерке и берет новый тюбик. К созданному до того бежевому добавляет каплю теплого коричневого и снова перемешивает. Цвет выходит чуть темнее прежнего и на лице им появляются тени. Хенджин осторожно кистью повторяет те же линии, которые до того вырисовывал синим и фиолетовым, а разбавленным красным он добавляет легкий румянец на щеках.       Теперь призрачный парень постепенно вырисовывается из того, что удавалось запомнить из снов, от чего и становится более реальным и живым на холсте.       Хенджин хочет до него дотронуться Хочет безумно сильно, ведь не смог сделать этого во сне, что неосознанно тянется к холсту. Прикоснуться бы к этим мягким волосам, запутаться в них, вдохнуть запах ночи и звезд, которыми они пропитались. Но он останавливается в сантиметре, понимая, что это лишь холст, а весь портрет — лишь краска. Он трясет головой, разгоняя иллюзии, и понимает, что забыл показать самое главное, больше всего запомнившееся — веснушки.       Хенджин сам не знает как запомнил их расположение. Он лишь снова окунает кисть в воду, опускает конец в белую краску, тем самым ее разбавляя, и осторожными движениями наносит точки на щеки. Даже визуально прикидывает, как они будут выглядеть на носу, хотя самого носа и не помнит. Хочется показать их звездным небом, раскинутым на бледной коже. А самые крупные он изображает в точности созвездию, легенда о котором теперь надолго останется в памяти. И на этом останавливается.       Он снова оглядывает на холст. Все воодушевление, переполняющее Хенджина только пять минут назад, испаряется, превращаясь в отчаяние и резко навалившуюся усталость. Табурет катится к окну и крутится вокруг своей оси. Хенджин кружится вместе с ним, разглядывая потолок. Он потерял счет времени, пока сидел за картиной. И все время игнорировал голод, жажду и звонки. «Почему я так тобой одержим?», — думает Хенджин разглядывая узорчатый рисунок на белой поверхности.       А правда. Почему? Парень так прочно засел у него в голове, поселился там, не показывая лица. Заворожил его своей ангельской внешностью, низким бархатным голосом. А Хенджин и не против. Он тонет там. Во сне. В мягких волосах. В веснушках, напоминающих звездное небо. В нем самом.

***

      Время приблизилось к обеду. Джисон все никак не мог успокоиться, размышляя о произошедшем утром. Он видел Хенджина в разных состояниях, за время, что они были вместе, но утром его было не узнать. Бешеный взгляд, испуг, еще и по руке ударил. Джисон ведь соврал, что было совсем не больно, руку после сильно жгло, но говорить об этом в тот момент было бессмысленно, и пусть его с этим человеком больше ничего не связывало, но он все равно волновался.       В обед Джисон уезжает из офиса, закончив свой рабочий день сильно раньше, как и собирался. Первым делом он решает наведаться в кофейню к Чонину. Конечно, он понимает, что может снова получить в нос, но больше все равно ничего не остается. Чонин скорее всего тоже переживает, а из Хенджина сейчас информацию не вытащишь.       Уже стоя у стеклянной двери заведения, он все не решается войти. Руки в карманах вспотели и стали холодными. Джисон мнет подкладку куртки, стараясь убрать раздражающую влагу, и наконец тянется к ручке.       Дверь открывается и кофейня встречает его теплом и почти пустым залом — по разным углам заняты всего два стола. Музыка играет громко, так что разговоров совсем не слышно, как и звука ветряных колокольчиков со входа.       Чонин, как обычно, стоит за баром, протирая кружки. Скоро начнется поток, потому нужно быть наготове. Сегодня колонки подключены к его телефону, правда, ровно до того момента, пока не придет отец. И он стоит, размахивая в руке сухим полотенцем, забавно пританцовывает и насвистывает мелодию, отвернувшись от зала. Звон колокольчиков Чонин не замечает, потому и слышит, как кто-то вошел. Он оборачивается к залу, только когда шаги становятся ближе.       Джисон в это время витает в своих мыслях, пиная воздух ногами. Он рассматривает то пол, то свои кроссовки и случайно обращает внимание на шнурок, который вот-вот развяжется. Только собравшись нагнуться, чтобы сделать узел потуже, он зачем-то перед этим смотрит вперед.       Чонин и Джисон встречаются взглядами. Воздух в тот же момент точно накаляется, а атмосфера становится слишком давящей. Джисон даже сглатывает, чувствуя в горле комок из нервов, но отступать уже нельзя. Тем более, он ведь сам решил прийти на работу к тому, кто его ненавидит. И он подходит ближе, собирая все свои силы и смелость в каждый шаг, и останавливается почти вплотную к стойке, продолжая смотреть Чонину в глаза. — Привет, — тихо, но серьезно, произносит Джисон. — Пидорасов не обслуживаем, — Чонин кривит лицо и крепче сжимает полотенце в руке, отчего вены заметно выделяются. — Проваливай. — Я не за кофе, а по делу, — Джисон старается игнорировать оскорбления, но получается крайне плохо, потому и его тон становится раздраженным.        — Какие у тебя тут могут быть дела? Соскучился по сломанному носу? — Нет. Прекрати нести хуйню и просто выслушай. Я не отниму много твоего драгоценного времени, — Джисон почти огрызается, но все же держит лицо, хотя руки в карманах уже сжимаются в кулаки. — Валяй, — Чонин откладывает полотенце и облокачивается обеими рукам на стойку, становясь немного ближе. — Ты звонил Хенджину сегодня? — Какое, блять, тебе дело?! — все равно и орет злится Чонин, как только слышит знакомое имя. — Блять! — все-таки Джисон срывается и кричит в ответ, но сразу же убавляет громкость, понимая, что все еще находится в кофейне, — Просто ответь мне на вопрос. — Я тебе, по-моему, ясно дал понять, чтоб ты к нему не приближался. — Он ночевал у меня. — И какого черта он у тебя ночевал?! — возникает Чонин, услышав какой-то несовместимый набор слов. — Ты утащил его ключи. И не брал трубку. Мне надо было его на улице оставить?! — шипит Джисон, явно сдерживая подступившую злость. — Блядство... — Чонин все же немного успокаивается и закрывает лицо руками. Он резко чувствует себя очень виноватым. — Спасибо, что наконец услышал! – продолжает Джисон. — А теперь, послушай меня, будь добр.       Чонин делает щель меж двух пальцев и поднимает взгляд обратно. Он вздыхает, понимая, что тоже проебался, и кивает соглашаясь. — Он вчера вечером написал мне, что ему негде ночевать. Я не мог его оставить на улице. Это не я ему писал, услышь меня, пожалуйста! — пытается достучаться Джисон до Чонина. — Я не лез к нему! Я вообще ничего не делал! Просто покормил, потом мы поговорили и легли спать. — Так... И зачем ты мне это рассказываешь? Героем заделаться хочешь? — язвит Чонин, хоть и понимая, что вина все же есть и за ним. — Иногда мне кажется, что ты долбоеб, — безнадежно шепчет Джисон, но так, чтоб Чонин его услышал. — Нет. Я приехал, потому что, вероятнее, всего, ты волнуешься. — И? — раздражается в ответ Чонин, желая скорее закончить этот разговор. — Он вскочил в четыре утра в холодном поту, так еще и кричал во сне. Я начал его будить, в итоге он, кажется, не понял, кто или что перед ним, и зарядил мне по руке. «Жаль, что не по лицу», — думает Чонин, скрывая усмешку, но все равно слушает. — Я отвез его домой утром. На работу он не пошел, я его отпросил. Понятия не имею, в каком он состоянии сейчас. Что с ним происходит? — Ты отвез его домой без ключей? Ты идиот? — Перестань меня оскорблять при каждой удобной возможности, — Джисон закатывает глаза. — У меня был дубликат. Еще с отношений, нашел утром в кладовке и отдал ему, — он делает паузу, взглянув на Чонина. — Так что с ним происходит? — Не твое собачье дело. — Я волнуюсь. И как минимум имею право знать, потому что стал свидетелем и участником сея поведения. — Даже если так, то это все равно не твое дело. — Чонин... — Да не знаю я! — шипит он, ударяя руками по столу. — Я не знаю! Отъебись от меня, от него! Просто живи своей жизнью! Поеду к нему вечером, сам разберусь. Все! Свали нахуй отсюда!       Джисон, конечно, восхищается разнообразию слов в свой адрес, но больше ничего говорить не собирается — смысла нет. Не известно, на что он надеялся, потому что реакцию с самого начала ожидал именно такую. Он просто кивает Чонину, после чего разворачивается и уходит.       Чонин отворачивается от него и пытается отдышаться. Он даже не столько злится на самого Джисона, сколько на себя. Настолько увлекся новым парнем, что забыл про друга? И к этому еще и прибавились переживания за его состояние.       Чонин тянется за очередной чашкой из раковины, чтоб вытереть ее полотенцем, но та вываливается у него из рук и с громким звоном разбивается об кафель. Он смотрит вниз, оценивая ущерб, и еще больше злится. Полотенце, что все то время было в руках, летит туда же. На грохот прибегает Наен, прерывая свои дела в подсобке, и испуганно смотрит на пол. — Что случилось? — она глядит то на Чонина, то на белые осколки. — Ничего не случилось! Что вам всем от меня нужно сегодня?! — срывается Чонин, но старается сразу взять себя в руки. — Чашку я разбил. Принеси веник.       Наен лишь молча уходит к туалету, не желая выходить на конфликт. «Хван Хенджин, какого черта с тобой творится? Почему я не видел, что что-то не так еще вчера? Как я мог забыть про ключи? Увлекся парнем?», — усмехается над собой же Чонин. — «Надо завязывать. Хотя он мне понравился...».       Мысли бесконечно крутятся в голове вокруг своей оси, не давая покоя. Наен молча ставит веник перед Чонином, а тот также молча его забирает, сразу начиная убирать последствия своих переживаний. Вечером он точно поедет к Хенджину. Если даже Джисон сюда приезжает и говорит, что что-то не так, то значит это действительно серьезно.