сплетение случайных встреч

      Спешить совершенно некуда и Хенджин собирается не торопясь. Он ходит по спальне из стороны в сторону, попутно натягивая брюки, которые минуту назад лежали в шкафу. Остановившись, он берет в руки телефон, собираясь воплотить свою задумку в реальность. Открывая уже родной чат, он быстро набирает несколько сообщений:

‹Ты работаешь сегодня?›

‹Очень надеюсь, что нет. Ты мне нужен.›

‹У меня беды с башкой.›

      Не дожидаясь ответа экран гаснет, а следом, мягким броском, телефон оказывается на кровати. Хенджин возвращается к подбору одежды для выхода. Открывая дверцу шкафа-купе, вместе со встроенным в нее зеркалом, он вновь оглядывает свой гардероб. Полки внутри набиты различными футболками, худи и свитерами, а рядом, на вешалках, вместе с брюками и джинсами, висят рубашки. Даже для галстуков есть специальное крепление на боковой стенке. Прямо-таки мечта одержимых.       Хенджин делает шаг к зеркалу, что только что уехало в сторону, еще раз рассматривая надетые на себя брюки. Сидит отлично. Затем взглядом пробегается по разнообразию цветов на полках, прикидывая варианты для верха, пока не выбирает самый подходящий – бордовый вязаный свитер без горла.       Черные, слегка зауженные к низу брюки, которые то и дело спадают, ведь ремень на них все еще не застегнут, и уютный, но в то же время строгий верх отлично должны между собой сочетаться. Натягивая свитер через голову, он слышит тихую мелодию, утопающую в одеяле на кровати. Если бы она не была в сопровождении с вибрацией, которая по большей части и привлекла к себе внимание Хенджина, он бы, наверное, и не заметил, что телефон вообще звонит. Бордовые края потянулись вниз, легким движением заправляясь в брюки и плотно прилегая к телу.       Закончив эту небольшую манипуляцию, Хенджин тянется к смартфону одной рукой, обходя преграды из неубранной постели, а второй придерживает верхнюю часть брюк, не давая себе остаться в нижнем белье. Взяв устройство, которое не очень удобно легло в ладони, он сразу нажимает на загоревшемся экране кнопку приема вызова. Даже не посмотрев, кто ему звонит, Хенджин кладет телефон себе на плечо, прижимая ухом. — Да? — спрашивает он у пока неизвестного собеседника. — Что у тебя стряслось? Чтоб ты мне сам написал и спросил, не занят ли я?! Я не знаю, что должно было произойти! — по голосу уже стало ясно, что на той стороне говорит Чонин. — Ты посчитаешь бредом причину, из-за которой я сейчас такой чудной. Но тебе все равно придется меня выслушать, — Хенджин говорит немного невнятно, потому что подбородок прижимается к груди, а плечо пытается удержать телефон, пока он сам сосредотачивает свой взгляд внизу. Обе руки заняты: одна натягивает ремень, фиксируя его в определенном положении вместе с брюками, которые так и хотят упасть на пол, а вторая старается попасть язычком пряжки в специальную дырку. — Давай встретимся через двадцать минут у сквера около твоего дома. Я почти готов, так что у тебя есть десять минут, чтобы собраться, и еще десять, чтобы дойти, — резко повышая голос к концу предложения, он срывается и выругивается от раздражения. — Чертов ремень!       Хенджин злится и бросает пояс из рук. Штаны спускаются вниз, оставшись на середине бедер, и то, только потому, что он раздвинул ноги, создавая своего рода преграду. Снятый с плеча телефон оказывается в ладони, уже удобно прикладываясь к уху, пока парень разминает затекшие в неудобном положении лопатки. По ту сторону звонка слышно лишь, как Чонин зыхается от смеха, от чего Хенджин раздражается еще больше: — Все, давай! Мне нужно до конца собраться! У тебя двадцать минут! Если не придешь вовремя, я покажу твоему отцу, как ты после смены стащил из его заначки коньяк, а потом притворился, что это был тот несчастный новенький. — Слышь! Имей совесть в конце концов! — возмущения из трубки льются очень громкие и бурные. — Скоро буду! Угрожает он мне тут! — после чего следуют короткие гудки. «Всегда работает. Вот же алкоголик хренов», — усмехается Хенджин, бросая телефон обратно на мягкую поверхность кровати.       Наконец брюки садятся обратно. Справившись с ремнем и правильно расправив свитер, Хенджин еще раз смотрит в зеркало, причесывая взъерошенные от шерстяного горла волосы, и продолжает собираться.       Уже на пути к коридору, чтоб обуться, парень осматривает комнату еще раз. Дважды он хлопает по карману брюк, убеждается, что бумажник и ключи от квартиры на месте, затем глядит на руку, в которой крепко сжимает телефон. Вроде бы ничего не забыл. Выключив свет, он прикрывает межкомнатную дверь. На выходе из квартиры черные лаковые ботинки ловким движением оказываются на ногах, и Хенджин наконец покидает дом, попутно брызнув себя парфюмом одной рукой и стянув с вешалки пальто другой.       Двадцать заданных другу минут подходят к концу, а Хенджин, как и обещал, уже на месте. Правда для этого пришлось ловить такси — на автобусе он бы точно не успел. Да и желание обставить вечно опаздывающего товарища пересилило. Каково же было его удивление, когда он, выходя из машины, видит стоящего перед собой Чонина. Хенджин про себя усмехнулся, понимая, что план с угрозами сработал на отлично. Как говориться, ничего так не торопит, как правда, которая вот-вот может всплыть наружу. Если так, конечно, кто-то вообще говорит. Сам Чонин, видимо совсем не помнит о словах своего друга и встречает его теплой улыбкой.       Погода на улице прохладная, и солнце, ярко светившее с утра, пропало — небо снова затянуто тучами. Приближаясь к октябрю, погода сменилась на мрачную и промозглую, все больше сокращая теплые деньки. После короткого, но громкого, раската грома, друзья переглядываются, не успевая перекинуться и парой слов. — Кажется, прогулка отменяется? — смотрит вопросительно Чонин сначала на Хенджина, затем — на тучи, которые снова гремят где-то вдалеке. — Кажется, что да. В кафе? — Пошли, — кивает Чонин, после чего они вдвоем идут к пешеходному переходу.       Хенджин совсем притихает. Настроение опять меняется на более задумчивое и даже грустное. Пока Чонин рассказывает о том, как сильно вчера замотался на работе, потому что его напарница снова убежала раньше, оставив того закрываться одного, парень все еще не может успокоить свои потрепанные с утра нервы. В голове только и крутится сон, стоящий перед лицом мольберт и то, как рука с кистью резко остановилась, не желая продолжать писать.       Стеклянная дверь кафе широко распахивается, а за окнами тут же начинает лить дождь. Они еле успевают добежать. Парни проходят внутрь, вытирая ноги о придверный коврик.       Поздоровавшись с кассиром, приветливо улыбающимся за барной стойкой, они сразу подмечают столик в углу. Чонин отправляется туда, пока его кто-нибудь другой не занял, а Хенджин остаётся делать заказ на двоих. Немного поболтав с барменом о резко испортившейся погоде и поблагодарив кассира, он наконец присоединяется к другу, усаживаясь на стул напротив. — Так что стряслось? Твои сообщения меня прямо застали врасплох. Я даже проснуться толком не успел, — Чонин смотрит Хенджину в глаза, словно пытаясь проникнуть в его голову. — Это так нелепо, кажется... Мне двадцать шесть лет, а я дергаю друга, потому что мне приснился странный сон... — Хенджин переминает пальцы, пряча руки на коленях, которые до этого лежали на столе, и отводит взгляд в сторону окна.       А там, на улице, дождь только расходится. Люди по ту сторону прячутся под зонтами, а те, кому повезло меньше, прикрывают головы сумками, пакетами и капюшонами. С каждым порывом ветра яркие листья осыпаются на землю, оставляя за собой голые невзрачные ветви, делая город особенно мрачным. Синоптики говорили, что такая погода продлиться еще как минимум две недели, солнце будет показываться крайне редко, а вот грозы — практически каждый день.       И с одной стороны, это, вроде, и неплохо, Хенджину приятна эта атмосфера — она дает ему вдохновение. Тогда он садится рисовать, включая какой-нибудь джаз на фоне, да и квартиру покидать в такую погоду ему совсем не хочется. Там, снаружи, становится жутко холодно и как-то промозгло, а Хенджин уж слишком теплолюбив. Потому, кстати, установил дома подогреваемые полы. А с другой стороны, те теплые деньки, в которые парень выбирается на улицу, чтоб погулять по парку, понаблюдать за листьями и прохожими – значительно сокращаются, что прибавляет тоски. — Джинни, — Чонин вдруг начинает говорить сдержанно и серьезно, привлекая взгляд друга от окна к себе, — пусть и не всю жизнь, но я знаю тебя много лет. И в чем точно могу быть уверен, так это в том, что не станешь ты писать по пустякам. Я помню, как ты провалялся больнице в том году, с острым бронхитом, а я узнал об этом только после твоей выписки. Тогда ты мне сказал, что все в порядке, потому что быстро пошел на поправку, и что за тебя, мол, не стоит переживать. И я поверил! Прислушался, хоть и злился потом. Но ты действительно был в порядке. А сейчас тебя что-то тревожит, и я это вижу и слышу. Потому я здесь. Так что хватит думать, что это глупо. Просто расскажи нормально, в чем дело. Даже если это был просто сон.       Хенджин молча кивает, делая глубокий вдох. От слов поддержки, вылетевших из уст Чонина становится тепло и на мгновение даже спокойно внутри. И он снова отводит взгляд к окну, но уже с еле заметной улыбкой, вместо кислого выражения лица. Хенджин только собирается говорить, но отвлекается на звуки приближающихся шагов — подошедший официант его пернбивает. Поставив блюдца с чашками и приборами перед гостями, он благодарит парней за ожидание, желает им хорошего времяпровождения и удаляется. Со стола слышится легкое дребезжание керамической посуды, а разговор продолжается.       Напитки приятно обжигают горла, а Хенджин рассказывает, как неожиданно для себя уснул в уличной одежде, и что на него это вообще не похоже. Чонин, наблюдая, как беззаботно об этом говорит ему друг, тут же заметро напрягается, хоть виду и не подает.       Подобное случалось и раньше. И не так и давно, между прочим. Тогда Хенджин только устроился в ArtCom, у него было прекрасное портфолио и многочисленные рекомендации, но он хотел должность выше. Чтобы жить лучшей жизнью, помогать матери финансово, парень начал брать сверхурочные, иногда даже ночуя в офисе. Вот тогда он действительно был очень уставшим, спал на ходу и плохо ел. Чонин ругался с ним много, спорил, просил остановиться, а когда подобное становилось бессмысленным, в свои перерывы таскал ему обеды и кофе. Иногда силком забирал его из офиса домой, лишь бы Хенджин хоть немного поспал. Такой вот, лучший друг-женушка. Но почему это снова началось? И в последний ли это будет раз? Чонин внимательно слушает Хенджина, но взволнованность так и вырывается наружу, отражаясь в его взгляде.       И Хенджин смотрит в глаза своего друга, понимая, что тот переживает. Вот и тему со своего состояния он незаметно переводит, углубившись в то, ради чего и назначил встречу. Вспоминая подробности своего странного сна как можно детальнее, он старается подробно описывать происходящее. А Чонин хмурится в недоумении, осторожно отпивая горячий чай из кружки.       Он внимательно вслушивается в слова Хенджина, представляя в голове картинку. Поле, ночь, дом, дерево. Ничего, вроде бы, необычного. Пока не ясно, что встревожило там друга, потому что сон ему кажется скорее спокойным, обычным, а не кошмарным. Ну снится ночью ему ночь, ну и что? Не понятно, что не так.       Но Хенджин вдруг притихает. Отпивая кофе из чашки и возвращая ее обратно на блюдце, он снова обращает внимание на дождь за окном. Сон вызывает у него такую же тоску, как и сегодняшняя погода. — Наверное самое странное, что я там увидел, точнее кого, это какой-то парень под деревом, — он продолжает рассматривать капли, бьющиеся о стеклянную поверхность, которые быстрыми ручейками стекают вниз. Голос его был спокойным, а речь — монотонной. — Он показался мне очень красивым, могу точно это подметить. Внешность такая, я бы сказал, невинная, что ли. Ангельская. От него веяло вселенской добротой, даже обнять захотелось его, представляешь? — Хенджин слегка улыбается. — И, вроде, можно сказать, что это ничего такого, нам постоянно кто-то сниться. Но если вспомнить, мне всегда было легко описывать все, что бы мне ни приснилось, ни привиделось, — он отворачивается от окна и смотрит в глаза Чонину, в поиске подтверждения своих слов. Когда взглядом и кратким кивком друг дает понять, что согласен, Хенджин продолжает. — И я захотел его нарисовать, потому что мысли в куче, а слова не смогли бы описать так, как я увидел. Ну, я и пошел в студию. Взял холст, краски, открыл новые кисти. А процесс сразу пошел так легко! Мазок за мазком! Я прямо почувствовал... И так появился некий образ, но все получилось совсем не так, как я думал. Овал лица, подбородок, еще немного линий. Потом вспомнил как у него выглядели волосы, точнее челка, ее тоже слегка накидал. И я вот только хотел приступить к носу, так у меня просто останавливается рука! Резко! И все... Образ, который я так старался удержать в голове, он стерся, будто ничего там и не было... — Хенджин вздыхает. — А парень... он показался таким знакомым, меня к нему прямо тянуло. Но я понятия не имею, кто он. Или не помню. Он выглядел так реалистично. Блять… — руки прикрывают его лицо, проехавшись вниз к шее, а затем отчаянно падают на стол.       А Чонин снова смотрит на него обеспокоено. Он бродит взглядом по лицу Хенджина, идет вниз, рассматривает его наряд. Он снова одет как с иголочки, как одевается обычно, но глаза его невероятно уставшие и наполненные грустью. Он постоянно что-то трогает, будь то чашка, то рукав пальто, а потом бегает взглядом по местности, словно потерялся. Внимательно выслушав все слова Хенджина, Чонин не сводит с него глаз, которыми, казалось, он хочет вскрыть его черепную коробку, в попытке понять, что же там сейчас творится.       Парни замолкают. Хенджин снова смотрит куда-то в окно, крутя чайную ложку по блюдцу. Он берет в руку чашку со стола, хочет сделать очередной глоток, но, к его сожалению, кофе в ней закончился слишком быстро. Тихо позвав официанта, он делает еще один заказ, поглядывая на озадаченного друга. А Чонин тем временем анализировал все сказанные ему слова, стараясь представить полную картину. — Пока, все, что я понял, — начинает он тихо, — лишь то, что это не кошмар. Это радует, правда. Все, что вокруг — скорее что-то приятное, чем страшное, — Чонин делает паузу, собирая мысли в кучу. — Так… Парень. Тут уже интереснее. Почему он вообще тебя так зацепил? И ты уверен, что он вообще реальный, а не какой-нибудь плод твоего прекрасного воображения?       Внутри у Хенджина неприятно колет. Легкое раздражение и обида от слов Чонина расплываются по груди. Во рту становится как-то кисло, он чувствует себя непонятым и глупым. И скрыть разочарование не получается. Хенджин хочет отогнать грустные навязчивые мысли, это даже необходимо, дабы не испортить обстановку, но получается откровенно хреново. Хотя, Чонин ведь не виноват в том, что у его друга, кажется, немного едет крыша? Хенджин это понимает. Как понимает и то, что Чонин возможно прав, что он все придумал, что это просто сон, хотя все равно уверен в своих мыслях и ощущениях. — Я знаю, это может звучать глупо, — Хенджин старается подавить обиду в голосе, — но прошу, пойми меня, пожалуйста. Он действительно казался мне настоящим во сне. Я даже уверен. То, что я видел во сне, было как наяву, и мне трудно поверить, что это всего лишь плод моего воображения. И опять же, даже его лицо выглядело слишком знакомым. Клянусь, где-то я точно его видел.       И на этом они замолкают снова. Атмосфера стоит тревожная, давящая. Даже громкая музыка, играющая на все кафе, не делает настрой веселее. Чонин наклоняется к столу, крутя в руках зажигалку. Он даже не заметил, как вытащил ее из кармана. Захочется курить, хотя сам бросил это дело уже как полгода. От многолетнего поглощения никотина осталась только привычка носить с собой зажигалки. Нравится ему вот так вот крутить их между пальцев, и иногда чиркать кремний в кармане. Он рассматривает яркий розовый прозрачный пластик, сквозь который было хорошо видно, как туда-сюда переливается газ. Чонин все больше волнуется, становясь мрачным. А что, если Хенджин так сильно увлечется этим сном, что это будет иметь серьезные последствия? Как тогда, с одержимостью на работу.       Глаза уже игнорируют зажигалку, смотря сквозь руки, в одну точку. Чонин даже не замечает, как чиркнул большим пальцем по кремниевой катушке и нажал кнопку подачи газа. Маленький огонек вспыхивает с характерным звуком, но почти сразу потухает, когда он возвращается в реальность, понимая что все еще находится в помещении. Он поднимает глаза, встретившись с удивленным и недовольным взглядом бармена за стойкой, и сразу же прячет зажигалку обратно в карман, кивая головой в знак извинений. Хенджин же на это внимание не обращает, потому что снова палится в окно, за которым ничего не меняется. Он даже не замечает, как ему принесли новую чашку кофе.       Немного поразмыслив, Чонин решает не поднимать тему бредовости сна снова, но только пока. Так будет лучше, во избежании негативных эмоций не только у близкого ему человека, но уже и у себя самого. Да, он беспокоится, но так же понимает, что если начнет копаться в мозгах Хван Хенджина или пытаться его в чем-то переубедить, то они утонут там вдвоем. А потом друг его и вовсе закроется в себе, из-за чего связь между ними может дать трещину. Но разговор нельзя было резко переключать на что-то другое — это Хенджина расстроит ещё больше, чего допускать не хотелось. Закончив прикидывать варианты, Чонин делает акцент на другом: — Давай, может быть, мы переключимся на что-то еще? Ты все равно помнишь его лицо, может тогда расскажешь, что вокруг было? Тем более, это, наверное, тоже имело какое-то значение, — Хенджин отвлекается от окна, в котором постоянно ищет спасение, а Чонин, наконец поймав в чужих глазах заинтересованность, слегла улыбается и продолжает. — Ты мне что рассказал? Была ночь, дерево, огромное поле и старый дом. Давай сделаем акцент пока что на этом, — речь Чонина звучит так строго и четко, что это даже на него не похоже. Значит он правда настроен серьезно.        Хенджин сильно удивляется и чуть не давится своим кофе, пока слушает такую непривычно серьезную речь от друга-раздолбая. — Ты меня поражаешь... Не думал что ты воспримешь мои слова серьезно, честно! — он устало улыбается.       Обоим становится немного, но легче. Печаль и давящее чувство непонимания сменяются доверием и теплом. Этого Чонин и хотел. Ставя чашку обратно на стол, Хенджин садится поудобнее и чуть хмурится с умным видом, вспоминая, что же его окружало. Нога закидывается на другую, таз двигается ближе к спинке стула, а мысли выстраиваются в одну линию из огромного спутанного комка.       Даже если учесть, что в голове сон прокручивается, кажется, уже тысячный раз, там все равно остается каша. Чонин же просто молчит и терпеливо ждет. Он тоже выбирает позу поудобнее, ерзая по стулу, подготавливая себя к новому потоку слов. Хенджин, закончив копаться в воспоминаниях, начинает свой монолог: — Ощущения были такие… знаешь, как будто я вообще не спал. Вот будто сам взял и пришел на это поле. Все было так необычно, прям как наяву… — он вздыхает. — Я помню все прикосновения и ощущения. Запахи, свет, даже как ветер дул. — А ты не лунатишь, случаем? Может правда на поле ночью смотался? Потому и проснулся в одежде… — шутит Чонин, стараясь разбавить обстановку, а Хенджин закатывает глаза. — Луна была полной. Вокруг не было фонарей или чего-то похожего, но от нее света хватало, чтоб все поле захватит. Ну и звезды, конечно же. На них я почему-то особенно залип. — Да ты всегда ж звезды любил, сколько тебя помню. Мы даже если в городе гуляем вечером, тебя оттаскивать надо. А почему, кстати? — Чонин задумывается. — Нет, они правда красивые, но ты им прямо особое внимае придаешь всегда. — Я не знаю, если честно. С детства любил и до сих пор. Мама говорила, что в девять-десять лет начал ими интересоваться. — Вот оно что… Хорошо. — Ну, как интересоваться. Раньше я все названия знал, да и созвездия тоже. Сейчас уже ничего не помню почти. Просто любуюсь.       Почему-то Чонин узнает об этом только сейчас. Хотя и это неудивительно – Хенджин вообще очень мало рассказывает о своем детстве. «Надо будет его расспросить потом, что ли. Или его маму», — в голове вдруг проносится короткая мысль, и он немного отвлекается. — Извини, что перебил. Продолжай. — Да… Так вот. Трава на поле была высокой и густой. Выше пояса мне, кажется. Колосья торчали, как у пшеницы. Они еще постоянно мотались из стороны в сторону от ветра, — Хенджин вдруг округляет глаза. – Точно! Там было прямо-таки ветрено, мне мешались волосы, в глаза лезли. Но холодно не было, скорее даже наоборот — тепло, —Хенджин чешет пальцем бровь. — Как я уже говорил до этого, — он смотрит на Чонина, на что тот слабо кивает, давая понять, что продолжает слушать. — Передо мной стоял дом. Вокруг него как будто был выстрижен круг, как небольшая лужайка что ли. Там трава была значительно ниже, как газон примерно, и на ней росли маленькие белые цветы, вроде вьюнка и клевера. И на этой же лужайке и была яблоня или груша, кто ее знает, под ней тот парень сидел. Но само дерево было все равно далековато от дома, скорее ближе к колосьям, даже в паре шагов от них, на пригорке. И еще там были вытоптанные тропинки в разные стороны. Я тебе лучше покажу для полноты картины.       Хенджин достает ручку из кармана пальто. Он всегда носит ее с собой, потому что мог резко захотеть набросать какой-нибудь маленький скетч. Дотянувшись до стола, он двумя пальцами вытягивает салфетку из подставки, чтоб случайно не зацепить другие.       Ручка черными линиями скользит по тонкой бумаге, вырисовывая расположение основных локаций. Чонин двигается ближе, чтоб внимательно рассмотреть рисунок. На середине салфетки Хенджин рисует средних размеров круг, в центре него распологается дом. Ниже и левее от него, ближе к полю, вырастает дерево, не слишком большое, но немного выше чем крыша. Еще двумя линиями он рисует тропинку от воображаемого крыльца до высокой травы. А тропинка эта проходит и через дерево, а потом скрывается в зеленых зарослях.       Когда своего рода карта показалась полностью, Хенджин щелкает кнопку на конце ручки, пряча стержень, и она снова скрывается в кармане. — Ну, теперь я хоть примерно понимаю как это выглядит. Необычно и… жутковато, что ли? Как из этих передач по телеку, где показывают следы на полях от инопланетян, —кидает Чонин, разглядывая линии на салфетке. — Ну! А я о чем! — резко вскидывает руками Хенджин. — Странная местность, скажи? Уверен, если б ты увидел такое в живую, обошел бы стороной. Когда посреди огромного поля вырисовывается буквально какой-то круг, и в нем еще и стоит домик и растет дерево, это как минимум стремно! — он берет со стола другую салфетку, начиная мять ее пальцами. — Но, я тебе вот, что скажу: по тропинке, которая выходит из этих зарослей, я туда и пришел. Прямо с поля, будто сам искал это место. И там не было как-то некомфортно или страшно, даже наоборот. Мне хотелось там быть. Туда тянуло. И веяло оттуда... — Хенджин делает короткую паузу, вспоминая, — чем-то родным, что ли? Я чувствовал какую-то ностальгию.       А Чонин слушает, но и в это же время следит за руками Хенджина, которые прямо сейчас терзают бедную салфетку. Сон действительно странный, вот о чем он думает, и реакция Хенджина на него такая же. Даже несмотря на то, что у творческих людей постоянно что-то подобное происходит в голове из-за более развитой фантазии, это смахивает не на плод больного воображения, а на реальное, но искаженное воспоминание. Но пока говорить об этом рано. Нужно понять, что будет дальше, так что лучше понаблюдать какое-то время. Бывает же такое, что сны имеют продолжение в последующие разы. Лишь бы на Хенджине это плохо не сказалась. — Так, ну здесь более-менее понятно. Конечно, я не скажу, что до конца. Меня почему-то смущает, что ты вообще туда шел, но опустим этот момент. С местностью, полем и деревом понятно, а что за дом? — Чонин подкидывает новую пищу для размышлений в черепную коробку друга.       Хенджин снова задумывается, стараясь более подробно вспомнить вид строения, и делает очередной глоток уже из новой чашки, прежде чем что-либо описать: — Дом… Он мне показался каким-то старым и заброшенным. Грубые деревянные стены и дряхлая черепица на крыше. Доски местами черные, как прогоревшие, что ли, — тараторит он, будто боится забыть слова. — Окна там тоже были старыми и грязными, то ли в пыли, то ли в саже, то ли еще в чем. Стекла все потрескались, хотя, в них довольно-таки хорошо отражалось поле и лунный свет. Дом вообще казался очень одиноким, хотя вокруг там летали и летучие мыши и какие-то маленькие птички. Помню, потому что звуки, кроме ветра, были похожи на щебетание. — Я все никак не пойму, а что он в поле забыл? Чудно как-то. Но дом ты описал вообще отлично. Уж точно лучше, чем того парня своего. Что-то еще помнишь? — Чонин облокачивается на диван, расслабляя затекшую спину. — А, точно. Еще кое-что, — Хенджин немного наклоняется и хмурит брови, потирая переносицу двумя пальцами. Голова уже гудит от переизбытка мыслей. — Дверь. Она была не заперта и немного приоткрыта, — он снова округляет глаза. — Я вспомнил, почему проснулся, кажется... — он говорит чуть тише, чем до этого. — Я подошел к крыльцу, после того, как о чем-то спросил парня. Ни диалог, ни его голос я не помню. Я ушел от него быстро, хотел посмотреть, что внутри дома. Дверь была тоже старой и ветхой. Такая, знаешь, облезлая, краска сыпалась на половицы. Она хоть и была приоткрыта, но внутри вообще темень, как в вакууме, даже свет с окон не проходил. И я только хочу ее толкнуть, как парень резко вскакивает, бежит ко мне и что-то кричит. Ну я и испугался. Повернулся к нему и вот от этого уже проснулся, — глаза его делаются еще больше и смотрят на такое же удивленное лицо Чонина. — Знаешь, теперь я еще больше ахуе. И почему я утром этого не вспомнил? — Как фильм, который обрывается на самом интересном месте, — улыбается Чонин, двигаясь ближе к столу. Но улыбка-то с ноткой фальши. — Давай-ка вот как поступим. Ты в шоке, понимаю. Я тоже, поверь. Мы эту тему не оставим, потому что мало ли, ты что еще вспомнишь, и это нужно будет обсудить, — он делает голос как можно мягче, стараясь не задеть Хенджина своим решением. — Но сейчас нам не помешало бы хорошенько все это добро переварить, пока мы с тобой вдвоем не начали сходить с ума. Так что, я думаю, нам надо как минимум разгрузить головы, а как максимум, сделать это весело, — карие лисьи глазки игриво сверкают. Чонин тоже хочет хотя бы на время перестать думать об этом сне. — И чего ты хочешь? — Хенджин, отчаявшись, вздыхает, понимая, что разговор придется отложить, хотя мысли огнем разгораются в голове, заставляя мозг закипать, особенно после того, как они с Чонином смогли разложить все по полочкам. «Может он прав? Полезнее ведь, чем мусолить одно и тоже. Да и все равно мы пришли в тупик, аж голова горит. Я все равно сейчас больше точно ничего не вспомню», — Хенджин хоть и расстраивает, но сразу же старается взять себя в руки, и меняется в лице, настраиваясь на приятный вечер. Он хорошо знает Чонина и уверен, что этот черт предложит что-то интересное. — Я хочу отдохнуть, так что, давай, для начала, пройдемся, — он встает, и слышится скрипящий звук отодвигающихся стульев.