Целая вечность

***

На следующий день все возвращается в прежнее русло, за исключением того, что Дима (который Позов) вместе с Антоном куда-то уезжают. Об этом Арсений узнает от Макса за общим завтраком – по обычному завтраку, к слову, многие успели соскучиться. Горох сегодня приготовил сырники и испек сливочные булочки, заявив, что «готовить оружие – это, конечно, важно, но дофамин мне тоже какой-то нужен для существования». Никто, к слову, не возражал, все вообще были настроены позитивно и как будто перезагрузились: Журавль перестал задумчиво на всех смотреть, «длинный» Сережа еще ни разу не ныл за все утро, Макс почти не бегает курить, Артем не занудствует, Лиза меньше зависает в телефоне, Егор выглядит каким-то чересчур счастливым, даже угрюмый и хмурый Эд улыбается и не пытается быть серьезным – эта передышка явно пошла всем на пользу. Всем, да не всем. Арсения почему-то отъезд Антона застает врасплох. Что именно его задевает, он не знает. Возможно, дело в том, что вчера он увидел несколько другие грани Антона, и теперь хотелось понаблюдать за ним еще – так, банальное любопытство. А может, все дело в том, что Арсений всю ночь не мог выкинуть из головы произошедшее в костюмерной, а закрывая глаза и пытаясь уснуть, видел лишь руки Антона на своей талии, поэтому попытки поспать были отложены до лучших времен, и сейчас ему хотелось получить от Антона что-то неприятное и бесючее, чтобы увидеть его истинное обличье и сбросить с себя это наваждение. Да, точно, просто хочется снова уметь засыпать за пять секунд. Или – что больше всего похоже на правду – Арсений просто скучает. Это странно, конечно, они знакомы всего ничего, а не виделись, ну, что-то типа часов десять. И признаваться самому себе в подобном тоже странно, но Антона хочется видеть, хочется попадаться ему на глаза, хочется провоцировать и наблюдать за реакциями. Хочется флиртовать, смущать, ловить улыбки и бессовестно улыбаться в ответ. И это, конечно, трындец полный. Не потому что сейчас не время – Сережа, конечно, в опасности, но операция по его спасению все же готовится – а потому что, скорее всего, это все равно ни к чему не приведет. И если пару дней назад Арсений задумался бы о разовой интрижке, то сейчас от таких мыслей его воротит, а это значит, что дело начинает пахнуть жареным. Когда Арсений осторожно и, как ему кажется, невзначай пытается выяснить у «длинного» Сережи – тот выглядит кандидатом номер один, чтобы не догадаться об истинных причинах его интереса – куда и надолго ли уехали Дима с Антоном, то получает не очень внятный ответ вроде «дела какие-то, на пару дней, наверное». Что ж, он хотя бы попробовал. Наверняка знают Катя или Журавль, но спрашивать у них почему-то не хочется. Достаточно того, что они застали их с Антоном совместное возвращение домой, а после таких вопросов у них явно появятся какие-то подозрения. Будто у них их без этого нет, особенно у Журавля. Арсений сам себя немного бесит такими мыслями, но ничего поделать с собой не может. Перед дневной тренировкой он забывает выпить пакет крови, поэтому абсолютно рассеян, не может собраться и иногда пропускает удары, хотя раньше за ним такого замечено не было. И что-то ему подсказывает, что дело тут не только в отсутствии крови. К большой удаче, сегодня все периодически косячат, поэтому это не так бросается в глаза. Журавль отпускает всех пораньше, предупреждая, что ночная тренировка будет подольше. Чем себя занять до ночи Арсений не знает. В библиотеке весь день что-то ищут Лера с Лизой, помощь никому ни с чем не нужна, в саду не погулять, потому что за окном льет как из ведра, ехать куда-то в город не хочется, поэтому до вечера он тупо зависает в соцсетях, бесцельно листает рилсы, пересылает самые прикольные Сереже, с грустью осознавая, что тот все равно увидит их нескоро. Когда он спускается на кухню за пакетом с кровью, чтобы перед тренировкой не раскиснуть совсем, то сталкивается с Эдом, который явно пришел за тем же самым. Тот ему едва улыбается, достает пару пакетов из холодильника и бросает Арсению один. Они усаживаются за стол и не спеша потягивают кровь. Раньше с Выграновским наедине было как-то тяжеловато и немного неловко. А сейчас ничего такого нет, хоть они и не разговаривают. Раньше Арс не знал всей правды, а теперь многое становится понятным. Эд не был враждебно настроен и не относился к нему пренебрежительно, как тогда казалось, он просто был достаточно скрытен и держался отстраненно. Сейчас же ему не нужно ничего скрывать, поэтому его внешняя суровость сменилась на расслабленность и легкий похуизм. И, может, именно это заставляет Арсения решиться на то, о чем он думал последние пару часов: – Слушай, – говорит он, а у самого ладонь на пакете от волнения сжимается сильнее. – Антон сказал, что ты можешь выдать доступ к облаку с нашей историей? – Ну могу, – ухмыляется Эд. – А тебе зачем? – и есть в его голосе какая-то интонация, которую Арсений хоть и улавливает, но не распознает. – Да делать нечего, вы же меня в свои взрослые игры не берете играть, – с показным равнодушием отвечает он, чтобы не выдать себя с потрохами. – Ну-ну, – фыркает Выграновский, ехидно улыбаясь, и лезет в телефон. – Скинул на почту, которая у тебя к стору нашему привязана. – Спасибо, – Арсений благодарит не только за доступ, но и за то, что Эд не задает лишних вопросов. Арсений снова погружается в свои мысли, поэтому не замечает, как допивает кровь из пакета, пока Эд не забирает его из рук, громко при этом вздыхая. – Ой, задумался, – оправдывается зачем-то Арс. – Пойду почитаю, наверное, перед тренировкой… – и собирается выскользнуть из кухни. – Арс? – успевает окликнуть его Выграновский. – А? – Ты аккуратнее с ним, ладно? – он говорит не грубо, не дерзко, а как-то слегка устало, даже чуть тише, чем обычно, и во взгляде у него проскальзывает беспокойство. – Не понимаю, о чем ты, – пытается юлить Арсений, но сам же себя палит, отводя глаза. – Ой, не пизди, а, – Эд улыбается по-доброму, и Арсений сдается, кивая и смущенно пожимая плечами. Что ж, его «конспирация» явно оставляет желать лучшего, и, рано или поздно, все всё узнают, поэтому делать сейчас вид, что ничего не происходит, глупо. И Эд вроде как искренне беспокоится. Хочется, конечно, задать ему много вопросов, в том числе об Антоне, но кажется, что сейчас не время, да и, наверное, не Арсений должен быть инициатором этого разговора. Поэтому он уходит к себе и погружается в чтение.  Тренировку он пропускает. А еще сон, общий завтрак и следующую дневную тренировку. Вот где все преимущества вампирского тела играют Арсению на руку. Не нужно спать, есть, пить, ходить в туалет. Тело не затекает от долго лежания или сидения в разных скрюченных позах, от длительного чтения не сохнут и не слезятся глаза. Абсолютно никаких проблем, кроме, разве что, вампирской жажды, но и с этим проблем не возникает. Егор периодически заходит его проведать, принося пакеты с кровью, и понимающе улыбается – это Арсений замечает боковым зрением, а что, удобно, между прочим, не нужно отрываться от чтения. Булаткин как никто другой знает, насколько любопытство и азарт до чего-то нового могут захватывать Арсения с головой. А если добавить еще и эмоциональную вовлеченность по отношению к объекту своего интереса, то Арсения и в человеческом теле за уши было не оторвать, пока он не узнает все, что ему нужно. Надеяться, что Егор не знает об этом интересе, было бы наивным – ну, камон, если Эд знает, то и Егор знает, Арсений уверен – да и чтобы подумать об этом, пришлось бы отвлечься от чтения. А этого делать абсолютно не хотелось – хоть информация в облаке и подавалась как историческая справка, на деле оказалась не просто хронологией, а великолепным историческим романом, не меньше. Арс пропускает через себя потоки информации, узнавая не только об Антоне, Кате, Диме, но и о других вампирах, которых за столько лет было создано и убито несчетное количество. Некоторые разделы он благоразумно пролистывает, дабы не впадать в пучину самокопания и моральной дилеммы, но за некоторые цепляется и и перечитывает несколько раз. Например, как Антон собирал коллекцию костюмов, Арсений читает раза три и узнаёт, что рубашка, которая ему приглянулась и которую Антон предлагал оставить себе, существует всего в одном экземпляре. За какие такие заслуги весьма привлекательный (там было фото) владелец рубашки подарил ее Антону, Арсений думать не хочет, потому что от одной мысли о том, что… Нет, определенно не стоит об этом думать, испытывать это ревностное жжение под ребрами абсолютно точно не то, что сейчас нужно. Сейчас бы снова облачиться в эту великолепную рубашку и танцевать с Антоном, желательно, не один танец, а всю ночь напролет – как удобно все-таки быть вампиром и знать, что такое возможно. Не танец с Антоном, конечно, а танцы всю ночь напролет. Может быть, когда-нибудь Арсений встретит того, с кем это правда получится осуществить. А пока остается вздыхать и надеяться, что все это очарование Антоном временное и, как только он уедет восвояси, Арсения отпустит, и он сможет последовать данному совету: продолжит жить свою жизнь так же, как и планировал. Мысль эта звучит не очень убедительно, потому что одновременно с ней маячит другая – о том, что как раньше уже не будет – но ее Арсений гонит от себя подальше. Дочитывает про сбор коллекции и с грустью понимает, что рубашку стоило бы взять. Не только потому что она такая неебически ценная и уникальная, но и просто на память о том, что он прикоснулся к искусству. «И искусство это собрал Антон – хладнокровный, безжалостный убийца, помешанный на власти», – напоминает себе Арсений, потому что помимо таких простых и рутинных историй он читает о многовековых распрях с оборотнями, о наведении «порядка», о решениях, которые сложно оправдать. Его, правда, никто и не просит их оправдывать, Поз ведь говорил, что это часть их истории, и они от нее не открещиваются и не пытаются обелить ее. Этот внутренний конфликт Арсений затеял сам и вряд ли сможет объяснить даже самому себе, что именно его во всем этом беспокоит и беспокоит ли вообще. Он ведь уже принял тот факт, что технически они все – монстры, созданные убивать. Но монстры, не лишенные сознания и права выбора, по крайней мере, сейчас. Ответ на вопрос, зачем он себя снова пытается в этом закопать, он в глубине души знает, и этот ответ ему не нравится. Он морщится, понимая, что все эти факты, как бы ни хотелось обратного, никак не влияют на то, что он к Антону чувствует. И это пиздец как сильно пугает. Одно дело, когда это легкая симпатия, другое – когда пахнет не только жареным, но и чем-то безусловным, не поддающимся влиянию даже такой страшной истории. С чтением Арсений заканчивает к вечеру второго дня. Порядком подустав торчать у себя в комнате, он спускается на кухню, где застает Катю с какими-то ветхими записями. – Девчонки принесли из библиотеки. Пытаемся выяснить, как обратить Лизу без убийств, – поясняет она до того, как Арс успевает хоть что-то спросить. – Еще один оборотень на нашей стороне с хорошей физической подготовкой – нехилый такой бонус, не находишь? Да и она сама хотела бы обратиться. Чай будешь? У Кати помимо удивительного свойства прямо вообще все замечать, видимо, есть еще и свойство действовать успокаивающе. Арсений, пока читал все эти мегабайты информации, прошел через несколько эмоциональных мясорубок, но вот Катя буднично болтает о важных вещах и предлагает ему чай – судя по запаху обычный, без «алкогольного» эффекта – И Арсению уже в принципе не так нервно. – Давай, – улыбается он и добавляет скорее в шутку: – Еще один вампир с хорошей физической подготовкой вам бы тоже не помешал? Катя внимательно осматривает его и качает головой: – Тебе оно не надо, Арсений. Тем более, если Димка с Антоном успешно все провернут сейчас, кто-то должен будет здесь… кхм… за всем присмотреть. – Присмотреть? – он даже не пытается скрыть свое любопытство. – Да, присмотреть, – хитро щурится Катя. – И твоя физическая подготовка здесь будет очень кстати. К тому же вряд ли ты захочешь применять ее в кровавых условиях. Арсений задумчиво кивает, ощущая фантомный приступ тошноты. До него вдруг доходит, что это не просто вылазка, чтобы съездить и забрать Сережу. Вероятно, будет тотальный пиздец. Возможно, даже кто-то умрет. И дай бог, никто из своих. Ну вот, уже и Арсений в своей голове решает, чья жизнь важнее, хотя еще недавно презирал саму мысль об этом. Приехали, конечно. – Не грузись ты так, – Катя не дает ему совсем уйти в себя и ставит чашку чая перед ним, когда только успела? – Эти ребята, они замышляют что похуже, чем кажется на первый взгляд. Они хотят не свободы, а какого-то выдуманного возмездия, – в ее голосе Арсений не слышит ни страха, ни беспокойства, а только едва различимое раздражение вперемешку с усталостью. – Потому что свобода у них есть, Антон давно не контролирует стаю так, как раньше, в этом нет нужды. Но они до сих пор не могут смириться с тем, что статус альфы больше не переходит по наследству, хотя это так глупо и абсолютно не важно, черт побери, – Катя вздыхает и прикрывает глаза на секунду, а потом продолжает. – Это прозвучит жестоко, но при таком раскладе либо мы, либо они. Прости, Арсений, но я очень сильно люблю Диму, люблю Антона, люблю Эда и всех наших ребят. Все они мне как дети, практически. И я не позволю каким-то ебанутым, помешавшимся на власти оборотням разрушить мою семью из-за старых обид, которые были пять веков назад, – на этом ее запал спадает, и она смешливо фыркает: – Я могу звучать сейчас как тот двинутый чувак из Форсажа, но, блядь, так похуй, веришь? Арсений хихикает тоже, но внутри почему-то тревожно тянет. – Если они замышляют что похуже, почему все так спокойны? – он даже не замечает, что опять думает вслух. – Это ведь может быть ловушкой для всех. Для Антона, для Димы… и тогда, если с ними что-то случится, – а Арсений теперь знает, что первородного все же можно убить. – Мы все умрем?.. – О-о-о, кто-то прочитал нашу историю, – лукаво тянет Катя и умело переводит тему, играя на Арсовом любопытстве: – Знаешь, кстати, почему доступ выдает именно Эд?  – Почему? – конечно же, ведется Арс. – Потому что это он ее написал, – говорит Катя, и у Арсения загораются глаза. – Записи долгое время хранились прямо тут в библиотеке, под магической защитой, конечно. Но когда появились современные технологии, он сразу же их оцифровал и выложил в облако, а потом мы научились и его защищать от взломов при помощи магии. – Вау, – восторженно тянет Арсений.  Он правда искренне восхищен. Это что, получается, Выграновский пишет просто потрясающие исторические романы? Охренеть! – Но как такое возможно? – не удерживается от вопроса Арсений. – Разве вам типа не на восемьсот лет больше, чем ему? – На восемьсот, – соглашается Катя, а потом добавляет с какой-то особой гордостью. – Но Эд был единственный, кто был достаточно любопытен и оказался в состоянии все уложить и рассказать так честно и при этом проникновенно. Я сама каждый раз, когда читаю, у меня мурашки по коже. – Вы очень близки… – замечает Арс. – Раньше не были, – говорит она задумчиво, и то ли под действием ностальгического момента, то ли осознанно приоткрывает Арсению завесы «семейной» тайны: – Мы вообще с Димой сначала эту их дружбу с Антоном не одобряли, они вдвоем такое натворили в свое время… Нам казалось, что Антон это все это от скуки делал и от того, что отключил чувства. О том что, такая вампирская опция существует, Арсений прочитал на фанатском сайте, но этот факт Антоновой биографии в истории отсутствует. – Он отключал чувства? – спрашивает он, не особо надеясь на ответ. – Временно. У него там произошло кое-что, не моя история… Ну вот, что и требовалось доказать. А эти секреты, которые Арсению нельзя знать, закончатся когда-то вообще? Но Катя его удивляет и продолжает: – Ну, в общем, лет так на пятьдесят он чувства выключал. Мы с Димой пытались заставить его включить их обратно. Это страшно эгоистично с нашей стороны, знаю, но мы беспокоились. И не только мы. Журавль тоже пытался, они даже поругались тогда знатно. А Эд, он, знаешь, единственный, кто не заставлял, не пытался, просто был рядом и поддерживал все это безобразие. Я так злилась на него за это, и только уже гораздо позже поняла, что он хоть и не помогал нам, за Антоном присматривал. Следил, чтобы тот не сделал чего-то такого, о чем будет жалеть, когда включит чувства обратно. После этого все как-то само потихоньку изменилось, и мы с Эдом действительно стали близки.  – А почему они разругались? – старается звучать не слишком заинтересованным Арсений. – Это не я должна тебе рассказывать, – закатывает глаза Катя. – Что ж, попытаться стоило, – улыбается он ей и смотрит так просяще, что та сдается. – Ла-а-адно. Но только потому, что эти два упрямца ведь все равно не расскажут сами, и ты натурально сгоришь от любопытства. Не хочу брать такой грех на душу, – подтрунивает она. – Нам нужно было залечь на дно. Тогда активизировались охотники на вампиров, потому что Антон мощно с ними повздорил и нарушил один договор – неважно, в общем. Пока мы думали, как все исправить, лучшим решением было не отсвечивать и не подвергать опасности всех вампиров. Эд хотел поехать с нами, но Антон ему запретил. В прямом смысле запретил. Внушил остаться и жить свою жизнь. Не прятаться, так как ему и не надо было прятаться. – Жестоко… – Это их взаимоотношения, мы не лезли, хоть и не были согласны. Потом, когда Антон все уладил с охотниками и появилась возможность общаться, мы первым делом вернулись сюда. Нас Эд встретил радушно, а на Антона даже не взглянул. Они оба упертые, как ты мог заметить, но чего я не ожидала, так это того, что Шаст не будет настаивать и даст ему время. Он, конечно, попросил нас с Димкой помогать и присматривать, но сам понимаешь, нас и просить уже не надо было. «Вот это, конечно, мощная история» – думает Арсений. Такие подробности в облаке, увы, отсутствуют. – Они, получается, не общаются больше семидесяти лет? – пытается он посчитать в уме, вспоминая период проблем с охотниками. – Уже почти сто, – поправляет Катя. – Около семидесяти лет мы прятались. – О-хре-неть… А они встречались? – выпаливает Арсений понятно откуда взявшийся и уже набивший оскомину вопрос и тут же ощущает, как горят щеки. Катя улыбается как-то совсем неоднозначно, но удивленной не выглядит. – Это точно не я тебе должна говорить, но, по правде говоря, я и сама не знаю. Думаю, что нет, но наверняка знать не могу. Арсений смущенно кивает и прячет глаза. Любопытство, конечно, не порок, но поумерить пыл стоило бы. Катя делает вид, что все нормально, наливает ему еще чай и возвращается к своим записям. Арсений решает чай забрать с собой и пойти прогуляться, подышать воздухом. – Спасибо большое, Кать, – он и сам не знает, за что толком благодарит, но чувствует важным облачить все тепло внутри себя хотя бы в такие скудные слова. – Пожалуйста, – подмигивает Катя и бросает как бы невзначай: – И кстати, Антона завтра тоже еще не будет, они задерживаются с Димкой. Арсений чувствует, как полыхает уже все лицо. И если бы не вампирское тело, он бы, наверное, уже был краснее вареного рака, хотя по ощущениям, он и сейчас недалек от этого состояния. Ну, в самом деле, ни капли приватности в этом доме! И какой же он очевидный, получается. Но это мысленное возмущение скорее притворное, потому что, во-первых, Арсений сам себя выдал, а во-вторых, прогуливаясь по саду с чашкой чая, он вдруг четко осознает, что Катя с ним откровенничала отнюдь не случайно. И вряд ли из каких-то корыстных побуждений. Скорее, просто хотела, чтобы Арсений все это узнал. И этот факт почему-то зажигает внутри надежду. Не то чтобы надежда в его ситуации это что-то хорошее – серьезно, не на что ему надеяться – но об этом Арсений подумает завтра. А сегодня эта надежда согревает – и это именно то, что сейчас нужно.

***

Арсений редко так падал в кого-то, чтобы башню срывало еще до того, как вообще хоть что-то началось и случилось. Так, чтобы двести аргументов против и ни одного за, а по неведомым причинам тебя все равно тянет к человеку – в данном случае, к вампиру – вообще, наверное, никогда не было. И вот он здесь, в этой точке, в этом странном состоянии, когда сам с собой в абсолютном неладу, когда в голове хаос из мыслей, и, если бы не выносливое вампирское тело, его бы уже хватила паническая атака от перенапряжения. И хотя никакая атака ему не грозит, он все равно трусливо прячется в курилке от объекта своих переживаний. Антон с Димой вернулись ночью, Арсений не спал и слышал. Не то чтобы у него была бессонница – не бывает у вампиров бессонницы – но за прошедшие сутки он так знатно себя накрутил, что от того умиротворения и спокойствия, которое он испытывал после разговора с Катей, не осталось и следа. Утром они снова позавтракали все вместе. Потом Катя с Лизой и Лерой уехали на несколько часов докупить необходимые для обращения артефакты, а все остальные собрались на дневной тренировке, которую в этот раз Арсений не пропустил и вообще был собран, выкладываясь на полную. Больше никаких особых дел не было, ребята с подготовкой операции по спасению Сережи в целом закончили, поэтому все собрались в гостиной, чтобы устроить марафон фильмов. Потом была вечерняя тренировка, ужин, посиделки за вином – ничего особенного, в общем. Но что-то Арсения постоянно триггерило, закручивало и так сложные мысли в еще более сложные хитросплетения рассуждений без каких-то конкретных выводов. То мимолетные касания Егора и Эда при просмотре фильмов, то взгляды, полные нежности и обожания, которые Дима с Катей бросали друг на друга во время видеозвонка (Арсений случайно увидел, честно), то дурацкие сопливые хэппи энды в фильмах, которые они выбрали, то Журавль, весь вечер переписывающийся с кем-то и краснеющий на любой вопрос и подкол об этом – ничего такого, рутинные вещи, которые происходят часто и обычно никого не волнуют так сильно. Но чем больше Арсений замечал, тем сильнее впадал в какое-то состояние отчаяния и отвращения к самому себе и чувствам, которые испытывал к Антону.  Это все не поддается никакому логическому объяснению. Ему ведь приятно за всем этим наблюдать и за ребят искренне радостно, а то, что те же Дима с Катей за тысячу лет не растеряли взаимный интерес, приятно греет осознанием, что такое в принципе возможно. И вместе с тем собственные эмоции почему-то давят. От желания Антона увидеть, поддеть, пофлиртовать, покрасоваться перед ним не осталось и следа. Хочется закрыться, спрятаться и переждать, когда отпустит. Безумные вопросы вида «а если не отпустит?» Арсений от себя старательно отгоняет и действительно надеется все это переждать. Но Антон вернулся, и чего Арсений не ожидал, так это предательской реакции своего тела: от одного приветственного шепота, который был адресован Кате, по коже пробежали мурашки. А когда Антон поднялся в комнату, находящуюся, между прочим, совсем рядом с его, сердце Арсения начало стучать так быстро и громко, что, если бы не заглушающая табличка, его бы услышал весь дом. Несмотря на все непринятие своих чувств, к Антону тянет со страшной силой. И избегать Антона кажется если и не очень хорошей идеей, то вполне обоснованной: мало ли что еще может произойти. Поэтому Арсений под предлогом прогулки слился с общего завтрака и сидит в курилке и, в очередной раз, как мантру, прокручивает в голове причины, почему от Антона нужно держаться подальше. Было бы здорово, если бы это как-то помогало еще, но это уже не так важно… – Привет, – знакомый хрипловатый голос вырывает из потока мыслей и заставляет немного подсобраться. Ну конечно. Антон же курит. Арсений чувствует себя идиотом, потому что совершенно забыл об этом и потому что вообще выбрал курилку как свое пристанище. Но нет времени на самобичевание, нужно держать лицо и никак себя не выдавать. – Привет, – отвечает он, чтобы не делать возникшую паузу еще более неловкой. Антон улыбается и внимательно смотрит, делая пару затяжек. Арсений старается не улыбаться в ответ, но он слаб перед ним, поэтому несмотря на всю выдержку, уголки губ ползут вверх, и это не ускользает от Антона. – О чем сегодня размышляешь? – спрашивает он, продолжая с интересом наблюдать за Арсением. – Снова пытаешься изобрести формулу, как жить эту жизнь? – Нет, формулу уже изобрели до меня, – хмыкает Арс.  На этом можно было и закончить, но почему-то он пускается в откровения и продолжает: – Буду делать то, что всегда хотел – играть в театре, пробоваться в кино. Ничего не буду придумывать нового. Просто жить обычную жизнь, может, съезжу куда-нибудь, может, встречу кого-то – в общем, всё как у всех. Антон смотрит на него каким-то нечитаемым взглядом, а затем выбрасывает сигарету, подходит ближе и говорит, прищуриваясь: – Может, уже встретил? И эти слова звучат как толстый, нет, прямо-таки жирный и очень заманчивый намек, но Арсений – актер, и ему нужно держаться, ради своего же блага. – Я бы знал, – старается звучать равнодушно. Он встает с подушек, чтобы избавиться от ощущения, что Антон над ним нависает, однако, когда поднимает взгляд, понимает, что сделал только хуже, потому что Антон, конечно, больше не нависает, но оказывается прямо перед ним. – А ты не знаешь? – Антон стоит близко, провокационно близко, и у Арсения сбивается дыхание. – Н-н-ет, – уже откровенно запинается он и нервно сглатывает. От такого внезапного сокращения расстояния голова идет кругом, Арсений зачем-то смотрит на Антоновы губы вместо глаз, потому что кажется, что если посмотрит в глаза, уже совсем не сможет сопротивляться. – Как скажешь, – совсем мягко говорит Антон и – ебанный пиздец! – облизывает губы.  Арсений этот жест неконтролируемо отзеркаливает. И это могла бы быть конечная, ведь язык тела говорит Антону четкое и безоговорочное «да», но тот на удивление не принимает такой ответ и отходит назад. – Ты мне очень-очень нравишься, Арсений, – тяжело вздыхает Антон, но выглядит непоколебимо уверенным. – И я вижу, что нравлюсь тебе тоже. Мы можем и дальше ходить вокруг да около и делать вид, что ничего не происходит, а можем быть честными и рискнуть, хотя бы попробовать. Вау. По правде говоря, Арсений не подозревал, что Антон может вот так – прямо, словами, без ужимок и намеков. Кажется, весь образ Антона он нарисовал в своей голове на основе чужих рассказов, причем явно не все из них были достоверными. А что он знает об Антоне сам? – Я ничего о тебе не знаю, – Арсений пытается подхватить уверенный тон Антона, но получается весьма сомнительно. – Ты же читал историю, да? – Антон задумчиво рассматривает свои ботинки, но потом, видимо, замечает, как Арсений сводит брови в недоумении, и поясняет: – Ну что? Я же вижу всех, кто получает доступ. Да и уверен, тебе многое обо мне уже рассказали. – Я не об этом. Я знаю твою историю и какие-то жалкие слухи, но я не знаю, чем ты занимаешься в свободное время, какой ты в жизни, к чему сейчас стремишься… Антон смотрит на его тираду как-то чересчур ласково, видимо, делая какие-то свои выводы, улыбается своей чертовой улыбкой, и Арсений подвисает, слегка теряясь. – Ну, сейчас путешествую много, пишу музыку иногда. С целями сложнее, но я тебе потом подробнее расскажу и покажу. Да и вообще, думаю, со всем разберемся в процессе. Я о тебе тоже многое не знаю, но это меня не пугает. Еще какие-то есть доводы? Нет у Арсения никаких доводов, особенно когда Антон такой. Уверенный, спокойный, рассудительный и вместе с тем властный, обворожительный, манящий. И все это, конечно, здóрово, но не имеет никакого смысла. – Ты вампир, – бросает первое, что пришло в голову. – Ты тоже, – Антон не выглядит смятенным. – Ты убил много людей и не людей тоже… – Было такое, почти всех за дело. И я не могу исправить прошлое. – Ты обидел Эда, – Арсений, кажется, продолжает на автомате, потому что в этот аргумент и сам не верит – да и не его это дело, собственно. – Все ошибаются, и я уже расплачиваюсь за эту ошибку, как ты мог заметить. Антон по-прежнему спокоен, не сдает позиции и будто позволяет ему выговориться. А Арсения несет, несет со страшной силой.   – У тебя… э-э… монополия на власть? – Да ну какая монополия, сущая формальность, двадцать первый век на дворе. Аргумент, конечно, хороший, Арсений его засчитывает.   – Ты отключал чувства, – тут же ляпает он, не подумав. И это, наверное, зря. Во-первых, он этого знать не должен по идее, а во-вторых… Антон впервые за весь этот нелепый диалог меняется в лице, и Арсений считывает там нотки сожаления… но не более? – Смалодушничал, – просто признает Антон, не пытаясь себя оправдать или объясниться. – Но простил себя, и это было в прошлом, Арс. И вот это Арс, сказанное так тихо, но так твердо, Арсения добивает. Он уже не знает, кого и в чем пытается убедить, но внутри все начинает бить тревогой, а тело сковывает лютый страх. Антон подобрался к нему так близко, что будет сложно потом эту историю перечеркнуть и выбросить, будет снова очень больно – и Арсений не уверен, что сможет это выдержать. – Ты так никого и не нашел за тысячу лет, это подозрительно… Не находишь, что дело в тебе? – Арс не узнает свой собственный голос, он даже на мгновение теряет связь с реальностью и не понимает, сам ли он это сказал, и если сам, то как это вырвалось из его рта? Он моргает несколько раз и поднимает взгляд на Антона. И в этот момент что-то неумолимо меняется, Арсений это чувствует практически физически. А еще в глазах Антона будто что-то потухает, мелькает напоследок вспышкой разочарования и тлеет угольками. – Я понял, – говорит он резко, громче, чем до этого. – Что бы я ни сказал, у тебя будут аргументы. Что ж, ладно. Если ты не способен принять меня таким, какой я есть, значит, я ошибся на твой счет, и ты прав, дело во мне, это только моя проблема и мои ожидания, – Антон делает паузу, еще раз внимательно смотрит на Арсения и добавляет: – Доброго дня, Арсений. И, разворачиваясь на пятках, скрывается из виду. И только в этот момент до Арсения в полной мере доходит, что именно он сказал. Пиздец. Да, ему страшно, но этот страх его не оправдывает. Никто не заслуживает таких слов, даже «жестокий хладнокровный убийца», даже если слова эти могут быть правдивы, но Арсений сильно в этом сомневается. Он чувствует себя мудаком, и это чувство затапливает его за несколько секунд, стягивая тугим узлом все внутренности. И к этой вампирской особенности – так сильно чувствовать вообще всё – он не привык до сих пор: это невыносимо. Он резко срывается с места, чтобы подняться к себе, но у крыльца сталкивается с ребятами, которые, судя по их внешнему виду, собрались поиграть в волейбол. По осторожным, взволнованным и негодующим взглядам Арсений понимает: слышали. Но на удивление, Арсений не считывает злости или явного разочарования, и это ранит его еще сильнее. Он виновато отводит взгляд, машинально пожимает плечами и скрывается за дверью. Несколько минут он сидит один в своей комнате, пытается размеренно дышать и не думать, где сейчас Антон. Не прислушиваться совсем – не получается, но Антона, к счастью или к сожалению, не слышно, зато различимы приближающиеся шаги. Арсений делает глубокий вдох и медленно выдыхает. После короткого стука в комнату заглядывает Егор: – Можно к тебе? Арсений кивает и двигается на кровати, чтобы Егор мог сесть. – Будешь говорить мне, что я неправ? – беззлобно фыркает Арс. – Как в старые добрые? – Не буду, – улыбается Булаткин. – Тем более ты и сам уже это знаешь. Арсений пихает его в плечо и улыбается тоже, а Егор продолжает: – Знаешь, Эд тоже совсем не святой и тоже долгое время был один. Но он хороший, добрый, заботливый, хотя по нему так сразу и не скажешь, – он делает паузу, немного краснея, и Арсений находит это весьма умилительным. – Но когда ты любишь кого-то, это многое помогает преодолеть и переосмыслить. И это не слепая любовь, Арс, я осознаю, кто он и что у него за плечами. И я не закрываю на это глаза, просто я… принимаю его таким. – Я рад за тебя, – Арсений говорит это искренне. – Приятно видеть тебя счастливым. Я завидую даже, – сам от своего признания немного смущается и тут же добавляет: – В хорошем смысле, конечно… – Спасибо, – Егор смотрит с такой благодарностью во взгляде, словно Арсений ему жизнь спас, не меньше. – Для меня это правда важно. Какое-то время оба молчат, но тишина эта не тяжелая, а какая-то простая, невесомая даже – и Арсению как будто чуть легче становится. – Арс, ты же не думаешь, что Антон в самом деле весь такой ужасный? – в голосе Егора нет ни капли порицания, лишь искреннее беспокойство. – Да нет, конечно, – Арсений устало трет глаза. – Если честно, я просто испугался своих же ощущений и сам не понял, как накрутил себя до такого состояния… И наговорил всего… Го-о-осподи-и-и, я идиот, да? – Не идиот, бояться – это нормально. Но наговорил ты… да-а-а…  – Мне, наверное, стоит извиниться? – перебивает Арсений, чувствуя снова нарастающее волнение. – Ты не знаешь, он здесь еще? – Не здесь, они с Эдом отъехали по делам. Нужно просто выдохнуть. Это даже хорошо, что не здесь. Будет время успокоиться и подобрать подходящие слова. Набраться смелости, в конце концов. И для самого себя решить, что со всем этим делать.  – Все хотел спросить, а ты не ревнуешь? – переводит тему Арсений. – Ну после всего, что у них там было. А что, это поможет ему в принятии решения (маловероятно, конечно). И удовлетворит любопытство (точно). И вообще… – Это другое, – говорит Егор и хитренько так улыбается. – Прежде, чем ты хоть что-то спросишь, я сразу скажу, что ничего рассказать не смогу. Но я попрошу Эда зайти к тебе, когда он вернется, и пусть уже сам отдувается от твоих вопросов. Ну да, Булаткин же знает его как облупленного и все его мотивы вычисляет на раз-два. – Ладно-ладно, – Арсений хихикает, укладывая голову Егору на плечо. И почему-то становится совсем спокойно. Иногда хочется оказаться в детстве, когда единственной проблемой был запрет отца ходить в театральный кружок и когда они вот так с Егором могли часами болтать до позднего вечера. – Прости, что не отвечал на твои сообщения, – нарушает вдруг тишину Булаткин, и Арсений поднимает на него взгляд. – Я знал, что если дам слабину, не смогу второй раз тебе соврать или внушить что-то. Егор смотрит на него с сожалением и пытается улыбнуться, но улыбка выходит с натяжкой, на троечку. – Я уже простил, – как-то легко отвечает Арсений и приобнимает Егора.  Тот обнимает его в ответ. – Сережа бы сейчас назвал нас сопливыми идиотами, – прыскает Арс. – А потом бы все равно обнял тоже, – подхватывает Булаткин. – И глаза бы так закатил, – Арсений отстраняется, чтобы показать как, а затем они оба начинают смеяться. Вот Сережи сейчас правда не хватает. Будь он тут, возможно, Арсений бы чуть лучше разобрался в себе и не наговорил бы Антону всякого. Хотя, будь он тут, ничего бы этого не было, Арсений бы не стал вампиром и Антона бы не встретил вообще, и с Егором бы не помирился. Черт, как же сложно… – Я вот на тебя смотрю, – вырывает его из мыслей Егор, – и думаю, как тебе легко дается все это, – он неопределенно машет рукой, но Арсений понимает. – Как будто, знаешь, оно пошло тебе на пользу. Ты за эти несколько дней стал увереннее, что ли. Ты сильный, находчивый, умный, и все твои способности проявили себя после того, как ты обратился. Не думал, что скажу это, но тебе идет быть вампиром. И эгоистично я рад, что Эд это сделал, правда. Арсений только сейчас понимает, как сильно ему нужно было это услышать. Чтобы не сомневаться, не сожалеть и знать, что он во всем этом не одинок. – Не знаю, как объяснить, но я правда впервые чувствую себя на своем месте, – признается он, и у него словно камень с души падает. Егор кивает, улыбается и тоже с видимым облегчением выдыхает. Они еще немного болтают о разном, Арсений выспрашивает все, что пропустил за последние восемь месяцев – у них ведь за все время здесь так и не было возможности просто поболтать – и впервые вслух озвучивает, как сильно скучает по Сереже. Булаткин шутит, что если бы знал, что Арсений после обращения научится говорить о своих чувствах, обратил бы его раньше. Арсений смеется над этими шутками и даже не пытается парировать. Во-первых, в них слишком большая доля правды. А во-вторых, ему сейчас хорошо и хочется насладиться этим моментом подольше. А со всеми проблемами он обязательно разберется позже.

***

К ночи Арсений решает все же вылезти из своей комнаты. После того как Егор оставил его одного, в голову стали лезть не самые приятные мысли. И если чувство вины он постепенно смог подавить внутри себя до вполне терпимого, то с тоской и ощущением, что он совершил самую страшную ошибку в своей жизни, совладать не получалось. Он даже попытался немного поспать, чтобы хоть ненадолго отключиться от этого, но сон не шел, а мыслей становилось все больше и больше. Из гостиной весь вечер доносились звуки разных фильмов и отголоски разговоров, но присоединяться к ребятам не хотелось. Арсений уже понял, что никто его осуждать не будет, но жалостливых и сочувствующих взглядов хотелось все-таки избежать. Поэтому из своей берлоги он выбрался, только когда все разошлись по комнатам и стало относительно тихо. В холодильнике он находит контейнер с вишневым пирогом и запиской – судя по всему, от Гороха – «Для Арсения!!! Кто съест, того не кормлю 10 лет». Это заставляет улыбнуться, несмотря на ноющее чувство в груди. Вместе с пирогом он достает пакет крови, пачку какого-то сыра и бутылку розового вина. А еще заваривает кофе. Арсений в своей «страдальческой эре» имеет весьма специфичные вкусы, и если раньше он себе такие комбинации позволял редко, то сейчас-то вампирское тело явно потянет? Вооружившись бокалом, тарелкой и приборами, он открывает форум, чтобы почитать свежие новости и теории. Вообще-то он, конечно, не собирался ничего такого делать, но, пока лежал в своей комнате, услышал, как Макс и «длинный» Сережа обсуждали, что Антона заметили в городе и на форуме уже чего только не написали по этому поводу. Не то чтобы Арсений надеется что-то узнать, потому что характер дискуссий на этом форуме он уже успел прочувствовать, но кто знает, может, что-то там стоящее будет. – Ну и че ты тут, убиваешься? – голос Выграновского звучит достаточно тихо, но Арсений все равно вздрагивает от неожиданности и поднимает взгляд. – Я не… – Ой, давай без этого, все всё слышали… Да и ты бы себя видел щас, – Эд улыбается и обводит его взглядом. Арсений издает невнятный смешок. Ну да, он закусывает вишневый пирог сыром и запивает вином и кофе по очереди – ну, бывает. Не кровью же – ее он выпил отдельно – и на том спасибо, как говорится. – Не все так плохо, не сцы, на вот, тебе передали, – Выграновский ставит перед ним плотный бумажный пакет. Арсений заглядывает внутрь и меняется в лице. Он смотрит то на Эда, то на пакет и никак не может понять, что это значит. Эд, к слову, помогать ему с этим не планирует, лишь устало закатывает глаза и достает себе бокал для вина. В пакете лежит рубашка. Та самая рубашка, в которой он танцевал с Антоном. Если Арсений ничего не путает, конечно. Ну а что, вдруг у него уже галлюцинации от всех этих переживаний. Он встает, моет руки, вытирает их насухо и только потом прикасается к пакету. Осторожно вытаскивает рубашку и замечает записку на дне пакета. «Никакого тайного умысла. Просто подарок» Арсений пробегает по ней глазами несколько раз и прикрывает глаза, пытаясь успокоить бушующее нутро. Антон подарил ему рубашку. Просто так. Без всяких причин. И это после всего, что Арсений ему наговорил. И подписал ведь еще так, будто переживал, что Арсений непременно надумает себе что-то и загонится, если ему не объяснить, что к чему, – а он ведь и в самом деле бы загнался. – А… Антон тоже вернулся уже? – находит он в себе силы открыть глаза и задать вопрос, а затем убирает рубашку обратно в пакет. Выграновский отрицательно машет головой, делая глоток вина, которое успел себе налить. – Не, у них там обращение, нужные фазы луны и бла-бла-бла… Если все пройдет гладко, Лизок завтра тебе зад надрать сможет, – поясняет он. Арсений понимает, что выпал из происходящего и не знает деталей. Он вообще ничего не знает про обряд, не знает, опасно ли это, никак не поддержал Лизу и понятия не имеет, зачем там Антон. – Ну ты только не раскисай снова, лады? – Эд пинает его ногой под столом. – К утру вернутся, поговорите там, порешаете… – С чего ты взял, что он захочет со мной говорить? – вырывается само собой, и Арсений немного тушуется. – Ну после всего, что я ему там… – А ты с чего за него решаешь, придет – спросишь, – взгляд у Эда насмешливый, но не укоряющий, беззлобный, будто Арсений просто глупости говорит. В голове тут же возникает другой вопрос, и его он задает уже осознанно: – А ты простил его? После всего, что он сделал? – Н-да, и это распиздели, – вздыхает Выграновский и морщится. – Скажем так, я в процессе. – В процессе прощения? Это как? – осторожно уточняет Арсений. – Ну, я пытаюсь понять его. Мне, оказывается, это важно, – закатывает он глаза, явно цитируя Булаткина. Арс усмехается и понятливо кивает, а Эд продолжает тем временем: – Если серьезно, Егор реально помог с этим. Он как-то спросил, сделал бы я что-то подобное с ним, если бы мне самому надо было залечь на дно на много лет. И я как-то, знаешь, впервые задумался, что, может, и сделал бы. Потому что такой жизни никому ведь не пожелаешь. Не то чтобы раньше я этого не знал, но тут как-то прям понял… – он замолкает и, кажется, погружается в размышления. Арсений не решается нарушать тишину, поэтому молча подливает им обоим еще вина. Вино обычное, и они оба от него не пьянеют, но сам факт, что они с Выграновским пьют вино ночью на кухне, заставляет улыбнуться – надо же, как жизнь складывается. И будто в подтверждение этих мыслей Эд поднимает на него глаза и говорит: – Но наши с Шастом отношения и прошлое не должны влиять на твой выбор, Арс, – и улыбается как-то хитро, но взгляд при этом серьезный, участливый. – Так уж сложилось – я знаю про все твои прошлые заморочки. И чего хочу сказать, хуйня случается, но тебе надо разрешить себе жить, а не засовывать голову в песок, ты же не страус, бля. И все с тобой нормально, не надо никого заслуживать и ни для кого стараться. Хотя должен признаться, я был готов буквально вырвать тебе сердце, когда узнал, что ты там про Егора наболтал. Но Егор сказал, что это был его выбор, и я должен его уважать, – тут Выграновский фыркает. – А потом готов был надрать зад Шастуну, когда увидел, как он бессовестно тебя клеит. Тут Арсений не выдерживает и начинает тихонько смеяться. Хотя Эд говорит важные вещи, почему-то в первую очередь смешно. Еще немного неловко. И спокойно. Выграновский улыбается, глядя на его приступ смеха, и от этого Арсений совсем расслабляется. – Почему передумал? – спрашивает он, отсмеявшись. – Ну, зад Антону надирать? – Потому что отбросил обиды, вспомнил, что он живой человек – ну ладно, мертвый человек, живой вампир. И не все, что он делает, он делает назло мне – надо же, кто бы мог подумать, да? – саркастично отвечает Эд и добавляет уже серьезно: – И потому что понял, что у него действительно могут быть к тебе чувства. – Что ты имеешь в виду? – спешно уточняет Арсений, а у самого сердце начинает биться так быстро и так громко, что вот-вот выпрыгнет из груди. – Бля-я-я, Арс, ну я его все-таки много лет знаю и видел его влюбленным… Но ты, конечно, конкретно сегодня перегнул, даже я охуел, чего уж. – Прости… – Не у меня надо просить прощения. Бля, только щас не загоняйся по второму кругу, все нормас будет, отвечаю. – Не буду, – обещает ему Арсений и решается на еще один вопрос, который уже не сильно-то его и волнует, но спросить все равно хочется: – Эд, а вы с Антоном… ну… это самое… встречались? Выграновский аж вином давится: – Фу, нет, конечно, это же, бля, почти как инцест, – и начинает хохотать практически в голос. Арсений выдыхает окончательно, а Эд сквозь смех бормочет «Как же сильно ты успел вляпаться…», на что Арс лишь пожимает плечами и улыбается, даже не пытаясь что-либо скрыть. В этом доме все всё про всех знают, пора привыкать. – Так, ну все, погоню к себе, там кот заждался уже, – объявляет Выграновский, убирая их бокалы и Арсову кружку из-под кофе в посудомойку. – Спасибо, – искренне благодарит Арсений вообще за все сразу и открывает телефон, вспоминая, что собирался почитать форум. – Не трать время, ничего для тебя интересного в этих обсуждениях нет, – ухмыляется Эд, проходя мимо. – Лучше почитай раздел про секс, тебе пригодится, если ты понимаешь, о чем я, – и дергает бровями вполне однозначно. – Бо-о-оже-е-е, иди уже, – стонет Арсений и закрывает лицо руками. – Иду уже, – передразнивает он и правда уходит. Арс понимает, что Эд бросил это просто так, скорее в шутку, но от одной лишь мысли внутри полыхает огнем, во рту пересыхает и начинают гореть щеки. Ужас, кошмар, ну серьезно, взрослый ведь и так реагирует на слово «секс». Хотя дело же не в самом слове, а в контексте. А контекст этот про Антона, а Антон… Так, стоп, об этом лучше, конечно, не думать сейчас. И читать этот раздел, вероятно, не стоит, по крайней мере, сегодня. И да, Арсений определенно очень сильно вляпался, но что наиболее важно – сейчас он осознает это особенно ясно – ни это ощущение, ни собственные чувства его больше не пугают. На смену страху приходит легкое предвкушение, а внутри начинает зудеть желание рискнуть, и Арсений дает себе слово, что больше не будет прятать голову в песок и рискнет. Хотя бы попробует. Ведь что он, в самом деле, теряет, если у него в запасе теперь целая вечность?