sun was bright so was i

Чонгук открывает дверь и бросает короткий взгляд через плечо, поджидая, когда Тэхен войдет следом. Свет в прихожей холодный, почти неразличимый, как будто затаивается где-то в полумраке, придавая всей квартире некий загадочный оттенок. — Я думал, ты моего логова боишься больше, чем вампиры чеснока и деревянных кольев, — усмехается Чонгук, шагнув внутрь и звучно захлопнув за Тэхеном дверь. Тэхен скользит взглядом по помещению, ощущая странную смесь уюта и легкого напряжения, повисшего над ним. Квартира его предназначенного выполнена в приглушенных серых строгих тонах, словно отстраняется от него, но при этом притягивает — как остывший уголок, где всегда хочется зарыться в плед и просто слушать тишину. Ее пригласительный зов отзывается в Тэхене, и он принимается за расшнуровку своих порядком замызганных лужами конверсов. Слева от прихожей видна лестница, ведущая, вероятно, на второй этаж, а перед ним располагается просторная, но уютная гостиная, по совместительству и кухня. Серые стены сливаются с минималистичной мебелью, обрамляя несколько фотографий на стене, сделанных, скорее всего, самим Чонгуком. На фотографиях засняты заброшенные дома и пустынные улицы, как будто они — окна в параллельные миры, где время замерло навечно, и это выглядит немного угнетающе. Пытаясь найти хоть одно лицо на снимках, Тэхен ощущает легкое напряжение в спине, и, не оборачиваясь, понимает, что Чонгук застыл прямо за его спиной. Такая близость его нервирует, и он делает несколько шагов вперед и глубже вдыхает воздух, улавливая запах знакомого одеколона повсюду. От этого чувствует себя странно умиротворенным. Чонгук сбрасывает свою толстовку на диван и, оглянувшись, с легкой улыбкой спрашивает: — Хочешь осмотреться или сразу пойдем на кухню? Тэхену хотелось бы осмотреться, но в первую очередь не в квартире. Открытая кожа Чонгука обнажает стройные мышцы и изящные, черные линии, которые тянутся по позвоночнику. Иероглифы, выстроенные один за другим, вырисовываются вдоль его спины, начинаясь от основания шеи и плавно уходя вниз, до самой поясницы. Каждый символ выглядит выверенным и гармонично сочетается с контуром его тела, словно сливаясь с ним. Тэхен не может отвести глаз, завороженный этим зрелищем. Он заметил ранее, что у Чонгука есть тату на спине, еще когда они были на пляже, но ему тяжело было и пялиться, и пытаться не утонуть. Чонгук оборачивается, и его улыбка становится еще шире, когда он ловит на себе взгляд Тэхена. Тот стоит напротив, молчаливый и сосредоточенный, и Чонгук явно наслаждается тем, как приковывает к себе его внимание. — Или мне одеться, чтобы не смущать тебя? — с легкой насмешкой спрашивает Чонгук, откинув голову чуть назад и прищурившись, с явным удовольствием наблюдая за его выражением лица. Он нарочито безразлично пожимает плечами, подавляя в себе волнение, будто бы открытая спина и черные линии татуировки по позвоночнику не трогают его вовсе. Его голос звучит сухо и отстраненно: — Да мне все равно. Но ему не все равно. Что-то едва уловимо шевелится внутри, когда он снова переводит взгляд на эти четкие символы, плавно выстроенные вдоль позвоночника, стоит Чонгуку отвернуться. Линии, уходящие вниз к пояснице, кажутся живыми, гармонично сочетающимися с рельефом его спины и плотно прилегающими к коже, будто это не просто татуировка, а продолжение его самого. Все вокруг кажется довольно обыденным: квартира Чонгука, его открытая спина, все это не должно было произвести на него такого впечатления. Учитывая, что недавно они вели себя куда более раскованно на крыше, ему действительно должно быть все равно. И все же, это неприкрытое хвастовство, эта спокойная уверенность Чонгука пробуждают в нем странное чувство, которое он пытается подавить, словно осознание чужой привлекательности для него смерти подобно. Чонгук, тем временем, неспешно проходит по квартире, оставив Тэхена разглядывать обстановку. Почему-то Тэхен был уверен, что его квартира будет так же беспорядочна, как и его студия в Алтину Арантис, но Чонгук смог его удивить. Темные серые тона стен сливаются с приглушенным светом и минималистичной мебелью, почти лишенной ярких деталей. Она выглядит так же, как и сам Чонгук: просто и строго, как будто каждый предмет здесь имеет свое место и значение. Слева от прихожей, под лестницей, ведущей на второй этаж, расположен стол, на котором, помимо аж трех мониторов и клавиатуры, свалены несколько книг и камера. Кажется, она еще хранит отпечатки пальцев Чонгука, и Тэхену даже мерещится легкий запах из его студии, едва уловимый, как тень. Чуть дальше — большая плазма, вмонтированная в стену, диван с шероховатой обивкой и журнальный столик. Несмотря на то, что пустота его квартиры «украшена» угрюмыми пейзажами, пустынными зданиями, темными, пропитанными той же серостью, что пронизывает все вокруг, здесь уютно, будто в ее замкнутом, остывшем пространстве можно просто дышать, не думая о внешнем мире. Чонгук останавливается перед барным столиком, являющимся единственным разделением между кухней и гостиной, поворачивается к Тэхену и слегка приподнимает бровь, как бы поддразнивая его. Взгляд Тэхена перемещается от фотографий на стенах к самому Чонгуку, и он сам не замечает, как долго смотрит на него в ответ. — Что, нравится? — наконец спрашивает Чонгук, уловив его взгляд, и глаза его поблескивают иронично. — Или тебя все еще смущает то, что ты видишь? Тэхен снова заставляет себя вернуть прежнюю маску равнодушия. Он склоняет голову, фокусируя взгляд на столе, и старается, чтобы голос звучал нейтрально: — Нарцисс, — констатирует он. — Хотя с этими снимками и антуражем удивляться нечему. Я бы тоже головой поехал. Чонгук тихо смеется, подходя ближе, останавливается в нескольких шагах от Тэхена и разворачивается, снова позволяя ему внимательно рассмотреть татуировку. Черные кандзи четко выстроены вдоль позвоночника, каждый из них по краям обведен красным, словно кто-то кистью макнул в кровь и сделал свои штрихи. У Тэхена возникает чувство, что это не просто изображение, а заклинание, отпечатанное на коже. Он едва заметно напрягается, когда Чонгук делает еще шаг ближе. Он ловит себя на том, что почему-то хочет отойти, хоть его лицо остается спокойным, внутри все сжимается от этого ощущения близости с чонгуковой широкой спиной. Вчерашние воспоминания о крыше промелькнули в его голове, и он невольно сравнивает свой тогдашний настрой с тем, что чувствует сейчас. Тогда они оба казались себе неуязвимыми, раскованными и дерзкими, но в эти моменты, в окружении серых стен, он чувствует какое-то необъяснимое смущение, словно он снова с Чонгуком совсем не знаком. Но сегодняшние откровения еще раз напомнили ему, насколько они, оказывается, близки и связаны друг с другом, не только физически, но и морально. Подумать только. Чонгук в силах задушить его, просто переспав с кем-то, кроме него… кроме него? Тэхен вспыхивает, поймав себя на этой мысли, и решает ущипнуть Чонгука за бок, едва ли сумев найти кусок лишней кожи на этом выточенном богами теле. Чонгук ойкает и отходит от него, шлепая голыми пятками по отражающему неяркий свет глянцевому полу и, чуть улыбнувшись, указывает на барный стол, с которого самый лучший обзор на кухню. — Присаживайся и наслаждайся шоу, — говорит он с непринужденностью, в которой, однако, явно слышится двоякий намек. Тэхен замечает его особый взгляд и не может сдержать легкое смущение, но тут же силится сменить изображение своего лица на что-то попроще. Но стоит ему устроиться, как Чонгук притягивает к себе одну из сковородок, берет пару ножей и, проверив остроту лезвий, молча приступает к работе, разворачивая перед Тэхеном целый кулинарный спектакль. Его движения неспешны и точны, словно он давно отточил каждое из них, не оставив места для случайностей. Чонгук режет чеснок, свежий базилик и мычит себе под нос какой-то незамысловатый мотив. Тэхен старается не поддаваться смущению от того, как непринужденно Чонгук ведет себя перед ним. Ему почему-то хочется отвести взгляд, но он не может, как будто под гипнозом наблюдая за его руками, за собранностью, за тем, как легко и точно он движется. И от этого странного притяжения ему становится еще страннее, так что он решает развлечь себя очередным доебом. — Так что, ты правда мастер по карбонаре? — Тэхен откидывается на пустой стеллаж, отделяющий его от дивана, и кладет ногу на ногу. Чонгук поднимает на него взгляд, кидая легкую усмешку через плечо: — Тебе понравится, — он прищуривается, добавляя: — Но если тебе уже неловко смотреть, боюсь, не знаю, что ты будешь делать, когда я перейду к следующей стадии, — и весело смеется, еще раз напоминая Тэхену, что он всегда в курсе, что у того на уме. Он ощутимо напрягается на секунду, но снова возвращает себе маску спокойствия, закатив глаза. — Прекращай выпендриваться, — отмахивается он, — Гордон Рамзи ебанный… Чонгук снова усмехается, услышав язвительный тон Тэхена, и, пожав плечами, продолжает раскладывать ингредиенты на разделочной доске. Он неспешно моет руки, наполняет водой кастрюльку, ставит ее на огонь. Затем опирается на столешницу, и, не сводя взгляда с Тэхена, словно невзначай произносит: — Кстати, раз уж ты решил обсуждать мои навыки в кулинарии, — он с деланным легкомыслием делает паузу, — попробуй угадать, кто я по образованию. Тэхен на секунду задумывается и принимается оглядывать тело Чонгука, его высеченную линию мускулистой груди, ряды на напряженном прессе и V-образную линию таза, уходящую в черные штаны. Помимо его околосовершенной внешности, у Тэхена есть уже час как информация о том, что Чонгук может его и убить при желании, так что первое, что приходит ему на ум, он и произносит вслух: — Ты бесенок. Маленький чиновник на побегушках у Сатаны, который носится по аду и кошмарит попавших туда бедолаг. Чонгук не сдерживает громкий смех, услышав неожиданный ответ. Его глаза блестят от удовольствия, и он даже на секунду прищуривается, подбирая ответ, как будто обдумывает, как бы ответил тот самый «бесенок». — Ладно, неплохо, — говорит он, хмыкнув и проводя рукой по волосам, — хоть и близко, но все-таки не угадал, — делая глубокий вдох, облокачивается на барный столик, чуть подавшись вперед к Тэхену, будто решив выдать небольшую тайну: — По образованию я авиадиспетчер. Тэхен слегка приподнимает бровь, удивившись этому неожиданному повороту разговора. — Авиадиспетчер? Серьезно? — он бросает на Чонгука насмешливый взгляд, но в глазах его читается неподдельное удивление. — Так и знал, что ты из тех, кто мог бы отвечать за сохранность жизней тысяч людей. У тебя лицо такое… сосредоточенное, — задумчиво договаривает он и встречается с игривыми глазами Чонгука, ловящими каждое слово, упавшее из его рта. — Окей, и как же ты оказался здесь, готовя мне карбонару вместо того, чтобы командовать самолетами? Чонгук, авиадиспетчер… прямо вижу, как ты сидишь за пультом и кричишь пилотам, что надо соблюдать дистанцию. Чонгук смеется, поднимая руки, как будто соглашаясь с обвинением. — Авиация была родительским проектом, — Чонгук подходит к плите и тыкает в кастрюлю вилкой. — Увлечение фотографией переросло в нечто большее, чем просто хобби. И вот я тут, готовлю для самого капризного зрителя, которого только мог найти, — Тэхен в ответ на это задумчиво угукает и не упускает возможности попялиться на своего предназначенного, пока тот занят чем-то другим. — Значит, ты предпочел фотоаппарат небу? — вместо ответа Чонгук слегка пожимает плечами и зажигает под сковородкой конфорку. — Меня завораживает, как люди раскрываются перед камерой, — он говорит это с неожиданной мягкостью. — И не только когда улыбаются или пытаются выглядеть идеально. Камера создает иллюзию уединения. Они забывают, что я здесь, и иногда позволяют себе что-то большее. Бывают моменты, когда человек настолько расслабляется, что готов показать то, что обычно скрывает, — Чонгук на секунду бросает на Тэхена изучающий взгляд, и от этого Тэхену кажется, что в его словах есть подтекст. Он, потупив взгляд, ощущает, как начинает колоть под кожей на месте метки. — Тебе просто нравится, когда люди раздеваются перед тобой, да? — Тэхен насмешливо поднимает одну бровь, очевидно, имея в виду не только моральное снятие стесняющих движения одежд, но и физическое. Чонгук, ловя эту реакцию, остается невозмутим и не отрывается от своего занятия. — Возможно. Особенно, когда они мне доверяют себя, — отвечает он, вновь бросая взгляд через плечо. — Хотя, знаешь, далеко не все снимают одежду на съемках. Это не всегда нужно, — но, конечно, желательно — это Тэхен додумывает уже сам и фыркает от осознания того, что Чонгук никогда не перестанет удивлять его своим бесстыдством. Сам будучи моделью, Тэхен прекрасно себя чувствовал вообще со всеми фотографами, с которыми он работал — привыкший к тому, что есть и ненормальные, и до боли приятные люди, тебе становится без разницы, и ты просто делаешь свою работу на автомате. Возможно, поэтому Тэхен никогда не жаждал высот или карьерных успехов в мире моды — он делал то, что ему нравилось, но никогда не выкладывался на все сто. Кроме одного случая. Тэхен мгновенно вспоминает тот день. Теплый песок под ногами, едва уловимый шум волн, мягкий свет, который солнечно падал на пляж, превращая его в почти сказочное место. Чонгук стоял с камерой, сконцентрированный и внимательный, направляя и ведя за собой Тэхена, словно стал его мозгом и душой. Тэхен быстро расслабился, привык к этому естественному участию, и вскоре забыл о том, что на него смотрят через объектив. Он был просто собой, и это странное чувство свободы до сих пор оставалось у него где-то внутри. Казалось, каждый взгляд Чонгука через объектив не просто фиксировал кадр, а проникал глубже, открывая что-то сокровенное и, возможно, немного пугающее. Чонгук слышит, о чем Тэхен сейчас думает, и на его губах снова появляется эта легкая, почти невинная улыбка. Он добавляет оливковое масло на разогретую сковородку, бросает туда нарезанный чеснок, и в воздухе сразу же разносится насыщенный аромат. Мягким движением он берет ложку и начинает аккуратно перемешивать содержимое, будто наслаждаясь самим процессом, и после короткой паузы тихо говорит, не поднимая взгляда: — Вспоминаешь тот день на пляже? — его голос звучит неожиданно ласково, как если бы он говорил сам с собой. Тэхен на мгновение замирает, внутренне собираясь, но не может удержаться от честного ответа. — Сложно забыть, — отвечает он, и его голос чуть ниже, чем обычно. — Ты тогда… я не знаю, как это описать. Это было странное ощущение. Вообще все события на том пляже были очень странными. Чонгук кивает, понимая, что Тэхен имеет в виду. Он медленно убавляет огонь под сковородкой и, обернувшись, смотрит на него, держа в руке ложку, словно его кулинарные манипуляции — неотъемлемая часть их разговора. — Чудеса уединения. Ловить камерой каждый твой жест — и все, — он пристально смотрит на Тэхена, и в его взгляде мелькает что-то слишком личное, почти уязвимое. Эти слова заставляют Тэхена слегка напрячься, как будто Чонгук снова пробирается слишком глубоко, в те части его личности, которые он предпочитает оставлять под толстым слоем брони. Но сейчас сопротивляться кажется бессмысленным, и он лишь тихо вздыхает. — Не думал, что ты все это помнишь так подробно, — с легкой усмешкой отзывается он, но голос против его воли становится мягче, и он падает на свои руки на столе, утыкаясь в предплечья подбородком. — А ты как думаешь? — Чонгук произносит это с серьезностью, не сводя взгляда с Тэхена. — На самом деле, не так важно, что я вижу, важно, что ты позволяешь мне увидеть. А иногда ты позволяешь увидеть чуть больше, чем думаешь, — эти слова застают Тэхена врасплох, и он на мгновение ощущает, как внутреннее напряжение нарастает. Чонгук говорит это так просто и искренне, что ему становится немного неловко, будто он позволил себе усомниться в чем-то действительно важном. Но вместо того, чтобы поддаться этому смущению, он мягко улыбается и чуть опускает взгляд, чтобы скрыть смятение в глазах. — Слушай, — наконец тихо произносит он, — я редко чувствую себя настолько… незащищенным, если это можно так назвать. Но ты постоянно заставляешь меня быть честным с тобой из-за того, что ты всегда в силах уличить меня во лжи. Мне даже отвечать тебе не обязательно, но ты все равно с терпением ждешь, когда я договорю. Почему? Чонгук на секунду молчит, как будто обдумывая сказанное. Затем он снова берется за сковороду, добавляет туда сливки и начинает медленно размешивать. В его глазах блеснуло что-то, и Тэхен понимает, что тот ищет слова получше, давая понять, что сознательно выбрал этот путь. — Каждый раз, когда ты начинаешь думать, я чувствую, как будто у меня на ладони все твои страхи и надежды, и это делает меня живым и важным. Частью тебя, — он подходит к своему предназначенному и запускает пятерню в его волосы, и Тэхена от неожиданности аж дергает, а следом ровным строем по телу пробегают мурашки удовольствия. Если бы умел, он бы замурлыкал. — Я вот от этой черепушки за последние две недели наслушался о том, как я красив и какой я при этом непроходимый идиот, на долгие годы вперед, — он продолжает пальцами гладить кожу головы Тэхена, и ему, если честно, уже без разницы, о чем там говорит Чонгук, лишь бы не прекращал его гладить. — Если тебе нравится, могу гладить тебя хоть каждый день, — посмеивается он, и Тэхен подрывается со своего места, возмущенно толкнув полуголого мужчину в твердый живот, разумеется, не во всю силу. Чонгук, как будто не ожидая такого поворота, отступает назад, поднимая руки в защитном жесте, и улыбается; его глаза блестят озорством. Тэхен чувствует, как его уши горят от смущения, и он резко отворачивается, чтобы не встретиться с полным восхищения взглядом Чонгука. Его раздражает своя собственная уязвимость перед этим человеком, но он не может не признать, что чем больше он с ним говорит, тем меньше у него мотивации сопротивляться его обаянию. — У тебя действительно есть талант, — роняет Тэхен с фальшивым равнодушием, его голос неуловимо подрагивает. Он скрестил руки на груди, пытаясь скрыть свою реакцию, но его взгляд невольно скользит по мускулистому торсу Чонгука, который сверкал в неярком свете. — Ты превращаешь простую кухню в романтическую комедию. Чонгук, стоя у плиты, закатывает глаза. Его волосы слегка влажные от тепла, исходящего от кастрюли и сковороды, а на лбу заиграли капли пота. Он медленно поворачивается к Тэхену, наклоняя голову на бок с игривой улыбкой, которая обнажала белизну его зубов. — Как я тебе уже говорил однажды, не могу удержаться от провокации, когда ты меня так дразнишь своими мысленными комплиментами, которые никогда не произносишь вслух, — его голос легок и непринужден, словно говорит он не более, чем о каком-то общеизвестном факте. Тэхен фыркает, но не может сдержать своего волнения, когда тот вновь подходит ближе. Чонгук, теперь находясь всего в нескольких дюймах от него, встает так, что его бедро упирается в Тэхена, и это заставляет его нервничать, а сердце биться быстрее, но он не хочет быть первым, кто отстранится. — Ну так они не для твоих ушей потому что, — равнодушно отвечает Тэхен, но его глаза выдают его смятение с потрохами. — Вот я сказал тебе на поводок меня посадить, ты же не посадил? Ну вот и все. С остальным справишься. Чонгук смеется, и его смех больше напоминает музыку, чем что-либо еще. Он наклоняется ближе, его дыхание теплое и опьяняющее. — Я не говорил, что не посажу тебя на поводок, — произносит он так медленно, словно хочет затянуть этот момент так, чтобы у Тэхена все волосы дыбом повставали. Он пробегает пальцами по его подбородку, заставляя встретиться со своим взглядом. У Чонгука блестят глаза, полные веселья и игривости, но губы пребывают в покое, и эта картина оказывается слишком интимной даже для Тэхена. Чонгук с каждым мгновением все ближе, излучает уверенность, и это сводит Тэхена с ума. Ему хочется укусить губу от волнения, но он сдерживается. — В этом мире есть и другие способы, чтобы справиться с ситуацией, — провокационно добавляет Чонгук, и его голос напоминает легкий шепот, на который у Тэхена нет сил ответить. В этот момент он понимает, что все его попытки сопротивляться теряют смысл, когда Чонгук так близко. Тэхен знает, что в его голове царит хаос, смешанный с желанием и беспокойством. Он не может избавиться от ощущения, что каждый его скрытый страх и каждая тайная мысль разоблачены Чонгуком, который, разумеется, наслаждается этим сполна. Сосредоточенный взгляд Чонгука заставляет его сердце колотиться так, словно оно хочет вырваться из груди. — И что же это за способы? — произносит он с легким вызовом, стараясь скрыть свои внутренние метания. Чонгук, замечая его попытку, лишь усмехается, как будто предвкушая, что произойдет дальше. — Ну, во-первых, я мог бы просто забрать тебя к себе, — шепчет он, вновь приближаясь, так что их дыхания переплетаются. — Или же… — он легонько проводит пальцем по линии челюсти Тэхена, вызывая у него дрожь, — я мог бы оставить тебя здесь и наблюдать, как ты пытаешься справиться с тем, что чувствуешь. Слова Чонгука вызывают у него не только смятение, но и внутреннее возбуждение, и это его пугает. Он, не зная, как отреагировать, отстраняется, но внезапно стул, у которого нет спинки, заканчивается, и он едва ли не сваливается с него. Чонгук, не теряя времени, подхватывает его за плечи, и их взгляды встречаются. — Начни с того, чтобы перестать делать вид, что тебя это не волнует, — произносит Чонгук, и в его голосе звучит уверенность, которая оставляет Тэхена без слов. — Или, по крайней мере, перестань падать от одного моего присутствия. Тэхен замирает, не в силах отвести взгляда от уверенного выражения лица Чонгука. Этот момент кажется вечностью, в которой они оба осознают напряжение, связывающее их, и Чонгук вновь поднимает руку, чтобы приподнять подбородок Тэхена, заставляя того наслаждаться его пронзительным взглядом. — Что скажешь? — произносит он, и его томный голос звучит как вызов, от которого невозможно отказаться. Тэхен, осознавая, что времени больше нет, просто вздыхает и позволяет себе быть захваченным этим мгновением, забыв о своих страхах. — Знаешь что? — говорит Тэхен, сбивая Чонгука с толку своим неожиданно сменившим настроение разговора ответом. — Я в душ. Сказав это, он спешно встает, не позволяя взгляду Чонгука задержаться на себе слишком долго. У него колотится сердце, когда он слегка отталкивает его от себя, и наугад бежит туда, где, по его мнению, может быть дверь ванной, и не прогадывает. Ванная комната Чонгука выглядит, как и вся остальная квартира — просто и со вкусом. Большая угловая ванна сияет, отражая свет от множества небольших ламп, расположенных на полках. Мраморные стены обрамляют пространство, придавая ему легкую прохладу, в то время как мягкие текстильные детали, такие как полотенца и коврики, добавляют уюта. В воздухе витает легкий аромат масла для ванн, и Тэхен, скидывая с себя одежду, видит множество всяких скляночек для ухода за кожей, аккуратно расставленных на белых полках. Это зрелище напоминает ему о Патрике Бейтмане из «Американского психопата», но, скорее всего, Чонгук просто чистоплюй. Тэхен включает душ, и горячая вода начинает литься, погружая его в теплое объятие, которое помогает смыть напряжение, накопившееся за вечер. Струи воды, падая на его кожу, кажутся одновременно успокаивающими и щекотными, пробуждая в нем воспоминания о пережитой близости. Тэхен проводит рукой по волосам, откидывая назад прядь, которая прилипла к лицу. Мысли о Чонгуке захлестывают его, как волна, заставляя сердце колотиться быстрее. Чонгук с его уверенным тоном и игривым смехом, с теми глазами, полными вызовов и соблазна — все это поразительно. Каждое его слово, каждое прикосновение словно зажигают искры, и под этим пламенем он постоянно сгорает, не имея сил отказаться. Тэхен чувствует, как пульсирует энергия между ними, как будто невидимые нити связывают их, и с каждым мгновением это притяжение становится только сильнее. Он закрывает глаза, позволяя воде смывать не только физическую усталость, но и эмоциональное бремя. С каждой секундой он все больше осознает, насколько уязвимым он стал, и это пугает его. Как же так получилось, что он, ненавидя всю систему соулмейтов, проклиная Чонгука каждый божий день с момента получения метки, так легко поддается его чарам? Даже их первая встреча для него вышла слишком удушающей — ему тяжело было не засматриваться на красоту своего предназначенного. Ладно, может, все-таки Чон Чонгук в чем-то получше Ким Ченына, и Юнги все-таки прав. (Где-то дома чихает Юнги, получая от Чимина небрежное «не сдохни»). Тэхен отходит от стены душа, позволяя воде покрыть все его тело. Он дышит глубже, погружаясь в свои мысли о том, что произошло. Он не знает, что делать с этими чувствами — с тем, как Чонгук заставляет его ощущать себя живым, как никогда прежде. Каждая капля воды кажется лаской, напоминающей о том, как Чонгук гладил его волосы, вызывая мурашки по коже. Тэхен стоит под струями горячего душа, наслаждаясь теплом. Внезапно он осознает, что так сильно хотел сбежать, что забыл попросить у хозяина квартиры сменные вещи. Легкое беспокойство охватывает его, и, не задумываясь, он мысленно шепчет: «Принеси мне что-нибудь…» Словно в ответ на его мысли, спустя полминуты дверь ванной открывается, и Чонгук собственной персоной заходит внутрь, держа в руках аккуратно сложенные вещи. На нем все еще только черные штаны, обнимающие его бедра, а верхняя часть тела голая, открывая красивый торс, слегка влажный из-за парилки у плиты. Его волосы небрежно падают на лоб, а в глазах сверкают игривые искорки. Он выглядит расслабленным и уверенным. На него хочется смотреть бесконечно. — Я знал, что ты не откажешься от помощи, — произносит он, поднимая взгляд, и на мгновение их глаза встречаются. Тэхен чувствует, как сердце колотится быстрее от осознания, что он, вообще-то, сам совершенно голый, а шторки, как правило скрывающей людей в ванне, нет, как будто живущий здесь особо от преувеличенной скованности не страдал. — Как ты… — начинает Тэхен, но тут же осекается, понимая, что его собственные мысли привели к нему Чонгука. Чонгук, словно случайно, бросает взгляд на его тело, и Тэхен ощущает, как по спине пробегает холодок. На мгновение Чонгук замирает, его глаза скользят по каплям воды, которые стекают по коже Тэхена. Внутри Тэхена разгорается смешанное чувство стыда и… он даже думать не хочет, чего именно. — Мне показалось, что ты забыл кое-что важное, — говорит он, продолжая держать вещи на уровне груди. Его голос звучит уверенно, но в нем слышится легкая игривость. — В следующий раз попроси заранее. — А ты не мог бы просто сказать, что я совсем безголовый? — отвечает он с легкой усмешкой, стараясь скрыть свою неловкость, но, когда зачесывает волосы назад, его рука ощутимо подрагивает. — Никогда бы не осмелился, — отвечает Чонгук с улыбкой, но взгляд его остается столь же странным. — Но если ты так просишь, могу подумать над тем, чтобы отругать тебя, — в глазах Чонгука блеск, который завораживает, как звезды, наполняющие небесное пространство жизнью, и он кладет вещи рядом с умывальником. — Я постараюсь не слишком скучать, — Чонгук, не отворачиваясь, делает шаг назад, незаметно задерживаясь в дверном проеме на пару секунд, и покидает помещение, в котором из-за пара все сложнее рассмотреть хоть что-то. Тэхен выдыхает то ли от облегчения, то ли от разочарования.

***

Тэхен вышел из ванной комнаты спустя еще десять минут, в домашнем Чонгука и с его черным полотенцем на голове, замотанным, как в одеяние монахини. Чонгук с этого зрелища по-доброму посмеялся и начал зачитывать что-то на латыни, встав на колени, и Тэхен, не ожидая от него таких глубоких познаний в сфере мертвых языков, чуть не падает, взорвавшись от смеха. Чонгук — это как книга с самыми странными увлечениями и секретами, спрятанная где-то в дальней части шифоньера. Когда Тэхен садится на диван и принимает тарелку с горячей карбонарой в ней, Чонгук говорит, что Тэхен теперь пахнет, как он, из-за геля для душа и шампуня. — Мы не в омегаверсе, — фыркает Тэхен, вытянув ноги на журнальный стол. Даже если ноги сюда ставить нельзя, вряд ли Чонгук ему запретит, а если и запретит, то Тэхену для справки по барабану, — ненавижу этот жанр. — Пиздец… — Чонгук падает рядом, садится по-турецки и кладет тарелку себе на ноги, беря в руки пульт от плазмы, напротив которой они расположились. — И кто из нас был бы альфой? — без задней мысли спрашивает Чонгук, а потом осекается и медленно переводит взгляд на сидящего рядом и жующего пасту Тэхена. Этот вопрос звучит больше как «ну и кто кого, по твоему мнению, будет трахать?». Тэхен не задумывается об этом даже на секунду и, не поворачиваясь к Чонгуку, отвечает: — Учитывая, какой у тебя тяжелый одеколон, наверное, ты. Каждый раз, когда мы видимся, я по полчаса не могу привыкнуть к тому, как от тебя несет, — он бесстыдно врет — на самом деле, от запаха Чонгука его торкает абсолютно всегда, и он вообще не понимает, как парфюм может кому-то настолько хорошо подходить. — Версаче Эрос, если что, — Чонгук его маленькую невинную ложь улавливает и улыбается солнечно. Их ужин становится не таким морально травмирующим, как процесс готовки — они едят по большей мере в тишине под ролик Мистера Биста, в котором два человека должны продержаться три месяца в одном помещении, не выходя наружу; Тэхен искренне хвалит стряпню Чонгука, на что получает ответ «Это единственное, что я могу приготовить, не спалив продукты». Тэхен принимает его слова со скепсисом — ему мало верится, что Чонгук может быть настолько несобранным, чтобы какая-то там еда вышла из-под его контроля. Они говорят на отвлеченные темы, пока Чонгук загружает тарелки и остальные кухонные приборы в посудомойку. — За миллион баксов я бы прожил три месяца и с тобой взаперти, — задумчиво рассуждает Тэхен, прислонившись к серому высокому холодильнику спиной. Он смотрит, как Чонгук нажимает на какие-то кнопки, и машина с глухим писком начинает свою работу. — Я бы занимался калистеникой по двенадцать часов в сутки. Чонгук проходит мимо него с негромким смехом, играя мышцами голой груди, и направляется в сторону своего рабочего места, маня Тэхена рукой. Подключает, как ему кажется, фоном ту изощренную легкость, с которой всегда ведет свои игры. В углу стоят черные брусья с упорами, которые до этого Тэхен не замечал. Чонгук их выдвигает и как бы невзначай спрашивает: — Сколько ты стоишь в планке? — он видит, как у Чонгука чуть прищурены глаза, как будто тот заранее уверен в своем превосходстве, и это едва заметное выражение будоражит Тэхена изнутри. Он молча смотрит на него, понимая, что сейчас будет соревнование, и решает аккуратно уточнить: — На брусьях блять? — На брусьях. Не на полу же, — Чонгук отвечает так, как только он умеет: коротко, властно и легко. Теперь Тэхен начинает понимать, обводя точеное тело перед ним, почему Чонгук — это дорогой спорткар в человеческом обличии. Он задумывается и наугад предполагает, что минуту продержится. — Хорошо. Если не простоишь, то должен мне одно желание, — у него в глазах проскальзывает азарт, и Тэхен уже жалеет, что согласился на очередные игрища своего предназначенного. С тяжелым вздохом он молча встает между брусьев, задерживая взгляд на напряженных линиях тела Чонгука, и руки ложатся на холодный металл. Чонгук проходит мимо него, кидая взгляд, пробегающий по каждому напряженному мышечному волокну, по вздернутой линии шеи и рукам. Он ощущает, как сердце бьется быстрее, в висках отдается ровный, гулкий ритм. Пальцы плотно сжимают перекладины. Тэхен поднимает свое тело с легкостью, распрямляя ноги и чувствуя, как напрягается каждый мускул от плеч до живота, выстраиваясь в единую линию. Дыхание становится размеренным, спокойным, хотя внутри все пульсирует от напряжения и мельчайшего сомнения: сможет ли он? Он всегда уделял тренировкам много времени и сил, но в последние две недели не особо утруждал себя чем-то, кроме утреннего бега. Ему очень хочется верить, что его мышцы его не подведут. В принципе, он вообще не ожидал, что ему придется демонстрировать свои успехи в калистенике кому-то еще. Секунды текут медленно, словно вязкий мед, растягивая мгновение. Чонгук стоит напротив, наблюдая за каждым движением, и Тэхен чувствует этот взгляд, как вес, что мешает держаться крепче. Плечи начинают гореть, мышцы дрожат, но он не сдается. В один момент он замечает, что Чонгук начинает перемещаться и встает справа от него. Сначала он не делает ничего, а потом начинает трогать. Он задирает футболку, которую сам же и дал, и начинает вести пальцами по его ребрам и напряженному прессу. В этой уязвимой позе теплые руки ощущаются как жидкий воск, ожогами приземляющийся на его тело. Тэхен, которому и так сложно сосредоточиться, надрывно стонет, когда в его голове, словно не удержавшись, томно выдыхает Чонгук: «Какой ты красивый…». Его руки подводят его моментально, и Тэхен едва не сваливается на пол, но приземляется на корточки, загнанно дыша, как бык на корриде. На глаза упала челка, но даже сквозь нее он видит, как Чонгук смотрит на него сверху вниз с восхищением и этой его дурацкой горячей улыбкой. — Ты мешал, — пытаясь отдышаться, говорит Тэхен, вставая со своего места и держась за мышцы пресса, совсем недавно обласканные Чонгуком. — Я не мешал, а созерцал, — не теряя надменной улыбки, просто отвечает Чонгук, упираясь руками в железную перекладину. — Ты пиздец какой красивый, — он говорит это на выдохе и как-то мечтательно оглядывает Тэхена с ног до головы. — Я бы поубивал всех фотографов в мире, чтобы никто, кроме меня, не мог запечатлеть твою красоту. Тэхен замирает, чувствуя, как кровь приливает к ушам. Он смотрит вниз, пряча смущение за упавшей челкой, но сладость слов все еще звенит в его голове, напоминая собой гудящий шепот. Это неподдельное восхищение, высказанное без тени сомнения, заставляет его сердце биться быстрее, и впервые за долгое время он не знает, что ответить. Чонгук наклоняется к нему, и Тэхен чувствует, как он тянется, не давая ему прийти в себя. Ладонь уверенно ложится ему на шею, его пальцы теплым полукругом обхватывают ее, касаясь кожи под линией уха. Слишком близко, чтобы остаться равнодушным. Тэхен поднимает взгляд, сталкиваясь с серьезными, пронизывающими глазами Чонгука, от которых внутри все сжимается. Затем пальцы скользят вверх по его челюсти, поднимаясь к скуле, задерживаются, ощущая легкое тепло под подушечками пальцев. Он подносит руку к его лбу, чуть колеблясь, и аккуратно заправляет упавшую на глаза челку за ухо, нежно касаясь кончиками пальцев его виска. Это движение настолько интимное, что у Тэхена воздух из легких пропадает, почувствовав тепло, которое оставляют пальцы Чонгука на его коже. Он отчаянно старается удержать холодный вид, но он чувствует его прикосновения так, словно его кожа существует только там, где он успел ее потрогать. Чонгук чуть наклоняется ближе, не разрывая зрительный контакт, который так мягок и глубок. Его пальцы едва касаются подбородка Тэхена, и он, словно выдыхая обещание, медленно говорит: — Если бы ты мог увидеть себя моими глазами, хоть на мгновение… Сердце Тэхена долбится с силой, едва ли вмещая все это напряжение и нежность, которые переплетаются, оставляя его беззащитным перед этими словами, перед этим моментом. Чонгук слегка склоняет голову, и их лица оказываются на сумасшедшем расстоянии — теплый выдох касается его губ. Чонгук легким движением хватает одну перекладину, до недавнего времени преграждавшую им путь друг ко другу, и швыряет ее в сторону, словно ее вес — пушинка, и она с грохотом валится на пол. Чонгук хватает Тэхена, прижимая ближе к себе его все еще подрагивающее после физического напряжения тело. Тэхен замирает, сердце бьется так сильно, что ему кажется, Чонгук может его почувствовать. Каждое прикосновение Чонгука оставляет огненные следы, каждый взгляд стягивает невидимые нити между ними, соединяя их настолько плотно, что отступить назад больше не представляется возможным. Тэхен делает шаг назад, хотя его тело все равно тянет к Чонгуку, но он упирается во вторую оставшуюся перекладину, и понимает — если он двинется еще немного, она свалится вместе с ним. Напряжение кажется почти осязаемым, словно воздух накалился и загустел. Чонгук, заметив его отступление, не отстраняется. Вместо этого он тянется ближе, его ладонь снова ложится на шею Тэхена, скользит по напряженным мышцам, пробирается к затылку, поглаживая линию позвоночника. Чонгук явно наслаждается тем, как ускользающая уверенность на лице Тэхена сменяется на подрагивающую уязвимость. И когда он, склоняясь, останавливается буквально в сантиметре от его лица, Тэхен, не выдержав, дерзко встречает его взгляд, будто готовится к бою. — Слишком близко, — хрипло выдыхает он, чувствуя, как голос предательски дрожит. Чонгук, не сдерживая улыбку, склоняет голову к его уху, касаясь губами кончика, и шепчет так тихо, что это звучит почти как неуловимый шелест ветра: — Слишком близко? — его голос горяч настолько, что Тэхену кажется, что он тает мороженым под июльским пеклом. Тэхен крепче сжимает пальцы на металлическом брусе. Сердце стучит так, что гул раздается где-то глубоко внутри него. Он чувствует, как Чонгук, едва заметно улыбаясь, с силой проводит пальцем вдоль его ребер, будто пересчитывая их. В нем вспыхивает смесь смущения, злости и дикой тяги. Он вскидывает руку и резко сжимает ее на запястье Чонгука, притягивая его к себе ближе — настолько близко, что их губы практически касаются. Его взгляд цепляется за темный шоколад глаз напротив, который только распаляет его еще больше. — Терпеть тебя не могу. но если полезешь целоваться не думаю что удержусь Несказанные слова Тэхена едва ли успевают осесть в его голове, как Чонгук, не раздумывая, резко прижимает его к себе. Поцелуй неожиданный, подобно молнии, и Тэхен сразу же забывает обо всем на свете. Губы Чонгука накрывают его с такой страстью, что мир вокруг размывается, оставляя только их двоих. Горячие губы, крепкие руки, обнимающие его за талию, и сладкий, захватывающий поцелуй, который оставляет его без дыхания. Он чувствует, как его тело отвечает на прикосновения Чонгука — они созданы друг для друга, и это естественно — быть рядом, теряя контроль. Он целуется так вкусно и нетерпеливо, что у Тэхена подгибаются ноги, а сладостный жар тянет ему низ живота. Он чувствует, как его сердце стучит все быстрее, и в этот момент его рука поднимается наверх, обхватывает шею Чонгука, притягивая его еще ближе, еще, чтобы не оставалось и миллиметра между их горячими телами. Чонгук отвечает на это с удовольствием, его язык горячо облизывает губы Тэхена с таким желанием, что все вокруг теряет смысл. Тэхен ощущает, как жар, исходящий от Чонгука, проникает в него, расправляет его крылья и вдыхает жизнь. Тэхен не может удержаться от задушенного стона, когда Чонгук проводит рукой с силой по его спине, и начинает наступать на него, заставляя поддаться и попятиться в сторону дивана. Чонгук отрывается от его губ. — Что, совсем не можешь терпеть? — его голос тихий и низкий, насмешливый, как будто он не может удержаться от того, чтобы не разозлить Тэхена посильнее. На удивление Тэхен его нападки игнорирует, лишь с силой откидывает его на мягкий диван и залезает сверху, сдирая с себя футболку, в которой и так слишком жарко. Чонгук сразу же кладет свою горячую ладонь ему на тяжело вздымающую грудь и очерчивает ей мускулы завороженно, а затем, привстав, притягивает к себе, и валится обратно. Тэхен уже ничего не понимает: он лишь чувствует, чувствует, чувствует, как Чонгук расползается по нему везде, а сам вгрызается ему в шею, вцепившись рукой в мягкие локоны, ощущает, как напряженная горячая плоть прижимается к его, и у него по всему телу бегут настолько сильные мурашки, что его аж передергивает, и он заходится в неожиданном для обоих высоком стоне. умоляю трогай меня прошу трогай меня везде и сильнее И Чонгук слышит его просьбу. Лишь на мгновение замирая, словно пропуская каждое слово Тэхена через себя, он отвечает на его мольбы так, как если бы они были прошением преданного подданного к своему императору. Его руки, горячие и уверенные, скользят по телу Тэхена, иногда царапая, заставляя выгибать спину, не оставляя ни одного дюйма без внимания. Он прижимает его к себе так горячо, что это больше напоминает томление в адском котле. Тэхен стонет, ощущая, как Чонгук, не удержавшись, впивается зубами в его шею, оставляя заметные следы, и Тэхен откликается без слов, когда мужчина под ним рукой хватает его за горло и медленно сжимает. Ему не нужно говорить больше — все уже сказано его дыханием, его пульсом, сливающимся воедино с чонгуковым, с чувствами, которые они просто не могут сдержать. Каждый поцелуй, каждый стон отрезает по лоскуту от мира. Тэхен, не осознавая этого, сбивчиво шепчет, забываясь в этом экстазе: — Чонгук… сильнее… ну пожалуйста… Чонгук отвечает на это только тихим, звериным рыком, крепче прижимая его к себе. Их дыхание становится все тяжелее, отрывистее, а сердце Тэхена бьется с такой силой, что, кажется, оно скоро разобьет ему грудную клетку, — он уже не разбирает, что чувствует он, а что Чонгук, и это смешение заставляет его терять рассудок. Они оба забывают, что мир за пределами этой комнаты существует. И в самый неподходящий момент, когда Тэхен тянет руку, ведя ее вниз по телу подающегося к нему Чонгука, мир добродушно напоминает о себе, раздаваясь громким звонком в дверь как гром средь бела дня. Чонгук замирает, все его тело напрягается, зрачки сужаются за мгновения. Он оглядывается, явно не собираясь сразу отпускать его шею, как будто собирается проигнорировать нежданного гостя. Но звонок раздается снова, на этот раз громче и настойчивее. — Сука, — раздраженно выдыхает он, и Тэхен находит это ругательство самым привлекательным в мире. Он отпускает Тэхена с явным нежеланием и вылезает из-под него, тяжело дыша. Взгляд его горит злостью, словно этот звонок — самое возмутительное нарушение, которое только можно себе представить. — Кто бы это ни был, я повытаскиваю все его кишки наружу и засуну их ему в глотку. Тэхен задыхается и смотрит на него, стараясь прийти в себя, но его губы трогает легкая улыбка, когда он замечает, как сильно разозлен Чонгук. Ему до дрожи в коленях нравится его раздосадованный вид. Чонгук, кинув на него последний восхищенный взгляд, выдыхает, срываясь с места на негнущихся ногах, чтобы открыть дверь, не заботясь о том, насколько его вид выдаст происходящее. Он уходит, оставляя его тлеть. Тэхен пытается прийти в себя, тяжело дыша, ощущая, как воздух в комнате все еще густой от недавнего напряжения. Его тело пульсирует, и мысли никак не возвращаются в норму. Ему все еще кажется, что Чонгук вот-вот вернется, закроет дверь и продолжит ровно с того момента, на котором они остановились. Но вместо этого слышится звон ключей, резкий голос Чонгука и чей-то неразборчивый ответ. Чонгук явно не в настроении, и Тэхену это нравится. Он чуть ухмыляется, поднимаясь на локтях на спинку дивана, пытаясь услышать, что происходит за отделяющей от прихожей стеной, пока оттуда доносятся лишь приглушенные слова. — Проваливай, — раздается резкий голос Чонгука, полный раздражения, и Тэхен не сдерживает улыбки, чувствуя, как грудь распирает от удовольствия. Но когда дверь снова открывается, и он слышит настойчивый голос, его взгляд сразу сосредотачивается. Кто этот храбрый человек, решившийся на повторное вторжение? На этот раз шаги Чонгука более резкие, как будто он сдерживает себя, чтобы не схватить за шкирку своего непрошеного гостя. Но голос за стеной снова раздается — упорный, звонкий и абсолютно игнорирующий агрессию Чонгука. — Мне буквально на минуту! Это правда важно, к тому же… нехуй меня игнорить в телеграме, — голос незнакомца звучит уверенно и слегка наивно, словно его не пугает стоящий перед ним разъяренный Чонгук. Тэхен сначала не понимает, что за «телеграм», а потом вспоминает, что это аналог катоку, которым пользуются в Корее. — Хён, я не шучу. Я сказал — проваливай, — с вызовом бросает Чонгук, но тут раздается щелчок двери, и Тэхен делает вывод, что незнакомец оказывается внутри. Тэхен слышит, как тот что-то оживленно рассказывает, словно их с Чонгуком напряженный разговор — лишь мелочь, не заслуживающая его внимания. Когда он решает встать с дивана тоже и пойти навстречу голосу, Тэхен видит невысокого парня со светлыми волосами, который, кажется, вообще не замечает, что его в буквальном смысле здесь никто не хочет видеть. Это оказывается Чимин. Тэхен сжимает губы, пытаясь скрыть ухмылку. Весь этот спектакль выглядел бы забавно, если не одно «но». — Ладно, я уже ухожу, — продолжает он, делая шаг почему-то не к входной двери, а, наоборот, от нее, будто не замечая напряженного взгляда Чонгука. — Я просто хотел сказать, что… короче, я начал встречаться с Юнги! С Юнги, блять. И знаешь, он… Тэхен резко выпрямляется, упираясь одной рукой в угол стены, которая еще недавно не давала ему обзор, и его взгляд замирает на лице беззаботного Чимина. — С кем нахуй ты встречаешься? — произносит он громко, не в силах сдержать удивление. Тут светловолосый парень наконец оборачивается к нему, и на его лице появляется растерянное выражение; он замирает, встретившись взглядом с Тэхеном. Вид у него был поистине комичный: он, казалось, был готов к чему угодно, кроме как к полуголому Тэхену, который, судя по его внешнему виду, только что пережил афганскую войну. — Э… привет, — бормочет он, с интересом разглядывая Тэхена, и затем, поняв ситуацию, его лицо озаряет лукавая улыбка. — Ого, не ожидал увидеть тебя здесь… в таком виде. Чонгук раздраженно задирает голову, сверкая глазами, и грубо перебивает: — Да-да, ты удивился, молодец. Пиздуй отсюда. Но Чимин явно не в настроении подчиняться сегодня, так что с наивным упрямством, каким он только и может обладать, делает шаг вперед, словно не замечая опасной тени, что застыла за спиной у Чонгука. — Слушай, Чонгук, ты точно должен это знать! Я думал, это будет круто — рассказать лично, раз уж ты такой игнорщик. Мы с Юнги теперь встречаемся… хотя, знаешь, это уже после того, как мы просто трахались, — Чимин добавляет, небрежно пожав плечами, как будто это малозначительная деталь. Тэхен может лишь тупо рот раскрыть от только что услышанного. Его хён Юнги переспал с кем-то еще из мужчин, кроме него? Новость страшная. Как у этого живчика это вообще получилось? То, что у Тэхена были когда-то отношения с другом, уже было чудом, так как, насколько он помнит, Юнги всегда нравились женщины гораздо сильнее. Чимин что, маг? Оный бросает в его сторону дружелюбный, но пронзительный взгляд: — Я и не знал, что вы с Чонгуком… так близки. На пляже ты от взгляда на моего младшенького краснел, как девственница. Тэхен, осознавая, как это, должно быть, выглядело со стороны, мгновенно вспыхивает, и его удивление перерастает в легкую неловкость, смешанную с раздражением: — Что значит «так близки»? И не переводи тему, какой еще Юнги? Чимин тут же направляется к дивану, не обращая внимания на сопящего Чонгука, садится прямо на спинку, сложив руки на коленях, как будто пришел в гости на чай, и начинает бойко объяснять: — Ну, ты же помнишь, я тебе говорил, что он мне интересен. И вот наконец-то решился… ну, ты сам понимаешь, каково это. Мы просто совпали. Так вот, это уже давно случилось — сначала мы просто… ну, ты понял. А теперь решили официально встречаться, — он блестяще улыбается и явно получает удовольствие от реакции Тэхена. Тэхен ошеломленно смотрит на него, внезапный поворот событий сбивает его с толку: — О каком предупреждении ты говоришь? — Тэхен прищуривается, недоверчиво глядя на Чимина. — Ты вообще меня ни о чем не предупреждал. Чимин, словно не замечая напряжения в воздухе, лишь хмыкает, поправляя светлую прядь, упавшую на лоб. — Ну, значит, не предупреждал. Какая разница. Так даже лучше, что я вас двоих застал сразу, — довольно говорит Чимин, раскачивая ногой в обтягивающих джинсах. Тэхен только открывает рот, чтобы ответить, но Чимин, словно предвидя его возражение, продолжает с видимым удовольствием: — Да ладно тебе, Тэхен, — отмахивается он. — Жаль только, что я вас прервал, но переживете. Тэхен лишь сдержанно закатывает глаза, явно на грани саркастичного ответа, когда ощущает, как Чонгук внезапно касается его плеч, мягко подвигая в сторону. Не успев понять, что происходит, Тэхен видит, как Чонгук обхватывает Чимина и с легкостью кладет его тело себе на плечо. Чимин, не ожидавший такого поворота, вскрикивает и на мгновение застывает, прежде чем начать хохотать. — Эй, эй! Полегче! — смеется Чимин, явно не ожидавший, что терпение Чонгука закончится так быстро. Чонгук с легкостью выносит Чимина за дверь, игнорируя его яростные попытки вырваться, и, не затрудняясь, захлопывает дверь перед его возмущенным лицом. Тихое, размеренное щелканье ключа в замке завершается, наполняя квартиру долгожданной тишиной. Тэхен смотрит на Чонгука, который стоит перед ним слегка взлохмаченный, и вдруг чувствует, как тепло растекается по его телу, пока он смеется — тихо, искренне. — Ну что за цирк, — выдыхает он, падая обратно на диван. Его мышцы расслабляются, отпуская долгое напряжение. Вдруг в его голове раздается тихий, но злой голос: «Я этого хёна, блять, ненавижу», — почему-то недовольный тон чонгуковых мыслей не заставляет его напрячься — лишь усмехнуться. Чонгук появляется в поле его зрения с резвостью коршуна, не сводит с него взгляда, как будто каждый момент, когда он смотрит на него, ценен и безмерен. Невыносимая игра обстоятельств — сначала охранник, теперь Чимин, словно вселенная сама против того, чтобы они наконец остались вдвоем. Тэхен выдыхает, когда Чонгук падает на пол перед ним и рассматривает его лицо с привычным вниманием. Взъерошенный, его предназначенный с тихим сосредоточением сидит на полу и наблюдает, словно на свете можно вечно смотреть всего на три вещи, и он был одной из них. Метка на шее впервые за долгое время дает о себе знать легким жжением, видимо, от настойчивого взгляда, упавшего на него. — Почему ты постоянно на меня так пялишься? — невинно спрашивает Тэхен и щелкает мужчину перед ним по лбу, расплываясь в улыбке от шалости, сошедшей ему с рук. — Не устал с самой первой нашей встречи постоянно пилить меня глазами? — его голос играет, как легкая волна на поверхности, но взгляд держится стойким, как крепкая якорная цепь. Чонгук лишь приподнимает одну бровь и усмехается, как будто услышал какую-то несусветную глупость. Его пряди волос, растрепанные и слегка влажные, падают на лоб, подчеркивая его резкие черты лица и глаза, полные озорства. — Да нет, не устал, — отвечает он, сжав губы, чтобы скрыть улыбку. — Просто твое лицо завораживает. Тэхен закатывает глаза, его длинные ресницы подрагивают, когда он притворяется, что его это не трогает. Он легко наклоняется, чтобы перехватить этот уклончивый взгляд, дерзко и внимательно, и словно лезвие скользит по внутренним стенам тэхеновых мыслей. — Или ты просто не знаешь, куда девать свои очи, — язвит Тэхен легко, но на его губах играет улыбка. Чонгук смеется, вставая на колени, его плечи слегка подрагивают от приглушенного смеха, когда он наклоняется ближе, чтобы рассмотреть Тэхена с разных ракурсов, словно ищет лучший кадр. Гладкая кожа сверкает в тусклом свете, а его расслабленная поза придает ему особый шарм. Чонгук исследует Тэхена, каждый его изгиб, деталь — как скульптор, анализирующий мрамор, перед тем как оставить на нем свою отметку. Он облокачивается на диван — совсем рядом с головой Тэхена, — не отрывая взгляда, и, казалось бы, с каждым словом его выражение становится все более серьезным. — Если бы ты знал, как сложно мне отвести взгляд, когда ты так выглядишь, — его голос звучит чуть тише, низко и хрипло, как будто он пытается сдержаться. — Меня к тебе тащит магнитом, только вот ты никак не хочешь подойти ко мне поближе. Тэхен хмурит лоб, продолжая улыбаться. Он уже привык к острому языку своего предназначенного, но когда он говорит так вдумчиво такие смущающие вещи, это не может не беспокоить его. — Тебе следует быть осторожным, чтобы не притянуть кого-то лишнего. Чонгук с улыбкой кивает: — Да, но, как видишь, с хёном это не сработало, — он усмехается, снова опускаясь на пол. Его взгляд неотрывно скользит по Тэхену, и он кажется еще более привлекательным в полуголом состоянии, с мышцами, играющими при каждом движении. — Я просто хочу сохранить все для тебя. — Отказываюсь, — моментально хмыкает Тэхен. — Мне твоя бывшая сказала от тебя бежать. Я уже в процессе, — изогнувшись на диване и чувствуя легкую дрожь по телу от растяжки, ухмыляется, словно ждет, что Чонгук ответит именно так, как он и ожидает. В его глазах вспыхивает огонек, едва заметная тень иронии. Он потягивается, лениво, с небрежностью, словно в теле разлита нега, и при этом смотрит на Чонгука так, как смотрела бы добыча, играясь под носом у хищника. Чонгук на секунду будто превращается в нечто дикое и первобытное, как животное из документальных фильмов, готовое с неумолимой терпеливостью ждать и наблюдать. Когда Тэхен снова укладывается на диван, Чонгук тихо, но отчетливо произносит: — Тебе ноги не переломаю, не переживай, — его голос звучит мягко, но в нем проскальзывает что-то настораживающее, словно он делится запретной тайной. Тэхен, приподнявшись на локтях, недоверчиво хмурится, пытаясь разгадать, откуда такие слова, и насмешливо уточняет: — А ей ломал, что ли? Чонгук закатывает глаза, но быстро, словно пересиливая раздражение, отвечает: — Пизданутый? Нет, конечно. В авиашколе меня учили вправлять сломанные кости. Она просила ломать ей пальцы, а потом вставлять обратно. Тэхен ошарашенно откидывается, его губы раскрываются в невольном удивлении, пока он пытается осмыслить то, что только что услышал: — Чего блять… Чонгук остается невозмутим, словно обсуждает что-то вполне рутинное, а в уголках его губ мелькает легкая усмешка. — Мазохистка просто. Мне было не сложно, так что я делал, — он пожимает плечами, вещая столь небанальную мелочь. В его глазах нет ни следа сожаления или грусти, скорее легкое утомление от воспоминаний, которые он предпочел бы оставить позади. Тэхен морщится и отворачивается, его взгляд направлен в сторону, как будто он пытается усвоить услышанное. Но затем он снова оборачивается к Чонгуку, пристально смотрящему на него, и в его глазах теперь скользит доля обеспокоенности, замешанная с ноткой насмешки. — Ладно… хотя нет, не ладно, ты что, ебнутый? А если я скажу тебе застрелить меня, застрелишь? — Застрелю, — не моргнув глазом, он отвечает просто и без малейшего колебания. Тэхену на миг кажется, что этот ответ мог бы быть шуткой, но в его взгляде читается слишком много тихой, фанатичной уверенности, почти смиренной покорности, чтобы это не звучало всерьез. Он резко сглатывает, чувствуя, как в груди поднимается легкое волнение, и спрашивает осторожно: — Почему? Чонгук приподнимает уголки губ, улыбаясь чуть печально, но бесконечно искренне, его взгляд становится мягче, а голос — тише: — Потому что ты попросил. Тэхен, не сводя взгляда с Чонгука, ощущает, как внутри медленно прокрадывается что-то непривычное и странное — словно что-то тяжело оседает в груди. Он смотрит в эти глубокие глаза, и ему трудно сразу понять, что именно он чувствует. Возможно, то, как Чонгук говорит о смерти с таким спокойствием, пусть даже о самой необъяснимой и опасной, заставляет его нервничать. Сила этих слов, их оголенность, заставляет его задуматься, насколько же глубока их связь. Неужели это просто эффект метки, этого символа на их шее, неужели дело лишь в том, что они — соулмейты? Или, возможно, здесь что-то большее? Что-то, что выходит за рамки предназначения, что-то, что касается не только их судеб, но и их жизней, пронзенных и соединенных невидимыми нитями злого рока. Ему хочется спросить, но даже в мыслях этот вопрос звучит нелепо, и он не может себе позволить произнести это вслух. Он опускает взгляд, пряча свои мысли, но Чонгук, похоже, видит их насквозь. Пауза тянется, и Тэхен все глубже погружается в эти размышления, но его резко выводят из них. Он легко поправляет волосы, делая вид, будто вот-вот уйдет от этой мрачной темы, но прежде чем Тэхен успевает что-то сказать, Чонгук первым произносит игриво: — Ты мне должен одно желание. Тэхен моргает, его брови слегка приподнимаются в удивлении. Он снова возвращается в настоящее, сбрасывая с себя груз мыслительного процесса. Он быстро вспоминает, что, вообще-то, пари тогда проиграл. Хоть Чонгук и жульничал, ему не жалко уступить эту победу. — Валяй, — просто отвечает он, но внутри у него все сжимается. Только бы не на поводок… Чонгук смотрит на него чуть дольше, чем обычно, словно что-то обдумывая, а затем с мягкой серьезностью, почти неуловимой, но все же настоящей, произносит: — Пойдем на свидание. Эти слова будто застывают в воздухе, виснут между ними, и даже дыхание Тэхена замирает на мгновение. Взгляд его мечется — из легкости шутки и в уверенность, скрытую в глазах Чонгука. Он ощущает, как это предложение цепляется за него, пробираясь под кожу, заставляя кровь в жилах стынуть.