Омега + Омега. Укради меня у луны

I

      Моя первая мысль: Кит.       Вторая: мне нужно успеть добежать до машины.       Я обшариваю взглядом помещение, потом Хлою и Джонни. И замечаю, что тот просит одними губами: «Йен, нет». Он просит: «Слушайся». Он говорит: «Подчиняйся».       А я срываюсь с места и бегу в противоположный выход из церкви. Я бегу изо всех сил, но, едва вылетаю на улицу, меня останавливают другие оборотни. И они скалят зубы.       Вот что я думаю. О том, как всё было. Когда мы с Китом уехали, Роб нас сдал. Хлоя чувствует себя виноватой, потому что считает, что это из-за ее совета Кит обратился и не смог вернуться назад. Теперь она тщетно пытается всё исправить, и когда она поехала меня искать со слабой надеждой, что я выжил после полнолуния с Китом, Джонни увязался за ней, и они, зная или не зная, привели сюда целую свору.       Вот что я вижу. У мудака справа мой Глок. В качестве трофея.       Я медленно отступаю назад и жду, когда они приблизятся настолько, чтобы не загораживали мне проход. Я пытаюсь прижаться как можно ближе к стене, чтобы уйти вбок. Я срываюсь с места с намерением обогнуть их и выбежать на улицу к машине с Китом.       Но этот урод, их вожак, ловит меня, приблизившись так быстро, что я вздрагиваю.       Он говорит:       — Кит никогда не умел выбирать себе сучку. Ни один альфа не хлебнул столько проблем из-за мокрой дырки.       И я понимаю только по этой злой звенящей интонации: Кит ему дорог. Настолько, что жаль. Настолько, что он искренне желает мне смерти.       — Алан, — кричит какой-то ублюдок, — мы нашли его. Он в отключке.       Ледяные глаза Алана сверлят меня злобой. С добавлением жидкого азота. Он вмораживает меня в пол. Он склоняется ко мне и говорит:       — Надо было пустить тебя по кругу и выпотрошить прямо на его глазах. Надо было испачкать руки, чтобы он вспомнил, где его место.       — Дай угадаю: рядом?       Как у служебной собаки.       Хлоя шепчет в ужасе в другом конце зала:       — Он оставил его в живых…       Я не знаю: про меня она или про Кита? Кто кого из нас?.. Может, про обоих…       Алан делает вдох и говорит:       — Дивный запах.       Он говорит:       — Я не знаю, как ты спасался всё это время, но клянусь, теперь я убежусь, что он с тобой закончит. И ты увидишь: Кит — мой самый агрессивный волк. А потом мне придется убить и его. Ты умрешь с этой мыслью.       Он тащит меня в машину, а я смотрю на безвольное тело Кита. И на секунду мне кажется, что в его силуэте промелькнуло что-то человеческое, больше, чем всегда, но двери запирают, и я теряю его из вида.       Я его погубил. Всякий раз, когда я усыплял его и решал всё исправить, это очень плохо кончалось. Я так и не доверился волку в нем.       Пытаюсь брыкаться, но Алан держит так крепко, что я будто зажат в тиски. Я оцарапываю его руку, и он рыкает на меня. Этот звук — не человеческий, а звериный. Все вокруг замирают. Он хватает меня за волосы, стягивая их у корней, и сбивает с ног. Колени у меня подкашиваются, как у тряпичной куклы, и я больно ударяюсь ими, рухнув вниз. Всё мое тело немеет. Он наклоняется вниз и, нависнув надо мной, всматривается мне в глаза. Я стискиваю зубы — и не могу их разжать, будто заклинило челюсть.       Если они увезут нас, Кит никогда не вернется обратно. Кит никогда…       Мои пальцы сжимают песок, и я швыряю их Алану в лицо, но он уворачивается и перехватывает мою руку, а затем вонзает зубы мне в шею. Я широко раскрываю глаза, потому что слепну — мгновенно. В мозгу будто лопаются сосуды — и боль пульсирует такая, словно голова вот-вот взорвется.       Я понимаю, что закричал только потому, что в легких внезапно кончается воздух. И прихожу в себя от того, что меня волочат по земле. Алан закидывает мое тело — парализованное — в багажник.       Он говорит:       — Свяжите.       И я вижу, как он облизывает губы — в моей крови. Его глаза мигают лунами, прежде чем он отходит, и лицо… на секунду потерявшее человеческие черты, снова становится холодным и бесстрастным.

II

      Кит много раз пытался мне объяснить: когда перед тобой альфа, у тебя нет шансов. Физически — ни одного. Морально — ни одного. Тело запоминает подчинение и боль. Безоговорочное и смиренное принятие. Когда ты в стае, нет выбора. Есть вожак, который решает, как быть.       Они сваливают Кита на бетон, и тот слабо отбивается. Он еще не может прийти в себя. Его шатает и заносит в сторону. Я слышал, как кто-то из прихвостней Алана сказал, что я, видимо, держу его на транквилизаторах. И Алан ответил: «Посмотрим, сколько он протянет без помощи препаратов».       — Кит…       Он закован в цепи, дезориентирован и напуган. Я приближаюсь к нему, и он застывает, учуяв… Алана — на моей одежде и коже. Кровь. Адреналин и кортизол. Мой волк пытается понять, что я натворил… и, едва хоть что-то осознает, он рычит… И если Алан рычал как зверь, Кит рычит — как мог бы кричать человек. И мне становится страшно и больно.       Он замолкает. Он начинает скулить. Это — почти плач. И я шепчу:       — Прости меня…       Он с трудом переступает с лапы на лапу, волоча за собой тяжелую цепь. Он подходит ко мне. В очередном подвале очередного дома, в котором мы оказались из-за меня.       И я говорю ему:       — Мне очень жаль…       Честное слово, Кит, я пытался. Я хотел всё исправить. Отвезти тебя в безопасное место… и вернуть. Я пытался изо всех сил…       Кит обнюхивает меня… собирая запах чужих рук с моего тела. Он рычит и клацает на меня зубами, будто очень хочет искусать. А затем слизывает кровь с моей шеи и снова скулит. Я обнимаю его и повторяю:       — Мне очень жаль, что я такой кретин. Мне так жаль, Кит…

III

      «Самый агрессивный волк» Алана рычит только на чужих. Он давно меня присвоил, еще в начале лета. Он давно заявил права на мое тело и давно дал понять: он умрет, но никто ко мне не подойдет. Никто, кроме него.       Я больше не могу бояться. Я ничего не могу. Мне пусто. Мне пусто, как перед смертью. И уже всё равно, что будет со мной.       И я глажу Кита по голове со словами:       — Мою руку не раздробил валун, но я бы отдал ее тебе, чтобы ты наелся…       Он лижет мне пальцы и не причиняет вреда… Всё свое тело — я бы отдал ему, если бы это помогло ему стать сильнее хотя бы на час и выбраться.       Они решили морить его голодом, чтобы он поскорее со мной закончил. И постоянно проверяют: что у нас тут происходит? «Самого агрессивного волка» Алана я баюкаю, как ребенка, обнимая его и сжимаясь вокруг его головы в клубок.       Я говорю ему: «Помнишь, каким было озеро Тахо? Голубое, как твои глаза». Глаза Кита — две бликующие луны. Серебро, уходящее в желтизну. Я говорю: «Когда ты превратился в человека и смыл с себя кровь, я не знал, как смотреть в них. В твои глаза. Как не пялиться на тебя всего». Я спрашиваю Кита: «Помнишь, сколько пляжей мы обошли? И какие были соленые губы от моря?»       Всё стало ничем. Воспоминаниями, от которых не осталось даже следов на песке.       Это было слишком легко… вот что я повторяю себе снова и снова. Первый раз, когда нас поймали, всё было слишком легко… И если бы я верил в бога, я бы сказал: «Он просто дал мне шанс». Поверить Киту. Кит бы нашел безопасное место для нас… и если бы я не был таким идиотом…       Кит снова рычит. Он рычит на Алана, который спускается и смотрит.       Он спрашивает:       — Как вы выбрались?       — Кит нас вытащил…       — Как?       Он просто был волком… Я отворачиваюсь.       Алан смотрит на Кита и говорит:       — Знаешь, что я всегда находил странным? Мы все. Кит реагировал на течного омегу, как любой из нас. Как альфа.       Думаю, это нормально, если он гей. В смысле… на физическом уровне. Он запал на меня в лесу, будучи волком, а не человеком.       — Как считаешь, что он с тобой сделает, когда у тебя начнется течка?       — Это не очевидно? — спрашиваю я.       Кит возьмет меня. Как волк.       Алан хмыкает. И кивает. Он оставляет нас, отрезая свет, и я закрываю глаза. Кит перестает рычать, и снова начинает скулить, и я глажу его по голове, чтобы он лег рядом… Он опускается вниз, укладываясь на бок.       И я опять говорю:       — Я всё думаю о той пещере, которую ты нашел. Надо было остаться. Ты знал, что я буду в порядке там. Ты замел все следы и хорошо обо мне заботился. Надо было тебя послушать… и, может, в одной из этих пещер ты бы почувствовал себя в безопасности…       Я говорю:       — Помнишь, ты свернул голову тому оборотню в цирке? Я всё пытаюсь понять: для чего и как он возвращался назад?.. Может, если бы я смог поговорить с ним тогда подольше, он бы сказал… что его держит. Он точно знал какой-то секрет… Нельзя терпеть такое просто так…       Я говорю:       — Я правда хотел помочь… Может, ему нужна была помощь… но он не мог о ней попросить. Кто из нас может? Мы с тобой — точно нет.

IV

      Интересно, сколько снаружи оборотней?       Мое состояние «самобичевать себя как можно сильнее» подошло к концу. Я трогаю свои зубы. Они всё еще острые… И я вроде перемещаюсь так же быстро… но недостаточно. А что насчет Кита?.. Он уже давно волк. И обращения его не ослабляли…       Я кусаю себе запястье, пытаясь попасть в вену. Это сложнее, чем я думал, даже если мои зубы острее, чем всегда, раз в десять… Это чертовски больно. И на глазах у меня проступают слезы. Я шиплю, и Кит обеспокоенно проверяет, как я.       — Помнишь, что я сказал про свою руку? — спрашиваю я.       Поиграем в сказку про вампиров. Я даю Киту кровь, которая дает нам силы. Я бы отдал ее всю. Он зализывает мне рану, а я пытаюсь его заставить сжать зубы. И он сжимает… вгрызаясь мне в плоть.

V

      Алану стоило приковать меня к Киту. Серьезно.       Я отхожу к лестнице, пытаясь пошевелить пальцами на раненой руке… Потому что они здорово онемели… И теперь их покалывает так, будто они затекли.       Кит скулит, обеспокоенно ходит из стороны в сторону, натягивая цепь. Иногда он пытается рвануть вперед. Пока не понимает, что цепь его держит. Он бросается ко мне — и зависает в воздухе передними лапами. Он опускается, начинает скулить и переходит на вой.       Он воет и воет. А затем снова бросается. Я слышу, как грохочет цепь и трещит балка позади него.       Этот подвал — как многие другие подвалы — с входом с улицы. Лестница спускается в темноту. Двери отсюда открываются наружу.       Я ложусь на ступенях, пригибаясь как можно ниже, едва слышу, как шуршат шаги наверху. Это скверный план. Но другого нет… Даже если меня поймают…       Двери открываются, и свет заливает пространство. Вся моя рука в крови. Моя одежда — запыленная и окровавленная. Я лежу на этой лестнице так, как если бы пытался отсюда выбраться, но не сумел. И Алан пинает меня ногой, проверяя, жив я или нет, а затем немного наклоняется ниже.       Позади рвется цепь, и Кит прыгает.       Что я понял про Кита в лесу? Ему всё равно, кто перед ним, когда он волк.       Они сцепляются с Аланом, как две собаки, и тот хватает Кита за горло. Кит клацает зубами в воздухе. Они оба рычат.       Однажды Кит сказал мне, что обезумевшего оборотня, который слишком долго носит волчью шкуру, ловят, только обратившись. Когда он волк… его сложно победить даже стаей.       Меня слепит свет, и я не сразу понимаю, как много оборотней стягивается сюда. Гремят первые выстрелы, и я, поднявшись, смещаюсь в сторону и бегу. Жду, когда глаза привыкнут к свету.       Мне нужен пистолет…       Хлоя кричит:       — Йен!       Она сворачивает какому-то омеге голову и бросает мне Глок. Ложится в руку, как мой собственный. Я бросаюсь к Киту. И пара оборотней сразу понимают, что́ я задумал. Они пытаются меня схватить, но Джонни успевает свалить одного из них с ног.       Я делаю один выстрел.       Тело Алана под Китом слабеет, и вся стая застывает как вкопанная. Даже тот тип, который почти словил меня.       Это происходит так быстро… Меньше, чем за минуту.       Ему конец.       Вот и всё.       Кит вгрызается в тело Алана и через секунду дергается в сторону, уворачиваясь от пуль. Половина оборотней разбегается по машинам, еще половина — пытаются его пристрелить. Но он быстрее любого из них, он быстрее, чем выстрелы. И он разъярен.       Хлоя утаскивает Джонни за собой, и тот просит:       — Йен…       Кит убивает их. Одного за другим. Он вырывает куски плоти из их глоток. Он хватает бывших товарищей и разбивает о камни или раздавливает их головы. Он не зверь… Он точно знает, как оборвать их жизни. Он обездвиживает их, он швыряет их на песок, он раскраивает им лица когтями.       — Йен!       Кроме шума мотора и шин, я слышу только рычание Кита… Слышу, как всё реже раздаются выстрелы. И как всё громче и громче становятся удары… Слышу, как ломаются кости и рвутся мышцы.       Хлоя тащит Джонни за собой, а тот умоляет:       — Пожалуйста, Йен!       Я бросаю пистолет, и когда Кит приближается, он кидается и валит меня на песок.       — Йен!!!       Он тяжело и сдавленно дышит. Кровь с его пасти капает мне на лицо. И я тихо говорю ему:       — Ты меня поймал.       Его уши настороженно прислушиваются к затихающему шуму.       Хлоя просит Джонни взяться за ум и что мне уже не помочь, потому что Кит потерял контроль.       Вокруг нас лежат трупы. И я уверен: песок становится всё краснее от вытекающей крови. Я закрываю глаза, и Кит придавливает меня весом своего тела, закрывая от пуль, которые больше не свистят над нами, и от взглядов стеклянных глаз.       Они не врали, когда сказали, что он опасен. Но я ему верю. Верю волку внутри него. Так же, как ему-человеку. Это то, что я должен был сделать раньше. Эта кровь на нем — она из-за меня.