Омега + Омега. Укради меня у луны

I

      Это случается на второй день, перед завтраком. Всё происходит очень быстро: Кит просто отходит в сторону, потеряв бдительность на секунду. И сильный волчий запах заставляет меня вспомнить первую встречу с ним. Встречу в лесу. Когда не зверь, но монстр обошел меня по кругу и начал скулить. Когда всё мое тело онемело, когда каждый волосок встал дыбом. Кортизол и адреналин.       Джонни сошел с лестницы порывом и приблизился в пару шагов.       Роб удерживает Кита силой. Но напряженно следит за сыном. Я думал: Джонни — нелюдимый и запуганный.       Но нелюдимый и запуганный — я.       Он заходит ко мне со спины, и всё мое тело бьет тревогу. Он встает прямо передо мной. Мы почти одного роста, и он разглядывает мое лицо.       Он вдруг говорит:       — Привет.       И я понимаю, что это простое «привет» подчиняет во мне маленького, дремлющего волка. Ту часть, которая спала до самой течки.       Джонни притягивает меня к себе, как все они — при первой встрече. Я не двигаюсь. И запрещаю себе даже делать вдох. Его руки крепко сжимаются на моем теле, и я чувствую, как горю от этой близости почти буквально. Я уверен: температура Джонни еще выше, чем у Кита. Очень горячая кровь… Очень горячие руки.       Он держит меня дольше, чем остальные, и Кит начинает скалить зубы. Не как человек, но как волк.       Роб требует:       — Джонни.       Я отпихиваю Джонни, и он, не ожидав, отступает на шаг. Я говорю:       — Твое приветствие затянулось.       Джонни чуть улыбается, а потом уворачивается от хватки Кита. Он отходит в сторону. Он возвращается на лестницу и снова хмуро на него смотрит. И я вдруг осознаю… Кит не может меня выбрать, но кто угодно другой — да… И Джонни злится. Потому что приходится считаться с каким-то омегой. С Китом. Но если всё так, как рассказывал Кит… почему Джонни тогда отступил?       Кит притягивает меня к себе, и ему не нравится… чужой запах на моем теле. Мне тоже. И я говорю:       — Схожу в душ.       И только отступаю, как Джонни снова поднимается со ступеней. Но Кит идет за мной, оставляя его хмуриться.       Мы почти выходим из дома, когда я слышу голос Мелиссы:       — Джон! Ты хоть представляешь, что он с тобой сделает?       Джонни ничего не отвечает. Я слышу, как стучат по лестнице его шаги, когда он поднимается наверх.       Я спрашиваю Кита:       — Что это было?       — Ничего.       Это ложь. Кит напряжен. Он отвечает сквозь зубы.       — Кит, — прошу я, останавливаясь.       Он обнимает меня. Так быстро и сильно, что я невольно отступаю на пару шагов. Он обещает:       — Это ничего не значит, пока мы вместе. Если… — тревожное Китово «если» — отчаянный шепот. — Если только ты…       Ему сложно произнести, но я понимаю, чего он боится. Я тоже перепугался… того, как отреагировало мое тело. Оно отреагировало на альфу. И я не дурак. Я понимаю, что сделал Джонни. Заявил на меня права. Просто я хочу пояснений… Конкретных ответов. У Кита есть ответ: он никого ко мне не подпустит. Волк в нем не подпустит… И до меня доходят слова Мелиссы о том, что он может нас отстоять. Насколько Кит — опасность, что маленькому альфе нельзя засматриваться на его омегу?       Я чуть отстраняюсь, чтобы поцеловать Кита. И он прижимается к моему лбу своим. Он закрывает глаза и успокоенно выдыхает.       — Пойдем отмоем тебя, хорошо?       — Я как столб, который пометил пес… Так себе у вас порядки.       Кит усмехается.       На завтраке мы не появляемся. Потому что Кит берет меня еще в душе. Берет жестче обычного, будто хочет присвоить.

II

      Кит больше не теряет бдительность. И я начинаю осознавать, что он отгораживает меня от взгляда Джонни с самого приезда. И перекрывает мой запах. Мне интересно, как для других альф пахнет Кит… По сравнению с Джонни его запах — тонкий и мягкий. Иногда я просто дышу им, когда он рядом. Но, открывая глаза, сразу сталкиваюсь со злыми и внимательными — напротив. Теперь я знаю, почему Джонни пялится. И знаю, почему держится подальше.       Я говорю Киту, что:       — Думал, он боится чужаков.       — Это тоже, — говорит Кит. — Он еще мал. И зверя в нем больше, чем человека.       — Ты обещал рассказать.       — Особо нечего… Роб слишком балует своих гостеприимством. И это иногда плохо кончается. Несколько лет тому назад на них напали. Джонни еще был щенком. Этот урок он хорошо запомнил: никому нельзя верить.

III

      Мы с Китом проводим на ранчо пару дней, и я говорю мимоходом, что хочу научиться стрелять. Роб предлагает провести мастер-класс, и Кит отпускает меня с ним одного. Это о многом мне говорит.       Мы отдаляемся от дома, и я стараюсь находиться рядом с Робом, постоянно проверяя, где Кит и где Джонни.       Я не признаюсь, зачем мне стрелять, но Роб и сам понимает. Потому что, как только мы отходим, он сразу выдает основное:       — Если пойдешь на оборотня с пистолетом, целься только в голову. И не мажь. Это будет трудно. Потому что мы быстрые. И верткие. Вернее всего ружье, но его носить везде не будешь…       Роб говорит, что Глок Девятнадцать — легкий и компактный. Но, как любой пистолет, он тяжелый. Пятнадцать патронов. Можно найти магазин и на тридцать. Чем больше, тем лучше, но это вес.       Роб учит меня целиться по бутылкам, и я помогаю их расставлять.       Я спрашиваю:       — Почему вы ушли из стаи?       — Всегда есть только две причины. Когда не согласен с политикой вожака и когда хочешь защитить тех, кого любишь.       — Или и то, и другое, — говорю я.       Он кивает:       — Или и то, и другое.       — Кит не был согласен?       Роб усмехается, и я понимаю: это странный вопрос — об омеге. Роб говорит:       — Этот парень всегда сам себе на уме. Белая ворона в стае.       Роб отводит меня на расстояние, учит, как удобней держать пистолет и прицеливаться. Я заметил: он старается лишний раз ко мне не прикасаться. Держит дистанцию. Он проявляет уважение к жене и старому другу. Ко мне как гостю. К сыну, который не сводит с нас глаз.       — Дело не столько в том, что Кит не согласен… У нас не спрашивают, Йен.       — У нас, — поправляю я.       — Да, у вас. Но поверь мне, пока альфа молод, с ним тоже мало считаются. Многое зависит от вожака…       — Каким был ваш?       — Какой до сих пор…       Выстрел бьет мне отдачей в ладони и разрезает воздух. Я мажу.       Роб говорит:       — Наш вожак старой закалки. Есть правила. Кит из тех, кому тяжело жить по правилам… и не потому, что у него независимый характер, а потому, что он омега…       Я попадаю по бутылке, и Роб кивает.       — Кит всё детство провел с братьями и отцом, — говорит он. — И в итоге, когда пришло время, не смог прижиться среди омег. Или хотя бы смириться со своей ролью… Он сильный малый. И знает субординацию. Ему просто не повезло с полом… Вот что я думаю.       — Сколько их было? Его братьев…       — Шестеро. Осталось двое. Клайд был старшим…       — А что с остальными?..       Роб вдруг на меня смотрит. Долго и пристально. Таким взглядом, какой бывает только у тех, кто повидал уже слишком много.       — Ты должен понять, Йен, что мало кто из нас уходит своей смертью. Мы слишком долго живем. А за долгую жизнь… успеваешь обзавестись врагами.       Роб аккуратно мне пытается сказать: эта жизнь… их жизнь — она тяжелая и звериная. В ней выживает сильнейший.       Я спрашиваю:       — Сколько Киту лет?       И Робу делается смешно. Может, потому, что больше, чем мне. И намного.       — Когда я первый раз его увидел, — говорит Роб, — ему было, как тебе. С тех пор прошло почти семьдесят лет. Ты вроде сообразительный парень, сможешь и сам сосчитать.       Я замолкаю и смотрю на Кита. А Роб смотрит на следы зубов на моей шее. И я тушуюсь, когда замечаю. Я поправляю воротник моего красного свитера.       Роб говорит:       — Он сказал, что волк в нем помешался. На тебе. Это чертовски плохо, ты знаешь?       — Почему?       — Ты не сможешь уйти, пока он жив. А он не сможет тебе ничего дать. Омег, даже потомков, рано или поздно примечают древние. Альфы. Но это не плохо. Если найдется кто-то достойный… в хорошей стае. Ты понимаешь, о чем я?       Я попадаю по одной бутылке, а затем сразу — по второй. И говорю:       — Я думал, вы с Китом друзья.       Роб усмехается.       — Дело не в дружбе. Это опасно для жизни. Быть с ним… И ему опасно. Только у него нет вариантов, а у тебя еще есть. И если понадобится помощь…       — С Китом?       — Йен, он оборотень… Нет, не плохой. Но… Послушай совет старого волка. Ты бы смог выносить волчонка, и стать частью стаи, и твой альфа разделил бы с тобой очень долгую жизнь. Ты бы жил, сколько он. Ты не человек, Йен. Даже если не волк. Так что подумай об этом.       Конечно, я в курсе о приколах своего тела. Но я до последнего надеялся, что обойдется. И уж точно я не горю желанием вынашивать ребенка. Особенно «волчонка».       — Здесь нечего обдумывать, — говорю я.       Роб снова усмехается и уходит менять бутылки. Я иду за ним.       — Завтра потренируемся на тарелках, — говорит он. — Чтобы ты научился попадать по движущейся цели.

IV

      Луна всё ближе, и Кит всё тревожней. Я перебираю его волосы, и в такие моменты он становится совсем ручной и тихий.       Я невольно думаю о всяком… О запахах, например. О том, как маняще пахнет мой Кит для меня. О том, что он омега.       И я говорю:       — Мне очень нравилось, какой ты в течку. Думал, сойду с ума…       Кит делает глубокий вдох.       — Я тоже. Когда мы были вместе самые первые ночи, меня растащило от нежности…       И меня — с ним; было спокойно, и я ему верил, и умолял, чтобы он что-нибудь сделал, облегчил. Я хотел его.       — Ты так и не взял меня…       — Теперь возьму, — обещает Кит. — Осталось немного… Каких-то пара месяцев. Уже в ноябре…       — Считаешь?       Он улыбается. Я глажу пальцами его щеку и точно знаю, что понравилось бы его волку. Я говорю:       — Роб сказал, что омега вроде меня может жить так же долго, прибившись к оборотню… Если учитывать, как плохо ты стареешь, теперь, когда я твой, ты будешь брать меня еще пару веков…       Кит целует. С сожалением. Чтобы замолчать, что он тоже омега и, может, с нами это не сработает. Он укладывает меня на живот, придавливает своим весом и зацеловывает за ухом… Иногда Кит делает такие вещи, после которых я чувствую, что мы — не люди… Не могу объяснить словами. Просто он буквально… подминает меня под себя, и он делает это физически и ментально… и я чувствую, что всё во мне подчиняется. На инстинкте.       Кит поднимается, затем тянет к себе, подхватив меня под животом и вынуждая встать на колени. Он расставляет мои ноги пошире, целуя вдоль позвоночника.       С тех пор, как мы оказались на этом ранчо, я понял, что мне не светит активная роль в постели. По крайней мере, пока мы здесь.       — Кит…       Он замирает, прижавшись щекой к моей спине, и слушает.       — Ты же знаешь, что не обязан быть со мной альфой?.. В смысле… Я с тобой не поэтому.       Кит шепчет:       — Показать почему?       Его шепот обещает мне удовольствие. Я ощущаю его мягкие поцелуи и колкие покусывания на своей пояснице. Он опускается ниже. Он входит раскаленным языком, и я подтягиваю ближе подушку, чтобы прятать в ней лицо и стоны.       Член у меня стоит уже почти до боли, как в течку, и я очень его хочу. Я всегда очень его хочу. Кит как огонь, который ласково обжигает каждую клеточку меня. Он поднимается ко мне, проталкиваясь в мое тело, и прижимается близко-близко. Его зубы смыкаются на моем загривке, и он берет меня долго и жарко, пока я не начинаю подмахивать и постанывать.       Я жмурюсь, стиснув подушку. Мне так хорошо с ним. Если бы кто-то знал, как мне с ним хорошо…

V

      Может быть, знает Кит. Потому что наутро он неотрывно обнимает меня на улице и прижимается щекой. И я тихо говорю, что:       — Больше не уверен, что нам надо в Санте-Фе…       — Почему?       — Потому что волк в тебе выбрал меня. И мне кажется, что я не сделал для него того же…       Но так решил не один я, и Кит мне напоминает:       — Это чтобы тебя защитить.       — Разве альфы нападают на своих омег? — спрашиваю я.       — Когда мы обращаемся — наше тело многое может вынести.       Я впервые думаю о том, что, будь я древним, мне было бы легче с Китом. Если бы мы обращались вместе. Я бы разделил с ним то, чего ему не хватает; я бы смог стать его маленькой стаей. Моя жизнь, наверное, была бы борьбой и ужасом, как и его собственная, но, может, он бы спас меня. Приглядел бы за мной, увез бы подальше.       Я закрываю глаза. И Кит усмехается мне в шею:       — От тебя пахнет химией…       — Это спрей от комаров… На тебя даже не садятся. Читер.       — И кто это?       Я усмехаюсь:       — Тот, кто обходит правила. Нечестный игрок.

VI

      Я стреляю по тарелкам. Не всегда попадаю. Но Роб говорит, неплохо получается. Нас окружают горы и луга. Пахнет осенней свежестью. Настроение у меня приподнятое: мне правда нравится здесь, на природе, и я правда бы задержался. Я отхожу от Роба, чтобы поднять тарелку. И с опозданием осознаю... уже когда слышу, как кричат у дома.       Это голос Мелиссы.       — Кит, перестань! Кит, он еще щенок!       Я оборачиваюсь. И успеваю приставить дуло прямо ко лбу Джонни. Я говорю:       — Только дернись.       Это сбивает Джонни с толку. Он медленно приподнимает руки, а затем так же медленно опускается на колени и заглядывает мне в глаза. Меня тревожит ощущение, что ему это нравится… Ему нравится то, что между нами сейчас происходит. Он чуть улыбается. Он молчит.       Я замечаю, как Кит замедляет шаг и подходит спокойней. Это отвлекает меня всего на мгновенье, но Джонни выхватывает мой пистолет. Гремит случайный выстрел, и Джонни оказывается позади меня. Он держит Кита на мушке. И проходится носом по моей шее.       У Кита такой тихий взбешенный вид, что мне становится не по себе.       Роб просит всех успокоиться. Роб просит:       — Джон, не глупи.       Джонни смотрит на Кита. Воздух между ними — почти электричество. Мне кажется, что Кит вот-вот бросится. Предупреждения не будет. И Джонни не успеет выстрелить.       Может, тот тоже знает. Он обнимает мою руку своей, вкладывая в нее пистолет. Он говорит мне на ухо:       — Тебе очень идет.       Он говорит:       — Я мог бы тебя согреть.       Потому что я дрожу. Но я дрожу не от холода.       Когда он меня отпускает, я перехватываю пистолет покрепче и думаю целиться, но… бросаю взгляд в сторону побледневшего Роба и замыкаю предохранитель.       Роб говорит Киту:       — Он еще очень мал…       Роб сказал: Кит знает, что такое субординация. Я думаю, что вести себя так ему позволяет возраст и прошлое в стае. И я думаю, что Роб ему должен. И еще: что Кит гораздо сильнее Джонни. Или опытнее в бою. Потому что тот боится. Адреналин и кортизол — их можно учуять на запах.       Я отдаю Робу пистолет со словами:       — Нам лучше уехать.

VII

      Чем пахну я? Хочу знать. И спрашиваю у Кита. Что он нашел во мне? Почему Мелисса приняла меня за древнего? В моей семье нет древних, я бы знал. И я очень похож на родственников внешне, вариант с приемной семьей отметаем сразу.       Кит обнимает и шепчет:       — За тебя бы дрались насмерть, Йен… будь ты в стае.       Он шепчет:       — Я очень везучий сукин сын, да?       Он валит меня на кровать и задирает мне свитер с футболкой, зацеловывая живот. Я знаю: его губы опустятся ниже, когда он расправится с моей ширинкой. Надо же, какой полный ответ… Уверен, мне ни хрена не полегчает от него даже после оргазма.

VIII

      Днем я спрашивал Мелиссу: есть ли способ блокировать обращения? Она странно на меня посмотрела. Она не поняла зачем. А затем снова переглянулась со старшей дочерью, и эти взгляды ничего мне не сказали.       Когда мы грузились в машину, Хлоя поймала меня за руку и шепнула на ухо:       — Тебе нельзя глушить в нем зверя. На вашем месте я бы искала способ, как его вызывать без луны.       Она дала мне какой-то листок. Я развернул его только в машине, когда мы отъехали от ранчо. Афиша бродячего цирка… и их главное шоу под названием «Превращение в волка».