Аберрация чувств.

— Скоро Сандэй из Вавилона приезжает, — блаженно протянул Кавех, словно сообщил совершенно обыденную вещь, подставляясь под тёплые руки вмиг остановившегося супруга. — Хайтам? Всё в порядке? — Дираши тотчас обернулся, заглядывая в изумлённые очи напротив. — И ты не говорил раньше? — После крушения Вавилона: уничтожения храмов и сожжения города — прошло больше тридцати лет. Кто ж знал, что за восстановлением Вавилона юному и амбициозному наследнику захочется добиться полной независимости? Я сам узнал не так давно. — Его не устраивает наличие товарной и политической зависимости от Тамери? Вавилон и так чудом получил шанс на второе дыхание, — бесстрастно процедил он, вновь возвращая своё внимание уставшему мужу. — Прояви ко мне хоть немного сострадания, я устал и планирую поговорить об этом завтра, — апатично вздохнул мужчина, уткнувшись лицом в подушку, когда массажное масло вновь разлилось по его спине.       Аль-Хайтам тотчас замолчал. Его взор сосредоточился на освященном светом блёклой луны теле. Кавех был столь расслабленным и сонным, что на него хотелось беспрерывно смотреть и любоваться целую вечность, словно, оторвав взгляд, Аль-Хайтам не проживёт и секунды. Дираши много лет назад стал для него личным кислородом, невзирая на все разногласия в их отношениях.

***

      Авантюрин, свесив ноги с великолепных мраморных ступеней, глядел в даль, периодически щипая себя за предплечье, рассчитывая проснуться. Ему по-прежнему слабо верилось, что он находился в столь значимом месте. Прошло уже несколько томительных дней с тех пор, как он оказался на территории дворца Живого Бога. Возможно, в другой момент ему бы дали хотя бы небольшое поручение, однако вся прислуга была донельзя загружена совсем иными заботами, касающимися приезда только-только взошедшего на престол царя некогда павшего Вавилона.       Вообще-то историю Авантюрин знал неплохо. И в арифметике разбирался! Он мог бы совсем иначе устроить свою жизнь. Тем более, если учесть свою невероятную удачу. Однако судьба вовсе не была к нему милостива, обернув против него все свои силы. Вероятно, в прошлой жизни он крупно насолил Шаи.       Ему действительно хотелось верить, что сейчас всё наладится. Однако даже прикосновение фараона, означающее его благословение, не внушало доверия. Он невыносимо желал абстрагироваться от горы не самых сладких мыслей, от чего и принял решение тайком сбежать в сад.       Перед мужчиной расстилался огромный дворцовый сад, поражающий своими размерами и обилием всевозможных деревьев и прочих растений. Он рассматривал пышные финиковые пальмы, фиговые деревья, чью листву ласково трепал ветерок, от чего крупные плоды инжира колыхались. В какой-то момент он зацепился взглядом за кустарники тамариска, веточки которых словно были окутаны нежно-розовой дымкой.       Когда солнце заходило за горизонт, даруя свободу цепким лапам ночи, во дворце становилось тихо. Авантюрин мог уловить мельчайшее движение, а любой шаг превращался в зловещее громыхание.       Ощущая единение с природой, мужчине и впрямь стало спокойнее, а тревожность постепенно ослабляла свою медвежью хватку на его сердце. Что-то в этом месте было особенное. Успокаивающее и мгновенно делающее состояние души более умиротворённым.       В какой-то момент взор Авантюрина чрезвычайно долго зациклился на плодах инжира. Прежде ему всего дважды удавалось отведать эти чудные плоды. И то, сушённые. А здесь было искушение в виде свежего инжира. Чего-то нового и неизведанного. Как говорится: лучший способ избавиться от искушения — поддаться ему!       Он огляделся по сторонам, выждал несколько секунд для своего спокойствия и устремился в сторону громадного дерева. Авантюрин потряс ствол, затем подпрыгнул и ухватился за небольшой плод, сорвав его. После содеянного он тотчас вернулся обратно к ступенькам и уселся на них, разрывая мякоть руками. — Здравствуйте, — подле него раздался донельзя знакомый голос. Тот самый голос, который гневно вёл своеобразные дебаты с его бывшим хозяином       Сердце бешено забилось, так и наровя выскочить из груди. Оно успело совершить ужасающий кульбит, пуская импульсы страха по всему телу. Его руки задрожали, едва не выронив инжир. Дыхание предательски сбилось, отчаяние с головой накрыло его. В одночасье голову успело посетить сразу несколько десятков мыслей, а паника полностью окутала его разум. — Не спите в столь поздний час? — Веритас сел рядом, подозрительно смотря на очевидно испуганного мужчину, что вмиг сумел измениться в лице, словно его подменили. — Всё в порядке? — он перевёл взор на руки Авантюрина.       Пазл в голове мигом сложился. Несмотря на уже относительно спокойного и беззаботного мужчину подле него, Рацио решил, что пора завести хотя бы небольшой разговор на тему пребывания здесь Авантюрина. Правда перед этим он неожиданно для самого себя спустился в сад, подходя к фиговому дереву и проделывая с ним ту же манипуляцию, что и ранее Авантюрин: встряхнул ствол, а затем подпрыгнул и ухватил несколько плодов.       Авантюрин глазел на это со странным трепетом в сердце, следил издалека за каждым движениям, пока его собственное тело переставало дрожать. Он наблюдал за приближающейся фигурой Доктора Рацио, всё ещё будучи не в силах осмыслить происходящее. — Я думал, что за кражу мне положено отрубить руку, — кажется, Авантюрин даже не моргал, а лишь неотрывно смотрел на протянутые ладони, в которых уместился свежий инжир. — Это не кража, — тотчас пояснил мужчина, вновь садясь на ступеньку.       Только сейчас Авантюрин решил осмотреть Веритаса с ног до головы: на этот раз он выглядел совсем иначе. В их первую встречу он был облачён в чёрное одеяние, что было не принято. Однако сейчас его тело окутывала белая — любимый цвет в Тамери, между прочим! — ткань. Шендит чем-то напоминал юбку и был в разы короче, чем в прошлый раз. Украшений не было и вовсе, от чего смотреть на столь домашнего и уютного Рацио было в разы спокойнее. Здесь ни массивных украшений, ни вычурного макияжа и никаких неудобных до чёртиков сандалий, от взгляда на которые становилось тошно. Единственным излишеством, которое себе позволил Веритас являлась полупрозрачная ткань на плечах. Как бы просто не выглядел мужчина, Авантюрин по-прежнему смотрел на него особенно.       Было ли чрезвычайно повышенное внимание обусловлено чувством исключительной благодарности? Возможно. Переставал ли от этого мужчина нагло пялиться на мускулистые руки? Ну конечно нет!       К слову, он всё-таки приметил на большом пальце кольцо из белого золота, украшенное аметистом насыщенного фиолетово-розового цвета, словно искусный живописец запечатлел в камне закат. Кожа, сверкающая подобно дикому мёду, и чуть выпирающие костяшки делали руки исключительно волшебными. — Вы хотите сказать, что я могу себе это позволить? — недоверчиво спросил Авантюрин, наконец пробуя инжир.       Он ощутил на языке сладковато-свежий вкус, блаженно сомкнув глаза. Мякоть была усеяна заметными семенами, которые немного хрустели во время пережевывания фиги. — Вы больше не раб. У Вас нет обязанностей и прочих забот. Ближайшее время уж точно. Вам ведь нравится вкус, не так ли?       Авантюрин кивнул в подтверждение, взяв из рук Рацио ещё один инжир, с удовольствием съев его. Слова Веритаса лились на его душу сладостным успокоением. — Но тогда зачем я Вам? — не сдержал своего любопытства Авантюрин. — Я терпеть не могу рабскую систему, что так крепко закрепилась за Тамери. Пусть здесь ситуация и не столь критична, однако факт остаётся фактом. Тем более Ваш бывший хозяин оказался чрезвычайным невежей и посмел вести себя неподобающим образом в священный момент. Я не мог поступить иначе. Советую Вам довольствоваться этим, а не тратить время на чрезвычайно долгую рефлексию. Просто живите хоть раз в своё собственное удовольствие, а не угождайте сомнительным личностям, — закончил свой монолог Веритас и поднялся на ноги, устремившись вдоль по коридору. — Доброй ночи, — напоследок бросил он.       Предпослення фраза отдалась каждым нервом в теле Авантюрина, его струны души, кажется, засверкали новыми красками. Он взирал мужчине вслед, не в силах поверить в происходящее.

***

      Очередной знойный день обрушился на Тамери. Вот только этот день был особенно жарким, словно Гора чем-то крайне сильно разгневали.       Во дворце все суетились, даже фараон не находил себе места, мечась из стороны в сторону. Кавех полностью погрузился в томительное ожидание, сходя с ума от отсутствия новостей касательно прибытия Сандэя в Фивы. Насколько Дираши знал, Сандэй уже проделал путь по морю и остановился на суше, где переждал день и на предоставленной заранее колеснице отправился с младшей сестрой и личным советником прямиком в Фивы.       На нервной почве у Кавеха разболелась голова, словно в неё в одночасье вонзили сотни маленьких иголочек, причиняющих невероятно сильный дискомфорт и щемящее чувство тревоги, с которым не совладало даже присутствие Аль-Хайтама рядом.       Мужчина ёрзал на троне, судорожно цеплялся за края схенти и каждую секунду поправлял кольца на руках.       Дираши хотел думать, что у них с Сандэем найдутся точки соприкосновения. В конце концов, они оба были идеалистами в стократной степени, страстно желая достичь своей цели любой ценой, буквально цепляясь за каждую предоставившуюся возможность, несмотря на отсутствие сил и бескрайнюю усталость.       Вот только стоило Кавеху почти коснуться подушечками пальцев своих мечт, ощутить накатившую экзальтацию, как всё тотчас решилось, оставляя перед взором лишь эфемерную надежду. Быть может, такое же чувство испытывал совсем юный и неопытный Сандэй, который хотел вновь почувствовать себя значимым и принялся заниматься столь трудоёмким делом в виде продолжения возвращения Вавилона к бывалому величию.       Дираши, вероятно, сошёл бы с ума, если бы вовремя не появился его младший брат, Веритас Рацио. — Волнуешься? — Что? Да ни капли! — Кавех возмущённо развёл руками, однако уже через мгновение его лик приобрел печальное выражение. — Что, так заметно?       Веритас лишь кивнул, а затем поправил корону-пшент на голове брата, дабы та не упала. — Каким бы ни был результат переговоров, они должны быть проведены. Ты справишься, я уверен. — Твоя вера успокаивает, — молвил Кавех, вскочив с массивного трона, морально готовясь принимать долгожданных гостей.

***

      Человеческий рой мигом окружил величественную позолоченную колесницу, которая остановилась подле входа во дворец Живого Бога.       Кавех, объятый роскошью золотых украшений, стоял на одном месте и неотрывно смотрел на троих людей, сидящий в колеснице. Секунды начали превращаться в целую вечность, будто Тот решил весьма коварно над ним подшутить, нарочно замедляя время, струящиеся как сыпучий песок.       Сандэй вышел из колесницы первым, а затем помог сестре, подав ей руку. Мужчина тотчас поразил Кавеха своим внешним видом, ибо имел нетипично молочную для жаркого и сухого климата кожу. Загар тонкими слоем лежал на его плечах, однако это нисколько не бросалось в глаза. Царь, что было довольно иронично, облачён в льняную тунику. Край обрамлён сизой каймой, переходящей в бахрому.       Небесно-голубые локоны струились по плечам, словно вуаль из жидкого серебра. Головным убором, означавшим принадлежность к высшему сословию, служил кидарис, чья нижняя часть окаймлялась лентой, отделанной резными золотыми узорами. Сзади на спину спускались пурпурные ленты с золотой бахромой на концах. Его шафрановые очи сверкали медовым золотом и были обрамлены пышным веером светлых ресниц. Даже ярчайшие лучи солнца не ослепляли так, как взор вавилонского царя. Аккуратные серьги украшали уши Сандэя, а тонкие нити бус опутывали шею. Он был величествен и изящен во всём своём проявлении.       Следом Дираши перевёл взгляд на младшую сестру Сандэя. Кажется, её звали Робин. (если Дираши не изменяла память, разумеется!) Девушка грациозно сошла с колесницы, ещё больше поразив Фараона. Каждое мановение её руки испещряло элегантность и аристократичность. Её роскошные длинные волосы были распущены, и только пряди у висков заплетены в аккуратные косички. В копне густых волос сверкал золотистый обруч. Помимо классических серёжек в ушках в виде полумесяца, Робин могла похвастаться броским украшением в носу. Воздушное платье ментолового цвета подчеркивало её фигуру, однако ни в какое сравнение не шло с полупрозрачными платьями местных женщин, беспечных в своей наготе.       Уже потом он обратил внимание на единственного человека, что практически идеально подходил под совершенно бессмысленные стандарты красоты. Мужчина, что являлся сопровождающим Сандэя, был, очевидно, одет проще, однако по-прежнему неплохо. Длинная канди была подвязана поясом. На руках мужчины было много крупных уродливых рубцов, что наслаивались друг на друга. Его кожа имела смуглый оттенок, волосы были каштанового цвета, а телосложение весьма крупным. Глаза сияли подобно большим гранатам с золотистыми вкраплениями.       Спустя несколько секунд Кавех избавился от ступора, натянув на лицо радушную улыбку, демонстрируя своё дружелюбие. — Рад встрече с Вами, Господин Сандэй. Наслышан о Ваших достижениях, — периферическим зрением Дираши зацепился за стоящего подле супруга, что на миг позволило ему перестать волноваться. — Давайте обойдёмся без формальностей? Я, моя сестра и советник чрезвычайно устали с дороги. Если Вы позволите, то переговоры пройдут не сразу и в присутствии нейтрального лица, — неспешно журчала его речь, однако в своих намерениях он был твёрже любого алмаза. Он потрясающе владел языком, будто готовился к этому разговору всю жизнь. — Как скажете. Для Вас во дворце выделили три комнаты, можете не беспокоиться. Более того, в честь вашего визита состоится пир.       Советник Сандэя, Галлахер, уныло вздохнул, Робин натянуто улыбнулась, а Сандэй тактично промолчал, не желая вновь сообщать о своей усталости. Он поблагодарил Дираши.       Живой Бог в спешке приказал слугам отвести Сандэя к его покоям, а сам проводил его почтительным взором. — Я разве буду спать не с тобой? — с ноткой наивного недовольства молвил Галлахер, переключаясь на ассиро-вавилонский язык, предварительно убедившись, что Робин увлечена рассматриваем роскошого дворца Живого Бога. — Галлахер, не позорь меня. В Тамери другие обычаи, — Сандэй вспыхнул, однако в лице практически не изменился. За исключением взвгравшего на щеках пунцового румянца, разумеется. — Если мы будем жить вместе, то это равносильно браку.       — Не вижу препятствий, — буднично возразил мужчина. — Робин, — стоит отметить, что её имя он произнёс особенно тихо, — Не должна знать. И Господину Кавеху Дираши я не могу заявить о том, что нужно две комнаты, а не три. — Он сам живёт с мужчиной, Птенчик, ты… — Замолчи. С меня хватит твоей фамильярности. Ни стыда, ни совести, Галлахер, — Сандэй скорчил страдальческую гримасу, а затем всё-таки решил прислушаться к девушке, что уже провела Робин к её комнате.       Служанка была одета (если эту коротенькую повязку можно было назвать одеждой, разумеется!) скромно, но со вкусом. Для Сандэя подобный внешний вид был дикостью, ибо в Вавилоне климат более размеренный, от чего одежда куда скромнее. Галлахер и Робин, в отличие от него, сочли это крайне удобным, особенно для здешнего климата. — Госпожа Робин, Вас оповестят к началу пира, — сказала женщина и поклонилась, а возле неё откуда ни возьмись появился носильщик, что протягивал Робин её вещи, что были завернуты в огромный пласт жёсткой ткани.       Девушка одарила обоих слуг добродушной улыбкой, сказала несколько слов благодарности, хотя вовсе не должна была этого делать, учитывая её статус сестры царя, и заперлась в комнате, валясь с ног от усталости.       Затем служанка снова устремилась по коридору, тотчас завернув за угол.       Тут Галлахер вспомнил о своём негодовании и в очередной раз обратился к Сандэю. — Тебя самого всё устраивает? — Соблюдай субординацию, это сугубо деловая встреча, в конце концов, — сквозь зубы процедил мужчина, даже не глянув в сторону своего советника и по совместительству любовника. — К слову, — в этот раз он был куда заинтересованнее, — С чего ты взял, что Живой Бог живёт с мужчиной? — Ты не видел, как он смотрит на своего главного советника? Брось, этот взгляд нельзя не заметить, — Галлахер шутливо развёл руками. — И как же он на него смотрит? — недоверчиво спросил Сандэй, вопросительно изогнув бровь. — Как ты на меня, — лаконично изрёк Галлахер, а после мгновенно переключился на чужой язык, обменявшись несколькими словами со служанкой, скрывшись в комнате и тепло улыбнувшись царю, изумлённому донельзя столь дерзким поведением.       Сандэй определённо подумает о словах Галлахера, точно отрефлексирует своё восприятие ситуации, однако отнюдь не сейчас. Сейчас хотелось на несколько часов раствориться за дверьми покоев и отдохнуть.

***

      Авантюрин спал больше, чем обычно. Сон быстро сморил его, вынуждая отдаться в лапы Туту, что заботливо кружил над ним, избавляя от излишней тревожности.       Проснулся он от осветивших его лик лучей солнца. Они шкодливо щекотали его лицо, от чего Авантюрин жмурил очи, закрывая их ладонью. Затем он перевернулся на другой бок, от чего тотчас распахнул глаза.       На тумбочке стояло глиняное блюдце, до верху заполненное инжирами. Мужчина неловко поморщился, ущипнул себя для достоверности и боязливо потянулся дланью к тарелочке.       Именно в этот момент он услышал громкий знакомый голос, что вещал о своём присутствии за дверью. — Я могу войти? — Да! — на автомате выпалил Авантюрин, поджав колени к груди.       В небольшую комнату вошёл никто иной, как Веритас Рацио. Он перевёл взор на блюдце, хмыкнув. — Неужто не оценили инжиры? Кажется, ещё недавно они вам пришлись по вкусу. — Вы что, я искренне благодарен Вам! — поспешил оправдаться Авантюрин, который привык получать плетью после обвинения в неблагодарности.       Рацио слышал в его голосе тревогу, от чего решил сменить тему разговора и перейти к сути разговора. — Что ж, не буду ходить вокруг да около, — он скрестил руки на груди. — Вы будете присутствовать на пиру в честь визита царя вавилонского?       Авантюрин сперва-наперво не понял вопрос это или утверждение. Он недоверчиво глянул на Веритаса, будто стараясь увидеть ответ на свой вопрос в его перламутровых глазах, что были по обыкновению подведены ярко-карминовым. — С каких пор рабам позволено присутствовать на столь значимом мероприятии? Никак хотите обмануть меня? — мужчина позволил себе подобную дерзость, молниеносно входя в азарт. Он луково сощурил очи, смотря на Рацио сквозь веер пушистых ресниц. — Вы больше не раб, — Веритас будто по инерции нахмурился, тяжело выдохнул и свёл соболиные брови к переносице. — Ваше присутствие — знак уважения. Иль не уважаете Вы царя? — Ни в коем случае, я буду, — более спокойно протянул Авантюрин, несмотря на бушующие внутри эмоции. — Вот и славно. Знаете, Авантюрин, — тут мужчина рефлекторно вздрогнул, сосредоточенно взирая на Рацио. Имя, пусть и ненастоящее, столь сладостно и притягательно вырвалось из его уст, что он попросту не мог не заметить этого, — С Вами весьма приятно иметь дело. Наденьте что-то белое. И во избежание неловких ситуаций сядьте рядом со мной. В конце концов, именно я ответственен за Вас.       С этими словами Рацио покинул комнату, в спешке отдаляясь от нее, словно всё его тело по велению всемогущего Ра пронзило молнией. Мужчина всё ещё не мог ответить самому себе, зачем он оставил Авантюрина подле себя. Он мог его отпустить, поселить в городе, сделать рабочим, отправить на службу в храм, да всё, что душе вздумается! Однако его душе вздумалось оставить его здесь. Бережно следить за состоянием и искать вопросы о том, чем же он его так зацепил. Слишком яркий? Слишком необычный? Чересчур дерзкий для раба? Интересный собеседник? Всё сразу? Пожалуй, только последнее предположение было верным. Иного ответа Веритас попросту не мог найти.       Однако и этому он раздобыл объяснение: друзей у него не было никогда. Его окружил любовью старший брат с мужем, но это явно не та потребность в коммуникации, которой так жаждал Рацио. Лекции в университете его, признаться честно, тоже не спасали. А вот редкие немногословные встречи с Авантюрином были способны восполнить баланс.       К слову о Авантюрине! Он всего несколько секунд обдумывал случившиеся, ибо пришёл к выводу, что явно не ему копаться в чужой голове и делать анализы его поведения. Раз уж его оставили здесь, значит так надобно. Быть может благословение Живого Бога и впрямь сработало, а Рененутет оказалась чрезвычайно милостива.       Мужчина поднялся с кровати, на всякий случай прощупав эластичную поверхность рукой. Он усмехнулся, когда вспомнил слова Веритаса про белые одежды. Будто у него было ещё что-то! В любом случае, Авантюрин не смел жаловаться.

***

      Столь громадного зала Авантюрин прежде не видовал. Стоило ему приблизиться к месту проведения очередного пира фараона, как он ощутил обволакивающий аромат десяти священных масел, перебивающий все остальные запахи. Вот только сейчас осматриваться мужчина вовсе не желал. Он скрупулёзно выискивал единственную знакомую фигуру, словно от этого зависела его жизнь.       Авантюрин скользнул вдоль рядов с бесчисленным разнообразием всевозможной еды: здесь и жареное мясо, и несколько видов хлеба, огромные бидоны с пивом, лепешки и фрукты. Он не смотрел на почти нагих девушек и мужчин, не уделил внимания возвышающемуся на роскошном троне Кавеху Дираши и тотчас плюхнулся на подушечку подле Веритаса. Он вцепился в него взглядом, боясь глянуть в сторону царя и фараона. Ему в одночасье стало худо и неловко, ибо он сидел там, где располагались приближенные правителей. — Рад, что Вы проявили уважение, — молвил вместо приветствия Рацио. — Разве мог я поступить иначе?       Уголки губ Веритаса самую малость дрогнули, а светловолосая причина этого действа опустила испуганный взор в пол, прячась за флёром уверенности.       Сандэй в это время сквозил осуждающим взглядом Галлахера, что всего-то за несколько часов успел проникнуться колоритом Тамери, блаженно восседая в бордовой набедренной привязке. Сетка из рваных шрамов на его груди обнажилась, однако в лучах солнца это вовсе не казалось пугающим и не напрягало мужчину. И никого, кроме царя, разумеется, это не волновало. — Не смотри не меня так. Это в разы удобнее. К тому же климат здесь отличается от того, к которому мы привыкли, — поспешил оправдаться Галлахер, однако Сандэй ему отвечать не спешил.       Царь остался в своих прежних одеждах, несмотря на то, что даже его сестра предпочла предложенное дорогущее фиолетовое платье из воздушной полупрозрачной ткани. К слову, чрезвычайно дорогой фиолетовой тканью мог похвастаться ещё и брат Живого Бога.       Авантюрин, возможно, и хотел бы отведать столь изысканные блюда, однако в подобной обстановке он не мог себе позволить даже поднять взор, не говоря уже о том, чтобы приступить к трапезе. Вот только в какой-то момент его прорвало. Мужчина ведь сам себе обещал, что, несмотря на юный возраст, доведёт свои навыки притворства до идеала.       Вмиг накативший приступ ненависти к себе оборвало внезапное появление мужчины, что проскочил вдоль столов, закружившись в грациозном танце. Его полуночно-синие волосы рассыпались густым веером по спине, словно шёлковая ткань, устилая крепкие плечи. Его смуглая кожа потрясающе волшебно контрастировала с россыпью драгоценных камней на теле: массивные браслеты и роскошное ожерелье, что состояло из соединённых меж собой золотых цепочек и сверкающих лазурных сапфиров. Его бёдра были практически ничем не прикрыты, однако для его рода деятельности это было неудивительно. Женщины-танцовщицы игнорировали существование шендит и схенти, ограничиваясь тоненьким декоративным пояском. Вот только изящно и элегантно танцующий человек вовсе не женщина. Впрочем, это мало кого волновало. Кроме Авантюрина, пожалуй.       Первые несколько секунд он скептически оглядел стройную фигуру, имеющую шикарный пресс и в то же время точечную грациозную талию. Однако уже в следующее мгновение он беспрерывно смотрел на блаженное выражение лица мужчины. В его очах читались всеобъемлющий восторг и бесконечное восхищение. Кажется, всё в стенах дворца завораживало и манило любопытство Авантюрина.       Танцор знал, что к нему прикованы все взоры, ощущал себя уверенно, но столь самозабвенно он танцевал вовсе не для гостей, и даже не для Живого Бога. Для кого же тогда? Только обладателю кобальтовых локонов известно для кого или для чего он совершал эти элегантные мановения.       Авантюрин не мог объяснить своей заинтересованности, он глазел так, словно его приворожили. Иных слов он в своей голове подобрать не мог. И, признаться честно, не хотелось думать ни о чем.       Таинственно притягательный мужчина несколько раз обернулся вокруг своей оси, а затем тотчас устремился в конец коридора. В глазах зевак он был лишь очередным развлечением, однако Авантюрин был уверен, что это нечто большее и куда более значимое. Иначе он бы не подошёл к Кавеху Дираши, не посмотрел бы осуждающим взглядом на уставшего Аль-Хайтама и не начал бы свободно говорить с изумленным царём Вавилона. — Рад видеть Вас, Господин Сандэй. Я Кэйа Альберих, капитан одного из войск армии Тамери, — мелодично молвил мужчина.       Сандэй прямо-таки удивился, однако зацикливаться на этом не стал. В конце концов, танцевал он с неподдельной грацией.       Они обменялись любезностями, после чего Кэйа несколько секунд поговорил с фараоном. Судя по всему, отношения у них были потрясающие, ибо он без зазрения совести мог себе позволить глядеть на Дираши.       Авантюрин по-прежнему не отрывал взор от Альбериха. Слова о статусе мужчины разожгли в нём ещё большее пламя любопытства, плотно переплетающимся с очарованием. Вблизи было заметно куда больше деталей. Например, Кэйа имел разный цвет глаз. Левое око, что было сравнимо с глубиной дна Нила, имело фиолетовые вкрапления. Авантюрину казалось, что даже необыкновенно талантливому живописцу не под силу изобразить столь прелестную картину. Когда мужчина обратил внимание на второй глаз, то «казалось» превратилось в «был уверен». Глаз излучал ядовито-золотое сияние, словно солнце отразилось в нём.       Красивее очи, по скромному мнению Авантюрина, лишь у Веритаса Рацио. Быть может, это всё из-за того, что их глаза являлись отражением друг друга, а свои мужчина на дух не переносил. Как бы то ни было, очи у брата Живого Бога были великолепными. О том, как он переключился с потрясающего танцора на Веритаса, Авантюрин задумался только тогда, когда Кэйа вальяжной походкой устремился прочь из зала, вынуждая людей вновь вернуться к поеданию пищи. — Я отойду! — мгновенно выпалил Авантюрин, слишком близко приблизившись к удивлённому Рацио.       Не дожидаясь одобрения, мужчина побежал за Альберихом. Когда он вышел из ступора, то услышал тошнотворный гомон, что создавался благодаря гостям. Ему стало жаль Кавеха, которому столь часто приходилось терпеть это.       Авантюрин завернул за угол, где увидел копну тех самых полуночно-синих волос. Внутри загорелся пылающий огонь надежды. — Господин Кэйа, постойте! — крикнул он, подбегая к остановившемуся мужчине. — Мм? Вы… Вы что-то хотели? — Альберих вскинул бровь, но после сразу же улыбнулся, стараясь казаться дружелюбным. — Я… Да, я… — тут он тотчас замялся, словно ему язык отрезали. Он стушевался, вновь потеряв власть над собственными эмоциями. — Хм… — Кэйа выждал многозначительную паузу, разглядывая Авантюрина. — Вы ведь тот самый юнец, которого привел Веритас, да? — Да, всё верно! А вы потрясающе танцуете. Я и подумать не мог, что мужчина способен так элегантно двигаться, — восторженно выдал Авантюрин. Уверенности в нем значительно прибавилось, однако та смешалась воедино с неловкостью. Неужто все знали о том, как он здесь оказался? Или тот близко общался с фараоном? В любом случае, он стушевался, устремив взор в пол. — О, я польщён! Не то что бы мне часто удаётся так беззаботно плясать на пиру, но когда выдаётся возможность, то меня не остановить, — бархатно засмеялся Альберих, сложив руки на груди. — Вы действительно необыкновенный. Если бы мне сказали, что человек способен совмещать в себе умение мастерски танцевать и командовать войском, то я бы не поверил. — Я бы тоже не поверил, но Кэйа не перестаёт удивлять, — раздался позади чужой голос, от которого Авантюрин вздрогнул, оборачиваясь назад.       Сзади него стоял мужчина, обладающий львиной гривой червоных волос, что огненным маревом окутали его плечи. Он удовлетворённо хмыкнул, оглядев очевидно донельзя знакомого ему Альбериха с ног до головы. Внезапно объявившийся мужчина был одет просто, но со вкусом, однако Авантюрин совсем не обратил на это внимание. — Дилюк, совсем не ожидал тебя увидеть, — радостно пролепетал Кэйа, на миг забывая о присутствии Авантюрина. — Никак бросил все дела, чтобы посмотреть на меня? — Вовсе нет, — отрезал Дилюк, мерными шагами подойдя к Альбериху. Только через несколько секунд он удостоил взором Авантюрина, но спросить ничего не успел. Кэйа мигом его опередил. — Люк, это Авантюрин. Он так внимательно смотрел на меня, ты бы знал! Его привел брат Кавеха. Я же говорил тебе, помнишь? Он чудный, уверяю тебя! — гордо произнёс он, а затем забежал за спину юноши, уместив ладони на его плечах, от чего тот легонько вздрогнул. — Аван, это Дилюк. Мой муж.       Авантюрин тепло улыбнулся, поражаясь столь радушной реакции. Ему даже не пришлось притворяться. Рядом с Кэйей он ощущал себя невероятно спокойно, будто вновь воссоединился со своей семьёй. Чувство тягостной ностальгии окутало его, однако улыбки с лица не украло. Совсем наоборот: сделало только шире и лучезарнее. — Вы так хорошо общаетесь с Живым Богом? — из исключительного любопытства спросил мужчина, когда чужие руки отпустили его. — С Каве? — будто для галочки уточнил он.       Авантюрин в третий раз убедился, что у Альбериха было особое пристрастие к сокращению имён. «Люк» звучало по-семейному тепло, будто Кэйа обнажал своё сердце с каждой буквой. «Аван» же звучало несколько иначе. Самую малость насмешливо, но ласково, словно родитель звал ребёнка. А «Каве», казалось бы, должно быть признаком неуважения, однако мужчина этого в речах Кэйи не уловил. Лишь безграничное уважение. — Каве со мной общался ещё до того, как на его плечи легло управление целой страной. Я отлично знаю и его, и аль-Хайтама, и Веритаса Рацио. Помню его ещё во-о-т таким, — Кэйа остановил руку на уровне своего пояса. — Кэйа, нам пора, — вмешался Рагнвиндр, уныло вздохнув. Кажется, он бы явно не в восторге. Или так казалось только Авантюрину. — Брось, мне совсем некуда спешить. Помоги мне снять украшения прям тут, все и так чрезвычайно озабочены пиром, — а затем, не дожидаясь ответа, мановением руки убрал длинные волосы вперёд, обнажая вид на смуглую спину.       Дилюку ничего не оставалось делать. Да и, признаться честно, вовсе не хотелось. От наблюдений за счастливым Кэйей он и сам становился уравновешеннее. А ведь когда-то всё было наоборот: Рагнвиндр был чересчур энергичными, а Кэйа — напротив. Зажатым и недоверчивым. — Аван, хороший мой, а ты никогда прежде не видел танцоров? Я не самый лучший образец для подражания, если быть откровенным. В конце концов, это не мой основной род деятельности, — начал мужчина, пока чужие руки старательно избавляли его от тяжести ожерелья, что служило хоть какой-то одеждой. — Вы, должно быть, шутите? — не поверил его словам Авантюрин, — Я никогда не видел ничего изящнее! — возразил он. — В том-то и дело, что не видел, — он ухмыльнулся, а затем тотчас болезненно зашипел, рефлекторно отскакивая от Рагнвиндра. — Ай, Люк, больно же, будь аккуратнее, пожалуйста. Не стоит выдирать мне волосы, они ещё точно-точно пригодятся.       Дилюк пожал плечами, тихо шепнув извинения и бережно продолжил стягивать с него столь замысловатую драгоценность, изо всех сил стараясь не доставить мужу дискомфорта. — А я мог бы научиться у Вас танцевать? — на одном дыхание проговорил Авантюрин, у него возникло ощущение, будто его просьба показалась несусветной глупостью. — Если ты действительно хочешь, то… — Альберих завис, когда ощутил, как тонкие пальцы ласково собирали локоны в пышную и упругую косу, — Думаю, что свободное время я смогу иногда посвящать тебе. Знаешь, ты очень напоминаешь мне меня же. Я почти таким же был! — ностальгично протянул он. — Сколько тебе лет, к слову? — Семнадцать, — на самом деле Авантюрин не был точно уверен. Он не знал своего дня рождения, не мог точно назвать свой возраст. Порой это пугало, страшило, окутывало пеленой всеобъемлющего ужаса, однако мужчина действительно не помнил практически ничего о своём прошлом. Каждый раз, когда особо любопытные люди, что посещали его прошлого хозяина, спрашивали об этом, он из головы придумывал себе дату рождения. — Ты одного возраста с Веритасом, надо же, — задумчиво вымолвил Кэйа. О том, что Авантюрин аномально худой, и это делает его на вид самую малость младше, он решил промолчать.       И вот, вновь упомянули Веритаса. Мужчина чувствовал себя гнусным негодяем за то, что ему не нравилось такое чрезмерное сравнение. Быть может, Авантюрину нравился сам Рацио, однако вовсе не то, как воспринимают его из-за этого. Казалось, он должен радоваться, что его, ничтожного и жалкого раба, сравнили с гениальным братом Живого Бога. Вот только он не испытывал подобной эйфории. Ему хотелось чувствовать себя отдельным человеком, а не бесправной игрушкой Веритаса. По сути, он ею не являлся, однако чувствовал именно это. Внутри него разгорелся настоящий когнитивный диссонанс, ибо мужчина понимал, что большего не достоин, должен до последнего своего вздоха возносить милосердие Рацио, однако небольшой огонёк надежды теплился под его сердцем, вынуждая детскую наивную и априори несбыточную мечту (быть человеком!) снова вспыхнуть болезненным и горестным чувством.       Все тягостные чувства, однако, он оставил при себе, в одночасье переменился в лице, наблюдая за тем, как довольный упоительной и освобождающей лёгкостью Кэйа расправил плечи, избавляясь от тяжести усеха.       — Я часто бываю во дворце, но если захочешь меня найти, то мой дом самый ближний ко дворцу с восточной стороны. Всегда встречу тебя с распростёртыми объятиями. Был рад получить твоё внимание, Рин-рин! — Альберих махнул рукой, придумав очередное ласковое прозвище.       Ответа Авантюрина Кэйа не услышал. Он зашагал по коридору, начав разговор с доселе молчавшим Дилюком. — Он мне тоже тебя напомнил. Ты в семнадцать почти таким же был. — Не напоминай, Люк, — отмахнулся мужчина, а затем бросил на Рагнвиндра насмешливый взор. — Лучше вспомни то, каким в детстве был ты, — он пихнул Дилюка в бок, прыснув со смеху.

***

      Авантюрин должен вернуться на пир, в конце концов, он сказал Веритасу, что отходит он вовсе не надолго, однако вынудить себя снова оказаться в жужжащем шуме десятков чужих голосов ему не хотелось. Для него это было чрезвычайно изощрённой пыткой. Пожалуй, хуже смертной казни!       Он прижался спиной к прохладной и самую малость шершавой стене, тяжко вздыхая. Обвеваемый тёплыми потоками воздуха, Авантюрин начал постепенно расслабляться, однако вскоре возле себя он услышал шаги. Шаги Рацио. — Прошу прощения, я уже возвращаюсь, — понуро начал мужчина, опережая Веритаса. — Давно пора. Это демонстрирует Ваше неуважение. — Но Вы ведь позволили себе отойти. Стало быть, не я один виду себя фривольно? — Авантюрин манерно сощурил глаза, дабы избежать неловкой ситуации.       Веритас обомлел от такого заявления, тотчас замер и округлил очи. — Я не люблю шумные мероприятия. Из-за них голова болит, что осложняет мыслительный процесс. — Однако другие сочтут это за демонстрирую вопиющего нарушения! — Что ж, Вы… Вы правы, — нехотя молвил Веритас, желая узреть истинное лицо Авантюрина, а не эфемерную маску. — В таком случае, нам обоим следует вернуться к Живому Богу и Господину Сандэю, — вынес вердикт мужчина. — Или вам хочется остаться здесь, в коридорах чудесного дворца? — Знаете, мало кого волнует, чего хочу я. Я не убегаю за танцорами, в отличии от Вас. — О, конечно, — на мгновение Авантюрин сделал лицо человека, которого унизили, но уже через секунду он устремил лукавый взор, полный азарта, на Рацио. — Вы убегаете за теми, кто убегает за танцорами.       Веритас даже самую малость возмутился. Однако Авантюрин говорил чистую правду, так что возразить мужчина попросту не мог. — Вы даже не ели. Отведайте хотя бы лепёшек с пивом.       Авантюрин действительно ощущал голод, однако есть в присутствии стольких значимых людей, сидя подле Вавилонского царя и Живого Бога, казалось чем-то за гранью возможного. — Умеете же Вы найти верный подход, — мужчина сделал вид, словно вовсе не был напряжён. Тошнотворно урчащий живот пересилил неловкость.

***

— Вы говорили, что переговоры пройдут в присутствии нейтрального лица? — уточнил Кавех, когда пир подошёл к концу.

— О да, Госпожу Еву Вы прекрасно знаете. Она уроженка Вавилона, однако больше десятка лет проживает в Тамери. Но, пожалуй, не мне рассказывать. Она невероятно влиятельна и частенько является Вашей гостей, верно? — Сандэй отломил небольшой кусочек лепёшки, забросив его в рот. — О, конечно. Мой визирь скоро займётся всеми приготовлениями папируса. А пока отдохните с дороги. Доброй ночи, пусть милостивый Туту хранит Ваши сны.

***

      Лавандо-сиреневые волнистые волосы, что прежде скрывали собой округлые груди, сейчас были собраны в пышный пучок. Женщина вдохнула душистый аромат масла, прислушиваясь к умиротворяющему журчанию воды. Она превратила короткие волоски на затылке в замысловатые волны, змейками облеплившими её грациозную шею. От сотни маленьких капелек её кожа будто сияла.       Вокруг бассейна суетились служанки, помогающие натирать различными средствами женское тело, погруженное в воду. — Госпожа Ева! — внезапно раздался звонкий девичий голос, после чего в помещение зашла его обладательница, нарушая идиллию.       Ева, обласканная теплотой масел и благовоний, лениво повернула голову, замечая в дверном проёме запыхавшуюся Елену.       Служанки вокруг женщины разошлись, позволяя ей полностью развернуться в сторону вошедшей девушки, на щеках которой от чего-то возник едва заметный румянец. — Дорогая, ты что-то хотела? — Ева облокотилась на бортик бассейна, оставляя после каждого мановения плеск воды, что казался Елене самым громким на свете звуком. — Господин Сандэй прибыл из Вавилона. Сегодня состоялся пир в честь этого. Совсем скоро пройдут переговоры с Вашим обязательным присутствием, — на одном дыхании молвила девушка, скользя взором по молочным плечам Евы. — Дираши решил, что моё присутствие на переговорах важнее, чем приглашение на пир? Стало быть, моя персона не столь значима? — голос Евы звучал чётко, закрадывался в душу, завораживая. Конечно, она не стала бы обижаться на фараона, однако такое безразличие к себе не могло остаться без должного внимания. — Увы, мне этого не известно. — Ко мне присоединиться не желаешь? — внезапно предложила женщина, осматривая с ног до головы Елену и её алые одежды. — Разве я могу? — ошарашенно молвила девушка, однако драгоценный обруч с головы сняла, поправив короткие сивые локоны. — Ну конечно можешь. После прикажешь одной из служанок передать согласие на присутствие при переговорах.