302

Цветоводство — не его призвание, понимает Сынмин, когда на подоконнике засыхает их с Феликсом кактус. О том, что кактус вообще может высохнуть, никто из них не подозревал, и потому его поливом не озадачивались. Другие растения, высаженные совместными усилиями в порыве облагородить общежитие, погибли ещё раньше, не успев взойти: только из почвы прорывались первые небольшие росточки, как тут же желтели и гнили. За несколько недель учёбы энтузиазм делать что-либо медленно сходит на нет. Все силы уходят на посещение лекций и семинаров, выполнение заданий и подготовки к еженедельным контрольным по экономике. В некоторые особенно мрачные промозглые утра приходится прикладывать неистовые усилия просто для того, чтобы вынырнуть из-под одеяла, поэтому речи о том, чтобы попытаться вырастить цветы ещё раз, не заводится. Вместо этого Феликс предлагает приобрести вазу и, если их студенческий бюджет будет позволять, иногда покупать живые цветы, уже выращенные, зацвётшие и аккуратно перемотанные красной ленточкой. Сынмин соглашается. Однако идею украсить комнату он не бросает. При первой же возможности он приносит из Дайсо диффузор с пахучими палочками и метровую гирлянду, которая, повешенная над письменным столом, мгновенно прибавляет их спальне уюта, разжижая своим мягким тёплым светом безжизненное холодное освещение от лампы на потолке. Вскоре также появляется красивое постельное бельё (фиолетовое в клеточку), шерстяной плед и декоративная подушка, благо теперь на его кровать не летят крошки от Читоса и можно не беспокоиться о том, что ткань быстро испачкается. Вероятно, от «переселения» Джисона есть какой-то прок. С тех пор как произошёл обмен спальными местами, наступает период затишья — в буквальном и переносном смысле. Прекращаются ночные концерты из динамиков наушников и ночные похождения Джисона: в комендантский час (22:00) он уже в комнате, под одеялом, с плюшевой маской для сна на глазах. Он по-прежнему громко существует: ударяется, ойкает, ударяется снова, шуршит, двигается, дышит — но к этому Сынмин почти привык и научился игнорировать. Когда ему нужно подготовиться к проверочным, библиотека остаётся для него верным другом, впрочем, скорее в силу инерции: Джисон не отвлекает его так, как раньше. После той небольшой ссоры Сынмину в целом становится легче переносить Джисона. Всё накопившееся раздражение нашло выход, и его отпустило. Да и сам Джисон кажется спокойнее. Они по-прежнему разговаривают только при крайней необходимости, и чаще Феликс берёт на себя роль переговорщика: его природное обаяние и тяга к болтовне помогают достучаться даже до таких молчаливых и вспыльчивых людей, как Джисон, — но если Сынмин обращается к Джисону с просьбой, то тот хотя бы не истерит, хлопая дверью, а всего лишь злобно зыркает и после просьбу выполняет. Исполнительность делает его вполне терпимым, и его характер (при условии, что у Сынмина хорошее настроение) больше удивляет, а не злит. Словно Джисон — дикий зверёк, которого забрали в квартиру, но забыли приручить. Разве можно требовать ласковости от лесной белки? И эта тишина намного комфортнее, чем то, что было в начале их соседства, и лучшее, что у них может быть, считает Сынмин. Он не хочет нарушать установившийся порядок ради призрачной возможности улучшить отношения с Джисоном и не пытается ни подружиться, ни узнать его получше — ему оно не надо. Скорее всего, если не в следующем семестре, то в следующем году, их переселят, а ничего кроме общей комнаты (и зарядки для телефона) их не связывает. В таком настроении наступает октябрь. В один из четвергов Феликсу лень выходить из общежития, и он просит Сынмина зайти на обратном пути из университета в круглосуточный и купить ему шоколадное молоко. На улице небо плотно затянуто стальными облаками, мелкие капли дождя барабанят по крышам домов третий день подряд, нагоняя на людей бессмертную тоску по солнечным сентябрьским денькам. Сынмин, кутаясь в пальто, сидя на лекции по основам экономики, и сам не против чего-нибудь нежного и сладкого, поэтому решает, что зайти за шоколадным молоком — отличная идея. Уже в магазине, разглядывая холодильные полки, до отказа забитые яркими упаковками шоколадного (а также ванильного, клубничного, бананового, дынного и черничного) молока, Сынмин вспоминает, что Джисон обожает шоколадное молоко. Из них троих он главный ценитель этого напитка: его рацион состоит из шоколадного молока, как минимум, на половину. В голове зарождается мысль, что было бы неплохо взять и ему одну штуку. Честно, угощать Джисона ему не хочется. Однако его воспитание перевешивает его чувства: угостить шоколадным молоком Феликса, не угостив Джисона, который это молоко явно очень любит, было бы верхом плохих манер — и он покупает шоколадное молоко для всех троих. В конце концов, ничего по-настоящему ужасного Джисон пока ещё не сделал. Ведёт себя эгоистично, чем неимоверно раздражает, но ничего сверх того. Тем более, Сынмина с детства учили, что уподобляться мелочности и злорадствованию — низко, и что его действия должны соответствовать тому, какой он человек, а не какие люди вокруг него, а он стремится быть человеком добрым, порядочным, заботливым и великодушным. Так что если разложить всю подноготную Сынмина, начиная с момента рождения его бабушек и дедушек и учитывая, что он по знаку зодиака Дева и родился в год Дракона, то у него действительно не остаётся иного выхода, кроме как купить три баночки шоколадного молока, а не две, и поделиться третьим молоком с Джисоном. В общежитии Феликс на своей верхней койке рубится в Геншин, а Джисон, в перемотанных скотчем наушниках, отвернувшись лицом к стене на своей отдельной кровати, читает рукописные конспекты, которые выглядят весьма устрашающе. Спокойствие и умиротворение. Нарушать эту атмосферу кажется преступным. Именно поэтому поздороваться с Джисоном и отдать ему упаковку шоколадного молока оказывается гораздо более трудной задачей, чем можно было предположить изначально: Сынмин застревает в дверях с пакетом из магазина и попросту не знает, как начать обычный, без просьб и упрёков, разговор с Джисоном. У них никогда таких не было. Надо же, он, коривший Джисона за то, что тот не здоровается, теперь сам не может с ним поздороваться! Насмешка Вселенной, не иначе. Ситуацию спасает Феликс. Он выигрывает бой с какой-то бешеной собакой и, оторвавшись от телефона, замечает Сынмина, так и стоящего в проходе. — О, ты принёс! — радуется Феликс, будто бы Сынмин мог ему хоть в чём-то отказать, и протягивает с верхней полки свою руку для получения своего молока. — Спасибо большое, я до смерти хотел чего-нибудь такого, но мне та-а-ак было лень, ты меня буквально спас. — Не за что, — улыбается Сынмин и, так и не придумав ничего лучше, кидает вторую пачку с молоком в Джисона. Аккуратно. Без стремления пробить Джисону висок или лишить его глаза. Но Джисон, полностью погружённый в свои конспекты и отгороженный от внешнего шума наушниками, не ожидает подобного и заметно пугается, когда в его плечо прилетает неопознанный объект. Он взвизгивает, хватаясь за ушибленное место, и только потом находит упаковку шоколадного молока, мгновенно связывая её и радостного от увиденной сцены Сынмина воедино, и кидает упаковку назад. — Ты конченый? Чего кидаешься? — Это для тебя. В отличие от Джисона, Сынмин с легкостью ловит упаковку, продолжая наслаждаться реакцией ошарашенного соседа. — Для меня? — Ага. Сынмин вновь бросает молоко в Джисона, и тот вновь не может его поймать, хотя на этот раз ничто не мешает ему это сделать. Он просто слишком неловок — и со стороны это выглядит настолько забавно, что смех сдержать невозможно. — Да зачем кидаться?! — возмущается Джисон, наконец совладав со своими конечностями и взяв упаковку в руки. — Откуда? — Я купил. — Зачем? — Ты же любишь. Джисон переводит взгляд с молока на Сынмина и обратно, пытаясь найти подвох. Оторванных объяснений внезапной доброты ему недостаточно, но отказываться от своего любимого лакомства он не собирается, и спустя минуту бурчит: — Я на ночь выпью, — а ещё через несколько секунд тихо добавляет: — Спасибо. Оказывается, Джисон знает слова благодарности! Дикая природа поистине удивительна. — Всегда пожалуйста, — громко отвечает Сынмин, очевидно смущая Джисона: тот тушуется, словно не рассчитывал, что его могут услышать. Настроение поднимается. Довольный результатом, Сынмин заваливается на собственную кровать с одной-единственной мыслью о том, что Джисон — всё-таки очень странный человек. В лицо посылать людей — запросто, а сказать «спасибо» ему страшно? Чудак. Вернувшийся к своим конспектам, он выглядит растерянно и оттого совершенно безобидно: даже не верится, что он может быть сущим адом во плоти. Может, его нужно задабривать мелкими подношениями, как древних богов? Если так, то Сынмин готов таскать ему шоколадное молоко хоть каждый день. Невелика цена за усмирение строптивого.