302

Сынмин привык ничего не ожидать, чтобы потом не разочаровываться, поэтому, когда он въезжает в общежитие, он, в целом, доволен. Здание, построенное ещё до его рождения, требует косметического ремонта, но выглядит скорее уныло, чем раздолбано, а значит, локально, в комнатах, ситуацию поможет исправить какая-нибудь лампа с аляпистым абажуром или горшок с цветком. Куда более неприятная вещь, что комнаты по восемь квадратных метров рассчитаны на три-четыре человека и кроме кроватей, стола и шкафа в них ничего не помещается. Никаких тумбочек и стеллажей, никаких кресел и диванов. Любого рода бытовая техника, даже мелкая и, казалось бы, безобидная, вроде чайников и рисоварок, в спальнях запрещена правилами общежития, за нарушения которых могут выселить. Развешивать плакаты можно, но на свой страх и риск, только бы не испортить стены — а значит, лучше не надо. Поэтому, хотя в комнате довольно тесно, она кажется абсолютно голой. Однако к любым жилищным условиям привыкаешь, а Сынмин изначально не надеялся на хоромы или хотя бы что-то в отдалении похожее на его родительский дом. Он спокойно мог позволить себе снимать отдельную квартиру рядом с кампусом, однако решил пожить в общежитии, поскольку общежитие — невероятный рассадник социальных связей, а для хорошего будущего наиболее важны именно они, а не твоя альма-матер и оценки. Так что, в целом, он действительно доволен. Общие ванные комнаты (по две на этаж), и узкие обшарпанные коридоры не так уж страшны, если в них можно будет познакомиться с будущим министром энергетики или каким-нибудь крутым музыкальным продюсером. Да или просто с весёлыми людьми. Сынмин въезжает в общежитие за неделю до начала семестра. Комната располагается на третьем этаже в самом конце длинного коридора с десятком дверей, отличимых друг от друга лишь по табличкам с номерами. Кондиционеров нет, поэтому уже в холле становится душно, а после трёх лестничных пролётов с чемоданом и несколькими сумками оставаться в сознании почти невыносимо. В комнате ещё жарче: окно, выходящее на юг, захлопнуто, жалюзи открыты, из-за чего к полудню спальня успевает превратиться в парную. Жить в конце августа порой невыносимо. Первым делом Сынмин пытается проветрить помещение, но окно никак не поддаётся. Разбираться с администрацией общежития — милое дело, учитывая, что в их кабинете (на первом этаже, но вход с улицы, а не из здания) кондиционер имеется. Кого-нибудь, кто может починить окно, обещают прислать через два-три часа, но Сынмин, не желая выходить из комфортных +18C° обратно на солнцепёк, растягивает диалог с заведующей, пока в офис не подходят другие студенты и задавать пустые вопросы становится неудобно. От нечего делать он доходит до ближайшего круглосуточного магазинчика и проводит добрых двадцать минут около холодильника с мороженым. После долгих мук выбора берёт черничное на палочке и идёт к кассе, рядом с которой замечает стенд с пластиковыми ручными вентиляторами. За неимением других вариантов — настоящее спасение в такой зной. Около получаса Сынмин прогуливается по кампусу и, когда возвращается в комнату, то его уже поджидает другой студент — австралиец Феликс, который плохо говорит по-корейски. Экстренно вспомнив все школьные уроки английского, на смеси двух языков он знакомится со своим первым соседом. Тот очень мил и учтив настолько, что после недолгого обсуждения ему достаётся отдельная одноярусная кровать; Сынмин занимает двухъярусную, которую ему придётся делить с кем-то, кто ещё не заехал, и по принципу «кто первый встал — того и тапки» он решает расположиться на нижнем ярусе. Окно приходит чинить женщина преклонных лет, судя по специализированной форме — уборщица: пару раз она стучит по раме, а после с силой толкает её на себя. Сынмин чувствует себя полнейшим придурком. Но после первого дуновения свежего воздуха все заботы растворяются и оставшуюся часть дня он обустраивается, раскладывая необходимые вещи из сумок и подбирая для них место в новой жилплощади. На следующее утро они с Феликсом соглашаются во мнении, что горшок с цветком необходим их маленькой комнатушке для создания уюта и к вечеру у них появляется три горшка, земля и несколько пачек семян. Они высаживают всё, что купили, и, пока отмывают полы от следов их попыток в садоводство, сближаются ещё сильнее. Феликс много рассказывает об Австралии; Сынмин объясняет, что как устроено в Корее. Ему даже удаётся убедить его посмотреть с ним бейсбол (и болеть за Лотте Джайентс, конечно). Они сходятся и в чувстве юмора, поэтому Сынмин считает, что с соседом ему очень повезло. Пока аккурат к началу семестра в комнату не въезжает третий сосед. Его появление, словно гром среди ясного неба. Дверь в комнату распахивается в полвторого и на пороге появляется невысокий лохматый парень в кепке, огромном чёрном худи и узких черных джинсах. На шее у него висят наушники, перемотанные скотчем, а на носу — очки, которые в сочетании с другими элементами одежды выглядят на нём совершенно комично. А из-за странноватых толстых линз кажется, что он смотрит сквозь людей, а не на них. Он не здоровается, заносит свои вещи в комнату и растерянно встаёт по середине, не зная куда себя деть. — Ты наш новый сосед? — Феликс берёт ситуацию в свои руки. — Меня зовут Феликс. — Я Сынмин. Приятно познакомиться. — Э-э, Хан Джисон, — и на этом всё. Когда Джисон узнаёт, что осталась только одно свободное спальное место — и оно наверху — вид у него такой, будто он очень хочет что-то сказать, но в итоге, рта не раскрывает и молчаливо соглашается. Вероятно, проклиная их всех. Взгляд у него недобрый. Феликс, несмотря на языковой барьер, легко общается со всеми, начиная от других студентов до администрации университета: когда Феликсу необходимо решить некоторые вопросы с документами и расписанием, к сотрудникам учебного офиса Сынмин идёт вместе с ним, чтобы в случае чего что-нибудь перевести или объяснить, однако тот справляется на ура и без его помощи. А после благодарит за поддержку и угощает быстрозаварным рамёном. Джисон, несмотря на то, что спокойно говорит по-корейски, не справляется даже с базовой коммуникацией. Следующую неделю он не разговаривает ни с Феликсом, ни с Сынмином. Совсем. Если бы они не слышали, как Джисон произнёс своё имя в самый первый день, они бы всерьёз решили, что он нем. И это нормально — не разговаривать. Люди разные. Не всем нужно общение, не все обязаны быть дружелюбными и не все должны быть открыты миру, как пациенты на хирургическом столе. Но живя с кем-то в одном пространстве всё-таки желательно проявлять хоть какие-то софт-скиллы и иногда — хотя бы иногда! — здороваться с соседями. К тому же, Джисон не просто молчаливое тихое существо. Он на самом деле очень громкий. Он постоянно в объёмных наушниках, из которых отчётливо доносится хэви-металл, сменяясь слащавой поп-музыкой нулевых. Сынмин делает Джисону пару замечаний, но бестолку: каждый раз тот нахлобучивается и только огрызается. Тратить нервы на глупые перепалки желания нет, поэтому Сынмин покупает себе беруши, однако до этого успевает невольно заучить разнообразный плейлист своего соседа. К счастью, хоть музыкальный вкус у Джисона не плохой. Днём Джисон шумит не меньше, чем ночью, причём не как-то конкретно, чтобы от этого можно было спастись — он, как бы абстрактно это не звучало, громко существует. Он вечно ударяется о мебель, скрипит кроватью, шуршит пакетиками от перекусов, жуёт, ходит, дышит. Сынмин не жалуется, на такое сложно жаловаться. Нельзя запретить человеку дышать или поворачиваться с одного бока на другой на своей же кровати. Но ему тяжело. Даже если Джисон спит (а режим сна Джисона — отдельный пункт претензий: ночью он либо где-то шляется вне общежития или слушает музыку до самого утра на своей койке; итог один: он засыпает лишь под утро и может проспать весь день) и не шевелится, его присутствие в комнате ощущается на физическом уровне, и это отвлекает. Из-за этого университетская библиотека становится постоянным местом обитания Сынмина. Подстраиваться под ритмы своих соседей по комнате также нормально, как и не разговаривать с ними, если не хочется. Но опять же с нюансом, что это будет некий компромисс, в котором все стороны что-то меняют и получают взамен. С Джисоном компромисса не получается. Джисон ведёт себя так, будто живёт один, и при попытке с ним обсудить что-либо он превращается в обиженного подростка, который не желает никого слушать и уходит из дома, возвращаясь на утро как ни в чём не бывало. Феликс предполагает, что Джисон, вероятно, вампир: его укусили в 16 лет и с тех пор он навечно остался с душой романтичного максималиста, а из-за того, что он живёт рядом с людьми и чует кровь, то наверняка вечно голодный, оттого и особо нервный. Это становится их с Феликсом локальной шуткой. Тема вампиризма развивается сама собой, потому что отлично объясняет многие странности в поведении Джисона. Например, он не ест ничего, кроме сырного Читоса и шоколадного молока. Бодрствует в тёмное время суток (к тому же после захода солнца регулярно куда-то пропадает). Бледный, несмотря на смуглую кожу: либо его человеческому организму действительно не хватает солнечного света, либо он — вампир; никак иначе. На какое-то время наблюдать за Джисоном и выискивать в нём странности достаточно весело, чтобы мириться с его закидонами. Сынмин стойко выдерживает разбросанную одежду, книги, фантики и пустые бутылки, валяющиеся рядом с мусорным пакетом, а не в нём. Готов простить крошки, которые то и дело сыпятся со второго яруса их кровати и то, что Джисон без спроса пользуется его зарядкой для телефона. Феликс, будучи от природы миролюбивым, дополнительно пытается оправдать поступки Джисона каждый раз, как Сынмину надоедает происходящий бардак — не столько в физическом пространстве, сколько в мировоззрении Джисона, который, судя по всему, думает, что он — центр Земли и все ему должны. Неужели так трудно спросить, можно ли одолжить зарядку? Сынмин никогда не жадничал ни зарядные блоки, ни провода, ни доступ к розеткам. Но можно же спросить! Это базовая вежливость! — Может он перепутал? Думал, что это его зарядка, раз у вас одинаковые? — предполагает Феликс. Божий ангел. Если бы все люди хотя бы чуть-чуть смахивали на Феликса, мир был бы гораздо лучше. В середине сентября у Феликса день рождения, и Сынмин, несмотря на то, что знает его всего ничего, не может его не поздравить. Праздник планируется начать ровно в 00:00, и судьба ему благоволит: именно сегодня в расписании Феликса ровным рядом друг за другом красуются пять пар, а значит до вечера он не вернётся: есть время, чтобы устроить сюрприз. На общей кухне, отгоняя голодных студентов, слетающихся на запах еды, как коршуны, он готовит крохотный торт, больше похожий на огромный шоколадный маффин с растёкшейся глазурью. Он сразу же относит его в комнату (голодные студенты только и ждут, пока кто-нибудь потеряет бдительность и оставит свою еду без присмотра) и уже там понимает, что у них нет ни свечей, ни спичек, ни зажигалки. По правилам пожарной безопасности в общежитии запрещено разводить какой-либо огонь. В основном это касается курения, однако специальные датчики дыма, установленные в каждой комнате, реагируют на любое задымление, и даже свечи в торте могут стать причиной сигнализации. Тем не менее, в торте без свечек попросту нет смысла, а без торта не может обойтись ни один день рождения. И торт уже готов. Поэтому свечи нужны обязательно. Из-за того, что раньше Феликс никогда в Корее не жил и прилетел совсем недавно, то ещё не успел обзавестись друзьями и, хотя он никогда не жаловался, Сынмин предполагает, что проводить свой праздник одному в чужой стране может быть невероятно тоскливо, а потому у Сынмина грандиозная идея не просто вручить Феликсу подарок, но действительно устроить уютное празднество. Он хочет немного прибраться в комнате, повесить бумажную гирлянду, подготовить плейлист… и несмотря на то, что времени до прихода Феликса пока достаточно, он начинает нервничать, что не успеет сделать всё задуманное, — и просит помощи со свечками у Джисона. Он объясняет ситуацию, делится своим планом и говорит, что было бы здорово поздравить Феликса всем вместе. Джисон, мирно смотревший до этого аниме, развалившись за столом, реагирует на просьбу, как на личное оскорбление: — Да пошёл ты, — выплёвывает он и подрывается вон, прихватив с собой только телефон и наушники. Сынмин, вообще не подготовленный к такому повороту событий, ещё минуту пытается осмыслить произошедшее. Он ведь ничего не требовал, ни на чём не настаивал: Джисон мог спокойно отказаться, сказать, что ему влом, или что для Феликса он ничего подобного делать не хочет. Сынмин бы не стал настаивать. Но он ведь мгновенно взъелся! На обычную просьбу помочь! Складывалось ощущение, что Джисон вырос в джунглях среди крокодилов, хотя и те, вероятно, уравновешеннее, чем он. И спички, и свечки (совсем маленькие, но определенно праздничные: ядрёно-синие с блёстками) Сынмин покупает сам и аккуратно расставляет их в торт (не очень удачный снаружи, но очень вкусный внутри). До прихода Феликса он успевает протереть пыль и вынести мусор, а гирлянду решает повесить уже при имениннике ровно в полночь, чтобы не портить сюрприз. Торт накрывает пластиковой тарелкой и прячет на верхнюю полку в шкафу, надеясь, что даже если Феликс и полезет туда, то не будет смотреть наверх. Всё выходит наилучшим образом: когда в 23:59 Сынмин крепит между кроватями растяжку «С днём рождения» и достаёт торт под тихо играющую из динамиков телефона песню Happy Birthday To You, Феликс одновременно удивлён и рад. Он быстро-быстро задувает свечи (не дай боже сработает сигнализация) и благодарит за сюрприз, обещая днём отвести Сынмина в бар; они сидят примерно до часу, поедая торт и запивая его газировкой, и довольные ложаться спать. О выходке Джисона Сынмин не упоминает, однако сам выкинуть её из головы не может. Тот в свою очередь возвращается в общежитие только через день, и за это время Сынмин успевает не на шутку взволноваться: мало ли что с ним могло случиться? Он же взвинченный, как уж на сковородке, за словами не следит — нарваться на драку с каким-нибудь пьяницей он может на раз-два. Но он цел и невредим, бледен не более обычного. Объявляется в той же самой одежде, что и уходил, в том же самом угрюмом настроении. После сиюминутного облегчения, что Джисон не умер и всё с ним в порядке, в Сынмине просыпается раздражение. И с тех пор с каждым днём оно становится только сильнее, накапливаясь по крупицам и превращаясь в огромный ком недовольства, который сложно игнорировать. Но на прямую конфронтацию он с ним не идёт. Сынмин осваивает медитативные техники, считает до десяти и обратно, наяривает круги вокруг кампуса, пьёт ромашковый чай (он ненавидит ромашковый чай) — и всё, чтобы не сорваться. Ссориться с Джисоном на самом деле не хочется, тратить на него свои нервы — тоже. Хочется, чтобы Джисона в его поле зрения было как можно меньше. Да и толку в выяснении отношений, если тот сбегает от обыкновенной просьбы помочь? Мотивации делу придаёт ещё и то, что Феликс явно более толерантен к Джисону и ненавидит всякие конфликты. Несмотря на то, что Феликс помогает сглаживать углы, чашка сынминового терпения лопается, когда через месяц после начала семестра Джисон и Феликс внезапно меняются кроватями. Своим глубоким спокойным голосом Феликс твердит, что всё в порядке и ему не принципиально, где спать, а Джисону, видимо, это действительно важно, так что так будет лучше для всех. Но Сынмин злится. Отчасти из-за того, что ему уже осточертело, что они жертвуют своим комфортом ради Джисона, а он воспринимает всё так, словно это само собой разумеющееся; отчасти из-за Феликса, поскольку тот слишком добрый, чтобы злиться самостоятельно. Ведь Джисон даже с днём рождения его не поздравил! Так какого хрена он что-то для него делает? — Тебе не кажется, что ты обнаглел? — спрашивает тогда Сынмин. — Феликс заехал в комнату первым, занял эту кровать первым, почему он должен перемещаться из-за твоей прихоти? — Я договорился с Ёнбоком. Я не занял его место без спроса. С чего это я обнаглел? — Надо же, я не знал, что тебе знакома концепция договора. — Надо же, а я как раз подозревал, что ты любишь лезть в чужие дела. — Чужие? Возмущению Сынмин нет предела, однако на этом их разговор заканчивается. Феликс, или Ёнбок, как его зовёт Джисон, убеждает Сынмина, что всё правда-правда в порядке и ссориться на пустом месте не стоит. Сынмин не убеждается и продолжает злиться, но уже про себя: меньше всего он хочет расстраивать Феликса, — хотя удержаться от пожеланий Джисону кошмарных снов он не может. — И ты подавись во сне, — следует чёткий ответ. Невероятно. За сегодня они обменялись большим количеством слов, чем за всё время, что они друг друга знают. Сынмин не уверен, что этому рад.