Что такое любовь для киллера?

Дазай, Кёка и Чуя находятся в комнате темноволосого подростка. Они уже три часа отдыхают и веселятся вместе после школы, несмотря на то, что Коё дала согласие лишь на два часа. Всё-таки Накахара должен и домашнее задание сделать. Озаки добрая, но забрасывать учёбу тоже не даст. Однако фраза «влюблённые часов не наблюдают» подходит как никогда. Ну, или, как минимум, именно так Озаки будет подшучивать над рыжим в скором времени и намекать на его любовные отношения с Дазаем, которых на самом деле нет. Звучит довольно-таки мило. Каждый раз, когда кто-то хоть слово говорит им об этом, реакция разная, правда в основном они начинают шутить, и порой шутки кажутся совсем не шутками. Но в этом и прелесть для них. Наблюдать за реакцией людей – бесценно. Тем не менее, было слышно, как кто-то вошёл в дом. Накахара сразу немного закатил глаза, но после вздохнул и, словив на себе взгляды Изуми и Осаму, встал с места и вышел из комнаты. За ним последовали и младшие. — Как я и думал, ты пришла по мою душу? — сказал Накахара, увидев в прихожей девушку. — Отнюдь, Чуя, — Озаки прошла дальше, а за ней мужчина, вернувшийся с работы. Огай помахал детям. — Поздравляю, я продлил ваше время вместе своим приходом. Осаму улыбнулся: он сразу понял. Во-первых, Коё бы не попала в дом без ключей, а ключей у неё нет, так что вполне логичен вариант того, что она встретила возвращающегося с работы Мори. Во-вторых же, у них есть много тем для обсуждения: наверняка и потому дети смогут посидеть ещё немного. И похоже, что такой вариант всех устраивал. — Пойдёмте, время ещё есть, — прозвучали слова девочки, и трое младших вернулись в комнату подростка, оставляя взрослых наедине. И не зря, ведь поговорить было о чём, потому через некоторое время Мори и его гостья сидели за столом и пили чай. — Я идиот. — Ты всегда был идиотом, — девушка сделала глоток. — Тебе повезло, что я не обижаюсь на такое, — мужчина подпёр подбородок ладонью и снова заговорил через ком в горле. — Фукудзава сегодня был у меня, и он подарил мне цветы, представляешь? В знак благодарности. Я даже не знал, как именно мне стоит это расценивать поначалу. — И что в этом страшного? Или ты не рад его поступку? — А должен? — тихий вздох слетел с уст. — Я рад, но я поступил, как дурак. Мы разговорились, однако в конце разговор зашёл в странное русло. А я оставил на нём засос и... — не успел Мори продолжить, как заметил странное выражение лица собеседницы. — Серьёзно? А ты не промах, — девушка ухмыльнулась. — Может, ты так заигрывал? — Я уже и сам не понимаю, зачем я это сделал. Однако моё намерение было в том, что я хочу уже понять, что он чувствует ко мне. Я не мальчик, у меня нет времени, чтобы вечность ждать его, я хочу разобраться со всем этим здесь и сейчас. На самом деле Мори и Коё давно не вели настолько откровенных разговоров, но с кем ещё Огай может посоветоваться в трудную минуту, если не с ней? Хотя после своих собственных слов он задумался. Это было ясно по его лицу, и потому Озаки не стала тревожить его; пусть он сам решит всё для себя, ведь, похоже, сейчас в нём что-то изменилось. Именно в этот момент, именно в эту секунду после дня раздумий что-то да прояснилось в его голове. «Точно, я сделал это всё, потому что хочу понять, что между нами» — если растолковать яснее, то получается, что теперь Фукудзава должен вернуть ему этот засос. Но, соверши он нечто подобное, это будет означать его чувства. То, что он не против, и тогда будет намного легче и проще для врача. Мори откинул голову, понимая что теперь всё зависит от Юкичи, ведь со стороны Ринтаро это всё было словно прямое заявление о том, что он питает какие-то чувства по отношению к другу. Но если чувства будут не взаимными, то тогда всё кончено. Похоже, что Огай, сам не заметив того, загнал себя в ловушку, из которой пути назад уже не будет. За долю секунды в его сердце закралось сомнение. Или, может быть, это страх? Страх потерять обретённое. Столько резких сомнений, которые надо теперь как-то сдерживать и хранить в себе. — Коё, как бы ты поступила на моём месте? — спросил мужчина. — Наверное, просто разобралась бы в себе, а потом бы уже призналась. А не как вы со своими играми непонятными. Нет, правда, как дети малые. — Я тебя услышал, — приходит молчание, и есть ощущение, что доктор собирается сказать что-то ещё. Но на этом, похоже, конец. Забывая обо всём этом, тема меняется, и беседа между двумя взрослыми становится более непринуждённой: воспоминания о былых деньках, первом знакомстве... В общем, всё самое обычное. — Кем для тебя был брат Накахары? — Другом и не более, а ты что думал? Если ты хочешь узнать, почему я всё-таки решила не бросать этого мальчугана, то ответ слишком прост – я пообещала. Девушка начинает смотреть на свой лак, а потом на её лице появляется прекрасная улыбка. — Путь был трудным, под опеку взять тоже было тяжело, но я немного задействовала свои женские чары, и вышло как вышло. — Значит, соблазнила кого-то? — Может быть, а может и нет. Это секрет. Ринтаро усмехнулся в ответ на это. Появилось ощущение, что она не меняется. По крайней мере, когда ей что-то нужно, она этого добьётся и наверняка любой ценой. Вернись бы она в прошлое и попади в какой-нибудь гарем, то стала бы императрицей. В скором времени круг общения Ринтаро стал более узким, чем ранее. В нём не было всего одного человека, который был так важен ему. Спустя неделю у него выходной. Он бы с радостью общался часами напролёт с Фукудзавой Юкичи. Только вот Огай не решился набрать ему за всё это время, а Юкичи... Он тоже не стал. Единственное, что теперь утешало Мори, – это его дети. Например, Осаму сегодня ночует дома у рыжего, а Кёка, наоборот, пригласила к себе двух мальчишек. Огай решил, что не будет выходить из своего кабинета, дабы не смущать младших своим присутствием. Кёка – взрослая девочка, и, когда друзья придут, сможет открыть сама. Темноволосый мужчина был погружён с головой в работу. Его разум был пуст, и вокруг для него тоже не было ничего. Лишь мрак. Включён только небольшой настольный светильник и открыто окно, там уже виднеется то, как медленно небо меняется в цвете, и в скором времени наверняка на нём появятся звёзды. На самом деле такая атмосфера идеальна для того, чтобы быть наедине с самим собой. — Люблю такую атмосферу, — врач немного расслабляется, сидя на своём кожаном кресле,. На столе мало вещей, но царит «творческий беспорядок». Он ведь тоже в какой-то мере художник, ну, или как любил раньше повторять отец дочки и сына... — Я творческий человек. Мне простительно... — на белоснежном лице играет усталая улыбка. На долю секунды он закрывает глаза. Ощущение теплоты окутывает его. Этого чувства не было всего небольшое количество дней, а он уже успел соскучиться по такому. Неужели он вернулся к нему? Бархатный голос раздаётся сзади, такой нежданный, но такой желанный. — Прости, что снова пропал. Теперь в бушующем от чувств сердце воцарился покой. Педиатр не осмеливается посмотреть назад, на мужчину, стоящего прямо за спиной, чьё дыхание всё ближе и ближе. Только вот это и не нужно: Мори знает, кто это, и ему становится плевать на всё, когда он чувствует, как пряди его волос убирают. Юкичи не самый умелый в этом деле, но он оставляет еле видный засос в темноте. Кажется, его губы немного дрожали в этот момент. В этом он конечно не так хорош, однако теперь всё встанет на свои места. — Я не хочу терять тебя, понимаешь? — руки Фукудзавы проскальзывают дальше, начиная гладить грудную клетку Ринтаро сквозь ткань белой рубашки. На самом деле Фукудзава тоже размышлял, и ещё больше он был рад, когда понял, зачем Огай возложил на него эту ношу. Сделал бы Юкичи так же? Ответа на этот вопрос нет, однако если спросить, изменил бы он своё решение и пожелал бы не возвращаться к тому, по кому бьётся его сердце? Никогда. Лучше ждать его долго и верно, не спать ночами и оставаться с ним всегда. Спонтанная встреча с незнакомцем переросла в такие чувства. Может, именно это называют любовью? — Я тоже не желаю этого. Наоборот, я понял, что готов быть твоим. Хочу быть твоим. Внезапно Огай встал с места. Теперь они наконец-то увидели друг друга спустя время, что казалось поначалу целой вечностью. Светловолосого берут за руку, и вместе они направляются в спальню врача. Там, кажется, не менее угрюмо. Похоже, минимализм – это конёк Мори. Сейчас это не играет никакую роль, и оба мужчины садятся на мягкую постель. Сердца, кажется, забились в унисон, и Огай прижимает к себе свой собственный синоним слова «счастье». Обнимает его крепко, не желая отпускать. В ответ он получает то же самое, и это греет душу. По коже бегут мурашки, когда Юкичи ощущает то, как темноволосый проводит пальцем вдоль спины. Прикосновения становятся такими нелепыми; тем не менее, они очень родные. Эти чувства крепли день ото дня, а сейчас они вырвались наружу. Старший гладит щёку младшего, искренне восторгаясь и восхищаясь каждым его сантиметром. — Получается, это и есть любовь? — Если ты имеешь в виду, когда твои прекрасные серые глаза смотрят лишь на меня, а тело и разум отдаются мне, то могу полагать, что да. — Какие сладкие речи, однако. В словах слышен сарказм, хотя на самом деле каждое слово, что произносит Огай, и вправду слаще всего на свете. Кто же знал, что один человек способен вызвать у киллера подобные чувства? — Обними покрепче, прошу, — просьба исполняется за секунду. Фукудзава и сам хочет обнимать этого мужчину так, чтобы ломались кости, ведь от этого будет только приятнее для них обоих. Чувствовать эту любовь и поглощать её целиком. — Будем сидеть так до следующего дня? — Я был бы не против, — фиолетовые глаза сверкают в темноте, и через пару секунд Мори оказывается под светловолосым. Волосы его не такие опрятные, как обычно, но этот мужчина восхитителен всегда. Сдерживать себя тяжело в такой ситуации, но надо. В скором времени чужие руки расстёгивают рубашку, что скрывает голое тело, а рука ложится на бедро, что сокрыто домашними штанами чёрного цвета. — Так уж и быть, уступлю тебе сегодня, — Ринтаро хватает мужчину за плечо и приближает; теперь между ними сантиметр или два. — Ты торопишься. — Признай, что ты тоже хочешь поцеловать меня. Слова доктора правдивы, и Юкичи дотрагивается до тонких губ напротив, накрывая их своими, поначалу нежно одаривая свежим поцелуем, но как только ему отвечают, становится более жадным. Ещё немного, и, кажется, они находятся в сладкой истоме, одаривая друг друга своей жаждой большего и стремлением стать единым целым. Пара секунд, и между ними остаётся лишь тоненькая ниточка, связывающая их вместе. Мгновение оказалось совсем мимолётным, только от того аппетит разыгрывается ещё больше: хочется бесконечно повторять этот момент. И ни одних слов не хватит, чтобы описать, каково это было. — Мы не можем зайти дальше... — Фукудзава не закончил предложение, как его тут же перебили: — Я знаю, но когда-нибудь я закончу начатое. Просто не сегодня, — смелые слова и, подобно словам, самоуверенное выражение лица. Вот уж хитрый лис. Тонкие пальцы проникают в светлые волосы, перебирая прядь за прядью. — Господин киллер, вы о чём-то жалеете? — Огай, ты как дитя малое... — Это значит да? — Нет. Это значит нет. Кажется, теперь Юкичи видел все стороны Мори, теперь он даже чувствует в какой-то степени превосходство над всеми остальными людьми вокруг. Он ведь теперь только его? «И когда я стал таким жадным?» — нет уж, делиться с кем-то ещё он не собирается. Этот врач теперь будет только его, все остальные пусть ищут замену, которую никогда не найдут, ведь оригинал неповторим. — На самом деле, нам стоило бы обсудить наши отношения теперь, но я и не знаю, с чего начать. — Тогда просто молчи, а я буду слушать тебя и ждать, пока ты не найдёшь нужных слов. Кто бы мог подумать, что старший когда-то услышит подобные слова? Тем не менее, звучит лучше, чем могло бы быть. — Даже если это займёт целую вечность? — Пусть, я буду ждать тебя, сколько угодно.