Fleur d'émeraude (Изумрудный цветок)

      — Чимин, какого хрена ты опаздываешь?! — несдержанно и со злостью на весь каток взрывается альфа.       — Юнги, не ори, — морщась, выдает омега, подходя к бортику катка с бутылкой минералки. Все же его состояние еще так себе.       А Юнги даже не нужны объяснения — он по одному взгляду на омегу уже понимает, что с тем происходит, а здесь — так вообще все на лицо. Синяки под глазами, не скрываемые консилером, лицо припухшее, в походке нет ни грамма бодрости и уверенности, на коньках будто первый раз стоит, да еще и небольшая дрожь в руках. Омега явно вчера пил алкоголь и не просто выпил один бокал за ужином, а хорошенько так похоже нажрался. Уж Мин-то знает, как выглядит это чудо после пьянок. Этот несносный омега доведет его до седины.       — Чимин, какого хрена ты пил вчера? Ты же знал, что сегодня с утра тренировка, — приблизившись к омеге, говорит тренер Мин, пренебрежительно окидывая взглядом юное дарование.       — Мин, успокойся, ладно? — с вызовом глядя в суровые черты лица. — Выпил и выпил, что с того? Сегодня можем просто обсудить концепцию будущего номера, элементы, костюм, музыку, да что угодно! — не выдерживая, повышает голос омега. — Завтра уже буду как огурчик и сможем нормально потренироваться. Мне вот сейчас только твоих нравоучений еще не хватало.       Чимин совершенно не в том состоянии, чтобы слушать упреки от этого человека. Он отпивает воду из бутылки и выходит на лед. Хоть омега и не в состоянии делать аксели и тулупы, но не может отказать себе в том, чтобы проехаться по гладкому льду для своего собственного наслаждения. А тренер лишь прожигает взглядом этого мальчишку. Омега сам себе на уме, никогда не знаешь, что от него можно ждать. В нем все для Юнги слишком. Слишком талантливый, слишком дерзкий, слишком непредсказуемый и слишком глубоко в душе.       Следя за омегой на льду, Юнги не может не вспоминать тот день, когда только увидел это чудо. Маленький, худенький, с высоко задранным носиком, пухлыми губками, большими глазами пятилетний Чимин со всей серьезностью и сосредоточенностью танцевал на празднике в одном из детских домов Сеула. Уже тогда Мин видел плавность движений, врожденную гибкость и отличный слух. В то время сам Юнги только только закончил ВУЗ и устроился преподавать в одну из местных школ по фигурному катанию для малышей, только его там особо не ждали, а точнее рады ему не были. Ведь для всех Мин Юнги — заслуженный мастер спорта по одиночному фигурному катанию, олимпийский чемпион 2006 года, призер многих соревнований, надежда большого спорта, а еще тот, кто в прямом смысле слова сломался прямо на льду при падении на Чемпионате Мира в 2009 года, незадолго до отборов на олимпиаду 2010. Тогда Юнги было всего 19 лет. Небольшая ошибка при приземлении с акселя стоила ему карьеры. Неудачное падение, в результате которого он вывихнул руку, а тазобедренный сустав был просто раздроблен. А далее госпитализация, несколько тяжелых операций и длительное восстановление, академический отпуск в университете и тяжелая борьба с самим собой. Тогда он не знал, что ему делать, как жить дальше, чем заниматься и как найти себя, ведь профессиональный спорт теперь был под запретом. Он ушел на пике карьеры, тогда, когда еще мог показать всем свои возможности, когда мог побороться за второе олимпийское золото, но, увы. В одночасье он превратился из любимчика всей Кореи в никому ненужного поломанного парня.       Единственной поддержкой в это нелегкое время для него стали родители и тренер. Те не жалели его, не винили, а лишь помогали жить дальше, предлагая разные пути. Не один раз он хотел уйти из жизни от безысходности, от потери смысла жизни, ведь все свое детство и юность он положил на пьедестал золотых медалей. Он даже не знал, чем можно заняться в свободное время, как развлекаются другие студенты, о чем они мечтают, как проводят досуг и какие у них интересы. Вся его жизнь заключалась в тренировках, вся его жизнь была по расписанию. Было сложно перестраиваться, сложно было отпустить друзей, которым он оказался не нужен, но близкие люди помогли ему осознать, что он в целом добился больших высот, что жизнь за пределами корта существует и она все еще интересна.       Во время своей реабилитации рядом с ним был его тренер — тот, кто знал его как свои пять пальцев, тот, кто мог предугадывать его, и тот, кто стал примером. Ругался на него, когда Мин почти сдавался и хотел бросить занятия по восстановлению, отчитывал за то, что жалел себя, что пренебрегал питанием и уходил в негативные мысли. Родители не спускали с него глаз, по очереди дежуря в больнице первое время, чтобы он не совершил непоправимое, поддерживали и выхаживали. И за все это он искренне благодарен им до сих пор. Благодаря им Юнги смог восстановиться, побороть депрессию и нежелание жить, закончить ВУЗ и найти своем место в рядах тренеров.       С тех пор прошло уже много лет. Многие вещи позабылись, а в копилку его побед прибавились победы воспитанников. Его семья, бывший тренер, да и он сам гордился собой. Был рад, что смог переболеть, побороть и все-таки почувствовать жизнь. Не такая она и плохая оказалась.       Пак Чимин стал его самым младшим воспитанником. Он рос буквально на глазах у Мина. Первые шаги на льду, первые прыжки, падения, победы — все было вместе с Юнги. Еще до момента поступления Мин не раз выводил это дарование на соревнования, прокладывая этому парню дорогу в счастливое будущее. Кто-то сказал бы, что они были как братья, как семья. Ведь альфа прошел с омегой все стадии не только спортивного становления, но еще и учебу в школе, переходный возраст, поступление. Он помогал ему с заданиями в школе, забирал на тренировки, приходил на родительские собрания в старшей школе, забирал на выходные, проводя с мальчишкой свободное время в парке аттракционов, музеях, поездках за город. Родители Юнги совсем не разделяли такое рвение своего сына. Все же Чимин был не единственным его воспитанником, но, как оказалось, единственным, кто остался так надолго в его жизни. Не понимали они такой привязанности к маленькому мальчику, хотя, конечно, самого Пака они жалели. Тот ведь очень рано остался без родителей, рано оказался в стенах детского дома и почти не видел нормально жизни. Отчасти из-за всего этого Юнги и баловал маленького омегу, дурачился с ним, играл, покупал одежду и подарки — ему хотелось хоть немного показать этому малышу, что жизнь — действительно приятная штука, хотя и сам он об этом узнал не так давно. Юнги будто излечивался сам, когда проводил время с Чимином.       Ко всем остальным воспитанникам он относился сдержанно и строго. Не позволял себе долгих личных разговоров, не оценивал жизнь подопечных за пределами катка и уж тем более не проводил с ними свободное время. Теперь Мин Юнги знали как расчетливого, холодного и сдержанного тренера, который, несмотря на всю строгость, не единожды приводил своих спортсменов к золоту на международных соревнованиях и даже на олимпиаде. Его методы тренировок казались кому-то слишком суровыми и изматывающими, но именно они помогали молодым ребятам добиваться высоких результатов. Хоть он и был альфой, но тренировал исключительно омег. За это часто подвергался и публичным оскорблениям, и даже несколько раз проводились разборки на предмет домогательства до омег. Но все попытки осквернить альфу не увенчались успехом, а каждое подобное заявление он воспринимал как должное, ведь, когда выбирал свой путь, осознавал, что подобного ему не избежать. Многие тренеры не понимали его, ведь знали, что он имел неоднократные предложения со стороны запада. Его ждали, его хотели видеть другие сборные, предлагая баснословные деньги, но альфа оставался тут, с тем, кто давно пленил, без которого он, кажется, и не жил, и чье счастье было важнее его самого.       Вероятно глупо и неправильно было влюбляться в одного омегу и желать только его, особенно, когда он рос на твоих же глазах. Мин прошел все стадии принятия ситуации. Он злился на себя, что позволил посмотреть на Чимина под другим углом, когда тот стал откровенно одеваться в своем подростковом возрасте, появились красивые изгибы тела, а взгляд становился все игривее. Он страдал, пытался забыться в постели с другими, заводил отношения, которые ни к чему не приводили из-за его постоянной загруженности, пытался отогнать от себя грязные мысли, но ничего не выходило. Он даже пытался выстраивать барьеры с этим омегой, возводил стены субординации, но этот мальчишка с ноги прошибал их всех своим прищуром и улыбкой. Юнги был влюблен. Безумно и бесконечно. Он наслаждался каждой тренировкой, каждым часом проведенным рядом с омегой. Со временем он смог принять свои чувства, смог себя контролировать рядом с ним, все же тоже вырос, да и прекрасно понимал, что разница в 18 лет — слишком. Когда их общение все меньше стало походить на братское и семейное, разговоры становились все откровеннее, грань дозволенного начинала стираться, а изучающие взгляды с обеих сторон стали заметны, альфа кардинально изменил их общение, свел к минимуму их времяпрепровождение и вот уже несколько лет они никуда не выезжали, не ходили отдыхать вместе, не болтали обо всем на свете где-то в парке.       Их первый разговор на эту тему состоялся, когда Чимин учился в старшей школе. Тогда Юнги, пересилив себя, объяснил, что им необходимо поменять общение, необходимо дистанцироваться, объяснив это тем, что впереди будет ВУЗ, в котором он преподает и в который поступает омега. Их общение могут неправильно истолковать, а лишних проблем не хотелось никому. Тогда омега смотрел на альфу огромными глазами и не понимал ни слова — лишь то, что общаться больше они так не смогут. Для него Юнги был любимым альфой, первой детской любовью, такой на которую мы смотрим тихо в сторонке, пишем в ночи стихи, мечтаем о первом поцелуем и проигрываем сценарии свиданий перед сном. Омега тогда еще не знал о грязной стороне мира, настолько хорошо Юнги справлялся с задачей оградить его от всего плохого. Омега плакал у него на руках в тот день, не мог понять, кому какое дело до них, почему они должны перестать видеться вне корта и почему он при всех должен называть своего Юнги Тренером Мином. Подростковое сердце никак не хотело мириться с этим. Тогда в тот злополучный день с губ Чимина и сорвались заветные слова «Я люблю тебя, Юнги», которые альфа все оставшееся время лелеет в памяти. Тогда Чимину было всего 17, а Юнги 34. Вопреки своим желаниям, мыслям и чувствам, альфа ничего не ответил на это. Глупо было отрицать зависимость от этого омеги, но и глупо было говорить тогда о взаимности. Он был взрослым альфой и в своих суждениях он давно пришел к тому, что его чувства должны быть в стороне от этого мальчика. Юнги был уверен, что тот еще встретит своего альфу, что сможет стать счастливым, а влюбленность эта детская — такая же, как бывает у многих, вскоре она пройдет и сердце омеги будет занято кем-то другим. После того разговора они действительно меньше стали общаться вне корта, а вскоре Мин и вовсе закрутил роман с одним омегой, дабы отвадить от себя подростка. Все постепенно и плавно сошло на нет. Юн видел, как омеге не хватало его — видел, слышал, чувствовал, но считал правильным для них обоих. И благо вскоре после поступления появился Чонгук и омега снова засиял. Ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать за тем, как его омега счастлив с другим, как отсутствует на тренировках в течки, а после приходит весь помятый. Мин наблюдал, как парочка целуется и зажимается, знал, что те живут вместе, и очень надеялся, что Чонгук сможет сделать счастливым это чудо.       Со временем Юнги становилось проще. Он свыкся с мыслью о том, что Чимин с другим. Свыкся с тем, что внутри него живет чувство, которое будет всегда к этому омеге, оно даже перестало приносить боль. Даже их общение на корте наладилось, стало теплее, будто как раньше, но без встреч за его пределами. Юнги казалось, что они переросли эти чувства, что Чимин забыл о подростковой любви, а у альфы она просто переросла во что-то иное, обрела другую форму и стала похожей на что-то спокойное, напоминающее восхищение и любование — открытое, чистое и яркое. Но омега умел удивлять всегда.       Второй и последний их разговор на эту тему состоялся как раз 8-9 месяцев назад. И если бы он состоял только из слов, предложений — все можно было бы пережить, перечеркнуть и не мучаться, но тогда бы не было так сладко от воспоминаний, не было бы еще одной выжженной на подкорке фразы от омеги «Я хочу тебя, Юнги», что снесла все барьеры будто вихрем.       Все случилось по закону жанра. После нескольких перелетов с другими спортсменами, сменой часовых поясов, цикл гона Юнги сильно пострадал. И в один из дней гон застал его прямо на тренировке с Чимином. Так как блокаторы еще работали, а гон лишь набирал обороты, Юнги, быстро попрощавшись, отправился к себе в квартиру, написав ректору, что ближайшие два дня будет отсутствовать. За годы у него уже выработалась определенная схема проведения этого состояния. Доставка еды и таблетки были заказаны еще по дороге до дома, а папка с любимым отобранным порно была все на том же рабочем столе домашнего компьютера. Уже подъезжая к своей квартире, он встретил курьеров, забрал необходимое и закрылся на все замки. Еще пару часов, и гон вступит в полную силу. Необходимо разложить продукты и хорошенько поесть, а еще выпить таблетки, которые начнут тушить состояние уже сейчас, и гон пройдет менее болезненно и всего за один день. Завтра уже будет лучше, но если есть возможность Мин всегда берет пару дней, чтобы во второй можно было немного прийти в себя, выспаться и уже свежим отправиться на работу.       Уже к вечеру, после ужина, Юнги начало трясти. Это означало, что у него есть лишь 20-30 минут, чтобы сходить в душ, а дальше все будет как в тумане до завтрашнего утра. Быстро ополоснувшись, он обернул полотенце вокруг талии, не желая надевать что-то еще — все равно в квартире он один, да и лишняя она будет в его состоянии. Уже намереваясь пойти в спальню в дверь позвонили. Юнги не стал обращать внимание, но звонок повторялся и повторялся. Взвинченный состоянием и отсутствием времени, чтобы держать свои желания под контролем он подошел к двери, намереваясь гаркнуть на того, кто слишком не вовремя побеспокоил альфу.       Его главной ошибкой в тот день было не посмотреть в глазок, не узнать, кто стоит за дверью, а рывком распахнуть настежь дверь с четким намерением послать ко всем чертям непрошенных гостей. Но чего он не ожидал, так это того, что на него с порога запрыгнут и оплетут руками шею, тонкие ноги сомкнутся на пояснице, а губы будут целовать и целовать — его лицо, шею, языком очерчивать скулы, носом тыкаясь в запаховую жилку за ухом, вдыхая его аромат кедра. Лишь от оглушающего звука захлопнувшейся двери Юнги пришел в себя. Он попытался скинуть с себя эту тушку, пусть и слишком привлекательную, попытался заглянуть в глаза, но омега лишь сильнее хватался, как коала, крепче жмурился и все больше ластился, словно самый нежный зверь. Юнги лишь ухмыльнулся.       — Ты же не слезешь? — задал вопрос альфа, а в ответ ему лишь покачали головой из стороны в сторону, роняя ее после на плечо, боясь даже поднять глаза, чтобы не прогнал, не наорал, не выставил прочь. — Ты уверен, что не пожалеешь потом? У меня нет времени на разговоры. Мне уже сложно себя сдерживать при виде тебя. Я тебя старше, я твой тренер, у тебя есть альфа.       Мысли были озвучены так быстро, словно кто-то гонится за ним. Возможно, при других обстоятельствах Юнги бы смог подобрать более подходящие слова, смог бы вразумить это чудо, которое от его слов еще сильнее прижимался к нему.       — Я знаю, Мин. Все знаю и все понимаю. Не хочу сейчас ни о чем думать, не хочу объясняться. Все так, да. Но не прошло понимаешь? Каждый день засыпая там, все не то, хотя приятно. Я люблю его, но как будто по-другому. Как будто как друга, как будто за что-то, понимаешь? А тебя просто так, просто потому, что ты такой, — поднимает глаза и закусывает губу, когда чувствует, как на его ягодицы укладываются крупные ладони. Альфа и правда уже на грани. — К черту, Юнги, какая, нахуй, разница, я сам пришел, сам прошу, не пожалею, никому не расскажу и не попрошу большего. Просто один раз побудь со мной, чем я хуже тех, кого ты трахал все это время? Я хочу тебя, Юнги.       А альфа натурально рычит. Этот мальчишка, что сидит так глубоко в душе, ведет себя сейчас как шлюха, предлагает себя человеку, который старшего его почти в два раза, предлагает себя в гон, да еще и сравнивает с теми, кто был раньше. Этот мальчик сведет с ума своей долбанутостью и неправильностью. Как он вообще мог до всего этого додуматься?       — Ты намного лучше их всех, мой мальчик, — вгрызаясь в сладостные губы, проговаривает Мин. Не в силах он больше терпеть, желать, умирать от наваждения, держать дистанцию. Хотя бы на одну ночь он хочет побыть с любимым омегой, хочет оставить свои следы, хочет слышать сладкие стоны.       А дальше уже не было слов, не было выяснения отношений, что правильно, а что нет. Квартира пропахла общими запахами, а тела слились воедино. Альфа нес его в свою спальню, как редкую драгоценность. В этот миг не существовало ничего вокруг, лишь этот яркий, нежный и любимый омега в его руках. Чимин жался ближе, будто боялся, что Юнги испарится, исчезнет, передумает, и все, что происходит с ними окажется одной из его ночных фантазий, не проходящих уже пару лет.              Представляя их секс, омега не раз проигрывал в голове различные ситуации, образы, позы, но всегда и везде это было страстно, горячо и быстро. Но то, что происходило сейчас, не стыковалось ни с одним из его снов. Альфа не просто медлил, он будто смаковал каждый момент. Юнги уложил омегу спиной на кровать, обводил взглядом каждый изгиб и припадал к губам. Он медленно стягивал одежду, гладил и рассматривал обнаженные участки кожи и целовал, и целовал. Альфе казалось, что если он не зацелует его всего, то смысл его существования пропадет. Он вдыхал запах кожи, прикрывая глаза, от наслаждения сильнее впиваясь ладонями в упругие ягодицы. Юнги давно не был девственником, да и омег в его постели было достаточно, но сейчас он млел от каждого полустона, от каждого вздоха и все больше заводился от покорности омеги, что позволял делать с собой все, что угодно. Чимин в его руках был мягким, послушным и самым желанным. Стоило лишь взглянуть в глаза младшего, и чувство восхищения затапливало его. После этой ночи, он уверен, никого не будет рядом с ним на этих простынях, в его квартире не появится ни один другой омега, ведь теперь это место священно.       Альфа медленно и тягуче снимал одежду с омеги, пока собственное полотенце, что прикрывало достоинство альфы, давно осталось где-то в коридоре. Он запоминал каждый сантиметр, проводил подушечками пальцев по оголенной коже, заставляя омегу извиваться в его руках и выгибаться. Когда Чимин остался обнаженным, Юнги не смог сдержать восторженно вздоха. Его глазам представилась невероятная картина, совершенство, идеал. Раскрывающийся аромат омеги начал дразнить, видно, действие блокаторов сходило на нет. Жасмин. Легкий, ненавязчивый, он забивался в ноздри и путался с его кедром, создавая идеальное звучание. Желание присвоить себе возрастало с каждой минутой их близости.       Юнги, честно, пытался держать себя в руках, как можно дольше. Дарил поцелуи, ласкал бусины сосков, оставлял влажные дорожки по ребрам и спускался ниже и ниже, а омега бился в истоме. Его еще никогда так не ласкали, никогда не залюбливали настолько. Чонгук был совершенно не таким любовником, хотя и жаловаться омеге не приходилось. Он всегда получал удовольствие и всегда дарил его в ответ, но и сравнить ему раньше было не с чем. А сейчас он купается в ласке. Без сомнений альфа зацеловал его тело полностью. Все тело становилось похожим на эрогенную зону. Любое прикосновение альфы вызывало мурашки, а Чимин сам выгибался навстречу, подставляясь под ласки. Омега не помнит Юнги, когда они впервые познакомились, не знает, как он выглядел тогда, лишь уже позже видел фотографии с турниров. Когда Мин был спортсменом, он был блондином, как и сейчас омега. Был худеньким и, вопреки всем правилам спорта, Юнги не был высоким. Иногда Чимин задумывался, что если бы они были ровесниками, то, наверно, в то время он бы не упустил этого парня, всеми правдами и неправдами приручил, присвоил себе. Сейчас же омега может лишь наслаждаться желанным мужчиной. Правильно говорят, альфы, как дорогое вино, со временем становятся только краше. Вот и Юнги, к своим 37 выглядит так, будто и не тренер вовсе, а модель или актер. Угольные волосы до плеч, прямой взгляд, раскосые глаза, чувственные губы, которые альфа с периодичностью закусывает, красивый овал лица не оставили омегу равнодушным, а уж о физической форме альфы омега вообще не готов говорить вслух. Это божество какое-то — не меньше. Крепкая грудь и перекатывающиеся мышцы выглядят сейчас как эталон. Крепкие руки с выступающими венами и ноги с ярко очерченными мышцами. Омега готов скулить и облизывать каждый чертов кусочек этого тела, в чем собственно и не отказывает себе. Он пальчиками обводит каждый мускул, чуть царапает соски и видит, как альфа запрокидывает голову. От такой реакции хочется взвыть. Они оба обнажены, возбуждение практически на пике, но они будто не замечают. Целуются мокро, гладят и царапают кожу, дыхание сбивается к чертям, а тело уже дрожит от напряжения. Омега отстраняется первым и укладывает альфу на спину. Все же эта ночь для них, у альфы гон, и омега хочет попробовать этого мужчину всего. Он целует губы, шею, спускается ниже, ведет мокрую дорожку до самого паха, а у альфы уже пот выступает на лбу, все тело горит, а тихие порыкивания сами вылетают изо рта. Омеге льстит такая реакция, льстит, что альфа держится из-за него, что не хочет сделать больно, что не хочет просто использовать, а действительно наслаждается тем, что происходит. Но Чимин помнит, что альфа в гоне и что все же его удовольствие сейчас превыше всего. Он обхватывает одной рукой член Юнги и прикрывает глаза, когда слышит негромкий вздох. Член альфы крупный, но не очень длинный, красивый и, как омеге кажется, идеальный. Чимин начинает медленно скользить вверх и вниз по стволу, пальцем растирает выступившую смазку по головке, а затем надавливает на уздечку и от вида, как альфа стискивает зубы, шумно дышит и комкает простыни, его кроет.       Омега задыхается от переизбытка эмоций и чувств, от запаха, от того, что смазка толчками выходит из него, пачкая всю постель, от того, что альфа сейчас в его руках, самый желанный и любимый. Чимин убирает руку резко, а потом придвигается и обводит языком весь член от основания до головки. Он лижет его, не стесняясь своих действий. Добавляет больше слюны и пристально глядит на альфу, что мычит от наслаждения и удовольствия. Если бы ему кто-то сказал раньше, что они дойдут до этого, омега бы не поверил никогда. Он руками гладит внутреннюю часть бедра альфы, а потом впивается в них своими ноготками, когда насаживается ртом сразу же на полдлины. У альфы от таких контрастов глаза открываются резко и взгляд упирается в светловолосую макушку, что слишком пошло и развратно смотрится на его члене. Такие картины его мозг раньше и представить не мог. Слишком красиво. А Чимин лишь глазами хлопает, воздуха набирает побольше и пытается взять еще глубже. У альфы тело дрожит от всего. Слишком долго он желал этого омегу, и как же долго он отгонял от себя эти мысли, а омега лишь ускоряется, помогает себе рукой, гладит шовчик меж яичек, а потом Юнги чувствует, как его член упирается в горло младшему, и это выше его сил, он привстает и берется за светлую макушку, фиксирует и не дает отстранится. Возможно, он груб, но он в гоне, все тело покрыто испариной, а кончить хотелось еще минут двадцать назад. Он вколачивается в рот омеги по самое основание, каждый раз ощущает, как тот сглатывает, мычит, и это срывает тормоза. Он пальцами стирает дорожки слез с прекрасных глаз омеги, подушечками обводит стершиеся контуры губ, когда дает небольшие перерывы омеге между точками, чтобы отдышаться, и вновь погружает свое возбуждение в горячее нутро. Через пару фрикций он отстраняет от себя омегу и изливается ему в приоткрытый рот с тягучим стоном. А омега слишком послушный, сидит на коленях, глаза прикрывает, да рот пошире открывает. Его не беспокоит то, что капли попадают на лицо, нос, подбородок. Его не волнует, как это выглядит со стороны. У него всего одна ночь, так пусть она будет максимально развязной, грязной, пошлой, наполненной сумасшествием.       Чимин открывает глаза, когда его резко притягивают к себе и целуют. Он мычит, еле успевает за языком альфы, что решил изучить его рот и таким способом. Он чувствует, как собственный член требует разрядки, когда альфа переворачивает его на живот, а член слегка трется о ткань простыни. Омега уже на грани и не может сдерживать свои стоны, когда Юнги приподнимает его за бедра и ладонями гладит упругие ягодицы, целует нежную кожу, лижет и к себе притягивает еще ближе. Идеальный прогиб, молочная кожа будоражит альфу. Он поцелуями проходится от загривка до самой задницы. Чувствует, что омега на грани, поэтому раскрывает его для себя еще больше и языком проходится по колечку мышц, отчего Чимин издает громкий стон. А альфа вошел во вкус и лишь ухмыляется на омегу. Этот чертенок еще не знает, с кем связался. Альфа прикусывает вход, лижет, целует, чувствует, как омег вот-вот кончит, а ведь он только начал свои игры. Юнги, недолго думая, пережимает основание небольшого члена омеги и слышит крик, а затем натуральный плач. Они не говорят ни слова. Все сегодня на инстинктах, раньше надо было говорить.              Альфа не обращает внимание на слезы, он знает, что омега чувствует, но хочется довести его до такого оргазма, какого он никогда раньше не испытывал. Альфа продолжает удерживать омегу, языком снова лижет раскрасневшийся вход и под громкие стоны проникает внутрь. Он ласкает мягкие стенки, чувствуя языком вязкую смазку, прикрывает глаза, когда тело омеги вздрагивает, а аромат становится еще насыщенней. Альфа никогда раньше не получал столько удовольствия от секса. Юнги обводит языком припухший вход и отстраняется, когда понимает, что омега содрогается в оргазме. Удивительная картина представляется ему. Чимин разнеженный, лежит на простынях, раскрытый и нуждающийся, ловя остатки эйфории. Юнги доволен. Этот омега заслуживает быть залюбленным по полной и именно поэтому, не медля, он вставляет указательный палец в раскрасневшийся проход. А омега больше не здесь, не с ним, он где-то парит далеко отсюда. Его тело не слушается, а мозг отключается до утра. Ему настолько хорошо, кажется, лучшего кайфа в жизни он никогда и не испытывал. Любое прикосновение альфы чувствуется слишком ярко, слишком горячо. Из него будто выжали все соки, а они еще не дошли до главного.       Чимин приходит в себя, когда в нем уже свободно скользят два пальца. Альфа старательно растягивает его, подготавливает, не желая причинить вред. Омега никогда раньше не чувствовал себя таким желанным, о нем никогда так никто не заботился. Это приятно, это подкупает еще больше. От приятной стимуляции он стонет, извивается, еще больше подставляет свою задницу под эти сильные руки. У него явно появился новый фетиш. Чимин оглядывается, и это становится роковой ошибкой. Глаза альфы сверкают, тело дрожит от перенапряжения, руки, черт бы их побрал, выглядят настолько эстетично, что хочется облизать каждый палец, пройтись языком по каждой вене. Это точно та картина, которая останется с ним навсегда. А Юнги лишь продолжает наращивать темп, не обращая внимание на омегу, вызывая все больше и больше стонов. Простыни скомкались и промокли, одеяло давно валяется где-то на полу, а вертлявая задница так и просит посадить ее на член. Он поднимает глаза на омегу и молчаливо просит разрешения, больше не в силах терпеть и ждать. И ему позволяют этой ночью все одним легким кивком головы.              Юнги отстраняется ненадолго, лишь для того чтобы раскатать презерватив, и одним слитным движением входит в омегу до конца. Он запрокидывает голову от наслаждения, а омега распадается на части от чувства заполненности и правильности происходящего. Ноги разъезжаются от переизбытка чувств, но остановить все это он уже не в состоянии. Чимин хочет его всего и до конца, не сможет остановить ни себя, ни Юнги.       Альфа не двигается какое-то время. Привыкает сам и дает собраться омеге. Обхватывает тонкое тело поперек и покрывает поцелуями спину, шею, каждый позвонок, практически урча от чувства дозволенности. Он гладит волосы, шею, спускается ниже к ключицами, проходится пальцами по ребрам, дотрагивается до сосков и спускается ниже к подтянутому животу. Это тело сейчас принадлежит ему. И все эти стоны лишь благодаря ему. Чимин — произведение искусства. Почувствовав, как тело омеги расслабляется, он делает один толчок на пробу, получая тут же тихий стон. Больше альфа не хочет и может себя сдерживать. Он быстро набирает темп и, придерживая омегу за бедра, сильнее вколачивается в него. Он отклоняется, чтобы понаблюдать, как его член пропадает в податливой заднице, и лишь рычит от развернувшейся картины. Мягкие стенки идеально обволакивают ствол, а упругая задница идеально впечатывается в пах до громких шлепков. Альфа входит во вкус и хватает омегу за волосы, заставляя еще сильнее прогнуться и запрокинуть голову. Ему нравится покорность, нравится, что среди этого молчания они понимают друг друга. Нет пошлых слов, нет ничего отвлекающего. Только они вдвоем. А Чимин кричит, срывается, цепляется за бедра альфы из последних сил. Ему кажется, что он вот-вот отключится. Омега чувствует, как из него толчками льется смазка, стекает по бедрам. Он никогда так не тек, даже в течку. Чимин из последних сил поворачивает голову и впивается взглядом в Юнги. У того глаза блестят нездорово, грудь вздымается уж слишком часто, а темп становится хаотичным, он в шаге от того, чтобы кончить. Младший зажмуривается, хрипит. Руки давно перестали держать и он практически придавлен крепким телом к матрацу, из-за чего чувствительный член больно трется о грубую ткань. Еще чуть-чуть, и омега взорвется, кончит так же, как и в первый раз, даже не притронувшись к себе, а Юнги будто чувствует, замедляется и аккуратно добавляет палец к своем члену, продолжая фрикции, точно попадая по набухшей простате. А для Чимина это слишком. Он не выдерживает и кончает с громким криком, чувствуя, как от сильного сжатия мышц глубоко внутри кончает альфа и выходит из него до сцепки.       Что было дальше, трудно сказать. Вся ночь была одним сплошным безумством, лишь небольшие перерывы на душ и глоток воды. Они к чертям снесли барьеры в виде разницы в возрасте и статуса. Они отдавались друг другу до самого утра и, лишь вымотавшись окончательно, уснули с рассветом.        Чимин проснулся раньше, обнаружив себя плотно прижатым к крепкой груди Юнги. Выпутываться из нежных и таких необходимых объятий не хотелось совершенно, но и оставаться дольше означало лишь делать себе еще больнее, еще хуже, чем уже есть. Омега уверен, что альфа, как более мудрый и взрослый, обязательно сядет и поговорит с ним. Обязательно скажет, что все случившееся должно остаться в тайне, а их общение от этого не изменится. Чимин точно знает, что альфа, как и всегда, подберет нужные слова, сможет объяснить ему, что такое «хорошо», а что такое «плохо». Только вот изменить эти слова не смогут ровным счетом ничего. Сейчас, как и несколько лет назад, сердце ускоряет свой ритм при виде альфы, мурашки пробегают по всему телу от одного лишь голоса, а взгляда достаточно, чтобы омега забыл, что вообще делал пять секунд назад. Омега хочет этого альфу себе. Всегда хотел, а теперь просто не понимает, как сможет и дальше вести себя, будто ничего не произошло, не знает, как будет смотреть в глаза Чонгуку. Это действительно была глупая идея — заявиться к Юнги в гон, а последствия поступка еще долго будут терзать душу омеги. Но, если честно, это была лучшая ночь за всю его недолгую жизнь. Возможно, сегодня он действительно понял разницу между любовью и симпатией, сексом ради секса и сексом с любимым альфой. Омега действительно ни о чем не жалеет, и если отмотать время назад, то он сто процентов поступил бы так же. Чимин в последний раз вдыхает стойкий аромат кедра и, окинув взглядом расслабленного Мина, тихо-тихо вылезает из постели. Ему нужно убраться отсюда, пока альфа не проснулся, пока магия ночи еще не до конца рассеялась, а реальность не бомбанула. И ему удается остаться незамеченным, уйти, не попрощавшись, без объяснений и разговоров, уйти, не оставив после себя ничего, кроме жасмина, который еще весь следующий день будет напоминать альфе о самой большой ошибке и одновременно самой счастливой ночи.

***

             Выйдя из своих раздумий, Юнги все же смог провести тренировку с Чимином, смог обсудить некоторые элементы программы — на большее не хватило. Все было бы проще, если бы его мальчик оставался собой и не перетерпел бы все изменения, что он сотворил с собой, напоминая альфе, кто в этом виноват. А виноват Юнги. Чимин опаздывал, приходил на тренировки не в самом лучшем виде, спорил, пререкался, дерзил и срывался. Омега стал ошибаться на прокатах, злился, не приходил на ранние тренировки, и Мин уверен, что всего этого можно было избежать, если бы они тогда поговорили. Сколько раз в голове он прокручивал их диалоги, сколько раз он пытался уже позже поговорить на эту тему с омегой, но все было тщетно. Чимин еще больше отдалился, закрылся, будто в нем что-то сломалось, хотя сам пришел и сам же ушел той ночью. А еще все было бы проще, если бы омега не подъезжал к нему так близко, не дышал так загнано и не смотрел прямо в глаза, вызывая бурю в душе альфы.       В психологии есть такой термин как аффективная память, ее еще называют эмоциональной памятью. Ее особенность в том, что вы запоминаете эмоции, чувства, которые испытывали в те или иные моменты. Стоит только человеку попасть в аналогичную ситуацию, как ярко выраженная эмоция тут же извлекается в памяти и может подтолкнуть вас к совершению определенных действий или, наоборот, удержать от них. Вот она-то и стала ключевой проблемой Юнги. Память с ним играет не на равных. Альфа помнил каждую эмоцию, все чувства, что испытал рядом с омегой, а их было много. Восхищение, неудержимая страсть, желание обладать, нежность, тепло, эйфория, агрессия, злость, страх — все смешивалось в единый клубок. И именно из-за этих чувств, каждый раз, когда Пак находится слишком близко, облизывая свои обветрившиеся губы, хочется коснуться, поцеловать, снова испытать тот фейерверк чувств, которые при всем желании бы не получилось забыть. У них была одна ночь на двоих. И после у Юнги осталась вся жизнь, чтобы помнить ее.       Все эти мысли нескончаемо преследовали его каждый день, лишь на время каникул он смог собрать себя по частям. Вроде взрослый альфа, а так и не смог найти правильное решение для них. Чимин — его подопечный, тот, кого бы он хотел видеть с олимпийским золотом, тот, кому он отдал всего себя, и тот, за кого он все еще несет ответственность. Юнги не может позволить своему мальчику просрать все, к чему он так долго шел, и именно поэтому у него есть одно-единственное решение, но оно точно не понравится омеге.       — Чимин, не уходи с катка, нам надо поговорить, — возвращаясь к работе, проговаривает Мин. Ему бы собраться, да обдумать, как следует, все, что собирается сказать, ведь реакция от Пака последует незамедлительная.       — Что тебе надо, Юнги? Мне надо в душ, а потом я хотел бы подготовится к парам и провести перерыв со своим альфой, — выделяя последнее слово, отвечает младший. А у Юнги все взрывается на атомы, а альфа внутри не находит себе места.       — Есть разговор по поводу Чон Хосока.       — Ооо, а что же ты решил о нем заговорить? Будем обсуждать его манерность или то, что он мне не конкурент?       — Я буду тренировать и его в этом году, — не медля, произносит старший. А омега не верит в то, что слышит. Чимин был единственным омегой со старших курсов, кого тренировал Мин. Юнги сам так решил, ему позволили, а сейчас это что получается?       — Это как понимать, Юнги?! — повышает голос Чимин. — С какого такого хера ты решил взять еще одного омегу под свое крыло? Почему именно Хосок? — не унимается Пак, стоя почти вплотную к альфе, прожигая в нем дыру.       — Это решение тренерского состава. Нагрузка на других тренеров слишком большая. Мне не оставили выбора. Ким Сынмин, Чон Хосок, Чхве Субин, Чхве Ёнджун теперь тренируются под моим руководством.       Чимин сказать, что в шоке — ничего не сказать. Он в ахуе. Омега прекрасно знает, что Юнги всегда сам отбирает своих учеников, сам проводит дополнительный конкурс и берет единицы, а тут сразу четыре человека. А ведь у Мина со всех курсов есть ученики, но Чимин был единственным омегой с его потока. Раньше старший всегда отказывался от других студентов, как бы ни наседало руководство. А теперь альфа берет в ученики ни кого бы то ни было, а Чон Хосока, главного соперника на всех соревнованиях, того, кто бесит его всей душой. Омега чувствует себя преданным.       — Ты специально это сделал, да? Хочешь мне угробить карьеру и вывести Хосока на пьедестал? Это все из-за той ночи?       Омега, честно, не понимает. Он готов расплакаться перед этим альфой прямо здесь. У него сил больше нет строить из себя сильного. Пак прекрасно осведомлен о талантах Чона. Знает, что тот действительно хорош и этим бесит. Неужели Мин решил все вот так? И это после стольких лет?       — Что ты несешь, Чимин? — не выдерживая, альфа обхватывает его лицо двумя руками. — Зачем ты приплетаешь сюда нашу ночь?       А омега тоже не выдерживает и просто падает на грудь альфы, заливаясь слезами. Столько времени он держался, а сейчас будто плотину прорвало. Он впервые заговорил об этой ночи, впервые дал волю слезам на глазах у альфы, будучи взрослым. Омега ведь не железный. Еще весной, когда все это случилось, уже на следующий день Чимин почувствовал себя отвратительно. Изменил своему парню, не смог поговорить с человеком, которого любит. Омега запутался. Он хотел быть с Юнги, хотел добиться высот и быть счастливым с тем, кого знает почти всю свою жизнь, но не получилось. Не дают зеленый свет, не принимают, не хотят рядом. Так он это видит. Да, он был влюблен в Чонгука, действительно благодарен ему за все, но то, что у него есть к Юнги — ни в какое сравнение не идет. Но раз уж альфа не хочет его к себе, в свою жизнь, то и он решил отступиться и попытаться забыть. Хотел метку от Чонгука, чтобы только не было пути назад. С Чоном действительно есть будущее, перспективы, а остальное, наверно, ведь и не важно? Не у всех же бывает по любви, по расчету тоже можно. Да, он изменил. Но не жалеет. Ни на грамм не чувствует себя предателем перед Чоном, а вот перед Юнги чувствует себя шлюхой. Да и как это выглядит со стороны? С одним живет, другого любит — отвратительно. Только пути иного он не видит. Чонгук — выгодная партия, а любовь пусть остается здесь, в Сеуле. Вроде проще и легче, только кому? Чимин и сам пока не понял.       Чуть успокоившись, он поднимает глаза на Юнги, что обнимает его, да по спине гладит, чтобы утешить. Только вот легче не становится. Чимин отталкивается от крепкой груди, в очередной раз говоря себе, что нужно быть сильным перед этим альфой, не показывать слабость ни на льду, ни за его пределами — все, как Мин его и учил. Омега смотрит в эти глаза цвета горького шоколада, в которых пропадает, там вселенная его, все золото мира в этих глазах, и он готов поклясться, что видит там все то же самое, что бурлит и в нем. Но больше так действительно не может продолжаться.       — Тренируйте кого хотите, Тренер Мин, — выпутываясь из теплых объятий, громко проговаривает Пак. — Можете даже от меня отказаться. Мне срать на Вас и Ваших подопечных. С этого момента мне плевать, — со злостью выплевывает слова омега, стирая дорожки слез, и разворачивается на выход с катка. Главное — не оглядываться, не останавливаться, иначе вернется, кинется на шею и будет умолять тренировать только его, будет целовать и просить большего, будет на коленях стоять, лишь бы его был. Мечтает, чтобы альфа сам остановил, сам прижал, сказал, что он его, но вместо этого слышит командный тренерский голос:       — От тебя я никогда не откажусь, Чимин-а. Завтра в 7 утра жду в тренировочном зале.       А омега готов сквозь землю провалиться. Снова эти фразы двусмысленные. Снова этот альфа все решил за него. Быстрее бы закончился год, быстрее бы прошли отборы на олимпиаду, а после он уже не увидит тренера Мина, переедет, забудет вытравит из души и из сердца.       Сука, слишком больно.