Пролейся дождём

Сатору хотелось выколоть себе глаза. Начисто, под корень. Может, он тоже «криповый»? Прямо как господин Такеши. Он крутился по сторонам и поминутно поправлял очки — уже вдавил их себе в лицо. Наверняка останется след, когда снимет. Ещё эти сны… Эти дьявольски неприличные сны! «Как бы ей предложить, чтобы не звучать как маньяк? И надо ли вообще предлагать? Наверное, всё произойдёт естественно, само собой. Только есть одна ма-а-а-ленькая, крошечная такая проблемка! — Сатору не удержался и приспустил очки. — Она опять забыла надеть лифчик под свою трикотажную майку. Совсем не хочет облегчать мне задачу…» Солнце садилось за горизонт, но его нахальные лучи на прощание решили приласкать Кендис, лениво развалившуюся на ступеньках и наблюдавшую вместе с Сугуру за тренировочным магическим сражением Рэйко и Сёко. — У Сёко преимущество, — настаивал Гето. — Не, Рэйко её почти уделала, — болтая коленкой, не соглашалась Кендис. — Да ничуть, — ответил Сугуру. — Сатору, скажи ведь? — спросил он, поглядев на друга. Сатору его не услышал. Подперев ладонью щёку, он сдался во власть инстинктов и с открытым ртом пялился на грудь Кендис, отчётливо просвечивающую сквозь облегающую чёрную майку. Казалось, ещё немного и слюна потечёт. Сугуру чуть нахмурился, достал из рюкзака карандаш и кинул Сатору в голову. Бам! Даже техника не остановила полёт карандаша, угодившего точно в лоб опешившего Годжо. — Ау, шестиглазый! — поддразнив, позвал его Гето и принялся сдавленно посмеиваться. — Ты не туда смотришь. — Осечка, — потерев лоб, пробормотал Сатору. — Ничего, в следующий раз не долетит, вот увидишь! — Ловко сменил тему, — раскусил его Сугуру. — Не понимаю, о чём ты, — соврал Сатору. И даже не покраснел. Кендис повернулась к нему лицом, и Сатору — честное слово! — был готов провалиться сквозь землю. Он отвернулся, чтобы не угодить в коварный плен «глаза в глаза», но не удержал равновесия и рухнул головой на её ноги. На её чертовы голые ноги! Сатору ощущал затылком тепло её бёдер, и его спина безжалостно покрывалась мурашками. Волна за волной. Кендис ласково улыбнулась и потрепала его по волосам — просто, невзначай, но оттого и очаровательно. Бессовестно очаровательно! Он бы отдал ей все свои любимые очки. И всего себя. Только бы она продолжала гладить его по волосам и улыбаться. Сатору страшно захотелось поцеловать Кендис. Прямо сейчас, прямо здесь. Слизнуть и проглотить рыжий луч, что растёкся по тёмно-розовым губам, прикоснуться к медовым волосам, вдохнуть аромат карамельного шампуня. Сладкая — как он любит. Стоп, любит? Нет, настолько глубоко он ещё не провалился в эти чувства. «Надо бы аккуратнее с мыслями и словами», — в испуге решил Сатору. — Парнишка из моего танцкласса устраивает вечеринку в это воскресенье, — внезапно произнесла Кендис, — сказал, что могу позвать кого захочу. Кто со мной? — добавила с задоринкой. — Я в деле! — мгновенно отозвался Сатору, вскинув руку. — Извини, Кендис, у меня не выйдет, — тихо ответил Сугуру, не поднимая глаз. — Чё это у тебя не выйдет? — возмутился Сатору, перевернувшись на живот и пристально уставившись на друга. — Ты какой-то вялый в последнее время, всё путём? — Порядок, — отмахнулся Сугуру. — Пошли с нами! Развеешься хоть. — Да зачем я вам двоим там? — Сугуру перевёл многозначительный взгляд на друга. — Только мешать буду. Кендис открыла рот и покраснела. — Сам понял, что спорол? — возмутился Сатору. — С чего вдруг ты нам мешать должен? — Косил под дурачка. Сёко, проигравшая в поединке с Рэйко, грустно опустилась между Сугуру и Кендис и достала из кармашка треников пачку сигарет. — Чего расшумелись? — поинтересовалась она, выпустив тонкую струйку дыма. — Мой друг с танцев вечеринку устраивает, идёшь с нами? — ответила Кендис. — Он хорошенький, — уточнила с лисьей ухмылочкой. — Весь из себя такой француз! Стильный и импозантный, а ещё галантный просто до невозможного. И лучше всех танцует пасодобль. — Прямо хорошенький? — вмешался Сатору. — Неужто в твоём вкусе, Конфетка? — Ревнуешь, что ли? — провокационно спросила она. — Да вот ещё! — Перевернулся обратно на спину, уткнулся головой в её ноги и повыше надвинул очки, чтобы глаз не показывать. — Почему нет? Схожу, — ответила Сёко. — Уговори этого зануду. — Сатору кивнул в сторону Сугуру. — У меня дела, ребят, не выйдет, — отрезал Гето, а затем поднялся со ступенек, схватил рюкзак и помахал всем не прощание. — Увидимся. — Чего это с ним? — обеспокоенно спросила Сёко, провожая взглядом спешно удаляющуюся фигуру друга. — Как мешком по голове огрели. — Понятия не имею, он теперь всегда такой. — Сатору пожал плечами. На Токио пал вечер, и Сатору провожал Кендис домой. Наконец-то только вдвоём! Годжо был оживлённее обычного, говорил без умолку и позёрствовал: сунул руки в карманы брюк и шёл спиной вперёд, показывая Кендис магические фокусы. Она смотрела на него со снисхождением, однако не забывала хвалить. «Ты дуралей, но я знаю, что ты всего-навсего хочешь меня впечатлить, и я прощаю тебе это», — читалось в её взгляде и спокойном тоне. «Может, я не импозантный француз и не танцую пасодобль, зато по силе мне нет равных в этом мире, и, значит, я тебя достоин», — кричало каждое движение разошедшегося Сатору. — Постой, Кенди, — сказал он, когда они проходили под фонарём. — Что такое? Сатору отдалился от неё на несколько шагов, снял очки и чуть склонил голову к плечу. — Хочу запомнить это мгновение, — размеренно произнёс он, залюбовавшись. — Ты такая красивая. А я… — Он неловко почесал взъерошенную макушку. — Я как дурак какой-то! Кендис ласково улыбнулась, а затем медленно выплыла из-под фонаря, нырнула к нему в темноту, взяла за руки и нежно поцеловала. Они стояли посреди пустынной улицы, словно на краю пропасти. Страшно пошевелиться, страшно произнести хоть звук. Кендис целовала Сатору, а ему чудилось, что он при смерти. Что проваливается под асфальт — ещё немного и останется там, погребённый заживо. Страшно. Будто в кишках кто-то копошится. Но ещё страшнее — прервать убийственный поцелуй. — Ты чего дрожишь? — прошептала Кендис, отстранившись. — Тебе холодно? Вроде не сильно похолодало… — Я-то?.. Ну да, холодно, — соврал Сатору. Точно под землю сейчас провалится. Кендис сняла джинсовую куртку и заботливо накинула ему на плечи. Кошмар. Ведь это он должен надевать на неё свои куртки и пиджаки! «Позорище! — кричал он в себя. — Получше соврать ума не хватило? Ну точно — дурак». И улыбнулся ей в ответ он так же — придурковато. Стянул края миниатюрной курточки и, смирившись со своим провалом, обнял Кендис за плечо. — Ладно, Конфетка, идём. «Не настолько глубоко провалился в чувства? Что же тогда глубоко?» Сатору поклялся себе быть сдержанным до конца пути и не целовать Кендис даже на прощание. Он и был сдержанным: молчал рыбой и шёл как-то сковано. Впереди показался дом Джонсов, и Сатору мысленно похвалил себя за выполненное обещание. Снял с себя курточку Кендис, всучил ей в руки и победно приосанился — молодец, целовать тоже не стал. «Устроил панику на ровном месте. — Сатору мысленно выдохнул. — Я же сильнейший и владею собой». — Постой здесь, — скомандовала Кендис, — я тоже хочу кое-что сделать. Поднялась вверх по ступенькам, вытянула руку и, хихикнув, потрепала его по волосам. — А я выше тебя! — по-ребячески воскликнула она. — Хм…— Деловито приложила кулачок к подбородку и изобразила задумчивость. — Может, мне в принципе нравится быть сверху… Он владеет собой? Сатору обхватил её голые ноги, поднял Кендис со ступенек, опустил рядом с собой и жадно припал к её губам. Сгрёб в объятие, чтобы ощущать опору и не согнуться пополам на подкашивающихся ногах. Он владеет собой? Ну да! Глупый мальчишка. Её мягкая грудь прижималась к его груди, и сердце Сатору подскакивало до самого горла. Откуда-то сверху, из окна, раздался женский голос: — Детка, ты чего так поздно? Кендис в испуге округлила глаза и толкнула Сатору в грудь. Отвернулась, сконфуженно зажала ладонью полыхающий от поцелуя рот. — Боже… — проговорила она чуть слышно, залившись краской до ушей. — Засиделись с ребятами! Уже бегу! — протараторила, собравшись с духом. — А ты — Сатору, верно? — елейно пропела Сэёми. — Я Сэёми Джонс, мама Кендис, — представилась она и улыбнулась широченной, несколько неестественной улыбкой. — Добрый вечер, госпожа Джонс! — преодолев неловкость, ответил Сатору и поклонился. — Ну всё, тогда до послезавтра? — Кендис не терпелось поскорее распрощаться. — Да… — ломано ответил Сатору, не зная, в какую сторону податься и как быть: обнять ли Кендис на прощание, просто руку пожать или лучше вообще к ней не прикасаться? — Погодите прощаться, — внезапно произнесла Сэёми. — Мы сейчас будем ужинать, заходи и ты, Сатору. — Мама! — Кендис сердито вперилась взглядом в мать, поджала губы и чуть заметно помотала головой. — Как невежливо, Кендис, — пожурила Сэёми дочь. — Отказов не приму, поднимайтесь оба. Сэёми скрылась в окне, а Кендис стиснула зубы и со всей силы зажмурилась: «Катастрофа». — Извини, — шепнула она, виновато поглядев на Сатору. — Ты иди, я как-нибудь объяснюсь. — Да чего я, ужина какого-то испугаться должен? Хах! Вот ещё. — Сатору взял её за руку и бодро повёл за собой по лестнице. Сняли обувь и прошли в гостиную: за столом с сигаретой во рту сидел мужчина лет сорока и листал газету. Лицо уставшее и морщинистое, но притягательное. Сам сухощавый, подтянутый, одет хоть и по-домашнему, но со вкусом — воплощённый шарм. Он поднял на вошедших пару тёмных глаз и отложил газету в сторону. — Добрый вечер, господин Такеши, — обратилась к нему Кендис. — Добрый вечер, милая, — сердечно ответил он, а затем смерил взглядом её спутника. — А этот молодой человек… — Сатору Годжо, — представился Сатору и отвесил поклон. — И вам добрый вечер. — Сатору мой… — Кендис замялась. — Мой друг. — Я пригласила его отужинать с нами, — вмешалась вернувшаяся из кухни Сэёми. — Присаживайся, дорогой, — обратилась она к гостю, — у нас на ужин карри, суп и закуска. — Мам, а паста осталась со вчерашнего? — спросила Кендис, капризно насупившись. — Ты опять отдельно? — поинтересовался Такеши. — Кендис у нас не любит японскую кухню, — уточнил он для Сатору. — Нелегко ей, наверное, — ответил Сатору, с сочувствием поглядев на Кендис. Спустя несколько минут суеты все сели за стол, и на миг повисла тишина, которую вскоре прервал господин Такеши: — Вы с нашей Кендис вместе учитесь? — Нет, Сатору студент Токийского Магического колледжа, как твой дед, — пояснила Сэёми. — Я, как и Кендис — дворняжка в мире магии: в роду были маги, но мне их сила не передалась, — продолжил Такеши. — Может, и к лучшему: у магов скверная участь. Не хотелось бы глупо погибнуть в самом расцвете сил, как мой друг Рик. — И какое же занятие, по-вашему, достойное? — ядовито спросил Сатору. — Раз быть магом — это глупость. Хотя, может, вы и правы… Такеши пристально сощурился, стряхнул пепел с сигареты и сделал глубокую затяжку. — Извините, если задел вас, юноша, — протянул он, не меняя тона. — Понимаю, вы молоды и горячи, небось, так и не терпится сложить где-нибудь буйную голову, но, на мой взгляд, это не прагматично, — добавил надменно. — А позволить проклятым духам спокойно разгуливать по миру — это как, прагматично? — Сатору воинственно надвинул тонкие белёсые брови. — Ну хватит на сегодня. — Сэёми неловко улыбнулась — ей не нравилось, что ужин пошёл не по её плану. — Лучше расскажите, как у вас с Кендис завязался такой чудный роман! Сатору застыл с палочками в зубах, а Кендис выронила испачканную в томатном соусе вилку на свои белые шорты. «Такеши с мамой что, решили устроить соревнование на то, кто себя выставит в наиболее глупом свете? Позорище…» — сокрушалась про себя Кендис. — Мы с Риком тоже познакомились во времена студенчества, долго ходили вокруг да около, а потом завертелось, закрутилось — так и получилась наша красавица! — Сэёми покровительственно посмотрела на горящую от стыда Кендис. — С детками лучше не тянуть, а то потом то одно, то другое. Ну, это дело молодое! «Да что за цирк она устроила?! — растерянно спрашивала про себя Кендис. — Пьяная, что ли? А я-то уж грешным делом подумала, что хуже быть не может! Оказывается, я недооценивала маму…» Сатору молчал и, потупив взор, тихонько перебирал палочками рис. Его щёки были красные, а глаза бегали туда-сюда по тарелке. — Ты не будешь доедать? — шёпотом спросила его Кендис. — Нет. Кажется, я сыт. Причём по горло. Сославшись на позднее время, Сатору раскланялся и чуть не выбежал на улицу. Свежий воздух. Свободное пространство вокруг и ни души. Над головой — сиреневое небо, усеянное крошкой звёзд. Сатору запрокинул голову и задумчиво уставился в вышину: из-за сизого облака выглянула луна и пролилась на землю серебром. «А небо-то проясняется», — подумал Сатору, издав смешок. За спиной раздались торопливые шаги. Хвать — в его ладонь скользнула рука Кендис, а на спину опустилась приятная тяжесть головы. — Извини за это представление, — прошептала Кендис. — Я поговорю с мамой. — О чём ты мечтаешь, Кенди? — внезапно спросил Сатору. — В смысле? — Она отняла голову от его спины и в непонимании нахмурилась. — Чего ты хочешь от будущего? К чему стремишься? — Обязательно спрашивать это сейчас? Это допрос, что ли? Сатору посмотрел на неё из-за плеча, и его фосфорически-голубые глаза напугали Кендис. — Просто ответь. Она отшатнулась и безотчётно обняла себя за плечи, словно хотела защититься, спрятаться от его пронзительного, холодного взгляда и резкого тона. — Ничего… ничего особенного не хочу, — глядя себе под ноги, ответила Кендис. — Хочу быть счастлива. В моём идеальном мире я преподаю танцы — желательно в собственной школе. Ну что ещё… Наверное, любимый муж, дети — обычная жизнь. Сатору молчал и, что-то обдумывая, вглядывался в её понурую фигурку. — Понятно, — сухо бросил он наконец. — Доброй ночи, Кенди. Махнул рукой на прощание — и скрылся в ночи.

***

Сатору не звонил, а на вечеринку и вовсе не явился: «Прости, Кенди, с вечеринкой не получится. Отправили на миссию», — прислал он ей смс за час до встречи. Проглотив обиду, Кендис ответила, что всё понимает. Но стоя перед зеркалом и нанося неприлично яркий макияж, она только и представляла, как изо всех сил душит его. Благо на сей раз она была не одна — Рэйко и Сёко пришли ровно к назначенному времени и развлекали её пустой болтовнёй. Да и плевать ей на Сатору! Придя на вечеринку, Кендис с порога бросилась в сторону бара, схватила бутылку текилы — совсем как взрослая! — отвернула крышку и пила прямо так, без лишних церемоний в виде кусочка лайма и щепотки соли. Отставила выпивку и бросилась в толпу танцующих: обняла за шею Марселя — хозяина вечеринки — и увлекла за собой томными движениями натренированных бёдер. А он не возражал: улыбнулся очаровательно и дьявольски, заключил её талию в кольцо сильных рук. — Смотрю, наша девочка пошла в отрыв, — произнесла на ушко Рэйко стрелявшая сигаретку Сёко. — Она чем-то явно расстроена, надо бы присмотреть за ней. — Не преувеличивай! — ответила Рэйко с улыбкой. — Это же вечеринка, а на вечеринках принято веселиться. — Странно, что Сатору не пришёл, — не унималась Сёко, задумчиво помешивая трубочкой пунш, — он ведь собирался. Ладно бы миссию поручили, так он в классе торчал, когда я уходила. Кендис танцевала до беспамятства и так же до беспамятства пила. Хотела доказать себе, что не грустит, что не скучает по какому-то мальчишке, которого непонятно как называть — парнем или другом. Она так хотела забыться, что к часу ночи уже совершенно ничего не понимала и сидела на полу в уборной, согнувшись в три погибели над унитазом. «Меня тошнит от алкоголя, от грёбаного Годжо или от собственной глупости?» — спрашивала себя Кендис, рыдая и сморкаясь в смятый клочок туалетной бумаги. В дверь раздался лёгкий стук. — Кенди, ты там жива? — это был голос Сатору. — Мне Сёко позвонила, сказала, что тебе плохо. — Я в порядке! — крикнула она заплетающимся языком. — Не нужно было приезжать, ты же у нас весь такой занятой… — Выходи, отвезу тебя домой, — спокойно ответил он. Кендис из последних сил поднялась с пола, как следует умылась и, приоткрыв дверь, сердито уставилась на Сатору: бледная, макияж размазан по лицу, волосы мокрые. — Мне не нужна твоя помощь, такси вызову, — дрожащим голосом проговорила она, трясясь от тошноты. Сатору молча толкнул дверь, поднял Кендис на руки и понёс на улицу. — Вот это ты наконфетилась, конечно, — со смешком произнёс он, усаживая её на заднее сидение своей машины. — Заткнись, — пробурчала Кендис, пряча лицо в ладонях. — Так бы и стукнула… — Рядом с тобой лежит пакетик, если понадобится, — рассудительно кинул Сатору, сев за руль. — Постараюсь ехать помедленнее, — добавил он мягко, а затем глянул через плечо и добродушно хохотнул. — Ну даёшь, Конфетка! Почему он такой очаровательный и благоразумный? Даже тут умудрился выйти сухим из воды — форменная сволочь. Кендис всю дорогу превозмогала ужасающую тошноту и желание разрыдаться крокодилом. После этого перформанса Сатору уж точно больше не захочет иметь с ней ничего общего — очевидно же. В груди жгло от обиды и несправедливости. Уличные фонари плевались в окно грязно-рыжими смазанными отблесками, терзали душу равнодушным светом. Уснуть бы и крепко проспать до следующего лета. Или хотя бы до того момента, когда перестанет столь безбожно тошнить. Под спиной промялся матрас, на плечи приятно опустилось холодное одеяло — она уже в кровати? Кендис не знала, почудилось ли ей, но в последнюю секунду перед забвением она ощутила на лбу прикосновение тёплых губ и щекотку взъершенных мягких волос. «Сладких снов, Конфетка», — прозвучало будто бы за сотню километров, из какого-то неведомого пространства. Гадкий, гадкий! Но такой любимый.

***

«Мы с ней совсем разные и хотим от жизни разных вещей. Хорошо, что не успел увязнуть в этом. Мои планы на жизнь слишком грандиозны для скучной мещанки с беззубыми мечтами и отсутствием амбиций. Пора уже честно себе признаться — Кендис мне не ровня. И лучше закончить этот наивный романчик до того, как разобью ей сердце и стану тем самым ненавистным бывшим», — решил Сатору однажды вечером, глядя в окно на серый ливень, барабанивший по стёклам. И перестал искать встреч со своей Конфеткой. Благо, работёнки в августе и сентябре навалилось неприлично много, да и успехи в освоении магических техник отвлекли Сатору от любования Кендис на самолюбование. Только состояние Сугуру внушало опасение и с каждым днём увеличивало трещину в его собственноручно выстроенном мирке благополучия и бесконечных успехов. Пока на исходе сентября этот мирок окончательно не разбился вдребезги. Сугуру приговорён к казни, потому что он — убийца. Как такое возможно? Как Сатору со своими шестью глазами мог оказаться столь слеп? Мир перевернулся с ног на голову, и в этом уродливом перевёртыше у него больше не было лучшего друга — только странный незнакомец, с безразличием растворяющийся в толпе. В груди Сатору зияла чёрная дыра — проклятая и бездонная. Неужели она никогда не затянется? Неужели ничто не способно её заткнуть? Непослушные, бедовые ноги принесли его на порог дома Кендис. Как, должно быть, отвратительно, что он вспомнил о ней лишь сейчас — в момент беспросветного одиночества и уничтожающей боли. Будто она анальгетик какой или подушка для слёз. Вот только шёл он к ней вовсе не для того, чтобы порыдать на плече. Пачка презервативов во внутреннем кармане прожигала до самых рёбер, ноги тряслись как у первоклассника. «Успокойся, кретин. Это же просто секс». Куда там! Сатору колошматило так, словно он взялся руками за оголённый провод. — Ого… — робко протянула Кендис, увидев на пороге нежданного гостя. — Привет, — сдержанно произнесла она, скрестив на груди руки. — Надо же, призраки существуют! Она улыбнулась ему тепло и ласково. — Привет, Кенди. Пустишь? — Сатору кивнул на дверь. Кендис сразу заметила, что он чем-то расстроен, а потому не стала осыпать обвинениями и колкостями. Посторонилась и пустила внутрь. — Госпожи Сэёми нет? — поинтересовался Сатору, с любопытством заглянув в гостиную. — Никого нет. О да! Это было то, что он так желал услышать. — Посидим у тебя? — не своим голосом спросил Сатору. Кендис пожала плечами и, сделав рукой пригласительный жест, направилась в свою комнату. Внутренности скрутило в тугой узел. Бежать! Бежать со всех ног, пока не натворил бед! Но по темечку Сатору стучал невидимый молоточек, по жилам разливался азарт, а низ живота налился нестерпимой тяжестью. Он хищно вошёл в комнатку Кендис и бегло огляделся по сторонам: тесно, но чисто и светло. На белых полках стояли цветные бутылки с гербарием, на письменном столе в открытом виде лежала книга на английском языке, а рядом в большой кружке стыл чёрный кофе. В распахнутое окно, занавешенное тюлем, врывался горячий пыльный ветер. — Садись, куда сядется, — гостеприимно сказала Кендис, усевшись по-турецки на кровати. — Я как раз фильм думала посмотреть, хоть компания будет… — Не хочу ничего смотреть, — оборвал её Сатору. Сел на край кровати, небрежным движением снял очки и уставился ей в глаза. — Хочу тебя. Она собралась было переспросить, но куда уж прямее! Сглотнула удушливый комок и опустила взгляд на свои пальцы, нервно перебиравшие пододеяльник. — Хорошо, — тихо ответила Кендис. — Только я ничего не умею… — добавила застенчиво. — Я умею. — Ладно, — доверчиво шепнула она и вновь посмотрела в его лицо — незнакомое и чужое. Пугающее. Кендис подалась вперёд и припала к его губам — уж они-то должны быть роднее некуда. Но нет: жадные, требовательные, отчаянные. И только пушистые ресницы приятно щекотали ей скулы. Кендис помогла Сатору снять форменный пиджак с рубашкой и не заметила, как мгновение спустя оказалась под тяжестью его тела. Страшно. Но между ног всё равно полыхало. В голове мутно, перед взором пелена. Кендис задыхалась от жестоких поцелуев Сатору, но несмотря на это ей хотелось ещё и ещё. — Люблю тебя, люблю… — безропотно и наивно лепетала она ему. Глупая, глупая Кендис! Пальцы Сатору медленно и бережно проникли внутрь её тела, и Кендис сладостно вскрикнула. Обхватила его крепкую шею и стала податливо двигать бёдрами ему навстречу. В голове плавилось, внутри — тоже. Кендис чудилось, будто она вновь лежит на раскалённом лесном камне, окутанная непостижимой приземлённой красотой телесного желания. Она готова была поклясться, что лежала бы так целую вечность. Но Сатору спешно отстранился от неё, чтобы расстегнуть ширинку. «Потерпи немного, ему ведь тоже хочется, чтобы было приятно, — шептало её затуманенное сознание. — Красивый. — Кендис наконец смогла разглядеть его обнажённое тело. — И весь мой». Коснулась его живота, и тот вздрогнул под её ладонью. Сатору покачнулся и, громко простонав, едва не рухнул обратно на Кендис, но успел ухватиться за спинку кровати. Сатору вновь лёг на неё. Досадно — она не успела как следует рассмотреть его член. Ерунда! Успеется ещё. Сейчас главное успокоиться и хорошенько расслабиться. Кендис поёрзала головой по подушке, чтобы принять удобное положение, и пошире развела ноги. Изнутри пронзила жуткая боль. Кендис безмолвно открыла рот, но даже вскрикнуть не смогла. Больно. Будто внутри тела толкается кусок льда с зазубренными краями. Кендис беспомощно упёрлась кулачками в грудь Сатору, но не оттолкнула его. «Скажи ему, скажи, что тебе не нравится», — уговаривала она себя, но боялась, что он перестанет. И тогда точно уйдёт навсегда. Неужели это то, чему вся современная культура слагает столько од? Ведь Кендис хотела этого, ведь отдалась Сатору по любви — разве этого недостаточно? Но, казалось, любви вообще не было места между их взмокшими разгорячёнными телами. Может, так только в первый раз? У Кендис не было ответов. Всё, чего ей хотелось — чтобы эта пытка закончилась как можно скорее. И она закончилась: Сатору надсадно вскрикнул, уткнувшись лицом в шею Кендис, и затих. А она не придумала ничего лучше, чем обнять его крепче. Звенящая тишина разлилась по комнате, лишь с улицы доносились голоса прохожих да шум автомобильных колёс. Напоминали о том, что мир за пределами спальни Кендис не застыл. «Придурок, лучше бы сразу признался ей, что у тебя это тоже впервые, — сокрушённо думал Сатору, страшась поднять голову и посмотреть Кендис в глаза. — Ну что, выпендрился, показушник? Ей же ни капельки не понравилось. Да и мне не то что бы…» Стыд выворачивал внутренности наизнанку. К горлу подступила тошнота, и Сатору боялся пошевелиться: не хватало ещё, чтобы вырвало на глазах у Кендис. Хотелось рыдать: и ей, и ему. От того, как бездарно разбазарили свои чувства. Всё было неправильно. Полнейший провал. И всё же они сплелись в тесном объятии и проспали так до утра. — Извини, если дал тебе ложную надежду, — тихо произнёс Сатору утром, сидя на краю постели спиной к Кендис. — Всё это не для меня, понимаешь, Кенди? Брак, детишки и обычная жизнь всегда были не по мне. Скука! — Он пожал плечами — просто, незатейливо. — Удивительно, как девчонка со столь необычным именем может быть такой скучной. Но ты не виновата, — добавил со снисхождением и посмотрел на неё через плечо, — это я ошибся на твой счёт. — Нагнулся и поднял с пола брюки. — Мне надо идти… Кендис посильнее прижала к груди одеяло и ничего не ответила. Алое пятно на белоснежной простыне смотрело на неё с укором и насмешкой. И поделом: нечего открывать своё сердце, подносить его на блюдечке и ожидать, что кто-то отдаст своё взамен.