Мой покровитель — Самурай

      Жёлтый свет от лампы рисовал на одной из стен комнаты две сливающиеся воедино тёмные фигуры. Приглушённые стоны и пошлые влажные звуки поцелуев растворялись в тяжёлом воздухе двух смешавшихся запахов. По углам были разбросаны бесформенные кучи таких уже ненужных рубашек и брюк, которые стали невольными свидетелями только начинавшейся ночи. Обнажённые тела медленно ласкали друг друга, плавно перемещаясь с одного края кровати на другой, сминая под собой шёлковую алую простынь.       Идеально сработанный план. Тэхён получит сегодня то, что должен был получить ещё пару недель назад. В этот раз пришлось постараться. Чонгук после той ссоры не подпускал к себе, строя из себя, как казалось омеге, потерпевшую сторону. Засунув свою гордость куда подальше, Тэхён вымолил прощение, и сегодняшняя ночь любви должна быть для них примирительной. Отпустить такого альфу — значит снова вернуться туда, где каждый день — это борьба за выживание. Такого исхода он не мог допустить. Секса у них не было почти месяц, что, оказалось, только к лучшему. Убийственная смесь алкоголя и возбуждающих ласк по и так скопившему напряжение телу сделали своё дело. Пьяное сознание Чонгука ослабило бдительность, отдавая возбуждённое тело в руки находчивого омеги, что сейчас извивался на нём, выпрашивая большего. Перед голым, полностью отдающим себя Тэхёном почти невозможно было устоять.       Чонгук подхватил сидящего на его бёдрах разнеженного омегу и уложил на спину, накрывая собой сверху. Мокрые следы от губ постепенно заполняли пространство на гибком податливом теле. В голове альфы в этот момент было пусто, так как последние минут сорок им руководил инстинкт, что сейчас твёрдо стоял, прижатый к животу и ожидающий столь необходимой разрядки. Чонгук не святой и уж точно не джентльмен. Он никогда не строил из себя праведника. Грех идёт с ним рядом рука об руку вот уже двадцать два года. О том, что Тэхён всё ещё им манипулирует, Чонгук подумает утром. А сейчас самое время предаться разврату без намёка на трепет и любовь. Грубый животный секс, ничем не отличающийся от соития в одной из комнат «Кровавого лотоса».       Взяв инициативу в свои руки, Тэхён взобрался на крепкие, влажные от пота бёдра Чонгука и, крепко сжав его член ладонью, направил к текущей, пульсирующей дырочке. Но протолкнув внутрь только головку, тишину комнаты нарушил входящий вызов на телефон альфы. В ту же секунду лёгким движением крепких рук Чонгук снял омегу с себя и начал лихорадочно искать телефон. В отличие от Тэхёна, он был сильно пьян, и это существенно мешало ему в поисках. Альфа, нахмурившись, шатался вокруг разворошенной кровати, пытаясь понять, откуда доносится звук.       Шокированный таким поведением любимого Тэхён соскочил с кровати, чтобы резко схватить раздражающий телефон, который гудел на полу под грудой одежды. Быстро сбросив вызов, он уже хотел положить нарушителя их идиллии на тумбочку, как его резко схватили за руку, сжав до боли пальцы, державшие телефон.       Нависнув грозовой тучей над сидящим на кровати омегой, Чонгук грубо выпалил не подумав:       — Дай. Мне. Телефон.       — Нет! — прокричал Тэхён прямо в нахмуренное лицо всё ещё пьяного альфы. — Мне больно, чёрт возьми! Отпусти мою руку, Чонгук! — он изо всех сил пытался выдернуть свою руку из крепкой хватки, но безуспешно.       — Хорошо, отпустил, — Чонгук отпустил руку омеги, решив, что действительно переборщил, и снова повторил, уже мягче: — Тэ, мне надо посмотреть, кто звонил в такой поздний час. Вдруг что-то случилось?       Тэхён — абсолютно голый — быстро сполз с кровати и отскочил в противоположную сторону от альфы. Продолжая сжимать чужой телефон в руке, он всем видом хотел показать, что ни капли не испугался. Хотя на самом деле сердце в груди начало бешено колотиться, стоило только услышать грубый голос Чонгука. А покрасневшая ладонь наверняка ещё будет болеть не один час. Тэхён привык показывать напускное бесстрашие, но внутри… Внутри сидел напуганный омега.       — Кто мне звонил? — Чонгук стал медленно подходить к омеге, сдерживая из последних сил желание осадить зазнавшегося омегу. Сейчас не время для игр. В такой поздний час главу клана просто так не тревожат.       Разблокировав телефон, Тэхён посмотрел на экран, нахмурив брови.       — Не знаю я! Неизвестный номер! — спрятав руку с телефоном за спиной, он сам пошёл навстречу Чонгуку. — Ошибся номером кто-то, любимый…       — Что? Неизвестный? — оказавшись рядом с омегой, Чонгук развернул его к себе спиной и опять схватил за руку, которая всё также крепко сжимала телефон. Звук входящего вызова опять заполнил комнату. — Телефон, Тэхён!       Разжав резко ладонь, Тэхён отпустил звонящий телефон. Замедленная алкоголем реакция альфы не дала подхватить его в руку, отчего тот с глухим звуком упал на серый ковролин.       — Подавись своим телефоном… — обиженный омега забрался на разворошенную кровать и завернулся в одеяло. К горлу подкатил ком. Весь романтический настрой был испорчен. Ну вот что может быть важнее него?       С телефоном в руке Чонгук вышел из спальни, чтобы спокойно поговорить с тем, кто так отчаянно звонил. В сердце альфы вспыхнул маленький огонёк надежды, что, возможно, это звонил один маленький беременный омега.       Он вспоминал о нём каждый день после той случайной встречи в больнице. Любой другой уже давно бы выкинул из головы чужого омегу, но Чонгук, наоборот, каждый раз прокручивал их две встречи от начала и до конца. Обдумывая каждое сказанное слово Юнги по несколько раз, пытаясь найти в них какой-нибудь скрытый смысл.       Был ли он вообще? Может, и вправду у омеги не всё так плохо, как кажется тревожной голове Чонгука? Только одно было ясно. Юнги из своих мыслей гнать совсем не хотелось. Чужой омега занял там место, вытесняя потихоньку всё остальное на второй план. И как это помешательство объяснить, Чонгук, увы, не знал. Это было похоже на болезнь, которая постепенно поражала весь организм, проникая по венам в жизненно важные органы. Болезнь, у которой нет лекарства и никогда не будет. Мы обречены болеть — это неотъемлемая часть человеческой жизни.       Вернувшись в комнату, Чонгук обнаружил Тэхёна лежащим на животе под одеялом. Тот почти заснул.       — И… кто звонил? — нехотя поинтересовался омега. Обида всё ещё жгла в груди, но ради приличия пришлось пересилить себя и спросить.       — Машину ребят расстреляли, когда они из казино возвращались… Двое погибли, — ответил тихо альфа, одновременно собирая свои вещи по комнате. — Я поехал.       Подняв голову с подушки, Тэхён сонным голосом прохрипел:       — Без тебя не разберутся, что ли? Как ты в таком состоянии поедешь?       — Я, как глава клана, обязан быть там. На такси уеду, не переживай…       — Ясно, — уронив голову обратно на подушку, Тэхён закрыл глаза в бессилии, решив, что на сегодня с него хватит и сейчас он хочет только спать.       Собравшись, Чонгук ещё раз посмотрел на время и, выключив лампу на прикроватной тумбочке, вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Огонёк надежды в груди альфы погас, как и свет в его комнате.       Не Юнги ему звонил. Не Юнги.

***

      Один из бедных районов Сеула всем своим видом показывал омеге, что им с водителем здесь не рады. Чёрный «мерседес» выглядел чужеродно на фоне узких потрескавшихся от времени дорог; обветшалых двухэтажных домиков, с раскрошившейся от дождей черепицей; уличных дешёвых забегаловок, от которых запах использованного несколько раз масла распространялся на всю округу. Местные жители с уставшими лицами проходили мимо, не стесняясь заглядывать в открытые окна машины. Их загорелые лица, в большинстве случаев усыпанные морщинами, не выражали ничего, кроме презрения. Богатым тут не место. Им здесь никогда не будут рады. В таких районах жили в основном старики. Некоторые из них, купив в молодости ещё новенькие дома и прожив в них всю жизнь, сейчас же сдавали комнаты или целые этажи бедным студентам и рабочим заводов, расположенных недалеко от района.       Отец Юнги с некоторых пор также жил здесь в одном из домов, построенных на самой верхней точке района. Чтобы добраться до нового места жительства родителя, водителю пришлось поломать голову над тем, как бы не заехать по узким улочкам в тупик, а также случайно не сбить какую-нибудь старушку, катящую перед собой тележку с грудой коробок и прочего ненужного хлама. В какой-то момент дорога для машин закончилась, оставляя вместо себя только множество каменных лестниц и вытоптанных стихийных тропинок.       Новый адрес Юнги узнал от Феликса. Оказалось, что их дом постигла та же участь, что и особняк родителей отца. Его всё-таки забрали за долги. На этот раз долги были подпольным игровым конторам, работающим неофициально. Перед тем как потерять дом, господина Мина уволили с работы, перестав тянуть нерадивого сотрудника. Феликс отслеживал альфу и поэтому, как только тот на последние деньги снял комнату в одном из бедных районов, сразу же рассказал об этом Юнги. Сейчас же отец подрабатывал в забегаловках разнорабочим, а в свободное время заливал свою злость на просранную жизнь дешёвым алкоголем из ближайшего магазинчика за углом.       — Вот новый адрес твоего отца, — Феликс протянул розовый квадратный стикер Юнги. — Я знаю, как ты переживаешь за него, хоть он этого и не заслуживает.       — Спасибо. Я обязательно к нему съезжу, пусть даже на пять минут, но съезжу. Хочу увидеть отца, ведь на мои звонки он давно не отвечает… — сдерживая прорывающиеся наружу слёзы, прошептал Юнги.       — Навести его. С таким образом жизни он долго не протянет. И… Спасибо, малыш, в карман не положишь, — альфа притянул к себе несопротивляющееся тело и стиснул, насколько позволял между ними живот омеги. Уткнувшись носом в тонкую шею, он стал жадно вдыхать такой возбуждающий его зверя запах. — Ночью я немного поиграю с тобой».       Через пятнадцать минут ходьбы, казалось бы, по бесконечным лестницам, они вышли наконец-таки на нужный домик. К входной двери вела каменная дорожка, заросшая в некоторых местах зелёной травой. Обветшалые стены, деревянные рамы на окнах, облезлая краска на двери говорили сами за себя. Дом стоит здесь без малого пять десятков лет.       Набравшись смелости, Юнги постучал в дверь, ожидая, что ему, скорее всего, даже не откроют. Немного постояв, он решил ещё раз повторить. И ещё раз. Повторял до тех пор, пока в замочной скважине не послышались звуки. Старая щуплая старушка открыла дверь, всем видом показывая своё негостеприимство.       — Мальчик, чего тебе?! — пожилая омега вытерла морщинистые руки о грязный фартук и, скривив губы, стала рассматривать виднеющийся живот Юнги.       — Здравствуйте, скажите, пожалуйста, здесь живёт господин Мин Хаджун?       — А вы кем ему приходитесь? У меня тут не проходной двор! — отозвалсь недовольно старуха.       — Я его сын, госпожа. Можно мне увидеть моего отца? — Юнги просто так отсюда не уйдёт. Зря он, что ли, проделал такой долгий путь по лестницам с животом наперевес?       Старушка посмотрела сначала на высокого лысого альфу в чёрном костюме, а потом опять на Юнги и, немного подумав, вынесла вердикт:       — Ладно. Ты, белобрысый, заходи, а этот головорез пусть на улице подождёт! Второй этаж, дверь налево, — омега кряхтя развернулась и прошла вглубь дома, тихо бурча под нос: — С ума сойти, отец в нищете выживает кое-как, зато сынок весь расфуфыренный… Ни стыда ни совести у этой молодёжи.       Проглотив последнюю фразу старухи, Юнги молча прошёл к деревянной лестнице и стал медленно по ней подниматься. С каждым шагом его сердце стучало, казалось, всё громче и громче, а ноги совсем не хотели слушаться хозяина.       Последний раз омега видел отца спустя два месяца после свадьбы. В тот день, как оказалось, он был последний раз в родительском доме, в своей уютной комнате. В комнате, где с самого детства Юнги бережно собирал любимые книжки, мягкие игрушки, а в подростковом возрасте — плакаты знаменитой на всю страну музыкальной группы. Всё это сейчас, скорее всего, уничтожено новыми владельцами дома, как ненужный хлам.       Ничего хорошего из той встречи не вышло. Отец в пьяном бреду, стоя на коленях, молил Юнги, но не о прощении, а о крупной сумме денег. Получив отказ, альфа в гневе разбил бутылкой зеркало и ушёл в неизвестном направлении, оставив плачущего сына посреди разлетевшихся осколков.       Дверь в комнату отца оказалась незапертой. Сделав шаг в небольшое помещение, в нос Юнги ударил запах перегара и десятка выкуренных дешёвых сигарет. В глаза сразу бросились кучи пустых коробок из-под еды, бутылки соджу и пива, грязные вещи. Среди этого беспорядка жил в последнее время его родной отец. Следить за ним больше некому.       Отец спал на потрёпанном кресле напротив маленького включённого телевизора. Тишину комнаты разбавляла программа новостей на одном из сеульских каналов. Судя по грязной униформе и запачканным рукам, альфа недавно вернулся с работы. Стоит ли его сейчас будить?       На цыпочках Юнги подошёл к окну. Со второй попытки у него получилось открыть деревянную раму, и в комнату хлынул поток свежего июньского воздуха. Вдохнув полной грудью спасительный кислород, омега повернулся, чтобы ещё раз взглянуть на мирно спящего отца. Невольно губы задрожали, предвещая подходящую волну непрошеных слёз. Когда-то Мин Хаджун был привлекательным альфой. Что же он сделал с собой? От былой красоты ничего не осталось. Обрюзгшее тело, пивной живот, отросшая щетина и редеющие волосы. Как же отец постарел… С самого детства Юнги мучил только один вопрос: «Как сложилась бы их жизнь, будь мама жива?».       Взяв себя в руки, Юнги вытер ладонью со щеки мокрую дорожку и подошёл к альфе. Он должен поговорить с ним. Никто не знает, состоится ли после этого ещё одна встреча или нет.       Легонько взяв отца за плечо, омега прошептал:       — Отец, проснись.       Но альфа и не пошевелился.       — Отец! — уже громче повторил, теребя рабочую куртку альфы. — Отец… проснись, прошу тебя…       Спустя несколько минут альфа всё-таки завозился на кресле, нехотя открывая опухшие глаза. Увидев перед собой бледное лицо сына, его тонкие губы на пару секунд тронула улыбка.       — Сынок! Как я рад тебя видеть! — отец, так и не встав с кресла, протянул руки к Юнги, но, разглядев выпирающий живот, опустил их. — Обрюхатил… значит.       Юнги впал в ступор от такой быстрой смены настроения отца. Какая ему вообще разница, будет ли у них ребёнок или нет?       Тяжело поднявшись с кресла, отец прошёл мимо сына к открытому окну и закурил сморщенную сигарету, что лежала всё это время в нагрудном кармашке.       — У тебя родится внук, разве это плохо, отец? — Юнги опустил голову, словно провинившийся ребёнок, не в силах больше смотреть на недовольное лицо альфы.       — Ты совсем башкой своей выкрашенной думать не хочешь? — отец полной грудью затянулся и на выдохе продолжил: — После родов ты станешь испорченным товаром! Жирный, с обвисшим брюхом и растянутой кожей! Да он сразу выбросит тебя из дома! И найдёт новую куклу, как ты не понимаешь?! — не докурив, он потушил сигарету о пепельницу. — Ты мне здесь не нужен. Тем более с отродьем на руках. Я твою жопу удачно пристроил, чтобы «что»?! От тебя никакого толку! Хоть бы тысячу вон дал отцу.       — Не переживай, отец, к тебе я точно не приду, — положив руку на спинку кресла, Юнги начал теребить выбившиеся из него цветные нитки — надо было хоть как-то занять дрожащие пальцы. Миссию «не нервничать» с успехом можно считать проваленной. — И чтобы ты знал, это не ты меня удачно пристроил, а Феликс. По твоей доброй воле я сейчас бы обслуживал сотни альф.       Переваливаясь с ноги на ногу, альфа дошёл до маленького холодильника и достал оттуда банку пива.       — Всё лучше, чем в вонючем кафе с грязными тарелками носиться за гроши, — сделав несколько глотков холодного пива, он снова завалился в кресло. — Говори быстрее, что хотел?       Сглотнув ком обиды и уронив на грязный пол несколько горьких слёз, Юнги ответил:       — Увидеть хотел тебя, отец…       — Вот он я, жив и здоров. А я-то думал, ты меня поддержать пришёл, денег подкинуть отцу, — альфа громко отрыгнул, после чего опять присосался к жестяной банке пива.       Шмыгнув носом, Юнги огляделся по сторонам и, подойдя к старенькому телевизору, оставил на нём всю наличку, что была в кармане джинс. Уже стоя в проёме дверей, он не оборачиваясь решил задать отцу вопрос, на который не хотел бы знать ответа:       — Когда мама родила меня, ты ей тоже говорил все эти ужасные вещи?       Дверь громко захлопнулась, отчего порыв воздуха из открытого окна подхватил пять жёлтых купюр и разбросал их по грязному липкому полу.       Ни одна живая душа никогда не узнает, зачем Юнги на самом деле приезжал к отцу. После всех сказанных в его адрес слов он уже не смог выдавить из себя и предложить единственному родителю пройти лечение в реабилитационном центре. Из этой короткой встречи омега убедился в двух вещах: первое — люди не меняются, второе — ты не в силах помочь тому, кто этого не хочет сам.

***

      — Господин Ли, как долго вы будете закрывать глаза на то, что казино вот уже полгода не приносит должного дохода? — бета средних лет, поправив очки, положил папку с отчётами на стол перед Феликсом.       — Сколько раз тебе повторять, что всё под контролем? Я работаю над проблемой, — взяв папку в руки, альфа со всей силы швырнул её в стену.       — Извините, конечно, но мы не заметили, чтобы произошли какие-то изменения… Сокращения сотрудников не было, все филиалы «Красного Дракона» работают, должников становится всё больше и больше, также мы… — не успел бета договорить, как его фразу оборвали, громко хлопнув кулаком по столу.       — Замолчи. Закрой рот! Вам необязательно знать всё, что я делаю! — Феликс резко подскочил из-за стола и направился к шкафу, где стоял виски. — Оставь меня одного. И эту проклятую папку забери отсюда, иначе я её сожгу!       Бета на трясущихся ногах быстро подхватил с пола папку и ретировался из кабинета главы клана. Одно неверное движение или слово могло стоить жизни. Глава клана запросто мог сжечь не только папку, но и того, кто посмел её принести.       Не успел альфа сделать глоток только что налитого десятилетнего виски, как в кабинет ввалились десять бритоголовых вооружённых альф. Они рассредоточились по помещению, занимая места там, где можно было бы прижать пятую точку.       Опустошив бокал, Феликс сел за стол и, успокоив внутренних бесов, безэмоционально спросил:       — Чем порадуете?       — Двое насмерть, ещё один в больнице.       — Как жаль… Туда им, собственно, и дорога! — истерический смех сорвался с губ Феликса, со стороны напоминающего в данный момент пациента психиатрической больницы. Резкие перепады настроения у главы клана уже никого не удивляли, поэтому сотрудникам оставалось лишь не обращать внимания и смиренно ждать, когда их господин обратно вернёт себе человеческий облик.

***

      Прополоскав рот холодной водой, Юнги ещё раз приложил мокрые ладони к лицу. Его желудок только что чуть два раза не выпрыгнул наружу. Малышу пришёлся не по вкусу виноградный сок. Уже в комнате, поправив рукава белой пижамы, омега несколько раз покрутился у зеркала и посмотрел на время, прежде чем спуститься на первый этаж. Там, в столовой, всё так же поедая свой поздний ужин, сидел Феликс, который на плохое самочувствие мужа не соизволил сдвинуться и с места.       Обратно вернувшись за стол, Юнги молча уставился в пустую тарелку, изо всех сил пытаясь не вдыхать запах жареного мяса, что вызывал повторный приступ тошноты. Стакан с виноградным соком смиренно стоял рядом, напоминая события десятиминутной давности. В последнее время еда ни в какую не хотела держаться внутри желудка. Исключение составляли лишь мандарины. Любимый с детства фрукт не один раз спасал омегу от надоедливых рвотных позывов.       — Ешь, — Феликс отрезал кусок мяса, с которого капала светло-розовая жидкость, и положил на белую плоскую тарелку мужа.       Закрыв рот и нос ладонью, Юнги через силу ответил:       — Не могу. Тошнит.       Феликс положил палочки на стол. Ударив по столу ладонью, он схватил чистые палочки омеги, чтобы подцепить на них кусок мяса.       — Я тебе не верю. Ты хочешь вызвать к себе жалость, но меня этим не пронять! Вы, омеги, те ещё лживые суки, — протянув одну руку через стол, альфа убрал ладонь Юнги от лица, а второй рукой приложил ему к закрытом рту мясо, зажатое палочками. — Открой рот, не беси меня…       Поддавшись грубому натиску мужа, Юнги разжал губы. Но как только кусок мяса попал в рот, чувство подступающей рвоты вытолкнуло его обратно на тарелку. Взяв салфетку, омега, тяжело дыша, начал вытирать трясущимися руками запачканный жирным мясом рот.       — Феликс, ты же знаешь, что мне нельзя нервничать? Врач сказал… — не успел он договорить, как его грубо прервали.       — Врач, врач, мне сказал врач! Смени заезженную пластинку! — Феликс встал из-за стола и навис над мужем, не скрывая безумную улыбку. — Ты не сахарный — не растаешь! Ничего с тобой не случится, если ты пожрёшь наконец-таки нормально! Моему ребёнку нужны витамины и полезные вещества! А не только вода! — альфа отошёл от Юнги и, взяв в руки нож, начал нарезать оставшееся на большом блюде мясо.       — Я поем, но только завтра, обещаю… — Юнги, чувствуя накатывающую истерику, пытался придумать план по усмирению взбесившегося чудовища, что сидел внутри мужа.       — Ты будешь жрать это мясо сейчас. Мне нужен здоровый крепкий альфа, — повернувшись к Юнги, Феликс хватает того за волосы и оттягивает назад так, чтобы омега смотрел ему прямо в глаза. — Ты должен родить мне альфу! Зафиксируй у себя в голове. Альфу!       Как долго эта пытка продолжалась бы — неизвестно, если бы не звонок от охраны, что стояла в такое позднее время на улице. Феликс, услышав от охранника, кто к ним пожаловал, скривил лицо. Что могло серьёзного случиться, раз тот, кто на дух его не переносил, сам пожаловал к нему домой.       Прежде чем уйти встречать ночного гостя, альфа раздражённо отдал приказ всё ещё не пришедшему в себя Юнги:       — Быстро приберись на столе! Достань столовые приборы ещё на одного человека. И принеси из моего кабинета виски. Самурай приехал.       Взяв себя в руки, Юнги нехотя отклеил себя от стула и принялся выполнять поручение мужа. Расставляя чистые приборы дрожащими руками, он крутил в голове только одну мысль о том, что с минуты на минуту в столовую войдёт тот самый господин Чон, которого он видел в последний раз почти месяц назад.       Если Юнги скажет, что не вспоминал о нём, то соврёт. Вспоминал. Каждый день вспоминал. Галантный мужчина врезался в память, накрепко оседая там сложившимся после двух встреч образом. За свою недолгую жизнь омега не встречал ни одного альфы, похожего на господина Чона. Неосознанно сравнивая его с Феликсом, Юнги каждый раз ловил себя на мысли, что его муж проигрывает господину Чону по всем пунктам.       Что чувствует тот красивый омега с бордовыми волосами, встречаясь с таким мужчиной? Наверняка господин Чон оберегает любимого как зеницу ока, бережно сдувая с него пылинки и закрывая своей широкой спиной ото всех проблем. Юнги такое даже и не снилось…       Когда у омеги было всё готово, в столовую зашли что-то громко обсуждая альфы. Феликс, который никак не мог спрятать своё раздражение, и Чонгук, неровная походка которого говорила, что он очень пьян.       Увидев господина Чона в повседневной одежде, Юнги отметил про себя, что даже так альфа выглядел сногсшибательно. Растрепавшиеся, как после душа, чёрные волосы только дополняли образ, делая его более мягким и по-домашнему уютным.       Сам он, в отличие от мужчины, выглядел не очень. Белая помятая хлопковая пижама, тёплые для июньской жары голубые носки и высохшие в разные стороны волосы. Неловко показывать себя в таком виде, очень неловко.       Они поприветствовали друг друга и в напряжённой тишине расселись по своим местам, думая каждый о своём. Феликс с подозрением смотрел на внезапно притихшего гостя и не мог понять, что здесь происходит. Заходя в дом, Самурай говорил о каком-то срочном деле, но стоило сесть за стол — резко замолчал.       Решив взять всё в свои руки, Феликс разлил виски по стаканам и как можно доброжелательнее обратился к захмелевшему Чонгуку:       — Так что там за срочное дело, Самурай? Я внимательно тебя слушаю, — решив скрыть свою нарастающую агрессию к гостю, альфа поставил перед собой цель узнать во что бы то ни стало, возможно, важную информацию. Чон просто так никогда не приехал бы к нему. А это значит, дело серьёзное.       Чонгук осушил стакан и пьяным, замыленным взглядом уставился на Юнги. Голова не хотела уже больше ничего придумывать, так как её план попасть в особняк и увидеть омегу выполнен. Необходимо срочно придумать, что делать дальше. А лучше было бы прямо сейчас избавиться от третьего лишнего. Юнги будет не в восторге, если его мужу свернут голыми руками шею?       — Я хотел, чтобы мои парни… — с трудом начал Чонгук, на ходу придумывая легенду, но звонящий телефон Феликса его перебил. Как вовремя. Госпожа Удача сегодня на его стороне.       Феликс встал из-за стола, попутно отвечая на вызов.       — Юнги, развлеки гостя, пока я ненадолго выйду поговорить! — уже выходя из столовой, крикнул альфа сидящему в оцепенении мужу.       В столовой повисла тишина, которая стала свидетелем двух непрерывно смотрящих друг другу в глаза людей. Юнги пришёл в себя первым и, встав на ватные ноги, принялся резать несчастный кусок мяса, чтобы положить его гостю.       Омега стоял так близко, что зверь Чонгука тут же проснулся, отзываясь на такой уже полюбившийся запах. Месяц он пытался, как дурак, найти хоть что-то похожее на него, скупая омежьи духи и даже крема, но ничего и близко не пахло так, как пах замужний омега.       Такое с альфой происходило первый раз в жизни. Волк принял чужого омегу за своего и готов был за него биться. До встречи с Юнги зверь в большинстве случаев спал, не реагируя на тех, кто делил постель с хозяином. Даже покойная жена не вызывала в нём никаких эмоций. Чонгук уже и не надеялся, что настанет день, когда он и его волк сойдутся безоговорочно на одном и том же омеге. Что им теперь делать? Смиренно ждать, когда болезненное наваждение отпустит?       — Господин Чон, зачем вы приехали? — набравшись смелости, спросил Юнги, накладывая в тарелку гостя закуски к мясу. Что-то подсказывало внутри, Феликс тут ни при чём.       — К тебе, — Чонгук нежно взял руку омеги, что маячила перед его тарелкой, и, убрав из неё палочки, приложил к своей щеке. Забыв про всё, он переплёл их пальцы, продолжая ластиться к тыльной стороне ладони, прикрыв глаза.       — Зачем? — ошарашенный Юнги стоял как вкопанный возле альфы и смотрел на свою ладонь, которую без сопротивления использовали в своих целях.       — А зачем, Юнги, люди приезжают друг к другу?       — Вы меня пугаете… — вырвав свою ладонь, Юнги с колотящимся сердцем быстро вернулся на своё место и шёпотом добавил: — В правом углу камера, господин Чон.       — Чёрт, — сорвалось с губ Чонгука. — Не подумал.       — Если вы переживаете, то, как видите, со мной всё хорошо. Моя персона не стоит вашего внимания. Вам не нужно было приезжать в такой поздний час.       — Юнги, даже если бы эти страшилы на входе разукрасили моё лицо и пустили в меня пару пуль, я всё равно бы приполз на порог твоего дома посмотреть на тебя…       — Не надо. Ничего больше не говорите. Вы сильно пьяны, господин Чон, раз, будучи в отношениях, позволяете себе такие вольности, — покрасневший от таких слов Юнги встал и вышел из столовой, всё ещё не веря своим ушам. Образ идеального альфы с треском разбился об реальность.       Уже в холле он столкнулся с возвращающимся обратно в столовую Феликсом. Альфа заметил, как омега растерянно оглядывался по сторонам, будто ища укромное место, где спрятаться.       — Что случилось? Почему гостя оставил одного? — Феликс грубо схватил за предплечье расстроенного мужа.       — Господин Чон меня отпустил. Мне нехорошо, хочу скорее лечь в постель, — как можно спокойнее ответил омега.       — А если я камеры посмотрю? — давит на совесть, зная, как Юнги боится его.       — Смотри, — убедительно, не показывая в глазах страх от того, что сделает с ним Феликс, если посмотрит их.       — Ладно. Иди наверх, — отпускает руку Юнги и спешно уходит к ночному гостю.       В столовой Феликс застал уже начавшего собираться домой Чонгука.       — Самурай, ты куда? Мы же ещё не поговорили, — спрашивает у гостя, который, не обращая на него внимания, прошёл мимо.       Пересилив себя, Чонгук не оборачиваясь неразборчиво и тихо проговорил:       — Уже неважно. Не буду вам мешать, — специально идёт, как можно сильнее шатаясь. — Я просто сильно перебрал. Забудь, — громко хлопает входной дверью, оставляя Феликса одного посреди сумрачного холла в полном замешательстве.