Мой покровитель — Самурай

      Жёлтые. Розовые. Голубые в белую полосочку. Омега сидел на кровати, поджав под себя ноги, и с нежностью перебирал маленькие разноцветные носочки. Почти каждый день, когда Юнги оставался один в особняке, его любимым времяпрепровождением было рассматривание детских вещей. Вытащив их из шкафа, он аккуратно раскладывал всё на кровати и долго не мог налюбоваться крохотными комбинезонами, ползунками, носочками и чепчиками. Одну из гостевых комнат только-только начали переделывать в детскую, поэтому все вещи для малыша, которые любил покупать омега, пока хранились в их с Феликсом спальне.       Юнги ещё каких-то полгода назад только и думал о том, как сбежать за пределы высокого каменного забора, который окружал трёхэтажный дом, словно тюрьму для особо опасных преступников. Сейчас же мысли о побеге и самоубийстве отошли в долгий ящик, возможно, чтобы остаться там навсегда. Малыш — единственное, что держало омегу в этом особняке. В этом мире. Там, за забором, им двоим нет места.       Из особняка без сопровождения омегу никогда не выпускали. Феликс всегда приставлял к супругу водителя и одного охранника. Сам же дом был оснащён камерами видеонаблюдения почти во всех комнатах, кроме супружеской спальни. При въезде на участок возле высоких ворот обычно дежурили вооружённые охранники, которые досматривали всех, кто приезжал и покидал особняк.       Когда Юнги перебрал, казалось бы, все варианты побега, у него опустились руки. Спустя пять месяцев после заключения брака в голове стали появляться навязчивые мысли о смерти. Словно сам демон сел на плечо и каждый день ласково шептал о том, что смерть для омеги — единственный выход. Убить себя и освободиться. Перерезать вены или выпить таблеток, чтобы стало навеки спокойно и больше не было больно. Сил терпеть постоянные побои, унижения, сломанные пальцы и рёбра спустя полгода брака почти не осталось. Скандалы часто возникали из ничего. Феликс мог завестись из-за любого пустяка. Не встретил у дверей после работы — пощёчина. Улыбнулся водителю — несколько выдранных прядей волос. А за отказ от исполнения супружеского долга Юнги мог неделю приходить в себя, не в силах встать с кровати. Даже усвоив урок в беспрекословном подчинении, омега не мог сохранить спокойствие при виде возбуждённого мужа. Тело инстинктивно спасало себя, брыкаясь и закрываясь от альфы, тем самым только раззадоривая его. Для Феликса это были своего рода брачные игры, когда он догонял испуганного омегу и, бросив на кровать, разрывал на нём одежду, чтобы потом изнасиловать. И неизвестно, был бы сейчас жив Юнги, если бы не случайная беременность. Малыш не был результатом большой любви, но тем не менее для омеги он стал желанным.       После того как Феликс узнал о беременности, ему пришлось всё-таки усмирить свой вспыльчивый характер. Уже как полгода он держал себя в руках, не позволяя себе большего. Омеколог сразу предупредил будущих родителей о том, что их, возможно, ожидает тяжело протекающая беременность. Некоторые анализы будущего молодого папы были ниже нормы, а также недобор в весе вызвали у врача недоумение. В голове омеколога был только один вопрос о том, как супруг главы клана, у которого есть деньги и власть, оказался в таком плачевном состоянии.       Предостережение врача сбылось на сто процентов. Состояние Юнги с каждым месяцем не улучшалось. Первые два месяца была угроза выкидыша, а токсикоз так и вовсе не давал продыху. Тошнота, упадок сил и головокружение были ежедневными спутниками омеги вот уже полгода.       Почти час Юнги провёл за рассматриванием детских вещей и воспоминаниями о прошлой жизни, что осталась за высоким забором. Вчерашний ужин в ресторане тоже иногда всплывал в памяти, переплетаясь с тоской о прошлом и страхом перед таким неизвестным будущим.       Красивый незнакомец, представившийся как Чон Чонгук, произвёл на омегу больше всех впечатление. Его визитку, кстати, пришлось спрятать под прикроватной тумбочкой. В отличие от мужа, господин Чон весь вечер держал себя в руках, несмотря на количество выпитого алкоголя. Он был вполне спокоен и сдержан. За столом альфа почти не сквернословил, а сигареты, что господин Чон крутил весь ужин в руках, зажигались только на ступеньках ресторана. Такой мужчина с первого взгляда приковывает внимание, так как чертовски хорош собой. Его омеге наверняка нелегко быть рядом с ним и не сгорать каждый раз от ревности. Именно о таком альфе мечтают по ночам молоденькие невинные омеги, фантазируя о неземной любви до гробовой доски.       Только вот Юнги о подобном никогда не мечтал. Разрываясь между школой и работой в кафе, он не переставая думал об увеличивающихся долгах отца, всегда пустом холодильнике и как бы хватило на автобус, чтобы не идти в очередной раз почти час пешком до дома. Да и в целом он не был мечтой альф. Маленький худощавый мальчик с желтоватыми от дешёвой краски волосами. Для всех Юнги был лишь своим пацаном, другом и младшим братишкой, нежели омегой. Зато Феликс и его головорезы увидели всё иначе. Будущий муж смог разглядеть среди колючек, которыми оброс омега, только-только начавший распускаться цветок.       Вернувшись в реальность из раздумий, Юнги посмотрел на часы. После обеда запись к омекологу, до которой нужно было заглянуть ещё в одно место. Страх будущего натолкнул омегу посетить очень необычного человека. Бывшие коллеги из кафе часто обращались к этой женщине, когда хотели узнать будущее или найти решение какого-нибудь сложного вопроса. Юнги всегда был настроен скептически, не веря во всё мистическое и потустороннее, но вот в последнее время в голову стали закрадываться мысли о том, что же их ждёт с малышом в будущем? Есть ли у них шанс выбраться отсюда или нет? Будут ли они счастливы?       Спрятав в шкаф детские вещи, Юнги сначала перед зеркалом замазал страшные синяки на шее, а потом, натянув белую толстовку и широкие джинсы, вышел из комнаты.       Сегодня омегу сопровождал только водитель, так как охранник, обычно сопровождавший его, заболел, а остальные оказались заняты. Феликс спокойно мог отпустить супруга только с водителем, не опасаясь за его жизнь. Альфа знал, что выдрессированные бугаи сделают всё, лишь бы Юнги не пострадал.       Уже в дороге омега уговорил водителя завернуть в тихий спальный район. Бросив машину у дороги, им пришлось какое-то время побродить по тёмным узким переулкам между старенькими домами, прежде чем наткнуться на нужную дверь. Несколько вывесок возле облезлой от краски железной двери гласили: «Часовая лавка господина Оззу», «Изготовление дубликатов ключей», «Круглосуточный мотель», «Ломбард». Ярче всех горела зелёным неоновым цветом вывеска, что была отдельно от остальных — «Магическая лавка мадам Нунари».       Поднявшись по узкой скрипучей лестнице на третий этаж, их с водителем чуть ли не сбила с ног разгневанная девушка, которая неожиданно выскочила в тёмный коридор из проёма, занавешенного плотной чёрной тканью.       Заплаканная омега остановилась и посмотрела на впавших в ступор Юнги и водителя, чтобы сквозь зубы прошипеть:       — Даже не смейте заходить и отдавать этой жирной мошеннице деньги! Нихрена она не знает! Мошенница! — девушка ещё раз подошла к проёму и, отодвинув тяжёлую ткань, опять прокричала: — Ты мошенница! Никто больше к тебе не придёт! Да мой мужик твою лавочку быстро прикроет!       Откуда-то из глубины комнаты тихий спокойный голос на эту грязную тираду ответил:       — На правду не обижаются… Я не виновата, что ты — любовница и проститутка. Говорю то, что показывают мне духи. А они никогда мне не врут.       Девушка в гневе выпучила глаза не в силах придумать что-то ещё, с силой пнула стоящий в проёме комод, заставленный чёрными горящими свечами, и побежала по коридору к лестнице, напоследок всё-таки крикнув:       — Да пошла ты! Дура!       Вмиг всё затихло. Юнги и ошарашенный водитель переглянулись, не зная, как на такое вообще реагировать. Немного постояв в проёме, омега, набравшись смелости, оставил водителя, а сам нырнул между чёрных тканей в комнату к мадам Нунари.       В просторном помещении было сумрачно. Окна, занавешенные шторами, не пропускали солнечных лучей. Единственным источником света служили свечи, что ярко горели, стоя на комоде, настенных полочках и большом круглом столе.       Юнги несмело подошёл к столу, накрытому чёрной тканью, и, оглянувшись по сторонам, проговорил в пустоту комнаты:       — Мадам Нунари?       В ответ тишина.       — Здравствуйте! — Юнги ещё раз попытался привлечь к себе внимание.       Вдруг послышались неторопливые тяжёлые шаги из узкого тёмного коридора, что вёл, скорее всего, в ещё одну смежную комнату магической лавки. Юнги уставился в темноту, из которой плавно вышла высокая полная женщина. Её кожа почти сливалась с сумраком, а кудрявая шапка из волос плавно покачивалась из стороны в сторону при каждом сделанном шаге.       Мадам Нунари поставила на стол кружку с кофе и тяжело села в старое кожаное кресло возле него.       — Вместо кофе хочу выпить виски, но ещё целый день работать, — гадалка сделала несколько глотков из кружки. — Что тебя привело ко мне, дитя? — поставив кружку, она сложила руки, украшенные массивными кольцами, на столе и подняла глаза на всё ещё стоящего Юнги.       — Хочу узнать, что меня ждёт в будущем… — от мрачной обстановки у омеги всё сжалось внутри, и, по правде говоря, уже ничего не хотелось знать. Страшно. По коже пробежали мурашки.       — Садись, посмотрим, что покажут мне карты, — мадам Нунари указала на стул напротив себя и принялась тасовать потрёпанную колоду.       Аккуратно усевшись на скрипучий деревянный стул, Юнги, как заворожённый, стал следить за ловкими движениями рук гадалки.       Протянув колоду к омеге, мадам Нунари тихо попросила:       — Правой рукой сдвинь карты на себя.       Юнги сдвинул карты, и гадалка ещё раз перетасовала колоду, прежде чем разложить их на столе. Несколько минут женщина рассматривала цветные картинки, не произнося ни слова. Но даже так было понятно — расклад оказался совсем не радужный.       — Ты — фея в золотой клетке. Рядом с тобой выпала карта морского чудовища, — указательным пальцем постучала по картам гадалка. — Это тот, с кем ты делишь постель. Между вами есть связь.       — Муж… — Юнги с открытым ртом следил за пальцем женщины и кивал на её догадки.       — А вот это препятствия вокруг тебя. Ах, сколько же здесь ножей и мечей… Какая-то рыжая русалка рядом с твоим мужем, — гадалка указала на несколько карт с необычными картинками, — а над тобой чёрный дракон выпал.       — Что они означают? — несмело спросил Юнги.       — Русалки — всегда любовницы или проститутки. Странно… обычно драконы — это мужья. Но у тебя всё по-другому.       — Может, всё-таки это мой супруг?       — Нет, этот мужчина не имеет с тобой на данный момент связи. Возможно, вы только познакомились? Он уже где-то рядом… Не тот мужчина рядом с тобой сейчас, не тот. Другой тебе предначертан.       — Как? Как другой?.. Не хочу больше… Одного раза хватило, — Юнги, нахмурившись, наблюдал, как мадам Нунари смотрела на карту дракона через огонь свечи.       — Мало… мало информации идёт от карт… ничего не вижу. Надо духов призвать.       Окропив кровью из пальца круглое зеркальце, мадам Нунари начала читать заговор на неизвестном Юнги языке. Растирая алые разводы по отражающей поверхности, она долго всматривалась в огонь на плоском серебряном блюдце, забывая время от времени моргать.       Пока длился обряд призвания духов, Юнги совсем стало не по себе. Если бы он знал, что его ждёт настоящий фильм ужасов, ни за что не пошёл сюда. В какой-то момент резко стало холодно. А за спиной заскрипел паркет. Тело оцепенело от ужаса. Сердце, казалось, остановилось от страха. Мадам Нунари закрыла глаза и резко замолчала. Жуткую тишину нарушали тихие постукивания и шуршания по стенам комнаты. Огонь на свечах трепыхался, грозясь погаснуть. Ещё чуть-чуть, и роды придётся принимать водителю.       Мадам Нунари резко схватила Юнги за ладонь и сжала.       — Не бойся, дитя, не тревожь ребёнка: он спит сейчас сладко.       Странные звуки в комнате прекратились, а могильный холод исчез. Стало тихо и спокойно.       Всё также с закрытыми глазами гадалка уставилась куда-то перед собой и, время от времени сжимая омеге ладонь, стала шептать видения от духов:       — Вижу, тень за тобой стоит… Мужчина. Лица не разглядеть. Но глаза… Глаза его словно чёрная дыра. Бездна. Закрывает тебя… Даже от меня закрывает. Духи говорят — он дракон… Дракон, который убьёт чудовище. Убьёт… убьёт… убьёт… — мадам Нунари резко замолчала. Её спокойное гладкое лицо вдруг исказилось.       Юнги внимательно слушал предсказание и ничего из этого не мог расшифровать.       — Сама костлявая пришла. Стоит уже рядом с тобой… Зачем пришла?! Зачем?! Уходи! Прочь! Прочь! — замотав головой в разные стороны, словно в бреду, гадалка затряслась и отпустила ладонь омеги. Духи покинули её, показав только то, что посчитали нужным.       Она подняла голову и посмотрела на напуганного Юнги. После этого сеанса придётся закрыть приём до завтрашнего дня. Сил у неё почти не осталось.       — Мадам Нунари, что всё это значит? Мужа убьют? Я умру? — омега не на шутку перепугался, не зная теперь, что с этим всем делать.       — Мальчик мой, ждут впереди тебя испытания. Мужчина поможет тебе всё преодолеть. Он — твоя судьба. Будь сильным… — женщина взяла обе холодные ладошки Юнги и стала поглаживать, утешая.       — А смерть? — Юнги как будто и не слышал, что ему говорила мадам Нунари. Его теперь мучил только один вопрос.       — Она уже пришла. За кем — не знаю… Я перед ней, увы, бессильна… Я тебя предупредила — это главное. Будь предельно осторожен. К сожалению, больше духи ничего не показали…       Юнги сидел полностью опустошённый и подавленный от расклада на ближайшее будущее. Неужели в его жизни всё так плохо? Никакого светлого будущего для них с малышом нет? Кто-то умрёт?       Уже прощаясь, мадам Нунари крепко обняла омегу и долго что-то шептала над белой макушкой. Хоть она и знала, что перед самой госпожой смертью это бессмысленно, но попробовать поставить защиту стоило.       — Сколько стоит приём? Я заплачу… — Юнги на выходе вспомнил об оплате и полез в карман за наличкой.       — Иди, дитя моё… Я буду просить духов за тебя. Надеюсь, мы с тобой ещё встретимся… Береги себя.       Водитель, что ждал в узком коридоре, выглядел удивлённым, когда Юнги вышел к нему.       — Вас не приняли? Что-то вы быстро… — мужчина шёл за омегой по лестнице, нервно оглядываясь по тёмным углам.       — Быстро? — переспросил Юнги, так как по времени сеанс длился минут сорок, если не больше.       — Господин, вас не было ровно пять минут. Я засекал.       — Мадам Нунари беременных не принимает, — здесь было всё странным от начала и до конца. Спорить с водителем не было ни сил, ни желания. — А вы, случайно, не слышали ничего необычного, пока меня не было?       — Нет. Было тихо, как на кладбище… Жуть. Но вот из тёмных углов на меня явно кто-то смотрел! Я уверен в этом! Там чертовщина творится…       — Тебе показалось.

***

      Спустя пять вымытых до блеска комнат поясница омеги заныла, давая о себе знать впервые после беременности. Впереди ещё ровно столько же абсолютно грязных после бурной ночи комнат борделя. Устраиваясь неделю назад в «Кровавый лотос» в центре Сеула, Чимин и подумать не мог, что будет настолько тяжело работать, казалось бы, простым уборщиком. Привыкший к физическому труду, он уже на второй день валился с ног, кое-как добравшись до дома. Все предыдущие работы не забирали столько энергии, как работа в борделе. Единственное, что держало здесь Чимина — это удобный график и хорошая зарплата. Для папы четырёхлетнего ребёнка — то, что нужно.       Коллектив принял омегу с распростёртыми объятиями. С кем-то уже обменялись контактами, а один бета даже пригласил на свидание. Жизнь продолжается. Хотя ещё два месяца назад омега не видел выхода из постоянных провальных собеседований и почти был готов идти продавать своё тело. Пожилые родители и он с сыном — вот и вся семья. Благодаря друг другу и держались, живя в маленькой квартирке. В тесноте, да не в обиде.       Закончив со всеми комнатами, Чимин спустился на первый этаж. После перерыва на обед у них по плану генеральная уборка в зале ресторана. Поправив влажные от пота тёмно-русые волосы, омега прошёл на кухню и, отстояв очередь, забрал свой комплексный обед. Всё ещё помятый и красный как помидор после уборки комнат он поднялся на четвёртый этаж в комнату отдыха, где можно было спокойно поесть.       Плюхнувшись на мягкое розовое кресло возле панорамного окна и разложив свой горячий обед на низком стеклянном столике, Чимин нетерпеливо подхватил палочками большой кусочек красной рыбки и закинул полностью в рот. Он уже и забыл, когда в последний раз ел не торопясь, наслаждаясь вкусом. На всех предыдущих работах на перерывы отводилось не больше получаса, а то и меньше. Иногда вообще приходилось есть, не отрываясь от работы. Здесь же хозяин борделя отводил на обед и отдых целый час. Никто не торопил, стоя над душой. Никто не орал без разбора на всех. Слухи о хороших условиях труда оказались совсем не слухами. «Кровавый лотос» был в надёжных руках.       Чимин опустошил тарелки за пятнадцать минут и с приятной тяжестью в желудке откинулся на спинку кресла, чтобы немного вздремнуть. В полудрёме ему, как всегда, снился просторный светлый домик, розовая детская и большая лохматая собака.       К концу обеденного перерыва комната отдыха опустела, оставив спящего омегу совсем одного. Будильник, что должен был его разбудить, не успел прозвенеть. Резкий удар по столику заставил Чимина вздрогнуть, в испуге открыв глаза. Высокий омега в ярко-красном костюме стоял в двух шагах от него и смотрел в упор, изогнув брови.       — Уже иду, простите, — Чимин ещё не знал всего персонала, поэтому на всякий случай решил заранее извиниться.       — Тебя так затрахали, что на ходу засыпаешь?       — Что?       — Хотя ты страшненький, устал туалеты натирать?       — Не понял. Вы кто вообще? — до только что проснувшегося мозга начало доходить: этот омега явно не из сотрудников борделя. Слишком дорого и пафосно выглядел.       — Страшный и тупой. Вот это комбо! — незнакомец засмеялся, показывая верхний и нижний ряд зубов.       — Тебе что от меня надо, а?! — Чимин поднялся с кресла и встал напротив выскочки.       — Иди работать, бедность, солнце ещё высоко! И место на моём любимом кресле впредь не занимай! Запачкаешь ещё.       Чимин с такими экземплярами привык сталкиваться, поэтому на этот выпад быстро придумал, что ответить:       — Присаживайтесь, господин! — обслюнявив показательно ладонь, Чимин провёл ею по креслу, смахивая невидимые крошки, и, собрав свои вещи, быстро убежал работать, чтобы не броситься в драку с напыщенным индюком.       Тэхён брезгливо посмотрел на испорченное слюнями кресло и сел на кожаный диван. Атмосфера, как и сотрудники борделя, каждый раз вызывали у омеги только тошноту, но ради лучшего друга, который, как назло, продавал здесь своё тело, приходилось терпеть этот сброд низшего класса.

***

      С самого утра пребывая в плохом расположении духа, Чонгук одним взглядом заставлял трястись поджилки у всех, кто заходил в его кабинет. Вчерашний ужин в ресторане закончился для альфы сценой ревности, растянувшейся почти на час. Тэхён, перебравший с алкоголем, услышав от Чонгука отказ на предложение о ночи любви, совсем потерял над собой контроль. Уже в машине омега устроил ревностный скандал, приписывая альфе в любовники всех тех, с кем он когда-либо пересекался. Супругу Феликса досталось больше всех. Поток грязи, что безостановочно лился изо рта Тэхёна, остановился только тогда, когда Чонгук, достав пистолет из бардачка, не пригрозил выпустить пулю ему в голову. И такое тоже бывает между ними. Иногда омега забывает, с кем имеет дело. Чонгук ему напоминает. Грубо. Жёстко. Но эффективно.       Чем дольше длились их отношения, тем сильнее сносило крышу Тэхёну. Если вначале он пытался скрывать свой вспыльчивый, ревностный характер, то сейчас все маски слетели, и перед альфой всё чаще предстаёт истинная натура омеги.       В кабинет Чонгука, хлопнув дверью, влетел счастливый Хосок. Друг ещё не знал, что сегодня всем переступившим порог могли запросто откусить голову. Глава клана «Белой розы» со вчерашнего вечера был в плохом настроении. Его лицо было мрачное, словно небо в дождливый день, а глаза переливались золотом, тем самым показывая, что зверь внутри проснулся и готов напасть на любого, кто встанет на пути.       Как обычно, Хосок, не переставая болтать очередную бесполезную чушь, прошёл к чёрному кожаному дивану и плюхнулся на него, принимая удобную позу.       — Ну что, мой друг, уже обед. Поехали, поедим, что ли? — Хосок расстегнул верхние пуговицы бордовой рубашки и прикрыл глаза, мысленно представляя меню любимого ресторана.       Подняв тяжёлую голову от стопки документов, напряжённый с ног до головы Чонгук посмотрел на разомлевшего друга на диване и совсем недружелюбно ответил:       — В другой раз. Я занят.       Хосок открыл глаза, почувствовав наконец-таки повисшую в воздухе напряжённую атмосферу.       — Ты чего это? Совсем крыша поехала от работы?       — С Тэ поругались вчера. До сих пор не могу успокоиться.       — К кому на этот раз приревновал? К официанту?       Чонгук поставил размашистую подпись на одном из договоров и, отложив бумаги в сторону, на выдохе произнёс:       — К омеге Феликса…       — Его тоже можно понять. Юнги красив. Даже очень красив…       — Но это не даёт ему права осыпать беременного омегу самыми последними словами.       — Ты прав. Тэхён совсем не следит за тем, что вылетает из его рта.       — Я думал, что пристрелю его… Посмотри на мои глаза, — Чонгук посмотрел на друга, ожидая вердикта. Хотя тут и так было всё ясно.       — Вот это новости! — Хосок прищурился, чтобы ещё раз получше разглядеть изменившийся цвет глаз альфы. — Зверь проснулся?       — Да…       Разговор друзей прервал звук открывающейся двери. Так бесцеремонно мог зайти только Кико. Молодой двадцативосьмилетний альфа был правой рукой Чонгука и, так же как и Хосок, без разрешения влетал в кабинет.       Как только Кико увидел развалившегося на диване раздражающего Хосока, то не раздумывая подскочил к нему, чтобы всем весом навалиться сверху. С первого взгляда они невзлюбили друг друга. Взаимная неприязнь мешала двум альфам спокойно сосуществовать в одном помещении даже минуту. Но дружбе это никак не мешало.       — Опять отвлекаешь Самурая?! Не видишь, сколько у него дел, а?! — Кико завалился на Хосока и, схватив того за ворот рубашки, начал тянуть с дивана. Но ничего путного не выходило. Со стороны казалось, что они просто барахтаются, как в замедленной съемке, на одном месте, словно два толстых неповоротливых кота. — Ты мешаешь!       — Да отвали ты от меня! Тебя опять забыли на цепь посадить! Собака бешеная! — Хосок не уступал молодому альфе в силе и, взяв его за загривок, стал оттягивать от себя.       — Да, я бешенством болею! Поэтому за себя не ручаюсь! — Кико отпустил рубашку Хосока и также схватил чужой загривок. — Отпусти мои волосы, сука! — взревел альфа от боли.       Чонгук спокойно наблюдал со стороны за вольной борьбой двух остановившихся в развитии альф и не собирался их разнимать. Так можно и своих волос лишиться. Выплеснут гормоны — успокоятся. Не в первый раз. Многие шептались, что, возможно, они так проявляют чувства и между ними вот такая неправильная для их мира любовь. Но когда все узнали о муже и двух маленьких детях Кико, сразу же закрыли свои рты.       Две широкие фигуры сцепились намертво, шатаясь из стороны в сторону по кабинету. Кико тянул Хосока к двери, пока тот всеми силами упирался. Мирно они явно не разойдутся. Кто-то должен пролить кровь.       В какой-то момент Кико взял первенство и, одной рукой держа всё также Хосока, а другой открывая дверь, резко вытолкнул его из кабинета. Но не уследив за тем, как Хосок, потеряв равновесие, инстинктивно схватился за проём, захлопнул дверь вместе с его пальцами. Вопль раненого зверя пронёсся по коридору, пугая остальных участников клана.       Хосок, красный как рак, прижал к груди пульсирующую от боли ладонь и сквозь пелену слёз посмотрел на Кико, чтобы злобно прокричать:       — Ты труп! Мои пальцы! Они сломаны, блядь!       — Друг, друг, друг, прости меня, прости… — Кико подхватил Хосока под локоть и повёл обратно в кабинет. — Я не хотел. Случайно как-то вышло! Самурай, надо в больницу!       Чонгук, бросив на стол бумаги, кинулся к друзьям на их душераздирающие крики. Пришло время кому-то из них залечивать раны после битвы.       — Доигрались опять… — осмотрев посиневшие пальцы друга, Чонгук сморщился, представив, как это больно. — Вот так вот, вместо обеда придётся ехать в больницу. Довольны? Альфа-самцы, чёрт вас дери… Скорее всего, перелом…       — Поехали скорее, Чонгук! Умираю, как же больно… — драматически закатив глаза, заныл Хосок. — А ты! — альфа указал здоровой рукой на побледневшего Кико. — Ты кормишь меня месяц в ресторанчике за углом! Нет. Два месяца!       — Конечно, друг… Я на всё согласен! Можно мне с вами?       — Мы быстро, Кико. Остаёшься за главного! — Чонгук открыл злосчастную дверь перед Хосоком, чтобы тот вышел. — Заживут его пальцы, не переживай. Главное, что не оторвали! — улыбнувшись помощнику, он вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

***

      Спустя час Хосок уже вышел из кабинета врача с загипсованным средним пальцем. Ближайшие несколько недель этим пальцем он планирует дразнить Кико. А ещё бесплатные два месяца обедов или ужинов в любимом ресторанчике грели душу.       Чонгук, увидев вышедшего друга от врача, подскочил с диванчика. И не сказав ни единого слова друг другу, друзья направились по длинному больничному коридору на выход.       Они шли не спеша, обходя врачей и пациентов. Кто-то из персонала узнавал глав кланов, так как им часто приходилось пользоваться услугами этой городской больницы. Гул и запахи смешались в одно целое, действуя тем самым на и так загруженную голову Чонгука. Зверь внутри никак не мог успокоиться. Со вчерашнего вечера он изводил хозяина, делая его раздражительным ко всему живому и неживому. Волк пока сам не понял, что его так взбудоражило и из-за чего он вот уже сутки не мог уснуть. Только ходил по кругу, скребя когтями грудную клетку альфы изнутри.       Спустившись на первый этаж, альфы стали пробираться сквозь кишащую толпу из людей, которые двигались в разные стороны, заставляя других петлять, обходя их. Чонгук шёл, погрузившись в свои мысли, не поднимая головы, пока в какой-то момент он не уловил из толпы такой уже знакомый запах малины с топлёным молоком. Потеряв контроль над собой, альфа поднял взгляд от своих чёрных туфель и за несколько секунд обнаружил в толпе впереди идущих к выходу из больницы белую макушку. Не сказав ничего Хосоку, он бросился вперёд, сталкиваясь плечами то с одними, то с другими. Словно голодный хищник, Чонгук в два счёта настиг свою жертву. Но вместо того чтобы наброситься и впиться в шею острыми клыками, он резко вынырнул перед лицом омеги, тем самым сильно его напугав.       — Господин Чон! Вы… Вы напугали меня, — Юнги закрыл глаза, тяжело задышав. Руки, что держали бумаги с анализами, он приложил к груди, от чего некоторые из них полетели вниз на белую больничную плитку.       — Прости. Не наклоняйся! Я сам соберу бумаги, — наклонившись перед испуганным омегой, Чонгук начал лихорадочно собирать разлетевшиеся листы, пока их не затоптали.       Тем временем к ним уже подоспел ничего не понимающий Хосок.       — Здравствуй, прекрасное создание! — Хосок нагло взял холодную ладонь Юнги и медленно поцеловал, смотря при этом прямо ему в глаза. — А я-то думаю, куда так рванул мой друг! Веская причина, и не поспоришь, — строя глазки омеге, Хосок и не заметил, как его кое-кто испепеляет горящим взглядом.       Чонгук, отряхнув листы от пыли, передал их в руки Юнги. На несколько секунд их пальцы соприкоснулись. Нежная тонкая кожа омеги и грубая, шершавая от тренировок кожа на руках альфы.       — Хосок, подожди меня в машине, — Чонгук посмотрел не скрывая раздражения на флиртующего друга и утвердительно проговорил, сдерживая неприличные слова при омеге.       — Один палец мне сломал и волосы выдрал, второй, как собаке, приказывает, что делать. Что за друзья? — с обидой в голосе пожаловался Хосок. — Рад был вас увидеть, до встречи, — опять поцеловал ладони омеги, назло злому дракону.       — До встречи, господин, — всё, что смог выдать ошарашенный разыгравшейся перед ним сценой омега.       Оставшись вдвоём, Чонгук отвёл омегу к диванчику и усадил, а сам отошёл купить горячий чай в автомате.       — Осторожно, горячий, — Чонгук протянул стаканчик в руки Юнги.       Аккуратно присев рядом, Чонгук сделал глоток и, смотря в упор на омегу, задал вопрос, который волновал его с прошлого вечера:       — Как малыш?       — Всё хорошо, господин Чон. Сегодня он махал нам в экран маленькими ручками… Но… Врач запретил мне нервничать после того, как я рассказал ему о случае в ресторане, — Юнги гладил пальцами стаканчик и робко улыбался, вспоминая чёрно-белый экран в кабинете врача. — Это невыполнимая задача для меня. Ещё три месяца впереди. Мне кажется, я не смогу…       — Я рад, что с вами всё в порядке. Увидев твою кровь, я сам перепугался, — нервный смешок сорвался с губ Чонгука. — Чем я могу тебе помочь? Ты не подумай, что я преследую какие-то цели или что-то ещё… Юнги, я просто по-человечески хочу помочь, от чистого сердца… Феликс, он тебя… — не стал договаривать фразу, боясь надавить на больное.       Юнги повернул голову к альфе и столкнулся с пронзительным взглядом тёмных глаз. Странно, но от этого почти незнакомца, взрослого мужчины, он не чувствовал опасности и страха. Рядом с ним было спокойно. Так чувствует себя ребёнок на руках у родителя. Так чувствует себя только что родившийся котёнок, уткнувшись носиком в пушистое пузо мамы-кошки в поиске молока. Что сейчас, что вчера в маленьком помещении уборной господин Чон вёл себя сдержанно, не позволяя себе лишнего в прикосновениях и словах.       — Не всё так плохо, господин Чон. Иногда я сам себе враг. Для того чтобы начать нервничать, мне хватает подумать о чём-нибудь, и всё… — Юнги в успокаивающем жесте позволил себе положить ладонь на плечо альфы. — Не переживайте. Если было всё настолько плохо, разве бы я сидел сейчас здесь?       — Хорошо, но как бы там ни было у тебя с мужем, ты можешь мне звонить в любом случае, — Чонгук замер, боясь, что омега уберёт свою ладошку с его плеча. Что-то в словах Юнги его настораживало — тут явно всё не так просто.       — Если вам будет спокойней, то визитку я надёжно спрятал, — убрав руку от альфы, Юнги опять схватился за уже остывший стаканчик.       — Он мне ничего не сделает. Ты об этом переживаешь? Я прав? — вот оно: то, что наконец-то осознал Чонгук.       — Это не так. Нет, — Юнги замотал головой, тем самым сдавая себя с потрохами. — Я пойду. Мне уже пора домой…       — Я могу тебя подбросить до дома? — Чонгук направился за уходящим к выходу омегой.       Юнги остановился и, повернувшись к альфе, твёрдо сказал:       — Господин Чон, у меня, вообще-то, есть личный водитель. До свидания… — быстро проговорив, Юнги, насколько это возможно, быстрым шагом миновал выход и направился к парковке.       Оставшись в просторном холле больницы один, Чонгук почувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, который, не подумав, сморозил совсем несмешную шутку перед понравившимся омегой. Конечно у Юнги был водитель.       Только сейчас альфа почувствовал спокойствие в грудной клетке. Как давно зверь успокоился и перестал разрывать его изнутри?