Круги и треугольники

Тени здесь всегда короче и резче, чем на Земле. Элион часто рисовала эту игру теней и света, но подобрать слова для её описания не получалось. Мир казался неестественным, словно застывшая картинка с выкрученной контрастностью. Цвета припылённые, тягучие и слегка шероховатые, словно они тоже устали от жары. Уже много месяцев Элион жила, будто во сне. Проснуться бы. Солнце выжигало на коже тавро. Словно хотело показать, что Элион принадлежит только этому миру. Солнце всё ещё было на месте. Словно ничего не случилось. А она до сих пор засыпала, видя обмякшие фигуры на главной площади в день коронации. Повстанцы безжалостно вырезали стражу, а стражники резали повстанцев. Глядя на удивлённое лицо мёртвого мальчишки в форме королевской гвардии, Элион уже не понимала, кого должна ненавидеть. Запахи красок и растворителя сменились удушающим ароматом роз. В её саду они были нежно-розовыми с тонкой бледно-кровянистой каймой на лепестках. Аккуратными до пошлости. Она каждый день благодарила садовника, мечтая вместо сложных цветочных композиций увидеть тщедушный дуб у магазина в Хитерфилде, куда они с Корнелией часто заглядывали после занятий пару жизней назад. Элион слушала мир. Тихий шелест сухой травы и листьев. Шум ящериц на камне. Она всё силилась понять, были ли эти звуке ярче, чем ощущалось на Земле. Почве нужен был дождь. Говорили, Элион может вызвать его, но на небе не было ни облака. Словно она ребёнок, решивший поиграть в фею. Магия, струившаяся в ней после коронации, словно затухала вместе с самой королевой. У беседки появилась капитан Мирадель. Слово «мама» слетало с неё легко, как струпья иссохшейся старой краски. — Королева Элион, — капитан кивнула с почтительным равнодушием, салютуя королеве, не дочери. — Капитан Мирадель, — в эту игру можно играть вдвоём. — Хотите поговорить о новостях? — Элион грустно улыбнулась. Мирадель покачала головой: — Это обсудит с Вами Совет. Я лишь хотела сказать, что мы с Альборном планируем подать в отставку. Внутри Элион что-то резко сжалось, словно она падала с огромной высоты. Однако было не страшно, на миг её даже наполнило болезненное удовлетворение, примерно похожее на ощущение после снятой с кровоточащей раны корки. — Это из-за меня? — спросила бесцветно. — Нет. Конечно, нет, — Мирадель всё-таки улыбнулась, и в её глазах Элион заметила отголоски тепла, которое так жадно ловила всю жизнь. — Мы лишь хотим заслуженного покоя. Я была капитаном королевской стражи почти двадцать лет назад. Сейчас в этой роли я выгляжу глупо. Как и Альборн, но, ты знаешь, ему это признавать тяжелее. — Все говорят, ты лучший боец... — Я была им лет двадцать назад, моя королева. Единственная, кто мог пробиться к порталу, сохранив жизнь наследницы. Задание на пару месяцев, — в её усмешке появилась такая горечь, что к горлу Элион подкатил ком. Ещё одна случайно разрушенная ей судьба. Пока лишать людей будущего казалось её единственной неотъемлемой способностью. Она знала, что ни Мирадель, ни Альборн не планировали обрекать Меридиан на гибель, лишая его сердца. Их вылазка на Землю должна была продлиться несколько месяцев. Но повстанцы так и не пришли с вестью о том, что безопасная дорога для наследницы свободна. А потом порталы закрылись на семнадцать лет. — Если ты настаиваешь, — кивнула Элион. — Я не согласна с тем, что вы смотритесь глупо, но вы ведь уже давно планировали уехать, да? — С тех пор, как передали Вас надёжным советникам. Среди них есть люди вашей тёти. Она была единственной, кому мы могли доверять после смерти королевы Вейры. И Кандракар...они не зря почтили нас своим присутствием. Советники, вспомнившие о крови Эсканоров, появились уже почти в день коронации. Пятиюродные дядюшки с тётушками, торговцы и опустившиеся местечковые дворяне, которых Фобос в своё время не посчитал угрозой для трона, слетелись на Элион и падальщиками кружили всё ближе и ближе. Многие из них даже не владели магией, но это не мешало им считать себя представителями голубой крови. Как и ставленникам Кандракара. Сейчас в Совете было уже трое интервентов, называющих себя помощниками. Элион поймала себя на мысли, что уже не впервые думает так о благообразных улыбчивых старичках. Интересно, что отравило её больше: яд брата или их тихий согласный гул, когда её саму заточили в Башне Туманов? Больше всего Элион пугало то, что, понимая ситуацию, она почти ничего не могла сделать, лишь кивать очередному замечанию. На Земле она училась рисовать поля, а не просчитывать аграрные реформы. Рисовать портреты конкретных людей, а не проектировать новое общество на основе совершенно чужой ей культуры. В носу защипало, а сердце странно подёргивалось, словно вместо крови в нём гудел ток. — М...— на долю секунды Элион застыла. Что она могла сказать женщине, которая воспитывала её почти двадцать лет? Как назвать её? Мирадель? Мама? Проклинать за ложь и отчуждённость? Броситься на шею и просить не уезжать? В конце концов, ко лжи ей было не привыкать. Так стоит ли обижаться? — Прости. Наверное, ты ждала, что из меня получится настоящая королева. Не получилась. Все знают, и некоторые уже перестают из вежливости делать вид, что это не так, — голос Элион дрогнул. За Мирадель то и дело бежали шепотки о ненадлежащем воспитании вверенного ей экземпляра наследницы. И никогда не отступающая капитан Мирадель медленно поддавалась желанию стать, наконец, свободной. Сдать свой пост следующим, более подходящим, кандидатам. — Солнце не исчезает за тучами, даже если те временно скрыли его. И королева не перестаёт быть светом, даже если ей кажется, что гаснет. Ты ведь чувствуешь, что мир зовёт тебя. Отличная цитата для безвкусного мотивирующего плаката. Все только и делали, что ссылались на её королевскую сущность. Народ видел в ней живое божество, а она до сих пор плохо определяла время по местным часам. Фобос ненавидел её просто за факт рождения Сердцем мира, Мирадель ждала чудес, Калеб, вот, звал в жёны. Даже Седрик видел в ней подставку для короны — в перспективе и для его собственной. Не слишком функциональный вариант, но до поры приемлемый. Пора явно закончилась быстрее, чем он изначально рассчитывал. У Элион не получалось думать, что всё было запланировано им с самого начала. Она бы пошла за ним и после меньшего, зачем все эти игры в привязанность? Впрочем, Фобос как-то сказал, что Седрик вечно переигрывает. А она была просто не слишком умной маленькой Элион с двумя одинаково чужими фамилиями. — Поедешь на запад? — как можно ровнее спросила Элион. Она слышала, что Мирадель родилась на окраинных болотах, а в столицу прибыла уже будучи признанным воином. — Да. — А Альборн? — Планирует осесть недалеко от столицы, насколько я знаю. То, что они не уедут вместе, было так логично, но Элион всё ещё хотелось цепляться за маскарадные маски прошлого. Для ответственного задания не подходила ни одна семейная пара, и тогда роль родителей было предложено сыграть двум сослуживцам. То, что они изначально не были мужем и женой, должно было стать такой мелочью на фоне того, что Элион оказалась принцессой параллельного мира. Но почему-то это ранило особенно сильно. — Скажи честно: ты жалеешь? — О чём? — Обо всём. Что тогда согласилась забрать меня. Мирадель искренне улыбнулась: — Конечно, нет, — в её глазах читалось осознание наконец выполненного долга. Вся её фигура, и без того уверенная, после заявления об отъезде словно выпрямилась ещё сильнее. Она была готова к новой жизни, и Элион была уверена, что эта жизнь у неё будет. Новый дом, новое место, возможно, новая семья. Новая или первая настоящая. Двадцать лет она проработала младшим секретарём в мелкой конторке. Слилась с местностью, как ей и было велено. Сейчас узнать в этой женщине землянку Элеонор не получалось, и дело было не в чешуе. — Ты свободна. И... спасибо за честность. Мирадель вздохнула и сократила расстояние между ними. Её тяжёлый сапог коснулся края воздушной садовой беседки, укрытой голубыми знамёнами Эсканоров. Мирадель всматривалась в лицо Элион, словно старалась запомнить, хотя до её отъезда ещё оставалось немало времени: — Найдётся, кому сказать, что ты не права. Однажды ты и сама убедишься в этом. Сделай всё, чтобы это не стало фатальным. Верь тем, кто опытнее. И кто не замечен в кровавых распрях. В ответ Элион поступила взгляд. По её щекам ползли мелкие пунцовые пятна, делающие кожу похожей на чешую. Мирадель продолжала: — Твоя тётя, леди Теона, очень хотела, чтобы ты жила. Она была готова принять тебя, как родную дочь, когда с князем будет покончено. Но после того, как покинули Меридиан, мы больше никогда не видели её. Не мы лишили тебя семьи. Ты знаешь, кто лишил. Но это тебе скажут и другие, — Мирадель на секунду замолчала, — А я хочу сказать...просто береги себя, ладно? — добавила она громким шёпотом. Она всё-таки сделала ещё шаг вперёд и обняла Элион быстро, почти символически. Но лжи в этом жесте не было. Мирадель немного неловким движением помахала на прощание. В сердце кольнуло — сквозь доспехи проступил образ, который Элион много лет считала родным. Она опустилась на скамью и бессмысленно смотрела на переплетения дерева под ногами. Неужели всё, что она может дать близким — свободу от себя?

***

Коридоры дворца Вейра миновала в полубреду. Все страшные мысли остались в королевских покоях, в бессонных ночах, полных боли и сомнительных зелий. Ей было так оглушающе спокойно, что хотелось лечь прямо на каменный пол, закрыть глаза и без малейшей тревоги дать кишащим вокруг гадам себя пожрать. Они вышли в сад. Вейра механически сорвала розу: на белых лепестках блестела роса. По пути она обрывала их, оставляя шлейф, словно надеялась затем найти по нему дорогу. Подошли к высокой статуе Лерин, первой из рода Эсканоров. Мох на камне раскинулся так живописно, что садовники решили его не убирать. Вейре он нравился — что-то по-настоящему живое среди искусственной идиллии. Ей хотелось, чтобы сад выглядел иначе. Чтобы растения не выравнивали ножницами, создавая вычурные, но большей частью нелепые, фигуры. Но выхолощенный сад — как и многое другое — был традицией. Вейра почти привыкла играть по правилам. Селена поклонилась и отошла в сторону. Она осталась ждать у статуи, всего в нескольких шагах, но Вейре казалось, что фрейлина находится невероятно далеко, за непроницаемой границей мира живых и мира мёртвых, куда медленно спускалась сама королева. В конце аллеи показался Зейден, уверенным шагом направляющийся в сторону жены. Однако он шёл не к ней — к Селене. Вейра не знала, насколько серьёзна их интрижка, но испытывала к фрейлине лишь благодарность. Ей хотелось, чтобы выбранный Советом породистый муж появлялся в спальне как можно реже. Ступени вели вниз, к фонтану. За фонтаном стояла беседка, укрытая лёгкой голубой тканью. Вейра не видела свою тётю, леди Теону, но ощущала её присутствие уже по нестерпимому запаху благовоний, даже на открытом воздухе вызывающем дурноту. Однажды Вейра заметила, что тётя гасит их, стоит только выйти из её владений. — Леди Тео... — Оракул, — сухо поправила Вейру высокая женщина, по лицу которой вместе с первыми морщинами змеились полоски чешуи. Вейра помнила, что когда-то та скрывала их специальным кремом, но эти времена ушли вместе с надеждами Теоны на престол. Теперь она носила полосы с гордостью, как гвардейцы носят боевые шрамы. — Вы звали меня. Я к вашим услугам, — глаза упёрлись в пол. Она никогда не выдерживала взгляда Теоны, даже сейчас, когда в венах Вейры текла кровь Метамура, а под сердцем росло его дитя. — Дай-ка посмотрю, — Теона двигалась резко и, подойдя к Вейре, почти до боли сжала её подбородок. — Дрожь, недостойная королевы. Вейра проигнорировала её слова, но подняла взгляд, стараясь смотреть в точку между глаз оракула, чтобы хотя бы притвориться, что не боится смотреть той в лицо. — Я чувствую себя дурно, уважаемая оракул. Если вы позволите, я бы предпочла как можно скорее вернуться в свои покои. Теона фыркнула: — Что означает, что ты родилась под знаком Воды? — Что я гибка в решениях и сострадательна к поданным...— заученно начала Вейра. — Оставь это простолюдинам. Это значит, что ты вечно бежишь от обязанностей. Вот как сейчас, — оракул поджала губы. Она смотрела на королеву, и в её взгляде читалось осуждение. Вейра почувствовала, что к глазам подступают слёзы. Важность долга была зазубрена, как букварь. В нём было божество, были долг, королевство, поданные, род, Сердце и, наконец, наследница. Но там не было слова «дочь», и даже в чужих устах оно до сих пор ощущалось чужеродно. А оракул продолжала: — Я не слышу её. И ты не слышишь, да? — сказала она задумчиво. Теона настолько погрузилась в свои мысли, что словно забыла отмерить яд для каждого слова. Так она казалась Вейре особенно похожей на свою сестру, предыдущую королеву. Год назад стихии приняли Теону как оракула, но не как воплощение сердца — уже во второй раз. Многие шептались, что дело в особо ярко проявившейся крови галготов. Среди древа родословной легко находилась королева Шейла, синекожая и крепкая, но об этом забывали, как только дело доходило до расовых распрей. Иногда Вейре казалось, что Теона и сама предпочитает верить, что дело в чешуе. Оракул потушила благовония, и Вейра вдохнула полной грудью. Впрочем, ненадолго — вскоре Теона достала новые свечи. Голова кружилась. Корону, меч, медальон и кубок она поместила на стол с какой-то мрачной торжественностью, словно хотела показать им Вейру, чтобы те устыдились. В последний раз королева видела эти предметы на посвящении, и каждый из них откликался на её прикосновение. Она протянула руку — ей снова нужно пройти испытание? — Стой! — оборвала её оракул. — Не ты. Она так и не откликается, чувствуешь? Вейра знала, о чём говорит Теона. Хотя так много раз слышала истории о том, что королевы творят чудеса ещё до рождения, что воспринимала это как одну из тысяч историй об Эсканорах — тешащую эго правящей семьи, но абсолютно пустую. Она никогда не говорила со своей матерью о том, каково это на самом деле — носить ребёнка. Они множество раз обсуждали важность наследницы, но никогда — выбранного за тебя отца ребёнка, тошноту, усталость, растяжки и радостно-гнетущее ожидание. Они вообще редко говорили о чём-то, что выходило за рамки светского протокола. Даже Теона в своей искренней неприязни казалась маленькой Вейре более живой, чем породившее принцессу божество на троне. За шторами беседки светило солнце, но воздух стал тяжёлым, а по углам заметались беспокойные тени. Казалось, наступила ночь. Душащий дым заполнил всё пространство. Теона переставляла артефакты на столе почти со злостью. После каждой перестановки она снова и снова смотрела на Вейру напряжённым и одновременно отсутствующим взглядом. Вейра понимала — тётя смотрит не на неё. — Пустоцвет! — раздосадовано воскликнула Теона. Вейра замерла — это слово было кощунственным. Оно отрицало законы природы. — Что Вы имеете в виду? — спросила Вейра, пытаясь продемонстрировать спокойствие. Голос дрожал. — Знаешь же, дорогая моя. — Такое было лишь однажды. Она стала королевой уже во время беременности, поэтому дитя не смогло впитать силу, разве не так? — Тебе ещё раз рассказать, как летописцы пишут нашу историю? — Хотите сказать, моя наследница тоже обострит наши отношения с Кандракаром? Как наш последний и единственный король? — Боюсь, это сделает твой сын, — Сын. Она бросила это презрительно, как проклятие. — Стоит ли ждать здоровый плод от гнилого дерева? Теона злорадствовала, но даже сквозь неприязнь к племяннице можно было заметить рассеянность. Она была готова осуждать каждый шаг новорождённой принцессы. Но она не была готова к тому, что Сердце её мира действительно окажется на краю гибели. Словно невольно Теоне вспомнилось, что они с безвольной маленькой Вейрой — на одной ветви. Она устало нахмурилась. Вейра не находила слов не только для оракула, но и для самой себя. Королевы Меридиана не дарят миру мальчиков. Это такая же истина, как то, что солнце заходит на закате и появляется на рассвете. Значит ли это, что она самозванка? Могла ли Теона сойти с ума в своей нелепой зависти к короне? — Пойди прочь. И выучи, наконец, речь для Совета. Надеюсь, тебе хватит разумности не болтать о новостях. Вейра механически кивнула.

***

Элион вздрогнула от шума. Казалось, в беседке только что был кто-то ещё, но мысль ускользала. Видения, ещё секнуду назад такие яркие, рассеялись, стоило взгляду наткнуться на Калеба: — Совет рвёт и мечет, — по лицу было видно, что и сам Калеб тоже. — Что ж, мне кажется, с такой королевой они должны были привыкнуть рвать и метать, — Элион сама удивилась холодности, с которой отчеканила эти слова. Это не была гордость монарха, скорее топанье ногой от обиженной девочки. Калеб посмотрел на неё так, как, кажется, смотрел на сестру Фобос, поняв, что даже победив в их поединке после коронации — один на один и без правил, как она согласилась, — трон он не получит: — Это не то, чем следует гордиться. — Больше всего, помнится, рвал лорд Ленн. Когда обнаружилось, что он обворовывает казну уже полтора года. Удивительная ловкость, Фобоса ещё в Башне Туманов не приняли, а этот уже успел что-то стянуть. — Те бумаги... — Да, мне регулярно рассказывают о том, что это досадная оплошность. И правда, досадно, что пустоголовая кукла на троне проверила сметы, да? В любом случае, уж теперь им точно есть, о чём поговорить, — Элион чувствовала, что внутри поднимается что-то, что она привыкла считать чужим. Вероятно, она была похожа на шипящего котёнка, который мнит себя львом. — Было бы неплохо, если бы ты сначала посоветовалась со мной, а не устраивала сцену в Совете просто потому, что тебе что-то показалось, — Калеб тяжело смотрел на неё, как на нашкодившего ребёнка, причём ребёнка чужого и неприятного. — Ты называешь сценой просьбу уточнить, куда пропало несколько тысяч? — Ты оскорбила почтенного члена Совета, не имея на руках достаточно доказательств, поставив всех в неловкое положение. Элион тяжело посмотрела на Калеба. Она знала, что без демонстрации силы никогда бы не собрала таких доказательств, учитывая, что казну уже несколько месяцев почти полностью контролировали люди Ленна. Действительно, к чему была эта попытка воззвать к их совести? Получилось, как всегда, жалко. Калеб нервно стучал пальцами по деревянным перилам: — Не нравится правда? — едко процедил он. — Ну уж извини, я не этот, чтобы тебе лгать. Метамур, да что с тобой не так?! В нём же нет ничего, кроме дрожи за собственную шкуру. Что в нём лучше? — Хотя бы то, что он никогда не позволял себе говорить со мной в таком тоне. — Даже когда привёл тебя вместо трона на эшафот? Элион промолчала. Иногда ей казалось, что эшафот и правда был гуманнее, в первую очередь по отношению к Меридиану. Она посмотрела в небо, покрытое душной золотистой дымкой. Казалось, ещё мгновение здесь, и она задохнётся. Не глядя на Калеба, она деревянной походкой вышла из беседки и устало вздохнула: — Где там твои рвущие? Веди. Через несколько часов вельможи, в любом случае, устанут кричать. Возможно, она совершила главную...или очередную в своей жизни ошибку. Но при мысли о том, что хотя бы кто-то ещё покинул Башню, ей удавалось найти силы ещё на пару шагов. Пусть ненавидят её сколько угодно, были бы живы. Ей и самой сейчас чрезвычайно была нужна доза Хитерфилда.